Поторопите вечность (гет)

Вы боитесь одиночества? Я да…

На плите натужно фырчит чайник, крышка звенит и подскакивает, из носика выплескиваются горячие капли кипятка. Надо бы встать и выключить огонь, но так не хочется этого делать. Эти звуки позволяют мне немножко заглушать тишину, гуляющую по пустому, одинокому дому. Моему дому…

Я ненавижу такие моменты и стараюсь всеми силами избегать их, но порой боль все же проникает сюда, заставляя меня страдать. В моем доме всегда кто-то был, то дети, то Малфой с семьей, то… Вообщем, здесь всегда кто-то шумел, наполняя его жизнью. А последний год я старался практически не появляться в нем, занимаясь работой, поисками Снейпа, пытаясь поддержать друга. Я очень давно не впадал в это гнетущее отчаяние.

Зато сейчас…будто колесо, в котором я бегал, словно белка, по кругу, внезапно остановилось, замерло в ожидании чего-то. И я теперь не знаю, куда мне идти и что делать… Импульс пропал — движение замерло.

Чайник вот-вот выпрыгнет с плиты, он уже нервно подскакивает на ней, шипя и трясясь. Приходится встать и выключить огонь. Возвращаюсь к столу… И вот оно… на меня наваливается всем своим бесконечным превосходством тишина. Она везде: в каждом углу и каждой трещинке, в каждой чашке и ложке. Она прячется за занавесками, сидит под столом, выглядывает из-за двери. Если очень захотеть, ее можно почувствовать… А за ней приходит и ее извечная подружка. Я ощущаю, как болезненно сжимается сердце, оно знает... Одиночество — это больно…

Когда-то именно эта боль толкнула меня в отчаяние и ненависть, едва не уничтожив. Тогда меня спас Малфой… а сейчас? Это невозможно описать словами, это сильнее меня. Я закрываю глаза и растворяюсь в окружающей тишине.

Я всем своим существом сейчас могу ощутить дом. Это неописуемо, когда ты, словно, видишь сквозь стены… нет, не видишь, чувствуешь. Я так хорошо знаю каждый камешек, каждую черточку дома, что могу без проблем воссоздать в своем мозгу обстановку каждой комнаты. Мягкие пологи кроватей спален, теплую обивку диванов в гостиной, холод дерева кабинета — все это мой дом. Дом, который я создал огромным, чтобы не быть одиноким…и вот, я — один. Где-то там есть еще Снейп, но я боюсь думать о нем… Точнее, я не хочу думать о нем, ведь, это он разбередил старую, практически затянувшуюся рану.

Перебираюсь в свой кабинет, рука сама тянется к закрытому ящику стола. Он был закрыт десять лет. Сейчас… Никто не узнает, никто не увидит моей болезненной слабости, а значит, никто не спасет. Малфой считает, что я давно пережил все это, и я не буду разубеждать его. Это только моя боль и только моя проблема… никто не поможет.

Я не замечаю, как в моих руках оказывается старый, резной ключик. А ведь я не помнил даже, где он лежит. Ключ сам поворачивается в скважине замка. Медленно и очень тихо, чтобы не нарушить величие тишины, захватившей мой дом. Сейчас она здесь властелин и правитель, а я не более, чем слуга.

Ящик неохотно выползает из углубления, будто сказочный дракон, охраняющий свое несметное сокровище. Вот они… фотографии жгут мои руки, рвут душу на части, но я достаю их. Вот они, остатки моего бесшабашного прошлого.

Малфой, ты мне друг. Возможно, более близкий, чем кто бы то ни было, но я не могу отречься от этой части моей жизни. Она была, и от нее никуда не деться…

Вот она… та самая. Старый, потрепанный листок бумаги, приносящий столько боли… Здесь мы все еще вместе, в последний раз. Гермиона и Рон, обнимающиеся и целующиеся — счастливые. Я и Джинни, улыбающиеся, влюбленные — счастливые.

Я осторожно провожу пальцем по обтрепанному краю фотографии. Сейчас, много лет спустя, время стерло выдуманные рамки и лживые завесы, я вижу, что все отнюдь не так безоблачно, как кажется. В глазах Гермионы уже поселилась тихая, едва заметная печаль и усталость, Рон уже тогда, как-то необычайно напряжен, это видно в его позе и положении тела, в том, как он по-хозяйски стискивает жену. Джинни даже здесь, вроде прижимаясь ко мне, отстранена и мысленно вероятно не с нами… И все это скрыто радостными улыбками и счастливым смехом, но на самом деле… Счастлив здесь один я! Слепой глупец, который не смог разглядеть проблемы друзей и свои собственные.

