Они знали (джен)

Я понимаю его, черт возьми! Да, сидя сейчас в полной темноте, разглядывая стены собственной камеры я — Пожиратель Смерти, сторонник Темного Лорда, убийца и осужденный преступник говорю, что понимаю Северуса Снейпа. Шпиона, предателя Темного Лорда, человека, которого магические газеты и Мальчик-Который-Выжил дружно называют героем Второй войны. Странно, правда? Но это еще не самое удивительное. Удивительнее всего то, что я всегда ему завидовал...

Вообще в этой жизни много такого, что кажется невероятным... Если, например, кому-нибудь сказать, что тринадцать лет, проведенных здесь, в одиночной камере Азкабана, были лучшими в моей жизни — наверняка решат, что я свихнулся и мне место в больнице Святого Мунго рядом с моими жертвами. А ведь это так и есть. Нигде больше я не был так счастлив, как здесь в те тринадцать лет, которые просидел тут до возвращения Темного Лорда. Потому что это были годы, когда между мной и женщиной, которую я любил не стоял никто. Мы были вместе, разделяли общую участь, находили поддержку и опору друг в друге. Одним словом: мы были настоящими супругами... Непросто, дожив до сорока девяти лет, признаваться себе в подобных вещах, но это не труднее, чем вообразить, будто сильный и зрелый мужчина в тридцать лет может начать плакаться в жилетку девятнадцатилетнего парня. А ведь именно так я и узнал его тайну...

Я любил свою жену. Да нет, сказать по правде, я ее обожал. Страстно и безответно с самого первого дня. И что всего примечательнее — я знаю, кого именно я любил: безжалостную, безумную и невероятно красивую стерву. Жестокая, бессердечная, необузданная, совершенно неуправляемая — из всей семьи в Беллатрикс сильнее всего говорила кровь Блэков, их нрав. Такой она была с ранней юности и такой осталась до своего последнего дня. Такой полюбил ее я…

Я не буду притворяться, что совершал свои преступления только ради нее — это было бы ложью. Я попросту не способен на такое. Как и все члены моей семьи, я всегда был совершенно искренне предан Темному Лорду и его идеям, но фанатиком не являлся. По крайней мере, до тех пор, пока им не стала Белла…

Когда в восемнадцать лет я привел свою шестнадцатилетнюю невесту на первое собрание — я сразу понял, что для меня все погибло. До сих пор помню тот полный восхищения взгляд, которым она посмотрела на Повелителя, увидев его в первый раз. И с этой секунды моя любимая стала принадлежать другому. По злой иронии судьбы, моим соперником сделался тот, кому я клялся верно служить до конца своих дней.

Разумеется, формально встреча Беллы с Повелителем ни на что не повлияла в наших отношениях. Она была моей невестой и вскоре стала моей женой. Это должно было произойти и это случилось. Ни я, ни она, ни под каким видом не пошли бы против традиций и воли наших семей. Но никогда Белла не любила меня. Для нее существовал только наш господин, в нем одном она видела весь смысл жизни. Я был просто некоей необходимой данностью, с присутствием которой приходится мириться. Белла общалась-то со мной лишь на совместных операциях или тогда, когда это было нужно для исполнения каких-нибудь распоряжений Темного Лорда. Все остальное время она даже не замечала того, что я рядом. Она как будто мчалась во весь опор по краю обрыва. И ее не волновало, что впереди — бездна. А я знал, что должен быть возле нее, чтобы беречь и охранять ее, следить, чтобы она не сорвалась в пропасть.

Я следовал за свой женой всюду, куда ее влекла неодолимая преданность нашему господину. Я не задал ей ни одного вопроса, когда она решила поместить в наш сейф в Гринготтсе какую-то ценную вещь, полученную от него. Я не задал ей ни одного вопроса, когда мы в компании моего брата и младшего Крауча отправлялись в дом авроров Лонгботтомов, чтобы узнать о местонахождении исчезнувшего хозяина. И, когда нас арестовали и осудили, я ни разу не упрекнул ее. Свой выбор мы сделали сами.

