Гермиона Грейнджер и то, чем можно гордиться (джен)

Гермиона посмотрела в трансфигурированное из чернильницы зеркало и пришла к удручающему выводу, что видит в нем нечто ужасное. Под глазами образовались устрашающие складчатые мешки, белки покраснели, уголки губ самопроизвольно стремились вниз. Она выглядела непривычно взрослой и очень измученной. Гермиона попыталась улыбнуться, чтобы исправить хотя бы что-то, но это не помогло: теперь из зеркала на нее смотрела печальная женщина, которая сохраняет кротость несмотря на тяготы, которыми наполнена ее жизнь, и встречает каждое новое испытание со смиренной покорностью. Гермиона почти физически ощутила, как начинает чувствовать тихую скорбь, будто бы действительно прожила с десяток несчастных лет, наполненных только тяжелой работой и лишениями без надежды на лучшее. Она спешно расслабила губы, стряхивая с себя наваждение, и они вернулись в изначальное положение. Она все еще выглядела усталой — и недовольной, но это было лучше, чем усталой и грустной, как какая-нибудь тоскливая сиротка Мэри. Во-первых, она действительно была устала и недовольна, а во-вторых, такой ее вид будет вызывать у людей желание убраться с дороги, а не приставать с дурацкими расспросами. Печально улыбающаяся Гермиона в зеркале выглядела просто жалко, можно хоть сейчас представить, как кто-нибудь вообразит себе невесть что и попытается проявить благотворительное сочувствие и заботу. Гермиону аж передернуло от отвращения. Нет уж, спасибо, нет ничего хуже, чем выглядеть жалкой.

Она повела плечами, гордо выпрямилась и собрала растрепанные волосы в такой тугой хвост, что кожа на лбу и висах натянулась. Благодаря этому мешки под глазами чуть-чуть пригладились, но это не то чтобы спасало ситуацию.

Гермиона обшарила лабораторные полки в поисках бодрящего зелья. Ее немного мучила совесть за то, что она копается в вещах Гарри без разрешения, но она знала, что друг не был бы против. Скляночки и бутылочки под ее пальцами стучали и звенели, и там было все что угодно, кроме стимуляторов. Гермиона почувствовала почти раздражение. На полноценное чувство у нее было недостаточно сил: даже целеустремленная ярость, которая поддерживала ее ночную активность, куда-то испарилась. В ее сознании царила апатичная пустота и немного разочарования оттого, что от неприятных последствий двух бессонных ночей избавиться не удастся. Придется еще какое-то время терпеть черные точки перед глазами, мешающие сфокусировать взгляд, и мерзкое ощущение того, что нужно прикладывать физическое усилие, чтобы моргать.

Гермиона всегда отличалась склонностью к планированию, ее повседневная жизнь была упорядоченной и соответствовала заранее составленному расписанию. Контроль во всем и четкий график — вот и весь секрет успеха. Гарри и Рон искренне недоумевали, как это подруге удается переделывать столько дел за короткое время, и пели льстивые дифирамбы, когда клянчили списать домашнюю работу. Очередную домашнюю работу, которую они не успели сделать, потому что полдня праздно шатались и занимались черт знает чем. Никакой самодисциплины, это ведь элементарно — составить план и следовать ему. Чувство Чрезвычайно Огромного Превосходства, в котором Гермиона не любила признаваться, примерно на треть подпитывалось ее гордостью за умение организовывать свою жизнь.

Действительно, было чем гордиться: за все шесть лет учебы в Хогвартсе Гермиона ни разу не халтурила с домашними заданиями, ни разу не пропускала занятия без уважительной причины (прорицания не в счет, такая смехотворная пародия на науку — просто плевок в лицо общественному вкусу), изучала кучу дополнительной информации и при этом умудрялась находить время и на нормальный сон, и на развлечения. Она впервые настолько сильно выбилась из графика, что пришлось не спать две ночи подряд. На третьем курсе Гермионе приходилось туго, но у нее был хроноворот, который она иногда использовала не только чтобы посещать дополнительные уроки, но и чтобы спать. В пределах разумного, конечно. И ни разу — без крайней нужды. Еще один повод греховно восхититься собственной дисциплинированностью.

Сонливости Гермиона не чувствовала, только опустошение. Период, когда организм настойчиво требовал отдыха, когда глаза слипались, а строчки плыли перед глазами, давно миновал. Это как с голодом: стоит перетерпеть критический момент, как обнаруживаешь, что есть вроде бы уже и совершенно не хочется, а через несколько дней падаешь в обморок от истощения. А теперь не хочется спать несмотря на усталость — несколько таких заходов и привет, бессонница, а там и до психических расстройств недалеко.

