Гарри Поттер и Человек, который выжил. Часть II (гет)

Eines Freundes Freund zu sein,

Wer ein holdes Weib errungen,

Mische seinen Jubel ein!

Ja, wer auch nur eine Seele

Sein nennt auf dem Erdenrund!

Und wer’s nie gekonnt, der stehle

Weinend sich aus diesem Bund!

Friedrich Schiller

26 сентября. Хогвартс

Гарри открыл глаза. Взгляд упёрся в потолок, покрытый деревянными панелями. Совсем как в аудиториях. А лежал Гарри не на кровати, а на полу. Но дело даже и не в этом, а в том, что его щека соприкасалась с чьей-то щекой. Судя по ощущениям — мужской.

Гарри отпрянул в сторону и приподнялся на локтях. И никого не увидел.

И ему пришлось обернуться, потому что они с мистером Негусом (а это был он) лежали до того на полу валетом, голова к голове. Невыразимец поднял голову и иронично посмотрел на Гарри. Потом поднялся и подал молодому человеку руку.

— Вставайте, мистер Поттер. Только не резко, иначе закружится голова.

Однако у самого невыразимца с головой было, кажется, всё в порядке. Гарри даже позавидовал, с какой лёгкостью этот немолодой мужчина встал с пола. Опираясь о предложенную руку, Гарри поднялся на ноги. Голова кружилась, это верно.

Да, они находились в аудитории — Гарри не ошибся. В аудитории из числа пустующих. Столы все были убраны к стене, а на полу — начерчен большой круг, окружённый слабо мерцающими магическими символами, которые Гарри раньше не встречал ни в каких книгах. И они с Негусом находились как раз в центре круга.

Невыразимец достал палочку, пробормотал какое-то заклинание, взмахнув ею, и дезактивировал круг. Символы потухли.

— Ну что же, мистер Поттер. Там, за дверями, вас явно ждут, и в ближайшие несколько часов вам будет вообще не до чего. Но я пока остаюсь в Хогвартсе на правах гостя. Нам с вами необходимо переговорить, и очень серьёзно.

Гарри только кивнул.

А про себя он решил, что не отступится от задуманного ни за что.

Мистер Негус подошёл к двери, отворил её.

— Входите, он в порядке, — сказал он кому-то и поспешил отойти в сторону, потому что его чуть не опрокинули.

Друзья кинулись к Гарри, девочки его чуть не задушили, потом и Драко с Роном. Гарри только охал, обнимал и целовал в ответ. Очки он предусмотрительно снял и сунул в карман мантии, да он всё равно мало что видел от слёз. Он чувствовал себя словно вернувшимся с того света. И потом, так же моргая сослепу, он уткнулся лицом в плечо под чёрной мантией, и его крепко обняли в ответ.

— Папа, прости, — прошептал Гарри.

Больше он ничего не говорил. Он размяк от ощущения профессорской ладони, спокойно и неторопливо гладящей его затылок.

— Северус, не надо, — раздался голос Джинни.

«Что не надо?» — подумал Гарри. Снейп убрал ладонь с затылка Гарри. Тот резко вскинулся, почувствовав, что ему кровь бросилась в голову от внезапного гнева. Как может Джинни вмешиваться в это? И как?.. Но тут даже без очков Гарри увидел, что Северус вытирает глаза.

— Не надо, — повторил он сам, обнимая голову Северуса и целуя того в щёку. — Не надо, всё хорошо, я в порядке.

«Ничего ты не в порядке, ты только что чуть не тявкнул на любимую девушку, потому что тебе в голову взбрело чёрт знает что!» Но это никому было знать не обязательно.

* * *

День, когда Гарри пришёл в себя, был для школы знаменательным. Наконец-то Виктор Крам закончил все свои дела в сборной и прибыл на новое место работы. Поскольку директор был занят, то во время обеда в Большом Зале Минерва ещё раз представила ученикам нового преподавателя. Ему устроили пятиминутную овацию, во время которой Крам смущённо хмурился, то садился, то снова вскакивал и неловко кивал головой.

Лично поприветствовать директора Краму удалось только ближе к вечеру. Он осторожно осведомился, здоров ли господин директор, или не случилось ли в школе каких-то неприятностей. Виктор, впервые оказавшись в кабинете Снейпа, оставшись с директором с глазу на глаз, вдруг почувствовал, что испытывает перед ним странную робость, которую не чувствовал, например, когда говорил с покойным Альбусом.