Стираю слезы, катящиеся по щекам. Я плачу… Я всегда плачу в такие моменты. Горько, навзрыд, прижимая руки к лицу, будто стараясь остановить их. Но они льются, унося с собой мои боль и несчастья. Кто сказал, что мужчины не плачут? Этот человек никогда никого не любил и не терял.

Я уже знаю, что не засну этой ночью, она принадлежит горю, а сон — привилегия счастливых. Отброшенная фотография неподвижно лежит на краю стола, безжалостно напоминая о былом. Она притягивает мой взгляд, заманивает душу, искушает притронуться к себе, обещая успокоение. Я знаю, что станет только больнее, но это горе затягивает. Мои руки дрожат и не слушаются, и я все же тянусь к ней.

— Могу я надеяться, что ты плачешь не из-за меня?

Я отдергиваю руку, прижимая ее к раскрасневшейся, мокрой щеке, пытаясь остановить слезы, взять себя в руки. Тело все еще сотрясает предательская дрожь… Я слишком завел себя, чтобы сейчас быстро остановиться. Я молчу, потому что голос точно не станет меня слушаться.

Снейп медленно входит в дверь, держась за стенку и шатаясь на неокрепших еще ногах — суровый памятник моим прошлым подвигам и достижениям. Его кожа все еще бледная, но спина еще хранит прежнюю гордую осанку. На изуродованном лице навсегда застыло пугающее выражение болезненной обреченности и страдания, нарисованное жестокой вязью шрамов.

Я вжимаюсь в кресло, все еще сдавленно всхлипывая. Снейп натыкается на диван и, внимательно ощупав его, усаживается. Я не свожу с него глаз… Он одним своим присутствием отгоняет все мои страхи.

— У тебя есть что-нибудь выпить? — устало спрашивает он.

Я откидываю голову на спинку. Надо встать… Медленно поднимаюсь и подхожу к бару. Надо бы спросить, что он будет пить, но я все еще опасаюсь выдать свою слабость, поэтому наливаю виски и подхожу к нему, протягивая стакан. Вовремя вспоминаю, что Снейп не может меня видеть, и осторожно вкладываю выпивку в его руку.

— Спасибо…

От такого простого слова захотелось улыбнуться. Улыбка получилась горьким оскалом. Приходится налить и себе тоже.

Возвращаюсь в кресло, и на глаза вновь попадается пресловутая фотография, которая возвращает меня к горечи и несчастью. Но я не хочу трогать ее, я просто закрываю глаза, отдаваясь спасительной темноте.

— Тебе больно, — уверенно говорит Снейп. — Расскажи…

Я сглатываю, все еще не решаясь говорить.

— Хорошо, тогда расскажу я.

Я хочу остановить его. Мне хватает своей боли, я не хочу знать что-то еще. Но не могу произнести ни слова.

— Когда-то я влюбился в твою мать, — тихо начал он. Мое сердце замирает, я знаю эту историю, она закончится очень плохо. И я не уверен, что хочу вспоминать, как. — Лили Эванс была самым лучшим, что было в моей жизни. Маленькая, добрая, но очень сильная птичка. Для нее всегда было важно кого-то защищать, о ком-то заботиться. Лили всегда воспринимала меня только, как объекта для благотворительности, а я хотел преподнести ей мир… но не чувствовал в себе достаточно сил. Тогда я решил, что добьюсь ее расположения чего бы это ни стоило… И я пришел к Темному лорду…

Эти слова поднимают новую волну воспоминаний. Я замираю, сейчас, столько лет спустя, все кажется не больше, чем страшной сказкой. Но я помню… Мёртвые лежат в ряд посреди Зала. Тело Фреда не видно из-за столпившейся вокруг него семьи. Джордж стоит на коленях около его головы… я помню их — остальные трупы, лежащие рядом с Фредом. Ремус и Тонкс, бледные, неподвижные и умиротворённые, будто мирно спящие под тёмным, зачарованным потолком.

