Спрямить путь (джен)

— Грейнджер, Гермиона!

Шляпа задумалась. «Да о чем там думать?» — удивился Рон. «И так ведь понятно, что…»

— Слизерин!

То есть как?

Змеиный стол молчал, пока Грейнджер плелась к ним. Еще бы! Она же в поезде сказала, Рон помнил, что у нее родители — магглы. В гадюшнике же только чистокровные или, в самом крайнем случае, полукровки; шляпа что, сломалась?

А если она сломалась, то куда она пошлет его самого?..

Профессор Макгонагалл назвала следующее имя («Гринграсс, Дафна!») напряженно, прямо как мама, если ее окликнуть, когда у нее и суп на плите, и биточки, и пирог в духовке, за которыми нужно постоянно следить, иначе даже следящие чары не успеют — что-нибудь обязательно пригорит. Но вердикт шляпы («Слизерин!») профессора явно успокоил. И зеленый стол, наконец, захлопал.

Значит, решил Рон, со шляпой все в порядке. Это, наверное, все-таки с этой Грейнджер… Недаром она ему так не понравилась в поезде. Все-то она знает, все-то умеет, и все книги прочитала…

Он оглядел зал. С красного стола ему корчили рожи близнецы. И что-то явно спрашивали. Съел ли он что-то… А! Съел ли он шоколадную лягушку, которая была в кармане? Мама что, им тоже положила? Да съел он, съел. И даже поделился…

— Логботтом, Невилл!

Парень-с-жабой. Он даже лапу Роновой шоколадной лягушки ел с сомнением, будто думал, что лягушка живая и как-то на его жабу похожа… Барсук, точно, ну кто еще выберет в фамилиары такое глупое животное! Даже крыса — и то лучше, пусть и подержанная…

— Слизерин!

За преподавательским столом закрыл лицо руками неприятного вида крючконосый профессор («Если видишь длинный нос и злобный глаз — это профессор Снейп, ненавидящий нас!» «И как правильно делающий, а, братец Форж?»).

Рон сглотнул. Шляпа-то, кажется, и правда… Этот тюфяк с жабой — змеюка? И змеи опять не аплодируют…

Профессор Макгонагалл поморщилась, посмотрела на Шляпу с сомнением, но продолжила читать свиток.

И Рон немного успокоился. Последующие распределяемые, похоже, распределялись куда следовало, и профессор Макгонагалл даже начала чуть улыбаться.

— Поттер, Гарри!

«Гриффиндор! — подумал Рон, смотря другу в спину. — Мы должны быть вместе! Ну как иначе, а?»

— Рейвенкло! — заорала Шляпа, и Рон уставился в пол. Ну вот. Не успел найти друга, как… Конечно, это же сам Гарри Поттер, он, наверняка, страшно умный, а что про квиддич не знал — так это чтобы разговор поддержать…

— Уизли, Рон!

Его толкнули в бок, и Рон очнулся. Поплелся к Шляпе, нахлобучил ее на голову.

«Так-так-так… Опять Уизли! Да еще такой забавный! И что же мне с тобой делать?»

Забавный?

«Уизли — все гриффиндорцы, — мрачно подумал Рон. — Ну?»

«Хи-хи. А вот и не все, вот и не все…»

— Рейвенкло!

И Рон понял, что сошел с ума.

Когда профессор Макгонагалл ввела их в кабинет директора, там уже не ругались. Но воздух все еще звенел. Профессор Снейп смотрел на директора так, будто собирался поджечь его бороду, а рядом на стуле стоял профессор Флитвик, весь напряженный... Она ведь не ошиблась в имени? не должна была, она ведь хотела именно к нему на факультет, а эти мальчишки… Нет, они не отобрали у нее место, так думать просто глупо.

Но сидеть за столом Слизерина и чувствовать, что для остальных тебя просто нет… Ей хотелось обвинить хоть кого-нибудь. Хотя бы кого-нибудь.

Рядом шумно сглотнул Невилл. А рыжий громкий мальчик — кажется, Рон — жалобно спросил:

— Шляпа ошиблась, ведь правда?

— Мы здесь, чтобы выяснить, что случилось, мистер Уизли, — сказал директор. А профессор Снейп — ее декан, напомнила себе Гермиона, — прошипел:

— Да неужели не видно?! Магглорожденная в Слизерине? Лонгботом в Слизерине? Уизли и Поттер в Рейвенкло?!

— Я согласен с Северусом, — сказал профессор Флитвик. — Хотя исключения встречаются, но семья Уизли — гриффиндорцы на протяжении многих поколений, выбор Шляпы очень странен.

— И Поттер!

— Право, Северус… — начала профессор Макгонагалл.

— Тихо, тихо. — Директор обвел всех спокойным взглядом, и профессора замолчали. Он перевел взгляд на Гермиону. Наверняка он смотрел и на остальных, но Гермионе казалось — только на нее.

— Подумайте, молодые люди, что вас объединяет?

Остальные задумались, а она выпалила:

— Мы ехали в одном купе! Там сначала были Гарри и Рон, а потом пришли мы с Невиллом. Невилл потерял Тревора, понимаете?

— Понимаю, — кивнул директор. — И что же было дальше?..

— Так это была их лягушка! — вдруг воскликнул Рон. — Ну как же я не понял!

Гермиона хлопнула себя по лбу. Конечно же! И объяснила взрослым, что они все четверо съели в поезде Ронову шоколадную лягушку, он говорил, что ее ему положила мама, с наказом не волноваться, но…

— Но она же просто была из шоколада, — добавила Гермиона недоуменно. — Как шоколад мог повлиять?..

— Прекрасный вопрос, мисс Грейнджер, — сказал профессор Флитвик. — Подойдите-ка поближе, все четверо. Сейчас мы немного посмотрим…

Он взмахнул палочкой, и вокруг них развернулось сияющее полотно из разноцветных нитей, из слов и знаков. Гермиона восторженно вздохнула, несмотря на волнение. Сам Хогвартс казался ей чем-то слишком сказочным, с наколдованным небом и летающими свечами, а вот это — это было настоящее. Полезное и сложное. И ей тоже хотелось уметь — так.

— Очень интересно… — проговорил профессор Флитвик. — Я бы не назвал это проклятием, эффект будет скорее… Северус, вы видите? Эффект рассчитан на легилиментов, на общий обзор характеристической функции…

— Вижу, — мрачно подтвердил профессор Снейп. — Первичные характеристики подменены вторичными. Зелье Гафшица. По крайней мере, теперь эти шутники вылетят из Хогвартса со свистом!

— Не торопитесь, Северус, — сказал директор.

— Не торопиться? — прошипел профессор Снейп. — У вас в самом деле сомнения в авторстве этой так называемой шутки?

— Это Фред и Джордж, — пробубнил Рон рядом с Гермионой. — Они точно мне лягушку подбросили и записку маминым почерком написали. А я поверил… Мне нельзя в Рейвенкло!

— Вы себя недооцениваете, мистер Уизли, — мягко улыбнулся профессор Флитвик. — Если бы в вас совсем не было качеств, присущих моему факультету, то вы бы на него не попали даже после галлона зелья Гафшица. Невозможно заставить Шляпу видеть то, чего нет.

Гермиона нахмурилась. То есть, это значит, в ней тоже есть хитрость? И убеждение, что «цель оправдывает средства»? Но это же неправда! Она же хорошая девочка!

— Если дознание выяснит, что виновны ваши братья, мистер Уизли, то они понесут наказание, — сказал директор. — Северус, вы уверены в том, какое зелье было использовано?

— Разумеется, — скривился профессор Снейп. — К сожалению.

— Почему «к сожалению»? — спросил Гарри Поттер, то этого молча переводивший взгляд с одного профессора на другого. — Если над нами пошутили, нас надо рассортировать заново, и все! Разве не так?

— Сортировка является магическим контрактом, — сухо произнесла профессор Макгонагалл. — Поскольку она прошла по подлинным свойствам характера, пусть и не основным, то результат окончателен. Этот контракт невозможно отменить.

— По крайней мере в этом году, — добавил директор и улыбнулся. — Вот год закончится — посмотрим.

