Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

— Чары увеличения и уменьшения объекта, к освоению которых мы с вами приступаем сегодня, просты, но эффектны и чрезвычайно полезны в повседневной жизни. Кто скажет отчего? Мисс Браун, порадуете нас догадкой?

— О... ну... — пока Лаванда, не забывая очаровательно улыбаться и трепетать ресничками, силилась ответить на элементарный вопрос, Гермиона решилась на Преступление.

Нет, даже не так. Она согрешила. Пошла против собственного морально-этического кодекса. Нарушила святость и неприкосновенность учебного процесса. В оправдание себе Гермиона могла привести лишь тот факт, что чары увеличения и уменьшения давным-давно (то есть, несколько дней уже как) были ею освоены. Она выучила их мимоходом, во время набега на магазин подержанной волшебной одежды. И в них, на самом деле, не было вообще ничего трудного, как профессор Флитвик и сказал.

Вот почему она перестала следить за ходом дискуссии, с которой, как и всегда, тот начал рассказ о новом заклинании. И более того, опустила вскинутую в готовности к ответу руку.

А дело было в том, что мерзкий чернокнижник, её друг, так и не соизволил со вчера прочесть послание, адресованное ему.

Гермиона знала об этом точно — на связном пергаменте, заколдованном префектом Риддлом, всё ещё маячила строчка «Надо срочно переговорить», а они условились стирать написанное сразу же, как только получат послание. Оставалась ещё, конечно, вероятность, что об уговоре предводитель их шайки забыл; но ведь и ответа тоже не появилось. Похоже, он забыл о другом — а именно, проверить связной пергамент!

И — да, Гермиона предпочитала называть вещи своими именами. Сообщество — незаконное формирование — в которое она не вполне добровольно вступила, следовало именовать шайкой, и никак иначе. Вот уже и моральное падение налицо! Она потихоньку взялась за волшебную палочку.

— Э-э... когда... — тужилась Лаванда, косясь по сторонам в ожидании подсказки. — Я имею в виду, если...

— Так-так, смелее! — подбадривал её неунывающий профессор Флитвик. — Я слушаю!

— Ну вот, например... а-ах...

— Мистер Уизли? Придёте на помощь даме?

Гермиона отогнула уголок связного пергамента и проверила свою запись в последний раз. Нет, без изменений. Что же...

Она глубоко вздохнула. Воспоминания моментально нахлынули на неё.

— Миона, да что с тобой не так? — это было ещё до теракта в Косом переулке, до визита к Малфоям, до всего на свете; до каникул, иными словами. Она высказала своё (вполне справедливое!) неодобрение по поводу метода, рекомендованного Гарри для случаев, когда ей требовалось привлечь его внимание на публике. Сам Гарри, как запоздало поняла она, не стеснялся к нему прибегать — она-то думала, тот раскидывается жалящими из природного садизма, но иногда, выходит, за этим стояла невинная по своей сути цель. Короче говоря, Гарри не видел тут сложностей; а вот ей не просто не по нутру оказалась идея — у неё ещё и не получалось. Едва ли не впервые в жизни.

Гарри пришёл в изумление. В негодование. И, наконец, в разочарование, что было болезненно вдвойне.

— Ты же освоила этот сглаз, мы пользуемся им, когда тренируемся драться! Сейчас в чём дело?

В задумчивости Гермиона отбросила за плечи волосы. Она начинала постигать суть проблемы.

— Гарри... но ведь это совсем другое.

— Да почему другое-то?

— Это не тренировка, вот почему! — попробовала достучаться до него она. — Мы могли бы... не знаю. Левитировать что-нибудь?

— Другие заметят, — помотал головой Гарри.

— Кинуть записку? — предложить такое было уже солидной уступкой с её стороны, но Гарри очевидным образом этого не сознавал.

— Заметят тем более! — он прижал очки к переносице и пристально взглянул на неё, точно пытался забраться в голову, дабы всё там переустроить по своему вкусу. — Миона, ну что за ханжество? Жалящий сглаз — идеальное решение, как ты не понимаешь?

Гермиона закусила губу. Как он не понимал?

— Гарри, чтобы его использовать вот так, нужно этого хотеть, — твёрдо сказала она. — Я не хочу.

— А то я не заметил, спасибо! — он раздражённым жестом потёр свой шрам, как всегда, когда мироздание отказывалось играть по его правилам. — Почему, ты можешь наконец объяснить?

— Потому что это ты, — разъяснила она.

— И? — выжидательно поднял брови он, отнюдь не удовлетворённый сказанным.

— И я не хочу причинять тебе боль, — но эта логика, как ни печально констатировать, ускользала от Гарри.

— Что же с пыточным-то будет, а? — вполголоса пробормотал он, словно бы самому себе, и Гермиона содрогнулась. Некоторые непростительные явно простительны в случае, если речь идёт о самообороне, но пыточное?! Гарри тем временем наставил на неё указательный палец, зловеще сверкая стёклами очков.

— У тебя миллион причин хотеть причинить мне боль. Миллион и одна. Ты, небось, решила, что с кем посторонним тебе будет легче?

Ничего подобного Гермиона не решала, она об этом вообще не думала. Но, если поразмыслить в таком направлении...

— Да?..

— Нет! — оскалился он. — Мне, например, всё равно, но тебе... тебе нужен повод, правда? Ну, и что же за счёты у тебя, допустим... к этому, как его... грязнокровый зазнайка с Хаффлпаффа... Ты помнишь — ещё всем подряд рассказывает, как чуть не поступил в Итон.

— Финч-Флетчли? — догадалась она.

Терминология, конечно, заставляла поморщиться. Но попытка — вполне провальная — со стороны Гермионы прочесть лекцию о расизме к тому моменту уже состоялась. И, надо отдать должное, проблема на практике вышла куда более запутанной, чем представало в книгах.

