Право на защиту. Гипотеза (гет)

Бывает, когда наваливается масса дел одно другого срочнее, начинаешь путаться в уровнях срочности и оттого совершать бестолковые броуновские движения, не успевая доделать ни одно. Синдром начинающей домохозяйки: прежде чем начать готовить обед, она перемывает всю посуду, перестирывает белье и надраивает пол, но в процессе готовки раковина оказывается опять заполнена грязными мисками, досками и ножами, пол усыпан мукой и луковыми очистками, а в стирку летит заляпанный фартук.

Иногда в работе Гермиона чувствовала себя такой кухаркой-неофитом, когда земля горит под ногами, на плите горит котлета, и тесто уже подошло, а начинка еще не начиналась. С опытом подобное случалось все реже и реже, но теперь пришлось вспомнить, каково это — не знать, за что хвататься в первую очередь, если сроки исполнения датируются «вчера» и «позавчера».

Ди Трой советовал в таких случаях составлять «оперативный план». И долго доказывал коллегам, что потратить на расписывание всех мероприятий по делу десять минут — невелика потеря по сравнению с тем хаосом, который можешь наворотить, неправильно расставив приоритеты или пытаясь выполнить несколько дел сразу. Коллеги поначалу посмеивались над его методами. Ди Трой пришел в Гильдию через год после Гермионы. Выгнанный из Аврората за какой-то серьезный должностной проступок, он был обозлен на весь мир и в этом же мире потерян: лишенный любимой работы, пошел в адвокатуру от безысходности и чуть ли не с отчаяния. Но неожиданно прижился, хотя на первых порах работать с ним было невероятно трудно: он категорически не понимал, почему, к примеру, в ответ на адвокатский запрос в больницу св. Мунго он получает отказ по «медицинской тайне». Укоренить в его сознании осознание, что, если ты не раскрутил свидетеля на показания лаской, действовать таской не можешь — тоже было задачкой на помучиться. В гражданском процессе Ди Трой действовал топорно, хотя цивилистика — сфера почти ювелирная, и никак не мог уложить в своем мозгу принцип диспозитивности: «разрешено все, что не запрещено».

Зато в процессе уголовном бывший Невыразимец отличался грацией медведя, ловящего в бурунах лосося: вроде туша тушей, и скачет так, что река выходит из берегов, а глядь — и рыбка уже в пасти. Именно Ди Трой принес с собой многие ухватки оперативников Аврората. Он научил гильдийцев хитрым образом задерживать дыхание, копируя материалы, чтобы копии получились четкими. Он мог, посмотрев на схему расположения предметов на месте преступления, с первого взгляда определить до дюйма, где какая вещь лежать должна или не должна была. Он поделился полулегальными заклинаниями для определения подлинности доказательств, научил, как отыскивать на карте ненаносимые объекты и как аппарировать под антиаппарационный барьер.

Но за оперативные планы его очень долго хотели убить: Председателю так понравилась эта идея, что он попытался внедрить «оперативки» в делопроизводство Гильдии в обязательном порядке. Месяца три несчастные гильдийцы получали трепку, если первым листом досье не был оперативный план, потом Трумэн сменил гнев на милость. Однако до сих пор адвокаты тайком друг от друга во времена особого аврала составляли оперативки, чтобы не запутаться во «вчера» и «позавчера».

Для Гермионы появление в Гильдии Ди Троя имело еще одно, весьма приятное последствие. Чисто мужской коллектив оказывал ей повышенное, но чисто мужское внимание: приходилось сносить скабрезные намеки МакЛейна, прямые предложения Эйдли, настойчивые ухаживания Риверса, и даже сдержанный и безупречно воспитанный Пауэлл уж слишком часто «проходил мимо» ее кабинета. Никто из шести на тот момент коллег Гермиону не привлекал по разным причинам, а послать в открытую она побаивалась — не испортить бы отношения, вот и крутилась, как уж на сковородке, не говоря ни да, ни нет. В конце концов она махнула рукой и сдалась Ди Трою, который, во всяком случае, не имел привычки навязываться и появляться в поле видимости в неподходящее время. Спорить с Ди Троем никому по понятным причинам не захотелось, а Гермиона к тому моменту не успела еще никому прищемить мужскую гордость — так что вроде как бы никто и внакладе не остался. Сильная половина Гильдии пережила облом достаточно спокойно и стала искать женской ласки вне работы.