Среди наших у меня не было близких людей, кроме нее и моего брата. И с моей свояченицей и с ее мужем отношения сложились довольно прохладные. Люциус Малфой являлся обыкновенным трусливым карьеристом, который куда больше беспокоился о собственной выгоде и процветании, чем о пользе для нашего дела, а его жена раздражала своим высокомерием. Почти всех остальных соратников я считал крайне ограниченными людьми.

А вот Северуса Снейпа никак нельзя было назвать ограниченным. Этот юноша, появившись среди нас едва восемнадцати лет, только-только окончив школу, удостоился особого внимания самого Темного Лорда. Надо признать, он был и в самом деле талантлив, хотя и полукровка. Никогда не изгладится из моей памяти самодовольное выражение лица Люциуса, которое сменилось завистью, как только выяснилось, что его протеже способен дать фору ему самому. Да, Темный Лорд отнесся к Снейпу очень благосклонно. Что, разумеется, не могло не вызывать ревности у моей жены. Она боготворила нашего повелителя с какой-то отчаянностью дикого зверя и также ревновала. Она гордилась его особым доверием и каждый, в ком Белла видела угрозу для своего положения, безоговорочно становился ее врагом.

Естественно, они со Снейпом сразу же возненавидели друг друга. Однако он был намного умнее ее и на все выходки, грубости и провокации отвечал лишь холодными презрительными усмешками, которые еще больше выводили ее из себя. Перед лицом повелителя она находила силы сдерживаться, но за глаза убеждала всех, кто ее слушал, что Снейпу нельзя верить. Поскольку слушателем чаще всего оказывался я, то этот человек скоро пробудил у меня невольный интерес. В течение нескольких месяцев я незаметно, но пристально наблюдал за ним. Снейп всегда был очень скрытным и нелюдимым человеком, не шел ни с кем на контакт, и все же меня не оставляло ощущение, что в его жизни есть что-то такое, что он скрывает от всех. Что-то настолько важное, что по сравнению с этим теряют свою значимость и его научные интересы и привязанность к Темным Искусствам и даже благоволение Темного Лорда.

Сейчас, анализируя свое прошлое и свои отношения с Беллой, я вынужден признать, что у моей любви не было ни чистоты, ни жертвенности, которые отличали чувство Снейпа. Я женился на Белле, хотя знал, что она меня не любит, а потом сам же злился на нее за это. Я изменял своей жене, осыпал ее оскорблениями и язвительными словами, устраивал безобразные сцены ревности — то есть делал именно то, что, как я надеялся, должно было взбесить ее, привести в ярость и таким образом заставить, наконец, обратить на меня внимание. Но все было тщетно. Белла по-прежнему не замечала меня, полностью поглощенная Темным Лордом…

Однажды после очередного собрания Темный Лорд опять приказал моей жене задержаться. Я не был наивным ребенком и прекрасно понимал, что это означает. И тут я съехал с катушек окончательно. Наверное, в тот день я все-таки изрядно напился. Что еще могло заставить меня заявиться к человеку, которого я едва знал и устроить истерику с жалобами на равнодушие горячо любимой женщины?

Надо отдать Снейпу должное — он не выставил меня прочь, как сделал бы на его месте любой, а с невозмутимым видом левитировал меня на диван и принес какое-то зелье, от которого частично стало легче. Вероятно, я имел настолько жалкий вид, что это могло побудить Снейпа проникнуться сочувствием ко мне. Он рассказал — без подробностей и, не называя имен, что не мне одному пришлось испытать безответную любовь. И что я должен радоваться уже хотя бы тому, что могу быть рядом со своей любимой, что мы являемся союзниками, что сердце ее принадлежит хотя бы не моему врагу.