И несмотря на то, что мистер Снейп говорил уже без прежних, язвительных и холодных интонаций, смотрел дружелюбно, Крам ощущал себя мальчишкой и жутко волновался. Услышав, что Гарри приболел, он огорчился и пожелал тому скорейшего выздоровления. Теперь становилось понятно, почему он не видел до сих пор Гермиону. Та наверняка находилась рядом с другом, а так же и мистер Уизли, и его сестра, да и мистер Малфой-младший тоже. Получив напоследок пожелания всяческих успехов, Крам испытал большое облегчение, когда покинул директорский кабинет. Он приосанился, частично чтобы казаться старше, а частично из-за проклятой привычки сутулиться, с которой он постоянно боролся, и направился в свои комнаты, чтобы устроиться там как следует. Идя по коридору, Крам размышлял о своей странной робости перед директором, и пришёл к выводу, что она проистекает из того, что он считает Снейпа героем. Будучи выпускником Дурмстранга, Виктор был взращён на североевропейском пантеоне богов и героев, и в его сознании образ Снейпа, особенно после того, как многое из его участия в войне с Лордом вскрылось и стало достоянием общественности, слился чуть ли не с образом какого-нибудь Зигфрида, сражающегося с Фафниром.

Перед тем, как отправиться в Хогвартс, Крам побывал в альма-матер.

Замок не такой большой, как хогвартский, но территория огромная, природа шикарная, зимы мягкие, но снежные. Есть и озеро, оно же портал, выводящий в Норвежское море. Знаменитый школьный корабль построили ещё в восемнадцатом веке, и ходили слухи, что он породил множество россказней моряков о встрече с кораблём-призраком в северных широтах.

Экспрессы до Дурмстранга не ходят. Учеников доставляют родители — кто как может. Чаще всего через порталы, которые ведут к воротам школы. За воротами ничего нет — только лес, но стоит пройти под ними, как перед гостем открывается длинная аллея, обсаженная вековыми елями. Если, пройдя немного по ней, гость обернётся, то ворот больше не увидит. Только два каменных столба с горгульями наверху. А за ними — школьные владения, всё дальше, дальше, до самых гор. Сама же аллея ведёт к высокой скале, на которой и стоит замок. Никакой лестницы нет — только подъёмник. Платформа мягко плывёт вверх, а там дорога продолжается, упираясь в замковые двери. Чаще всего ученики старше первого курса не пользуются подъёмником, чтобы спуститься вниз, а обходятся своими мётлами. Так что, когда заканчиваются уроки, воздух наполняется лёгким свистом: кто летит к озеру, кто к лесным полянам неподалёку от замка. Конечно, определённые участки леса запрещены для посещения, хотя там не водятся акромантулы, слава Одину, но вот кентавры есть. Не то чтобы они были агрессивны, просто детям на их территории делать нечего, ибо незачем превращать жизнь стойбища в аттракцион для людей. Иногда кентавры выходят на поляны, иногда они общаются с детьми — последним этого вполне хватает. Порой даже завязывается некое подобие дружбы.

Замок, в котором расположена школа, трёхэтажный и вытянутый в глубину скалистого отрога. Когда Виктор учился, замок казался ему очень уютным и замечательно разумно устроенным. Классы на первом и третьем этажах, а все жилые помещения, в том числе и преподавательские, — на втором. Деления по факультетам в Дурмстранге нет. Просто возрастные потоки. Попадая в школу, ученик со вновь набранным курсом занимает место в одной из спален, оставленной выпускниками, и так и обитает в ней все семь лет обучения.

Годы, которые Крам провёл в школе, были для Дурмстранга не самыми лучшими. Разумеется, из-за начальства. Как именно Каркаров пролез в директора, оставалось тайной за семью печатями. Но когда Виктор только поступил в Дурмстранг, ещё жив был старый Улаф Лильенкранс, который руководил школой многие годы. Личностью он был примечательной. В сороковые он был в числе тех магов, кто всеми силами противостоял Гриндевальду, и был схвачен его сторонниками. Пытки подорвали его здоровье на всю оставшуюся жизнь. Мирное время тоже не прибавляло покоя.

Улафа в школе обожали все. И тем не менее, ученики почему-то боялись вызова к директору в качестве наказания. Виктор долго не мог понять — почему? Но ему представился случай испытать всё на собственной шкуре.

Улаф усадил Крама на стул, а сам сел напротив, спокойный, как обычно. Лоб его был изрезан морщинами — и эти морщины не были следствием того, что он часто гневался. Он терпел частые боли.

Он не ругал Виктора, нет. Но тот готов был провалиться сквозь пол директорского кабинета, потому что в течение получаса Лильенкранс рассказывал ему, какой он хороший ученик и человек. Тепло улыбнувшись, директор перечислил Краму все его достижения, он передал положительные отзывы о нём преподавателей и других студентов. И становилось совершенно непонятно, в том числе и самому Краму, как он, такой замечательный во всех отношениях, мог совершить такую немыслимую вещь. И директор очень внимательно следил за мальчиком, потому что, когда тот стал хлюпать носом, он прекратил эту своеобразную экзекуцию и отпустил Виктора с миром.

