Игры не для нас (джен)

Мой приступ не нов

Это не значит почти ничего

Кроме того, что, возможно, мы будем жить

Мы должны быть внимательней в выборе слов

Оставь безнадежных больных

Ты не вылечишь мир и в этом все дело

Пусть спасет лишь того, кого можно спасти

Спасет того, кого можно спасти

Доктор твоего тела — Nautilus Pompilius

Шёл третий день его увлекательнейшего (нет) полупостельного существования. Откуда Ки Хун знал который? Ну его Ин Хо просветил, когда Сон пытался взять малышку на руки. Мало того что оттащил, как бешеный, будто бы Ки Хун слов не понимает, так ещё и прошипел о трёхдневных швах, тупых идиотах, у которых может быть приступ головокружения, и новорождённых, которым только и не хватало для полного счастья познакомиться с полом.

В общем-то, обидно, но доходчиво. Сон обиду проглотил, но чисто ради ребёнка. Собственное состояние его откровенно бесило. Уже и не вырубало постоянно, но и сил на активные действия не оставалось. Весь его «актив» — до ванной доползти и обратно, а потом рухнуть на кровать и час, наверное, в полудохлом виде лежать. Хотя не просто лежать. Ведущий, видимо, новую игру себе придумал. В доктора. Вскоре после случая, когда Ки Хун пытался малышку взять, вышел за территорию сада — доставку какую-то встретил, Сон аж чуть шею себе не вывернул в окно выглядывая.

Потом он, конечно, успел на кровать назад плюхнуться, но вспотевшие виски и лёгкая одышка его выдали, скорее всего. Впрочем, Ин Хо сделал вид, что не заметил. Вместо этого полез его иглами тыкать.

Да-да, сказать, что Ки Хун охренел — значит, ничего не сказать. Зарядил тот, значит, капельницу, устроив вместо штатива на светильнике пакет с бесцветной жидкостью, ну и полез к нему с видом терминатора.

— Эй, ты охренел? — всё же не сдержался и спросил Сон. — Не надо мне ничего ставить! Себе лучше голову подлечи, маньяк хренов!

— Ки Хун, успокойтесь, — Ин Хо, опешив, аж на шаг от него отошёл. — Ничего насильно я с вами делать не буду. Всего лишь хотел помочь. У вас не просто так головокружение и слабость, а от кровопотери. Это можно компенсировать — нет нужды так упираться в своих страданиях. Я же вам не наркотик обезболивающий предлагаю.

— Это не похоже на кровь, — Ки Хун прикусил губу. И правда, что-то он слишком уж резко отреагировал. Он же не истеричка? Тип этот... Ни разу ещё повода считать себя маньяком не дал. Ну а игла... Хорошо, что он был в бессознанке, пока этот чтец, жнец и портной его шил.

— Плазма крови, — терпеливо пояснил тот. — Ну как, мне её выкидывать или вы позволите? — приподнял Ин Хо бровь.

Ки Хун вздохнул и вместо ответа задрал рукав чуть коротковатой кофты (о том, что он ходит в вещах этого мерзавца, он предпочитал как-то не думать). Ин Хо понял верно, и подошёл ближе. Капнул виски (у него алкоголь появлялся буквально из каждой щели в доме — нычки были повсюду — это насколько же надо собственную жизнь ненавидеть и стремиться забыть, чтобы сделать столько алко-тайников на все случаи жизни?! Правда, Сон не видел, чтобы он пил здесь... Неужто держится ради ребёнка?! Вести игру ему вискарь, наоборот, помогал. Целый бар в кабинете устроил, гад) на сгиб руки, дезинфицировал типа — какая забота, надо же... Ки Хун погасил раздражение — ещё не хватало сорваться, когда тот сосредоточенно пытается попасть ему в вену, нависая пыхтящей тенью.

Руки у Фронтмена не дрожали, на ледышки не походили, поэтому Ки Хун почти и не вздрогнул, когда его осторожно коснулись. Только вот попасть ему всё равно не помогало. Так что здоровая рука Ки Хуна вскоре грозила стать нездоровой... Сон прикусил губу, а потом всё же выпалил, чуть отодвигаясь в сторону:

— У тебя так не получится, садись и сделай нормально.

