Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

Ego ostendam desiderium cordis tui.

«Я показываю желание твоего сердца».

Было ли в конечном итоге то зеркало таким бесполезным, каким показалось сперва?

Опасным, спору нет, но не заключалась ли в артефакте волшебство более благодетельное, чем можно подумать? Не ловушка для мотыльков, не стеклянная банка с грёзами, а способ наглядно увидеть, чего бы тебе хотелось сильнее прочего, сильнее всего на свете. Ведь магия — суть воплощённая воля волшебника, в прямом смысле — желание его сердца.

Они пили чай в библиотеке Блэк-хауса, сидя над ворохом книг.

Том пил тоже — тонкий вызолоченный фарфор касался его губ, и горло двигалось, когда он глотал напиток. Тень чёрным плащом стекала по гобеленовой обивке кресла, лужицей мрака простираясь в ногах. Видéние из зеркала невозможно было не опознать.

Фантазия, воплотившаяся в реальность. Чёрная магия имеет цену, но, если и другие его мечты могли сбыться однажды — Гарри знал, что он и дальше готов платить, не скупясь. Говоря начистоту, он продал бы за их исполнение душу дьяволу — однако кое-кто другой подоспел раньше, и держал теперь у себя все его векселя.

Приспешники Гарри разбрелись по домам — собирать вещи и успокаивать, в меру сил, родню. Кричера не было видно — шуршал где-нибудь по хозяйству. Хоул играла в прятки на чердаке, третируя пауков. Наг блаженствовал в тазике в ванной комнате. Тишину, едва разбавляемую ритмичным клацаньем шестерёнок в старинных часах, да изредка слабым позвякиванием чашки о блюдце, кто-то мог бы назвать сонной. И, однако, ничего не было бы дальше от истины.

— Хватит елозить, точно тебя блохи заели! Ты отвлекаешь.

— Прости, — Гарри вздохнул. — Просто я жду.

Том смерил его змеиным нечитаемым взглядом поверх раскрытой обложки «Исповеди архитектора Нурменгарда».

— Чего же? Аплодисментов?

— Неприятностей! Карма меня ненавидит, а мне сейчас слишком уж хорошо.

Том осуждающе покачал головой, готовый, очевидно, со всем занудством премированного отличника внести ясность в разницу между «кармическим воздаянием» и «большим квадратом», отметившимся в гороскопе у Гарри — но тут пессимистичное предсказание последнего как раз сбылось.

Не сразу он и понял, что вообще происходит, и что это за новый звук. Жужжание и дребезг казались смутно знакомыми, но лишь когда Гарри подхватил с подлокотника дивана небрежно брошенную там домашнюю мантию и ощутил тепло сквозь ткань — вот только тогда до него дошло.

Сработало сквозное зеркало.

— Гарри!.. А префект Риддл с тобой? Ой, как хорошо! Мой лорд, помогите! Пожалуйста, помогите, я не знаю, как быть…

Дальнейшее повествование Грейнджер (а это была именно она) повела сбивчивым, то и дело замирающим полушёпотом.

— И он и говорит: «мам, ты чего, там никого нету, точно-точно, я никого не вижу». А она — хвать! Я еле успела присесть. Нет, я же в мантии-невидимке! Да, сразу накинула. Только она всё равно меня успела заметить… Всю комнату обшарила, в воздухе водит руками… а я ползу, ползу… а потом, знаешь, догадалась — встала на унитаз, на закрытую крышку, и стою, не дышу… и вот они сейчас в гостиной застряли, и мама даже на фут его от себя не отпускает. «Оно, — говорит, — было прямо там, совсем рядом с тобой!» А я в ванной так и сижу. В кухню страшно пойти, в гостиной мама, по лестнице не поднимешься незаметно, она скрипит у нас… И скоро уже папа домой вернётся, у него сегодня короткая смена должна быть, праздники ведь… Как нам теперь поменяться, мама с него реально глаз не сводит... и я не знаю, давно ли он пил оборотное, вдруг и мой облик вот-вот спадёт... А ещё, а ещё у меня живот боли-и-ит… Нет, не поранилась. Да неважно! Префект Риддл, сэр, я вас очень прошу, придумайте что-нибудь!

В отличие от того же Малфоя Грейнджер в нытье замечена не была ни разу. Если уж она хлюпает носом через слово — ну, значит, действительно припекло.

— Обожди, я тебя скоро вызову, — распорядился Гарри. — Мой лорд, каков будет наш гениальный план?

Том заложил указательным пальцем страницы пристроенной поверх колен книги, подпёр кулаком правой руки подбородок. Вопрос Гарри он выслушал с выражением крайнего скепсиса на лице.

— Что, как предполагается, я должен сделать? — фыркнул он. — Любые призванные в их доме чары спишут на её счёт, совершенно не разбираясь. Колдуй поэтому, не колдуй — так и так нарушаешь Статут.

— Что означает — предупреждение от Министерства, — указал на очевидное Гарри.

— Да, — услужливо согласился Том. — Могу подтвердить на собственном опыте — приятного тут мало.

— Том! — Гарри сердито скрестил на груди руки.

— Что?! — приподнял брови тот. — С первого разу не исключат!

— Ты представляешь, как её родители взгреют? — нельзя утверждать, будто у Гарри у самогó имелось об этом ясное представление. Во всяком случае, он надеялся, что девчонок хотя бы ремнём не наказывают. Остальное… можно перетерпеть. Но всё равно от одной мысли делалось как-то слегка неуютно.

Вот это и называют «сопереживанием»? Эмпатией?

Экая гадость, право!

