Тёмный Час (джен)

Лето подходило к концу.

Кто-то как будто подгонял время. Мне казалось, что с того момента, как началась моя история, прошло месяца три, а с Уильямом, мы и вовсе знакомы не больше месяца… А между тем, календарь показывал: прошёл почти год. В прошлом октябре пришел Бильмо, в декабре — Уилл, с Вирджинией я познакомился в марте… Прошло почти полгода, а я помнил каждое её движение и каждый её жест так отчётливо, что порой мне становилось страшно.

Одним утром я обнаружил у себя на висках первые седые волосы. Конечно, их появление весьма закономерно: в последний год я спал неприлично мало, а нервничал со своими клиентами из Зачеловечья неприлично много. Мне всего лишь двадцать один, а я начал седеть…

Время, жестокое и неумолимое.

Уильяма время, к счастью, слабо волновало. Оно — последнее, что должно волновать пылко влюблённого мальчишку. Теперь он не ходил, а летал между тремя своими мирами: миром непрерывной работы, миром Зачеловечья и миром искренней мальчишечьей привязанности. Что самое интересное, он успевал жить в каждом полноценную жизнь. Теперь он приходил в лавку рано утром, часам к шести, и, пока я ещё спал, доделывал свои заказы. Ровно в девять вечера Уилл сбрасывал с себя рабочий фартук и летел в сторону дома Ашеров — встречать с работы мисс Герду Уитлоу. Не знаю уж, во сколько он возвращался домой, в Зачеловечье, но в шесть утра он снова появлялся в мастерской — чистый, опрятный, готовый к новому рабочему дню.

Конечно, так не могло продолжаться долго. Окончательное решение покинуть мир Зачеловечья пришло к Уиллу в середине августа.

— Знаешь, — обратился он ко мне, аккуратно складывая фартук в комод, — я, наверное, буду снимать квартирку здесь, неподалеку…

— Вот как? — я даже отвлёкся от статуэтки балерины, которая, по моему замыслу, должна была поднимать и опускать руки. — Съезжаешь из Зачеловечья?

— Да, наверное, — он положил свёрток на комод. — Ну сам посуди, что мне там делать? Жена от меня сбежала, а сестра настолько мечтает занять трон, что уже трижды пыталась меня отравить… Хватит с меня этого. Отрекусь от престола, заключу с Ником Договор и перееду к вам, в Человечье. Как думаешь?..

— Какой Договор? — я напрягся. — Нельзя обойтись как-нибудь без договора?

— Отец сказал, что без него нельзя, — Уильям слегка нахмурился. — Я всё ещё нелюдь, понимаешь? Твоему отцу, чтобы перейти в Зачеловечье нужно было подписать Договор. Мне, чтобы перейти в Человечье — тоже…

Мне это всё решительно не нравилось. Я не мог (и, более того, не хотел) запрещать ему покидать мир Зачеловечья, однако сделки Контролёра казались мне крайне сомнительными.

— Обещай, что будешь осторожен, ладно? — выдохнул я, снимая лупа-очки и протирая глаза. — Я попытаюсь с ним поговорить.

Уильям ничего не сказал, но я чувствовал его раздражение. Он слишком хотел быть самостоятельным и взрослым, а моя «излишняя», как ему казалось, забота его душила.

И всё-таки с Контролёром я решил поговорить.

Ник появлялся в лавке разве что по пятницам, на полчаса после обеда. Теперь он проводил осмотр, спрашивал, как идут мои дела и кого я обслужил за эту неделю, а потом сухо прощался и исчезал. Не скажу, что меня это не радовало.

— У меня к вам вопрос, — выпалил я, сразу после того, как Ник закончил заполнение стандартного отчёта. — У меня тут Уилл собрался уходить в Человечье…

— Вот как? Принц Даацский отказывается становиться Королём? — Ник усмехнулся. — Удивительно.

— Он сказал, что ему нужно заключить Договор. Что за договор?..

— Восхитительный вопрос, — мурлыкнул Контролёр, помечая что-то в свитке. — Понимаешь, Чарли, переход между мирами может осуществляться только через договор.

