Хогвартс: Права Администратора (гет)

Гермиона

Мир сошёл с ума.

Гермиона Грейнджер всегда гордилась своим логическим мышлением. Для любой загадки существовало объяснение, для любого явления — причина. Магия подчинялась своим законам, пусть и отличным от законов физики, но всё же законам. Заклинания требовали точной формулировки и правильного движения палочкой. Зелья варились по строгим рецептам. Всё было систематизировано, разложено по полочкам в её идеально организованном сознании.

Но в последнее время её система давала сбой. Мир вокруг неё начал вести себя… нелогично.

Всё началось в прошлом году, с того ужасного вечера с троллем. Она до сих пор помнила, как огромная дубина зависла в воздухе под действием заклинания Гарри. Она видела, как оно сработало. Но она также видела и силу, с которой дубина обрушилась на монстра. Это была не сила первокурсника. Это было что-то иное, необъяснимое. Она перечитала все учебники по чарам, но нигде не нашла упоминания о спонтанных всплесках магической мощи такой величины. Это была первая трещина в её картине мира.

А потом начались другие странности. Мелкие, но навязчивые, как капающая из крана вода. Летающая по Большому залу посуда. Внезапные приступы икоты у профессора Снейпа на самых пафосных моментах его лекций. Гремучая ива, которая однажды вместо того, чтобы атаковать, начала плавно покачивать ветвями, словно танцуя вальс. Всё это можно было списать на Пивза или на проделки старшекурсников. Но что-то в этих событиях было слишком… точным. Слишком осмысленным, чтобы быть простым хаосом.

И, конечно же, Рон.

Её друг, Рон Уизли, окончательно и бесповоротно помешался. Его любовь к курице перешла все мыслимые границы. Он разговаривал с едой. Он носил с собой косточки в качестве талисманов. На днях она застала его в пустом классе, где он устроил нечто вроде святилища: в центре на парте лежала идеально обглоданная куриная ножка, окружённая кольцом из горящих свечей. Он что-то бормотал себе под нос, раскачиваясь взад-вперёд. Увидев Гермиону, он не смутился, а лишь строго сказал: «Не мешай, я медитирую. Пытаюсь постичь дзен хрустящей корочки».

Гермиона пыталась найти этому логическое объяснение. Может, это неизвестное проклятие? Или побочный эффект от какого-то зелья? Она провела несколько вечеров в библиотеке, роясь в книгах по тёмным искусствам и бытовой магии, но не нашла ничего похожего на «куриное проклятие».

Эти нестыковки, эти аномалии пугали её. Они разрушали её упорядоченный мир, внося в него элемент непредсказуемого безумия. И единственным, что удерживало её на плаву, был Гарри.

Он тоже всё это видел. Он тоже не понимал, что происходит. Но, в отличие от неё, он не паниковал. Он принимал это со странным, почти стоическим спокойствием. Когда Рон начал петь оду куриному крылышку, Гарри не смеялся и не ужасался. Он просто вздохнул, посмотрел на Гермиону и пожал плечами, словно говоря: «Ну, вот такой теперь у нас мир».

И в этом его спокойствии она находила утешение.

Они стали проводить вместе почти всё свободное время. Их походы в библиотеку из совместной учёбы превратились в тихие беседы. Они сидели в дальнем уголке, за стеллажами с книгами по истории магии, и говорили обо всём. О странном поведении Рона. О нелепом дневнике Тома Реддла, который оказался не зловещим артефактом, а сборником жалоб депрессивного подростка. О том, как мир вокруг них, кажется, потихоньку едет с катушек.

Гермиона заметила, что рядом с ним ей не так страшно. Его присутствие было якорем в этом море абсурда. Он не пытался найти всему логическое объяснение, как она. Гарри просто был рядом, и его молчаливая поддержка значила для неё больше, чем все книги в библиотеке. Она ловила себя на том, что смотрит на него дольше, чем следовало бы. На то, как он морщит лоб, когда о чём-то думает. На зелёные искорки в его глазах, когда он улыбается. На шрам на его лбу, который больше не казался ей символом трагедии, а просто частью его, частью Гарри.

Она больше не была всезнайкой, которая постоянно его поучает. Она была просто Гермионой. А он был просто Гарри. И вместе они пытались разобраться в этом очень, очень странном мире.

* * *

Гарри

Гарри Поттер привык к странностям. Вся его жизнь была одной большой странностью. Разговоры со змеями, письма, прилетающие сотнями, великан, вышибающий дверь, — всё это было для него нормой. Но даже для него то, что творилось в Хогвартсе в последнее время, было перебором.