— В толк не возьму, отчего ты считаешь это моей проблемой, — Том улыбнулся снисходительно, но в его улыбке отчётливо виднелись клыки. Их маленькая перепалка очевидным образом развлекала его. Но Гарри не собирался легко сдаваться.

Для каждого в мире существует свой собственный вид неотразимой аргументации. Личное «империо», против которого не устоять.

— Не знаю, кем тебя считали пожиратели смерти, — Гарри переменил тон и заговорил мягко, вкрадчиво, — те, первые, которых ты сам набрал. Однако! — он поправил очки и вскинул указательный палец, подчёркивая свои следующие слова. — Рыцари Самайна думают, кроме шуток, что ты — второй Мерлин. Буквально верят в тебя как в Бога.

Тут Гарри позволил себе острозубую усмешку сродни той, что так часто мелькала на лице Тома.

— И вот она возносит тебе молитву. Ты точно не собираешься отвечать?

* * *

«Парацетамол» оказался пилюлями — маленькими, белыми, оставлявшими горький привкус во рту. И фантастически бесполезными. То ли косорукий аптекарь недоложил в своё снадобье опия, а то ли в принципе маггловские лекарства не были эффективны для организма волшебницы (второе даже более вероятно, увы). То, что где-то через полчасика действие оборотки должно было подойти к концу — а вместе с тем и сопутствующие мучения прекратились бы — утешало весьма слабо. Наоборот, чем дальше, тем сильнее Грег нервничал — вот-вот он самым наглым, самым демонстративным образом нарушит Статут.

Хоть вырывайся с криками и убегай.

Возможно, так и придётся поступить в итоге. Пока что он надеялся в равной мере на чудо какое-нибудь, и на то, что женщина сама по себе успокоится и отпустит его.

Миссис Грейнджер, меж тем, успокаиваться не спешила: впилась в Грега, как репей в собачий хвост, уселась рядом, вплотную, ещё и притиснула к себе, обхватив за плечи. В свободной руке она воинственно сжимала кочергу — декоративную, от которой толку чуть (камина-то настоящего в доме не было, так, имитация).

— Хладное железо! Идеально против нечисти! — познания удивительные, как для магглы. Сквозь завитки своих-чужих волос Грег покосился на её испуганное и в то же время решительное лицо.

— Это бронза, кажется, — пробормотал он, но кто бы ещё обратил на его речи внимание.

Вообще-то, Гойла частенько доставали вопросом: «Ты немой? А почему ты тогда всё время молчишь?». Ну. Вот поэтому, да.

Потому что в мире под диктатурой взрослых мнение, желание — да и практически любое высказывание — ребёнка приравнивается к нулю.

— Пусть только посмеет приблизиться — я его вот так! Р-раз! Р-р-раз! Поняла? Ничего не бойся, мамочка защитит тебя.

Гойл страдальчески вздохнул. Шерстяная кофта, в пройму которой насильно вжимали его голову, была мягкой и источала неожиданно уютный запах. Мыло, жареный хлеб, пудра… Все мамы в мире пахнут одинаково — что ли так?

— А ты сразу швыряй в него соль! Да, милая? Ну-ка, ты не потеряла солонку?

Грег продемонстрировал, что нет, не потерял. Соли вокруг, на его взгляд, и без того хватало. Рассыпанная кривоватой дорожкой, она опоясывала диван, местами почти теряясь в ворсе ковра. Долгонько же тут придётся без домовика убирать!

Подстёгиваемый чувством уходящего времени, Гойл решил попытать удачи ещё разок.

— Мам, — промямлил он, вертя в руках расписную фарфоровую баночку с дырчатой крышкой. — Мам?

— Да, детка? — нервозно отозвалась миссис Грейнджер.

— Там ничего не было.

— Ты просто смотрела в другую сторону, и не видела, — сбить себя с толку миссис Грейнджер опять не дала. Гойл уже начинал понемногу догадываться, в кого грязнокровка удалась по части упрямства. — А вот я — хорошо разглядела. Оно стояло прямо рядом с тобой!

Из-за близкого, даже слишком, контакта их тел Грег явственно ощутил, как на этих словах женщину передёрнуло.

— Такая… такое… — она прерывисто выдохнула. — Всё будет хорошо. Сейчас ещё папочка с работы придёт…

Гойлу захотелось завыть, как оборотень на луну. И почти немедленно вслед за тем — накаркала же! — раздался звонок в дверь.

Вот он, удачный момент! Вырваться и бежать… Куда только? Наверх, в спальню? И там запереться? Нет, плохо — непонятно, что дальше-то делать. На улицу? Да, наверное, на улицу. Только настоящая Гермиона — где она? Сумеет ли сориентироваться по обстановке? Ещё и боль, проклятущая, никак не желала униматься.

Стоп. А почему в дверь звонят? Разве у отца Гермионы нет с собою ключа?

Та же мысль, похоже, пришла в голову и матери семейства.

— Это ещё кто?! Детка, посиди пока тут…

Она оборвала сама себя и в очевидном колебании покусала губы.

— Нет, лучше идём вместе, — тотчас же передумала она. — От меня ни на шаг!

Суетливой перебежкой они преодолели расстояние от гостиной до маленького, тесно заставленного мебелью холла. Миссис Грейнджер, как была, с кочергой в руке, загремела засовами.

— Здравствуйте, а вы… — начала было она, но нежданный гость весьма решительно, хоть и не слишком вежливо, перебил её:

— Добрый день, мэм! Гарри Прайс, Министерство Магии, подразделение спиритического контроля. Могу я войти?