— И на каких условиях он заключается?

— Тебя это касаться не должно, — усмехнулся Контролёр, убирая свиток куда-то за пазуху. — В конце концов, я никого не заставляю ничего подписывать насильно. Хорошего дня.

И он растворился в воздухе.

В августе я ещё не чувствовал, как затягивается узел на моей шее. Я доживал последние летние деньки и радовался тому, что в воздухе потихоньку начинает пахнуть осенью.

Итак, это случилось в ночь на четверг. Где-то около часа ночи мне стало невыносимо скучно, — на улице было пусто, а судя по моей отчетной тетради, все заказы были выполнены и отданы на руки хозяевам. Уходить из лавки в мастерскую мне не особо хотелось, поэтому я достал из комода коробку с моей железной дорогой и принялся организовывать на прилавке и витринах единый, огромный, железнодорожный путь. Когда-то давно я сам собрал и этот маленький паровозик, и рельсы для него. Теперь же я с упоением строил для паровозика трассу.

У меня была целая ночь и очень хорошее настроение.

В два часа ночи меня отвлёк стук в дверь. Это был не просто стук — это был ужасный, непрекращающийся ни на секунду, ритмичный грохот. Даже стекло в раме позвякивало.

Я оторвался от моей почти завершенной трассы и увидел странную картину:

За дверью, на двух задних лапах стоял белый кролик не то в чёрном, не то в коричневом камзоле. Было видно, что он не дотягивается до дверной ручки, а потому ему приходилось усердно бить передней лапой в дверную раму.

На голове у кролика был цилиндр не то коричневого, не то чёрного цвета.

— Откройте немедленно! — взвизгнул кролик, увидев, что я пристально на него смотрю. — Немедленно откройте! Мне нужно время, у меня нет времени! Откройте!

Я поспешно встал с пола, отряхнул ладони и пошёл ему открывать. Мне ещё никогда не приходилось обслуживать кроликов, поэтому весь путь от прилавка до двери, я судорожно обдумывал, что мне делать.

Однако ни к какой здравой мысли прийти я не успел, да это и вряд ли бы мне помогло. Как только дверь была открыта, кролик молниеносно внёсся в лавку. Он не то прыгал, не то бежал. По пути к витринам он задел миниатюрную железнодорожную станцию и погнул крошечный столб у вокзальных часов.

— Срочно часы! — воскликнул он, встав перед прилавком. — Мне срочно нужны часы!

Он не дотягивался лапками до вершины прилавка, поэтому решил барабанить по стенке. Ошеломлённый таким напором, я торопливо поспешил к своему посетителю, заодно прихватив по пути станцию — всё-таки негоже часам на вокзале быть кривыми.

— Какие часы? — спросил я, перегибаясь через прилавок. Разговаривать так было решительно невозможно. К тому же постоянный стук изрядно действовал мне на нервы. — Простите меня, мистер…

Я изловчился, подхватил его под подмышки (если они вообще есть у кроликов) и усадил на стол. Барабанный бой наконец-то стих. Теперь я мог разговаривать с ним на равных, или, в конце концов, как продавец с покупателем.

— Так какие вам нужны часы? Настольные, карманные, наручные?

— Карманные! На цепочке! Крышка не важна! И чтобы помещались в лапу! — кролик продемонстрировал мне лапу, (хотя скорее, это была лапка), в которую должны были помещаться часы. Я прикинул, найдутся ли у меня карманные часы подходящего размера… По всем меркам, получалось, что нет — лапа была в два или в три раза меньше обычной человеческой ладони.

— Вам на заказ, или хотите приобрести сейчас? — я растерянно глянул на кролика.

— Сейчас! Времени нет!

— Боюсь, у меня нет таких в наличии…

— У вас всё есть! — заголосил кролик и принялся снова стучать по прилавку, на этот раз задней лапой. — Мне вас рекомендовали! Вы лучший Часовщик Зачеловечья! Сделайте что-нибудь!

— Прекратите этот стук! — не выдержал я и прикрикнул на него. Кролик испуганно присмирел. — Вам точно нужны карманные часы? Наручные не подойдут?