Рон, его первый и лучший друг, сошёл с ума. Это был не тот весёлый, немного неуклюжий парень, с которым он делил сладости в поезде. Это был кто-то другой, одержимый и чужой. Гарри пытался поговорить с ним, но разговоры неизменно сводились к курице. «Ты не понимаешь, Гарри, — горячо доказывал Рон, — в правильной прожарке скрыта вся мудрость вселенной!» Гарри старался быть хорошим другом, но с каждым днём чувствовал, как пропасть между ними растёт.

А потом были другие вещи. События, которые не укладывались в голове. Он помнил, как дубина тролля взлетела от его заклинания с нечеловеческой силой. Он чувствовал этот прилив мощи в своей палочке, но не мог его объяснить. Он помнил, как метла Малфоя взбесилась сама по себе, хотя никто не произносил никаких заклинаний. И этот дневник… Он ожидал найти в нём ответы на свои вопросы о Тайной комнате, а нашёл лишь саркастичные жалобы какого-то древнего нытика.

Мир словно играл с ним. Дразнил его, показывая чудеса и тут же пряча их, оставляя его в полном недоумении.

Единственным постоянным, надёжным элементом в этом калейдоскопе безумия была Гермиона.

Она изменилась. Раньше она часто его раздражала своей правильностью, своими бесконечными поучениями. Теперь же она была… другой. Более тихой, задумчивой. Он видел, как её пугают все эти странности, как она пытается найти им объяснение в своих книгах и не находит. Он видел в ней не всезнайку, а растерянную девочку, которая ищет опору. И ему отчаянно хотелось стать для неё этой опорой.

Они стали неразлучны. Их дружба стала глубже, тише. Им больше не нужно было постоянно болтать. Иногда они просто сидели рядом в общей гостиной у камина, глядя на огонь, и этого было достаточно. Гарри чувствовал её присутствие, как тёплое одеяло, укрывающее от холодного ветра необъяснимых событий.

Гарри понял, что может говорить с ней о чём угодно. О своих страхах, о давлении, которое он испытывал как «Мальчик, Который Выжил». О том, как ему одиноко, несмотря на то, что его все знают. И она слушала. Она не перебивала, не давала советов из книг. Она просто слушала, и в её глазах он видел искреннее сочувствие и понимание.

В один из таких вечеров они сидели в общей гостиной Гриффиндора. Большинство студентов уже разошлись по спальням. Рон ушёл час назад, заявив, что ему приснился «гениальный рецепт куриного маринада», и он должен его немедленно записать. В комнате было тихо, лишь потрескивали дрова в камине.

— Ты не думаешь, что это всё как-то связано? — вдруг тихо спросила Гермиона, нарушив молчание. Она сидела, обхватив колени руками, и смотрела на огонь. — Тролль, метла Малфоя, дневник… Это не похоже на совпадения.

Гарри пожал плечами.

— Не знаю. Может, в Хогвартсе всегда так? Может, мы просто раньше не замечали?

— Нет, — твёрдо сказала она, поворачиваясь к нему. Её лицо в свете пламени казалось серьёзным и очень взрослым. — Это что-то новое. Словно… словно кто-то играет с нами. Переписывает правила на ходу.

От её слов у Гарри по спине пробежал холодок. «Переписывает правила». Эта фраза точно описывала его собственные ощущения.

— Но кто? И зачем? — спросил он.

— Вот этого я и не знаю, — вздохнула она, и в её голосе прозвучала такая усталость, что Гарри захотелось её обнять. — И это пугает меня больше всего. Неизвестность.

Она снова отвернулась к камину, и он увидел, как блеснула слеза на её щеке. И в этот момент Гарри понял, что не может больше просто сидеть. Он подвинулся ближе и, немного помедлив, очень осторожно взял её за руку.

Её пальцы были холодными. Она вздрогнула, но не отняла руку. Наоборот, её пальцы слабо сжали его ладонь. Они сидели так в тишине несколько минут, глядя на огонь и держась за руки. Это было так просто и в то же время так важно. В этом простом прикосновении было больше поддержки и доверия, чем в тысяче слов.

Гарри посмотрел на их сцепленные руки. Он не знал, что это значит. Он не думал о будущем, о том, во что это может перерасти. Он знал только одно: в этом безумном, нелогичном мире, где его лучший друг поклоняется курице, а тёмные артефакты оказываются сборниками анекдотов, рука Гермионы в его руке была единственной настоящей, реальной и правильной вещью.

И пока они вместе, они справятся с любыми странностями, которые подкинет им этот мир. Он был в этом уверен.