Лучший друг и защитник (гет)

Гермионе нездоровилось, что было совсем не удивительно. Ночью из-за вторжения в спальню сына она бегала по дому в одной сорочке, а затем стояла босыми ногами на крыльце. Утром у неё горело горло, и голова казалась налитой свинцом. Она кое-как поднялась и сходила к сыну. Помогла ему одеться, расчесаться и сводила ванную, после чего они спустились и отправились на кухню.

— Милая, всё хорошо? Ты какая-то бледная, — обеспокоенно заметила миссис Грейнджер.

— Простудилась, кажется. Сейчас приму Бодроперцовое зелье и прилягу, — устало ответила Гермиона.

Зелье ей, конечно же, стоило принять ещё ночью, но тогда было совсем не до этого. Она выпила немного чая, съела бутерброд и сходила в кладовку, где находились припасы. Бодроперцовое зелье стояло в бутылке из-под вина. Она изготовила его так много на тот случай, если у Джеймса опять появится кашель или насморк. Многим известно, что малые дети часто болеют, и для Гермионы это тоже было обычным явлением. Она забрала бутылку с собой, налила немного в чашку и выпила. Горячая смесь, будто крепкий напиток, пробежалась по горлу и устремилась в желудок.

— Бабуля, смотри! У мамы пар из ушей! — воскликнул Джеймс.

— Да-да, милый, я вижу, — ответила ему бабушка.

Гермиона через силу улыбнулась сыну и ушла наверх, взяла с тумбочки книгу «Редчайшие зелья столетия», купленную в Косом переулке, и прилегла почитать. От принятого зелья она вся разогрелась, как от тёплой ванны, и стала зевать. В ту минуту, когда книга упала Гермионе на грудь, она вздрогнула и услышала в доме лай. Сперва ей показалось это странным, но потом она вспомнила о Гарри — он ведь сказал, что зайдёт, — и закрыла глаза, погрузившись в сон.

К обеду Гермиона пробудилась и почувствовала себя намного лучше. Она спустилась вниз, услышала какие-то странные звуки и заглянула в гостиную. Джеймс стоял к ней боком с дистанционным пультом управления, а ярко-красная машинка, которую подарил Гарри, каталась по гостиной. На заднем сидении сидел, а вернее было сказать, стоял жирафик Томми, а переднее занимал шарообразный пушистый зверёк кремового цвета, именуемый среди волшебников «карликовый пушистик». Если неживому Томми, надёжно впихнутому в машинку, ничего не делалось на поворотах, то карликовый пушистик с тонким звуком «У-и-и-и-и!» вылетал из неё, но так как у него был длинный лентообразный язычок, то он успевал цепляться за руль или дверку машинки и возвращался обратно на своё место.

— О Боже… — только и успела сказать Гермиона, как вздрогнула от прикосновения к своему плечу.

— Ой, извини, не хотела тебя напугать, — сказала подошедшая к ней со спины мама. — Это Гарри подарил ему эту странную зверушку. Она у него в кармане всё пищала и пищала, он где-то её подобрал, отмыл и вроде бы хотел в какой-то магазин отнести, но я заметила, что Джеймсу стало интересно, вот он и отдал ему. Да, Гарри нас сегодня со своей собакой сопровождал в магазин и помог мне донести пакеты с продуктами, — тепло отозвалась она о нём.

Гермиона не знала, что ей на это сказать, и продолжала посматривать на сына, увлеченного управлением машинкой. Карликовому пушистику, насколько она видела, нравилось кататься с ветерком.

— Вообще Гарри и о тебе спрашивал, я сказала ему, что ты неважно себя чувствуешь, — продолжала тем временем миссис Грейнджер. — По-моему, он тоже за тебя переживает.

— Ну да, — с сомнением отозвалась Гермиона и наконец оторвалась от зрелища в гостиной. — Переживает, как бы я снова не оставила его без сына. Небось, уже и ту собачку на управлении купил, только чтобы Джеймсу угодить.

— Ну вот зачем ты опять за своё? — упрекнула её мама.

Гермиона ничего не ответила и ушла на кухню, чтобы перекусить. По правде говоря, после ночного происшествия её одолевали смешанные чувства. С одной стороны, было немного неудобно, что она сорвалась на Гарри — он ведь так быстро прибежал, вернул дому защиту и помог успокоить Джеймса — а с другой стороны, всё ещё одолевало некоторое раздражение. Она ведь столько трудилась, старалась, чтобы сын был одет и накормлен, а Гарри достаточно лишь свою умную собаку привести, устроить шоу и задарить мальчика подарками, чтобы сделаться любимым. Как же, щедрый добрый папа, и она, умная и злая мама. Гермиона словами не могла выразить, что именно она чувствует. Разумеется, хотелось, чтобы сын был счастлив и снова улыбался, но не хотелось остаться в стороне, потому как у неё не такие большие возможности, чтобы покупать ему всё, что он захочет.