Он был высоким, это первое, что бросалось в глаза. Темноволосый, бледный, как истинный городской житель, молодой — на удивление молодой для министерского сотрудника. И настоящий красавчик. Бежевый плащ с поднятым воротником, застёгнутый на все пуговицы, подчёркивал стройность его фигуры. Из-под плаща торчали брюки со стрелками и идеально начищенные ботинки. В левой руке он сжимал потёртый кожаный саквояж, а правой сунул в лицо Гермиониной маме сложенный вдвое листочек. Та, точно зачарованная, приняла из его рук бумажку.

— О, — сказала она растерянно. — Я...

Но тот уже просочился в холл, словно спрашивал разрешения лишь для проформы.

— Чем мы обязаны… — миссис Грейнджер, вдруг вспомнив про кочергу, стыдливо сунула её в подставку для зонтиков. — Вы знаете, сейчас несколько не ко времени… — тут она призадумалась. — А, хотя…

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться: вот-вот она вывалит министерскому всё как на духу. Грег запаниковал: ситуация становилась всё хуже и хуже, хоть и казалось — куда уж!

— Мам, я пойду тогда к се… — попытался осуществить стратегическое отступление он.

— Нет! — женщина моментально цапнула его за плечо. — Вдруг оно ещё здесь!

— Миссис Грейнджер, — министерский служащий подхватил женщину под локоток неожиданно фривольным жестом. — Вам не о чем беспокоиться. Я здесь именно для того, чтобы вам помочь!

— О? — изумилась та.

— Да! — горячо заверил её назвавшийся Прайсом. — Ваш дом терроризирует крайне зловредный дух.

Грег понял, что слушает с приоткрывшимся ртом. Примерно так же выглядела и мать Гермионы.

— Дух?..

— В более точной классификации это доппельгангер. Призрачный двойник. Фантом, принимающий облик кого-либо из домочадцев. Ваш, например, или…

— Моей дочки! — воскликнула миссис Грейнджер. — Да! Но как вы…

— Вынужден признаться, вина целиком лежит на нас, — скроил покаянную физиономию Прайс. — Этот дух сбежал из специальной резервации, мы, разумеется, не позволяем им обычно разгуливать где попало… Благодаря новейшему спиритуальному детектору, — тут Прайс многозначительно помахал своим саквояжем, — я сумел засечь его местонахождение. И, конечно, дом, где проживает юная ведьма… Кстати, рад познакомиться с вами, мисс…

Ладошку Гойла тряхнули в уверенном рукопожатии. Грег сглотнул и, сам не зная отчего, покраснел.

— Такой дом — весьма привлекательная цель для призрака. И, как я и думал, он здесь! Вижу, вижу, вы уже успели столкнуться… — прищёлкнув языком, Прайс с виноватым видом качнул головой. — Как неприятно! Мои глубочайшие извинения!

— Да уж, вам следовало, я не знаю, получше следить там у себя… — немного расслабившаяся мать Гермионы фыркнула.

— И впредь так и будет! — поклялся Прайс, доверительно заглядывая ей в глаза. — Где, хм, имела место призрачная активность? Ошибусь ли я, если предположу, что эпицентр где-то совсем рядом? Сигнал был очень силён!

То ли Гойл конкретно отстал от прогресса, то ли разработка была засекреченная. В первый раз в жизни довелось ему услышать о каком-то «спиритуальном детекторе». Да и о «резервации» для духов, говоря начистоту. Однако министерский сотрудник держался до того уверенно и напористо, что Гойл чуть было сам не поверил, хотя уж он-то знал, в чём фокус с двойником. Доппельгангер, как же! Но что всё происходящее значило, понять Грег покуда решительно не мог.

— Да-да, сюда, пожалуйста…

Обозрев театр действий, то есть совмещённую с туалетом ванную комнату, Прайс сунул руку внутрь саквояжа и живо размотал какую-то длинную верёвочку. Конец он воткнул себе в ухо, и тогда Грег понял, что это не бечёвка, а проводок в оплётке.

— Ага! — кровожадным тоном постановил Прайс. — Сущность всё ещё здесь! Мэм, ради безопасности девочке лучше бы удалиться. Нет-нет, а вы останьтесь. И дверь откройте пошире. И окно. Встаньте вот там, пожалуйста… Да, отлично.

Саквояж оказался воистину бездонным. Из него появились пучки загадочных трав, свечи, кристаллы и мелок, которым Прайс сноровисто начертил на кафельном полу пентаграмму в окружении беспорядочных завитков, отдалённо напоминавших буквы сразу нескольких древних алфавитов.

— Ты ещё здесь? — всплеснула руками миссис Грейнджер. — Детка, ты ведь слышала мистера Прайса! Иди, посиди пока у себя в комнате, ладно?

Гойл, наблюдавший за подготовкой к неведомому ритуалу широко раскрытыми глазами, встрепенулся. Кошмар, ведь оборотное может перестать действовать в любую минуту! А он тут торчит, как в цирке! Ведь сам же только и ждал повода слинять!

— Да, мам.

Стоило ему ступить на лестницу, как кто-то невидимый наградил его тычком в бок. Разумеется, то была Грейнджер — ну а кто бы ещё, доппельгангер?

— А-а, — выдохнула она, захлопывая дверь своей спаленки и сдирая мантию-невидимку. — Мерлин всемилостивый, до чего хорошо! Вот.

На пол бесформенной кучей упала одежда Грега — молодчина грязнокровка, догадалась ведь не оставлять улик.

— Переодевайся, только отвернись.

Грегом овладело хулиганское настроение — следствие нахлынувшего облегчения. Расстёгивая блузку, он почувствовал, как начало корёжить руки и ноги — эффект оборотного зелья сходил на нет. Вовремя же они успели, в последний момент, натурально!

— Грейнджер, — пропыхтел он и захихикал, — думаешь, я всё это время не мылся? Сама лучше отворотись — что-то принципиально новое можешь сейчас увидеть ты, но точно не я!

