Зря вы это всё (джен)

Королева Серсея оставалась верна понятиям, усвоенным с детства, и вообще своим первым впечатлениям при знакомстве с кем-либо. Если она презирала смиренных септонов, то даже во властном религиозном фанатике она могла бы не признать опасности. Если простолюдины казались ей плохими воинами, то она не видела различий между кучкой пьянчуг и взбунтовавшейся толпой, полагая, что и ту, и другую можно разогнать десятком всадников. Санса Старк с самого начала показалась Серсее мягкой и легкомысленной девочкой, и ее недавние бесчинства Серсея списала на женскую истерику. «Я не должна отменять приказы своего сына, которые зачитали со ступеней септы Бейлора, — подумала Серсея, проходя к тронному залу. — Но я обязательно найду того рыжего с седой прядкой, который их зачитал. И удавлю этого труса, верховного септона, который теперь клянется, что он созвал народ к септе Бейлора лишь потому, что у его ребер держали нож. И, в конце концов, какой суд может произвести одинокая девочка? Ее можно поймать на несоблюдении процедуры, обвинить в чем угодно, хоть даже снова в измене ее отца, и золотые плащи ее арестуют. Не будет ничего плохого, если она немного посидит на Железном троне». Серсее понравилось это словосочетание, «одинокая девочка», так что она даже негромко повторила его вслух, не обратив внимания на скромного септона, идущего ей навстречу.

— Девочка вовсе не одна, — сказал ей септон и крепко взял ее под руку. — Я услышал, что маленькой леди нужна помощь, и провез контрабандой в замок двести бойцов.

— Я Давос Сиворт, адмирал и бывший контрабандист, — пояснил мнимый септон, не давая Серсее вырваться. — Вам некуда бежать, миледи, ворота Красного замка закрыты. «Этот город упадет нам в руки, как спелый инжир», — сказал мой друг, пират Салладор Саан, и он был прав.

О том, кто вызвал их с Драконьего камня, и как призрак великого Эйгона Завоевателя рисовал им схему городских укреплений, а призрак его сына Мейгора Жестокого провел Давоса и его людей в Красный замок, и как призрачные отец и сын гулко матерились в подземельях и утверждали, что не допустят, чтобы на их великом троне восседала такая собачья блевотина, как этот ланнистерский выползень, Давос умолчал, он и сам себе не верил, что с ним такое было.

«И все-таки хорошо, что Джофф назначил десницей именно ее, и на ее место не взобрались эти пираты. Что плохого может сделать романтичная книжная девочка?» — подумала Серсея, стараясь сохранять самообладание и видя, что в почти пустом тронном зале всего два десятка бойцов: остальные люди Давоса были на стенах замка и ожидали, пока Салладор поднимет моряков в порту и кузнецов и мясников в городе, а до того времени были готовы к обороне от городской стражи — да и потом, когда в Королевской гавани будет бушевать стихия народного бунта, быть готовыми не повредит.

Тоненькая юная Санса почти терялась на фоне Железного трона, и представшие перед королевским правосудием пока что больше боялись огромного призрака Кригана Старка, который сумраччно молчал и предоставлял своим пра-десять-раз-внучкам вершить суд и расправу.

Первыми перед Железным троном предстали трое рыцарей Королевской гвардии со связанными за спиной руками, а за ними, не видная никому, встала Арья с подготовленным клинком.

— Ваша вина в том, что вы позор для рыцарского звания, и достаточным свидетельством этого являются шрамы на моем теле, — строго сказала Санса, встав перед ними, и неожиданно для всех, включая приговоренных, они по очереди рухнули на колени, потому что Арья сзади подрезала им сухожилия, а Санса быстро и легко взрезала им кинжалом горло.

И только тогда Серсея поняла, что сейчас будет много плохого. Намного больше, чем если бы на месте, где должен был сейчас сидеть Эддард Старк, сидел бы теперь простой и милосердный контрабандист Давос или даже строгий законник Станнис.

