Спрямить путь (джен)

Невилл Гермионе нравился. С ним можно было нормально поговорить. Особенно когда речь заходила о растениях: о них он знал куда больше ее. Но, пришлось признать, что декан был прав. Не в том, что следовало сделать, а в предсказании реакции факультета: теперь Гермиону бойкотировали. Даже не снисходили до ответов на прямые вопросы. Будто не слышали. Даже соль за ужином передать не удосужились, пришлось тянуться самой.

Ну и пусть, решила Гермиона. Ну и какая разница.

Пусть игнорируют. Она уже принесла Слизерину двадцать баллов и не собиралась останавливаться. Рано или поздно ее все равно признают, хоть сквозь зубы. Она не оставит им выбора. Как бы ты ни был помешан на прошлой войне и на традициях, но если она будет приносить больше баллов, чем тот же Малфой, ее невозможно будет не замечать…

Наверное.

Но это — ее единственный шанс.

Она прочитала все учебники, но чтобы быть лучшей — этого мало. Нужно заниматься еще больше. Библиотекарь, наверняка, знает какие книги еще почитать. Особенно по зельям и трансфигурации. На Зельях Гермиона отвечала на вопросы быстрее всех гриффиндорцев и — самое главное — быстрее Малфоя, но она не ощущала алхимию по-настоящему. Не так, как чары и трансфигурацию. Трансфигурация ей понравилась больше всего, пришлось так интересно думать, чтобы представить спичку — иголкой… Нужно потренироваться еще. Должен быть простой способ забыть о том, что спичка — это спичка…

В библиотеку Гермиона направилась сразу после ужина и полчаса донимала мадам Пинс списками дополнительной литературы, пока мадам, сдавшись, не вытащила уже отпечатанные из ящика стола:

— Это для Рейвенкло, — пояснила она, хотя Гермиона ее ни о чем не спрашивала. — Тебе бы там понравилось.

— В следующем году проверим.

Мадам Пинс вздохнула.

— Я не помню случая, чтобы хоть кто-то менял факультет.

— Значит, я буду первая, — заявила Гермиона, хотя вовсе не чувствовала себя столь уверенно. И, прижав к груди список, спряталась среди стеллажей. Среди книг было проще. Даже если она разрыдается, они ее не осудят.

Она копалась в книгах по трансфигурации, которые какой-то болван поставил не в порядке индексов, когда услышала знакомые голоса с другой стороны стеллажа, у книг по зельварению. И замерла. Еще не хватало, чтобы Панси и Милисента ее услышали.

— Да не в том даже дело, что она грязнокровка, — говорила Панси. — Хотя конечно. Но была бы не такая уродина и хоть с минимумом приличных манер!

— Манеры ее не спасут. С такими-то волосами. И зубами кривыми, — это Милисента.

— Даже уродины могут держаться достойно. А не тащить к нам маггловские механические кошмары! Могла бы и подумать, что мы все встаем в разное время! Мне на уход за волосами нужно время, не то, что ей. Но нет, никакого соображения. И сумку свою сунула прямо на мою территорию!

— Ну не совсем, Панс…

— Совсем! Сумка стояла прямо на линии между нашими кроватями! Можно подумать, она не догадалась! Специально сделала, и специально меня спровоцировала!

— Ну ты ж сама говоришь, она вообще без понятия…

— Но нельзя же быть без понятия настолько? О, вот справочник. Декан послезавтра точно про эти травы спросит, я тебя уверяю. Заткнем плебейке рот!

И голоса удалились.

Гермиона выдохнула, вцепившись в свои книги.

Уродина, значит? Без приличных манер?

Ну что ж… Книги про «приличные манеры» здесь точно должны быть. Посмотрим, что ты скажешь, Панси. Может, поймешь, что просто завидуешь!

Хотя вот это вряд ли.

Книг про манеры оказалось даже несколько. Гермиона решила не брать их — вот еще, показывать «благородным», что она их услышала и приняла к сведению! — а пролистать в библиотеке до отбоя.

И за одним из столов увидела Гарри и Рона. Над ними темным облаком висела безнадежность.

Гермиона хотела было пройти мимо, но увидела объект их страданий и остановилась. Плюхнула свою стопку книг на их стол. Рон поднял голову.

— Если будешь язвить, проходи мимо, а?