Та вспыхнула, как маков цвет, и действительно отвернулась — только кудряшки по плечам заплясали.

— Что это за хмырь орудует там, внизу? — полюбопытствовал Гойл, застёгивая штаны. Возвращение в собственное тело принесло с собой смешанный букет чувств — и облегчение, и тоску, и что-то вроде разочарования. Вот всё и кончилось почти. В целом было даже занятно. Можно, в принципе, и повторить как-нибудь — только подготовиться более основательно. Раньше он, всё-таки, о многих важных нюансах не подозревал.

— Хмырь?! — возмутилась Грейнджер, сгребая сброшенные Грегом одёжки и прячась за открытую дверцу шкафа. — Так-то ты называешь своего… Погоди-ка, — она высунула голову и вперила в Гойла пристальный взгляд из-под нахмуренных бровей. — Хочешь сказать, ты его не узнал?

— А должен был? — поскрёб в затылке Грег.

— Конечно! — воскликнула в ответ она, деловито шурша в своём импровизированном укрытии. — Хотя бы по колдографии из газеты!

По какой ещё колдографии?

Этого Гойл не стал переспрашивать. Чувствовал он себя дурак дураком. Вот так побудешь вдали от цивилизации пару дней — и всё, совершенно выпал из жизни.

— Ты не видел статью, — Грейнджер, впрочем, догадалась сама. — Ну, я не знаю, что тебе можно рассказывать, а что — лучше не надо, так что спроси Малфоя. Он ведь твой… патрон, да? Вот он пусть тебя и просвещает.

«Жестоко», — подумал Грег. Но в мире, где каждый второй опутан магическими клятвами, приличия диктовали ему не настаивать.

— Надевай мантию и пойдём потихоньку вниз, — скомандовала девочка. — Постараюсь тебя незаметно вывести. Годрик, ты как будто специально выбрал мою самую нелюбимую одежду!

«А твоя мама сказала, что я в ней выгляжу очаровательно. И я, кстати, полностью тут согласен, — проворчал про себя Гойл. — Грейнджер, да что с тобой вообще не так?!»

Но вслух он, естественно, ничего не сказал.

* * *

— И послал Господь ангела своего…⁽¹⁾

— Что? — водитель такси бросил подозрительный взгляд в зеркало заднего вида. Гарри отмахнулся:

— Ничего, сэр, это я так… мысли вслух, не обращайте внимания.

Мантию-невидимку пришлось оставить пока у Гойла. Гарри, хотя и понимал необходимость этого, всё равно ощущал неудовольствие, сознавая, что артефакт пошёл по рукам. Ничего, через домовиков должны скоро вернуть. А если смотреть шире, вышло неплохо, можно сказать — забавно. Хотя так влипнуть — надо ещё умудриться. Карма, похоже, ненавидит не только его одного. Интересно, на себя-то Грейнджер составила гороскоп?

Гарри думал, что сложнее всего будет не хохотать в голос, дуря магглов. Но на самом деле он так увлёкся, что чуть сам не уверовал — он реально министерский служащий, Гарри Прайс. Имя знаменитого охотника за привидениями пришло в голову как-то спонтанно — задним числом это казалось не самым умным решением, вдруг магглы попались бы эрудированные по части парапсихологии. Но обошлось, к счастью.

Проводя свой липовый «ритуал» по изгнанию доппельгангера, Гарри понял кое-что важное. Магглы действительно — вообще, совсем, категорически — неспособны понять, настоящее перед ними колдовство или нет. Вроде бы очевидный факт — но прежде Гарри не задумывался об этом. Тут явно крылось пространство возможностей, требующее творческого осмысления. А кроме того, это и впрямь было невероятно забавно. Получается, магглам можно скормить практически любую чушь, если делать это с достаточно уверенным лицом…

Что если — не только магглам, а?

Идею, конечно, подал Том. Гарри решил сперва, будто тот сам и сыграет роль ловца духов, но брат высказался весьма ехидно:

— Уроки катехизиса ты явно прогуливал чаще, чем посещал. Иначе знал бы, что вот уже пару тысяч лет Господь не занимается подобным лично.

Так что — да. Последний флакон с оборотным зельем был израсходован на исполнение молитвы Гермионы Грейнджер и, заодно, тайной мечты Гарри.

Таким образом магия теперь ответила на его желание? Не исключено.

Спору нет, это лучше, чем впадать в помешательство, не отличая себя от Тома. Перевоплощаться в него чисто внешне Гарри тоже понравилось. Отличное зрение, во-первых. Во-вторых, какой же Том был высокий! Ну и, в-третьих… просто это был Том, вот и всё.

Когда Гарри вырастет, станет ли он похожим на брата? Хотелось бы верить…

Ещё один важный урок, извлечённый Гарри из сегодняшнего приключения, звучал следующим образом: люди поверят космического масштаба брехне, едва завидят деньги в твоих руках.

Это тоже подсказал Том. Кончив свой балаган, Гарри рассыпался в извинениях и объявил, что «пострадавшим» от противного духа положена компенсация.

Всё. С этого момента он сделался лучшим другом семейства. Его не выпустили из дому, покуда чай не потёк из ушей. Покупной торт (приторный и не особенно вкусный, если сравнивать с кексами Кричера), сэндвичи, тартинки с джемом… Глава семейства, объявившийся к тому моменту, даже пытался предложить ему виски (Гарри благоразумно отказался).

Безграничное доверие, почёт, уважение и любовь — он купил их за пятьдесят галеонов (в фунтовом эквиваленте, само собой). Походило на анекдот.