— Только карманные, — быстро закивал кролик. — Обязательно с цепочкой.

— Сейчас что-нибудь поищу…

Я просмотрел все витрины. Порылся в тумбе под прилавком, куда обычно скидывал невостребованные модели. Даже проштудировал отцовские заначки в мастерской. Кролик примерил в свою лапку около сорока самых разных часов, но все они оказывались велики…

— Кажется, что это всё, что я могу вам предложить, — я с грустью посмотрел на разложенные по столу часы, — видимо, я вас подвёл, извините…

Мой посетитель уже занёс заднюю лапу, чтобы начать снова бить ей по прилавку изо всех сил, как вдруг мой взгляд зацепился за погнутый столб игрушечных вокзальных часов. Они были идеального размера и при том рабочие! Всё, чего им не хватало — это цепочки. Найти цепочку в моём запасе — три секунды, а отрезать часы от столба — минут пять.

— …Хотя, если вы подождёте десять минут, я всё сделаю!

Я моментально схватил крошечную железнодорожную станцию и унесся в сторону мастерской. Конечно, мне было жалко отрезать от станции часы, которыми я так гордился. Но чего только не сделаешь лишь бы не слышать вопли и непрерывный стук…

Через пять минут я уже протягивал самые лучшие карманные часы, диаметром, кажется, не больше дюйма.

— Ваши карманные часы, — я смотрел на его мордочку, кажется, выражающую крайнюю степень восхищения и одобрения. — С вас три…

— Мне не зря вас рекомендовали! Вы мастер своего дела! — он пристально рассматривал циферблат. Вдруг его брови (если у кроликов вообще есть брови) подскочили:

— Ах, сколько сейчас времени?! Оно мне этого не простит! Убегаю, убегаю, убегаю!..

С этими словами он пулей вылетел из лавки.

Я остался стоять с разинутым ртом, так и не произнеся заветное «…шиллинга». Я привык, что мне часто платят не деньгами, а ключами, бутылками рома, пирожками и всяким таким… Пару раз феи и вовсе пытались расплатиться со мной поцелуями. Но никогда мою работу не оставляли без оплаты… Между тем, кролик мгновенно растворился в августовской темноте, и бежать за ним было абсолютно бессмысленно.

В растерянности я собрал остатки моей железной дороги и ушел чинить вокзал — часы на станции всё-таки важная составляющая, как ни крути. До утра меня никто не тревожил, и я смог спокойно собрать и установить на игрушку новые, маленькие часы. Пустить по рельсам поезд мне так и не удалось — когда ремонт был окончен, уже начало светать. И я, с чувством выполненного долга, ушёл спать.

Разбудил меня перепуганный Уильям.

— Чарли! — завопил он, с грохотом распахивая дверь. — Чарли, у нас все часы остановились!

— Ну так заведи их, — буркнул я, переворачиваясь на другой бок, — Уилл, ради Бога, дай мне поспать ещё хоть полчаса…

— Это не помогает! — взвизгнул он. — Чарли, они все остановились! Ни одни не идут! Чарли, вставай!

— Ладно, — я лениво потянулся и протёр глаза, — сейчас спущусь.

Уильям был прав. Ни одни часы в лавке не работали. В механизмах всё было идеально, подзавод не давал никаких результатов. Они просто отказывались идти и… всё. Как будто время в лавке остановилось.

— Странно это всё, — я постучал по фасаду больших напольных часов, но маятник за стеклом даже не шелохнулся. — Как будто бы это не Человечья проблема, если ты понимаешь, о чём я.

— Надо спросить у Контролёра, что происходит, — Уилл оглядывал настенные часы с гирьками, — он как раз сегодня придёт… Слушай, у тебя сколько времени на часах?

Я посмотрел на циферблат:

— Двенадцать сорок пять.

— У меня тоже, — кивнул Уильям. — На всех двенадцать сорок пять… А ты помнишь, что происходило вчера в двенадцать сорок пять?..