— Ладно, я сегодня тоже собралась по делам, надеюсь, управишься без меня? — вырвала её из размышлений мама.

— Да-да, конечно, иди, мам, — бросила в сторону Гермиона и тяжко вздохнула.

Как бы там ни было, сегодня Гарри явно сопровождал её маму не просто так, видимо, оберегал её с Джеймсом на случай, если кто-то опять захочет приблизиться к его сыну. Гермиона перекусила и ушла в гостиную, Джеймс к этому времени оставил машинку с жирафиком в стороне и занимался тем, что подбрасывал пушистика к потолку. Пару раз тот, конечно, пролетел мимо детских ручек и, ударившись об пол, подпрыгнул, как мячик.

— Милый, пойдём, пообедаем, — предложила сыну Гермиона.

— Мам, это Билли, смотри, какой он мягкий!

Джеймс, приблизившись к ней, протянул пушистика, и она нехотя взяла того в руки. Пушистик был, конечно, мягкий, но напоминал собой раздутого хомяка, у которого остались только большие глаза, весело смотрящие на тебя, и пасть с длинным розовым язычком. Словом, Гермионе больше нравилось гладить своего разумного кота, чем это непонятное существо.

После обеда она уложила сына спать и сама улеглась рядом с книгой. Джеймс лежал под её боком, обнимая своего жирафика, а Живоглот сидел за его спинкой и умывался. Кот дважды брал пушистика в зубы и сбрасывал с кровати, потому как эта территория была занята, и теперь притихший Билли, закрыв глаза, спал в цветочном горшке, напоминая собой оторванный от зимней шапки помпон.

Спустя какое-то время в доме раздался звонок, и Гермиона схватилась за волшебную палочку. Она совсем забыла набросить на комнату заглушающие чары и, осторожно поднявшись, поспешила это сделать. Благо, что Джеймс крепко спал и не проснулся от звука. Обругав себя за оплошность — в Австралии она всегда помнила, что кто-нибудь обязательно может зайти в гости, — Гермиона спустилась вниз.

— Что-то случилось?

Гарри, стоявший на пороге, кажется, тоже заметил, что она чем-то встревожена, и немного нахмурился.

— Нет, ничего, — покачав головой в попытке отбросить от себя нахлынувшие мысли, ответила Гермиона. — Если ты к Джеймсу, то он сейчас спит.

— Да нет, я к тебе, — удивил её Гарри. — А это Джеймсу, кстати, — прибавил он и достал из кармана наручные детские часики с разноцветными цифрами на циферблате и тёмным браслетом, украшенным изображениями футбольных мячей.

— О, спасибо, конечно, но совсем не стоило. Джеймс их разобьёт в два счёта.

— Эти не разобьёт.

Должно быть, они надёжно укреплены и зачарованы особым образом, поняла Гермиона и взяла их в руки. Возможно, часики даже связанны с чем-то, и Гарри всегда сможет знать, всё ли в порядке с сыном. Она подняла на него растерянный взгляд и не нашла, что ответить.

— А это тебе. — Он достал из другого кармана небольшой тёмный бархатный мешочек, в каких обычно хранят украшения, и протянул ей. — Думаю, сама во всём разберёшься.

— А что это? — спросила было Гермиона, но Гарри спустился с крыльца и трансгрессировал прочь от дома. — Ну да, спасибо, — хмуро бросила она и зашла внутрь.

Гермиона встряхнула мешочек, но не услышала, чтобы внутри что-то звякнуло или хотя бы шевельнулось. И в самом деле, не украшения же Гарри будет дарить? С чего бы это вдруг? Она прощупала мешочек, но пальцы тоже ничего не почувствовали внутри. Можно было, конечно, предположить, что Гарри подарил ей пустой мешочек, но он вроде не Рон и не Джордж, чтобы так жестоко шутить. Гермиона дёрнула на шнурок и запустила пальцы внутрь. Поначалу она ничего не обнаружила, но пальцы скользнули дальше, и тут мешок стал расширяться, и её рука ушла в него по локоть. Гермиона наконец нащупала в мешочке здоровый твёрдый предмет, напоминавший чашу, и вытащила его наружу.

В ту же минуту перед ней появился Омут памяти. Судя по тому, что его поверхность была неспокойной, внутри уже находилось какое-то воспоминание. Гермиона торопливо ушла на кухню и поставила Омут памяти на стол, подвинула ближе стул и через мгновение провалилась сквозь пространство и время в совершенно другое место.

— О, вот и Гарри! — произнёс кто-то рядом с ней. — Здорово!