Гарри самую малость беспокоился, пропустит ли его внутрь зачарованный особняк, покуда ещё действует оборотка. Но, то ли Блэк-хаусу Том нравился ничуть не меньше, то ли магию дома наружностью было не обмануть — так или иначе, он без проблем проник внутрь и быстрым шагом направился в библиотеку.

Том удостоил Гарри лишь мимолётного взгляда, по-прежнему уткнувшись в книгу; лицо его было бесстрастным и отстранённым. Казалось, он даже позы за всё это время не переменил.

Гарри плюхнулся на диван напротив, на своё обычное место, поёрзал. Пристроил локти поверх колен, сцепил пальцы рук, наклонился вперёд.

— Не хочешь спросить, как всё прошло? — светским тоном поинтересовался он. Том вскинул на него глаза. Уголок рта чуть дрогнул в усмешке.

— Я был бы весьма удивлён, когда б ты не справился. Неприятно удивлён, — последнее прозвучало с жёсткой интонацией, но Гарри не испугался.

После всех передряг, в которых он успел побывать на этих проклятущих каникулах, в Гарри изменилось многое. В частности — список вещей, способных его напугать.

И гнев Тома, сколь угодно сильный, окончательно сдал позиции в этом списке. Вернее, не так. Ему всё ещё было тяжело от одной мысли расстроить или разочаровать Тома, но вместе с тем тот мог злиться сколько угодно и вволю швыряться пыточными проклятиями. Вот и теперь Гарри смотрел в лицо, скованное привычной гримасой равнодушия и отстранённости — и мог думать только об одном.

Том жив. Жив.

Пусть поэтому бесится, ехидничает, делает, что ему только вздумается.

— Ладно, тогда как насчёт похвалы? — похвалу Гарри любил, как закоренелый сладкоежка любит сахар. Она нравилась ему всякая, в неограниченных дозах и выраженная в каких угодно словах. Конечно, похвала, исходящая от Тома, отнюдь не равнялась любой другой — в рамках данной метафоры она выглядела словно изысканный торт-мороженое от Фортескью на фоне дешёвых карамелек-перьев.

Усмешка сделалась чуть заметнее. Том опустил книгу на колени, откинулся в кресле.

— Водится ли за тобой привычка хвалить свои руки? — риторически вопросил он. — Или ноги, к примеру? Было бы странно, ты не находишь?

Гарри кивнул — медленно, аккуратно, изо всех сил стараясь показать, что понял. Это...

Он проглотил слюну. Это снова был тот особый язык, Томов язык, наречие человека, который, невзирая на энциклопедическую начитанность, так и не узнал правильных слов для хороших и добрых вещей.

И так не научился доверять никому, за исключением себя самого.

Потому что — да, вот как следовало, оказываться, расшифровывать бесконечное «ты — это я». А Гарри только сейчас догадался.

«Я тебе доверяю», — таков был правильный перевод этой фразы.

— Я не собираюсь трепать тебя за уши или кидать тебе куски со стола, мой дорогой. Право, ты не собака. Прибереги эти поощрения для тех, кто нам служит, — Том перелистнул страницу и снова уронил взгляд в книгу.

— Ступай, переоденься, — сухо добавил он.

Гарри призвал «темпус». Одно из двух — или на самом деле Том сверялся со временем поминутно, пока Гарри за ним не наблюдал, или же у него в голове имелся встроенный таймер, на удивление точный, к тому же.

Молча, всё ещё захваченный свалившимся на него озарением, он поднялся с дивана — и тут сквозное зеркало сработало во второй раз за день.

* * *

Никто, разумеется, у камина не ждал. Камином, расположенным в холле, вообще пользовались только гости, поэтому-то Драко его и выбрал. Хотел потянуть время. И сразу же пожалел о том — путь до кабинета отца показался невыносимо долгим. А вдруг того нет на месте? Чары, конечно, должны оповестить хозяина поместья, что сын вернулся. Но вдруг папы вообще дома нет?

Малфой притормозил, задумался.

— Добби! — позвал он и, дождавшись хлопка, с которым домовик возникал рядом из воздуха, продолжил:

— Где...

Вихрь пахнущих духами кружев и шёлка налетел, смялся вокруг, притиснул голову Драко к корсету.

— Со щитом? — строго спросили в макушку, сжимая его в объятиях, настолько интенсивных и цепких, что их не устыдились бы и дьявольские силки.

Против воли Малфой хихикнул:

— Со щитом! Мам, задушишь, пусти...

— О, дай мне капельку потискать себя, mon petit méchant!⁽²⁾ — мать звучно чмокнула его в темечко и засмеялась. — Не успею я и оглянуться, как ты вырастешь достаточно, чтобы проведывать ton pauvre maman⁽³⁾ раз в год по обещанию, — но всё же она отстранилась, обхватила щёки Драко ладонями и покрутила его голову из стороны в сторону. — Цел?

И Драко не смог. Он столько готовился, репетировал даже, всю дорогу прокручивал в голове этот разговор. И не смог. Язык не повернулся, буквально.

«А ты не очень храбрый, да?» — прокомментировал задумчивый голосок Грейнджер где-то на краю сознанию. Драко досадливо велел ему заткнуться.

«Я потом скажу, — малодушно решил он. — Потом. Не прямо сейчас».

А мать, счастливая в своём неведении, сияла от облегчения, и всё никак не желала выпустить его из рук.

— Безобразие, что мне приходится всё узнавать из газет! — попеняла она. — Весь в своего папу, а ведь мог бы пойти в него чем-нибудь другим, красотой, например... Маленький негодник, у меня из-за тебя седой волос появился, вот тут, на самом видном месте!

Она демонстративно ткнула пальцем в свои снежно-белые пряди, закрученные в прихотливый пучок.