Когда старый директор умер, это стало для всей школы страшным потрясением. Невозможно описать всеобщие рыдания, которые во время похорон вылились просто в массовую истерику. Казалось, что наступил, по меньшей мере, конец света. Разумеется, школа, как стояла, так и продолжала стоять. Как это было и до Улафа. Просто умер человек, которого все очень любили. Вдова (де-факто) покойного директора, фрау Шульц, или Гретхен, как её иногда называли за глаза ласково, когда не величали дурмстрангской овчаркой совершенно в ином настроении, а у фрау Шульц была такая анимагическая форма — овчарка, так вот фрау Шульц, эта железная женщина, была настолько убита горем, что проворонила закулисные интриги, и в школу явился Каркаров. Ему хватило ума не менять политику школы и стараться ходить при Маргарите по одной половичке. Ученики его не любили, хотя и старались воздержаться от прямых конфликтов ради вдовы Улафа. Ей только беспорядков в школе не хватало. Правда, после смерти Каркарова многие шептались, что если бы не Пожиратели, фрау Шульц сама бы отравила Каркарова. Наверняка.

Опыт обращения с ядами у фрау Шульц имелся. И очень любопытный. Первый муж Маргариты пытался отравить её ради денег, и отравить ядом собственного изобретения. Но в то время Грета принимала противозачаточное зелье, не спеша беременеть от супруга, который не внушал ей доверия. И по необъяснимой случайности яд вступил в реакцию с другим зельем. В результате Маргарита выжила, но перестала стареть внешне. Правда, и детей она иметь тоже не могла. Хотя ей потом хватало учеников, да и второй муж иногда нуждался в заботе не меньше, чем ребёнок, когда болел.

Первый муж фрау Шульц прожил потом недолго, оставив вдове только свою фамилию. От чего он умер, так никто и не понял. Просто взял как-то утром и не проснулся. А Гретхен, будучи ещё молодой и теперь уже вечно красивой, вскоре получила работу в Дурмстранге, в которой она совершенно не нуждалась ради денег, а только ради удовольствия.

Маргарита была чуть старше своей коллеги из Хогвартса, но выглядела неопределённо молодо — где-то между тридцатью и сорока годами. Высокая, худощавая, темноволосая, нос с этакой «орлиностью», и карие пронзительные глаза под бровями вразлёт. Виделось в её облике что-то фанатичное и резкое. Ей бы пошла монашеская ряса — хоть мать-настоятельницу средневековую пиши. Но характером Маргарита обладала спокойным и ровным. Она была, может быть, суховата, но справедлива, а с любимчиков своих драла на занятиях по семь шкур.

Когда Избранный поступил в Хогвартс, Марго, будучи дамой дальновидной, смекнула, куда всё катится, и начала потихоньку готовиться к тому, что вскоре у школы сменится директор. И когда Крам вновь появился в родных стенах, он удивился, сколько там появилось новых молодых педагогов. В основном норвежцы и немцы, но был и славянин, профессор по чарам Влад Петкович. Он был женат на преподавательнице прорицаний Маглалене Госс. Образование ещё одной молодой пары все ожидали с нетерпением: бывший выпускник школы, зельевар Фредерик Хегель положил глаз на молоденькую Сигурни Хельгеланд, которая преподавала Уход за магическими существами. Но на неё кто угодно глаз бы положил.

И старая гвардия оставалась на местах. Хильда Сольнес по гербологии и главное — совершенно незаменимый Георг Брандес, преподаватель по Защите, мракоборец в отставке, который пришёл в школу вскоре после победы над Гриндевальдом. Когда Виктор участвовал в Турнире Трёх волшебников, он краем уха слышал, что профессор Грюм рассказывал ученикам о Непростительных заклятиях. Пусть даже Грюм оказался фальшивым, но ведь рассказ этот был санкционирован директором школы. И эти занятия многих студентов шокировали. Крам, слушая, как хогвартцы обсуждают загнувшегося от Авады паука, только пожимал плечами. И что такого? Это ведь всего лишь одно из показательных занятий на первом курсе школы мракоборцев. И при чём тут Дурмстранг — кузница тёмных волшебников? Тут бывший мракоборец, у них бывший мракоборец. «Яд может быть лекарством, а лекарство может стать ядом, — говорил Брандес, — человеку можно нанести увечья или даже убить самым безобидным заклинанием, если делать это с умыслом. Наши мысли и наши желания делают магию светлой или тёмной. И главная Защита от Тёмных искусств — это ваша работа над собой». Мало кто знал, почему Брандес ушёл в отставку и обосновался в школе, хотя во время войны он очень отличился. Мало кто знал, что у него был старший брат, который сражался на стороне Гриндевальда, и Георг его лично брал под стражу и, при попытке оказать сопротивление, убил. Убил потому, что иначе убили бы его самого.

Виктор был счастлив видеть своего старого учителя, которого он уже перерос на голову. Счастлив его обнять и почувствовать, что старик всё ещё крепок и полон жизни.

