Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

«Грязь», по чеканному выражению Блишвика, — «испачкавшую стены школы», — извести оказалось ещё потруднее, чем некогда наколдованную Томом надпись. Хотя, если смотреть в корень, именно «грязью» префект школы обозвал Муди всё-таки зря. Магглокровкой тот не являлся; его родословная была далеко не безупречна, что правда, то правда, но уж во всяком случае оба его родителя были волшебниками. И ещё менее справедливо было бы называть Муди слабосилком, недостойным гордого звания мага. На самом деле, в этом-то и заключалась основная проблема; в этом, а ещё отчасти в его пресловутом, ставшем притчею во языцех, «всевидящем» оке.

И ещё, как сдавалось Гарри, в пресловутой же паранойе. Муди оказалось практически невозможно подловить где-нибудь в одиночестве; каких только уловок Гарри не изобретал, но тщетно — Муди словно бы что-то знал (или подозревал) и категорически избегал ситуаций, в которых мог бы очутиться с Гарри наедине.

Профессор защиты от тёмных искусств, да он, гордый потомок Слизерина, да его живое наследие, да тёмный коридор подземелий, где никто не услышит криков о помощи — таков был замысел. Однако ж преподавателю ЗОТИ не иначе как сам Мордред ворожил — минула неделя, за нею другая была на исходе, а претворить этот план в жизнь шанса так и не представилось. Муди выказал себя затворником почище Квиррелла — тот хотя бы в Запретный лес под конец шастал. Этот же, такое впечатление, и вовсе предпочёл бы своих комнат не покидать.

Муди вёл жизнь рака-отшельника. Из личных преподавательских покоев он отлучался только в соседствующий с ними класс — причём вылазка эта начиналась с разведки под невидимостью, как правило, — а чуть урок кончался, тут же нырял обратно. Раз в сутки его можно было наблюдать в Большом зале обедающим, но лишь изредка — ужинающим, и завтракающим — тоже не каждый день.

Что до его логова, то, кабы не василиск, которого подобным манером с собой ни за что не протащишь, Гарри всерьёз подумывал бы штурмовать тамошние окна верхом на метле; входная дверь тихо, но грозно гудела от наложенных на неё сторожевых заклинаний. Глава дома Слизерин, по контрасту, едва утруждал себя самыми простыми запирающими чарами — при его репутации любой и без того трижды подумал бы, а точно ли хочется ему даже просто стучаться в эту конкретную дверь. И хоть репутация у Муди также была специфической (до той степени, что некоторые тупоголовые гриффера вроде младшего Уизли отдавали ей громогласную дань зависти), но на неё отставной мракоборец, не в пример Снейпу, отнюдь не полагался. «Гринготс», пожалуй, и то был защищён слабей.

Профессор ЗОТИ знал, что делает. В своей рачьей норе он явно чувствовал себя комфортно и безопасно. Попыток убить Гарри он при этом, само собой, не оставлял — но подошёл к делу по-слизерински рационально, даром, что краснопузый в прошлом. Он попросту использовал для этой цели учебный процесс.

Но, слава всем вышним силам, сколько их ни есть, он сам же и вручил Гарри полноценную индульгенцию. «Хоть вовсе на мои занятия не являйтесь», — так он сказал. Что ж, слово много значит в магическом мире, а за язык его никто не тянул. Было бы глупо отмахиваться от своего спасительного шанса — и вот почему в два часа пополудни в четверг Гарри спокойно себе посиживал за уединённым столиком в библиотеке, а не пытался в очередной раз пережить то, что Муди ошибочно именовал уроками защиты. Не то чтобы Гарри был принципиально против экстремальных методов преподавания, но не тогда, когда тренер искренне желает тебя прикончить. Старик был силён, упорен и быстр — чисто статистически, однажды в своих попытках он должен был преуспеть.

И если на первом занятии Гарри, не в пример всем остальным слизеринцам, ещё питал иллюзии, что покушение не было таковым на самом деле, то ныне это заблуждение развеялось бесследно. Муди имел в виду именно то, о чём предупреждал Снейп, теперь это стало ясно, как день.

Гарри как раз перевернул страницу весьма многообещающего трактата о разрушении чар, когда о столешницу мягко стукнул переплёт книжки. Скандализированный чужой дерзостью — разве кто-то ещё был не в курсе, что Гарри предпочитает заниматься в одиночестве? — он поднял голову. Напротив него, невозмутимо расправляя складки форменной юбки, уселась не кто иная, как Грейнджер. Гарри, подавив импульс воровато оглядеться по сторонам (это всегда выдаёт сильнее!), рявкнул на неё, зло, но почти беззвучно:

— Ты что творишь, чокнутая?!

Рано, ещё слишком рано — его гриффиндорка должна была оставаться незапятнанной! Нельзя, чтобы видели, как она общается с ним!

Гермиона вздохнула, пригладила кудри.

— Гарри, здесь только мадам Пинс. Все на занятиях. Никого нет.

Что было правдой — но не давало ей права открыто игнорировать его приказы.

— Кто угодно, — указал он ей на очевидный факт, — может войти в любой момент!

— Пускай, — она осталась невозмутима, несмотря на сопровождавшее его слова заклинание — лёгкое, но болезненное в достаточной степени, чтобы привести её в разум. — Я понимаю, что тебе, скорее всего, чужд сам концепт, но у меня есть потребности. Я всё-таки человек.

Это ещё что такое? Гарри даже забеспокоился:

— Потребности?.. — повторил он, гадая о смысле, заключённом в эту аккуратную и обтекаемую формулировку. Вон они, девчонки, вечно их не поймёшь! Не приведи Салазар, повторится история с Беллой. Хотя по любым меркам ведь преждевременно беспокоиться, разве не так? Он рассчитывал, что у него есть несколько спокойных лет в запасе!

— Я соскучилась, — подтвердила его худшие опасения Грейнджер. — Мы не разговаривали четыре дня, вообще-то. И в Штаб ты не ходишь.