Это была старая семейная шутка. Драко выдавил улыбку.

— Да, бросается в глаза. Придётся теперь до конца жизни краситься, — серьёзно согласился он. — Мам, а папа у себя? Мне на самом деле нужно кое-что вам обоим...

Тяжёлая ладонь опустилась сзади на его плечо. Драко дёрнулся, как ужаленный, развернулся на пятках.

— Драко.

— Отец!

«Догадается!» — подумал Драко в каком-то суеверном ужасе, сдерживая порыв спрятать правую руку за спину. Глупости, он не маленький, чтобы так вести себя. Да и только лишний раз внимание привлечёт.

Папа, естественно, не стал ни тискать Драко, ни осыпать поцелуями. Только глянул так... Ох, как глянул. Драко моментально вспомнилось, что он единственный наследник в роду, насчитывающем сорок два поколения. Каждое из которых умудрялось выжить и размножиться вопреки любым помехам со стороны. И, коль скоро именно на нём род прервётся — что ж, спокойное посмертие Драко после этого точно не светит.

— Есть что-то, что ты можешь нам рассказать? — нарушил подзатянувшееся молчание отец. Драко сглотнул, наскоро прикинул варианты — и ответил честно:

— Почти ничего. Я под клятвой, — он пожал плечами.

Папа, разумеется, понял его совершенно правильно:

— «Почти ничего» — это не «ничего». Идём, потолкуем.

Объясняться посреди дурацкой проходной залы, бесспорно, было бы не с руки. Судя по тому, что отловили Драко чуть ли не прямо на входе — отец, действительно, был у себя в кабинете, а мама — где-то на первом этаже, в утренней комнате, возможно, вот и добежала первой.

Угадал. Утренняя комната, на плане поместья именуемая «серебряной» (Драко лет до пяти звал её просто «мамина»), светлая даже в пасмурную погоду из-за обилия французских окон, сияла в бледных солнечных лучах, будто и впрямь сделанная целиком из серебра. Эффектные серые обои с рисунком лилий, стального цвета обивка на мебели и отбеленное дерево, тронутое кое-где резьбой, серебристые шёлковые драпировки, беломраморный пол, от которого словно бы исходило собственное неяркое мерцание — всё отражало и удерживало свет. Воплощённая в интерьере идея ясности и чистоты. Мама любила зимой глядеть отсюда на сад.

Стоявшая напротив огня софа была рассчитана на то, чтобы вместить даму в пышной старинной мантии, её кавалера и воздушный зазор между ними, требуемый приличиями. Поэтому, когда Драко усадили между родителями, он оказался ненавязчиво стиснут с обеих сторон. Прежде всего остального Драко поддёрнул до локтя левый рукав. И чтобы похвастаться, и чтобы задать правильный тон предстоящей беседе.

— Не могу сказать, где был, не могу сказать, что делал, но — вот.

В белом, холодном свете зимнего полдня метка выглядела неуловимо иначе. Более весомой как будто, более реальной. Клеймо, обещание.

Мама вздохнула прерывисто, сжала его пальцы в своих (живые пальцы, к счастью, не металлические). А папа сказал:

— Если повелитель сам мне не откроет, что у вас там происходило, я же рехнусь на почве неудовлетворённого любопытства. Сын?

Драко подумал-подумал, и ответил как есть, пускай ему и не хотелось разочаровывать отца:

— Практически уверен, что не откроет. Сожалею, пап.

Отец закинул ногу на ногу, похлопал по колену набалдашником трости.

— Что-нибудь ещё?

— Маленькое недоразумение между ним и тобой он считает полностью улаженным, — Драко покосился на отца, украдкой сжал искусственную руку в кулак. — Это я дословно цитирую, если что.

Можно ведь написать. Точно, мама учила — объясняться лицом к лицу моветон, почти всегда выгоднее сделать это посредством писем. Драко признается дистанционно, уже из Хогвартса. И тогда у всех будет время: у него — чтобы выбрать максимально щадящие формулировки, у родителей — чтобы принять реальность такой, как она есть, и остыть.

Отец вновь глянул остро, точно кончиком ножа кольнул. Но заговорил о другом:

— Ладно, послушай-ка, что стало известно у нас...

Разговор вышел долгий. Немного времени спустя после его завершения Драко, у которого волосы от шока стояли дыбом ничуть не хуже, чем у Грейнджер, заперся в своей спальне, влез на кровать, наложил на полог заглушающие чары и потёр сквозное зеркало.

— Чёрный рыцарь! Мой лорд, — дрожа с головы до ног, как в горячке, начал он, — насчёт той колдографии в газете...

Драко глотнул воздуха. Зажмурился. И — делать нечего — выпалил:

— Разошёлся — я имею в виду, действительно разошёлся, уже абсолютно все в курсе — слух, что...

* * *

От накатившего облегчения — Гарри почему-то решил, будто и Драко ухитрился влипнуть в неприятности, и нужно сей же час мчаться ему на выручку — Гарри пробило на почти истерический смех. Он хихикал, покуда в боку не закололо — да с такой силой, что Гарри на долю секунды принял это за начало пытки.

— Изумительно, — постановил он, сумев, наконец, перевести дух.

— Мой лорд? — осторожно удивились в зачарованном зеркале. Гарри повернул стекло к себе, поймал взглядом отражение Малфоя.

— Не суетись, это нам даже на руку, — успокоил он. — План придётся слегка подкорректировать, но так, может статься, даже и лучше. Спасибо за новости. Всё у тебя?