А потом и фрау Шульц тепло наставляла его в дорогу, ничуть не обижаясь, что Виктор отправляется работать в Хогвартс.

— Во-первых, у нас чудесный тренер, — сказала Маргарита, — а, во-вторых, это прекрасно, что вы станете представлять Дурмстранг в Хогвартсе и, глядя на вас, общаясь с вами, и дети, и взрослые смогут составить о нас достойное мнение.

Ей речь была прервана появлением роскошного господина, похожего то ли на Одина, то ли на воина-викинга. Светлые волосы до плеч и аккуратная бородка.

— Маргарита, дорогая, почему я узнаю о госте от детей, а не от вас? — прогремело божество, улыбаясь.

Мужчина тряхнул руку Крама.

— Гандальф Строман, директор, — раздалось откуда-то из Вальхаллы.

— Очень… — Крам проглотил ком в горле, — приятно…

Валькирия стояла подле и загадочно улыбалась. До Крама очень быстро дошёл смысл этой улыбки, и он почему-то покраснел.

Одним словом, стояла осень, а суровый Дурмстранг цвёл, как весенний сад.

В дорогу Краму щедро отсыпали напутствий и пожеланий удачи.

Пока что всё шло хорошо. Виктор разместился, потом изучил расписание и наметил план работы на ближайшие дни. Хорошо бы пройтись немного по школе, освежить в памяти расположение кабинетов. Крама немного смущала перспектива находиться постоянно под обстрелом многочисленных глаз, но ведь он сюда работать приехал. В конце концов, к нему все привыкнут и перестанут видеть звезду квиддича.

* * *

Придя в себя после пробуждения, Гарри поел с большим аппетитом, несмотря на то что на него смотрела не одна пара глаз, и даже умилённо. Но его это не раздражало. Сидели все пятеро в Выручай-комнате, а Добби носился туда-сюда, как угорелый, спеша услужить всем, а особенно обожаемому «сэру Гарри Поттеру». Десерт уплетали уже все вместе, запивая кофе, налегая на сладкое ради успокоения нервов, пострадавших за последние сутки.

— А теперь расскажи нам, наконец, что с тобой стряслось? — не выдержал первым Рон. — Или опять тайны?

— Нет, какие тайны, — пробормотал Гарри себе под нос.

Когда он рассказал про свои путешествия в поисках частей души Лорда, воцарилось молчание. Гарри быстро окинул друзей взглядом исподлобья. Джинни сидела рядом, крепко держа его за руку, так что Гарри видел троих, сидящих напротив него в креслах. Гермиона смотрела испуганно, сжав руки у груди. Рон выглядел так, словно сейчас выругается. Драко о чём-то сосредоточенно размышлял. У него было такое же выражение лица, как тогда, когда он подошёл к Гарри после похорон своей матери и сказал, что пойдёт с ним до конца. «Друг», — подумал Гарри с неожиданной нежностью.

— Отговаривать тебя бесполезно? — наконец выдавил Рон.

Гарри взглянул на Джинни.

— Вот-вот, посмотри на мою сестру, — Рон начал злиться. — Если с тобой что-то случится, то она утешится мыслями, что ты опять сыграл в спасателя. Только на кой ты в него играешь сейчас, может, скажешь?

— Рон! — нахмурилась Джинни.

— Что «Рон»?!

— Не истери! Я как-нибудь сама за себя скажу, — ответила Джинни холодно.

Она повернулась к Гарри, обхватывая его руку.

— Это потому что там этот ребёнок, да? — спросила она сочувствующе. — Понимаю, тебе его жалко, но ты уверен, что тобой просто не пытаются воспользоваться? Твоей добротой.

— Не думаю, — ответил Гарри. — Вот Том постарше и лукавил, и пытался лгать, и я это чувствовал. А у ребёнка я чувствую боль и страх, и ещё какую-то безнадёжность. Не верю я, что Том изначально родился воплощённым злом, так просто не бывает. Он ведь не этот, как его… Антихрист.

— Нет, конечно, — кивнула Гермиона, — и, наверное, в твоё тело попало то в душе Тома, что ещё сохраняло какую-то человечность. Мне кажется, что эта часть к тебе привыкла за прошедшие годы и, я бы сказала, отогрелась, что ли. Почувствовала, что бывает как-то иначе, чем знал Том. Но вот ты говоришь, что маленький Том поглотил Тома постарше, и он обрёл его память. Пока только память. Не получился ли, что с каждой новой частью — гипотетически — он будет наполняться ещё и злом?

— Мне вообще непонятно, как именно происходило это разделение, — наконец промолвил Драко. — По какому принципу? Всё более или менее понятно как раз с первым крестражем. С дневником. В него Реддл поместил конкретный слепок с себя, во вполне определённом возрасте. Но он не утратил воспоминаний об этом куске времени — это невозможно. Так что же он делил? Астральное тело?

