Легкомысленная наследница (гет)

Письмо 56. Миссис Янг Джорджу Уикхему

Брик-стрит, Рамсгет, 9 августа 1811 года

Ты вправе бранить меня за то, что я не написала тебе ранее. Мне надо поведать тебе тысячу мелочей и ничего существенного. Мне приходится ступать с крайней осторожностью. Своими льстивыми речами ты сумел проложить дорожку к ее сердцу, а чувства у нее не менее стойкие, чем глубокие [1]. Но сейчас она пребывает в унынии, вместо того, чтобы ликовать. Те, кто дает полную волю своим чувствам, видят ли они в этом мире долину слез или чертог наслаждений, редко умеют чувствовать сильно.

Сегодня пополудни она спустилась ко мне бледная как снег, и молча села, уставив глаза в пол. Она была потрясена и расстроена. Что ты ей наговорил? Достало бы честного признания в грехах: чтобы обман удался, он должен основываться на правде. Не напугал ли ты ее? В ее душе явно происходит борение между желанием и долгом. Я, чем могла, способствовала твоим интересам.

Немного погодя мы сели пить чай. Я не спускала с нее глаз: она словно бы чего-то ожидала. Убеждена, ждала, что я спрошу, где она была. Потом она торопливо вскочила, села за фортепиано и принялась повторять арию, которую я играла до того. Оперные арии почти всегда посвящены любовному безумию, и я без всякого труда перевела наш вялый разговор на сей предмет. В ее возрасте уже пора думать о чувствах, во всяком случае, в теории.

— Женщина никогда не должна открыто проявлять свои желания, — заявила я. — Женская стыдливость — вот естественная защитница нашего пола. Самый достойный, самый лучший человек всегда сумеет убедить женщину, что он ее обожает, что он — ее добровольный раб, и во всем покорен ее воле. Мужчина имеет право выбирать и говорить, женщина — только отвечать, когда ее спросят. Так устроен мир, милочка.

— И вы полагаете, что так и должно быть?, — спросила она, опустив подбородок на скрещенные пальцы, как она делает всегда, когда беседа ее занимает.

— Да, — отвечала я с улыбкой. — Прежде, чем доверить свою жизнь мужчине, надо увериться в его чувствах. Тогда он будет знать, что твое сердце принадлежит ему целиком, а ты избежишь мучений неразделенной страсти. О! Девочка моя! — продолжала я, с трудом сдерживая веселье. — Кому захочется навязываться в духе Эммы Кортни [2]? Как это неподобающе, как неестественно, когда молодая барышня, вместо того, чтобы дозволить за собой ухаживать, ухаживает сама!

Тут мисс Дарси рассмеялась.

— Мужчины — тщеславные создания, и мы обязаны хранить достоинство нашего пола, насколько это в наших силах.

— Понимаю, — сказала она, и внезапно стала серьезной, словно мысли не позволяли ей сказать ничего более.

По первым же предлогом я ее покинула, и теперь пишу тебе. Льсти ей, убеждай ее всеми силами, завоюй ее неохотную любовь. Она должна предаваться фантазиям и думать только о твоем счастье: чем более она будет поглощена тобой, тем менее ей будут бросаться в глаза странности ее положения.

Примечания:

1. Ср. финал «Леди Сьюзен» — Э.

2. Героиня романа Мэри Хэйс, которая преследовала своего Августа и лично, и с помощью писем, не подозревая, что он тайно женат на другой — Э.

Письмо 57. Джордж Уикхем миссис Янг

Хальверс, окрестности Рамсгета, 12 августа 1811 года

Рано поутру я устремился на встречу с мисс Дарси и нашел ее на морском берегу. Она гуляла с собакой и пела. Она пожелала мне доброго утра и внимательно посмотрела прежде, чем принять поданную ей руку.

— Рыбаки только вышли в море, — сказала она, глядя вдаль.

Неуклюжий тощий юнец Джон Фентон брел впереди, пиная кучи песка и пуская камешки по воде. Я был так же степенен и почтителен, как самый степенный молодой священник, хотя она выглядела восхитительно прелестной, и ее глаза сияли мягким выразительным светом.