Восхитительная перспектива, и все из-за Снейпа. От злости Гермиона ощутила небольшой прилив энергии и уверилась в своем намерении продемонстрировать Снейпу свой несломленный дух.

Время близилось к завтраку, и стоит прийти туда заранее, если хочешь исполнить свои намерения. Гермиона знала, что Снейп всегда убирается из-за стола как можно раньше, если вообще приходит в Большой зал, не стоит и надеяться, что удастся перехватить его после завтрака. А подходить к нему в самом разгаре трапезы на глазах у всей школы — не вариант: Гермиона просто хотела устроить маленькую акцию протеста, а не стать причиной кровопролитной гражданской войны в стенах родного замка. Поэтому нужно успеть как можно раньше, без толпы свидетелей в виде учеников, но при этом при свидетелях в виде преподавателей (это будет служить гарантией того, что профессор Снейп не убьет ее на месте).

Впоследствии, оглядываясь назад, Гермиона не могла взять в толк, по какой причине ей вообще пришло в голову всерьез вынашивать план оскорбления преподавателя и почему это казалось ей здравой идеей.

Все, вроде бы, прошло неплохо. Переодевшись и умывшись в гриффиндорской башне, Гермиона поспешила на завтрак и, как и предполагала, застала там Снейпа. Из студентов были несколько уткнувшихся в какие-то книги когтевранцев, парочка слизеринцев с младших курсов и одинокая девочка с Хафлпаффа. Поспешив исполнить свое намерение до того, как подтянется еще кто-нибудь, Гермиона подошла к преподавательскому столу, протянула Снейпу свои пергаменты («Доброе утро, профессор, это моя исправленная домашняя работа») и напряженно замерла, рассматривая его закаменевшее лицо. Казалось, он исполнен равнодушия, но Гермиона не могла так легко обмануться, она видела, как едва заметно трепещут его ноздри и как белеют костяшки пальцев, сжимающих кубок.

Снейп был взбешен и, судя по всему, прикладывал титанические усилия, чтобы не швырнуть ей пергамент в лицо прямо посреди Большого зала. Было ли это нежелание привлекать к себе внимание немногочисленных студентов или стремление избежать вмешательства ранней пташки Спраут и особенно Дамблдора, сидевшего рядом, Гермиона не знала, но предполагала, что доли примерно равны. Наконец, Снейп выдохнул и сказал обманчиво спокойным голосом:

— Кажется, требовалось приготовить сочинение к следующему занятию, а не к завтраку?

Гермиона знала, что открыто дерзить Снейпу в лицо она не сможет, поэтому решила, что лучшая тактика — притвориться идиоткой.

— Вы сказали принести его после того, как я его перепишу, сэр. Я подумала, что нужно сделать его как можно быстрее. Простите, видимо, я неправильно вас поняла.

— Да, Грейнджер. Вы, видимо, неправильно меня поняли.

Тон Снейпа не оставлял ни единого шанса поверить, будто он не видит ее насквозь. Гермиона не знала, что сказать, а ее протянутые руки уже начали немного подрагивать, ведь Снейп работу так и не взял, а положить ее на стол перед ним было бы, очевидно, не менее самоубийственно, чем обозвать его в лицо сальным подземельным слизнем. Положение спас Дамблдор, с интересом наблюдавший за развитием событий.

— Полноте, дорогой Северус, — сказал он беззаботно, — думаю, произошло маленькое недоразумение. Мисс Грейнджер всегда серьезно относится к работе. Я уверен, это замечательное сочинение достойно того, чтобы быть сданным заранее.

Снейп мучительно поморщился и дернул краем рта, как будто услышал какой-нибудь отвратительный скрежещущий звук прямо над ухом. Он не сделал ни единого движения в сторону директора и продолжал сверлить Гермиону глазами, словно надеялся, что она рассыплется в прах прямо сейчас.

— Кажется, там уже подошли ваши друзья, мисс Грейнджер, — сказал Дамблдор. Снейп резким движением вырвал пергамент из рук Гермионы. У нее не было ни малейшего сомнения в том, что он представлял себе на месте пергамента ее сердце.

— Да, директор, спасибо, — произнесла Гермиона. — Прошу прощения, что отвлекла вас, профессор Снейп.