Он так предвкушал первый день в Хогвартсе. По рассказам братьев уже знал, как выглядит гостиная Гриффиндора, какую кровать лучше занимать, где ставить сундук и какое окно башни открывается…

А вместо этого они с Гарри стояли перед дверью без замка. Дверной молоток задал им загадку — и отказывался пропускать без ответа. Они были одни в коридоре: конечно же, все уже давно разошлись по спальням…

— Кто быстрее, Ахилл или черепаха? — повторил молоток.

— Ахилл, — наконец сказал Рон, пожав плечами.

— Неверно.

— Черепаха! — сказал Гарри.

— Неверно.

— Но так же не бывает?! — закричали они оба.

— Неверно.

Они застыли, смотря на дверь. Переглянулись.

— Кажется, нам придется тут ночевать, — сказал Рон. — Прямо под дверью.

— Может, в класс какой-нибудь?.. — предложил Гарри и зевнул. — Я бы, наверное, и на полу… Спать очень хочется.

— Но там для нас приготовлены кровати! Это несправедливо! — воскликнул Рон и пнул дверь.

Которая тут же отворилась. За ней стояла девушка с ледяным взглядом.

— Никакой настоящий ворон не станет пинать двери! — провозгласила она.

— Мы ненастоящие, — буркнул Рон.

— Мне уже сообщили, — сказала девушка холодно. — Я — Пенелопа Кристал, староста факультета. Моей властью я позволяю вам войти, не ответив на вопрос.

И они вошли.

— А что за ответ-то? — спросил Рон, когда дверь за ними захлопнулась с каким-то очень окончательным стуком. Впереди была лестница, а в конце ее колыхались портьеры. Голубые.

— Быстрее — мысль Зенона, разумеется, — ответила Пенелопа.

— А кто такой Зенон? — спросил Гарри, и получил вместо ответа взгляд, полный презрения.

Они вошли в круглую комнату, с потолком-куполом, расписанным созвездиями. Сейчас он был черный, звезды светились белым. По комнате везде стояли диванчики — синие — на ковре — синем — лежали книги, за синими портьерами в нише справа виднелись книжные полки. За большими стрельчатыми окнами было темно. К разочарованию Рона в комнате не было ни камина, ни даже свечей: свет шел от вроде как камней, лежавших на столиках.

На одном из диванчиков полулежал парень с книгой. Лениво оглядел Рона и Гарри.

— А, эти…

— Повежливее, Роджер, — бросила Пенелопа.

— Извиняюсь, — хмыкнул тот. Рон проглотил рвущийся с языка ответ.

— Роджер Дэвис. — Роджер, не вставая с дивана, изобразил поклон. — Ну а вас теперь знает вся школа. Как обманом попавших на лучший из факультетов.

— И ничего не обманом! — вскричал Рон. — И это еще надо посмотреть, какой факультет!..

И осекся: Гарри пихнул его в бок.

— Он чего-то хочет, — прошептал Гарри. — Он специально это сказал.

— Ну, — протянул Роджер, — не совсем безнадежны… Что ж, приветствую.

И вновь уткнулся в книгу.

— Ваша спальня здесь. — Пенелопа подвела их к очередной закрытой синей занавесью двери. — Не смейте опоздать на первое занятие. Вороны никогда не опаздывают.

— Ага… — Рон посмотрел на нее опасливо и понизил голос. — А что было бы, если бы я…

— Серая Дама бы разгневалась, — ответила Пенелопа. — И наслала бы вам кошмаров. Не смейте оскорблять честь факультета. Это понятно?

Рон и Гарри закивали.

— Прекрасно. Спокойной ночи.

Спокойной ночи у Рона не вышло. Гарри заснул сразу, как лег, а Рон повозился на атласных простынях, потаращился на голубой полог и вылез из-под одеяла. Здесь все было так… чинно и ухожено. У каждой кровати ночная лампа, полочка для книг. И у каждого, кроме них с Гарри, она уже была заполнена. Рон вытащил из сундука шахматную доску и поплелся в общую гостиную. Может, хоть этюды порешать…

В гостиной по-прежнему сидел этот Роджер. Рон повернулся к нему спиной, отошел на диванчик подальше и сел, скрестив ноги. Сидеть было на удивление удобно. Рон разложил перед собой доску и попросил у фигур простенький этюд. Решить парочку, почувствовать себя королем доски и пойти спать, наконец…

— Это что такое? Шахматы? — раздался над его ухом голос Роджера. Рон вздрогнул, резко выпрямился и чуть не свалился с дивана.

— Ну, шахматы. И что?

— Но решаешь ты всякую фигню! Только учишься, что ли?

— Да вот еще! — возмутился Рон. — Да я с девяти лет играю! Я у всех братьев выигрываю! Даже у Перси!

— Это, знаешь ли, не показатель. — Роджер фыркнул. Сел напротив Рона. Белый король глянул на него и попятился за ладью. — Хочешь сыграть со мной? Или боишься?

Рон посмотрел на довольную рожу Роджера и оскалился, хоть и чувствовал в животе холодок. Уж очень уверенным Роджер выглядел. Но отступать? Он не какой-то там рейвенкловец, он — грифф!

— Бери черных, — сказал Рон. — Тебе ведь понадобится фора!

Рождер прищурился.

— Ну раз так — держись, малец! Надеюсь, ты хоть чего-то стоишь.

Спустя четверть часа, он поднялся и хмыкнул:

— Мало ты пока стоишь, приятель!

И оставил Рона созерцать свой полный разгром.

Гермиона проснулась последней. Она ничего не слышала — даже своего будильника. Как странно… Впрочем… вокруг бегали девушки, уже одетые, почти причесанные, и — ни звука.

Заглушающие чары. Она о них читала. Но зачем? Зачем?

Гермиона вылезла из кровати. Повернулась к своему шкафу — у каждой кровати стояли небольшой шкаф и трюмо с зеркалом. На ее зеркале лежала патина. И ее будильник — хороший, надежный, механический — валялся на полу разбитый.

— Твой чудовищный будильник, Грейнджер, не соответствовал высоким стандартам Слизерина, — сказала ей соседка. Панси. Панси Паркинсон. Похожая на крысу.

— Вот как. — Гермиона опустилась на пол и собрала детали. За ее спиной хихикали. Что ж, декан предупреждал. «Вам будет очень трудно, — сказал он ей вчера вечером, перед тем как отвести в гостиную факультета. — Вы — первая магглорожденная в Слизерине за много лет. И нынешняя политическая ситуация не способствует облегчению вашего положения».

Она сложила детали на кровать. Достала палочку из-под подушки.

— Репаро.

Будильник собрался воедино. Она надеялась, что нашла все детали — но проверять, работает ли он, не было времени. Гермиона схватила форму и с палочкой в руке удалилась в ванную, держа спину прямо.

«Никогда не выпускайте вашу палочку из вида. Никогда. Спите с ней вместо куклы…»

«Я не сплю с куклой!»

«Рад слышать. Спите с палочкой под подушкой. Ходите с ней в туалет. Она должна быть с вами всегда. Вы поняли?»

«Но зачем? Они же не станут на меня нападать?»

«Возможно, нет. Но Репаро вы должны знать прекрасно».

Ванная Слизерина была вся в зеленых и морских тонах. Хорошо, хоть нарисованных змей не было. Гермиона переоделась — заткнув палочку за ухо и чувствуя себя немного глупо. Можно было и оставить ее на столике, кто сюда войдет? Кому нужна чужая палочка?

Попыталась уложить волосы — но ничего не добилась.

— Безнадежно, — сказало ей зеркало. — Торопись. Все уже ушли на завтрак. Опоздаешь.

Гермиона выбежала из ванной. Волосы — это неважно, ну и пусть у той же Панси идеально уложенные локоны, может, у нее гребень волшебный и наследственный, кто их знает, чистокровных…

«Это — очень старые семьи, мисс Грейнджер. С древними и, подчас, не совсем разумными традициями. Но если вы собираетесь выжить на этом факультете, то вы должны…»

«Уважать традиции?»

«Можете не уважать. Но знать вы обязаны. Знать и учитывать».

Книги из ее сумки, тщательно собранной накануне, валялись на полу. Вперемешку с деталями заново разбитого будильника.

Традиции, значит?

Из спальни она вышла, восстановив будильник еще раз и положив его на дно сумки.