Позволь поведать тебе, что весь наш разговор касался только одной темы и имел только одну цель. Я пытался убедить ее, что жить без нее не могу, что сердце мое будет навеки разбито, что я и думать не хочу о том, чтобы полюбить другую. Я вещал о жаре своей страсти и упорстве надежд, я говорил с подобающим унынием, и казалось, был вот-вот готов отбросить то, что ей следовало счесть ложной деликатностью и нелепой гордостью.

Я льстил ей с самым умильным и благодарным видом.

— Ты — свежий, чистый цветок, — сказал я, целуя ей руку. — Твое совершенство делает мои прегрешения еще более тяжкими.

Теперь она не отнимает руки, и не боится гулять и разговаривать со мной наедине, только в сопровождении далекого слуги. Она приобрела привычку видеть во мне поклонника, и мое общество становится ей день ото дня приятнее. Меня отличает самая строгая сдержанность: я ни разу не обнял ее со страстью, не прижал к себе, даже не коснулся ее губ в поцелуе. Да, она очаровательна, в этом нет сомнений, но не увлекает и не чарует. Я сам немного удивлен собственным бесстрастием. Считается, что невозможно ухаживать, не испытывая хоть каких-то чувств, но, по правде говоря, не будь у нее тридцати тысячи фунтов и не будь месть так сладка, я бы вовсе не обратил на нее внимания. Если бы она была податливой и пышнотелой, она пробуждала бы больший интерес… ей не помешала бы и некоторая доза капризности и ветрености.

Но ее воспитали в строгости и добродетели, и строгой и добродетельной она остается. С этим ничего не поделаешь.

Можешь быть уверена, что по доброй воле я ни скажу ей ни слова о том, что произошло между мною и ее братом. Я не делал признаний. Я не устраивал покаяния. Я только намекнул на опрометчивые поступки, ошибки и прегрешения молодости.

Она в полной мере сознает, что я — не тот поклонник, какого с радостью примут в гостиной ее тетки.

— Мое доброе мнение и дружба всегда будут с вами, — сказала она виновато. — Вы не должны принуждать меня к большему.

Я заверил ее, что и помыслить о том не смею.

— Я не стану тебя преследовать, — добавил я. — Я считаю тебя прекраснейшей из женщин, единственной, кого я выбрал бы себе в жены [1]. Ты всецело владеешь моим сердцем.

Мы пожали друг другу руки и расстались у поворота к нашему дому.

— Ангел небесный, — бросил я вполголоса, в уверенности, что она меня услышит.

Она обернулась, замерла, улыбнулась и присела.

— Мистер Уикхем, сэр, — сказала она.

Теперь ты знаешь все. Сделай, что можешь, чтобы посодействовать мне далее. Я являюсь с визитом ближе к полудню.

Примечание:

1. Опять «Эвелина», т. 3, письмо 14 — Э. Речи Уикхема написаны как коллаж из популярных романов — П.

Письмо 58. Миссис Янг Джорджу Уикхему

Брик-стрит, Рамсгет, 12 августа 1811 года

Твои дела идут прекрасно. Можешь быть уверен, что ты в самой надежной позиции. Какое она все-таки дитя! Какое маленькое, наивное дитя! Она так смутилась, так потерялась, когда ты вошел в комнату, что я сочувствовала ей всей душой. Я видела, как она опустила глаза. Заметил ли ты, что руки ее дрожали? Как красят ее эти знаки любви! Чистота первого чувства имеет свою прелесть. Она достаточно молода и достаточно богата, чтобы полностью пренебречь своим будущим и позабыть о всякой осмотрительности.