— Не очень, — откликнулся я. Признаваться в том, что я собирал железную дорогу и абсолютно не следил за временем мне как-то не хотелось. — Подождём Ника, ладно? Он всё объяснит…

Весь день мы маялись без дела: к нам зашли несколько посетителей сдать часы в ремонт, но приступать к нему было бессмысленно — даже в случае починки стрелки не двигались с места. Простые покупатели не задерживались у нас дольше, чем на минуту, но оно и понятно: часовая лавка с остановившимися часами доверия не вызывает.

Мне сложно сказать, во сколько пришёл Ник. Могу сказать только, что это было около двенадцати сорока пяти. В целом, во сколько бы Ник не пришёл, он всё равно бы появился в лавке где-то около двенадцати сорока пяти — другого времени здесь просто не существовало.

— У вас как-то странно… и подозрительно тихо, — Ник снял с головы шляпу и отряхнул её, недоуменно осматривая часы в лавке. — А почему не идут?..

— Это мы у вас хотели спросить, — Уилл недовольно сложил руки на груди. — Почему они все разом остановились?

— А мне откуда знать? — Контролёр удивлённо приподнял брови. — Может, на вас обиделось Время. Скажите в вашей лавке, Чарли, в последнее время убивали, простите за этот каламбур, Время?..

Уилл отрицательно мотнул головой и посмотрел на меня.

— Если это из-за того, что вчера я полчаса позволил себе собирать железную дорогу, — я стыдливо покраснел, — то Время чертовски несправедливо.

Ник запрокинул голову и расхохотался. Что-то внутри меня ухнуло. Его громкий смех был неживым. Он смеялся как по нотам, как будто его когда-то научили и теперь он из раза в раз повторял алгоритм заученных действий.

— Нет, Чарли, на такое Время вряд ли обидится, но спасибо, что поделились, — он издевательски улыбнулся. — Ладно, пойду разберусь, что с вами случилось. Вернусь вечером, ждите.

Контролёр надел шляпу и тут же растворился в воздухе.

— Теперь нам остаётся только ждать, так? — Уилл повернулся ко мне и с надеждой посмотрел в мои глаза. — Может тогда отпустишь меня? Сегодня у мисс Уитлоу короткий день и я подумал что… ну ты ведь сам управишься с этими тремя часами, да? А я…

— Иди уже, — я устало потёр переносицу. — Но чтобы такое — в первый и последний раз!

— Будет сделано! — воскликнул он, уносясь в сторону мастерской. — Спасибо тебе, Чарли!

— Не за что, — я достал из-под прилавка вчерашнюю вечернюю газету. — Поставь в мастерской чайник, будь добр!

До этого мне никогда не приходилось убивать столько времени.

Я убил три с половиной часа. Я не уверен, но чувствовалось это как три с половиной часа.

Сначала я прочитал газету. Потом выпил чаю. Потом доделал балерину. Потом снова выпил чаю. Отремонтировал принесенные часы. Они не двинулись. Мне стало нестерпимо грустно, и я пошёл выпил ещё чая. За чаем перечитал газету — всё ещё вчерашнюю вечернюю. Поднялся наверх за какой-нибудь маминой книгой — я так ни одну и не выкинул. Первой попавшейся оказался какой-то отвратительный сентиментальный романчик про юношу, который прострелил себе висок из-за неудачной любви.

А папа, кажется, говаривал, что у мамы исключительный вкус на литературу.

Безделье сказывалось на мне отвратительно. Я был готов выть — настолько противно было не работать. Тишина раздражала. Я злился.

Уже смеркалось, когда рядом с прилавком послышалось мерное мурчание.

— Добр-рый вечер-р, — промурлыкало в воздухе.

Я перегнулся через прилавок, чтобы посмотреть, кто именно мурчит. Однако рядом с прилавком никого не было.

— Я по пор-р-ручению братца Кр-ролика, — с края витрины появилась кошачья голова. Неторопливо из воздуха на витрину не то выплыл, не то вытек огромный серый кот. Он деловито прошел по витрине, внимательно рассматривая часы сквозь стекло под ногами, добрался до прилавка и бесцеремонно на него сел, смотря на меня огромными зелёными глазами.

