Гермиона Грейнджер и русский хардкор (джен)

Очередная рубежная контрольная по зельям прошла, как танки. Этот факт не заслуживал бы пристального внимания, если бы не мое шило в заднице и несколько удачно совпавших факторов.

Последние пару месяцев над котлами были посвящены зельям, в которых существенную роль играли минеральные компоненты, а не непонятная органика в виде чьих-нибудь глаз или перьев. Контрольная, как нам ехидно заявил Снейп, будет целиком и полностью посвящена свойствам, сравнениям свойств и взаимодействию этих минеральных компонентов. К сожалению (для него), профессор в этот момент отвлекся на вопрос Драко и не увидел медленно расплывающуюся ухмылку на моем лице.

Все выходные перед контрольной я просидела над учебниками, составляя некоторый справочный материал и освежая не совсем забывшиеся знания. Особенную боль мне приносило заучивание названий того или иного минерала, но в итоге я выучила и повторила все, что хотела. Рон стенал, что заучка вернулась, я в ответ, задолбавшись слушать его подколки, швырнула в него кирпич по неорганической химии в три тысячи страниц.

В понедельник с утра я во главе идущих будто на эшафот гриффиндорцев промаршировала к кабинету зелий, вооруженная самоуверенностью, наглостью и двухсторонней таблицей — Менделеева и растворимости.

Гром грянул через неделю. Снейп, обхаяв по обычаю работы гриффиндорцев и похвалив слизеринцев, взял последний оставшийся свиток и со странным выражением лица протянул его мне. Я развернула. После всех — исключительно маггловских (потому что у магов не было ни того, ни другого) формул и расчетов я в каждом задании писала краткий вывод языком магических учебников. Напротив всех выводов стояли плюсики, финальная оценка — Превосходно.

— Мисс Грейнджер, поясните эти записи. — Буравя меня взглядом, произнес Снейп.

Я покопалась в сумке, достала тот самый талмуд по неорганике и тоненький учебник-введение по химии для средней школы и протянула книги профессору:

— Это маггловская неорганическая химия, сэр. Вот, вы разберетесь, я думаю. Начните с тонкой.

Тот только коротко кивнул.

Следующие две недели лицо Снейпа носило явные признаки недосыпания, а на всех трапезах он параллельно с поглощением пищи читал знакомый мне кирпич. Потом он попросил меня (вежливо, черт возьми!) остаться после пары и спросил:

— А есть ли у вас что-нибудь про органические... вещества?

— Я принесу, сэр.

На следующее утро услужливый Добби переместил на стол Снейпа стопку учебников по аналитике, органике, биохимии и еще пяти другим химическим дисциплинам.

С тех пор на парах Снейп тихо сидел, читал и изредка что-то записывал.

Счастливые до усрачки гриффиндорцы с присоединившимися хафлпаффцами под командованием Уизли подарили мне вскладчину боевой аврорский доспех из драконьей кожи с регулируемым размером, рассудив, что в Турнире не помешает. Умнички какие.

* * *

Виктор учил танцевать Гарри и Рона. Методы обучения у него были интересные — сначала он накладывал модифицированную под определенный танец Таранталлегру, а потом заставлял повторять.

Тем временем я, свив себе гнездо из черного суконного плаща на льняной подкладке и подушек в углу танцевального зала, в который превратилась Выручай-комната, тихо наигрывала на гитаре и напевала всякие русские песни — большей частью еще не придуманные. Вокруг меня на все тех же подушках разлеглись остальные дурмстранговцы и периодически раскручивали меня на «а спой вот это вот». «Это вот» было из репертуара бардов или классиков русского рока — Цоя, Бутусова, Кинчева, Макаревича и Гребенщикова. Мое же настроение было такое, что хотелось как минимум петь анархические песни из репертуара группы «Монгол Шуудан», а как максимум — Самару–городок в ее максимально нецензурной вариации.