Да и Давос поежился, он только сейчас окончательно понял, что суровые Старки зальют Тронный зал кровью, совершат требуемую родовой честью месть, а потом вместе со своей фамильной драгоценностью, огромным валирийским мечом, уедут на уже обещанной им быстроходной фелуке к себе на Север, скалиться на всех из-за неприступного Перешейка и развешивать по деревьям кишки Железнорожденных, если те сунутся. А ему, невоенному человеку, останется пост десницы, замок, полный трупов, взбунтованная столица и его упрямый сюзерен, который долго еще будет скрипеть зубами, прежде чем примирится с существованием Королей Севера.

— Лорд Бейлиш, вы обвиняетесь в отравлении десницы Джона Аррена, — тихо говорила тем временем Санса, вернувшись на Железный трон и не умея еще наполнить чертог своим голосом, как это сделал бы ее отец, но, как и в случае с тихо говорящим лордом Болтоном, ее слушали.

— Это неправда, — проговорил вытащенный вперед Бейлиш, он не рассчитывал, что его прихватят именно за это, да и врать ему теперь было страшновато.

— Не трусь, Бейлиш, но и врать перестань, — приказала Санса. — Не оскорбляй меня своей ложью. Если ты надеешься, что не осталось живых свидетелей, то против тебя будут свидетельствовать мертвые. Ты знал, что мой отец должен был стать Защитником державы после смерти короля Роберта. Ты приставил ему кинжал к горлу и сказал: «Я же предупреждал, чтобы вы не доверяли мне».

— Откуда вам это известно? — воскликнул Петир Бейлиш, озираясь в поисках призрака Эддарда.

— Это признание вины, — заметила Арья и быстрым росчерком своего клинка рассекла Бейлишу горло. Призрак Кригана Старка потусторонне взвыл, возвещая настоящий Час Волка, а к Железному трону уже притащили Яноса Слинта, у которого подкосились ноги при виде расправы с Бейлишем.

— Янос Слинт, — продолжала Санса, хорошо выученная опытным и жестким лордом Криганом, решившим исправить свои старые ошибки: за Час Волка, кончившийся всего двумя убитыми и девятнадцатью сосланными, над ним по-прежнему в Валгалле подсмеивались. — Вы отдали приказ своим людям напасть на моего отца, законного Защитника державы, и убить его людей. Вы обвиняетесь в государственной измене.

— Я выполнял приказ лорда Бейлиша, — нашелся Янос Слинт, надеясь все свалить на покойника.

— Мастер над монетой не может отдавать приказы начальнику городской стражи, — резонно возразила Санса. — Остается заключить, что вы действовали в своих интересах, намереваясь захватить власть. Согласно старому закону, вас сварят в кипящем масле.

— Я выполнял приказы моей королевы, — раскололся наконец Янос Слинт, испугавшись до оторопи.

— Ложь! — крикнула Серсея, но двинуться не смогла, Давос Сиворт держал ее крепко, и его решительность и хватку некоторым красным жрицам стоило бы поиметь в виду.

— Я поклянусь вам, что это была она, если вы разрешите мне надеть черное, — пообещал Янос Слинт, подползая к ступеням перед Железным троном. — Поклянусь любой клятвой, только оставьте мне жизнь!

— Это суд привидений и колдунов, — закричала Серсея, теряя над собой контроль. — В девчонку вселился демон или дух ее предателя-отца. Это все ложь, это убийство, а не суд, будьте вы прокляты!

— Это ты будь проклята, — ответил Серсее почти человеческий голос лорда Эддарда. Он еще не приобрел бесстрастия призрака, и человеческие любовь и жалость еще не выветрились из его души, замененные долгой памятью и честью рода. Перед призраком лорда Эддарда шел бледный как мел Джоффри, не смея ослушаться его приказа, а лорд Эддард в последний раз смотрел человеческими глазами на своих маленьких дочерей. Он будет гордиться ими потом, когда они в свою очередь прибудут под своды Чертогов Зимы, как и подобает властителям Севера, строгие и верные хранители родовой чести, но теперь Эддард прощался с ними, своими детьми, которые уже стали взрослыми, крестившись чужой кровью в новую суровую жизнь.