Ведущий аж застыл с окровавленной иглой в руках, недоверчиво на него посмотрел, но присел на краешек кровати. И, о чудо, спустя два тыка наудачу, у него получилось.

— Простите, — Ин Хо виновато покосился на припухшую руку. — У меня недостаточно нужной практики.

— Ладно, — Ки Хун мотнул головой, отчего-то ощущая неловкость, а потом неожиданно для себя выпалил: — Но в дальгоне вы бы точно умерли.

— Если бы выбрал зонт или звезду, то непременно, — неожиданно серьёзно кивнул тот, не спеша убираться с кровати. — Вы знаете, что вы первый, кто догадался использовать слюну? Процент выживших с зонтиком самый ничтожный.

— Так, значит, игры особо не меняются... Это для меня всё изменили, кроме первой? — Ки Хун почувствовал, как во рту пересохло. Наконец-то они к чему-то важному подошли. Вот он, шанс разговорить. И если ради этого нужно потерпеть гада рядом — потерпит.

— Не льстите себе — вы не настолько уникальны, — хмыкнул тот. — Игры, кроме первой, меняются, потому что иначе ВИПам наскучит шоу. Но спустя время игры повторяются, потому что в мире их не так много. А всё новое — это хорошо забытое старое. И в моей игре не было дальгоны.

— А я думал, как в скачках — меняются только лошади, ну и жокеи, но реже, — Ки Хун прикусил щёку. Даже одно упоминание ВИПов заставляло его распаляться. Они не люди... Зажравшиеся мешки денег, пресытившиеся всем, но Ин Хо-то что среди них забыл? И что значит в «моей игре»? Последнее Сон не заметил, как произнёс вслух.

— То и значит, — Ведущий понизил голос. — Я был таким же игроком, как вы, так же выиграл свои игры, потому что старик О выделил меня из толпы. Я не лгал вам, во всяком случае не вся моя история была ложью, — по его квадратной челюсти пробежала едва заметная судорога.

— Вы вернулись, выиграв, а ваша жена умерла, не дождавшись? — догадался Ки Хун. Вот только начать сочувствовать дьяволу и не хватало. Но тяжело загнать назад под кожу уже начавшее пробуждаться чувство.

Ин Хо не ответил, глядя куда-то сквозь него. В пустоту. Выглядело жутко. Тогда Ки Хун спросил, внутренне прося у того прощение, потому что это было добивающее:

— А ребёнок? Не успел родиться?

Челюсти у Ин Хо сжались заметно сильнее, он едва заметно качнул головой. Ки Хун уже не мог заставить себя остановиться:

— Тогда откуда ты так хорошо знаешь, как ухаживать за детьми? — он кивнул на малышку. — Только не говори, что распорядители смертельных игр проходят обязательные курсы повышения квалификации, где включено всё: от разбора бомбы в домашних условиях до выхаживания младенцев-победителей, — Ки Хун не хотел, но губа сами чуть приподнялись в улыбке. Да что же это с ним? Неожиданно, но это помогло, Ин Хо чуть ожил, прекратив напоминать каменное изваяние, перевёл удивлённый взгляд на него, посмотрел с минуту, а после всё же соизволил ответить:

— Я старший брат. Чун Хо... У нас с ним почти четырнадцать лет разницы. Отец погиб, когда мне было девятнадцать. Мачехе пришлось бы нелегко одной. Я остался с ними. Заменил его, как мог, — глухо закончил и тут же, услышав слабую возню малышки, с облегчением сорвался к ней, оставив Ки Хуна задумчиво смотреть ему в спину. Потому что лицо Ин Хо спрятал. Трус. Впрочем, сам Ки Хун боялся и думать о личном. О Ка Ён.

Стремясь отвлечься, да и всё равно ребёнок проснулся уже, спросил:

— Раз уж мы выяснили, что ты не полная сволочь, будь любезен, объясни, зачем было отбирать на игру беременную? Ты ведь не мог не знать.

Спина Ведущего выпрямилась почти до неестественного состояния от такого вопроса. Малышка громко выразила своё недовольство — и только тогда тот отмер, перехватил ту половчее и потопал за бутылочкой... И лишь накормив и уложив ребёнка, когда Ки Хун уже решил, что его проигнорировали, ответил, подойдя к нему поближе, остановившись в трёх шагах:

— Мы знали, что Чун Хи беременна. Однако нет такого правила, что запрещало бы беременным играть. Хотя это и был первый случай. В корейской версии игры, о других мне неизвестно ничего. Она сама выбрала играть.