Гермиона достала палочку и трансфигурировала блюдце в лист бумаги, чашку в чернильницу, а ложку в перо.

— Вот допустим… — она начала чертить что-то, и друзья все сгрудились у стола, — допустим, мы имеем мага (тут она нарисовала лысого человечка — Рон фыркнул) и его крестражи (вокруг человечка Гермиона нарисовала шесть кружков). Вот он привязывает себя к ним, пока не суть важно, как именно.

Гермиона прочертила от фигурки линии к каждому кружку.

— Вот от него в крестражи течёт сила, — и она стрелками показала направление этой силы. — Мага убивают, но материальные носители не дают его душе отправиться в мир иной. Знаете, что мне это напоминает? Когда человек впадает в кому, то жизнь в его теле поддерживается с помощью приборов, и человек вроде бы не умирает, он может теоретически выйти из комы, вернуться в тело. Он даже не переживает тот опыт, который переживают люди в состоянии клинической смерти, когда сердце останавливается, и человек якобы вылетает из тела и даже переселяется ненадолго в мир иной, откуда его возвращают, если врачам удаётся сердце запустить опять. Но маг очень зависим от крестражей, потому что если мы уничтожим их, то мы лишим его и той силы, которая в крестражах аккумулировалась. Когда Лорд вернулся во второй раз, он был подключён к — раз, два, три — к четырём крестражам.

Два кружка Гермиона заштриховала чёрным.

— Мне было бы понятно, если бы он просто потерял часть силы с утратой двух крестражей, но ведь они переместились в ад, получается. Если это результат убийства, означает ли, что все убийцы на том свете оказываются разделены?

— Ну, ты даёшь! — присвистнул Рон. — У меня сейчас мозги расплавятся.

— Не расплавятся, — раздался незнакомый голос, и друзья подскочили от испуга.

Кроме них, в комнате находились Снейп и невыразимец Негус.

— Как вы вошли? — спросила Джинни.

— Главное — правильно сформулировать запрос, — улыбнулся Снейп.

Он вместе с невыразимцем подошёл к юным теоретикам и сел на диван рядом с Гарри, а Негус придвинул себе кресло.

— Решаете проблему крестражей? — спросил он спокойно.

— Пытаемся понять, — ответила Гермиона.

У Рона появилось такое выражение лица, словно у него разболелся зуб.

— Я слышал вашу последнюю фразу, — заметил Негус. — Нет, не всякого убийцу в аду раздирают на части. Но дело в том, что уже здесь Лорд повредил свой шельт.

— А что такое шельт? — спросила Джинни.

— Это материальное воплощение монады. Сама же она пребывает в своём гнезде. Все мы странники в этом мире, и нам суждено обрести опыт, а потом и целостность. Лорд в каком-то смысле и, правда, делил душу, точнее он делил своё казуальное тело. Вот почему, если маг разрушает свои собственные крестражи, то он, как правило, умирает, не выдержав мук раскаяния. Но поскольку в казуальном теле записываются изменения и опыт, которые переживаются ментальным, астральным, эфирным и физическими телами, то становится понятно, почему, после гибели последнего, тонкие тела Лорда оказались раздроблёнными. Конечно, в чём-то он обманул смерть, потому что, будь он цельным человеком, он бы упал так глубоко в нижние миры, что оставался бы там до скончания времён. А так кажется, что по отдельности каждая часть его души расплачивается за своё. Но это только кажется. Человека-то ведь больше нет.

— Совсем? — прошептал Гарри.

— По сути, Лорд должен был попасть в тот круг ада, куда попадают виновники массовых убийств и войн. Наказание получено было бы по принципу поглощение более мелких вин самой главной виной. Это предпоследний круг. Но даже оттуда душа может подняться выше. Если бы не крестражи. Это страшнее, чем войны и массовые убийства. Это полное разрушение души, и ей уже никогда не спастись. Вот почему крестражи считаются самым страшным видом тёмной магии.

Рон посмотрел на потрясённое лицо Гарри и закатил глаза.

— И главное, никто Реддла не заставлял этого делать. Что натворил, за то и отдувается. И за дело отдувается, — буркнул он.

Негус посмотрел на Рона и задумчиво улыбнулся. У него вообще по большей части на лице было какое-то блаженно-отстранённое выражение.

— Правильно, — кивнул он. — И ваш друг отдувается тоже, как вы выразились.

— Чего?! — взвился Рон. — Да вы! Да… Вы что такое говорите? Гарри-то за что должен?

— Рон, не кипятись, — устало промолвил Гарри. — Всё правильно — отдуваюсь. И не только за что-то, но и потому что. «Потому что ни один не сможет жить спокойно, пока жив другой». Мы всё равно остаёмся связанными. Ты забываешь, что я убил Тома Реддла. Не случайно, и не защищаясь, а намеренно. И по частям.