Она не сказала мне ни слова, а обман полностью чужд ее натуре. Она забросила свою переписку. Преследование, успешное преследование нашего плана уже вбило клин между братом и сестрой. Соединяющее их доверие подорвано, хотя мистер Дарси о том не подозревает и оттого не страдает от этой потери. Оба чувствуют только самую чистую и бескорыстную привязанность. Попомни мои слова, когда она станет твоей женой, он примется избегать ее, как дьявол избегает святую воду. Он постарается разжечь свою обиду, и потерпит поражение. Ему придется смириться, и тем острее будет его унижение. Поверь мне — я понимаю его натуру. Он приложит все усилия, чтобы судить ее так же, как ее станет судить свет: как испорченную себялюбивую красотку, сбежавшую с молодым человеком без гроша в кармане. Его боль сокрушит ее сердце — если этого не сделает его холодная, надменная, неумолимая гордость. И тогда ты сможешь торжествовать — твоя месть будет воистину полной.

По правде, тот, кто бросает вызов свету, рано или поздно обречен столкнуться с последствиями. Она погубит себя в пятнадцать лет — и все из-за девического упрямства, романтизма и некоторой доли глупости. Она станет предметом насмешек и презрения. Самая ее юность приведет к тому, что о ней станут судить в прямом противоречии с ее подлинной натурой. В устах светских сплетниц она превратится в развязную и дерзкую ветреницу, бессердечную пустоголовую эгоистку, равнодушную к чувствам своих родных. Побег в Гретна Грин навеки опорочит ее в глазах ее опекуна полковника: он потеряет к ней уважение, станет обращаться с холодностью, и не сможет более писать искренние и забавные письма. Она станет «бедняжкой Джорджианой», и с ней будут хоть как-то считаться только до той поры, пока ее брат не нарожает собственных детей, и между ним и его сестрой не появятся новые наследники.

Я едва не переменилась в лице, когда ты справился о ее брате. Я изумлена, что ты решился упомянуть его имя так рано. Хотя ты лучше можешь судить об опасности, и я постараюсь не тревожиться. Но ты сильно рисковал. Особливо меня восхитило искусство, с каким ты пленил ее сердце и соблазнил ее рассудок. Она не имеет ни малейшего понятия, как тебе противостоять, и я твердо убеждена, что не питает ни малейших подозрений. Мы словно бы подкидывали ее в воздух раз за разом, как подкидывают маленьких детей, покуда у нее не закружилась голова, так что она не знает, на каком она свете и как отличить истину от лжи. Мастерское достижение, Джордж, и вправду мастерское! У нее не достает времени задуматься. Но ты должен закрепить ее за собой окончательно и как можно быстрее. Пора кончать с околичностями, если понадобится — силой: добыча должна быть связана неразрывными узами. Пришло время разыграть Ловласа, мой любимый, и никто никогда не посмеет тебя укорить [1].

Примечание:

1. Смысл этого зловещего совета станет понятней, если вспомнить, что герой романа Ричардсона «Кларисса» кавалер Ловлас изнасиловал героиню, не желавшую уступать его домогательствам — П.

Письмо 59. Полковник, достопочтенный Ричард Фицуильям Джорджиане Дарси

Лондон, Штаб конной гвардии, 10 августа 1811 года

Милый мой котеночек, я снова на английской земле и в полной безопасности. Будучи отряжен из Португалии с депешами, я провожу время, слоняясь по Генеральному Штабу, и мечтаю покинуть Лондон, в коем жарко, грязно и не с кем перекинуться словом. Я изнываю от скуки. Боюсь, тебя позабавит сия прежалостная картина, но я и вправду заслуживаю сострадания.

На той неделе я рассчитываю оказаться в отцовском поместье и напишу тебе оттуда в подробностях.

Письмо 60. Вдовствующая леди Карден Джорджиане Дарси

Виндзор, 10 августа 1811 года

Леди Карден напоминает мисс Дарси о ее долге перед семьей и считает себя вправе выразить удивление. Она ожидает учтивого и любезного ответа следующей почтой.

Письмо 61. Фицуильям Дарси Джорджиане Дарси

Пемберли-хаус, Дербишир, 13 августа 1811 года

Тревожусь, что до сих пор не получил от тебя письма, милая сестричка, и уповаю, что ты пребываешь в здравии и благополучии. К мистеру Бингли присоединились его сестры и зять — завтра они отправляются в Йоркшир. Я задержусь в П. на два дня, так что письмо, отправленное на лондонский адрес, меня уже застанет.