— Угу, вот к нему, — закивал Гарри, — к этому... клобкопуху в гетрах. Никаких, верно? Вы даже не пересекаетесь, с чего бы вам с ним закусываться. Иное дело — я.

Вот она, разница парадигм. Гермиона увидела теперь ход его мыслей — но до чего эта логика была чуждой и страшной!

Она вздохнула. И попыталась мыслить как преступник. В плане — попробовала думать как воспитанники дома Слизерин.

— Мне следует... припомнить что-нибудь обидное... и... и наказать тебя за это? — выкашляла она, осознав.

Гарри одарил её широкой улыбкой законченного психопата.

— Умница, — похвалил он.

Но тогда она всё равно не сумела.

Тогда, не сейчас.

Сейчас, когда в высокие витражные окна класса чар скреблись лучи утреннего солнца, когда профессор Флитвик пританцовывал на своём стуле поверх стопки книг (каждый раз её неприятно царапало это кощунство), когда рядом за партой дремала с остекленевшими глазами Парвати, когда Зелёный рыцарь вернулась с подвигов — и выяснила, что наградой за хорошо сделанную работу служит работа более трудная, когда...

— Когда мама варит джем... — Рон поёрзал за партой, смущённо огладил затылок, — ...а все знают, что варить лучше всего в медном тазике, но у нас только маленький есть... короче... она — того. Раздувает тазик. Чтобы большой был.

— Прекрасно! — неподдельно просиял Флитвик. — Я рассчитывал на несколько иной ответ, но этот даже и лучше! Оригинальнее! Один балл Гриффиндору. Кто ещё хочет высказаться? Где мы можем использовать эти чары? Мистер Гойл?

А Гермиона пребывала мыслями далеко-далеко от заклинаний увеличения и уменьшения. Древко из виноградной лозы ласкало теплом её пальцы. Вот так и становятся тёмными магами? Не как Драко — он вырос в их семье, в их окружении, и иного от него странно было бы ждать; не как Гарри — у того обстоятельства сложились совсем уж худо. Нет, не потомственные чёрные колдуны, а те, кто положил их роду начало. Однажды ведь должен был кто-то всё это начать?

Вот так оно происходит? Предохранитель, блокировавший что-то в её голове, препятствовавший ей применить сглаз по беззащитной, ничего не подозревающей цели...

Исчез.

Выключился. Сломался?

«Одна из тех, что легко склоняются к тёмным искусствам, — предостерёг мистер Олливандер, вручая ей палочку. — Если они предоставят ей достаточно интересный вызов. О да! Она ценит вызов».

Гермиона вдруг ощутила... свободу. Освобождение. Выбор в конечном итоге всегда был только за ней — она сама ступила на эту дорогу, сама делала шаг за шагом. Один поступок проистекал из другого — и вот куда эта цепь решений нынче её привела.

Крылья, невидимые, но вполне ощутимые, расправились за её спиной — крылья бабочки, покидающей лопнувший кокон.

Существует ли версия мотылька, стремящегося не на свет, а на тьму?

А урок шёл своим чередом.

— Одежда, сэр, — лаконически высказался Гойл. — Если вырос.

И тут же кто-то в задних рядах (кажется, Дин) громким шёпотом съехидничал:

— Или потолсте-е-ел!

Смех, последовавший за этой остротой, напоминал хрюканье свиней, страдающих астмой.

— Хотите дополнить ответ, мистер Томас? Пожалуйста, вслух, для всех!

А Гермиона в этот момент думала о сквозных зеркалах, за владение которыми полагался срок в Азкабане. О непреложных обетах, нарушение которых её убьёт. О жизненном пути — петляющей узкой тропинке, конец которой терялся в сумраке. Гарри был прав, поводов накопилось вполне достаточно. С избытком.

— Иногда люди толстеют, сэр! Но беспокоиться тут не о чем — заклинание увеличения придёт на помощь!

Голос Дина доносился словно с другой планеты. Мир сузился до Гарри, сидевшего через две парты слева от Гермионы. До его, опиравшегося на столешницу, локтя.

— В самом деле так, — благодушно пищал Флитвик. — Хорошо! Ещё примеры? Смелее, смелее!

— Пунгио, — старательно шевеля губами, но почти без звука выговорила Гермиона.

Заклинание сорвалось с кончика палочки. Маленькая белая искра, практически незаметная. Она легко нашла свою цель.

— Сэр! А ведь, выходит, если увеличить таким образом что-то съедобное... тыкву или, вот, клубнику... Получится накормить больше народу, но нет ли здесь какого-нибудь подвоха? Как в трансфигурации...

— Отличный вопрос, мисс Данбар! Да! Есть!

Локоть дёрнулся. Гарри поднял голову. Обернулся, нашёл Гермиону взглядом. Она приподняла лежавший перед нею на парте листок и украдкой показала тот Гарри.

Заголовок, достаточно крупный, чтобы прочесть с его места, гласил: «Расписание». Гарри же вспомнит, как префект Риддл советовал замаскировать связной пергамент, да?

— И вы верно подметили аналогию с первым исключением Гэмпа, — Флитвик, как и всегда, бурно радовался чьей-то попытке пошевелить мозгами. — Рискнёте продолжить свои рассуждения?

— М-м-м... — Фэй облизнула губы, завела глаза к потолку, будто надеялась найти там подсказку. — Питательная ценность не изменяется, да? — догадалась она. — Просто перераспределяется на новый объём?

— Именно, именно! Три балла Гриффиндору. Так держать, мисс Данбар!

Гарри вспомнил. Или сообразил — во всяком случае, он полез в сумку. Что-то там поворошил, откопал сложенный вчетверо пергамент. Развернул, прочёл. Гермиона, не сводившая с него глаз, тут же перевернула собственный.

«Это ВАЖНО!» — накорябала она торопливо.

«Понял. После обеда жду сама-знаешь-где», — последовал ответ.