Ничего. В ее прошлой школе ее тоже не любили. Просто здесь — интернат, у них возможностей больше. И — все же — стоит надеяться, что «благородные» не унизятся до обливания ее водой. И до натягивания резинки в коридоре. Что это — не в их высоких традициях.

Но каковы традиции в семьях темных магов, она боялась подумать.

«Вы не должны ставить себя в оппозицию им. Вы им не враг. И они вам не враги. Это очень важно, мисс Грейнджер. Ваше происхождение будет вам мешать, но у вас есть преимущество — вы нейтральная сторона в очень давнем конфликте».

«Тот, Кого Нельзя Называть? Я читала…»

«Неплохо. Да, именно он. Оставайтесь нейтральны, и на вас перестанут обращать внимание. Поверьте — это лучшее, на что вы можете рассчитывать».

На завтраке ей пришлось сесть в самый конец стола. На всех свободных стульях рядом со слизеринцами лежали их сумки.

Невилл, сидевший в центре стола, рядом с Малфоевским бугаем, — она не смогла вспомнить, каким, — кинул на Гермиону один взгляд, встал, забрал свою тарелку и направился к ней.

«Дистанцируйтесь от Лонгботтома. По крови он частично Блэк. Его не смогут игнорировать, но примут как врага из-за обстоятельств прошлой войны. Дружба с ним поставит вас на одну из сторон конфликта. Это вам не нужно».

Невилл улыбнулся ей и сел рядом.

— Знаешь, тут как-то проще. Ты не против? Они все от меня чего-то хотят, и это как-то… неприятно. Я — это же я, а они ждут… не знаю чего.

Сейчас ей, насколько она поняла декана, следовало вежливо сказать, что она не голодна, пожелать приятного аппетита и уйти. Но, во-первых, она была голодна, а во-вторых… ну что за глупости?

— Конечно я не против, — сказала Гермиона.

Рон не выспался совершенно. И то, что всех в комнате подняли за два часа до завтрака, не улучшило его настроения.

— Вот зачем вставать так рано? — пожаловался он Гарри. — Могли бы еще спать и спать… Сколько можно собираться?

Гарри согласился. Одевались-умывались они около получаса и еще минут пятнадцать собирали сумки в соответствии с расписанием, которое кто-то положил им на тумбочки, пока они спали. Рон едва нашел все нужные книги. Учебники он с дня покупки не открывал и как они выглядят помнил смутно.

Когда они выползли в гостиную, то Рону показалось, что он ошибся временем дня. Все сидели на диванчиках, уткнувшись носами в книги.

— Э…

К ним подошла Пенелопа.

— Я полагаю, вы не удосужились открыть учебники за время каникул. И не особенно начитанны. Я права?

Они кивнули.

— В таком случае — сидите тихо и учитесь.

Она оставила их, вышла на середину комнаты, хлопнула в ладоши и провозгласила:

— Разминка начинается! Три компонента обычного противоядия?

— Рог единорога!

— Омела! Ягоды!

— Безоар! — закричал парень, сидевший по соседству с Гарри. — Главный ингредиент!

— Где его найти?

— В желудке козы!

— Очень хорошо. Три человека, унаследовавших силу Адама?

— Геракл!

— Гектор!

— Самсон!

— Три амазонки Британских островов?..

— Они все — помешанные составители кроссвордов, — прошептал Рон на ухо Гарри. Тот хмыкнул и зажал рот рукой.

Наконец, когда у Рона уже начало звенеть в голове от старых триад, рецептов зелий и латинских названий всего и вся, разминка закончилась.

— Теперь — что касается факультетской жизни, — сказала Пенелопа. — Первый тур факультетского чемпионата по шахматам начинается завтра и продлится до Хэллоуина. Во второй — смешанный — тур проходят первые четверо с каждого курса.

Рон встрепенулся. Вот оно. Наконец-то он сможет доказать!.. Все прочие с курса наверняка играют гораздо хуже.

И если Роджер тоже играет, то в перекрестном туре можно получить реванш.

— Помните, — продолжала Пенелопа, — мы все — лицо факультета. Мы должны показать, что на самом деле соответствуем ожиданиям нашей основательницы. То есть, и это я говорю специально для учащихся первого курса, — она посмотрела прямо на Рона и Гарри, — отвечайте, только точно зная ответ. Если вам задали вопрос, ответа на который вы не знаете, вы должны сказать «не знаю», записать его и найти ответ в библиотеке. Этот вопрос будет включен в разминку следующего дня, и я буду ожидать ответа именно от вас. Все понятно? Приятного аппетита.

День, начавшийся так плохо, мог продолжиться только отвратительно — он и продолжился. Почему-то учителя решили, что спрашивать именно их с Гарри будет просто великолепной идеей. Чего они хотели добиться, Рон не знал. Но к концу дня у него рука устала записывать вопросы, на которые ему пришлось отвечать «не знаю».

— Как же противно, — сказал Гарри, пока они плелись на Зелья, последний из уроков. — С такой жалостью смотрят потом… И с разочарованием. Я им чего-то обещал и сам не помню?

Рон поморщился.

— Ты же Гарри Поттер.

— Ну да, и должен был родиться, зная, как правильно произносить эту дурацкую Левиосу. — Гарри нахмурился. — Почти как в маггловской школе. Я думал, здесь по-другому будет…

— Я планирую побить моих братьев, — сказал Рон. — Присоединяйся, если хочешь. Из-за них теперь все считают, что мы — самозванцы. И нам надо чего-то доказывать. Ненавижу доказывать.

Гарри фыркнул.

— А ты уверен, что они не побьют нас?

— Ну так мы же Рейвенкло теперь, придумаем что-нибудь умное!

От Зелий Рон ожидал ужаса и тьмы. Все братья в красках рассказывали ему, что Снейп за злодей, поэтому даже вводная речь Снейпа его не впечатлила. Ну да, он наверняка знает, как закупорить смерть — если он и не вампир, то явно кто-то близкий… Может, полудементор? Рон повертел гипотезу в мыслях, приложил ее к Снейпу и мысленно кивнул сам себе. Точно. Почти дементор, но не летает. И не целует никого — по крайней мере, Рон на это надеялся. Но ему и не надо. Как глянет…

— Наша новая знаменитость…

На Гарри.

Вот же гад. Точно — дементор.

— …наверняка сможет нам сказать, как называется основной ингредиент универсального противоядия?

Э? Так это же в разминке было. Что же там было-то?..

— Безоар, сэр, — услышал он ровный голос Гарри.

— И где же его можно найти?

— В желудке козы. Сэр.

— Хм.

Снейп поизучал Гарри. Дернул углом рта, процедил «пять баллов Рейвенкло» и отошел к доске.

Гарри выдохнул. Рон показал ему большой палец. Разговаривать на уроке Снейпа он не рискнул. Гарри улыбнулся.

Невилл Гермионе нравился. С ним можно было нормально поговорить. Особенно когда речь заходила о растениях: о них он знал куда больше ее. Но, пришлось признать, что декан был прав. Не в том, что следовало сделать, а в предсказании реакции факультета: теперь Гермиону бойкотировали. Даже не снисходили до ответов на прямые вопросы. Будто не слышали. Даже соль за ужином передать не удосужились, пришлось тянуться самой.

Ну и пусть, решила Гермиона. Ну и какая разница.

Пусть игнорируют. Она уже принесла Слизерину двадцать баллов и не собиралась останавливаться. Рано или поздно ее все равно признают, хоть сквозь зубы. Она не оставит им выбора. Как бы ты ни был помешан на прошлой войне и на традициях, но если она будет приносить больше баллов, чем тот же Малфой, ее невозможно будет не замечать…

Наверное.

Но это — ее единственный шанс.

Она прочитала все учебники, но чтобы быть лучшей — этого мало. Нужно заниматься еще больше. Библиотекарь, наверняка, знает какие книги еще почитать. Особенно по зельям и трансфигурации. На Зельях Гермиона отвечала на вопросы быстрее всех гриффиндорцев и — самое главное — быстрее Малфоя, но она не ощущала алхимию по-настоящему. Не так, как чары и трансфигурацию. Трансфигурация ей понравилась больше всего, пришлось так интересно думать, чтобы представить спичку — иголкой… Нужно потренироваться еще. Должен быть простой способ забыть о том, что спичка — это спичка…

В библиотеку Гермиона направилась сразу после ужина и полчаса донимала мадам Пинс списками дополнительной литературы, пока мадам, сдавшись, не вытащила уже отпечатанные из ящика стола:

— Это для Рейвенкло, — пояснила она, хотя Гермиона ее ни о чем не спрашивала. — Тебе бы там понравилось.