Он подозрительно сощурился:

— А ты откуда знаешь?

— А я — хожу, — не моргнув и глазом, созналась она.

— В надежде на встречу со мной, очевидно, — Гарри откинулся на спинку стула; беседа окончательно перестала его забавлять. — Только не говори, что ты всё это время ночуешь вне дортуара!

Она улыбнулась спокойно, печально:

— Ну, раз ты меня просишь, то я, конечно же, промолчу.

— Слушай, про «выселят в коридор» — это была шутка, — Гарри поправил очки. — Я понимаю, что тебе, скорее всего, чужд сам концепт, — передразнил он, — но постарайся уложить в голове!

— Игра смыслов, — откликнулась она словарным определением, — наложенная на обманутые ожидания.

— Тебя накажут, — напомнил Гарри, чувствуя, как почва, доселе незыблемая, уходит из-под ног. — Баллы снимут!

Её ответный взгляд был полон безмятежного равнодушия бодхисатвы.

— Уже сняли, — сообщила она всё с тою же маленькой кривоватой улыбкой, не обнажавшей её слишком крупных передних зубов.

— Да ну?! — давно ли это было самой страшной бедой и угрозой для мисс Безупречная-успеваемость-если-забыть-о-полётах, а теперь — вы полюбуйтесь! — И много?

Она небрежно пожала плечами. Казалось, эта тема вовсе не занимает её. Удивительно!

— Не помню. К сегодняшнему дню, я думаю… приблизительно пятьсот?

— Сколько?! — Гарри сорвал с носа очки. В библиотеке нельзя повышать голос, но в эту минуту его в последнюю очередь трогали здешние правила. — Ты что вытворяешь? — повторил свой прежний вопрос он.

— Это называется гражданский протест, — просветила она. — Или акция гражданского неповиновения. Ты же читал, да?

Естественно. Гарри снова надел очки, но как он её ни разглядывал, Гермиона что-то не спешила преобразиться в Эммелин Панкхёрст [205].

— Это называется несусветная глупость, — твёрдо сказал он со всем доступным ему слизеринским цинизмом (и, возможно, долей чувства собственного превосходства, унаследованного от себя-старого).

Она невозмутимо сложила руки на столе перед собой.

— Меня обвиняют в том, за что я не несу ответственности. И наказывают, когда я пытаюсь защищаться. Гарри, скажи честно, ты бы стал такое терпеть?

Ну, тут она попала, сама того не ведая, по больному. Он стал бы — он и терпел. И в этой жизни, и в прошлой; долго, пока магия не проснулась в нём, да и после этого довольно часто.

Вот почему её вопрос моментально взбесил его до крайней степени.

«Я не буду её пытать, — сказал он себе сквозь шум крови в ушах, сквозь белый, отгородивший его от мира вокруг заслон. — Не буду, и точка. Волдеморт бы стал. Я не он».

А кроме того, не она заслуживала пытки в этой ситуации.

— Кто? — спросил он обманчиво-спокойно, прохладно.

— Гарри, нет, — вздохнула она и потянулась, дурочка, взять его за плечо. Он стряхнул её руку не глядя, тем жестом, каким другой отгонял бы назойливое насекомое.

— Не начинай, — предупредил он. — Хотя я и без того знаю. Твои соседки по спальне, не так ли.

— Гарри, нет, — с нажимом повторила она. Впервые за разговор её броня безмятежности дала трещину. — Это ничего не решит, понимаешь?

— Гарри, да, — улыбнулся он, не заботясь, что демонстрирует слишком много зубов. — Должно быть, ты не читала до конца свои книги, Белла. Знаешь, что происходит с суфражистками в конце тех историй? О, им приходится несладко. Dulce et decorum?[206] Забудь. Их бьют, закрывают в психушку, сажают в тюрьму.

Она как-то растерянно заморгала и прикусила губу:

— Что?.. О.

— Не терпится примерить смирительную рубашку, милая?

— Просто для справки, — она подпёрла подбородок ладонями. — Мне не очень нравится, когда ты меня так зовёшь.

Это чуть-чуть сбило его с мысли — с приливной волны ярости.

— Что?.. А, просто вырвалось. Я не имею в виду ничего такого. Ты на самом деле ничуть не милая, — поморщился он. — Определённо. Ни капли.

— Я в курсе, мне уже говорили, — её выпирающие, точно у белки, передние зубы снова прошлись по нижней губе. — Но я про имя вообще-то. Ты сам, похоже, не замечаешь, да?

Нашла время изъясняться загадками!

— Не замечаю чего? — сердито огрызнулся он.

— Как меня зовут? — изогнула бровь она.

— Да что за идиотский вопрос? — он уставился на неё во все глаза; секунду спустя до него дошло. Со стоном он размял переносицу пальцами:

— Извини. У меня… бывает.

— В чём-то и хорошо, что у меня, кроме тебя и Драко, больше нет друзей, — задумчиво поделилась она. — Представляю, как я бы кому-то о тебе рассказывала, — её уголки рта украсились смешливыми складками, вьющаяся прядь свесилась на светло-карие, почти янтарные глаза; она небрежно сдула её, но та, разумеется, тут же соскользнула обратно. — А это — наш друг, Гарри Поттер. Иногда…

— Замолчи.

— …по четвергам, — с садистским весельем уточнила она, — он ещё и немножечко Властелин Зла. Ой! Видишь, я умею шутить, вот настоящее эмпирическое доказательство, — она потёрла ужаленное сглазом плечо и рассеяно пробежалась пятернёй по вздыбившимся кудрям. — Мы ведь совсем не похожи. Я смотрелась в зеркало, когда превращалась. Волосы вьются у обеих, и только. А цвет разный.

Он промолчал. Не стал объяснять, что дело совершенно не в цвете волос.

— Вот что, гражданская активистка, — он решительно захлопнул «Разбивая проклятия» и пошарил в своей школьной сумке, стоявшей на стуле рядом. — Ступай-ка за тот стеллаж, а я через пару секунд подойду.