«Почему не сразу?!»

«Чтобы не искали! Поешь и сделай вид, будто в библиотеку идёшь. Первый раз, что ли? Флитвик на тебя смотрит, СПРЯЧЬ!»

— Уже не терпится попрактиковаться? — тоненький голос преподавателя-полугоблина плохо годился для суровых внушений, но тот и не видел в них надобности. — Нет-нет, уберите пока что палочки. Мисс Грейнджер?

— Да, профессор? — преданно уставилась на него она; её руки, действуя словно бы сами собой, перевернули связной пергамент, сложили его пополам, сунули «Расписание» между страниц учебника.

— Как по-вашему — чары, которыми увеличивают вместимость сумок и кошельков, родственны заклинанию «энгорджио»?

Гермиона усилием воли направила свои мысли в сторону темы урока.

— Нет, сэр, — уверенно сказала она. — Там используются чары незримого расширения пространства. Как те, которые применяют для волшебных палаток. И при строительстве. Профессор Флитвик, сэр?

— Да, мисс Грейнджер?

— У меня вопрос, — Гермиона отвела со лба волосы, секунду помедлила в поисках лучшей формулировки. — В рамках зельеварения мы проходим раздувающий раствор, чьё действие аналогично чарам увеличения. Это дублирование, оно сложилось исторически? Или есть объективные причины иногда предпочитать что-то одно?

— Превосходное наблюдение! Оба ответа, в сущности, правильные, однако...

Гермиона, не удержавшись, опять покосилась налево, в сторону Гарри.

Улыбка, выползшая на его лицо, напоминала греющуюся на солнце змею.

* * *

Утро началось весело. Даже немного слишком.

Ещё до того, как открыть глаза, Гарри услышал какой-то жалобный хруст и тихий, но прочувствованный мат.

«У меня, оказывается, была змея, — сонно подумал он. — В смысле, уже была раньше... Только не гадюка. И не у меня. Зато звали практически один в один как сейчас».

Вот чем объяснялась избыточная реакция, которую все вокруг выдавали на его фамильяра. Киплинг, разумеется, тут вовсе был ни при чём.

«Нет бы что полезное приснилось, а!» — вознегодовал Гарри и мысленно обратился к своему... чему бы там ни было, не то альтер эго, не то подсознанию:

— Латынь, я хочу латынь! Редкие чары! Что-нибудь, что я смогу использовать! Вот это в следующий раз давай!

Посвятив таким образом несколько секунд самовнушению, Гарри кое-как разлепил склеенные сонливостью веки. Его взору предстала знакомая спальня — кровати с пологами, низкий сводчатый потолок, чёрная, как нефть, вода за стёклами круглых окон. Около стоявшей в изголовье тумбочки обнаружился торжественно-печальный, что твой плакальщик на похоронах, Малфой.

— Двадцать галеонов на ветер, — крутя в пальцах что-то мелкое и шипастое, посетовал он. — Поттер, ежели твоя милость предпочитает, чтобы тебя по-прежнему будил я, можно было и словами сказать.

Где-то в сторонке захихикали — по голосам Гарри не узнал, кто там так веселится, но предположил, что, как всегда, это были Пайк и Нотт.

Маленький зазубренный предмет оказался шестерёнкой. Шестерёнкой от будильника. Стоило чуду колдоинженерии сыграть побудку, как Гарри, не приходя в сознание, подчистую его разнёс.

— Трепещите, враги наследника, — с ухмылкой прокомментировал бесславную кончину будильника Забини. — Шёл бы ты умываться, Поттер, не хотим ведь мы и на завтрак ещё опоздать!

Отметив про себя это небрежное «мы» — ранее свита прихвостней, покорно дожидавшаяся, покуда Гарри завершит утренний туалет, включала в себя лишь Драко, Винса и Грега — Гарри поплёлся, куда сказано. И, само собой, споткнулся по дороге о змеиную поилку, едва не оттоптав Нагу хвост.

Змеёныш, которому накануне возвратили естественные размеры, уменьшением габаритов доволен не был. Выразил он это тем, что отказался спать с Гарри, предпочтя тёплые трубы в ванной. А ещё фамильяр!

— Кругом изменники, — сообщил Гарри зеркалу, набирая зубной порошок на щётку.

— Никому верить нельзя, — глубокомысленно согласилось то.

На завтрак первый курс выдвинулся единой колонной, только горниста и знаменосца во главе не хватало. Гарри сделал вид, что не замечает внезапного прибавления в рядах.

А вот кто был свеж и бодр, как птичка, на зависть Гарри — так это Том. Он обнаружился сидящим справа от Селвина; Фарли, просватанная девица, бесстыдно строила ему глазки поверх заставленного едой стола. Для человека, явившегося в Хогвартс исключительно за волшебной палочкой и загремевшего неожиданно для себя на ученическую скамью, Том мог похвастаться исключительным актёрским талантом и самообладанием.

Осторожный взгляд, брошенный Гарри в сторону преподавательского стола, наткнулся на вытаращенное колдовское око Муди. Гарри невольно поёжился; не далее как вчера он полагал, будто начинать учебный триместр в пятницу — издевательство над здравым смыслом, но теперь от души порадовался, что первый урок защиты от тёмных искусств откладывается на два дня.

Пятница была хороша ещё и тем, что начиналась со сдвоенного зельеварения, а после обеда в расписании первого курса и вовсе не стояло занятий. Предполагалось, что они будут использовать это время для самоподготовки в библиотеке. Кое-кто, надо отдать должное, так и поступал.

Однако у Гарри уже сложилась привычка проводить драгоценные свободные часы в Комнате-где-всё-спрятано. С Томом. И он очень надеялся, что привычку эту не придётся в дальнейшем менять.

