Бархатные шторы (гет)

Кричер был уверен, что после его возвращения из Фулхэма госпожа расколдует шкатулку — хотя бы для того, чтобы господин ни о чем не догадался. Но шкатулка, так и не расколдованная, в тот же день отправилась в кучу хлама на чердаке. У Кричера, незримо для хозяйки сопровождавшего ее по лестнице до самого чердака, больно сжалось сердце, когда Вальбурга, размахнувшись, с силой забросила шкатулку в дальний угол. Пружины музыкального механизма надрывно простонали и замолкли. И лишь какая-то тонкая пружинка все звенела и звенела, не умолкая… Вальбурга с каменным лицом слушала этот стон, стоя на пороге. Когда затих и этот звук, хозяйка особняка резко развернулась и вышла на лестничную площадку. Не останавливаясь, она на ходу, через плечо, швырнула в дверь запирающим заклинанием и так торопливо стала спускаться по ступенькам, словно стремилась убежать от своего прошлого.

Когда ее шаги затихли внизу, Кричер, сняв заклинание невидимости, полез в тот дальний угол чердака. На его счастье, шкатулка не раскрылась при падении, а то пришлось бы собирать мельчайшие детали по всей куче пыльного хлама, куда она угодила. Но что-то непоправимо сломалось в ее механизме — как домовик ни тряс, как ни вертел ее так и этак, она не издавала ни звука. Впрочем, Кричер был готов к такому и уже знал, как поступить. Надо было только удачно выкроить время для одной маленькой самовольной отлучки из особняка.

Последняя задача оказалась на удивление простой. Ускользнуть вечером из дому на полчасика теперь было совершенно не сложно — не то, что раньше. Хозяйка проводила практически весь день с маленьким сыном, никому не доверяя уход за ним. Хозяин не выходил из библиотеки — читал, пил, иногда ел что-нибудь, если Кричеру удавалось подсунуть ему еду (но бывало, что тарелка с едой летела в голову Кричера), снова пил, снова читал, снова пил, пил, пил… До Кричера никому не было дела. Домовик механически, как заведенный, выполнял обычные обязанности по дому, иногда сутки напролет не слыша никакого обращения к себе. Впрочем, между собой хозяева тоже не общались. Они словно перестали замечать друг друга. И когда однажды, холодным февральским вечером, Кричер ненадолго исчез из дому, ни хозяин, ни хозяйка этого не заметили.

В Лютном переулке было темно и грязно, как всегда. Витрина «Горбина и Бэрка», подсвеченная тусклым светом ламп, казалась еще более закопченной, чем обычно. Тут тоже сменился владелец, как и у «Твилфитта и Таттинга». Старый Бэрк умер бездетным, совсем чуть-чуть опередив в очереди на тот свет своего компаньона, и теперь магазином владел сын Горбина.

Молодой Горбин, раздвинув в улыбке тонкие губы, поинтересовался, не желает ли клиент продать этот артефакт. Похоже, он подумал, что домовик просто-напросто украл шкатулку у своей хозяйки. Кричер невозмутимо повторил свое предложение: он хочет, чтобы артефакт починили и расколдовали. А он, Кричер, отработает за это натурой — денег-то ему, домовому эльфу, взять неоткуда. Способ отработки — на усмотрение Горбина.

Склонившись над прилавком, Горбин долго рассматривал шкатулку через увеличительное стекло — надежный инструмент торговца артефактами (оно только казалось обычной лупой). А потом осторожно заявил, что сделает все возможное, но полного успеха не гарантирует. Починить, мол, эту вещь очень даже вероятно. А вот расколдовать — совсем не факт… Кричер кивнул.

Оставалось договориться об оплате. Горбин предложил такую сделку: если ему удастся лишь починить шкатулку, но не расколдовать ее, то Кричер проведет генеральную уборку в торговом зале его магазина. Если же Горбин сможет еще и расколдовать артефакт, то Кричер приберется также и на складе заведения. Несмотря на кажущуюся простоту задания, эта плата была довольно высокой. Уборка помещения, напичканного темными артефактами — опасное занятие даже для домовых эльфов, с их уникальной магией. Но Кричер без раздумий согласился.

Неделя, которую Горбин назначил на выполнение заказа, текла невыносимо медленно. Но вот и она, наконец, прошла. В поведении хозяев так ничего и не изменилось, поэтому Кричеру вновь удалось незаметно ускользнуть — на сей раз на целую ночь. Именно столько ему понадобилось, чтобы привести в порядок лет этак сотню не видавший уборки торговый зал магазина «Горбин и Бэрк».

Прежде чем он приступил к работе, Горбин продемонстрировал ему шкатулку, которую починил, но не смог расколдовать. У Кричера выступили слезы на глазах, когда он услышал уже знакомые скрипучие звуки. У Горбина тоже выступили на глазах слезы, но отнюдь не от сентиментальных чувств. Он сжал руками виски, а потом поспешно захлопнул крышку шкатулки. И пояснил Кричеру, что зачарованная мелодия очень опасна: у магглов она вызывает мгновенную остановку сердца, а у магов — сильную головную боль и непреодолимую сонливость. Сказал он это, впрочем, довольно-таки бодренько, из чего Кричер сделал вывод, что торговец артефактами, похоже, уже успел каким-то образом воспользоваться шкатулкой после ее починки, неплохо на том заработав. Горбин как бы между прочим спросил, действует ли мелодия на самого Кричера. Тот ровным тоном ответил, что равнодушен к ней. Горбин сощурился, что-то прикидывая в уме.

Ближе к утру, провожая домового эльфа после уборки до самой двери, как провожал только самых уважаемых клиентов, владелец магазина повторил свое предложение: мол, если Кричеру когда-нибудь придет в голову продать эту шкатулку, то он, Горбин, всегда готов ее купить. Кричера это только лишний раз убедило в том, что Горбин уже опробовал на ком-то силу этого темного артефакта.

Торговец распахнул дверь перед уходящим клиентом — впрочем, не настолько широко, чтобы это действительно выглядело вежливым жестом. Но острое зрение домовика все же различило в предутренней тьме три силуэта в густой тени навеса над магазинчиком через дорогу. Трансгрессировать на глазах у мага — верх неприличия для домового эльфа, но Горбин, похоже, не оставил ему другого выхода. Кричер поклонился ему на прощание и, не выходя за порог, с легким щелчком исчез из лавки, оказавшись в ту же секунду в особняке на площади Гриммо.

Там он припрятал шкатулку до лучших времен в своей каморке возле кухни. Он смутно представлял себе, когда придут эти лучшие времена и какими они будут, но очень хотел верить, что они все же наступят.