У меня кружится голова, я не могу вздохнуть, не могу вспоминать тех, кто погиб за меня. Я не хочу чувствовать… Я забыл все это, я давно простил себя! Слезы снова капают из-под закрытых век. Я хочу кричать и не могу…

— Я проиграл, — продолжает тем временем Снейп. — И потерял все… и, прежде всего, Лили… Я пришел к свету, я раскаялся, но уже не смог рассказать ей об этом. Она никогда не узнает…я опоздал.

Он вздыхает, переводя дыхание.

— Через десять лет в Хогвардс пришел мальчик… Я пытаюсь сейчас извиниться, Поттер, — шепчет он. — Я… снова ошибся, спутав тебя с Джеймсом… я знаю, что был неоправданно жесток к тебе.

— Я давно простил вас, — шепчу я в ответ.

Мир сжимается до размеров моего кабинета. Снейп молчит… Наверное настало время отбросить прошлое, чтобы жить дальше. Если Снейп смог, то почему бы и мне не попробовать.

— Я плакал не из-за вас, — тихо сообщаю я, не рискуя открывать глаз. Так проще…

Он молчит и меня словно прорывает.

— Вы уже поняли, что я победил Воландеморта. После битвы я долгое время жил вполне счастливой жизнью. Учился, работал в аврорате…женился на Джинни Уизли. Мы праздновали свадьбу одновременно с Роном и Гермионой.

Я горько усмехаюсь:

— Я был практически счастлив. Мне казалось, что в моей жизни есть практически все. От войны мне осталась лишь иногда появляющаяся депрессия и редкие ночные кошмары…а потом появились дети, и они исчезли вовсе…

Я хотел бы вырвать своё недостойное сердце, разрывающееся от невыносимой боли. Я уже не чувствую слез, для меня они лишь законное дополнение к рассказу. Я замираю на некоторое время, стараясь собраться с силами.

— Десять лет назад умерла Гермиона, — меня снова трясет. — Ее…

Боже, как же это больно.

— Ее убил Рон… Я не знал, — начинаю оправдываться я. — Я не знал, что он спивается и у них все далеко не так прекрасно, как казалось всем. Я считал себя их другом, но они никогда не рассказывали мне о своих проблемах…

— Порой проще молчать, — сообщает мне Снейп. — Ты достаточно пережил…

— Вот поэтому-то я и виню себя! — я почти кричу, прощай, тишина.

Я чувствую, как дрожат мои пальцы, стискивая взявшуюся из ниоткуда фотографию.

— Они не хотели взваливать на меня еще и свои проблемы. Ведь за месяц до этого от меня ушла Джинни, оставив троих детей…

Я молчу.

— Дальше… — предлагает Снейп.

И я решаюсь. Этого не знает никто, кроме Малфоя. Самая постыдная часть мой судьбы.

— Я сдался, — признаюсь я. Я до сих пор с ужасом представляю, что было бы с моими детьми, если бы Молли не взяла тогда их к себе… — Я бросил работу, ушел из дома, начал спиваться… Если бы не Малфой…

Я усмехаюсь, качая головой:

— Я до сих пор не знаю, как он смог вывести меня из этого кошмара. Он практически подарил мне новую жизнь, заново научив ей радоваться.

Тишина смело возвращает свои права, заполняя комнату до краев. Я нерешительно открываю глаза, чтобы посмотреть на профессора. Я сам себе не верю, что рассказал ему все это… Снейп спокоен и невозмутим. Как жаль, что я не вижу его глаз, ведь именно в них всегда можно прочитать эмоции…

— Ты сильный человек, Гарри, — говорит он, наконец. — Я горжусь тобой. Ты не прав, ты не сломался. Иначе ты не сидел бы сейчас передо мной. И твоя дочь — лучшее тому подтверждение. И в твоем, и в моем прошлом были ошибки и боль. Ты смог их пережить… а я пока нет.

Я со стыдом смотрю на карточку и неожиданно спокойно опускаю ее обратно в ящик. Снейп прав, прошлое ушло...

— Я многое понял, находясь в камере. И самое главное это то, что не стоит тратить жизнь в бесполезном страдании. К сожалению, понять — еще не значит принять. И я надеюсь, что ты поможешь преодолеть все это и мне тоже.

Я всхлипываю, вытирая последние слезы. Как же я хочу вам верить…

— Это не так просто, — признаюсь я. — На это может понадобиться вечность.

Снейп усмехается, поднимая свой бокал:

— Так давай просто поторопим ее?