Да, кстати, о женской ласке. То есть о Снейпе, а заодно об освидетельствовании, подаче жалобы, ковырянии прецедента... и не забыть устроить взбучку МакЛейну. И хорошо бы все сразу одновременно и вчера. Как не ко времени разразилась шпионская страсть по хроновороту...

Когда речь идет о «вчера», десять минут роли не играют. Оглядевшись, Гермиона обнаружила себя в министерском холле. Ну, значит, опять к фонтану. Если так пойдет дальше, есть все шансы сродниться с бортиком бассейна.

Гермиона уселась на парапет и задумчиво уставилась в чистый лист. Поехали. Как все должно проходить в идеале? Сначала подача ходатайства о проведении медицинского освидетельствования, потом постановление о назначении такого освидетельствования, собственно само следственное действие и заключение специалиста, подшитое в дело. Затем определиться по максимально возможной сумме залога и подавать жалобу, упомянув и результаты освидетельствования, и галлеоны.

Ну а в действительности все не так, как на самом деле. Ходатайствовать Янсену бесполезно — обвинение предъявлено. Значит, только по своей инициативе и за клиентские деньги. Если подавать жалобу после освидетельствования, ее рассмотрение затягивается на неопределенное время. А времени нет. Значит, надо подаваться до. Если искать деньги до подачи жалобы — та же петрушка.

Сначала жалоба. Пусть куцая, лишь бы заседание назначили. Потом освидетельствование — лишь бы успеть, пока следы Непростительного не сошли. Потом деньги. «Женская ласка», так и перетак... Ну а остальное — лирика до поры до времени.

Как все просто. Даже лист марать не пришлось. Если бы оно все так же просто воплощалось! Нет, жалобу подать — всего лишь потрудиться дойти ногами до секретариата Визенгамота. Прочее навевало удрученную тоску: попробуй протащи с собой колдомедика в допросную, попробуй вообще вытащи колдомедика из госпиталя, попробуй убеди его написать то, что нужно. Попробуй втулить в суде результат «независимого» освидетельствования как допустимое доказательство. Попробуй доказать, что повторного осмотра не требуется.

Ну а уж разгадать, что там Снейп имел в виду...

Везет тебе, Грейнджер, как утопленнику.

Но глаза боятся, а руки делают. Нечего рассиживаться, взяла себя в горсть и пошла. Да не просто пошла, а с восторгом и энтузиазмом. Иначе долбанет плохо выполненным поручением, будешь зеленее МакЛейна. Нет плохих обвиняемых, есть плохие адвокаты. А хороший адвокат не станет сидеть, когда надо бежать.

Едва переступив порог секретариата, Гермиона поняла: пруха пошла. За стойкой приема сидела Лиза Теренс, бывшая помощница Риверса. Девчонка сбежала из адвокатуры через две недели, не выдержав сумасшедшего темпа работы и непредсказуемости заработка. По непроверенным данным, сбежала замуж, а оказывается, совсем даже в Визенгамот. Не иначе, в судьи метит...

В любом случае, раз такое счастье привалило, надо пользоваться.

— Мисс Грейнджер! — Лиза просияла, кажется, вполне искренней радостью.

— Лиза, рада видеть! Смотрю, кривая юридической судьбы вывела в святая святых?

— Да... — Лиза смущенно потупилась. — Поняла, что не могу без юриспруденции. А обратно к мистеру Риверсу проситься неудобно, вот я и...

— Неудобно зонтик в кармане раскрывать, знаешь ли. Можно подумать, тут у тебя юриспруденция.

— Не скажите, — Лиза посерьезнела. — Я юридически значимая персона. Вот, к примеру, вы зачем сюда пришли?

Гермиона рассмеялась:

— Туше. Жалобу пришла подать.

— Подавайте, оформим в лучшем виде. Вам как, поскорее, обычным порядком или помедленнее?