— В следующем году проверим.

Мадам Пинс вздохнула.

— Я не помню случая, чтобы хоть кто-то менял факультет.

— Значит, я буду первая, — заявила Гермиона, хотя вовсе не чувствовала себя столь уверенно. И, прижав к груди список, спряталась среди стеллажей. Среди книг было проще. Даже если она разрыдается, они ее не осудят.

Она копалась в книгах по трансфигурации, которые какой-то болван поставил не в порядке индексов, когда услышала знакомые голоса с другой стороны стеллажа, у книг по зельварению. И замерла. Еще не хватало, чтобы Панси и Милисента ее услышали.

— Да не в том даже дело, что она грязнокровка, — говорила Панси. — Хотя конечно. Но была бы не такая уродина и хоть с минимумом приличных манер!

— Манеры ее не спасут. С такими-то волосами. И зубами кривыми, — это Милисента.

— Даже уродины могут держаться достойно. А не тащить к нам маггловские механические кошмары! Могла бы и подумать, что мы все встаем в разное время! Мне на уход за волосами нужно время, не то, что ей. Но нет, никакого соображения. И сумку свою сунула прямо на мою территорию!

— Ну не совсем, Панс…

— Совсем! Сумка стояла прямо на линии между нашими кроватями! Можно подумать, она не догадалась! Специально сделала, и специально меня спровоцировала!

— Ну ты ж сама говоришь, она вообще без понятия…

— Но нельзя же быть без понятия настолько? О, вот справочник. Декан послезавтра точно про эти травы спросит, я тебя уверяю. Заткнем плебейке рот!

И голоса удалились.

Гермиона выдохнула, вцепившись в свои книги.

Уродина, значит? Без приличных манер?

Ну что ж… Книги про «приличные манеры» здесь точно должны быть. Посмотрим, что ты скажешь, Панси. Может, поймешь, что просто завидуешь!

Хотя вот это вряд ли.

Книг про манеры оказалось даже несколько. Гермиона решила не брать их — вот еще, показывать «благородным», что она их услышала и приняла к сведению! — а пролистать в библиотеке до отбоя.

И за одним из столов увидела Гарри и Рона. Над ними темным облаком висела безнадежность.

Гермиона хотела было пройти мимо, но увидела объект их страданий и остановилась. Плюхнула свою стопку книг на их стол. Рон поднял голову.

— Если будешь язвить, проходи мимо, а?

— Я не язвлю, — сказала Гермиона. — У вас трансфигурация не получается?

— У нас все не получается, — ответил Гарри. — И нас завтра собираются по этому всему спрашивать прицельно. Наша же собственная староста.

— Это слишком жестоко, — сказал Рон и трижды ударился лбом в учебник трансфигурации.

— Я объясню, — сказала Гермиона. — Все очень просто…

Спустя пять минут объяснений они по-прежнему смотрели на нее с отчаянием. Правда, теперь это было понимающее, осознающее себя отчаяние.

— Ты говоришь, нужно помнить о четырех вещах одновременно, — сказал Гарри. — То, что самое главное в спичке — это что она продолговатая и белая. Что иголка — тоже продолговатая и условно белая. Что их можно совместить. И что их можно друг в друга вывернуть. Настоящую спичку в воображаемую иголку. Чтобы вот эта спичка была и спичкой и иголкой одновременно.

— Ну да! Просто, правда?

Рон ударился лбом в учебник еще раз.

— Как ты это все в голове держишь? В одно и то же время?

— Э… — Гермиона никогда об этом не задумывалась. — А что, так не все могут?

— Нет! — вскричал Рон. — Как можно помнить, что спичка — это не спичка, видя совсем себе спичку? Ну как?

— Да просто надо иметь не твою голову, Ронни, — рядом с их столом возникли два рыжих, совершенно одинаковых дылды. — Если что мы…

— То есть ты.

— То есть мы, — один рыжий пихнул другого, — извиняемся.

— Я бы вас самих превратил в спичку и иголку, — мрачно произнес Рон. — Но я так устал, что, боюсь, получится. И насовсем. И мама меня убьет. Это мои братья, Фред и Джордж, — пояснил он, ткнув в каждого пальцем. — Это они во всем виноваты.

— И мы даже не спорим, заметь, Ронни! — вскричал один из рыжих. Фред. — Мы правда виноваты!

— Очень-очень, — сокрушенно покивал Джордж.

— И мама прислала нам вопиллер.

— Нас вообще чуть не выгнали!

— И у нас три месяца отработок со Снейпом!

— И еще три с Флитвиком.

— И те же самые три с Макгонагалл!

— И мы жаждем загладить свою вину! — сказали они хором. И посмотрели так утрированно жалобно, что Гермиона не удержалась и фыркнула.

Они обернулись на нее.

— Мы хорошие! Мы вам поможем!

— И чем же? — спросила она. — Вот, например, мне.

— Тебе? — они прищурились совсем одинаково. — А чего ты желаешь? Хочешь быть самой умной?

— Она и так, — буркнул Рон. Гермиона потупилась. Приятно было это слышать. Пусть даже от Рона.

— А самой красивой? — поднял бровь Джордж.

— Да ей тоже не надо! — сказал Фред. — Ведь правда, а, Гермиона?

— Самой — не надо, — сказала Гермиона. — Но я читала, есть такие косметические чары…

Слишком сложные в наложении. Палочка не слушалась и движения не получались. Она уже успела попробовать за стеллажами.

— О-о, — протянул Джордж. — Договорились! Будут тебе такие чары, что все твои слизеринцы будут у тебя в ногах просто стелиться!

— Не надо такого, — быстро сказала Гермиона. — Просто что-то… ну, обычное.

Они хитро на нее посмотрели и пообещали «необычное обычное», и ей пришлось кивнуть. Тоже мне, «волшебники Гудвины»…

— А ты понятно чего хочешь, Ронни. Ума!

— Мы все хотим ума, — вздохнул Гарри. — Но это вряд ли возможно.

— Иголки и булавки, — пробормотала Гермиона, не удержавшись. И пояснила: — Это из маггловской сказки. К волшебнику пришло чучело просить ума, и тот положил ему в голову мешочек булавок. Чтобы ум был остер.

— Правильно мыслил, — одобрил Фред. — Вот остроты-то мы вам и добавим! Завтра после завтрака за Барнабой Тупым, знаете, где это?

Рон кивнул.

— И что это будет? — спросила Гермиона.

— Я думаю, тебе — очень специальный крем, — ответил Джордж. — А братцу Ронни — конфетки.

— Только не лягушки, — сказал Рон, и Гермиона с ним согласилась.

Встреча и передача «гостинцев» с утра прошла успешно. Рон и Гарри переглянулись и проглотили по одной «конфетке», как только завернули за угол. Выглядели «конфетки» как всевкусные драже — и Рон опасался поначалу, что близнецы надули их с Гарри. Но вкуса у драже не было никакого, только на языке пощипало.

Эффекта, впрочем, не было тоже. Рон дошел до лестниц, внимательно прислушиваясь к ощущениям, и, сойдя на втором этаже, переглянулся с Гарри.

— Ничего?

Гарри помотал головой.

— Может, — мрачно сказал он, — они действительно решили действовать, как Оз? Рассчитывая, что мы сами себя убедим, будто теперь умные.

Он кратко пересказал сказку с выдававшим себя за мага магглом-фокусником, которому пришлось одаривать друзей Элли «волшебными» дарами.

— На Фреда и Джорджа не похоже, — ответил Рон, выслушав. — С ними либо сразу ослиные уши синего цвета, либо ничего совсем не работает, потому что не получилось. А они бы не стали на нас испытывать совсем пока не работающее, им мама голову оторвет. Вдруг с тобой что-то случится?

— Но особенно умнее я себя не чувствую.