— Вы убили Роберта, — продолжал лорд Эддард, переводя взгляд на Серсею, и больше в его взгляде не было ни жалости, ни теплоты, только холодная справедливость богов. — Это сделала ты, и твой сын, и Бейлиш, и Варис, и мейстер Пицель, и твой кузен Лансель. Роберт был безалаберным, но добрым и великодушным королем, а вы ответили ему тем, что захотели передать его трон ублюдку, рожденному от кровосмесительства. Вас осудят и казнят без меня, а я просто хочу повторить вам — зря вы это всё.

Весь Ночной Дозор сочувствовал метаниям бравого парня Джона Сноу. Джон то отказывался принимать присягу, то рвался за Стену принести ее прямо сейчас, то его вылавливали друзья, когда он ускакал уже за Кротовый городок, то он врывался к Джиору Мормонту с предложением организовать поход за Стену с целью найти пропавшего дядю Бенджена — Бенджен был единственным членом семьи, который как был Джону дядей, так и остался, — то предлагал всем и каждому выступить к Трезубцу на помощь Роббу Старку. Все в Ночном дозоре уже знали, что лорда Эддарда, отца Джона, казнили в Королевской гавани по ложному обвинению, знали, что сестры Джона захвачены новым королем в заложники, знали, что брат Джона ведет с Короной войну, — только о настоящих причинах поведения Джона не имели никакого понятия. А Джон уже понимал, что от взявшегося за него призрака Эйгона Завоевателя ему и так, и так не спрятаться, поймает и женит, — и, конечно, он от Эйгона никуда не спрятался.

— Это ты куда? — гневно спросил драконий владыка, пикируя Джону прямо на голову словно на своем верном Балерионе. Джон в это время в отчаянии гнал через Зачарованный лес, рассчитывая присоединиться к Одичалым и пропасть для Вестероса без вести. — Их корабль уже стоит в Белой гавани, призраки Старков умыли руки, поздравив друг друга с выполненным заданием — а тебе еще до Восточного дозора сколько скакать, чтобы их встретить. Я уже пообещал им, что в Восточном дозоре их встретит еще не явленный Вестеросу принц Таргариен — у Сансы сразу глаза загорелись.

— А у Арьи? — спросил Джон, не умел он ни скрывать свои чувства, ни держать язык за зубами.

— А она с самого начала очень хотела к тебе съездить, — ответил Эйгон Завоеватель, он был человечным призраком, не утратившим вкус к земной жизни — в отличие от многих и многих, он был в Валгалле вместе с обеими своими женами, и его, как и в жизни, ревновали, соблазняли, обижались на него, а потом бурно с ним мирились.

— Я просто не сказал им, что ты и есть принц Таргариен, — пояснил Эйгон. — Так интереснее же. Одной вру про трагическую и романтическую любовь нашего дурня Рейгара и Лианны Старк и про их сына, украшенного несправедливым клеймом бастарда и хлебнувшего сиротского горя, другой про твои подвиги на Стене и за Стеной. Ты насчет подвигов потом наверстаешь, поворачивай пока к Восточному дозору.

— Государь, я вообще не могу, — взмолился Джон, ему и с Арьей нужно было бы минимум полгода, чтобы осмелиться ее поцеловать, — а учитывая ее возраст, может, и пара лет ушла бы, Джон был удивительно совестливый и правильный малый. А уж ухлестывать за обеими, как предлагает это привидение, коронованное и раскрепощенное, тем более за Сансой, которая пугала Джона своей гордостью и красотой, — нет, нет и нет! Лучше погибнуть в бою, сразиться с Иными или в одиночку атаковать целую армию! И Джон решительно направил коня в глубь Зачарованного леса.

— Тпру! — властно сказал призрак, и конь Джона встал как вкопанный. — Не дури. Восточный Дозор. Женитьба. Пять мальчишек-наследников, а лучше шесть, и раньше я от тебя не отвяжусь. Да что с тобой такое, я завоевал Семь Королевств, а ты не можешь завоевать двух девчонок!

— Мы воспитывались вместе, государь, — умоляюще сказал Джон, чувствуя, что коня ему с места не сдвинуть. — Они для меня как сестры.

— И когда это Таргариенам мешало? — резонно возразил Эйгон.

— Но они же не Таргариены!