Да, судьба прямо сама в руки пихает то, чего брать, по-хорошему, не положено. Судьбу обижать не рекомендуется.

— Поскорее, Лиза, поскорее... И вот еще — кто сегодня дежурный судья? Не хотелось бы попасть к кому-нибудь неинтересному.

Лиза подмигнула:

— Не попадете. Сегодня сэр Колдуэлл дежурит!

— Колдуэлл в строю?

Радоваться было чему. Колдуэлл представлял собой редкий экземпляр судьи разумного необыкновенного, который ни на что не покупался и ничего не боялся. В судейском корпусе о нем шла слава «судьи без отмен» — девять из десяти принятых им решений выходили из апелляции и кассации без изменений. После того, как три года назад прямо в заседании подсудимый метнул в Колдуэлла флакон с сильнейшим ядом, никто не верил, что чудом оставшийся в живых судья вернется к службе. А вот поди ж ты...

— Лиза, вы вестник счастья в этом бренном мире. Их честь у себя?

— У себя! Ему даже кабинет прежний отдали.

— Давай регистрируй меня скорее, да пойду засвидетельствую почтение... Материал сегодня сможешь передать?

Лиза могла.

Эйдли искренне считал, что адвокаты делятся на два вида — те, кто знает закон, и те, кто знает судью. Гермиона негодовала, предпочитая честное знание закона методу «пойдем, порешаем». И если она сейчас шла «засвидетельствовать почтение» самому неподкупному судье Визенгамота, то лишь потому, что знание закона пасовало перед бюрократическо-процессуальной машиной. Впрочем, Колдуэлл никогда не стремился соблюдать условности вроде официального запрета судьям общаться с участниками процесса вне этого самого процесса.

И снова Гермионе свезло: Колдуэлл был не только у себя, но и не занят. Получив позволение войти в ответ на стук в дверь, Гермиона шагнула через порог, и заготовленное приветствие умерло у нее на губах. Судья Колдуэлл, некогда подтянутый, импозантный седеющий красавец, выглядел... страшно. Левая половина его лица была обезображена ядом, словно оплавлена в огне, сморщенное багровое веко закрывало пустую глазницу. Рядом с судейским креслом, прислоненная к подлокотнику, стояла суковатая внушительная палка.

Гермиона застыла в дверях, а Колдуэлл уставился на нее своим уцелевшим глазом, как всверлился. Некстати вспомнилось поверье, будто одноглазые люди смотрят одновременно в мир живых и в мир мертвых. Учитывая, что судья Колдуэлл несколько недель балансировал на грани жизни и смерти, он явно успел заглянуть по ту сторону...

— Чем обязан, мисс...

— Грейнджер, — Гермиона спохватилась, постучала пальцем по академическому знаку. — Гермиона Грейнджер...

— Седьмой адвокат Гильдии, — перебил Колдуэлл с еле заметной усмешкой. — А я все думал, когда же кривая юридической судьбы приведет вас ко мне в процесс.

Недоуменный взгляд посетительницы он истолковал совершенно правильно:

— Премного о вас наслышан. Мой коллега Диверт утверждает, что вы все ставите под сомнение, ни с чем не соглашаетесь и без конца говорите.

Гермиона потупилась не без гордости, но и не без смущения.

— С судьей Дивертом у нас не сложилось... мы друг друга никогда не могли убедить.

Колдуэлл не стал обсуждать профессиональные качества коллеги:

— Чем обязан?

Гермиона глубоко вдохнула. Мерлин, сделай так, чтобы судья понял все правильно.

— Моей нелюбовью к процессуальным срокам и бюрократии.

Колдуэлл по-птичьи склонил голову — видимо, чтобы обзор единственным глазом был лучше.

— В этой нелюбви мы с вами солидарны. Вы хотите ускорить прохождение искового материала?

— Не только.

Хотелось бы знать, не слишком ли нагло это прозвучало.

— А что еще?

— Постановление о назначении медицинского освидетельствования задержанного.

— На предмет?

— Недопустимые методы допроса.

Колдуэлл настороженно подался вперед.

— Круцио, — почти шепнула Гермиона.