Рон вздохнул.

— Ну, может быть попозже… Надо было их подробнее расспросить, как эти конфеты работают.

— Гермиона наверняка расспросила.

— Она такая, — покивал Рон.

Тем временем они дошли до кабинета Трансфигурации и оказались там вторыми. За студентами их же курса. Рон скинул сумку с плеча.

— Повторим урок?

Сегодня нужно было отвечать «не знаю» как можно меньше: на разминке и без того хватало их вопросов. И будет хватать даже на следующей неделе: вопросы, на которые кто-то из них не смог ответить на разминке, переносились на следующую. И на следующую, И на следующую. И пусть Пенелопа выбирала не все вопросы, им хватит.

— Повторим, — кивнул Гарри, доставая свои записи.

И они уставились на изображение трансформации спички в иголку.

Напечатанное черно-белым и статичное, для Рона оно оказалось неожиданно цветным и движущимся. Все этапы трансформации прыгнули ему в голову, наложились друг на друга и сложились воедино. И стоило только увидеть записанные путаным почерком Гарри слова Гермионы «вывернуть настоящую спичку в воображаемую иголку» как Рон ощутил это ладонями. Действительно, просто: взять — и вывернуть. Шершавое в гладкое, тупое в острое. Так же, как вывернуть слова — обычные в издевку. Так же как партию — из проигрышной в победную. Нет. Из набора деревянных штучек в сложную, многовариантную схему игры.

— У меня мозг чешется, — прошептал он.

— Ух, — выдохнул Гарри. — Ничего себе. Интересно, теперь получится?..

— Эй, повторять надо было раньше, — сказали над ухом. Рон вздрогнул, поднял голову: малознакомый со-факультетник — Терри, точно — улыбался ему. А вокруг уже было шумно. Подошел остальной факультет и барсуки. — Пошли, только двери открыли. Мы, если что, постараемся Макгонагалл от вас отвлечь.

— Спасибо, — сказал Рон с чувством.

— Да просто если так пойдет дальше, вы займете всю разминку, и выйдет скучно, — хмыкнул Терри и вошел в класс прежде, чем Рон успел придумать ответ. Ну ничего… Сегодня начинается турнир. Сегодня Рон всем покажет! Всем докажет, что он — не пустое место. Не самозванец!

На уроке иголка из спички у Рона получилась с третьего раза. И потом получалась еще и еще. И еще. Он не мог поверить — и извел бы весь коробок, если бы профессор не остановила его.

— Хватит, мистер Уизли. Очень хорошо. Пять баллов Рейвенкло. Начинайте читать следующую главу, но не вздумайте пробовать самостоятельно.

Рон просиял. И открыл учебник. Нужно прочитать как можно больше. Вдруг сейчас эффект кончится, и он опять перестанет понимать?..

Рядом радостно выдохнул Гарри. У него наконец-то тоже вышла иголка, а не острая спичка стального цвета.

«Надо же, какое интересное ощущение от стали, — написал он на обрывке тетрадного листа. — Скажи?»

«Кислая», — написал Рон в ответ.

«? — Гарри явно удивился. — Холодная и жжется!»

Они переглянулись. И потянулись к тетрадям.

Надо было записать все. Все эффекты. Подробно. Вдруг действие закончится и память уйдет, и способность сделать из спички иголку уйдет тоже? А так, наверное, можно будет вспомнить…

Впервые Рон понял, зачем существуют лабораторные журналы, на которых настаивал учебник зелий. Снейп-то их даже не упомянул. Вероятно, полагал, что никто эти журналы вести не будет все равно. А вот и зря!

Жаль, что можно принимать только одну «конфетку» в день. Близнецы на этом очень настаивали. До вечера эффекта наверняка не хватит, а так интересно, какими окажутся шахматы? Вдруг — еще сложнее, еще интереснее? Но он и так выиграет. Ему не нужна фора.

Эффект закончился сразу после обеда, на Полетах, и мир посерел. Рон даже не осознавал, что видел цвета глубже и ярче, а детали — четче. Впрочем, для полетов оно и неплохо, незачем отвлекаться, так можно и с метлы грохнуться!

Гарри летал так, будто на метле родился, и Рон порадовался за друга.

— Тебя можно в команду хоть прям сейчас!

— Я бы хотел, — вздохнул Гарри. — Я точно уверен — вот мой настоящий талант! Летать так здорово! И так просто!

— В профессионалы можно уйти сразу после СОВ, — сказал Рон. — Если пригласят, конечно. Но тебя-то точно пригласят!

— Буду играть за Пушки Педдл, и мы выиграем чемпионат Англии!

— Точно!

— А ты — выиграешь чемпионат Англии по магическим шахматам!

— Нету его, — вздохнул Рон. — Есть как у нас на факультете, или там, в деревне иногда…

— Ну… — Гарри потер шрам. — Тогда создашь и выиграешь!

Рон расхохотался. Но — почему бы и нет? Сегодня он себя чувствовал королем мира: он ни на один вопрос пока не ответил «не знаю» и принес баллы факультету, и сегодня будет первая игра турнира, и он ее обязательно выиграет!

Первую игру факультета Рон играл с Терри и свел в ничью, не сказать чтобы без усилий. Поздравлений с отличной игрой он почти не слышал.

Прежде чем использовать крем, Гермиона, разумеется, изучила его. Хоть и нестерпимо хотелось намазать его немедленно. Даже не выходя из-за статуи Барнабы Тупого.

Близнецы помялись-помялись, но таки согласились выдать состав и пропорции компонентов — не рецептуру.

— Извини, тайна нашего будущего бизнеса!

— Да и зачем тебе? Ты и ингредиенты не разберешь!

Гермиона нахмурилась.

— Уж как-нибудь. И состав и пропорции на «конфетки» тоже, пожалуйста.

— А Ронни не спрашивал.

— Ваш брат вам доверяет. А я — слизеринка. И я не доверяю никому!

Почему-то это сработало. Рыжие покивали и прислали оба состава обеденной совой.

Гермиона просмотрела оба списка и с сожалением убедилась, что близнецы были правы: про половину ингредиентов она точно ничего не слышала. Но у нее было секретное оружие!

— Невилл, — шепнула она. — Можешь помочь?

— С гербологией? — удивился Невилл. — У тебя же все в порядке.

— Почти. С зельями.

Невилл поднял брови.

— Я? С зельями?

Зелья у Невилла не выходили, и это — слабо сказано. Он путал ингредиенты и очередность их добавления. Даже с подсказками. Даже с написанным на доске и в тетради подробным рецептом. Гермиона не понимала, как человек, знавший в деталях графики полива десятка капризных растений мог запороть зелье из трех ингредиентов и воды. Дело было, наверняка, совсем не в зельях…

— Я состав не понимаю, — сказала она. — А ведь ты все компоненты знаешь.

— Не животные, — сказал Невилл.

— Ну, это все равно уменьшит список. Посмотришь на Истории Магии?

Невилл кивнул.

После Истории Магии он вернул ей два списка с обеспокоенным видом. Гермиона внутренне вздохнула. Ну да, она и предполагала, что близнецы обещали одно, а получилось…

— Отрава?

— Да нет, — протянул Невилл. — Интересные штуки, кстати, я совсем не все понял, никогда не думал, что Мимблетонию можно использовать так! Не, не отрава, только…

— Только что?

— Только если эти штуки долго использовать, то будет нехорошо. Там, во втором пергаменте — это печенье, да? Я не понял, что оно делает, что-то с улучшением памяти, но долго это пить нельзя. И помногу нельзя. И нужно пить много воды, чтобы вывелось.

Гермиона кивнула.

— А первый пергамент?

Невилл пожал плечами.

— Там трава-отмычка. Она — усилитель. Как это… катализатор. Вроде безвредная, но с ней легенды связаны нехорошие.

— Легенды?