Прежде чем удалиться, Гермиона кинула быстрый взгляд на Дамблдора и была готова поклясться, что он изучающе ее разглядывал. Идя к гриффиндорскому столу, она испытывала ощущение, будто кто-то смотрит ей в спину и отчего-то надеялась, что это Снейп, а не директор. Хотелось то ли съежиться, то ли оглянуться, но Гермиона не сделала ни того, ни другого и позволила себе немного расслабиться только когда уселась на свое место. За столом уже сидели несколько второкурсников, Невилл Лонгботтом и Синди Стивенс, поклонница Лаванды с четвертого курса, которую Гермиона знала по имени исключительно потому, что на пятничных посиделках она вела себя наиболее раздражающе, и остальные девчонки хором хихикали «о Мерлин, Сииииндиииии!» в ответ на очередную ее низкопробную шутку.

Заспанные Гарри и Рон объявились одними из последних, когда Гермиона уже собиралась уходить, не дождавшись приятелей.

— Кошмарно выглядишь, Гермиона, — сказал Рон.

Гермиона ощутила непреодолимую тягу надеть ему на голову тарелку с яичницей.

— Как думаешь, Гарри, если раздавить у кого-нибудь яйцо на голове, будет ли это похоже на вытекающие мозги? — непринужденно обратилась она к другу.

Мальчик-который-пережил-Аваду был на волосок от того, чтобы не погибнуть трагически подавившись тостом.

— Думаю, не особенно, а что? — спросил он, отдышавшись.

— Да так. Думала, вдруг это поможет кое-кому создать хотя бы видимость наличия мозга в черепной коробке. Прости, Рональд, ничего не получится.

— Эй, я не хотел тебя обидеть! Просто ты выглядишь ужас… — Рон заметил угрожающе прищуренный взгляд Гермионы и запнулся. — Ужасно. Усталой. Ужасно усталой, — нашелся он. — Извини.

— Конечно же я устала, я всю ночь писала эссе, — сказала она негромко, но рассерженно и покосилась в сторону преподавательского стола.

— Так ты сейчас пойдешь к Снейпу? — воскликнул Рон.

Гермиона заметила как Симус и Дин, сидевшие недалеко от Рона, а также какие-то третьекурсники заинтересованно взглянули в его сторону, и зашипела:

— Тише ты! Зачем так орать? Я уже ему его отдала.

Гарри застыл с куском тоста во рту, а Рон вытаращил глаза.

— Ты… уже ему его отдала? — переспросил он.

— В смысле? — Гермиона озадачилась. — Ты думал, я пойду туда при всем честном народе? Я же не совсем спятила. Я подошла, когда еще не все собрались.

Гарри и Рон переглянулись. Гермиона ощутила, что начинает терять терпение.

— Что? Чего вы так смотрите? Вы что, серьезно так думали?

— Мы думали, — сказал Рон слабым голосом, — что ты шутила.

— Что ты вообще к нему не подойдешь, — поддакнул Гарри. — В смысле, за завтраком.

— Чего?! Вы же сами меня вчера поддержали!

Гарри очень странно на нее посмотрел. Гермиона переводила взгляд с лица одного друга на другого и видела там только что-то подозрительно похожее на сочувствие.

— Мы думали, ты просто ругаешься. — Сказал Гарри. — Ну, понимаешь… От тебя это звучало как план, хм... Для тех, кому нечего терять. Ну, как триумфальная шалость близнецов в прошлом году. Чтобы уйти красиво. — Он неопределенно помахал вилкой.

— Он сильно разозлился? — участливо спросил Рон. — Сколько баллов снял?

У Гермионы и так не было аппетита из-за недосыпа, но сейчас она ощутила отчетливый приступ тошноты. Она грубо отшвырнула ложку и поднялась из-за стола.

— Он не снял баллы.

Просто превосходно. Она не Гермиона Грейнджер, если друзья не смотрели на нее сейчас как на буйнопомешанную. И из-за чего — из-за какого-то идиотского эссе. Они что, думали, что заучка Гермиона неспособна на…

Гермиона застыла посреди коридора.

Ну да. Заучка Гермиона явно неспособна на то, чтобы грубо и целенаправленно нахамить самому злобному и мстительному преподавателю Хогвартса, настолько злобному, что даже в ставке Волдеморта, среди убийц и психов, наверняка чувствует себя как дома. Он же ей теперь житья не даст. Чем не способ самоубийства.

Что, черт подери, она наделала?!

Весь оставшийся день Гермиона накручивала себя. У нее и без того было просто отвратительное настроение, а от усталости, казалось, совершенно пропало самообладание и она раздражалась по любому поводу, а тут еще и это. Снейп прав, когда говорит, что на Гриффиндор принимают безмозглых. Только полный кретин мог вообразить себе, что это отличный план. Чем она только думала?