Судья тяжело поднялся из кресла, навалившись на палку, выбрался из-за стола, медленно спустился с возвышения и уселся на один из стульев для посетителей. Жестом указал на стул напротив:

— Я вас слушаю очень внимательно.

Потом взмахнул палочкой, накладывая на кабинет заглушающие чары.

Выйдя из кабинета Колдуэлла, Гермиона едва удержалась, чтобы не начать вопить и прыгать на одной ножке, размахивая постановлением с еще не высохшими чернилами. Разумеется, циничный и бесстрашный судья излишним альтруизмом и человеколюбием никогда не отличался. Но история подачи жалобы на постановление об изменении меры пресечения с одновременным ходатайством о назначении медицинского освидетельствования заставила его глаз загореться охотничьим азартом профессионала, которому предложили интересную и нелегкую задачу. Юрист до мозга костей, он воспринимал соображения морали, нравственности и справедливости исключительно сквозь призму закона: примененное к задержанному Круцио взбеленило Колдуэлла не самим своим фактом, не жестокостью, не бессмысленностью, а противоречием закону и топорностью работы Следственного отдела. Визит адвоката Грейнджер Колдуэлл воспринял с энтузиазмом потому, что, как он выразился, амебообразный адвокат — находка для следователя, разорение для подсудимого и отрыжка для судьи. Ведь Гермиона не просила ни о чем противозаконном — наоборот, ускорение судопроизводства ставилось одним из первых вопросов повестки дня на всех совещаниях. Гермиона могла поклясться, что Колдуэлл сейчас ехидно и мстительно ухмыляется, предвкушая, как натянет нос Следственному отделу Аврората за непрофессионализм и беспредел.

Иногда Гермиона думала, что юрист должен быть маньяком. А судья — маньяком в квадрате.

Да, неплохо, очень неплохо помимо знания закона знать судью. Неправильно, нечестно. Ну а куда деваться? Куда деваться, если то, для чего, собственно, создана система правоохраны, следствия и суда, приходится проворачивать через «своих» людей? Никто не делает свою работу так, как надо, лишь потому, что это его работа, и ее надо делать так, как надо. В современных условиях теория общественного договора вряд ли могла бы родиться. Когда не государство для граждан, а граждане для государства, тут впору выдумывать теорию охлократического заговора.

Вот так и получается — тут «свой» судья, там «свой» следователь, сям «свой» эксперт... Добро должно быть с кулаками, а справедливость должна быть с кинжалом в рукаве.

Сильный толчок в плечо заставил Гермиону отвлечься от размышлений о справедливости и кинжалах. Она с возмущением обернулась, намереваясь рассказать в подробностях, что она думает о неуклюжем бегемоте, который не в состоянии разминуться в коридоре с далеко не толстой женщиной, но увидела только быстро удаляющуюся спину, зеленую мантию и гладко зачесанные назад платиновые волосы.

Малфой? Малфой в Министерстве? Все дороги ведут в Рим...

А как был невоспитанным самовлюбленным хорьком, так и остался.

Так вот, о своих людях. Срочно нужен кто-нибудь свой в Мунго. Есть там у нас кто-нибудь свой?

Ответ только один. И это еще один привет из прошлого, а также крайне неприятное напоминание о собственной... нет, не забывчивости. О собственном наплевательстве на других. Ну что ж, видимо, настало время собирать камни.

Камень был большой. Назывался он «Невилл Лонгботтом». Если Гарри получал хотя бы дежурные открытки, если Рон избавил Гермиону от самой необходимости создавать видимость внимания, то о Невилле она вообще вспомнила только сейчас. Нет, ну то есть она помнила, что есть такой Невилл, который взрывал котлы на Зельеварении, любил травки-муравки, грохнул Нагайну, стал колдомедиком и специализируется на последствиях Непростительных... Но после окончания школы они, кажется, даже ни разу не встречались, если не считать дежурных приветов на ежегодных празднованиях Победы.

Знать бы, где упадешь — соломки бы подстелил. Ну как можно было, зная, что магический мир тесен, как кабинка общественного сортира, класть с прибором на друзей, знакомых, одноклассников, одношкольников, соратников по Ордену... Тут и шести рукопожатий не надо, двух достаточно. Грейнджер, ты набитая дура.