— Ну да. Что, если ее добавить, то зелье можно обратить против его использовавшего. Ну как пикты сварили вересковый мед, им самим ничего не было, а завоеватели про их существование вовсе забыли. Потому что, когда те выпили и спать легли, пикты через траву-отмычку зелье поменяли. Вроде, по учебникам такого быть не может, но…

Но надо проверить. Гермиона поблагодарила Невилла и после ужина отправилась в библиотеку. Наверняка, там что-то да есть про эту траву-отмычку…

Два часа поисков и углубленного чтения ее успокоили: трава-отмычка была признана совершенно безопасной и входила в рецепты большинства гламур-кремов, кроме совсем уж элитных — про которые никто все равно ничего не знал из-за секретности рецептуры. Наверняка, если бы у травы были такие свойства — если бы она позволяла превратить любой крем в, скажем, яд, — об этом бы знали и ее запретили? Наверняка. «Попробую крем завтра», — решила Гермиона.

Утром она встала первой. По звонку подвешенного над головой под пологом кровати будильника. На пологе стояли чары тишины. Компромисс вроде бы устроил остальных слизеринок, по крайней мере будильник больше не разбивали. Вчера Гермиона оставила сумку строго на своей стороне межкроватного пространства, и книги не разбросали тоже. На саму Гермиону по-прежнему не обращали никакого внимания и слов ее не слышали, но и пусть, в конце концов. Пусть.

Она унесла крем в ванную. Для начала привела себя в порядок, оделась, расчесалась…

— Все еще безнадежно, деточка, — радостно сообщило ей зеркало.

И раскрыла банку. Крем пах жасмином и был приятен на ощупь. Даже если он ничего не изменит по большому счету, может, хоть сделает так, чтобы кожа на носу не шелушилась?

Гермиона почесала нос, поморщилась — и плюхнула крем на щеку. Размазала. Она читала, крема следовало как-то втирать… В щеки, лоб, нос. И даже по волосам мазнула — ну а вдруг? Прищурилась на зеркало. Не заметила особых изменений и вздохнула. Завернула банку, помыла руки. В дверь уже стучали:

— Открывай, наконец, ты там слишком долго торчишь! Тебе все равно не поможет!

Надо же, Паркинсон снизошла, чтобы возмутиться и обратиться к ней лично. Вот оно, признание.

Гермиона усмехнулась, вынула палочку из-за уха и, прежде чем выйти, кинула последний взгляд на зеркало.

На нее смотрела девочка с фарфоровой кожей и с гладкой волной ухоженных каштановых волос.

— Вот это другое дело, — сказало зеркало.

Гермиона улыбнулась.

Открыла дверь и прошла мимо удивленной Паркинсон, как советовали учебники этикета: с прямой спиной, подняв голову и глядя только вперед.

— Доброе утро, Панси. Приятного дня. Встретимся за завтраком.

Самым сложным было удержаться и не захихикать. Но Гермиона справилась.

За день она принесла Слизерину десять баллов. Но самое главное — ей улыбались, перед ней придерживали двери, в коридоре к ней подходили поговорить. И хотя почти сразу же ретировались — о чем, действительно, разговаривать с глупыми мальчишками, — это все равно было приятно. Настолько, что вечером она решилась позаниматься не в библиотеке, а в гостиной факультета.

Ее по-прежнему игнорировали. Но не согнали с кресла у камина.

Паркинсон, Милисента и кто-то из старших обсуждали бал. Внутрифакультетский, на Хэллоуин. Кого приглашать, кто не заслужил, кто будет отличным кавалером… Гермиона помимо воли прислушивалась, чувствуя себя Золушкой. В волшебной сказке нелюбимая младшая сестра сидит и слушает, как старшие обсуждают способы завлечения принца — то есть Малфоя… Нет уж, такой принц ей не нужен и даром.

— Грейнджер, ты подслушиваешь? Одну и ту же страницу читаешь уже две минуты.

Гермиона подняла глаза от книги, встретила взгляд Паркинсон и пожала плечами.

— Задумалась.

— Ну да, ну да. В общем, Грейнджер. Если будешь выглядеть как сейчас, можешь прийти на бал. Посмотришь, как нормальные люди веселятся.

— Я подумаю, Паркинсон, — ответила Гермиона. — Но ничего не обещаю.

И внутренне улыбнулась.

Рон честно старался пользоваться «конфетками» раз в день. Перед Трансфигурацией и Чарами. Близнецы отловили их с Гарри в коридоре через две недели после начала занятий и страшными голосами заставили пообещать никогда-никогда не пить «конфетки» перед Зельями.

— Ты же не хочешь проснуться устрицей, Ронни, правда? Ты, может, и не поймешь разницы, но мама расстроится!

— Ты же не хочешь расстроить маму?

Рон не хотел.

Но все больше жалел, что эффекта не хватало на целый день. Ладно — Зелья… Но шахматы. Какими будут шахматы?

Все остальное оказывалось сложнее и красивей, и он понимал те же Чары гораздо лучше — потому что мог наконец-то удержать в голове и движение, и звук заклинания, и желаемый результат, и то ощущение от заклятия, которого следовало добиться, чтобы получилось. Мир ощутимо раздвигался, и это походило на скоростной штопор. И страшно, и восторг.

А еще ему хотелось красиво выиграть. Хэллоуин приближался, на занятия, даже с «конфетками», уходило слишком много времени. Он совсем не успевал повторять еще и шахматы. И хотя он все еще не проиграл ни разу, но… Но он смог бы выиграть гораздо больше матчей! Он был всего лишь пятый! Пятый! И хотя разрыв был ничтожен, но… Надо было выигрывать.

— У тебя еще четыре матча, — сказал Гарри, когда до Хэллоуина осталось две недели. — Если ты их выиграешь, то точно пройдешь.

— Будто я сам не знаю, — буркнул Рон. Хмуро посмотрел на учебник Трансфигурации. Ожидалась контрольная. Ожидалось, что он сделает ее на отлично. — Слушай, мы страшно теряем время. Сидим тут, зубрим… Хотя могли бы — раз, и запомнить!

— Они же сказали — раз в день, — с сомнением протянул Гарри.

— Да они перестраховываются.

— И Гермиона рассказывала про ингредиенты, помнишь?

Гермиона, с которой они три раза в неделю пересекались в библиотеке, устроила им настоящий доклад о возможных последствиях злоупотребления «конфетками».

— Так мы же не пять раз в день и не подряд! Только сегодня! Ты представляешь, сколько мы времени выиграем?

Гарри подумал и кивнул.

— Только сегодня. Мне тоже страшно надоело это все зубрить.

Рон улыбнулся и полез за «конфетками».

Ему тоже надоело зубрить. И у него наконец-то будет время позаниматься шахматами. Причем — под эффектом! Он еле дотерпел до вечера, и, как только они вернулись в гостиную, схватил доску, книгу этюдов и пошел за столик в углу. Обычно, когда было время заниматься, он сидел там. И его никто не беспокоил. Это было правилом Рейвенкло: если человек занят делом, не мешай ему. Правило Рону скорее нравилось, дома было совсем не так.

Шахматы оказались… как глубокий колодец. Падаешь в него, а внутри звезды. И если задохнешься — неважно. Потому что — звезды.

— Мистер Уизли. Мистер Уизли!

— А? — он с большим трудом оторвался от этюда и с раздражением посмотрел на Пенелопу. — Я занимаюсь!

— Два часа ночи, мистер Уизли. Идите спать.

Рон с сожалением посмотрел на почти решенный этюд.

— Оставьте доску здесь, — сказала Пенелопа. — Ее никто не тронет. И… вы молодец, мистер Уизли. Становитесь настоящим вороном.

— Да ладно, — пробурчал Рон. Но не мог не признаться самому себе, что слышать это было очень приятно.

Эффект он увидел сразу же: следующий матч он выиграл с блеском. Хоть и не под эффектом «конфеток», но знания, видение, ощущение сути игры — остались. Только поблекли. Стерлись. И с каждым днем стирались все больше. Спустя три дня, накануне второго матча, смотря на гору учебников, Рон вздохнул. Гарри вздохнул в унисон.

— Ну, мы же осторожно, — сказал Рон.

Гарри протянул ему ладонь.

— Давай. Ты знаешь, как здорово под ними летать? Кажется, что летаешь сам, без метлы. Все потоки чувствуешь!

— Я бы тебе рассказал, как шахматы выглядят, — сказал Рон. — Это вообще… Так бы там и жил. Не вылезал.