«В одном хорошо быть такой мелкой креветкой, — думал Гарри. — Мы при нужде хоть все втроём помещаемся под Мантией».

Именно так, с заглавной буквы, он теперь именовал её про себя. С осознанием истинного потенциала артефакта тот значительно подрос в цене в его глазах; не Та Самая Мантия Смерти, конечно же, но почти несомненно — одна из реликвий, вышедших из рук её создателя. Чуть менее совершенная, возможно, но всё равно превосходящая простые мантии-невидимки настолько же, насколько сложенному листику бумаги даст фору настоящий самолёт. Ревелио на неё не действовало, а при визите в Малфой-мэнор не среагировали и защитные заклинания. Истинная, полная невидимость, не просто отвод глаз, который, например, и безо всяких там тряпок мог наколдовать Том.

— Ближе, — скомандовал он и закутал их с Грейнджер в скользкую, ртутно-блестящую материю. — Пойдём в Штаб, потолкуем. Только призрака надо по дороге поймать.

— Зачем? — изумилась Гермиона.

— Весточку передать, что я в порядке, и чтоб не искали, — растолковал Гарри. — А иначе мои всполошатся, они ж меня здесь оставили. Я почти не бываю в Штабе, потому что за мной теперь везде таскается хвост — человек пять, да и префекты не сводят глаз. И пока этот чокнутый в школе, так оно и будет! Веришь ли, в душ — и то одного с трудом отпускают.

Они прокрались к выходу из библиотеки. Мадам Пинс, увлечённо вникавшая в толстый роман, не обратила внимания на беззвучно приоткрывшуюся дверь.

— Я-то думала, ты ими вертишь как хочешь, — хмыкнула Грейнджер. — Они разве не послушаются, если ты попросишь оставить тебя в покое?

Гарри усмехнулся её наивности:

— Чего ради? Я себе не враг. Пусть охраняют. Тёмному Лорду так спокойнее, опять же.

— Он тоже верит, что Муди всерьёз покушается на твою жизнь? — скептически уточнила Гермиона. Гарри закатил глаза:

— Да все верят, кроме тебя. Рассказать, почему я сегодня прогуливаю занятие?

Она встала как вкопанная. Вынужденно, чтобы не вывалиться из-под Мантии, остановился и он.

— Ты прогуливаешь?! — похоже, новообретённый бунтарский дух не заходил в действительности столь уж далеко. Учёба всё ещё оставалась для Грейнджер священной. — Я думала, у тебя «окно»! — обвинила она тоном, полным негодования.

— Это у тебя «окно», — возразил Гарри. — А у нас защита сейчас идёт, — он покосился на неё сердито. — Давай, шевели ногами.

— Но, Гарри, — зашептала она, обжигая его ухо близким дыханием, — нельзя прогуливать уроки! Ты так никогда не усвоишь программу!

— Миона! — настал его черёд возмущаться. — Я точно не усвою программу в том случае, если буду мёртв! Нет, замолчи, — шикнул он, видя, что её рот уже приоткрылся, готовясь извергнуть новые протесты. — Послушай меня. Вчера во время своего класса…

На сей раз она дала ему договорить. Её лицо побледнело и словно бы сделалось неуловимо старше.

— А кроме того, — убеждал Гарри, — он ведь прямым текстом разрешил не приходить. По-моему, это и называется «свободным посещением», не так ли? И, полагаю, остальным пойдёт лишь на пользу, если Псих начнёт их учить, разнообразия ради, а не тратить всё время на меня.

— Гарри! — поморщилась она.

— Да, профессор Псих, извини, — скривился и он, чуждый страсти к чинопочитанию. Но Грейнджер сумела его удивить. Причина недовольства оказалась в другом.

— Не притворяйся, что тебе не наплевать на других студентов, ладно? Я думаю… я могу понять тебя. Я, — исправилась она тут же, — учусь тебя понимать. Только, пожалуйста, будь со мною честным, хотя бы наедине. Ты же мой друг.

Он фыркнул:

— Да, а ты — мой друг, и дальше что?

Единственным человеком, которому Гарри никогда не лгал, был он сам. Том. Тёмный Лорд.

С прочими он не находил причин быть таким принципиальным.

* * *

Снейп в каком-то смысле был рад, что эпохальный визит Тёмного Лорда в Хогвартс не повторялся. Напрасный риск, бравада — к этому, надо признаться, повелитель питал немалую страсть; хорошо хоть, что обошлось. Во всяком случае, ни Дамблдор, ни Муди ни намёком не дали понять, что заметили нечто неладное. Но, в общем, всё же трудно было охарактеризовать ситуацию иначе как «Хвала Мерлину, пронесло».

Поэтому обсуждать с Риддлом (младшим — и необходимость этого уточнения всё ещё заставляла Северуса дивиться и внутренне вздрагивать), проблемы Поттера было меньшим злом. В конце концов, им двоим грозило сблизиться на этой почве, не так ли? А сближение с драгоценным (тут можно не сомневаться) отпрыском — выгодная инвестиция в будущее. Которого, не так давно казалось — нет вовсе, но так уж сложилось, что Северус снова начинал видеть его робкие контуры перед собой.

Тем более неприемлемо выглядело на этом фоне желание Муди избавиться от «ученика чернокнижника». То есть от Гарри.

Само по себе жертвоприношение младенцами во имя общего блага и высшей цели Северус понять ещё мог. И даже оправдать, скорее всего. Но не в отношении этого конкретного мальчика. А ведь вдобавок и его собственное существование зависело от ребёнка. И выяснилось вдруг, что жить Снейп всё-таки хотел. Думал, что не хочет, что уже всё равно ему, что он только и ждёт, как смертельно раненое животное, чтобы всё побыстрее закончилось, чтобы вещи просто перестали происходить с ним.

И ошибался.