Письмо 62. Джордж Уикхем миссис Янг

Хальверс, окрестности Рамсгета, 14 августа 1811 года

Бесценная моя Кэт, раз я лишен счастья видеть себя, доставлю себе удовольствие написать тебе, чтобы занять бездельные часы. Прошлой ночью я долго лежал без сна, размышляя о перемене в своих обстоятельствах. Я думал о том, как я буду наслаждаться богатством и роскошью, обрету положение в свете и состояние, и получу доступ к власти и влиянию.

Ты спросишь: «К чему я об этом пишу?», и я отвечу, что во всех разговорах с мисс Дарси я убеждаю ее в том, что мы должны решиться на окончательный шаг. Я знаю, что ты следила из окна, как мы целый час гуляли по роще. Само слово «побег» внушает ей ужас, и она пытается найти уловки, чтобы примириться со своей совестью. Терпение мое на исходе — кредиторы преследуют меня письмами, почтенный мой прародитель не скрывает мнения, что я — не годный ни на что городской повеса, а тут еще мисс Дарси с ее детской невинностью! Мне все равно, пусть заливается слезами, лишь бы согласилась бежать в Шотландию. Как любит повторять мой дед, что с возу упало, то пропало!

Мы остановились в тени деревьев, и я обратился к ней:

— Господь мне свидетель, я знаю, какая дерзость с моей стороны даже мечтать об обладании таким сокровищем. Не сердись на меня! Будь ко мне снисходительна, прояви доброту, милая моя Джорджиана. Я знаю, что смогу жить, как подобает христианину.

Я взглянул на мисс Дарси, ища признаки слабости. Я и впрямь услышал подавленный всхлип, и увидел, что ее обуревает страстное волнение, а не гнев или недовольство. Мне пришлось прерваться, потому что явилась одна из горничных. Пемберлийская прислуга меня недолюбливает. Это оказалась Молли Блэнч, которая не спускала с меня подозрительных глаз, и удостоила такого короткого, такого убийственно короткого и ледяного кивка, что я с трудом сдержал улыбку.

— Я принесла барышне зонтик, — воскликнула она, раскрывая его. — И теплую накидку. Мистер Уикхем, как же вы не видите — начался дождь, и бедная леди вся дрожит, и побледнела так, что в лице не кровинки не осталось!

Воображаю, о чем она подумала. Если бы она осмелилась, она бы сказала мисс Дарси, что я — подлый пройдоха, хитрый изменщик и коварный интриган. Может, так оно и есть, но меня мало тревожит, что думает обо мне дерзкая девчонка, раз я не могу сделать ее своей союзницей.

Прощай, Кэт, милая моя Кэт, до завтрашнего утра!

Письмо 63. Венеция Хардингхэм Джорджиане Дарси

Шотландия, 13 августа 1811 года

Должно быть, тебя сильно удивит это письмо, моя милая подруга. Я — легкомысленная и ветреная девчонка, и мне следовало ответить на твое письмо еще несколько недель назад. Сколько всего случилось с тех пор, как я оставила наш жуткий пансион! Я побывала в Бате, в дедушкином поместье Энскум в Уилтшире, а теперь еду все дальше на север, сначала в Хэрроугейт, а потом в Эдинбург. Я повидала, я ступила на землю твоего возлюбленного Дербишира. Никто не может считаться истинным ценителем живописного, ежели он сначала не прочитал Гилпина, а потом не любовался холмами и долинами Дербишира [1]. Дикая красота пейзажа так близка к истинно прекрасному!

Отнеси сей приступ чувствительности с моей стороны на счет жарких похвал, какие ты не раз расточала родным местам. Поместье твоего брата оказалось нам по пути, и мы совершили обычный осмотр. Твои домоправительница и садовник были с нами очень любезны. Они весьма обрадовались, когда узнали о нашем знакомстве, весьма огорчались, что ты сейчас не дома, и с радостью предвкушали приезд твоего брата. Что за чудом природы он должен быть, раз и его сестрица, и его слуги — все перед ним преклоняются, а ведь они знают его с пеленок, и видели, как у него резались зубы.