— Приятно познакомиться, Чар-рли. Держите, — кот резко выкинул вперёд лапу и протянул мне монету. — Это, кажется, должно покрыть все расходы на часы.

— Да-да, спасибо, вы очень любезны, — буркнул я, принимая монетку в руки. — Спасибо.

В тот момент, когда в моей руке оказалась монетка, все часы, как по команде, двинулись вперед с оглушительным треском. Часовая стрелка стремительно облетела два круга и остановилась на восьми часах вечера.

— Так это из-за того, что Кролик… — я не успел договорить, кот перебил меня:

— Порой он настолько силится нагнать время, что рано или поздно перегонит его. А оно, знаете ли, не любит тех, в чью спину ему приходится смотреть, — мурлыкнул кот, — он забыл расплатиться, а Вр-ремя, как известно, деньги… оно очень не любит, когда его недооценивают. Поговаривают, кстати, что время Контролёр-ра стоит тысячу фунтов в минуту. Можно я прилягу ненадолго? До вас чер-ртовски далеко идти.

— Конечно, — спохватился я, пряча в карман монету.

Кот довольно растянулся на прилавке. Он выглядел вполне себе домашним котом — серая шерсть блестела в свете недавно зажженной лампы.

— Но это они врут, конечно, — продолжил он, играя хвостом. — Время даёт много, а Смерть всё равно берёт дороже. Нику, это, правда не грозит.

— Вы с ним знакомы? — спросил я, наблюдая за своим гостем. Казалось, его ничуть не смущал мой пристальный взгляд. Его, как и любого кота, вообще ничего не смущало.

— Да, он славный малый, — мне показалось, что он улыбнулся. — Только очень скучает, как и все бессмертные. Знаете, Время порой так надоедает, что его так и хочется убить.

Кот широко улыбнулся, и я увидел ряд острых зубов в его рту.

— А Нику иногда хочется убить не только время. Любое убийство — это ведь история. Они его развлекают.

Кот встал, потянулся и прошёлся по витрине. Я завороженно наблюдал за ним. Казалось, что это он, а не я, хозяин в этой лавке.

— Нас с ним вообще Смерть не очень-то жалует, — наконец мурлыкнул он, остановившись напротив моего договора. — Меня в особенности. У нас с ней, понимаешь, давняя игра: она пытается схватить меня за хвост и отобрать одну из моих жизней. Другое дело, что нельзя поймать за хвост кота без хвоста…

— Но… — попытался возразить я, но тут же увидел, что хвост, как ни в чём не бывало, растворился в воздухе.

— Я же не говорил, что у меня никогда нет хвоста, — фыркнул он. — Вообще нельзя доверять слову «никогда» — оно слишком громкое. Особенно для ворона. Кстати, вы никогда не задумывались о том, почему вороны кричат «никогда»?

— Не задумывался, — честно признался я. — Я и не слышал, чтобы вороны так кричали…

— Тогда у вас какие-то странные вороны, — хмыкнул кот, соскочив с прилавка. — Кажется, время поджимает. Мне пора идти… Хотите загадку напоследок?

Я кивнул.

— Слушайте, — кот начал медленно растворяться в воздухе. — Однажды одному Человеку приснилось, что он — выродок, скитающийся по лесам. Он бродил вдали от людей, но не осознавал, что он — Человек. А проснувшись, Человек удивился, что он — Человек. И вот вопрос: снилось ли Человеку, что он — выродок, или выродку снится, что он — Человек?

Голос слышался издалека, как будто говорили откуда-то с улицы. В лавке не осталось ничего от кота, кроме двух ослепительно-зелёных глаз. Глаза моргнули и немедленно исчезли.

Я нащупал в кармане монетку, и извлёк её на свет. Размером она была точно с шиллинг. Я ещё не зажег лампы, но даже в темноте понимал, что она сделана не из серебра, а из какого-то другого металла: не то бронзы, не то золота....

С задней стороны монеты было аккуратно выбито: «одна кошачья жизнь». На передней — вылит кошачий профиль, задумчиво смотрящий влево.

И я даже представить себе не мог, что «одна кошачья жизнь» мне когда-нибудь пригодится.