Он цеплялся за жизнь, какой бы гнусной, тошной, беспросветной она ни была. В те дни, когда лишь мысль о вечерней дозе алкоголя заставляла утром встать с кровати. В те ночи, когда он желал боли — душевной, физической, какой угодно — и понимал, что не чувствует ничего, совсем ничего. Что стоило ему, мастеру-зельевару, обставить своё отбытие в Ад с максимальным комфортом? И всё-таки он не принял порцию яда.

Ну разумеется. Разве мальчик с рабочей окраины Коукворта мог разрешить себе однажды сдаться? Не было тут никакого «Борись или сдохни». А было: «Сдохни, борясь».

И вот теперь, когда мешок с полумёртвым уже щенком вытащили вдруг из воды, когда выяснилось, что под пеплом пожарища сохранились целыми корни, когда разбитая вдребезги жизнь Северуса в одночасье сделалась вновь интересной и важной — теперь кто-то смел всё это у него отобрать?!

Снейп крепко выучил свой урок. Он не позволит влиять на себя ни застарелой вражде, ни мимолётной симпатии. Нет, никогда больше. Голый холодный расчёт, как заповедал выходцам из своего дома Салазар.

Муди сейчас — угроза. Угрозу требуется нейтрализовать. С привлечением любых сторонних ресурсов, если понадобится.

Итак, он озвучил свои подозрения Риддлу-младшему. Во-первых, пусть знает. Предупреждённый — вооружён. Во-вторых, пускай донесёт до отца.

— У меня есть все основания полагать, что наш новый профессор настроен разыграть из себя камикадзе.

Поскольку директор, храни Мордред его то ли за наивность, то ли за очередной далеко идущий и непостижимый для простых смертных план, как выяснилось, связал Муди магической клятвой.

Об этом Северус, наряду с прочими преподавателями, узнал где-то с час назад, когда Минерва созвала экстренное учительское собрание.

Кто-то (имени информатора она не назвала) настучал декану Гриффиндора, как именно Муди проводит с первым курсом Слизерина занятия. Самое любопытное, что Снейп этих подробностей не слыхал. Но в целом сюрприза они для него не составили. Дражайший Аластор был в своём репертуаре; повезло, что никого до сих пор не трансфигурировали насильственно в хорька (или ещё в какое-нибудь маленькое дурнопахнущее животное).

Но вот его использование протего на Поттере было… оригинальным.

Скажем так, Снейп и не задумывался раньше, что полный круговой щит можно кинуть на противника и что-нибудь внутрь купола накачать. Вода — это был ещё гуманный вариант, если разобраться.

И да, Северус отдавал себе полный отчёт, что рационализация — его способ бороться с волной холода, сбегающей вдоль хребта.

К счастью, Мальчик-который-выжил в одном походил на самого Снейпа — он совершенно не умел и не хотел сдаваться.

Но это было близко, чудовищно близко — а Северус, его проклятущий декан, ничего не знал.

Минерва выразила свой протест против этой методики преподавания как только могла громогласно.

Тогда-то директор и сообщил — лучась добродушием, по обыкновению, и пряча за стёклышками очков глаза — что всё под контролем. Муди подписал расширенный преподавательский контракт и принёс особую клятву.

Снейп уточнил специально, хотя ответ знал заранее, ведь подобная магия была стараниями самого Дамблдора на территории Британских островов запрещена:

— Кровный обет?

И услышал вполне ожидаемое:

— Нет, мальчик мой, что ты! Полная клятва жизнью и магией.

Личной причудой Дамблдора являлось то, что он никогда не клялся и не требовал клясться душой. Но это была ерунда в свете прочего. Потому как кровный обет был единственным, что Муди могло воспрепятствовать.

Принёсший этот обет и отдавший в залог его нерушимости свою кровь, действительно не мог — физически был неспособен — совершить запретное действие. С обычной же клятвой было иначе.

Да, маг терял жизнь, или душу (что бы уж там это ни значило), или способность творить волшебство. Всё это вместе, при полной формальной клятве. Однако сохранялась возможность сперва всё-таки клятву нарушить. И кого-то мог вполне устраивать такой результат. Кто-то мог счесть — неважно, что будет потом. Кто-то мог быть готов принять на себя всю тяжесть расплаты.

Муди знали как параноика, человека, умевшего сберечь свою шкуру в любой передряге, специалиста по выживанию. Да, казалось, что самолёт без шасси — история точно не про него. Но тут и там раздавались тихие тревожные звоночки, заставлявшие Северуса думать о сценарии камикадзе.

Аластор, откровенно признаться, был стар. Годы не пощадили его. И тихое угасание на пенсии могло его не устраивать. Легенда при жизни, он мог захотеть уйти с фейерверком, остаться знаменитым непредсказуемым Шизоглазом до конца. И кое-что в его поведении эту версию подтверждало.

Прежде всего, Северуса настораживала его изменившаяся манера вести себя. Снейп хорошо знал, как держится человек, уверенный, что он — уже труп, живущий ожиданием отсроченной казни. Ему и самому несколько раз доводилось испытать это дивное душевное состояние. Когда всё на свете представляется до смешного простым, а действительно важными — странные вещи, вроде вкуса и звука дождя.

Кроме того, эта обмолвка про Волдеморта. Раньше Муди — ну, не то чтобы и впрямь боялся, но помянуть при нём имя Тёмного Лорда — означало нарваться на едкую отповедь. И вдруг он — совершенно без необходимости — произнёс его сам.

А в довершение всего прочего, Муди, похоже, искренне считал Гарри какой-то реинкарнацией Волдеморта — в чём, надо признать, был ближе к истине, чем сперва казалось; во всяком случае, между Поттером и Тёмным Лордом действительно существовала тайная, прочная и совершенно на сей момент загадочная связь — и совсем не та, о которой думалось когда-то.

Дамблдор посчитал десять лет назад, что у ребёнка есть огромный потенциал. Что, раз мальчик наделён силой победить Волдеморта, то именно в том и состоит его предначертание.