Гермиона поднялась с пола и осмотрелась. Она узнала место, где оказалась. Это было Мунго. Рядом с ней стоял Гарри, но поскольку это было всего лишь воспоминание, то он её не видел.

— Как ты угадал, что он заглянет сюда?

Тех двоих, кто обращался к Гарри, Гермиона тоже узнала — это были те самые мракоборцы, которые приходили к ним ночью.

— Я не угадывал, решил проверить все варианты, — пожав им поочередно руки, ответил Гарри. — Был бы этот деятель умнее, он бы всех, кто находился в доме, погрузил в сон раньше, чем залез в окно.

— Ну да, чудак он и есть чудак, — согласился с ним коллега, — смотри, что мы у него нашли.

Мракоборец показал ему колдокамеру и несколько снимков. Гермиона охнула, увидев на них себя в Косом переулке. Гарри взял их в руки и перебрал. Последними шли кадры, где Джеймс шёл между матерью и бабушкой. Получалось, незнакомец следил за ней ещё с обеда, а потом где-то притаился и ждал удобного часа.

— Так этот чудак журналист? — оторвавшись от снимков, спросил Гарри.

— Нет, он ещё хуже, — хмуро ответил ему другой коллега. — Честно говоря, мы не знаем, что с ним делать. Может, сам послушаешь, что он несёт, и решишь?

— С удовольствием, — мрачно ответил Гарри и двинулся по коридору.

Гермиона торопливо шла за ними на второй этаж, где находились больные, пострадавшие от живых существ. Один из коллег открыл дверь палаты, почему-то не имевшей номера, и Гарри прошёл внутрь. Гермиона прошла следом за ним и вздрогнула, потому как целитель, которого попросили выйти, прошёл сквозь неё.

— Опять? Ну сколько можно? Когда мне уже помогут? Вы только посмотрите, как меня дикая тварь отделала!

Ей пришлось отойти от Гарри и его коллег в сторону, чтобы наконец увидеть человека, сидевшего на кушетке. Он явно был не здоров: худой, невысокий, нервно озирающийся по сторонам. Волосы его были светлые и слипшиеся, возможно, давно немытые, а лицо украшено алыми порезами так сильно, что кожа припухла, и левый глаз не открывался. Гермиона понятия не имела, кто он такой. Она его ни разу в жизни не видела.

— Так это ты забираешься ночью в чужие дома с колдокамерой? — спросил его Гарри. — Извращенец, ты в Азкабан захотел или на поцелуй дементора напрашиваешься? — грозно прибавил он, двинувшись к преступнику.

— Что? При чём тут… Вы что, ему не сказали? — возмутился незнакомец, взглянув на других мракоборцев, и поднялся с места. — Да чтобы вы знали, мистер Поттер, я захотел восстановить справедливость! Виктор должен знать правду, и вам меня не остановить!

— Какой ещё Виктор, твою мать?! Ты хоть понимаешь, что влез в чужой дом и?..

— Виктор Крам! — перебил горе-преступник. — Он должен знать, что у него есть сын! Теперь у меня есть доказательства! Я всё заснял!

Гермиона оторопела вместе с Гарри, а незнакомец горячо продолжал свою речь:

— Все знают, что мисс Грейнджер крутила с Виктором шашни ещё в девяносто четвёртом году! А в девяносто седьмом они встречались на свадьбе Билла Уизли и Флёр Делакур! А после войны мисс Грейнджер так и вовсе исчезла из поля зрения! Я знаю почему! Она в тайне встречалась с Виктором! Вот почему он так рано забросил свою карьеру и уехал обратно в Болгарию! Мисс Грейнджер та ещё вертихвостка! Когда-то она разбила вам сердце, мистер Поттер, а потом она разбила его и Краму! Но Виктор не знает, что у него есть сын! Вы только посмотрите на мальчика! Какие тёмные волосы, а глаза... Это точная копия Виктора!

В стороне кто-то присвистнул, и Гарри с Гермионой обернулись — это один из мракоборцев выразил свою мысль, а другой, согласный с ним, молча покрутил пальцем у виска.

— Вы можете и дальше защищать вашу подружку, мистер Поттер, но я докажу правду! Я всем расскажу, какая она дрянь! Меня не выслушали в «Ежедневном пророке», но ничего, я найду, куда отправить мою сенсацию. Ваша подружка ещё поплатится за то, что лишила нас звезды, она…

Борец за справедливость внезапно смолк, потому как крепкая рука сжала его горло, и он, жадно глотая воздух, вцепился в неё обеими руками.

— Ты никому и ничего не расскажешь. — Гарри направил палочку на его висок и произнес: — Обливиейт.