— Я не язвлю, — сказала Гермиона. — У вас трансфигурация не получается?

— У нас все не получается, — ответил Гарри. — И нас завтра собираются по этому всему спрашивать прицельно. Наша же собственная староста.

— Это слишком жестоко, — сказал Рон и трижды ударился лбом в учебник трансфигурации.

— Я объясню, — сказала Гермиона. — Все очень просто…

Спустя пять минут объяснений они по-прежнему смотрели на нее с отчаянием. Правда, теперь это было понимающее, осознающее себя отчаяние.

— Ты говоришь, нужно помнить о четырех вещах одновременно, — сказал Гарри. — То, что самое главное в спичке — это что она продолговатая и белая. Что иголка — тоже продолговатая и условно белая. Что их можно совместить. И что их можно друг в друга вывернуть. Настоящую спичку в воображаемую иголку. Чтобы вот эта спичка была и спичкой и иголкой одновременно.

— Ну да! Просто, правда?

Рон ударился лбом в учебник еще раз.

— Как ты это все в голове держишь? В одно и то же время?

— Э… — Гермиона никогда об этом не задумывалась. — А что, так не все могут?

— Нет! — вскричал Рон. — Как можно помнить, что спичка — это не спичка, видя совсем себе спичку? Ну как?

— Да просто надо иметь не твою голову, Ронни, — рядом с их столом возникли два рыжих, совершенно одинаковых дылды. — Если что мы…

— То есть ты.

— То есть мы, — один рыжий пихнул другого, — извиняемся.

— Я бы вас самих превратил в спичку и иголку, — мрачно произнес Рон. — Но я так устал, что, боюсь, получится. И насовсем. И мама меня убьет. Это мои братья, Фред и Джордж, — пояснил он, ткнув в каждого пальцем. — Это они во всем виноваты.

— И мы даже не спорим, заметь, Ронни! — вскричал один из рыжих. Фред. — Мы правда виноваты!

— Очень-очень, — сокрушенно покивал Джордж.

— И мама прислала нам вопиллер.

— Нас вообще чуть не выгнали!

— И у нас три месяца отработок со Снейпом!

— И еще три с Флитвиком.

— И те же самые три с Макгонагалл!

— И мы жаждем загладить свою вину! — сказали они хором. И посмотрели так утрированно жалобно, что Гермиона не удержалась и фыркнула.

Они обернулись на нее.

— Мы хорошие! Мы вам поможем!

— И чем же? — спросила она. — Вот, например, мне.

— Тебе? — они прищурились совсем одинаково. — А чего ты желаешь? Хочешь быть самой умной?

— Она и так, — буркнул Рон. Гермиона потупилась. Приятно было это слышать. Пусть даже от Рона.

— А самой красивой? — поднял бровь Джордж.

— Да ей тоже не надо! — сказал Фред. — Ведь правда, а, Гермиона?

— Самой — не надо, — сказала Гермиона. — Но я читала, есть такие косметические чары…

Слишком сложные в наложении. Палочка не слушалась и движения не получались. Она уже успела попробовать за стеллажами.

— О-о, — протянул Джордж. — Договорились! Будут тебе такие чары, что все твои слизеринцы будут у тебя в ногах просто стелиться!

— Не надо такого, — быстро сказала Гермиона. — Просто что-то… ну, обычное.

Они хитро на нее посмотрели и пообещали «необычное обычное», и ей пришлось кивнуть. Тоже мне, «волшебники Гудвины»…

— А ты понятно чего хочешь, Ронни. Ума!

— Мы все хотим ума, — вздохнул Гарри. — Но это вряд ли возможно.

— Иголки и булавки, — пробормотала Гермиона, не удержавшись. И пояснила: — Это из маггловской сказки. К волшебнику пришло чучело просить ума, и тот положил ему в голову мешочек булавок. Чтобы ум был остер.

— Правильно мыслил, — одобрил Фред. — Вот остроты-то мы вам и добавим! Завтра после завтрака за Барнабой Тупым, знаете, где это?

Рон кивнул.

— И что это будет? — спросила Гермиона.

— Я думаю, тебе — очень специальный крем, — ответил Джордж. — А братцу Ронни — конфетки.

— Только не лягушки, — сказал Рон, и Гермиона с ним согласилась.