Зельеварение началось, как водится, с фронтального опроса — но Гарри давно уж перестал их бояться. Они поставили на огонь основу для зелья, законспектировали длинную оду летучей мыши как ингредиенту. Лонгботтом, неутомимый в желании превзойти собственные достижения, упустил кипение заготовки и расплавил котёл. Остаток занятия все, кроме него, пытались довести до ума раздувающий раствор, причём Уизли лишил Гриффиндор сразу десятка баллов похабной шуткой о том, в каких целях можно использовать приготовленное снадобье (честно говоря, получившимся у него варевом вышло бы разве что на тот свет отправить кого). Малфой исподтишка обстрелял рыжего неудачника глазами иглобрюха — тренировал чары, что не так давно перенял у Гарри. Когда же Уизли вздумал ответить, Снейп немедля слупил с него ещё балл.

В общем — прекрасный день в родной и любимой школе. Гарри не ждал подвоха и от урока чар — ныне, готовый при необходимости смухлевать при помощи парселтанга, он посещал их с особенным удовольствием. Да и сегодняшнее заклинание, как выяснилось вскоре, Гарри уже знал. Отличный повод срубить на халяву пяток-другой призовых баллов!

Вот какого рода мыслям он предавался, сидя, по обыкновению, за крайней партой во втором ряду, возле окна, когда что-то ужалило его правый локоть. И сердито ещё так ужалило!

В первый момент Гарри не понял, что происходит. Затем до него дошло. Зерно греха, посеянное где-то с пару недель назад в невинную душу Грейнджер, наконец-то дало всходы.

Не то чтобы он пытался насильно её подтолкнуть. Но провоцировал, да. Например, не стёр строчку в сквозном пергаменте, хотя, понятное дело, и прочитал. Ждал — как-то Грейнджер попытается привлечь его внимание? И Гермиона вспомнила уроки, данные им, и продемонстрировала, что усвоила их вполне.

К заветному коридору в потаённом углу восьмого этажа Гермиона и Гарри прибыли практически одновременно, хотя ей пришлось для этого одолеть в два раза большее расстояние. Гарри, спрыгнув со ступеней летающей лестницы, озабоченно нахмурился. Мантия-невидимка осталась у Тома; придётся просить брата как можно скорее её возвратить — из них всех один лишь Том владел чарами невидимости и, следовательно, мог при нужде обойтись своими силами. А невидимость очень не помешает — сегодня по пятам за Грейнджер крался Гарри, но ведь это мог быть с тем же успехом и кто угодно другой!

Гермиона, уже сновавшая, как деловитый челночок, вдоль коридора, явлению Гарри обрадовалась.

— Сейчас… — пробормотала она рассеянно, — …сейчас.

Он кивнул и промолчал, чтобы не мешать ей сохранять концентрацию.

Последний рейс мимо гобелена с измученными тягой к искусству троллями — и вот она уже ухватилась за призывно блеснувшую круглую ручку знакомой двери.

— Гарри, — выпалила Гермиона, едва очутившись внутри, — Гарри, я знаю, где Бузинная палочка!!!

А. Гарри за всеми хлопотами и позабыл, что он ей не рассказал.

— Мы тоже знаем, — остудил он её энтузиазм.

— Она у Дамблдора!

— Она у директора, — прозвучали одновременные восклицания. Гарри вздохнул, стянул с носа очки и тщательно их протёр. В принципе, получить подтверждение сведений из независимого источника было полезно.

— Ладно, — молвил он рассудительно. — Я-то знаю, откуда знаю, а вот откуда знаешь ты?

Гермиона, не слушая его, боднула воздух лбом, пробежалась по волосам пальцами. Кудри, откликаясь на настроение своей владелицы, затанцевали, задвигались вокруг её головы.

— Он держит палочку у себя в кабинете? — требовательно спросила она.

— Да, — Гарри прикусил щёку изнутри, засовывая руки поглубже в карманы. Ему не нравилось, когда его перебивают — однако ещё меньше ему понравился её встревоженный тон.

— Вы уже украли её?! — от волнения она даже приподнялась на цыпочки.

— Нет, — откровенно признался Гарри, не тратя сил на фальшивое изумление и реплики вроде «и почему это ты сразу решила, будто я собираюсь её украсть?».

Из Гермионы словно выпустили весь воздух. Она доплелась до сооружённого ими логова, обогнула этажерку с книгами и рухнула на диван.

— Как хорошо! — выпалила она с чувством.

Вот теперь Гарри не нужно было разыгрывать удивление. У него и впрямь глаза полезли на лоб.

— Объяснись, будь добра, — скомандовал он.

— Гарри, пожалуйста, — Гермиона села ровнее и разгладила юбку, — позови префекта Риддла сюда! И Драко, наверное. Я думаю, это всех касается, и лучше не пересказывать дважды.

Гарри, последовавший за ней в Тайный Штаб, прошёлся туда-сюда за спинкой большого мягкого кресла, сомкнув кисти рук за спиной. Отрывать Тома от его — как он там выразился, «налаживания социальных взаимосвязей»? — было не очень честно, но нельзя отрицать — Гарри бы предпочёл, чтобы Том проводил свободное время иначе. То есть — с ним, с Гарри.

— Не получится, наверное, — засомневался он вслух, останавливаясь, и напоследок перекатился пару раз с пятки на носок. — У него только после обеда «окно», а дальше сдвоенные прорицания.

Тут и Гермиона вытаращилась.

— Префект Риддл записался на прорицания?!

Гарри усмехнулся.

— Он записался на всё. Совсем на всё. Он же в прошлый раз двенадцать O.W.L. на «превосходно» сдал. Только теперь этот табель… сама понимаешь. Вот, задумал повторить подвиг.

Грейнджер, внимавшая пересказу Томова плана с амбициозным огоньком в глазах (ещё бы — Гарри не забыл, что ей привиделось в зерцале желаний), мечтательно вздохнула. Погрызла нижнюю губу.

— А как же он… часть занятий в расписании должна ведь накладываться?

