Старый друг (джен)

Я не позволяю Монти с женой долго томиться в котле родительских переживаний. Джеймсу удаётся навестить мать всего через несколько дней, чтобы объяснить всё лично, а уже на следующей неделе они завтракают в общей столовой Святого Освальда. Это чудесное помещение: солнечные лучи льются сквозь стеклянный потолок и освещают красиво расставленные цветы на каждом столике.

Они сидят рядом со старушкой Аменой Шафик, которая своими историями доводит их до слёз от смеха, пока они пьют апельсиновый сок и мажут тосты чёрносмородиновым джемом. Болезнь уже добралась и до неё. Она думает, что здесь просто немного жарковато, поэтому извиняется перед Поттерами и выходит неспешно прогуляться по прекрасному саду. Те вежливо отклоняют приглашение присоединиться, что кажется ей странным, ведь выдалось такое чудесное весеннее утро.

К вечеру кожа Амены приобретает лёгкий зеленоватый оттенок. Она старается не волноваться, но это непросто, когда целители, едва коснувшись её, тут же надевают маски и яростно моют руки. Она начинает кашлять, а горло жжёт, словно в животе пылает огонь. Когда она чихает, ей кажется, что из носа вылетают искры. Боже, как же жарко.

В комнате в конце коридора Монти и Эффи слышат, что Амена заболела.

— Боже, — говорит Эффи, — мы же были с ней только сегодня утром.

— Бедняжка, — отвечает Монти. — Уверен, с ней всё будет в порядке, она крепкая. Но нам, пожалуй, лучше вымыть руки.

Ночью Монти просыпается от приступа сухого кашля. Он спускает ноги с кровати и опирается локтями на колени, кашляя так сильно, что ему кажется, будто он сейчас задохнется не в силах вдохнуть. Наконец, ему удаётся сделать глоток воды с тумбочки, и он поворачивается, чтобы лечь обратно. Он тянется к жене и чувствует её горячую кожу. Тогда он понимает, в чём дело, и пока в голове остаётся ещё хоть крупица ясности, берёт пергамент и перо и торопливо пишет записку: «Подозреваю, что у нас с Эффи драконья оспа. Входите с осторожностью».

Он взмахивает палочкой, и записка летит через комнату, проскальзывает под магически запертую дверь и прикрепляется с другой стороны.

А потом ещё один лист пергамента. Монти так жарко. Он пишет за столом, подпирая голову левой рукой, от чего почерк становится неряшливым и косым.

Дорогой Джеймс,

Мы с твоей мамой плохо себя чувствуем. НЕ ПРИХОДИ, потому что, боюсь, это оспа. Мы находимся в лучшем месте для её лечения, и я посмотрю, что можно приготовить для твоей мамы. Уверен, найдётся лекарство, которое поможет. Всё будет хорошо, пока что это просто лёгкий кашель.

Надеюсь, у вас с Лили и малышом всё хорошо. Осталось недолго, и ребёнок совсем скоро появится на свет!

С любовью, до конца времён и края мира, папа

Обычно он не так поэтичен в своих посланиях, но теперь чувствует, как я шевелюсь рядом. Чувствует, как я крадусь по стенам комнаты, чувствует, как я расту с каждым его судорожным кашлем. Я горячая, липкая и зелёная. Моё лицо зелёное, и взгляд, что я дарю друзьям, — тоже зелёный. Его совы здесь нет, она улетела на охоту, поэтому он оставляет письмо возле клетки, надеясь, что у неё хватит сообразительности забрать его и доставить по адресу.

Пошатываясь, он добирается до кровати и падает на неё.

— Монти? — слабо зовёт жена.

— Здравствуй, любовь моя, — шепчет он в ответ.

— Мне нехорошо…

— И мне, любовь моя.

— С нами всё будет хорошо?

— Конечно, любовь моя.

Он погружается в горячечный бред. Обои на стенах шевелятся, закручиваются и переплетаются в лица. Метла в углу становится мной и начинает подметать комнату в поисках трупов. Она находит крошечные гробики, каждый из которых хнычет, и складывает их в кучу на полу.

Приходят целители — в масках и перчатках, с отстранёнными взглядами. Они вливают в него зелья и тычут палочками.

— Эффи, — изредка хрипит он. — Эффи…

Он тянется в пустоту, нащупывая её руку и ощущает такую же шершавую от язв кожу, такую же горячую и зелёную, как его собственная.

Он знает, что я приду. Он думает об отце, который умер уже наверное лет пятнадцать назад. Как же он болел, но каким же утешением было то, что в тот момент они все были вместе. Монти сжимает руку Эффи.