Муди, как и сам Северус ныне, похоже, думал, что этот потенциал может быть использован совсем иначе.

И если мыслить в настолько эсхатологических категориях, то сделка выглядела оправданной: жизнь одного дряхлеющего мракоборца за новое воплощение мирового зла. Удавить Гитлера в колыбели, всё такое прочее. Гриффиндорская этика подобные поступки, увы, оправдывала. Не без скрипа, но тем не менее.

Клятва, которую старина Муди принёс перед лицом Магии и директора, в пересказе последнего звучала так: «Не убивать студентов. Не наносить физического вреда, за исключением необходимого в процессе обучения. Сводить к минимуму любые причиняемые страдания».

Снейп, наученный горьким опытом, доверять директорскому пересказу не стал. Правда — самая прекрасная, но и самая опасная вещь, не так ли? Он лично нанёс визит в покои Муди и вызвал того на разговор. Аластор принял его, стоя спиной к камину. Сесть не предложил, как не предложил и чаю (Северус пить из его рук ничего не стал бы, естественно, но сам факт!). Более того, на протяжении всей их короткой беседы преподаватель ЗОТИ ничуть не скрывал, что не выпускает из рук свою волшебную палочку.

А обмен репликами получился у них прелюбопытный.

— Клянусь, — заявил Муди, вращая магическим глазом, — что Дамблдор сказал тебе чистую правду, ничего не утаивая и ничего не добавив от себя.

Северус мрачно кивнул. Итак, его подозрения подтверждались.

— Всё-то ты вынюхиваешь вокруг, меченый, — уколол его Аластор. — Что, хозяину побежишь докладывать? Ты-то знаешь, небось, где он сейчас, твой хозяин?

Снейп подобрался. Сомнения в его лояльности были оправданы, как никогда, однако последнее что он собирался делать — так это чистосердечно признаваться.

— Я такой же член Ордена Феникса, как и вы, Аластор, — холодно сказал он. — И на этом довольно с вас.

— Нет, сальная твоя башка, бьюсь об заклад, — вовсе не такой, как я, — осклабился в мерзкой улыбке Муди. — Между нами, знаешь ли, есть очень большая разница.

Северуса так и тянуло ответить, но острый обмен мнениями грозил быстро превратиться в силовое противостояние, а Тёмному Лорду Снейп не соврал. Ему следовало срочно подтянуть до прежнего уровня свои боевые навыки. Так что он отделался ничего не значащей фразой, и вышел вон. В конце концов, всё, что Северус хотел узнать — он узнал.

Муди на каждом своём уроке с Поттером ходил не просто по краю — по тончайшей кромочке клятвы. Набирался решимости? Очень может быть.

Вот всё это Снейп сыну Тёмного Лорда и рассказал. Тот сидел хмурый, скрестив руки, барабанил по плечу кончиками пальцев.

— Понял, — сказал он, выслушав. — Благодарю вас, господин декан. С вашего позволения, Гарри и впредь будет пропускать эти занятия. Не беспокойтесь, я погоняю его по учебной программе — экзамен он сдаст.

— Его отметки — последнее, о чём я буду переживать, — фыркнул Снейп.

И как в воду глядел. Новые поводы для волнений появились у всей школы уже назавтра.

* * *

«ЗАКОН И БЕСПОРЯДОК

Сириус Блэк, печально знаменитый

массовый убийца, выйдет на свободу? 

Не успел отгреметь скандал с провальным расследованием покушения на Гарри Поттера — и вновь Министерство Магии дискредитирует себя! Из крайне надёжного источника, пожелавшего остаться неназванным, нами получена шокирующая информация.

Как вы думаете, много ли нужно сделать волшебнику, чтобы на десять лет попасть в Азкабан?

Оказывается, совсем немного. Фразы: «Я виноват» вполне достаточно!

Весьма спорная практика ускоренных полевых судов, широко применявшаяся во Вторую Магическую войну, не могла рано или поздно не привести к эксцессам. Однако мы с вами никогда о них не слышали. Теперь становится ясно, почему — эти факты, дорогие читатели, замалчивали и скрывали от нас.

Итак, одно из уголовных дел, которого Аврорату воистину следует стыдиться — это дело Блэка. На основании одного лишь признания, не утруждая себя и намёком на судебное разбирательство, его десять лет назад поместили на нижний уровень в Азкабан. Нужно ли говорить, что расследование свелось к единственному допросу, что не были собраны и зафиксированы показания свидетелей и надлежащие доказательства?

И вот, в результате вопиющей халатности, которую проявил Аврорат, убийца тринадцати человек может вскоре оказаться на свободе! Как сообщают конфиденциальные источники, специально для рассмотрения дела Блэка назначено внеочередное заседание расширенной судебной коллегии.

Наш специальный корреспондент, Рита Скитер, собрала различные мнения на этот счёт.

— Виновен дальше некуда, — утверждает аврор С.А. — Не понимаю из-за чего весь сыр-бор. Суд над такими выродками — не более чем формальность.

— Сириус здесь — ещё одна жертва, — спорит с ним леди Н.М. — Его даже не проверяли на заклятие подвластья! А кроме того, какие против него доказательства? Он выжил в эпицентре магического взрыва, только и всего! Кто угодно мог убить Петтигрю и тех бедняжек-магглов. Дежурный отряд прибыл на место со значительным опозданием — будь Сириус настоящим преступником, он бы не ждал их, а попросту убежал!

— Резонно, но что насчёт «я виноват»?

— Не хочу говорить плохо про наш доблестный Аврорат, но… Если они заинтересованы в признании — у них любой в чём угодно признается.

С такой точкой зрения категорически не согласен специальный консультант Визенгамота Э.Д.

— Азкабан существует как раз для людей вроде Блэка. Ему там самое место! Я старый человек, на своём веку я видел всё. И я знаю, как выглядит настоящее зло. Любое крючкотворство здесь — ничто иное, как насмешка над правосудием! Если Блэка освободят, это опозорит нашу судебную систему.