«Слегка подкорректировать» было, говоря откровенно, солидным преуменьшением. Первоначальная задумка Тома — поддерживать одновременно две личины, себя-школьника и Волдеморта — всё ещё могла быть реализована, однако теперь о связи этих двоих догадался бы и тупой. Мало того, что нашлись слишком глазастые, сумевшие разглядеть внешнее сходство между пропавшим без вести десять лет назад Тёмным Лордом и юношей на газетной колдографии — так ещё и Книга Хогвартса удружила.

То, как она вписала на свои страницы Тома, выглядело шуткой, причём шуткой отменно злой.

— Всё ещё полагаешь, будто это имя достойно увековечения? — с каменным лицом осведомился Том, описывая круги по библиотеке, точно какое-то хищное создание (акула, возможно). — Как ты там изволил выразиться, — его губы глумливо скривились, — имя самóй Магии?

Гарри сцедил в горсть запоздалый смешок.

— Да, я действительно до сих пор так считаю, — примирительно сказал он. — Но прошу заметить, что и тогда, и сейчас я имел в виду лишь первое имя. Том. Не весь набор, — он сощурился в бесполезной попытке удержать ускользающую ясность зрения — оборотка заканчивала своё действие, а очки остались в спальне за несколько этажей от библиотеки; по сравнению с этим неудобством тот факт, что вся одежда моментально сделалась безнадёжно велика, имел очень мало значения. — Хотя «Риддл» тоже звучит неплохо. Я понимаю, почему тебе не нравится, но Грейнджер в чём-то права. Оно... подходит. В нём есть стиль.

— Том Третий Волдеморт Риддл, — процитировал Книгу Хогвартса Том, останавливаясь подле окна. Создавалось впечатление, будто он раздумывает — а не выкинуться ли с горя в это окошко. — Мне в особенности нравится «третий». Прямо как у настоящего аристократа.

Гарри поёжился от его тона.

— Ты и есть аристократ, — рискнул напомнить он. — Меропа и твой отец состояли в законном браке.

— Он маггл! — негромко, но злобно рявкнул Том.

— Породистый маггл, — заспорил Гарри, привычно беря на себя роль адвоката дьявола. — Знаешь, возможно настало время вытащить этот скелет из шкафа. Я имею в виду, чистокровные и без того никогда не обманывались насчёт твоего происхождения. Просто упоминать его в какой-то момент стало табу, вот и всё. Но они были в курсе. Магическая Британия — одна большая деревня, ей-Мерлин. Ничего не скроешь.

Что правда, то правда. Гарри не сразу пришла в голову эта аналогия, зато теперь он, и захоти — не смог бы отделаться от неё. Воображение рисовало ему цвет волшебной аристократии в облике сельских кумушек, зацепившихся невзначай языками где-нибудь около водоразборной колонки или у дверей мелочной лавки, и с азартом перемывающих косточки всем знакомым.

— Я уже думал о… коррекции лозунгов, — Том отворотился от окна. Без очков Гарри мог различить только его плывущий по краям силуэт, тёмный на светлом фоне. — Цели, безусловно, не изменятся, однако акценты я бы на сегодняшний день расставил несколько иначе. Поглядим. Грейнджер — наш пробный шар, мы многое сможем узнать по реакции общественности на представленный через неё проект.

Он сделал новый круг по комнате.

— Не воображай, что я не заметил, как ты пытаешься перевести тему, — предостерёг он, но голос его не звучал и вполовину так строго, как мог бы. Гарри воспринял это за разрешение продолжать в том же духе.

— А… Мордред. Кричер, подай мои очки, живо! А ты не собираешься созвать к себе пожирателей смерти? — полюбопытствовал он.

— Нет, — отрезал Том. Воссоединившись с очками, Гарри получил возможность наблюдать, как тот хмурится, крутя в руках волшебную палочку — его, Гарри, палочку.

— Что так?

— Я не готов, — Гарри по достоинству оценил откровенность признания.

— Да я же не имею в виду — всех сразу! По одному? — предложил он, хотя и сам не ощущал и проблеска энтузиазма. Но рано или поздно им придётся разбираться с этим обременительным и нежеланным наследством, не так ли?

— Я не готов, — повторил Том, куда холоднее на сей раз. — Сначала мне нужна моя волшебная палочка.

— Ну, удачи отобрать её у директора, — пробормотал Гарри, сворачиваясь клубком в углу дивана. Велеть, что ли, Кричеру и одёжку какую-никакую прямо сюда принести? Тащиться на пятый этаж было откровенно лень.

— Что? — выдохнул Том страшным шёпотом, заставив его вздрогнуть.

— Что — что? — откликнулся Гарри недоумённо.

— Повтори последнее, что сказал.

— Э-э, — Гарри непроизвольно потёр шрам, как всегда делал, желая подстегнуть собственные мысли. — Я сказал: удачи ото…

И тут до него тоже дошло.

— О! — он подскочил, запутался в спадающих брюках не по размеру, чуть не грохнулся, но едва ли обратил на это внимание. — О-о! Том! Бузинная палочка! Ты… Я… Кто-то из нас видел её у Дамблдора!

Должно быть, то, что последовало за этим, было невербальным «акцио» — одна из книг на низком прямоугольном столике взмыла в воздух столь резко, что лежавшие рядом сбросило на пол или вовсе расшвыряло по сторонам. Призванный фолиант с хлопком впечатался в нетерпеливо протянутую ладонь, Том рывком раскрыл его, быстро перелистнул несколько страниц. Развернул книгу к Гарри.

— Эту? Точно?

Рисунок, конечно, всегда условен. Но общая форма палочки — довольно-таки необычная, надо отметить, с этими странными узелками вдоль всего древка — но цвет, её длина, изгиб…

Конспирологи, в конечном итоге, оказались правы.

— Да, эту. Точно.

* * *

— Аластор, мальчик мой…

— Мордред тебе мальчик, Альбус, очнись!

