Долг и честь (гет)

1.

Не один мальчик в тринадцать лет ведёт себя как дебил — и ни одна девочка не cделает скидку на его возраст.

В октябре на Чарах изучали Заглушающее заклинание; Селвин погрозил товарищам: «Слушайте и запоминайте, дети мои, я сегодня ночью хочу тишины», и Эйвери закатил глаза и задвигал правой рукой, а Мальсибер тут же хрюкнул от смеха. Снейп не участвовал, но как раз его девочки не принимали в расчёт. Мальсибер вышел в гостиную с малиновым прыщом на лбу — и ухмылялся, а за ним, регоча, вывалили Селвин и Эйвери — уж что они там ни сказали в спальне, но гыгыкали все трое ещё долго; с прыщом Мальсибер ходил до вечера, как с орденом Мерлина. На уроках профессора Кеттлберна Селвин заглядывал животным между ног и теоретизировал с Эйвери. Блек и ван Донген возмущались, Флинт прыскала, Хиггс морщилась молча. Девочки не подозревали, что сами они тоже сделались объектом мальчишечьих приватных бесед.

Дети утратили детскость и стремительно приближались ко взрослому миру, а ему отступать от них было некуда. Они стали неуклюжи и отчётливо разнополы. Они сделались неприятно разнохарактерны. Им было трудно с самими собой, а с внешним миром — тем более.

Так сложилось, что в предыдущие годы Нарцисса больше следила за юношами с курса Беллы и теперь, лишившись их, с тоской ощущала упадок нравственного уровня Дома в целом. С Нарциссой соглашались и Патрисия и Хлоя, только Касси хмыкала и предпочитала живую болтовню тоске о высоком. Блек, Хиггс и ван Донген сошлись во мнении, что Флинт легкомысленна, а дружить на своём курсе им решительно не с кем. Мнение Флинт относительно Блек, Хиггс и ван Донген осталось неизвестным, а Мальсибер или Селвин иногда несли портфель Флинт.

2.

Ноябрь, дождь, яичница на завтрак.

— Противно смотреть, — Касси намазывает тост маслом и кивает подбородком в сторону входа в Большой Зал.

По проходу меж столами идёт Снейп рядом с рыжей гриффиндоркой.

— А что такого? — Нарциссе неловко, что кто-то обсуждает Снейпа — во-первых, его поддерживал Малфой, а всё, что делал Малфой — правильно по определению. Во-вторых, в памяти застряло занозой выражение лица ровесника, готового сражаться против всех.

— Да с кем он ходит, — пожимает плечом Касси и отпивает чай.

— А с кем ему ходить? — Нарцисса решает поднять моральный уровень и пресечь сплетни. Ну и что, что при этом она выступит за Снейпа. В конце концов, именно так поступил бы Малфой. — В Доме ему ничего не светит. Не среди нас же ему подружку искать. Он не глуп, понимает это и действует. Это его личное дело.

— Ты думаешь, он за ней ухаживает? — после каникул Хлоя вернулась какая-то иная, более открытая и романтичная. Но сейчас это только некстати и её слова дают разговору новый толчок.

— Тогда он не умный, а дурак,— Касси отодвигает тарелку. — Она же — ГРЯЗНО....

И Касси выразительно поднимает бровки.

— А он — ПОЛУ. Свяжется с ней — совсем понизит статус.

«Племенное животноводство вкупе с предрассудками» — вспоминает Нарцисса. Воплощенный предрассудок сидит сейчас рядом с ней и поправляет манжет.

— Значит, они дружат. Имеют право,— тон Нарциссы может быть и резковат, но уж очень ей всё это не нравится. — Ты же не станешь с ним дружить. Или я, — добавляет она, увидев, как сузились глаза Касси.

— Они просто дружат, — как вовремя этот спокойный голос Патрисии.— Я видела их вместе ещё маленькими, на распределении.

После этих слов как-то никому нечего добавить. Да и не хочется. Нарцисса чувствует неловкость за то, что её оказалось так легко вывести из себя. А ещё — благодарность Патрисии, не давшей начаться склоке. О Снейпе, причине конфликта, она не думает совсем; но при новом случае Нарцисса вряд ли опять выскажется в его пользу.

3.