— Вы знаете, из какой он семьи, — поддерживает леди А.Л. — Такой же больной садист, как и его двоюродная сестра. По всем Блэкам до единого плачет Азкабан. Вопрос лишь в том, когда именно они покажут свою истинную гнилую натуру и решатся на неприкрытое зверство! Огромной ошибкой с моей стороны было когда-то поверить в его искренность и начать ему доверять.

Неожиданно взвешенную позицию высказал крестник Сириуса Блэка, всеми любимый Гарри Поттер, наш национальный герой.

— Дело не в том, совершил мой крёстный отец вменяемые ему преступления, или же нет. Я считаю эти рассуждения демагогией и сознательным уходом от главного. Настоящий вопрос лежит в совершенно другой плоскости и состоит в следующем: живём ли мы с вами в правовом государстве? На мой взгляд, произошедшее — дикость и беспрецедентное варварство. Или в Магической Британии больше не действует Habeas Corpus Act?[207] В таком случае, какие законные права Министерство отменит следующими? Право на собственность? Право на свободу слова? Всё это хорошо иллюстрирует, что во время войны не только сторонники Неназываемого позволяли себе переступить черту, которую действительно не следует переступать. Но тёмные времена давно закончились. Настало время признать ошибки прошлого и покаяться.

Не кажется ли вам, дорогие читатели, что устами знаменитого младенца глаголет истина?

Велик соблазн отмахнуться, ведь речь, как-никак, о массовом убийце. Да, в этот раз. Но если мы — все мы, общественность в целом — не проявим сейчас принципиальность, кто знает, как далеко всё может зайти? Вседозволенность развращает.

Если поступиться гражданскими правами одного негодяя сегодня — кто из честных людей рискует без суда и следствия очутиться в Азкабане завтра?»

«Конфиденциальным источником» Скитер был тот тёртый жизнью мужик из ДМП, Церберус Лангарм. Ответ, который десять дней назад получил от него Гарри на своё (церемонное по форме, наглое по сути) письмо, был примечательным и заставлял думать, что отнюдь не ради красивой красной формы Лангарм тратит свою жизнь в Аврорате.

«Поттер,

ну ты бы ещё в Комитет по магическим играм и спорту написал!

Хотя тут и гадать нечего: я знаю, что ты пытаешься сделать. Легализовать информацию, правда?

Не знаю, кто уж тебе стукнул, и не буду вызнавать, но ты прав. Не было суда. И приговора тоже не было.

Думаю, ты будешь счастлив узнать, что другие твои запросы тоже не пропали зазря. Шороху ты навёл — будь здоров. Я бы сказал, что полетят головы…

Только они не полетят. Ты же это понимаешь? Всё спустят на тормозах, дай Мерлин тебе хотя бы крёстного выцарапать. Надеюсь, ты нанял самого дорогого адвоката.

Почему я с тобой откровенничаю? Да я тоже считаю, что Блэка бы подлечить у хорошего мозгоправа, а не гноить в тюрьме. Как для своей семьи, так он вообще очень порядочный был пацан. Приходил к нам на все дни открытых дверей, когда учился в школе, на стажировку даже успел записаться.

Я его помню, короче. Скверно с ним обошлись, хоть он, конечно, и виноват.

А помогать мне в расследовании ты, кстати, и так обязан. Жди новую повестку, мелкий нахал.

С наилучшими, и т.д. и т.п.,

Церберус Лангарм»

Адвоката — ни дорогого, ни какого бы то ни было иного — Гарри не успел нанять. Нашёлся — внезапно, такого не предусматривалось в плане — кандидат, желающий выступить pro bono.

И не вчерашний студент, а специалист со стажем и с неплохой репутацией, как уверил через Гермиону срочно запрошенный письмом частный детектив Брайт. Некто Реджинальд Ки. Один Салазар ведал, что уж их там с Сириусом связывало. Возможно, конечно, что то был акт чистого альтруизма (во что Гарри слабо верилось, но как знать). Так или иначе, вопрос с адвокатом устроился наилучшим образом: всё происходило как бы само по себе, без прямого вмешательства Гарри.

А Скитер он задолжал ещё одно интервью, причём она, по всему видно, искренне считала, что дёшево его купила. Однако на самом деле это она дёшево продалась — сотрудничать с прессой Гарри (да и Том, хотя это не вызывало в нём ни малейшего энтузиазма) всё равно собирался. Иными словами, журналистка вовсю лила воду на их мельницу, а вдобавок посулила отдать то, что Гарри так долго и так безуспешно искал.

— Поклянись, что полученная информация никоим образом не будет использована против меня.

Гарри, исполнившись предвкушения, отбарабанил текст полной формальной клятвы.

Местом их встречи снова служил паб «Кабанья Голова». Благодаря тайному ходу в подвал кондитерской и, не в последнюю очередь, благодаря Мантии, самой сложной частью вылазки на сегодняшний день оставалось — заставить всех своих многочисленных добровольных стражей не искать себя.

Ах да, и на сей раз Гарри, хоть и терпеть не мог вымогательства, а всё-таки отжалел, скрепя сердце, десять галеонов Аберфорту «за приватность». В плату, как выяснилось, входила краткосрочная аренда грязной и тесной комнатки в дальнем углу первого этажа — через стенку от кухни, из которой просачивался чад подгорающего масла. Выглядело помещение в точности как место для заключения разного рода незаконных сделок — и, верно, большую часть времени оно и использовалось именно так.

Рита откинулась на спинку стула и забросила ногу на ногу.

— Ладно. Вот задаток: я была там.

Гарри жадно подался вперёд. Он это с самого начала подозревал — и всё же здесь бросалась в глаза одна тайна.

— Как вы ухитрились остаться незамеченной? — не удержался от вопроса он.

Скитер улыбнулась ему ярко накрашенными губами.

— Не забывай, что ты поклялся, милый! Ну, это мой маленький профессиональный секрет, — она сделала паузу, изучая его своим хищным взглядом поверх утыканных стразами оправы. — Я анимаг.