— Не пытайся оправдаться. Чун Хи не знала, что её ждёт. И она с самого первого голосования была за выход. И если бы не твой читтерский голос — она бы вышла и не вернулась в игру! И не только она! Да, большая часть всё равно бы возвратилась, но спасалась бы молоденькая мать и её ребёнок! Разве этого мало? Как тебе вообще спится после этого? — всё же Ки Хуна прорвало. Он резко сел и подался вперёд, игнорируя натяжение на сгибе капельницы.

— Рад, что вы понимаете, что большая часть всё равно вернулась бы. Что у вас, господин Сон, развеялась хотя бы часть иллюзий насчёт людей. Что до моего читтерского голоса, то... Я сделал это исключительно из-за вас. Вы приняли решение вернуться в игру. Из-за вас мне приказали стать номером один, заняв место ВИПа. Нельзя было допустить, чтобы вы вернулись домой после первого же голосования. Поэтому я голосовал. Можете не верить, но мне жаль Чун Хи, однако я не мог ничего для неё сделать. Она была гвоздём программы. За тем, чтобы она не передумала, следили особенно пристально. Не было ни единой возможности не допустить её до игры. А после, — Ведущий впёр в него тяжёлый взгляд. — Она была обречена, как ни горько признавать. Корейская версия не знала женщин-победителей. Особенно беременных. Её единственным шансом было голосование. Но вы решили иначе, подняв восстание. Я предлагал напасть на них — тогда у крестов были бы шансы.

— То есть это ещё и я виноват?! — Ки Хун соскочил, ощущая, как вылетает, прижатая слабым пластырем, игла из вены, как тонкая струйка крови падает на ковёр. Ему было плевать — руки легли прямо на шею Фронтмена, который даже не пытался его остановить. Как тогда с Дэ Хо ярость застилала сознание, он начал душить мерзавца, который посмел указать, пусть и правдиво, что своим демаршем он лишил всех крестов единственного шанса окончить игру. Что это Ки Хун, а не Фронтмен приговорил Чон Бэ, что все те жертвы во время резни были зря... Всё равно тот не смел обвинять его, будто сам ни при чём и хотел как лучше... Точно он проклятая жертва обстоятельств, а не форменная сволочь, чьё коварство не знает границ.

То, что истина где-то посредине, коротким всполохом мелькнуло где-то на задворках сознания. Но этого было недостаточно, чтоб Ки Хун прекратил душить мерзавца с невесть откуда взявшимися силами... Пока тот, чтоб его черти за это изодрали, не делал ровным счётом ничего, лишь печально и выжидательно смотрел... Сон бы закончил начатое, а после неизбежно сожалел бы. Наверное, и это странно даже больше, чем он сожалел о смерти глупого испуганного мальчишки, но ему повезло. Малышка очень вовремя заплакала.

От этого звука наваждение рассыпалось, а сам Ки Хун в ужасе отцепился от шеи Ин Хо, что рухнул закашлявшись на пол. Сон же смотрел расширившимися глазами поочередно то на собственные руки, залитые от сорванной капельницы кровью, то на бледного, скрючившегося Ин Хо... Чёрт, у него вообще, что ли, инстинкт самосохранения выключен? Ещё бы чуть-чуть...

— Ты как? — хрипло спросил Ки Хун, беспомощно оглянувшись, взгляд у него остановился на так и не убранной бутылке виски. — Выпей, — протянул он ему ту, откупорив. Ведущий отказываться не стал. Сон же с бешено бьющимся сердцем дошёл до малышки. Рисковать брать на руки не стал. Если ему и стало лучше от капельницы, то все силы он вложил в эту вспышку гнева. Страшную и уродливую. Теперь его хватило только на лёгкое покачивание люльки и словесные увещевания, на которые, впрочем, малышке было всё равно.