Воцарилось молчание.

— Джинни, прости, у меня голова очень болит. Раскалывается просто. Я к мадам Помфри схожу. И очень спать хочется.

— Пойдём ко мне, — произнёс Северус негромко, — я дам тебе зелье. У меня и приляжешь.

Гарри увидел на лице Снейпа какое-то отсутствующее выражение. Не нужно было быть легилиментом, чтобы понять, о чём он думает сейчас.

— Конечно, Гарри, — кивнула Джинни, сжав его ладонь. — У нас там шумно сейчас. Все Крама обсуждают.

Отвернувшись ото всех, Гарри прижался щекой к щеке Джинни. Потом они тихонько поцеловались.

— Драко, — у пока ещё невидимой двери Снейп обернулся. — Зайди ко мне через полчасика, пожалуйста.

— Хорошо.

— Мистер Негус, — Снейп виновато развёл руками.

— Ничего-ничего, — улыбнулся невыразимец, — время терпит, а мистеру Поттеру нужно отдохнуть.

До директорских комнат Гарри и Снейп дошли молча. Но только дверь кабинета закрылась, Гарри порывисто обнял Северуса.

— Не думай о таких вещах, пожалуйста! — горячо зашептал он. — Я тебя очень прошу, пап. Я тебя умоляю. Всё будет хорошо…

Снейп вцепился в плечи Гарри, а тот наглаживал названного отца по голове.

— Это ведь был мой выбор. С самого начала, как только я узнал правду, — продолжал Гарри. — Это был мой выбор — жить. Я тебя прошу: не вини себя больше ни в чём.

Он поцеловал Снейпа в морщину в уголке глаза.

— Прости, — прошептал тот, обнимая Гарри крепче, — не буду больше.

А потом зелье растворилось в воде. Гарри выпил всё до капли, поморщился, улыбнулся отцу и направился в спальню. Сквозь подступающий сон он чувствовал прикосновение ладони к волосам, чувствовал, как был поправлен плед. После этого он уснул спокойно.

* * *

Через полчаса Драко нерешительно вошёл в кабинет Снейпа и увидел того сидящим у камина на диване.

— Заходи, — промолвил крёстный, — садись. У меня для тебя кое-что есть.

Драко опустился на край дивана.

— Как Гарри? — спросил он.

— В порядке, спит, — ответил Снейп, вставая и делая пару шагов к каминной полке.

Он взял конверт, сел на место и протянул конверт Драко.

— Прочитай.

— А кто такой Роджер Тэмпли? — удивился Драко, разглядывая необычный вытянутый конверт.

— Это страж из Азкабана, — пояснил Северус. — Он лично переслал мне письмо твоего отца, минуя цензуру.

— Отца! — воскликнул Драко, и чуть не порвал конверт, пытаясь достать письмо, но пальцы его тут же застыли, когда он услышал, что письмо не ему.

— Да ты прочитай. Оно фактически тебе адресовано. Люциус меня, право, поражает иногда.

Драко достал лист, развернул, прочёл корявые строчки. Лист задрожал у него в руке.

— А я вот книгу не взял новую… — выдавил он из себя.

Снейп погладил Драко по плечу. Тот наклонился вперёд, уткнувшись лбом в скомкавшие бумагу кисти рук. И тут же испуганно выпрямился и стал расправлять письмо у себя на колене. Бумага была некачественная и никак не разглаживалась.

Драко зажмурился и стиснул зубы.

— Тише, мой золотой, — Снейп мягко взял крестника за запястье.

— Сейчас, да… — пролепетал тот, кивая. — Сейчас.

— Напиши ответ поскорее, — тихо промолвил Снейп, — пошлём его через этого Тэмпли. Думаю, ему можно доверять. А книгу отправишь обычным порядком, когда возьмёшь.

— У меня Шекспир тут. Может Гермиона разрешит его послать… А ей можно показать письмо?

— Конечно, Драко.

— Угу…

— Прости, мой мальчик, ко мне сейчас Минерва должна прийти. Это будет тяжёлый разговор.

— По поводу Гарри? — Драко уже немного взял себя в руки.

— Да, — кивнул Снейп, — она ваш декан и имеет право знать.

— О, — выдохнул Драко, — держись, Северус.

Он даже смог улыбнуться. Он даже смог по-мужски сдержанно обняться с крёстным. Потом он спрятал письмо и конверт в карман мантии и покинул кабинет директора.

Спустившись вниз на один лестничный пролёт, Драко не выдержал и завернул в пустующий коридор. Он забился в угол за светильник, сел на пол и заплакал.

— Когда всё это закончится? — выкрикнул он, давясь рыданиями. — Когда?

* * *

— Когда всё это кончится, Северус? — Минерва, как богиня мщения, влетела в директорский кабинет, освещённый только пламенем и свечами на каминной полке и на столе.