— Это точно…

Никаких особенных последствий нарушения дозы Рон не заметил. Ну — голова стала побаливать. Так немудрено: он никогда столько не читал. И учебников, и дополнительной литературы — а что делать? Ответить на загадки их факультетской двери ни он, ни Гарри не могли до сих пор, и это с каждым днем становилось все унизительнее…

Последний матч тура состоялся накануне Хэллоуина. И вечером предыдущего дня к Рону за столик подсел Роджер.

— Хорошо играешь, Уизли.

— Спасибо, — ответил Рон, не отрываясь от этюда. Варианты ходов роились у него в голове, выстраиваясь в схемы — как созвездия. Если бы созвездия постоянно переставлялись…

— Ты слишком хорошо играешь, Уизли, — продолжил Роджер. — Слишком быстро поднял уровень.

— Чего тебе надо, Роджер?

— Я за тобой слежу, Уизли. И не потерплю читерства. Ты меня понял?

— Не дурак.

— Ты думаешь, я — читер? — позже спросил Рон у Гарри, сидя на кровати, под звуконепроницаемым пологом.

— Почему? — удивился Гарри. — Ты же не с «конфеткой» играешь! Какая разница, как учить.

— Вот и я так думаю…

— Да даже если и с «конфеткой». Она же не думает за тебя!

— Угу... Я вот сейчас под эффектом. Интересно, что приснится?

Приснилась какая-то темная муть. Вода. Колодец. Ничего интересного.

В день перед решающим матчем Рон съел еще две «конфетки». Одну за завтраком, чтобы день прошел удачно, и одну за обедом, чтобы успеть еще позаниматься. Эффект как раз должен был уйти за полчаса до матча. Он колебался, не сдвинуть ли прием второй — ну рассосется посреди матча, а не за полчаса до. Какая разница, в самом деле, ему же действительно никто не помогает думать! Но в последний момент решил — нет. Он не читер. Он станет играть сам. Хотя проиграть и было страшно.

Посмотреть на последний матч первого курса собрался почти весь Рейвенкло — как собирался на все решающие матчи. Здесь поддерживали всех — ради самого духа игры. Рону это нравилось.

— Боишься, Уизли? — спросил Энтони Голдстейн. Лучший игрок их года.

— Не-а, — ответил Рон. У него немного кружилась голова. От волнения. — А ты? Боишься?

Энтони фыркнул.

Матч, как Рон и предполагал, оказался сложным — и паникующие фигуры ему не помогали. Даже обидно было, что фигуры столь низкого о нем мнения… Рон пытался пробиться в ощущение от этюдов, то чувство после «конфетки», полета, падения, бесконечности звездного неба. Это ведь — его ощущение. «Конфетка» же ни при чем! С ней просто легче, и все…

И таки пробился. К середине матча он перестал видеть фигуры, исчез противник. Остались только схемы. Только комбинации. Только… Только…

— Мат, — сказал Рон.

Улыбнулся. Ощутил огромное облегчение.

И темная вода звездного колодца сомкнулась над его головой. Он только успел смутно удивиться, что, кажется, падает.

Перед праздничным ужином на Хэллоуин Гермиона решила зайти в библиотеку отдать книги. И еще раз проглядеть справочник по этикету. Невилл увязался с ней. На слизеринский бал его пригласили тоже, и, листая справочник, они договорились, что пойдут вместе.

— Так нам не придется подпирать стену, — сказал Невилл, когда их вытолкали из рано закрывавшейся библиотеки. — Я, конечно, плохо танцую…

— Ничего, — отмахнулась Гермиона. — Вряд ли от нас будут ждать вальса.

— Вальс-то я умею, — Невилл пожал плечами. — Это не страшно. А вот фокстрот…

— Его от нас точно никто ждать не будет. — Гермиона сделала мысленную пометку точно узнать, что же это за танец такой — «фокстрот». Она, услышав это слово, всегда представляла бегающую кругами лису. — Зайдем проведать Рона?

Ответить Невилл не успел. Они завернули за угол и наткнулись на Панси и Милисенту. С палочками в боевой позиции. Палочка Панси смотрела в лоб Гермионе.

— Вот ты где. Расслабилась, грязнокровка?

— В чем дело, Паркинсон? — спросила Гермиона своим самым спокойным и выдержанным голосом.

— Она еще спрашивает! — воскликнула Паркинсон. — Ты возомнила, что сможешь стать нам своей!

— Э… — сказал Невилл неуверенно. — Слушайте, так нельзя. Вы что?..

— Петрификус Тоталус, — лениво произнесла Милисента. Палочка Паркинсон даже не шелохнулась. — Не вмешивайся в серьезные дела.

Гермиона закусила губу. Ее палочка лежала в кармане. Как бы ее незаметно вытащить… Говорил же профессор Снейп о ручных ножнах, и почему она не послушала?

— Ты не шевелись, Грейнджер, — сказала Паркинсон. — Мы тебя немного разыграли, с балом и прочим, а ты так красиво повелась! Сразу поверила. Какое тебе еще доказательство, что ты не наша и нашей никогда не будешь? Даже гламурным кремом намазалась. Дешевкой, разумеется.

— И мы этого, конечно же, ожидали, — расплылась в улыбке Милисента. — Так что ты молодец, сама себе приготовила домашнее задание! Ты ведь любишь домашнее задание?

— У тебя, грязнокровка, друзей быть не может…

— Это у тебя, Паркинсон, их быть не может! — вскинулась Гермиона. А за нее вступился Невилл. И пусть ничем не помог, все равно…

— Силенцио. Ну вот видишь, ты никак не можешь быть нашей: нарвалась. Теперь стой смирно, и сейчас мы тебя просветим очень подробно!..

Какую гадость начала колдовать Паркинсон, Гермиону уже не волновало. Она закусила губу — ну не убьют же они ее! — и кинулась прямо на Паркинсон и ее палочку, выставив вперед локоть. Панси не успела среагировать и, едва не выпустив палочку, шлепнулась на спину, Гермиона свалилась ей на живот. Кажется, ей все же досталось заклятием Паркинсон, и через минуту ее угостили Петрификусом, но один удар правой она сделать успела. У Паркинсон будет великолепный синяк.

— Да ты помешанная, — прошипела Паркинсон. — Безумная, бешеная дура.

Гермиона лежала лицом в пол, не могла пошевелиться и ругала себя за импульсивность. Не бить правой надо было, а выхватить палочку и окаменеть обеих. И правда, дура.

— Если от тебя не стошнит хотя бы трех человек — заклятие снимется, — продолжила Паркинсон. — Но где ж ты таких найдешь. Пошли, Милли. Не хватало еще из-за этой дуры опоздать на праздничный ужин.

Заклятие? Какое еще заклятие?

Шаги удалялись, потом — пауза. Голос Паркинсон произнес:

— Фините Инкантатем.

И все стихло.

Гермиона осторожно села. Рука ныла, и Гермиона потрясла кистью в воздухе прежде чем взять палочку. Странно, что Паркинсон сняла Петрификус. Зачем?

Рядом зашевелился Невилл.

— С тобой все в порядке? — Гермиона повернулась к нему. Невилл потряс головой.

— Чувствую себя полным… — он поднял лицо, кинул на Гермиону один взгляд и позеленел. Зажал рот рукой. — И-извини…

«Если от тебя не стошнит…»

— Мне нужно зеркало! — Гермиона вскочила на ноги. Подняла взгляд на портрет женщины в палевом розовом платье за туалетным столиком. — Мне очень нужно зеркало, пожалуйста!

Женщина скривилась от ее вида, но кивнула, вытащила из ящика ручное овальное зеркало на длинной ручке и повернула его к Гермионе.

Из нарисованного зеркала на нее смотрела нарисованная она: с выцветшими, в белесых пятнах волосами и с лицом в струпьях.

«Трава-отмычка, — почти спокойно подумала Гермиона. — вот чем Паркинсон воспользовалась. Значит — не просто легенда. Нужно записать».

Нужно… вести дневник наблюдений. Да. Наверняка.

Гермиона всхлипнула и бросилась прочь, зажав рыдание в горле. Было в замке одно место, куда точно никто не сунется. И поплакать будет с кем: призрак Миртл всегда рад поддержать.

А потом Гермиона пойдет к директору, потому что такое спускать нельзя.

И директор что-нибудь придумает.