Аппетита не было совершенно, вместо обеда Гермиона сидела в пустом классе и пыталась читать параграф по чарам, то и дело ловя себя на том, что не помнит, о чем идет речь в предыдущем предложении и заставляя себя перечитывать одну и ту же фразу по несколько раз. На трансфигурации она до того расстроилась, что вместо черной мышки у нее получилась темно-серая, что чуть не заревела прямо посреди урока; в перерыве успела поругаться с Роном, который хотел ее успокоить, и наорала на какую-то младшекурсницу, неудачно подвернувшуюся ей на пути, а в довершение всему во второй половине дня Гермиона начала понимать, что боковым зрением ей мерещатся какие-то тени.

Еле дотерпев до конца занятий, она поспешила в гриффиндорскую башню и, наплевав на все, легла в кровать, благо, сегодня была не их с Роном очередь для вечернего обхода. Лаванда принесла Гермионе кусок пирога и персик с ужина, но застала соседку уже спящей.

Гермиона проспала тринадцать часов, но проснулась такой разбитой, будто прошло не больше двух. Она поклялась себе никогда больше не бодрствовать так долго: все можно пережить, но галлюцинации — это уже точно перебор. Хорошо, что слабость довольно быстро прошла и к началу занятий Гермиона почувствовала себя вполне бодрой.

Первым делом стоило бы извиниться перед друзьями, особенно перед Роном, за свое вчерашнее отвратительное поведение, чем девушка и занялась. Потом она нашла время поблагодарить Парвати и Лаванду за проявленную заботу и вообще решила весь день делать добрые дела. Может быть, небеса смилостивятся над ней и сотрут Снейпу память.

Чем больше она думала о своей вчерашней маленькой повстанческой кампании, тем меньше она ей нравилась. Конечно, сейчас-то, с ясной головой, она понимала, что никакие зловещие кары Снейп ей на голову не обрушит и преследовать ее до скончания дней не станет, но в том, что он найдет способ подпортить ей кровь, сомневаться не приходилось. То, что он не снял с нее баллы сразу же, только подтверждает то, что он явно вынашивает план отмщнения.

Рон с типичной для него философией момента посоветовал ей не переживать понапрасну: что сделано, то сделано, и нечего дергаться, Снейп ведь не убьет ее и тем более не исключит, а со всем остальным можно справиться — и не с таким справлялись. Гермиона решила, что он прав и заставила себя выбросить мрачные мысли из головы, в конце концов, проект по трансфигурации сам себя не закончит, да и проблема серых мышек вместо черных так и не устранена.

Всю среду и даже утро четверга ей удавалось сохранять бодрое расположение духа, но чем ближе подкрадывался урок по ЗОТИ, тем сильнее колотилось сердце. Когда же момент истины наконец настал, Гермиона поняла, что выражение «подгибаются ноги» вовсе не фигуральное. Еще никогда в жизни она не хотела так сбежать с урока, как сегодня. Призвав на помощь всю гриффиндорскую отвагу и усилием воли заставив себя ровно смотреть на преподавателя, Гермиона храбро ожидала возмездия.

Но ни гром, ни молния не поразили ее, Снейп едва ли скользнул по ней равнодушным взглядом и все занятие игнорировал — как и всегда. Рон и Гарри посылали ей ободряющие улыбки, но Гермиона не спешила праздновать: со Снейпа станется приберечь сладенькое напоследок. И оказалась права, потому что в конце урока Снейп левитировал кучу проверенных эссе на парты, всем, кроме нее, и сказал:

— Куча бездарной макулатуры, хотя ничего другого я и не ожидал. Но по крайней мере, уровень первого курса вы освоили, это не может не обнадеживать.

Потом он помолчал немного и вкрадчиво добавил, устремив взгляд прямо на Гермиону:

— Работу особенно отличившихся студентов я бы хотел обсудить отдельно, скажем, в одиннадцать утра в эту субботу, что скажете, мисс Грейнджер?

— Но, профессор, в субботу Хогсмид… — послышался чей-то неуверенный голос слева, Гермиона не различила, чей, потому что ей казалось, что тьма взгляда Снейпа пробирается ей прямо под кожу.

— Ах, — сказал Снейп, продолжая пристально смотреть ей в глаза, — действительно?

В конце концов, когда солнце клонилось к горизонту, когда все проклятия и утешения друзей были выслушены, все ободряющие хлопки по плечу и объятия были приняты, Гермиона пришла к выводу, что унизительная — и первая в жизни — отработка вместо Хогсмида — не такая уж и большая потеря и что ожидать наказания оказалось куда мучительнее, чем его получать.

Ведь ничего страшного не может случиться с ней на этой отработке, не так ли.