Гарри, не задававшийся прежде этим вопросом, почесал шрам.

— Так там, наверное, свободное посещение предусмотрено для таких случаев, — пожал он плечами. — Как иначе?

— Да, как иначе… — эхом откликнулась Гермиона, явно во власти фантазий на тему собственных O.W.L. — Не маховик времени же использовать, было бы вообще как-то странно... Ну, — встрепенулась она, — в итоге ты зовёшь его, или нет?

Искушение победило доводы логики. Гарри вытащил волшебную палочку из крепления, зажал в зубах, расстегнул манжету рубашки, подкатал рукав. Невольно ему пришёл на ум предыдущий раз — мерещилось, что с тех пор прошли века. Эоны. Тёмная метка выступила на коже, Гарри покрепче сжал рукоять палочки.

— Мой лорд?

На сей раз всё сработало идеально. Гарри будто раздвоился — часть его стояла в Комнате-где-всё-спрятано, а часть шла по длинному коридору в окружении группы громко болтавших людей. Мелькнувший обрывок видéния исчез, оставив образ залитых чернотой окон и фантомный запах влажного камня.

Гарри открыл глаза.

— Занят, — с сожалением констатировал он. — Я ведь предупреждал. Давай ты всё-таки сначала мне изложишь, до чего там докопалась, а после уже — Тёмному Лорду.

«Только Малфоя сейчас позову», — собирался добавить он, но Гермиона снова вклинилась в ход его мыслей.

— Гарри?

— Да?

Она, сильно изогнув торс, умостила оба локтя на подлокотник дивана, переплела пальцы рук.

— Почему ты называешь его «тёмный лорд»?

Гарри моргнул. Разве они с этим ещё не разобрались? Ему казалось, что уже давным-давно.

— Потому что он — Тёмный Лорд.

Грейнджер свела брови, сдула со лба особо резвую кудряшку.

— Нет, я о другом, — настойчиво сказала она. — Ты… зовёшь по имени в лицо, но за глаза говоришь «тёмный лорд». Почему? Обычно люди наоборот поступают.

— Поймёшь сама, когда будешь готова получить метку, — отрезал Гарри. — Обожди пару минут, я…

Но Малфоя не потребовалось ни искать, ни звать. Он сам явился — весёлый и довольный, хоть и несколько запыхавшийся.

— Ага! — молвил он, затворяя за собой дверь. — Рыцари Самайна в сборе? Мой лорд, я счастлив служить! — он на ходу изобразил полупоклон. — Готов выполнить любое ваше приказание! Но сперва, — тут Драко отбросил шутовскую торжественность и подступил к Гарри вплотную, внимательно ощупывая его взглядом своих светлых до прозрачности глаз, — выкладывай всё, что можешь, о вчерашнем. Когда Тёмного Лорда представили в качестве студента, я чуть вилку не проглотил!

Гарри плюхнулся на диван, потеснил Гермиону и призывно похлопал по обтянутым гобеленовой тканью подушкам рядом с собой.

— Да, — согласился он, — чую — пришла пора для перекрёстного опыления информацией.

Взяв слово первым, Гарри развернул перед своими приспешниками план операции «Бузинная палочка» — простой до наглости, элегантный, но, увы, потерпевший крах. А заодно поведал и о вчерашних приключениях Тома — так, как сам в его пересказе запомнил и понял.

— …а Дамблдор вдруг ка-а-ак повернётся! Стои́т, глазищами по сторонам водит, да и говорит: я, мол, давно знаю, что у Даров Смерти своя воля есть. Вот и она чует владельца по вкусу себе. А нравятся ей как раз те, кто больше всего на свете боится того же, чего и её создатель.

— Стой, погоди! — Драко, взволнованный повествованием, подался вперёд, упёр локти в колени, сцепил ладони перед собой. — Что ещё за «она», кто такая «она»?

— Палочка, очевидно же! — снисходительно растолковала Грейнджер.

— А-а, — протянул Малфой; тень глубоких раздумий легла на его подвижное, выразительное лицо. — Вот оно, значит, как.

Они помолчали несколько мгновений, думая каждый о своём.

— Префект Риддл настолько бои… — медленно начала Гермиона, но тут же исправилась:

— Кхм! Настолько не хочет потерять свою палочку? То есть, — зачастила она, — с учётом всех обстоятельств… Я согласна, у него много причин. Он уже её чуть не потерял.

Гарри сперва не хотел поправлять — Грейнджер ведь была близка к истине — но передумал.

Пусть знают. Пусть сострадают.

— Не потерять он боялся, а того, что её могут отобрать и сломать. Колдовство вне Хогвартса запрещено несовершеннолетним — не тебе я буду разжёвывать, что это значит. Пока не сдашь экзамены и не получишь аттестат, ты связана по рукам и ногам. Но ты хотя бы живёшь не в приюте!

Гермиона съёжилась, отвела глаза.

— И войны сейчас нет, — глухо проронила она. — Ты не думай. Я правда очень хорошо понимаю.

— Три предупреждения, затем арест — и не забудь про аврорский произвол! — довольный воздействием своих речей на аудиторию, продолжил сгущать краски Гарри. — Потом суд… судебная комедия, лучше сказать.

— С твоим крёстным обошлись ужасно! — скривилась аудитория, то бишь Гермиона. — Но разве это не издержки военного времени?

— А полвека назад не только у магглов была война. У нас в это же время своя тут шла. С Гриндельвальдом, — угрюмо подсказал Малфой.

Гермиона зарылась пальцами в волосы в очередной тщетной попытке их немного прибрать.

— Да, да. Я читала, я помню, — согласилась она. — И, кстати о Гриндельвальде, вы не поверите… Нет, — тут же оборвала она сама себя. — Пусть сначала закончит Гарри. Гарри?