Шотландия великолепна, а шотландские джентльмены умны, умеют поддержать беседу и составляют приятный контраст с джентльменами английскими, кои, насколько я могу судить, разбираются исключительно в вине и лошадях. Я предаюсь самым разнообразным развлечениям, всегда весела и всегда в компании, и меня преследует отчаянный повеса, что доставляет мне безмерное удовольствие, поскольку я не имею ни малейшего намерения потерять голову или позволить себя обойти. Он думает убедить меня, что пленился моими beaux yeux [2], но полагаю, все дело в обширном поместье моего деда. Ему меня не обмануть. Моя belle-maman [3] всегда говорит, что мужчина, который стремится завлечь девушку и склоняет ее преступить границы приличия, обходится с ней нечестно и из него никогда не получится хороший муж. Но, однако же, как забавно оказаться предметом светских сплетен и читать о себе в газетах! А как восхитительно вызывать зависть у всех своих подруг! Будь ты со мной, уверена, ты глянула бы на меня своими кроткими темными глазами, и я тут же почувствовала бы, какое я бессердечное создание. Но надо же как-то разгонять скуку! Милая Джорджиана, откроюсь тебе, что, как бы не соблазнительны были мысли о свадебном наряде, бриллиантах и кружевах, я бы не пожелала стать невестой, даже если бы мне пообещали графский титул. Брак — это чересчур серьезно!

Я вынуждена оборвать письмо — меня зовут. В довершение напишу, что остаюсь твоей преданной подругой.

Примечание:

1. Знаменитый ландшафтный архитектор Гилпин воспевал красоты Дербишира как образец «живописности». Некоторые критики полагают, что Джейн Остин задумала «Гордость и предубеждение» как пародию на культ «живописной природы», точно также, как «Разум и чувство» пародируют сентиментальный роман, а «Нортэнгерское аббатство» — роман готический. Кстати, Элизабет Беннет читала Гилпина и весьма ядовито сравнила мистера Дарси с сестрами Бингли с рекомендуемой этим автором «живописной группой из трех коров» (ГиП, гл. 10). Надо думать, мистер Дарси оценил намек — П.

2. Прекрасными глазами — фр.

3. Мачеха

Письмо 64. Джордж Уикхем миссис Янг

Хальверс, окрестности Рамсгета, 15 августа 1811 года

Как кстати у тебя приключилась мигрень, моя несравненная Кэт — ты даже ухитрилась выглядеть бледной и томной! После чая, когда ты так любезно оставила нас наедине, я снова принялся убеждать мисс Дарси отправиться в Шотландию. Главным препятствием все еще остается страх перед братом. Я поощрял ее дать своим желаниям волю. Она предпочла бы, чтобы мы вдвоем бросились к его ногам. Она воображает, какой ужас, какую страшную боль причинит ему ее внезапный побег. Брат ее — гордец. Да, он щедр, благоразумен, великодушен и прям, но при том его снедает гордыня, какой лишена его сестра. Я сообразил, как саму неприязнь мистера Дарси ко мне обернуть себе на пользу. Я заявил, что не в силах обеспечить ее должным образом, чтобы она могла вести жизнь, подобающую ее званию и положению в свете. Я знал, что этого предположения достаточно, чтобы вызвать ее негодование и заставить забыть природную робость.

— Деньги меня не заботят, — ответила она. — Я забочусь только о чувствах моего брата. Неужели ты не понимаешь? Я не хочу лишать его душевного спокойствия даже на мгновение.

Я сжал ее руку. Я молил ее подумать хорошенько. Я вел себя как адвокат, каким так и не стал. Разве не является ее счастье величайшим желанием ее брата? Да, это так, отвечала она. Так разве брат не простит ее, если она последует велению сердца и тем самым составит свое счастье? Готова ли она доверить мне свою жизнь? Докажет ли она свою готовность, дав мне непреложные доказательства своего доверия? Я не решился двигаться дальше, опасаясь утратить все, чего сумел добиться.