Наверное.

Когда Рон пришел в себя, то было уже завтра, а у его постели сидел бледный в желтизну Гарри.

— Мадам Помфри и меня противоядием напоила, — сказал тот после приветствий, уточнения даты и сожалений о пропускаемом обжиралове. — Три дня подряд его нужно пить. Ну и гадость.

— Вот я встану, — сказал Рон, садясь, — и таки прибью Фреда с Джорджем.

— Они заходили. Решили ничего тебе не оставлять. Настаивали, что предупреждали. Но все равно сильно извиняются. Я… — Гарри помялся, — я не признался, откуда у нас «конфетки», но профессор Флитвик сам догадался.

— Он что-нибудь сказал?

Гарри помотал головой. И открыл было рот, но тут дверь палаты распахнулась и внутрь прошествовал Роджер, с лабораторным журналом Рона в руке.

— Эй, это мое! — воскликнул Рон.

— А, так ты в сознании. Прекрасно. Доношу до твоего сведения, что все твои результаты в турнире аннулированы. И тебе будет запрещено…

— Почему это аннулированы?! — вскричал Рон.

— Потому что допинг запрещен, Уизли, — процедил Роджер и бросил в Рона конвертом. — Вот тебе официальное…

— Но я никогда не играл под «конфетками», вообще никогда!

— У тебя нет никакого таланта! — прошипел Роджер. — Это все — заемное. От тех «конфеток». Сейчас ты ничего, совершенно ничего из себя, как игрок, не представляешь!

— Это…

Роджер не дослушал его, кинул Ронов журнал на кровать, развернулся и вышел вон, хлопнув дверью.

— …несправедливо, — договорил Рон потерянно. Уставился на журнал. Он записывал туда все — включая ощущения от шахмат. Но от этюдов же! Ведь… — Он не заемный, мой талант. Он настоящий…

— Слушай, — сказал Гарри решительно, — нужно сделать проверочный матч! Как дуэль. Давай поговорим с Флитвиком. Ты побьешь Роджера, и все уверятся, что ты умеешь играть.

— Он откажется, — мрачно ответил Рон. — Зачем ему давать мне второй шанс?

— Тогда… — Гарри потер шрам. — О! А никто из профессоров не играет?

— Макгонагалл. Ты думаешь, она согласится?

— Обязательно, — убежденно сказал Гарри. — Если мы выйдем на центр Большого Зала и потребуем справедливости перед всеми.

Рон представил это, кивнул и, улыбаясь, полез из кровати.

Им повезло, мадам Помфри занималась переевшим гриффиндорцем, и Рон сумел, хоронясь за ширмами, выбраться из палаты. Гарри отдал ему свою мантию, и они побежали к Большому Залу. Только чтобы услышать крик «Помогите!» из давно закрытого женского туалета.

Рыдать Гермионе надоело довольно быстро. Ей все еще было себя очень жалко — но когда упоенно и с полной самоотдачей жалеешь себя около получаса, то жалость выдыхается. Теряет остроту.

И Невилл мешал.

— Герм, — говорил он через дверь, — перестань. Я это от неожиданности. Выйди, все будет нормально! Ну, выходи, давай подумаем, что будем делать!

И Гермиона сдалась.

— Ну как, что, — начала она, открыв дверь, — надо придумать план мести!.. Там тролль.

— Какой тролль? Ты про Паркинсон? — Невилл, увидев ее лицо, сбледнул, но не двинулся с места.

— Я про тролля, который стоит сзади тебя, — прошептала Гермиона, пятясь. — И он смотрит на нас!

Невилл обернулся — и в этот момент тролль решил, что их них двоих получится отличный ужин. Гермиона завопила что-то, подняв палочку — не заклинание, скорее «помогите!», хотя она не могла сказать точно — и направила палочку на себя. Любой гламур можно было усилить. Кратковременно. И вот это заклинание за стеллажами у нее получалось прекрасно. А если можно усилить гламур — то и его противоположность тоже, верно ведь?

В идеале тролль кинется от нее бежать, а не в идеале, может быть, замрет и даст Невиллу ударить себя… чем-нибудь.

Тролль, завидев ее, отступил на шаг. Потряс головой. Ага — работает!

Разбитая дверь туалетной кабинки пронеслась мимо Гермионы и врезалась прямо в троллью морду. Невилл сжимал палочку до белых костяшек. Его колотило — но рука с палочкой не тряслась ничуть. Он успел приложить тролля трижды, и даже попасть по руке, державшей дубину. Тролль взвыл, выронил дубину, но тут дверь рассыпалась. Тролль, мотая головой, отступил и наклонился поднять оружие.

Гермиона навела на него палочку, не зная до конца, что делать. При виде тролля все ее мысли сбежали, и в голове теперь было пусто. Что она знает? Что она знает так хорошо, что оно получается само?

— Вингардиум Левиоса! — прокричал знакомый голос с конца коридора. Там стояли Рон и Гарри. Дубина взмыла вверх, увернувшись от пальцев тролля, и грохнулась ему на голову.

Тролль замер. И рухнул.

— Мы его убили? — спросил Гарри, опасливо приблизившись.

— Предлагаю не выяснять этого и смыться отсюда, — ответила Гермиона и спохватилась: — А почему вам не… тошно на меня смотреть?

— А что — надо? — удивился Рон.

«Если от тебя не стошнит трех человек…»

Гермиона фыркнула. То-то Паркинсон удивится.

— Да нет… — она опустила глаза. — Рон, ты что — босиком?

— Я, — гордо ответил Рон, — вообще почти голышом! Ты представляешь, голышом сражался с троллем!

— Это долгая история, — сказал Гарри. — Но я ее сейчас расскажу.

И рассказал.

Матч-доказательство Рона Уизли против Минервы Макгонагалл состоялся на следующий день после Хэллоуна, в Большом Зале, в присутствии, наверное, всей школы.

— Не боишься? — спросила Рона Гермиона. Он сидел в самом центре, за маленьким столиком, а вокруг толпились люди.

— Не. Даже если я проиграю, сейчас главное — как. А ты почему волосы отрезала?

Гермиона пожала плечами и растрепала свою стрижку.

— По-моему, мне так лучше.

— По-нашему тоже, — сказал Гарри, подойдя. Невилл кивнул. — Пошли, Герм, сейчас начнется!

Рон улыбнулся им. Поднялся, пожал руку наконец-то появившейся Макгонагалл. Сел и уставился на шахматные фигуры, будто видел их впервые. Нет, он не разучился играть. Но его умение видеть «созвездия», с которым он уже успел попрощаться, никуда, оказывается не делось.

Спустя два часа они закончили партию ничьей.

— Ну? — спросил Рон у Роджера. Тот был последним в череде желающих поздравить. Будто он чемпионат выиграл, в самом-то деле…

— Был неправ, — сказал тот коротко. — Признаю. Но в смешанном туре я тебя раскатаю.

— Буду ждать с нетерпением, — хмыкнул Рон и отошел к столу с едой. Из его матча сделали какой-то праздник — даже приемник кто-то уже настраивал, для танцев, — но он совсем не был против. На Хэллоуин-то они вчетвером так и не попали…

У десерта его зажали близнецы.

— Ты молодец, Ронни.

— Нахальный.

— Смелый.

— Прямо как мы!

— Ты не боись, мы еще что придумаем!

— Не надо, — быстро сказал Гарри, появившись рядом.

— Совсем не надо, — поддержала его Гермиона. — Мы добьемся уважения как-нибудь сами.

Близнецы удивились.

— Ронни?

— Не, — сказал Рон. — Не надо мне ничего. Я и правда, как-нибудь сам. По-настоящему.

— Что было первым, курица или яйцо? — спросил дверной молоток.

— Большой Взрыв, — сказал Гарри, и дверь открылась, под бурчание молотка: «Начитались маггловского, перестали ценить хороший парадокс, куда мы катимся…»

— Слушай, Гарри, — сказал Рон, — помнишь тролля на Хэллоуин?

— Еще как! Интересно, откуда он тут взялся…

— Во, — поднял палец Рон, — и мне интересно! Давай выясним?

— Гермионе надо сказать. И Невиллу.

— Конечно! Вместе веселее!

Насколько веселее — им только предстояло узнать.