Из всего этого я смог заключить, что Снейп тоже безответно влюблен, причем в кого-то из враждебного лагеря. По правде сказать, меня это поразило, я не думал, что он способен влюбиться. Почему я не выдал его? Наверное, потому, что в нашем фамильном кодексе чести присутствует статья, осуждающая разглашение чужих личных тайн. Или потому, что чувствовал себя с ним «в одной лодке» и понимал, что ему еще хуже, чем мне. К тому же я не знал тогда, о ком именно идет речь…

Имя Лили Поттер я узнал от Беллы, слышавшей разговор Снейпа с Темным Лордом о ней, в котором, якобы, Северус просил у хозяина за ее жизнь и тот пообещал помиловать ее при устранении Избранного. Конечно, оспаривать правильность решений Темного Лорда моя жена не могла и не смела. Поэтому она ограничилась тем, что выместила свой гнев на Снейпе. Белла возмущалась, как вообще сторонник Темного Лорда, пользующийся его благоволением, мог обращать внимание на какую-то грязнокровку. Разумеется, она предполагала у Снейпа лишь желание получить тело этой женщины. Она с издевкой говорила, что у него явно дурной вкус, раз он может допустить даже мысль о том, чтобы прикоснуться к подобной грязи.

Тут я вспомнил, что несколько раз встречался с этой девушкой во время рейдов. Надо сказать, она была красавицей. Такой красавицей, что я сильно подозревал: причина жгучей ненависти Беллы к ней заключалась отнюдь не в ее происхождении. Моя жена ни в чем не терпела соперничества. Даже в школе она считалась первой красавицей и помыслить не могла, что кто-то может с ней сравниться.

Сопоставив это с тем, что услышал в упоминавшийся мною вечер, я понял, что она, вероятно и есть та самая таинственная возлюбленная Снейпа. Честно говоря, как мужчина, я вполне понимал его — влюбиться в такую привлекательную женщину, на мой взгляд, совершенно естественно. Только, разумеется, я тоже не думал тогда, что это может быть нечто большее, нежели просто страсть и желание. Точнее думал, но подсознательно отрицал эту мысль.

После моих лучших в жизни лет в Азкабане, где мы с Беллой были ближе друг к другу, чем когда-либо, поддерживали друг друга, ободряли, помогали выжить, мы были освобождены возродившимся Темным Лордом. Выходя из тюрьмы, я заранее был готов к тому, что в наших отношениях все снова вернется на круги своя, но стало намного хуже. Белла проводила почти все время в Малфой-Мэноре в компании своей сестры и ее мужа — там располагался штаб повелителя. Меня она попросту игнорировала. Конфликт между ней и Северусом Снейпом разгорелся с новой силой. Она не могла смириться с тем, что он, благодаря покровительству Дамблдора смог избежать тюрьмы, когда Темный Лорд исчез. Белла была уверена, что он продался Дамблдору и теперь была полна решимости уличить его в измене. Но я понимал, что он ей не по зубам, так как сделался слишком силен и влиятелен. Темный Лорд не только простил его, но и снова приблизил к себе, как ближайшего советника и самого преданного слугу. Белла сходила с ума от ярости, обличала его перед повелителем, но Темный Лорд не верил ее наветам. Статус шпиона располагал Снейпа к тернировке навыков изворотливости и хитроумия, и он довел их до совершенства… Снейп был незаменим для Темного Лорда, в силу безоговорочного доверия, внушенного им Дамблдору и он не желал слушать выдумок своих завистливых слуг. А уж после убийства директора Хогвартса, все подозрения Беллы рассыпались в прах о столь очевидное доказательство верности Снейпа нашему господину. Темный Лорд наградил его тем, что дал ему должность убитого им начальника. Казалось, что для недоверия больше нет никаких причин и Белла перестала обвинять его в измене. Во всяком случае, она больше ни разу об этом не заговаривала, хотя я не сомневался, что в глубине души моя жена продолжает ненавидеть этого человека.

Имя той грязнокровки, убитой повелителем шестнадцать лет назад, никто больше не упоминал, словно ее никогда не существовало. Однако шестое чувство подсказывало мне, что Снейп не забыл о ней, как все считали. В частности, в этой мысли меня укрепляло то, что он никогда не проявлял ни малейшего интереса ни к одной женщине. Это даже стало предметом своеобразных шуток в кругу Пожирателей Смерти. Почему я не рассказал жене о своих подозрениях? Я считал, что это не нужно. Белла искала прямые доказательства его измены, а в любовь к грязнокровке она бы просто не поверила.