— Поверь мне, — воскликнул я с жаром, — я скорее положу руку в огонь, чем попрошу тебя поступить против совести [1].

— Я не могу усомниться в своем брате, — сказала она с самым трогательным выражением и с самым неподдельным простодушием, — хотя неприличие моего поступка его огорчит и расстроит, нет, горько оскорбит, ежели он увидит, как я счастлива, он смягчится к тебе.

— Моя несравненная, моя обожаемая, моя великодушная Джорджиана, чтобы быть счастливыми, нам надобно пожениться, — сказал я, бросив на нее томный взгляд.

— Но я не могу выйти замуж без согласия опекунов [2], — заявила милая девочка.

— В Шотландии можешь, — сказал я, нежно сжимая ее руку. — Решишься ли ты перенести ради меня позор и клевету?

— Милый Джордж», — отвечала она (и я едва не вскрикнул от ликования!), — готов ли ты жениться на мне, если у меня не будет ничего?

— Мне нужно не твое состояние, любимая, а ты сама.

— О! Но это не так! — воскликнула она. — В прошлом году кузен Ричард мне все объяснил. Мое приданое — оно переходит по брачному контракту. Милый мой друг, ты действительно готов всем пожертвовать?

На ее глазах проступили слезы. Я самым пылким языком заверил ее в чистоте своих намерений. Уверен, теперь она моя. Какая невинность и какое невежество! Я не стал объяснять ей, что она ошибается, и что по закону, если она выйдет замуж без брачного контракта, все ее деньги перейдут ко мне и Фицуильямам не достанется ни гроша [3].

Нас прервали: появилась служанка, чтобы развести огонь, и принялась так грохотать и греметь, что посрамила бы самую суровую тетушку самого строгого викария.

Примечания:

1. На этот раз не «Эвелина», а «Белинда» Марии Эджуорт — Э.

2. По английскому закону 1753 года девушка до 21 года не могла выйти замуж без согласия родителей или опекунов. Но на Шотландию действие закона не распространялось. Там для того, чтобы брак был признак законным, достаточно было заявить о намерении вступить в него в присутствии свидетелей. Поэтому Уикхему и Джорджиане было достаточно добраться до пограничной деревушки Гретна-Грин и обратиться к деревенскому кузницу (у него хранилась книга записей гражданского состояния). Естественно, скандал был бы ужасный (см. рассуждения миссис Янг в предыдущем письме) — П.

3. Именно так — по тогдашним законам все состояние жены становилось собственностью мужа, если иное не было оговорено в брачном контракте (для чего его и заключали). Желающих понять, какие это порождало проблемы, отправляю к «Женщине в белом» Уилки Коллинза. Джорджиана была особенно уязвима, потому что приданое досталось ей по наследству: пока был жив ее отец, он мог лишить ее приданого, но брат этого сделать не мог — П.

Письмо 65. Эстер Саржент мистеру Дарси

Брик-стрит, Рамсгет, 12 августа 1811 года

Сэр, уповаю, Вы простите мне мою вольность — если бы не величайшая тревога, я бы никогда не осмелилась Вас побеспокоить. Сердце мое трепещет во мне, и я не вижу другого способа помочь мисс Дарси, кроме как написать Вам. Я была бы Вам очень обязана, ежели бы Вы сюда приехали, даже ежели вызову Ваш гнев, коли мои страхи окажутся никчемными.

Бедная барышня доверилась устам лживым, которые говорят злое. Во имя любви, которую я всегда питала к Вам и Вашей милой, блаженной памяти матушке, поверьте мне, дорогой хозяин, что мы окружены кознями нечестивых и посреди нас пагуба [1].

Остаюсь Ваша покорная слуга и всецело к Вашим услугам.

В письмо вложены склеенные обрывки писем Джорджианы Дарси:

… Неужели меня обманывают? Неужели со мной не честны? Кому я могу довериться? Вправе ли я открыть… предать… Загадки…

Милая кузина, не знаю, как написать об этом, но, кажется, я нуждаюсь в добром совете…

Примечание:

1. Методистка Эстер Саржент читала только Библию, поэтому и пишет кусками библейских стихов.