Гарри кивнул сам себе. Разумеется. Он всегда был исключительно проницательным, его скользкий друг Малфой — вот и теперь оказался кругом прав.

— И ваша вторая форма?..

Алые губы вновь изогнулись в фальшивой улыбке.

— Кро-о-ошечная, — она отмерила на собственном мизинце с полдюйма кончиком заострённого ногтя.

— И таким образом, вы всё видели, — то был даже не вопрос, но Скитер огорошила:

— Я не помню.

— В каком смысле — не помните?! — вспылил Гарри.

Уж не рассчитывает ли эта аферистка его надуть?!

Рита сунула руку в свой вышитый стеклярусом ридикюль и извлекла на свет небольшой хрустальный фиал. Внутри непрерывно перетекала жидкость, по цвету похожая на старое серебро.

— Я извлекла и запечатала воспоминание.

Гарри стянул с носа очки и принялся их методично протирать. Его разум работал на максимальной доступной скорости, пытаясь осмыслить услышанное. Спустя несколько секунд он сдался:

— Зачем?!

— Ах, дорогой, — нежно оскалилась Скитер, — кругом сплошные легилименты, на что не пойдёшь ради собственной безопасности!

— То есть, вы и сами не знаете, что там? — Гарри с силой растёр шрам.

— В том ведь и смысл, нет? Всё, что сочла необходимым, я изложила в редакционных материалах.

— Но этого недостаточно, — пробормотал, обращаясь к самому себе, Гарри.

Рита его услышала.

— Главный и единственный грех Рейвенкло — сокрытие информации, — провозгласила она. — Ну что же — грешна! Однако подумай-ка вот о чём, сладкий: какая часть тела девушки просто не может быть слишком большой?

Гарри невольно смутился. Это-то здесь при чём?

— А?.. — выдавил он, вспыхнув румянцем.

Скитер наставила на него указательный палец:

— Мозг!!! Раз я решила, что для меня это несёт угрозу, то нет никакого смысла не доверять себе, понимаешь?

Она разгладила ногтем бумажную бирку, крепившуюся к флакону — и стали видны выцветшие, побуревшие чернила. Они складывались в слова:

«Опасно знать».

Вот, собственно, за это опасное знание Гарри с Ритой и расплачивался.

Две статьи уже вышли, и пожаловаться журналистка на них не могла: образцовые, полновесные сенсации. Насчёт темы для третьей Гарри сперва пробуксовывал — но тут Том был начеку и подсказал. И заодно успокоил насчёт возможной реакции декана: мол, всё будет нормально.

Так что в наступившую пятницу, семнадцатого января, Гарри был бодр, весел и полон коварных планов. Сдвоенное зельеварение было прекрасным началом дня. Они проходили бальзам от ожогов (очередное доказательство практичности Снейпа), и Гарри с Драко заработали каждый по парочке призовых баллов. Ничуть не испортил настроения и последовавший за тем урок чар — Гарри откровенно валял на нём дурака, поскольку давно овладел заклинанием «агуаменти», и в конце концов Флитвик выдал и ему, и Малфою, и Грейнджер отдельное продвинутое задание.

Неожиданности начались за ланчем. Слизеринское радио «Сплетник» вовсю крутило свежую новость: на Филча кто-то напал.

Естественно, в круг подозреваемых автоматически входил Гарри. Префекты точно знали, чьи имена значились в роковом Списке, который был ими вручён Гарри; все прочие не знали, однако, похоже, догадывались. Во всяком случае, каждый, кто в очередной раз возвращался к этой теме, кончал свои рассуждения вопросом: «Но как?». С толикой восхищения, которая, безусловно, грела душу Гарри, но и с недоумением.

А дело в том, что Гарри и сам понятия не имел — как. Ещё бы, он ведь ничего и не делал. Неужто наследие Слизерина вышло из-под контроля? Это очень настораживало; ничего подобного он не ожидал.

В итоге всё, что ему оставалось делать — так это состроить загадочную физиономию, а-ля Малфой, да многозначительно повторять:

— Без комментариев. Я всё время был у вас на виду, не так ли? У меня есть алиби.

Между делом он (да и не только он, а потому это не сильно бросалось в глаза) пытался осторожно выведать подробности. Увы, даже префекты знали немного.

Где-то в промежутке между началом первого урока и звонком, приглашающим студентов на второй, некто посетил кабинет школьного смотрителя. Результат посещения: смотритель без сознания, с грандиозной шишкой на затылке; кабинет — вверх дном. Филч уже очухался, но ничего не помнит, как не помнит и нападавшего. Его до сих пор не выпустили из больничного крыла, и трудно сказать, пропало ли что-нибудь из вещей. С другой стороны, что воровать у Филча — средство для чистки серебра? Конфискованные навозные бомбы? Досье на школьных хулиганов?

В общем, это походило скорее не на ограбление, а на сценарий из разряда «припугнуть». Мелковато для козней наследника Слизерина, откровенно говоря. Гарри всерьёз задумался — а не обидеться ли, что ему подобное приписали.

Меж тем, гудел от разговоров не один слизеринский стол. За прочими факультетскими столами последние известия также не остались без внимания.

— Убийца! — бросил Гарри в спину младший Уизли. Гарри дёрнул плечом — сильное выражение; не сказать, конечно, чтобы это было совсем неправдой, взять хотя бы печальную участь старухи Фигг, — однако к данной ситуации точно не относилось.

— Рот закрой, — вполголоса посоветовал он.

Рон развернулся всем телом, так, что мало не навернулся с лавки. Его худые веснушчатые кулаки сжались, щёки налились багровым цветом, а сморщенный нос, наоборот, побелел.

— Какая же ты мразь, Поттер! И все вы такие, слизни! Так и норовите вытереть ноги о слабого!