Маглорожденные, особенно гриффиндорцы были в ее глазах не более чем тварями, вроде домовых эльфов. А кто поверит, что можно любить какую-то тварь?

Смерть Снейпа от рук Темного Лорда вызвала у меня противоречивые чувства. Я отлично видел, что представляет собой наш хозяин. Ради своих целей он не щадил никого. Я не любил Люциуса Малфоя, но то, что Темный Лорд сотворил с ним и с его семьей, приводило в ужас. Мне даже стало жаль этого заносчивого скользкого типа. Наверное, потому, что после наказаний Темного Лорда он совершенно не выглядел ни заносчивым, ни надменным. Но то, что повелитель столь хладнокровно и без малейших признаков сожаления избавился от того, кого считал лучшим среди своих рабов, не укладывалось ни в какие рамки. Испытывая к Снейпу уважение, я в душе искренне скорбел по нему и мне было жутко, что Белла рядом злобно радовалась его ужасной смерти.

Никогда серьезно я не думал, что она может быть права насчет него. Мне не приходило в голову, что из-за маглорожденной можно изменить собственным принципам, предать друзей, соратников, предать свое дело, своего лидера, объединиться с врагом и пойти на такой риск для собственной жизни. Не приходило ровно до того момента, пока Гарри Поттер не объявил об этом в Большом Зале Хогвартса в лицо Темному Лорду.

До этой минуты мои мысли занимала только смерть моей жены. Я не мог спасти ее — слишком далеко меня оттеснило сражение. Я слышал только крики Молли Уизли, сестры этих Прюэттов, издевательский смех Беллы и вскрик повелителя. А потом оказался возле ее тела...

Мне всегда казалось, что я люблю Беллу так сильно, что умру, если потеряю ее. Но к своему удивлению я ощутил только странную отрешенность, словно то, что происходило вокруг было только иллюзией. А потом я стоял в кругу соратников и врагов, наблюдая за поединком Гарри Поттера с Темным Лордом. Разоблачение тайны произвело на меня двойственное впечатление. С одной стороны сам факт влюбленности Снейпа в мать Поттера не был новостью для меня. Но с другой, оглядываясь на мои собственные чувства, я не мог, как ни старался, осудить его. То на что в итоге он оказался способен ради женщины, которая не отвечала ему взаимностью, вынуждало меня признать его полное превосходство над собой.

Правда, возможность поразмышлять обо всем этом появилась у меня уже здесь, в тюрьме. В той самой тюрьме, где я отсидел год один и тринадцать лет вместе с Беллой. Я думал очень долго и много — ведь другого занятия все равно не имелось. Иногда я даже разговаривал с самим собой, как с Северусом, спрашивая: но почему? Почему маглорожденная гриффиндорка? И тут же отвечал сам себе: да потому же, почему одержимая чокнутая фанатичка.

Потому что любовь — Мерлин раздери того, кто ее придумал — не спрашивает и не разбирает. И если любишь только одну женщину во всем мире — тебе наплевать представительница она «благороднейшего и древнейшего семейства» или маглорожденная, гриффиндорка или слизеринка, истинный ангел или дьявол во плоти. Наплевать даже, если она любит другого. Важно, что ты любишь ее. И ты действительно сделаешь ради своей любви все, если только и вправду любишь.

Когда я вспоминаю о Белле, то еще сильнее завидую Снейпу. Я тоже хотел бы умереть ради своей любимой, с ее именем. Но смотря правде в глаза, мне приходится признать, что едва ли у меня когда-нибудь хватило бы на это смелости. Теперь у меня есть только темная камера и тонкая полоска света из тюремного окна. От Беллы в этом мире не осталось ничего. И от меня тоже не останется. Нас обоих постараются забыть как можно скорее. Мы заслужили это. Некоторые вещи приходится принимать такими, какие они есть. Моя жена мертва, да, по сути, мертв и я. Но этот человек будет жить. Всегда...