— Отойди, — спустя три минуты бесплодных попыток услышал он сорванное. — Ты взвинчен и напуган, она это чувствует. — Ки Хун обернулся, с облегчением заметив, что стоял Ин Хо на ногах крепко... И он был прав, поэтому Ки Хун нетвёрдым шагом вернулся в постель, сцапав по дороге бутылку — часть он полил на рану на руке, а вот остатки опрокинул в себя, наверняка превратив в яд часть тех лекарств, что в него запихивал этот самопровозглашённый доктор. Но иначе Ки Хун не мог — его лихорадило.

Растянувшись на кровати, он всё же позволил себе перевести взгляд на притихшую в руках у Ин Хо малышку, но взгляд то и дело срывался на горящую багровыми отпечатками от его пальцев шею. Сорвался... Сон поджал губы. Это было неправильно.

Прошло, наверное, полчаса — в кресле притихла не только малышка, но и этот гад. Думая, что тот спит, Ки Хун прошептал вызревшее:

— Прости.

Чего он не ожидал, так это получить ответ, особенно такой:

— Вам нет нужды извиняться. Но я бы порекомендовал душить меня после полного выздоровления, господин Сон.

— Ты идиот, — с чувством проинформировал его Ки Хун.

— Но и вы не умнее, — не остался в долгу этот мерзавец.

— Иначе мы бы вовсе не оказались в игре, — мрачно согласился Ки Хун.

— Сложно вам возразить... — в голосе у Ин Хо неожиданно послышались нотки веселья. — Сочтёмся на том, что мы два престарелых дурака, а самая умная здесь — малышка, потому что она не успела ни ошибиться, ни натворить дел.

— Это верно... Слушай, надо её уже как-то назвать, — Ки Хун почесал затылок. — Есть идеи?

— Ты спрашиваешь у меня? — голос Ин Хо зазвенел от удивления, отчего виновница обсуждений проснулась и раскапризничалась.

Ки Хун же крепко задумался. Мысли разбегались, но теперь он и правда не видел причин, чтобы не спросить:

— А что в этом такого? — спросил он вслух. — Тем более что ты ей нравишься явно побольше меня. — Сон хмыкнул, а ведь и не поспоришь с этим. Сказал бы ему кто... М-да.

— Это не так, — попытался всё же оспорить тот. — Просто она привыкла ко мне. Вынужденно. Вы спасли её, вы и называйте.

— Ты поучаствовал в этом, каким бы гадом ни был, а это так, — Ки Хун откинулся на подушку. — Ладно, назову, только, чур, не поднимать меня на смех... Лучше просто скажи, если имя ужасное.

— Это я могу, — серьёзно откликнулся этот невозможный тип.

— Может, Аджонг? — начал лениво перебирать Сон.

— Спокойная? Нет, она, конечно, и правда очень спокойный ребёнок, но ты уверен? — посмотрел на него Ведущий с видом «Ну ты дурак». Впрочем, как Ки Хун и ожидал. Сон вздохнул:

— Тогда Ли Ён?

— Лотос? Лучше, но ты можешь оригинальнее, Ки Хун, — отозвался этот гад. Ки Хун почесал затылок: ну же, думай, мозг...

— Ми Сук?

— Красивая и целомудренная? — у Ведущего заметно поднялась бровь. — Нет, девочка, конечно, богатая, красота ей пригодится, но ты уверен?

Ки Хун тихо начинал звереть. Вроде бы Ин Хо предельно вежлив, но вот как на него смотрел... Сволочь. И ведь спихнул же это ответственное дело на него, а сам копается, ушами дёргает. Как есть сволочь. Хитрая причём.

— Чон Джа? — неожиданно осенило Сона.

— Весна и ребёнок? — Ин Хо задумчиво прикусил губу. — Как символ чистоты и невинности наречённой? А это неплохо, — серьёзно кивнул тот и принялся ворковать над малышкой, используя только что озвученное имя, чем вызвал ступор у Ки Хуна.

— Вот ведь... — договаривать Сон не стал. Он ведь просто предложил, а этот деятельный жучара уже всё решил. Но имя и, правда, неплохое. Символ, как и сказал Ин Хо, кстати, живое доказательство, что пожелания при наречении — это лишь пожелания... Ну где тут человечность и добро, а? «Где?» — Ки Хун спрашивает себя, старательно не замечая, как эта сволочь мило улыбается Чон Дже.