— Я люблю тебя, — говорит он. — Навеки вечные.

— Любовь моя, — слышит он её шепот в ответ. — Не оставляй меня.

В спутанном сознании он верит, что если умрёт сам, то она выживет. Он ошибается, но такова логика умирающего человека.

Время течёт странно. Он чувствует, как оно замерло во тьме, чувствует, как я крадусь к нему по пыльному полу. Ему снится сад, мягкий щелчок секатора по стеблю ромашки, утренний солнечный свет, мерцающий в каплях росы на газоне, голос жены, зовущий его. Ему снится лондонская «Астория», оркестр, что играет свинг, и тот миг, когда он впервые увидел её, Юфимию, и сердцем понял, что больше всего на свете хочет жениться на ней.

Ночью он слышит секретный стук.

«Сын, — думает он. — Это, наверное, сын за дверью».

Его любимый сын, которому нельзя быть здесь, но он бы отдал всё лишь увидеть его, сказать, как сильно любит его, как гордится им. Он пытается подняться, но сил больше нет.

— Мам? Пап? — доносится шёпот.

Он знает, что я уже рядом. От этого знания его пробирает дрожь.

— Джей… — выдыхает он, но закончить не может.

Джеймс заходит в комнату. Не спрашивайте как. Я не вижу его. Он закутан в мою мантию и предстаёт передо мной, как угасающий свет почти догоревшей свечи. Я просто слышу, как дверь скрипит, открывается, будто до неё лишь слегка дотронулись, а затем, когда она снова закрывается, мантия мягко спадает.

Джеймс Поттер носит маску, потому что дома у него жена на поздних сроках беременности, но его карие глаза полны слёз, когда он быстро и бесшумно подходит к кровати.

— Я здесь, — шепчет он и берёт родителей за руки.

Монти держит жену правой рукой, а сына — левой.

Джеймс Поттер понимает, что хорошей смерти не существует. У меня нет морали. Я просто есть. Он цепляется за руки родителей, рыдает и шепчет, что любит их обоих. Он взрослеет на сто лет за одно мучительное горе.

«Пойдём со мной, Монти. Пора идти».

Монти чувствует, будто тонет в себе. По крайней мере, сейчас они все вместе — семья Поттеров.

— Не уходите, мама… папа, не оставляй меня, — слышит он. — Не уходите. Вы мне нужны. Мне страшно. Пожалуйста. Пожалуйста, пусть с вами всё будет в порядке.

«У тебя больше нет сил бороться, Монти. Пора идти».

Пожалуйста, не поймите меня неправильно: мне не доставляет удовольствия разлучать людей подобным образом. Но эта смерть гораздо лучше многих, и, возможно, Монти понимает это, даже сражаясь со мной.

— Джеймс, — шепчет он едва слышно.

— Папа, — отзывается тот, и Монти чувствует, как сжимают его руку, как скрипит кровать, когда Джеймс слегка наклоняется к нему.

Он так сильно любит его — своего идеального сына. Свет их жизни, лучшее, что с ними случалось. Чистая радость. Он чувствует себя польщённым его существованием, изумлённым тем, что он так повлиял на их жизни. Он с нетерпением ждёт возможности увидеть, каким отцом тот станет. Он надеется, что смог подать ему хороший пример.

— Вы ведь с Лили и малышом будете в безопасности, да? — удаётся вымолвить ему, или, по крайней мере, кажется, что он это сказал.

— Я люблю тебя, папа, — отвечает Джеймс. — Просто держись. Всё будет хорошо.

«Монти. Пойдём. Тебе больше не нужно страдать».

Я прихожу без рта, без языка, без горла и поглощаю его во тьму вместе с собой. Я освобождаю от боли и дарую покой.

Я веду его в «Асторию». Сквозь туман он различает развевающиеся на огромном потолке ленты багряно-красного и изумрудно-зелёного цветов и бумажные гирлянды, прикреплённые по краям балюстрад, а там, наверху, видит ожидающие его тени.

— Ma petite puce… ⁽¹⁾ — слышит он.

Монти оборачивается и замечает любимую маму, которая сияет от счастья и протягивает ему руку.

Жизнь, полная ожидания, терпения и заслуженной награды. Жизнь, полная доброты к другим, упорного труда и умения находить радости жизни посреди боли.

Я приветствую его и говорю, что он может гордиться собой и что ему не нужно бояться.

Он понимает и соглашается.

1) фр: дословно «моя милая блошка», отсылка на полное имя Монти — Флимонт.

Вернуться к тексту