В декабре праздновали Йоль. Съехались, как всегда, в фамильном поместье Блеков. Сейчас его владельцем являлся Орион Блек, детный старший сын старшего сына старшего сына старшего сына основателя рода. У каждой «малой» семьи всегда было своё пристанище, а поместье служило гнездом для всех представителей древнего клана. Поэтому в прежние времена жизнь в старинном доме была хаотична: его населяли наскоками то холостяк с причудами, то требующие приватности дети, то очередные воркующие молодожены, то один из рассорившихся супругов. Зато летом и в праздники дом становился местом сбора для целой семьи, объединявшей волшебников разных возрастов, характеров, мнений; подчас уже с разными фамилиями. Но во всех них текла чистая кровь, все они знали Семейный Кодекс, исполняли свой долг и блюли свою честь. Внешнее сходство друг с другом им придавали прямые носы и очень белые зубы, а внутри каждого из них спало чёрное блековское бешенство. Нынешний мастер Блек с семьёй постоянно проживал в Лондоне, клан обмелел, и большую часть года дом пустовал.

Но в Лондоне нет места для Дикой охоты, и Дары приносят яблоне своего сада. На Йоль дом согрелся, диваны выгнули спинки, в кухне зашкворчало и забулькало. Блеки приехали в гнездо.

По традиции, за день до Йоля дети двенадцати лет и младше отправлялись в разросшийся парк — выбирать дерево для Йольского полена, и пока эльфы справлялись с порубкой, дети пулялись снежками, визжали и носились по заснеженному парку и саду. Быстро темнело, снег казался уже не белым, а серым, и чёрные голые деревья теснились гуще, вызывая робость и желание вернуться в освещённый изнутри дом. Так было всегда, а в этом году один Регулус подходил на роль «поленщика», и было это уже не радостью, а чем-то малышовым, и от того даже несколько обидным.

Для Нарциссы же этот Йоль означал изменение статуса — теперь она по праву могла принять участие в действе первой, Материнской, ночи. Дом был заранее вычищен эльфами: всё, чему полагалось блестеть — блестело, стёкла промыты до прозрачности, вощёный паркет отражает свет, а к бокам шкафов хотелось прислониться щекой и ощутить их полированную гладкость. Ритуальный обход дома с проверкой чистоты для женщин Блек был именно ритуалом, и в особом месте лежал заранее приготовленный эльфами символический мусор — несколько прутиков от веника, чёрная и белая нитки и бумажный конвертик с пылью. Этот мусор полагалось сжечь, обозначая завершение очищения дома.

Во второй половине дня закончилась суета с мытьём, мужчины скрылись в столовой; казалось, дом притих, готовясь открыть своё нутро. Нарцисса, чувствуя себя голой в белой рубахе до пят, в простых волосах и без украшений, босая спустилась вниз. Умом она понимала, что ни один мужской глаз не может её увидеть, и нагота в пустом доме ощущалась как лёгкость, почти полёт. В ритуальной комнате вкруг стола сидели тётя Вальпурга, матушка и Андромеда. Они уже были облачены: Андромеда — в алое, матушка и тётя — в тёмное, с красным узором; волосы у замужних были перевиты.

— Встань и назовись, — Вальпурга сегодня Главная мать; хоть у неё и нет своих дочерей, но она жена хозяина и старше матушки.

— Нарцисса Аделина, девица Блек.

— Чья ты и каких кровей?

— Честная дочь Сигнуса и Друэллы, чистой крови.

— Такова ли ты, как в день рождения своего?

— Такова, — отвечать оказалось легче, чем она готовилась.

— Назови свои катамении.

Тут Нарцисса слегка краснеет, называя три последние даты. Это слишком интимно, особенно перед матушкой.

Вальпурга кивнула и обратилась к остальным — верят ли они всему сказанному или требуют подтверждений? Они верили.

— Войди же в мой круг, как часть его, покуда не раскружишь свой.

Встала Андромеда и подала Нарциссе облачение — ярко-красное, расшитое золотыми цветами и птицами. Нарцисса надела его через голову, и красные складки заволновались, опадая книзу. Нарцисса почувствовала себя как в доспехе, абсолютно защищённой. На ногах пристроились парчовые пулены.

Матушка вдела ей серьги с традиционным красным камнем. Нарцисса давно загадывала — с каким будут у неё? У Беллы были крупные тёмно-красные шпинели — подушки, у Андромеды сейчас покачивались в мочках красно-оранжевые спессартины с бегающей внутри полосой. Ей достались маленькие прозрачные рубины.