— Извини, привычка. Могу я?

— Давай-давай, коли руки охота пачкать...

Жилище на голом, угрюмом, затерянном у побережья Шотландии островке не часто видывало гостей. Но виною тому была не столько удалённость от цивилизации, сколько дурной нрав хозяина.

Грубая хижина со стенами из сланца и крышей, которую толстым земляным одеялом укутывал дёрн, была бы темнее кротовьей норы, когда б не магия. Зачарованные свечи стайкой сбились под стропилами — голыми, не прикрытыми потолком; глиняный пол, утоптанный до состояния камня, вполне с последними гармонировал. Пламя, гудевшее в примитивном, встроенном в стену, очаге, казалось ярче и жарче, чем ждёшь от огня, питающегося брикетами высушенного торфа. Длинные полки из толстых, тёсаных вручную досок располагались попарно вдоль стен. Над ними на крючках висела всякая всячина — от кремнёвого ружья до снегоступов, от лучковой пилы до зельеварческого черпака, от пучка омелы до мумифицированной конечности существа, имеющего противопоставленный большой палец.

Вплотную к здешнему подобию камина помещались два сиденья, вырубленные из громадных древесных комлей; их прикрывали волчьи шкуры, небрежно набросанные поверх древесины, выглаженной не рубанком столяра, а ветрами и морскими волнами.

В правом из этих воистину дикарского облика кресел восседал угрюмый субъект, все видимые части тела которого искажала частая сеть шрамов. Складки, рытвины, побелевшие росчерки и бугрящиеся наплывами выпуклые рубцы — суровая летопись не менее суровой жизни запечатлелась на его коже. Субъект был лыс, как коленка. Одного глаза у него не хватало.

Правое кресло занимал старый-престарый волшебник в расшитой золотом бархатной феске, очках-полумесяцах и с благообразной седой бородой. Устроившись с большим удобством и приткнув загнутые носки своих туфель поближе к огню, он вертел в руках волшебную палочку.

— Тринадцать с половиной дюймов, — молвил он с затаённой горечью, пробежался пальцами по звякнувшей вплетёнными колокольчиками бороде и вздохнул. — Тис. И перо Фоукса, разумеется. Я узнаю́ эту палочку.

Его собеседник взвился, точно ужаленный, побагровел неровными пятнами и вытаращил в негодовании свой единственный глаз.

— Само собой, узнаёшь! Да пол-Британии её узнáет! — пролаял он голосом, в тембре которого утробный рык перемежался с натужным сипением треснувшей деревянной свистульки. — Я о чём тебе и толкую! Альбус! Какие ещё нужны доказательства?!

— Аластор, — старец в вышитой феске снова вздохнул, скорбно и укоризненно. — Ты ошибаешься. Волде... прости, прости, — он предупреждающе вскинул ладонь, завидев крайне недовольную гримасу, вызванную его оговоркой. — Прости, друг мой, я помню, что ты не любишь, когда при тебе произносят проклятóе имя. Да. Тот, кого до сих пор боятся называть… Его не было там.

Названный Аластором гневно пристукнул кулаком по колену.

— Ты, верно, шутишь! — взревел он.

— Отнюдь, — седобородый качнул головой. — Всё это не то, чем кажется.

Одноглазый запыхтел, словно закипающий чайник.

— Альбус, — выговорил он сквозь зубы, — ты… Хорошо, я тебя услышал. Однако, кто-то должен проследить за школой, куда ты своими руками запустил змею. И я прослежу. А вы все можете и дальше утешать себя любыми дивными фантазиями.

— Я давно подумывал включить новый пункт в преподавательский контракт, — директор Хогвартса (а это, конечно, был именно он) одарил своего оппонента в споре строгим взглядом поверх очков. — Моя вина, что до сих пор этого не было сделано. Но я исправлюсь.

— Не убивать студентов? — ощерился в неприятной ухмылке колдун со шрамами.

— Не убивать, — согласился Дамблдор. — Не калечить. Не причинять намеренно вообще никакого физического вреда.

Одноглазый маг мрачно хохотнул:

— Проклятия на должности тебе ещё мало, хочешь от себя добавить? С такой формулировкой что предполагается делать во время классов — книжки читать?

— Формулировку мы можем с тобой обсудить, — Дамблдор был безмятежен. — Время у нас ещё есть — как раз до завтра. Но покуда ты не подпишешь преподавательский контракт, в котором будет такой пункт, порог моей школы я тебе переступить не дам.

Молчание воцарилось в хижине после этих слов. Несколько секунд прошли в тишине, скрашиваемой только гулом в печной трубе да старческим хриплым дыханием.

— Альбус, — ветеран двух магических войн, отставной аврор, волшебник, возведший выживание в ранг науки, сцепил пальцы рук, наклонился вперёд, глянул пристально и холодно, как на незнакомца. — Альбус, ты на чьей стороне, а?

Светлая и грустная улыбка спряталась в седой, как лунь, бороде, коснулась мерцающих глаз за стёклышками старомодных очков.

— Хотелось бы верить, что всё ещё на стороне добра, друг мой, — тихо сказал директор. — И совершенно точно — на стороне детей.

— Он не ребёнок! — с отвращением бросил его собеседник. — Он монстр!

— Я не торгуюсь, — ласково сообщил Дамблдор.

— Чтоб тебя мантикора хвостом трахнула, Альбус!!!

1) «And the Lord sent an angel of His...» (англ.); здесь и далее по тексту «Господь» — это, естественно, «Lord».

Вернуться к тексту

2) «маленький негодяй» (фр.)

Вернуться к тексту

3) «свою бедную мамочку» (фр.)

Вернуться к тексту