— Так вот, — с готовностью возобновил рассказ тот, — видите теперь, почему мы уверены, что Бузинная палочка — у директора? Дамблдор сам прямым текстом об этом сказал! Но кто-то, похоже, сливает ему информацию… Он ждал нас.

Гарри откинулся на спинку дивана, сбросил ботинки, подобрал под себя согнутые ноги.

— Про то, что в комнате есть некто невидимый, директор просто угадал, это он тоже сам проговорился, — продолжил Гарри. — Но факт есть факт — это была западня. Он не случайно на праздничный ужин вовремя не ушёл… Сидел, караулил — кто явится.

Малфой озадаченно насупил белёсые брови и переспросил:

— Он ждал, что Тёмный Лорд придёт именно за Бузинной палочкой? Или думал — будет дуэль, или что?

Гарри вздохнул. Начиналась самая запутанная и трудная для осмысления часть. Дамблдор повёл себя очень неожиданно. Дуэль затевать не стал, и даже палочку отдал. Только не ту!

— Вот вместе сейчас и попробуем разобраться, вы слушайте дальше!..

— Выходит, директор понял, что никакого сына от леди Лестрейндж не существует, и префект Риддл — это и есть Тёмный Лорд? — светло-карие, медового цвета глаза Грейнджер от изумления были широко распахнуты.

— Дамблдор держал в руках палочку Тёмного Лорда, — наморщил нос Малфой. — Естественно, он понял, чья она! И кто перед ним — тоже понял, иначе зачем отдал бы!

— Хотя почему он это сделал — совершенно не ясно, — согласился Гарри. — У меня оно всё никак не идёт из головы. Обе… нет, все три — ещё его собственная… Короче, все волшебные палочки были в тот момент у директора, а никто ведь не в курсе, что Тёмному Лорду подходит моя… Дамблдор не мог знать, что противник втайне вооружён. Чего он не напал-то? Случай самый подходящий…

— Да, — поддержал Драко. — Дикость какая-то. То есть… они просто тихо-мирно побеседовали вот так… и директор сам настоял, чтобы повелитель вернулся в Хогвартс?

Гарри сумрачно кивнул:

— Скажите — странно? Нет, я не спорю, Тёмный Лорд зубы ему заговорил на славу, но… Дамблдор словно бы вовсе и не беспокоится насчёт Бузинной палочки. Даже в кабинете у него только волшебный страж дверь охраняет. А на окнах — одни бытовые чары, и всё!

— Так он и не там её держит, небось! — проявил скепсис Малфой.

— Ну, а где тогда? — не поверил Гарри.

— Слушайте, вот тут, — вступила Гермиона, — я могу кое-что объяснить. Гарри прав — директор Дамблдор не беспокоится, что у него украдут Бузинную палочку. И не зря! Для этого у него есть все основания…

Дальнейшая сага о похождениях Зелёного рыцаря заставила Гарри с Драко поразевать рты.

Начиналась сия дивная повесть с того, что Грейнджер опять провела ночь где угодно, но не в своей кровати.

— А я-то решил — ты снова учебники наизусть долбишь, вот и синяки под глазами, — восхитился Малфой. Но не страсть к учебникам всю ночь напролёт не давала Гермионе спать.

— «Немножко поссорились»? — недоверчиво повторил Гарри. — Прости, я уточню: немножко поссорились это как «чуточку поорали», или как «я кого-то самую капельку прокляла»?

Гермиона повесила нос.

— Второе, — подтвердила она жалобно.

Иными словами, у младшего отродья орангутанга, сиречь Рональда Уизли, во время всеобщего празднества сбежала ручная крыса. Та самая, которую он показывал Гарри при первой встрече, и которая затем продемонстрировала в книжном магазине чемпионский разряд по прыжкам. И сбежала она не куда-нибудь, а прямиком к девочкам-первокурсницам в спальню.

— Мне кажется, она через ванную комнату пробралась, — делилась Гермиона. — Там общая стена, вот, наверное, она где-то дырку себе нашла…

Очутившись в девичьем дортуаре, крыса времени даром не теряла и принялась по собственному усмотрению наводить там порядок.

— …все мои конспекты, все!

— Да не реви ты, ей-Мерлин!

— Грейнджер, хорош, правда. Я лично тебе дам списать. И Поттер, вон, тоже даст.

— Знаю, я знаю, я… просто… — Гермиона сердито растёрла слёзы по моментально заалевшим щекам. — Спасибо, ребята. Мы когда только вошли, после ужина — это было как… как обыск показывают в кино. Ой, Драко, ты, наверное, не…

Малфой закатил глаза и постучал согнутым указательным пальцем по лбу.

— Не забывай, с кем разговариваешь! — попенял он. — У меня этого твоего «кино» в жизни хоть отбавляй. Ты дальше давай, дальше.

— Чемодан раскрыт, одежда, учебники — всё наружу, — дрожащим голосом продолжила Гермиона. — У меня ещё мысль мелькнула — может, домовики достали? Но они никогда прежде не поступали так. И потом, они же, наоборот, всё сложили бы аккуратно… И тут я смотрю — а на покрывале и под ногами, повсюду — клочки, клочки… — Грейнджер засопела, но от нового погребального плача по своим конспектам, хвала Мерлину, воздержалась.

По-хорошему, Гарри мог её понять. Чары починки, применение которых здесь напрашивалось, имели ряд ограничений. В частности, единственным способом восстановить разодранную на мелкие кусочки рукопись было тщательно, фрагмент за фрагментом, сложить её, как паззл, отдельно каждый листок. В противном случае всё, что удалось бы получить после применения заклятия «репаро» — курьёзный, но бесполезный коллаж. Флитвик на достопамятном уроке чар — том сáмом, когда по подсказке Гермионы Гарри впервые догадался воспользоваться парселтангом — особо предупреждал их об этом. Долгие часы работы, и успех отнюдь не гарантирован, особенно в случае, если часть обрывков оказывалась утрачена в силу тех или иных причин. И упростить себе задачу чарами сортировки не получится — для них рваные страницы выглядели, в зависимости от заклинания, либо как набор однородных объектов, либо как один и тот же объект.