— Садитесь, Минерва, — голос был таким, словно в лицо плеснули холодной водой.

Кипя от негодования, декан Гриффиндора всё же села в кресло и бросила недовольный взгляд на Снейпа. Ничего не осталось от того Северуса, которого она знала прежде, совершенно ничего.

— Хотите чаю? — Снейп чуть улыбнулся.

— Вы мне ещё лимонных долек предложите! — фыркнула Минерва.

Ох, что же она такое говорит? Но раскаяться в своих словах Минерва не успела. Снейп всего лишь небрежно пожал плечами, взяв со стола чашку с чаем. Вторая из появившихся стояла ближе к декану.

— Прошу вас, — произнёс директор. — Вы хотели знать что-то по поводу мистера Негуса?

— Да, конечно, — Минерва взяла чашку и сделала пару глотков. — Понимаю, что у вас не было иного выхода, Северус, — добавила она, несколько успокоившись. — Надеюсь, что мистер Негус научит Гарри, как правильно закрываться от этих кошмаров.

Снейп ничего не ответил, и Минерва подняла на него взгляд.

— Этому же можно научить? Невыразимцы, наверняка, умеют?

— Можно, но он не будет, — наконец произнёс Снейп, и лицо его странно потемнело.

— Как не будет? Да что вы говорите такое? Разве мальчик мало пережил, чтобы ещё терпеть из-за теперь уж покойного Реддла? Или что он там должен сделать? Привести его к свету? — Минерва несколько истерично рассмеялась.

В душе Снейп был совершенно согласен с Минервой, но он понимал, что это согласие ничего не изменит.

— Гарри уже не мальчик, — тихо ответил он, — и по-прежнему Избранный. И вы знаете, думаю, что решения, которые принимают в недрах Отдела Тайн, не может отменить даже Министр.

— Избранный. Вы говорите, как Альбус, совсем как он. Ну, нельзя же так — война же закончилась…

— Да, закончилась, — сурово произнёс Снейп. — Везде, кроме души Гарри. Вы думаете: мне не тяжело на всё это смотреть? Думаете: мне не хочется, чтобы для Гарри всё закончилось? Вы же знаете, кто он для меня!

— Я так не думаю, — сказала Минерва и встала. — Надеюсь, что вы будете держать меня в курсе.

— Разумеется, — кивнул Снейп.

Она не понимала этого фанатизма: ни в Альбусе, ни в нынешнем Северусе. Но и осуждать не могла: не ей было осуждать. Казалось бы, она сейчас должна поддержать Северуса, потому что сама когда-то поступила так же, не желая мешать его пути, его выбору. Умом она это понимала, но женщина в ней протестовала.

Сделав несколько шагов к двери, Минерва замерла. Она не могла так уйти. Если для Северуса она больше ничего не значила, то он для неё значил всё ещё многое. Она подошла к Снейпу и взяла его за руку. И ничего не смогла сказать. Но и Снейп промолчал, а только перехватил её руку и поднёс к губам.

— Вы мне так и не простили, что я тогда поверила? — спросила Минерва тихо.

— Да я и не винил вас, — ответил Снейп немного удивлённо. — Мне казалось, что вы решили всё намного раньше, в восемьдесят шестом…

— Но я…

Но она надеялась, что Северус попытается её вернуть, а он, услышав «между нами всё кончено», принял это как данность. Правда, и отношения с Малфоем не продлились долго. Окольными путями Минерва узнала, что Люциус перестал задерживаться в Хогсмите и снимать у Розмерты комнату.

— Полно, — вздохнула Минерва, — что теперь плакать о пролитом молоке. Доброй ночи.

Она отняла руку и твёрдой походкой покинула директорский кабинет.

* * *

Тем временем Виктор, устав купаться в лучах былой славы, наслаждался обществом Гермионы, которую ему наконец-то удалось увидеть. Правда, она немного нервничала из-за Гарри, но сказала, что на это не нужно обращать внимания, и она очень рада, что Виктор наконец-то приехал в школу.

Они немного поговорили о планах Виктора, стоя у большого окна в торцевой части коридора седьмого этажа. Отсюда было хорошо видно всех гриффиндорцев, которые хотели миновать портрет Полной Дамы.

Гермиона ждала Драко, а он всё не появлялся.

Впрочем, её ничуть не тяготил разговор с Крамом, тем более что он неожиданно перескочил на очень любопытный предмет.

Драко поднялся на площадку лестницы и вошёл в коридор. Он тут же заметил Гермиону и Крама. Тот наклонился к девушке и что-то говорил, а она улыбалась с удивленным видом и кивала головой. И вид у обоих был, какой обычно бывает у людей, которые секретничают.

Драко решительно подошёл к ним. Он уже успокоился, и успел зайти в туалет и умыться.