Всё это время Друэлла и Вальпурга негромко пели: то в унисон, то расходясь в малую секунду. Слова были понятны — об умирающем и нарождающемся, о круге без начала и конца; но эти голоса в неярко освещенном помещении, переход от наготы к одеянию, новизна происходящего — будоражили кровь. Женщины встали в круг, повернулись к столу. Стоя, раскачиваясь из стороны в сторону, не прекращая петь, они взяли лежавшие на столе ветви и начали ритмично плести Йольский венок. Андромеда запела вместе со старшими, вибрации отдавались у Нарциссы в груди. Когда венок был окончен и восемь свечей зажжены, Вальпурга начала ритуал Открытия Врат. Древнейшие слова о соединении мужского и женского, о матери в родах и о младенце, об увядании и наращении мощи, о новой встрече двух начал — воспринимались не слухом, а кожей, словно их произносили в пупок, и горячие концентрические круги расходились от него по всему телу. Никакая книжка со всей её информацией не давала этого ощущения причастности к ходу бытия. Нарцисса плавилась и растворялась, чувствуя себя дочерью, матерью, сестрой, женой — женщиной во всех её ипостасях. Всё было естественно и не стыдно, Нарцисса была крупинкой в вечном круговороте, и если бы сейчас открылась дверь и вошел мужчина, взял бы её за руку и сказал: «Я твой муж. Пойдём.» — она пошла бы, и отдалась бы ему с мудростью и смирением.

Последние слова были сказаны. Круг распался, женщины взяли венок и понесли его в гостиную. Когда пламя свечей выровнялось, Друэлла направилась приглашать мужчин. Нарцисса по-новому смотрела на пришедших, ощущая себя — другой.

4.

В назначенный день ждали с визитом Лестрейнджей, и одно это слово «визит» ясно показывало, что сестра теперь принадлежит другому клану, а их Блековский клан поредел. Было странно готовиться к приёму Беллы, странно, что теперь она больше не Белладонна, она же Баньши, она же сестрица Беллочка, а чужая жена — Беллатрисса, миссис Родольфус Лестрейндж. Лестрейнджи прибыли в полном составе, с дарами, и сразу сделалось людно и празднично. Рабастан напрягся при виде Сириуса, но Регулус тут же утащил его к себе, и вскоре оба выбежали на оснеженный двор. Нарцисса с удовольствием пошла бы с ними, но её не позвали — меж этими двумя уже были свои, собственные отношения. Понаблюдав за мальчиками из окна, Нарцисса прошла в гостиную. Дамы беседовали между собой, не отпуская и Родольфуса, а старший Лестрейндж разговаривал с отцом и дядей.

— Я говорил это тогда, повторю и сейчас: мы живём в нормативном обществе, с устойчивыми государственными структурами. Любая реформа может быть вынесена на рассмотрение и в законном порядке принята или отклонена, — это отец.

— А ежели законодательная власть, по сути, сосредоточена в руках одного волшебника, а Ваша реформа не отвечает его идеям, то шанс, что предложенная Вами реформа будет принята — нулевой, — это Лестрейндж.

— Тогда наши усилия должны быть направлены на смещение этого волшебника, но не на создание собственных силовых структур. Этак мы скатимся к феодализму, когда каждый барон имел свою армию. Я да Вы, да Нотт и Малфой — заведём себе отряды штурмовиков...

— А покуда мы слабы — наши усилия по реформированию, не говоря уже о попытках смещения, обречены на провал.

— В таком случае, мы, оставаясь в рамках закона, должны продолжать расширять своё лобби, заниматься пропагандой,— что я и мои единомышленники и делаем...

— По сути, и Лорд с этого начал, — это уже дядя Орион. — А когда его попытки провалились, он перешёл к иным методам.

— Дорогой Сигнус, Вы согласны, что ситуация ухудшается?

— Безусловно, и мы все давно говорим об этом, и действуем — только время не на нашей стороне... Постоянное вливание во власть волшебников, не имеющих ни культурной, ни исторической привязки к нашему миру... Наши требования абсурдны в их глазах, половина в министерстве уже вообще не понимает, о чём мы с ними спорим.

— Вот видишь, брат, ты и сам согласен — действовать надо быстрее. А уговоры — это всегда долго. Пока твой собеседник не только усвоит, что ты ему говоришь, но и присвоит твою идею, сделает её своей, задействует — могут пройти месяцы, если не годы... И то, если оппонент захочет тебя слушать.

— Я согласен с тобой, Орион, революция быстрее эволюции. Но насильно достигший власти ожидает, что и его могут сместить насильно, и не проводит те реформы, ради которых боролся за власть, а тратит ресурсы на самосохранение.

— Поэтому, дорогой Сигнус, мы сами не рвёмся во власть и не собираем свои собственные отряды, а поддерживаем волшебника достаточно мощного, чтоб суметь лично позаботиться о себе, приди он к власти.

— Я считаю, что сам факт захвата власти развращает умы.

— Знаете, дорогой Сигнус, говоря с Вами, я поражаюсь, насколько мой сын разделяет Ваши идеи, а Ваша дочь — мои. Воистину, я вижу руку провидения в том, что мой сын в добрый час избрал в жены Вашу дочь.