Виновника порчи ценного имущества обнаружили сразу — точнее, он, попытавшийся под шумок улизнуть из разорённой спальни, сам выдал себя. Пылая праведным гневом, Грейнджер вернулась в общую комнату факультета, где хозяин крысы-вандала, не ведая худа, играл с другими гриффиндорскими недоумками в плюй-камни. Претензии Гермионы он к сердцу не принял.

— Вот, говорит, нашла печаль. Напишешь новые. Может, хоть отдохнём на уроках теперь от тебя, всезнайка, — Гермиона обняла руками колени, стискивая собственные предплечья до побелевших костяшек пальцев.

Гарри цитата тоже пришлась не по вкусу. Он почувствовал, как сами собой сжимаются кулаки.

Никто не имел права посягать на то, что принадлежало ему.

— Чем ты его прокляла? — полюбопытствовал Драко.

— Летучемышиным сглазом…

Но прокляла, как выяснилось, Зелёный рыцарь не только его. Под раздачу попали соседки по комнате, весь этот курятник из Данбар, Сунгари, Патил и Браун. Именно последней хватило ума встретить их бешеную ведьму на пороге дортуара и объявить:

— Грейнджер, где ты вечно шляешься? Мы, что ли, должны убирать твой беспорядок?

Вспомнив науку покойного Квиррелла, Гермиона наслала на всех присутствовавших сглаз безудержных соплей. Хлопнула дверью и ретировалась.

Где-то посреди бесцельного забега по пустым ночным коридорам её догнала мысль, что хорошо бы и вовсе на ночь в башню Гриффиндора не возвращаться. Сказано — сделано. Вот так Гермиона и пришла сюда, рассудив, что лучшим из всех возможных пристанищ послужит ей Комната-где-всё-спрятано.

Но что заставило её не прилечь на диване с одной из книжек по юриспруденции или тёмным искусствам, а начать рыться в комоде, бывшем хранилище Томова дневника — Грейнджер объяснить и сама затруднялась.

Обычно роль исследователя сокровищ Комнаты брал на себя кто-то другой. Гарри чаще всего. И вот в чём дело — в комод (дубовый, украшенный перламутровой инкрустацией в виде цветов и птиц, с заедающим нижним ящиком) он лишний раз не лазил; ему, вроде как, и без того было известно, что там внутри. После изъятия филактерии — ничего интересного. Мятые тряпки, заляпанная чернилами карта, чьи-то старые письма, испорченные пергаменты и прочий хлам. Ну, Грейнджер тоже всё это нашла. Включая письма.

Только она сделала ещё кое-что.

Она их прочла.

«Дорогой А.,

погода у нас сегодня прескверная, целый день льёт дождь. Гляжу на капли, сбегающие по стеклу, и вспоминаю…»

— Так, — Гермиона зашуршала пачкой ветхих листов. — Ну, это к делу не относится… и это тоже… где же… ах, смотрите, вот тут!

«…напропалую хвастается, будто завладел той самой палочкой из легенды.

Я не поверил было, но этот комик зашёл настолько далеко, что в «Заубершпигель» рекламу своим талантам дал! Дескать, изучение древнего артефакта продвигается семимильными шагами, добытые же знания тотчас используются на практике. Вывод: заказывайте волшебные палочки только в мастерской Григоровича, ибо лишь я овладел секретами мастерства.

Подумываю нанести ему визит — чепуха, конечно, но коль скоро он вообще поднял эту тему, то должна же быть тому некая причина. Ещё раз — я не верю, что Бузинная палочка могла оказаться в руках такого интеллектуального и магического ничтожества, как Григорович, однако допускаю — он что-то знает о её местонахождении…»

«Григорович». Гарри почесал переносицу под очками. Какая-то знакомая фамилия — она словно бы уже ему где-то встречалась… Но тут ясность более-менее внёс Драко, который присвистнул и сказал:

— Григорович? Случайно не тот самый, что и сейчас половину Магической Европы снабжает палочками? Или это его отец? Бумага выглядит довольно старой…

— Волшебные палочки мастерит кто-то кроме Олливандера? — продемонстрировала Грейнджер имперский снобизм, а память Гарри наконец сжалилась над ним. Точно. Мастер-артефактор, вроде Олливандера, только обитает где-то в Австрии, и клиентура у него соответствующая. Его как-то упоминали, когда очередные факультетские сплетни затронули Дурмстранг.

— Какой это год? — спросил он, разглядывая убористый, сильно наклонённый влево почерк.

— Тысяча девятьсот двадцать шестой, — Гермиона ткнула пальцем в лепившуюся к уголку листа короткую строчку. — Всюду, где проставлены даты, это середина или конец двадцатых. Правда, проставлены они совсем не везде…

Утерянная страница из истории Бузинной палочки разворачивалась в представшей перед ними односторонней корреспонденции не спеша, перемежаемая огромным количеством сугубо личной информации.

«Дорогой А.,

ты ведь читаешь мои письма, мелкий мерзавец, я это точно знаю! Что бы мне с тобой такого сделать за то, что ты не даёшь себе труд отвечать?

Пожалуй, придумал! Тебя следует взять в заложники, похитить и утащить прямиком ко мне в Шварцвальд. Шучу, думаешь? Нисколько. Ни разу в жизни не пройти по Вествег⁽¹⁾ — это тяжкое преступление, от коего, к счастью, ты будешь избавлен моими заботами. Итак, готовься — я тебя выкраду денька через два.