Назвать гнусного деда «слабым», пусть тот и был всего-навсего сквибом, как-то не поворачивался язык. Даже если оставить в стороне авторитет (условный) представителя школьной администрации — смотритель Хогвартса был выше, тяжелее и физически куда сильнее, чем любой первокурсник-школяр. А уж с субтильным телосложением Гарри — и подавно.

За преподавательским столом тоже царило нездоровое оживление — один декан Слизерина невозмутимо жевал. Остальные преподаватели бросали друг на друга и на учеников встревоженные взгляды, шептались. Директор мусолил бороду, сосредоточенно глядя в никуда. Корчил зловещие рожи (что, вероятно, означало задумчивость) Хагрид. Место профессора ЗОТИ пустовало — Муди обедать не пришёл.

В такой-то обстановке Гарри и покинул Большой зал, сопровождаемый новым залпом грязных инсинуаций. Гермиона, сидевшая с самого краешка гриффиндорского стола, таращилась на него, широко раскрыв глаза. Гарри поджал губы и чуть качнул головой: «Это не я». Она еле заметно кивнула: кажется, поняла.

Тому, что случилось дальше, трудно было подыскать достойное оправдание. Но Гарри уж очень не терпелось спокойно поразмышлять с собою наедине — в месте, где отыскать его не смогли бы и самые доверенные приспешники, лишь Том. Поэтому в факультетской гостиной он не высидел и получаса — вздыхал, зевал, ёрзал, чуть не залил чернилами почти готовое эссе по чарам. В конце концов он дёрнул за рукав Драко, чьи глаза также явственно слипались.

— Я — сам знаешь, куда.

Тот моментально захлопнул «Магические водные растения Средиземноморья».

— Я — с тобой, — категоричным тоном заявил он.

Гарри придержал его ладонью за плечо, вставая:

— Нет, хочу побыть один. А то такими темпами скоро ещё больше рехнусь.

— Ты?.. — Драко попытался мимикой изобразить вопрос насчёт Мантии, не преуспел, и в качестве компромисса пристально уставился на школьную сумку Гарри. Тот понял его ужимки правильно.

— Ага, я по-тихому, — сказал он. — Если что… Ты знаешь, как меня вызвать.

В спальне он рассовал по карманам сквозное зеркало и пергамент с протеевыми чарами, сменил форменный джемпер на толстый свитер с высоким воротником, накинул мантию-невидимку и бесшумно прокрался обратно. Когда в дверь общей комнаты Слизерина проскочила запыхавшаяся старшекурсница, Гарри шмыгнул ей за спину и был таков.

Он ещё успел расслышать панический вопль:

— Кто мой конспект по арифмантике спёр?! Я вас кончу, уроды!

А затем чары маскировки сработали, и гостиная отгородилась от Гарри ничем не примечательной на вид сплошной каменной стеной.

Когда человек принимает плохое решение, то в самый ответственный момент его редко терзают сомнения. Это затем приходит время раскаиваться и ругать себя.

«Если бы я не поленился».

«Если бы я подумал как следует».

«Если бы я был внимательнее».

Но за секунду до катастрофы люди рассуждают с привычной легкомысленной простотой.

«Да что плохого может случиться? Я просто срежу немного через парк».

«Мы тысячу раз ныряли именно здесь».

«Дорога пустая, так я обгоню, а то чего он еле плетётся».

Вот и размышления Гарри касались Филча, очередных обвинений — просто отлично, следует ли теперь ожидать нового витка травли?! — василиска, мудрости Салазара и того факта, что не следовало, пожалуй, за обедом так набивать живот. Всё равно, кажется, не в коня корм — с начала учебного года и Гермиона, и Драко тянулись вверх колосьями после дождя, а Гарри хотя бы дюйм прибавил!

Не желая ни сталкиваться лишний раз с грифферами, ни играть в пятнашки с летучими лестницами, Гарри двинулся на четвёртый этаж кружным путём. Этот не-слишком-секретный ход прятался за гобеленами, связанными единой тематикой — каждый из них изображал тёмное существо: оборотня, стрыгу, вампира, ламию и так далее. Дюжину благословенно неподвижных пролётов спустя Гарри очутился в коридоре, набитом доспехами, портретами и вазами — в Оружейной галерее Хогвартса, выражаясь официальным языком.

Теперь оставалось только пройти до конца и свернуть за угол.

— Привет, Миртл, — окликнул он, и поморщился, когда в угол скачками метнулась быстрая серая тень. — Фу! А у тебя тут крысы, ты знала?

Стянув с плеч мантию-невидимку — не хватало испачкать или порвать её, кувыркаясь по канализации! — Гарри повернулся к стене, где прежде, до погрома, учинённого троллем, висело длинное зеркало — и где нынче сохранился только жалкий тёмный отпечаток на штукатурке от него.

— Откройся, — хотел сказать Гарри, и уже разлепил губы, настраиваясь на парселтанг, — но тут за спиной что-то хрустнуло и громко звякнуло.

Машинально он обернулся, но не сумел разглядеть, что произвело этот шум. Полыхнул яркий зелёный свет, озарил собою облезлые, тронутые плесенью стены туалета.

И Гарри умер.

Он не успел почувствовать ничего.

_____________

[205] Эммелин Панкхёрст (1858-1928) — общественная и политическая деятельница, защитница прав женщин, одна из самых заметных фигур суфражистского движения в Великобритании.

[206] «Сладостно и почётно...» (лат.); начало крылатого выражения «Dulce et decorum est pro patria mori» — «Сладостно и почётно умереть за Отчизну» («Оды» Горация).

[207] Он же — «Акт о лучшем обеспечении свободы подданного и о предупреждении заточений за морями», — законодательный акт, принятый английским парламентом в 1679 году. Знаковый документ в законодательстве Великобритании, призванный предотвратить незаконное или произвольное лишение свободы. И кстати, он был принят за тринадцать лет до вступления в действие Международного Статута о Секретности (принят в 1689-м, вступил в силу в 1692-м), т.е. маги более чем застали его.