Гермиона вынырнула из Омута памяти и снова оказалась на кухне. В доме было тепло, но ей казалось, как будто её окатили ледяной водой, и она поежилась. Дышать тоже было трудно, сердце в груди очень сильно колотилось. Она-то думала, что война давно прошла, приедет в Лондон и спокойно проведёт время. Но ведь её приезд и всколыхнул интерес тех, кому она знакома. Этот человек, которого Гарри обезвредил, явно был больной на голову фанатик. Но что, если он был не один и существует какой-нибудь клуб, где собираются такие на голову отмороженные люди? Гермиона покачала головой и тяжело вздохнула. Какой же она была самонадеянной, когда вольно гуляла по Косому и Лютному переулку! Ладно, собственная безопасность, но она же и сына подставила под удар, а вот о нём стоило думать в первую очередь. Она же ему приехала помочь, а чуть сама не сделала ещё хуже.

— Какая же я дура…

Какие-то минуты Гермиона сидела на кухне, поражаясь собственной глупости, затем убрала Омут памяти обратно в бархатный мешочек и занялась приготовлением ужина. К возвращению матери у неё всё уже было готово и, собравшись с духом, она объявила:

— Мам, нам больше нечего бояться. Гарри заходил в обед, сказал, они поймали того, кто забрался в наш дом. Какой-то больной человек, его на лечение отправили.

— Так быстро поймали? — удивилась миссис Грейнджер. — Вот это Гарри молодец! Не зря он в мракоборцы пошёл. Вот теперь я точно спокойна.

Гермионе снова не нашлось, что ответить. Наверху послышались шаги, и спустился Джеймс, и тут она поняла, что придётся опять говорить о Гарри.

— Милый, подойди-ка ко мне, пожалуйста. Тебе папа кое-что принёс, надо примерить.

Миссис Грейнджер не скрывала улыбки, смотря, как дочь надевала на руку сына часики.

— Что? Не могла же я соврать, будто я их купила, — буркнула Гермиона и ушла с сыном на кухню.

— А Гарри, кстати, на ужин придёт? Он ничего не говорил? — поинтересовалась у неё мать, двинувшись следом.

— Э-эм… честно говоря, я не спрашивала.

— А Бодяга? Бодяга придёт? — озабоченно поинтересовался Джеймс, забравшись на стул.

Гермиона подумала, что это какое-то издевательство — сегодня всем был крайне нужен Гарри, даже ей самой. Разница состояла лишь в том, что миссис Грейнджер хотела его просто видеть, Джеймсу была нужна его собака, а Гермионе — ответы на вопросы. Не мог же он тупо обезвредить того больного и на этом закрыть дело? Проверил он, где тот больной жил? С кем тот водился, кому писал? У Гермионы было такое нехорошее ощущение, как будто Гарри оставил ей одно несчастное воспоминание, чтобы только доказать свою правоту, а остальное предпочёл умолчать.

— Милый, я не знаю, папа мне ничего не говорил, — ответила сыну Гермиона, а Гарри мысленно обругала.

Хорошо, он оказался прав, а она вспылила не по делу — если для него это так важно, то она это признает, — но хоть бы явился и заверил, что в остальном всё хорошо. Гермиона не хотела признаваться матери, но она тоже ждала Гарри вечером. Он не пришёл. Утром Гарри тоже не появился.

— Может, у него случилось что-то по службе? — спросила на кухне миссис Грейнджер. — В волшебной газете случайно ничего не писали?

— Как будто я их читаю, — проворчала Гермиона и упрекнула себя: и как только она могла не возобновить подписку на «Ежедневный пророк»!

Джеймсу так и вовсе было тошно: как только он слышал лай собак на улице, то сразу же подбегал к окну, но оно было для него высоко, поэтому он или лез на стул, или спрашивал родных, не бежит ли Бродяга к дому. После обеда его с трудом удалось уложить, а к заходу солнца наконец-то раздался звонок в дверь. Миссис Грейнджер отправилась открыть.

— Гарри, у тебя что-то случилось? Почему ты так долго не заходил? Мы тебя чем-то обидели?

— Да ну что вы, — ответил Гарри у входа, — у меня ночное дежурство было, отсыпался полдня. Я, кстати, до завтра совершенно свободен, погулять случайно никто не хочет?

Гермионе даже отвечать ничего не пришлось — послышался лай, и Джеймс, бросив всё, побежал к двери. Живая и смышлёная собака была ведь интересней всяких игрушек и даже пушистика с котом вместе взятых. Они-то ничего не умели, а пёс мог и на задние лапы встать, и мёртвым притвориться, и много чего ещё.

— Вот ведь манипулятор, — буркнула Гермиона и тоже вышла в коридор. — Джеймс, иди сюда, давай сперва оденемся, а потом пойдём с папой и его собачкой гулять.