Стемнело, и Регулус с Рабастаном вернулись домой. В гостиной Рабастан умостился на диване рядом с братом и Беллой, и Нарцисса с удивлением отметила про себя, что он выглядит, как их общий сын. Она смотрела снова и снова, проверяя своё впечатление. Чертами лица Рабастан очень походил на брата, а мастью — на Беллу.

Ей задали вопрос, она отвлеклась; вечер продолжался своим чередом.

Десять лет спустя ей будет казаться, что если бы дамы тогда отпустили Родольфуса к отцам, то он и Сигнус поняли и признали бы друг друга, объединились, — и трое Лестрейнджей не пропали бы в каменной бездне.

5.

Январь, вечер, эссе по истории магии. Тоска. Нарциссе решительно не интересны гоблины, ей интересен кареглазый мальчик, похожий на брата больше, чем на отца. Знает ли история магии такие случаи? Нарцисса подпёрла кулаками подбородок. Сентябрьский — значит, январь. Не озеро, нет — а комнаты, где камины и пологи... Почему не поженились? Он знал про её дела — раз ребенок вырос в его доме. Несовершеннолетние? Нечистокровная? Обручена с другим? А есть ли в школьных альбомах разных лет девочка, чья фотография не присутствует в выпускном альбоме? А в Хогвартсе ли это вообще было? А было ли вообще?

Гоблины, Цисса, гоблины! Завтра сдавать.

Январь, день, пюре и спаржа. А как можно сделать сына братом? Родители должны принять его своим сыном в род — эх, нам бы таких родителей. Белла, Беллочка, значит — можно было и по-другому? «Он должен быть достаточно равнодушен, или самоуверен, или глуп, чтобы его не беспокоило поведение Мисс в прошлом» — или он должен быть таким же, прошедшим через такую же историю? Чтобы не испугаться, а принять как свою боль. И да, наследник в роду уже есть. Его собственный.

Январь. Она просто одержима. Она придумала всю их историю, она видит эту девочку во снах: тёмноволосая и черноглазая, как Белла, смелая, влюблённая. Как может мать отдать ребёнка? Она умерла? Потому он и выбрал Беллу, что была похожа на ту. Потому и не выезжал из поместья Рабастан, чтоб кто-нибудь не догадался, как сама Нарцисса. Что за чушь! Ну, а вдруг?

Февраль, суббота, утро. В библиотеке кроме неё — только Снейп. И что смотреть? Школьные альбомы? Так, годы... А поди пойми, сколько ей было. В принципе, от четырнадцати до шестнадцати. Стоп, кто сказал, что она была младше него? Ладно, времени мало, смотрим...

Февраль. Она ходит в библиотеку, как на службу. Сначала уроки, потом поиск. Книги по семейному законодательству и медицинские справочники, Акты гражданского состояния и бесконечные альбомы, школьные альбомы с рожицами обоих полов. Со Снейпом Нарцисса сталкивается так часто, что стало неудобно его не замечать. Снейпа давным-давно никто не травит, ещё в начале первого курса Великолепный Малфой расставил точки над "и". Но с ним никто не разговаривает. Снейп — изгой. "Урод". Когда Нарцисса ему кивнула в первый раз, он не ответил, не поверив. Во второй раз он оглянулся назад, думая, что кивок предназначен кому-то ещё, потом воззрился на Нарциссу и лишь потом спохватился и кивнул в ответ. Как отличается Снейп от Рабастана — тот верит, что заслуживает всего; ребёнок, которого с детства любили. Что же за детство было у Снейпа? Впрочем, какое ей дело. Остались два альбома. Ей страшновато. Это не её тайна, и ей нравится Рабастан, и это «личное дело», как она сама говорила Касси. Нарцисса кладёт руку на альбом:

— Клянусь, что не затеваю ничего дурного, только хочу узнать правду.

— Клянусь, что обоссусь, если не узнаю всей правды, — завыл голос за спиной.

Сириус! А рядом Поттер, и Люпин, и тот гад. Они зареготали, тринадцатилетние дебилы, и пошли прочь из библиотеки, повторяя на разные голоса:

— Клянусь, что затеваю только дурость!

— Клянусь, что затеваю стать психичкой!

— Клянусь, что затеваю только…

Нарцисса трезвеет. Вот так, сразу. Оставляет альбомы на столе и идёт к выходу. Завтра начинается март.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Музыка к пятой главе:

http://www.youtube.com/watch?v=i1pWYODTEdg&list=PLGJOYXR9BmnwkanNIBe2ewS5U2wGr6faG

Глава опубликована: 26.01.2013