Теперь о Бузинной палочке. Кое-кто из моих приятелей по переписке (не буду утомлять тебя именами, они тебе всё равно ничего не скажут) подтвердил, что ему демонстрировали ларец. Один удостоился лицезреть и содержимое ларца (Григорович идёт на это не часто, что как раз и даёт повод заподозрить какой-то обман или фокус), и по моей просьбе сделал небольшой набросок увиденного. Форма характерная, очень узнаваемая, но притом — где доказательства, что это не имитация, а?

Придётся, я полагаю, всё-таки навестить столь знаменитую нынче мастерскую лично…»

Следующее письмо состояло из единственной строчки.

«Дорогой А.,

да, это она.

Г.Г.»

— Безумно интересно, не спорю… — пробормотал Гарри, и уж было собрался добавить что-нибудь вроде «но какое отношение это имеет к тому, что ты говорила раньше», однако Грейнджер была начеку, и тотчас подсунула ему следующий листок. Ознакомившись с ним, Гарри стянул с носа очки, размял переносицу пальцами, длинно выдохнул и на секунду прикрыл глаза. Рядом, поигрывая бровями, откинулся на спинку дивана Драко. Ему, великому сплетнику, сегодня привалила неслыханная удача.

Они узнали, кто был адресат, скрывавшийся за литерой «А».

«Дорогой А.,

одна маленькая птичка принесла на хвостике новость, что ты вернулся к преподаванию в Хогвартсе! Что же ты — внял наконец-таки моим доводам и министерская карьера перестала тебя привлекать?

Сказал бы «я поздравляю», но вышло бы не от всего сердца, а посему, с твоего позволения, промолчу. Таланты такого волшебника, как ты, достойны лучшего применения, чем растрачивать их на дрессировку недорослей. Да и трансфигурация — не совсем твоё, давай честно признаем…»

Волею случая, как раз на этом письме дата была в наличии — «31/VII.1927».

«Историю Хогвартса» Гарри читал — зарылся в неё на исходе прошлого лета. Ещё до поступления в школу рассказы старшего брата разожгли в нём нешуточный интерес, и он жаждал узнать как только возможно больше о своей будущей alma mater. И не сказать, чтобы Гарри легко мог воскресить в памяти такие подробности обо всех профессорах, но, в силу уже сложившегося к тому моменту предубеждения, он отменно внимательно изучил раздел, посвящённый биографии одного конкретного человека.

Тысяча девятьсот двадцать седьмой — год, когда тот самый человек покинул должность преподавателя защиты от тёмных искусств, но после короткого перерыва вернулся в Хогвартс, чтобы отныне вести трансфигурацию. Небольшая часть Гарри даже помнила его профессором. Фасон очков не переменился и по сию пору, но в те годы тот не рядился в клоунских расцветок мантии, предпочитая щеголять на публике исключительно в маггловских клетчатых пиджаках.

Но откровения на том ещё не закончились.

«…не кражей, а экспроприацией незаконно присвоенной ценности. Если хочешь тут знать моё мнение (а ты хочешь, я знаю!), то это Григорович её украл. Я же, пользуясь lex fortissimum⁽²⁾, скажу заодно: «Quod dignum est, dignis sit»⁽³⁾. Станешь ли ты отрицать, что я прав?»

Итак, неизвестный покуда «Г.Г.» обнёс незадачливого артефактора и был собою весьма доволен. Но что-то у него не заладилось:

«Норов у этой мерзавки имеется! Тут призадумаешься — нет ли какого условия, выполнение коего необходимо, дабы с ней совладать?»

— Ага, — прокомментировал Гарри, — ты поэтому так всполошилась, когда подумала, что палочка уже у Тёмного Лорда?

— Да, — Гермиона перетасовала в руках пожелтевшие по краям листы. — Смотри, он дальше пишет, что так и есть. И условие, собственно, названо в легенде, только не напрямую.

— Как по мне, больше смахивает на проклятие, — Драко, озабоченно нахмурившись, отчеркнул ногтем фразу «из мёртвых рук».

К счастью для Григоровича, маг, завладевший Бузинной палочкой, не счёл того истинным её владельцем. Вместо этого он обратил свои кровожадные помыслы на предыдущего хозяина. Оставалось загадкой, отчего «Г.Г.» посчитал себя вправе обозначать вполне, судя по всему, законную куплю-продажу словом «украл». Но, возможно, тут подразумевалась некая несправедливость при совершении сделки. С другой стороны, как вообще можно оценивать в галеонах уникальный, единственный в мире артефакт?

Сколько бы ни заплатил Григорович этому, оставшемуся безымянным, волшебнику, своими капиталами тот распоряжался недолго. Уже в сентябре двадцать седьмого «Г.Г.» констатировал триумфально:

«…мы с тобой, милый друг, и за лёгкую разминку подобное бы не сочли.

Связанный, он, как мне кажется, понял, к чему идёт дело — пустился в уговоры и увещевания, принялся сыпать площадной бранью и бурно рыдать. Я обездвижил его, вложил Бузинную палочку в парализованные пальцы и — да, свершилось! С этого мига она слушается меня беспрекословно, опережая мысли и предвосхищая желания. Никогда ещё мне не было так легко колдовать!»

А итог этому письму, полному неприкрытой похвальбы, подводили две фразы:

«Символ наших юношеских мечтаний и высоких стремлений я сделаю ныне штандартом борьбы за лучший мир ради общего блага.

Помни, что когда бы ты ни решил присоединиться ко мне, я рад буду тебя принять».

Вместо привычной уже монограммы автор послания изобразил знак, что красовался некогда и на Воскрешающем камне — треугольник, вписанный в круг и рассечённый вертикальной линией.

И не поленился на сей раз подписаться полным именем:

«Твой друг до конца,

Геллерт Гриндельвальд».

---

1) Westweg — туристическая пешеходная тропа от Пфорцхайма до Базеля; существует с 1900 года.

Вернуться к тексту

2) «правом сильного» (лат.)

Вернуться к тексту

3) «Достойное пускай принадлежит достойному» (лат.)

Вернуться к тексту