— Ну, наконец-то ты!

Гермиона бросилась к нему навстречу. Она обняла его за талию и прильнула к нему, и Драко подивился, какие только глупости не лезут ему иногда в голову. И он с искренней симпатией пожал Краму руку.

— Рад вас видеть вместе, — произнёс тот с лёгким акцентом. — Я попросил Гермиону о небольшом одолжении. Вы же скоро, я думаю, отправитесь в Лондон.

— Зачем? — удивился Драко.

— Как зачем? — улыбнулась Гермиона. — Так ведь Флёр Уизли вот-вот родит. Наверняка нас всех отпустят её навестить и посмотреть на новорожденного.

— Вот ведь… А я и забыл совсем.

Хотя Драко не чувствовал себя настолько близким семейству Уизли, но он с удовольствием сопроводил бы Гермиону в Лондон и с удовольствием посмотрел бы на малыша. И кроме того, в Лондоне у него бы появилась возможность отлучиться на часок, чтобы присмотреть кольцо.

Драко хотел спросить, что это за небольшое одолжение такое, но решил, что Гермиона расскажет ему сама, если сочтёт нужным. Логичнее было предположить, что это как-то касалось семьи Уизли.

— Мы пойдём, Виктор, — улыбнулась Гермиона, пожимая руку новоиспечённого преподавателя.

Когда они вошли в шумную гриффиндорскую гостиную, то Драко подумал, что и он с Гермионой, и Гарри с Джинни скоро окончательно оккупируют Выручай-комнату. Им катастрофически не хватало уединения, к которому они привыкли в доме на Гриммо. Гермиона взяла Драко за руку и решительно повела его в дальний угол, где ещё оставались пустые кресла. Драко сдвинул кресла вплотную, и они уселись.

— Что с тобой? — встревожено спросила Гермиона, взяв Драко за руку. — Что случилось?

Драко достал из кармана письмо и протянул ей.

— Прочитай, пожалуйста.

Гермиона развернула листок. Прочитав обращение, она удивлённо посмотрела на Драко, но тот кивнул.

— Читай-читай.

Нахмурившись, Гермиона прочитала письмо.

— Милый мой, — она притянула к себе Драко и поцеловала. — Что же… Хоть так написал. Да?

— Да, — прошептал Драко, проглотив ком в горле. — Можно я пошлю пока твоего Шекспира?

— Это твой Шекспир, — улыбнулась Гермиона. — Я ведь его тебе в подарок покупала. Конечно, пошли.

— А ты мне тогда не сказала, что это книга в подарок, — губы Драко скользили по щеке Гермионы.

— Я тогда постеснялась…

— Почему?

— Потому что я не думала, что ты меня любишь…

Губы Драко накрыли её рот, Гермиона вцепилась в мантию на его спине.

— Кхм… Кхм…

Оба подскочили на креслах и обернулись.

«Если это Рон, я его убью», — успела промелькнуть мысль, кажется, у обоих разом.

Но это был не Рон. Это был Финикс.

— Извините, — пробормотал он, стараясь не рассмеяться. — Я не сразу заметил, что вы целуетесь. Я это… по делу, собственно. Вот.

Он протянул Драко лист пергамента.

— Что это? — недовольно спросил он.

— Это сбор подписей. То же самое делают Шелмердин на Слизерине, и Полумна на Равенкло. Вот от Хаффлпаффа мы никого не нашли, кого бы сагитировать. В общем, мы просим у директора, чтобы в школе появилась общая гостиная, где бы встречались друзья с разных факультетов.

— Это отличная идея! — воскликнула Гермиона.

Драко тоже признал, что идея хорошая. И они оба подписали, воспользовавшись пером, которое протянул им Финикс. А маленькая чернильница висела у него на поясе.

Когда Финикс пошёл агитировать дальше, Драко опять склонился к Гермионе.

— Я письмо ночью напишу, когда все заснут, — сказал он.

— Вот и правильно…

Их шёпот, и то, как близко были их губы, совсем не вязались с тем, что они говорили.

— Я так тебя люблю, — прошептал Драко, — радость моя…

Грохот и вопли позади.

Драко застонал и хлопнул себя ладонью по лицу.

— Что там ещё, Мерлин мой! — прорычал он и обернулся.

Гермиона высунулась у него из-за плеча.

Рон скакал и прыгал посреди гостиной, тряся письмом.

— Я дядя! — орал он. — Я дядя! Ура!

Народ спешил к нему — поздравить. Шум нарастал. Вот и Гарри с Джинни вбежали следом за «дядей Роном».

— Идём, поздравим, — усмехнулась Гермиона, вскакивая и хватая Драко за руку. — Чувствуется, народ потребует ещё и пирушку закатить по этому случаю. Мы сможем сбежать.

— Идём, — кивнул Драко.

Перспектива сбежать его очень порадовала.