После очередного «а ты можешь…» и так небольшая рюмка моего терпения переполнилась, и я бодренько воскликнула:

— А вот лучше послушайте! — И затянула «Не мою заботу».

Очевидно, на строчке последнего куплета «я люблю с оттягом саблей дать по морде» мое лицо приобрело страдальчески-мечтательное выражение (как это обычно и бывает на данных словах), потому что Рома меня внезапно спросил:

— А ты на саблях умеешь фехтовать? Ну, на нормальных, а не спортивных?...

…Через полтора часа я, избитая до черных синяков, взмокшая, как мышь, но счастливая, как Дамблдор после лимонных долек с ЛСД, стащила с себя потный, тяжелый стегач, отшвырнула в пространство фехтовальную маску и со стоном облегчения в обнимку с саблей рухнула в свое гнездо. Гарри и все имеющиеся в наличии Уизли пыхтели перед манекенами, отрабатывая удары под руководством все того же вездесущего Виктора.

* * *

И вот настал тот день, который все ждали, а некоторые даже боялись. С девяти утра в спальне гриффиндорок-четверокурсниц воцарился бедлам: Лаванда и Парвати уверились в том, что они не успеют привести себя в приличный вид. До пяти вечера, ага.

Я, заблаговременно сунувшая нормальную мантию, отрытую в закромах Выручай-комнаты, Рону, предупредила Гарри, чтоб он ждал меня у гобелена с троллями и Варнавой, вздрюченным этими самыми троллями, подхватила все необходимые вещи и удалилась в незаменимую Выручай-комнату. Там я отработала стандартную программу в тренажерном зале, потом три часа дремала в джакузи, а потом осуществляла все те процедуры, которые делает любая современная девушка перед каким-либо торжественным мероприятием. За двадцать минут до выхода я наконец-то закончила неброский естественный макияж, и, поправив локон, выбившийся из сложнейшей прически (если бы не магия, была бы все с тем же гнездом не голове), начала надевать платье.

Муки моего выбора после перерывания закромов самой лучшей комнаты Хогвартса могли бы свести с ума любого мужика. Я нашла около двадцати платьев своего размера, всех времен и эпох. Фишка в том, что любой предмет, помещенный в Выручай-комнату, остается в том же виде, в каком его туда положили.

Мой финальный выбор лежал между нарядом века эдак 15 и платьем конца 19. В итоге я выбрала последнее. Но «все серьезно!», как любил говаривать один мой знакомый.

Многие мужчины искренне недоумевают, не понимая, почему девушки так много времени тратят на одевание. Как по мне, это — рефлекс, передаваемый по наследству от поколений предшественниц.

Судите сами — мой наряд был таков: тонкая рубашка из батиста, надеваемая на белье, затем — плотно затянутый корсет. После корсета надевалась нижняя юбка и, в случае этого платья, привязывала небольшая подушечка на задницу — турнюр. Я-то знала, что турнюры бывали и жесткого типа — тогда девушка не могла даже нормально присесть. А уж вкупе с кринолином…

Но я разумно остановила свой выбор на достаточно простой вариации.

Также поверх корсета надевалась своеобразная хлопковая жилетка, сглаживающая корсетные косточки. Затем — верхняя юбка очень сложного кроя, у меня — из темно-золотой тафты. Верх выбранного мною платья был достаточно закрытый — черного бархата, с высоким воротником и круглым вырезом на груди, прикрытым золотым кружевом. Кстати, о груди — корсет умудрился собрать то, что было у этого мелкого тела во вполне заметную деталь фигуры. Удивительно. Рукава от плеча до локтя были «фонариками» из той же тафты, что и юбка, дальше — вплотную к руке, с оторочкой бархатом по краю запястья.

Вкупе с вышивкой, пуговицами на лифе и еще некоторыми деталями платье оставляло некое ощущение военного мундира.

— Отлично выглядишь, Гермиона! — поприветствовал меня Гарри в щегольской аврорской парадной мантии, и я поняла, что не прогадала с образом.