— Тем более, и с их стороны никаких препятствий.

Некоторое время Джон и его героический предок молча смотрели друг на друга глазами, полными взаимного непонимания.

— Одно небольшое препятствие есть, конечно, — признал Эйгон. — Черт его знает, как без меня распустились эти септоны. Стоило мне помереть, как они перестали венчать двойные браки.

— Вот видите, государь, — уцепился за предлог Джон. — Зря вы это затеяли. Давайте пока оставим. Я поклянусь вам, что через несколько лет посватаюсь к Арье, и мы с ней как-нибудь постараемся…

«Ага, в эту сторону я его уже прогнул, — отметил про себя король Эйгон, опытный правитель и переговорщик. — Относится он к ним как к сестрам, как же, как же. Это он мне будет рассказывать!»

— Но я обратил внимание на северную религию, — продолжил свою прерванную реплику Эйгон. — Отличная религия, зря я не перевел свою семью в эту веру. У Старых богов нет никаких септонов, только чардрева, а чардревам наверняка наплевать, сколько у тебя жен. С девушками я уже переговорил, обе верят в Старых богов.

— А я верю в Семерых, — в отчаянии соврал Джон.

— Напой гимн Матери, — тут же потребовал Эйгон.

— О Матерь, Матерь всеблагая, помилуй наших сыновей, — не в ноту затянул Джон, вспомнил о том, как красиво пела это Санса, как ей шла эта чистая мелодия, от которой Джон запомнил только слова, да и те сейчас выскочили из головы, и растерянно умолк.

— Не лги, — нравоучительно заметил Эйгон, налюбовавшись на спутавшегося и смущенного своими мыслями Джона. — Королю лжешь.

— Смилуйтесь, государь, — попросил Джон. — Ну хотите, я отвоюю для семьи ваш трон.

«И, если будут боги милостивы, героически погибну в процессе», — добавил Джон про себя.

— Нет, Джон, — твердо сказал Эйгон, и конь Джона, повинуясь указующему жесту Эйгона, повернул к Восточному дозору. — Куда тебе королевство доверять, если ты с двумя девочками управиться не можешь. До Восточного дозора путь неблизкий, буду отечески делиться с тобой опытом.

«Только пожалуйста, государственным опытом, — обратился Джон к Старым богам, потому что Эйгона упрашивать было бесполезно. — Что-нибудь про бюджет там, про пошлины, про конкордат и вассалитет».

Боги, может, и смиловались бы над таким серьезным и высокоморальным юношей, и даже отогнали бы от него бесов, которые уже успели стакнуться с неподконтрольными никому мыслями шестнадцатилетнего ума, но король Эйгон был настойчив и неумолим.

«Надо всегда сначала требовать по максимуму, — сказал себе Эйгон, вслух переходя к разнузданной валирийской литературе. — Там оно кто его знает, как сложится, а пока он уже и про Дозор забыл, и про то, что они ему как сестры».

— Прекрати! — тщетно взывал Джон через три часа, почти уже вернувшись к Стене в компании своего развязного предка, с которым он незаметно для себя сошелся вполне по-родственному. За эти три часа Джон уже успел узнать, что за гранью всех страстей нет больше новостей, а уж что всегда можно найти с фантазией людей, он убеждался все три часа не переставая. — Даже запевать такое при них не смей!

— Женишься? — строго спросил Эйгон.

— Женюсь!

— Немедленно?

— Ладно, но на одной!

— На старшей или на младшей?

— Ну как так можно, за глаза, — замялся Джон, не был он в себе уверен так, как неотразимый Эйгон Завоеватель, которому завоевывать женские сердца было даже скучно, вот Эйгон за завоевание Вестероса и взялся. А вдруг, подумал Джон, Арья все же любит его только как брата и даже обидится, если он начнет вести себя с ней как с девушкой, не говоря уж предложение ей сделает? Джон и за обычными девушками не знал, как ухаживать, а уж за такой девушкой, которая девушкой быть не хочет, — ну как тут ему себя с ней вести?

«Мягкое у парня сердце, податливое, — понял все по-своему Эйгон Завоеватель. — Ничего. Закалим».