— Дура не дура, а три сотни в час имею, — буркнула она себе под нос уже у министерского камина.

И все-таки, хорек в Министерстве... да еще на цокольном этаже, где Визенгамот и Отдел Тайн...

— Направо, направо, налево, вверх по лестнице, снова направо, вниз по лестнице на один пролет, и третья дверь по левой стороне после кастелянной, — молоденький санитар протараторил это с пулеметной скоростью и скрылся раньше, чем Гермиона набрала в грудь воздуха, чтобы переспросить.

Она растерянно огляделась: из холла выходило четыре коридора, и по какому из них надлежало двигаться направо... или налево? Черт, это не больница, а лабиринт Минотавра.

Презрев мнение окружающих, Гермиона закрыла глаза, покрутилась на месте, остановилась. Справилась с головокружением. И двинулась по тому коридору, на который указал перст судьбы — точнее, ее собственный перст, вытянутый вперед.

Должно быть, чисто теоретически коридор должен был куда-то привести. Но практически он делать этого не собирался. Петлял, изгибался, перемежался гармошками лестничных пролетов и никуда не вел. Вернее, вел. Назад. В холл.

Гермиона недоуменно оглянулась и тут же запуталась — из какого она коридора вышла, а в какой вошла. Надо же, а когда-то она злилась на движущиеся лестницы Хогвартса... Служители госпиталя сновали вокруг бесшумными белыми тенями и не обращали внимания на потерянно озирающуюся адвоката Грейнджер.

Люди, люди! Человеки!

Она уже почти созрела для попытки номер два, и обдумывала, чем бы обозначить свой путь, чтобы не заплутать снова — ну не хлебными же крошками. Тем более, что их и нету, хлебных крошек. Гермиона последовательно отмела варианты раскидать бумажки (бдительные уборщицы их не пропустят), отметить путь собственной кровью (она не казенная, ну и уборщицы, опять же), вытащить из рукава нитку и привязать ее к вон тому фикусу... Успела пожалеть об отсутствии чего-то типа Карты Мародеров...

— Гермиона!

Непонятно откуда раздавшийся окрик заставил подпрыгнуть на месте и забыть о нитках и фикусах. Из коридора прямо на нее выскочила, громыхая, тележка с какими-то склянками, Гермиона шарахнулась в сторону, чуть не опрокинула фикус и заслонилась портфелем: быть задавленной колесами взбесившейся больничной телеги — какая нелепая смерть!

Тележка лихо затормозила в дюйме от фикуса и Гермионы, и за нагромождением стеклотары обнаружился Невилл Лонгботтом собственной персоной.

— Гермиона!

Она опасливо выглянула из-за портфеля.

— Привет!

На тележке что-то недовольно звякнуло, Невилл толкнул тележку локтем, склянки звякнули еще раз и затихли.

— Ты с чем?

— В смысле?

— Ну, больница не театр, сюда развлекаться не ходят. Да отлепись ты от этого фикуса...

— Не могу, я с ним сроднилась.

— Никогда бы не подумал, что ты так боишься врачей.

Гермиона не верила своим ушам: Невилл разговаривал с легким превосходством в голосе, с этакой хозяйской снисходительностью. Это Невилл-то! Который всегда если не мямлил, то лепетал! Что профессия с людьми делает... Немного возмущенная, Гермиона выбралась из-за фикуса.

— Не боюсь я врачей. У меня родители — стоматологи.

— А... ну так ты к кому пришла-то?

— Я к тебе, Невилл, — удрученно вздохнула Гермиона. — Помощь твоя нужна.

Лонгботтом просиял. У Лонгботтома загорелись глаза. Лонгботтом расплылся в улыбке и восторженно провозгласил:

— Вот! Я же говорил! Говорил же я! Идем!

Он одной рукой схватил тележку, другой — Гермиону за запястье и потащил обеих за собой, не обращая внимания на душераздирающий лязг первой и робкие восклицания последней. Гермиона едва успевала переставлять ноги, чтобы не споткнуться и не растянуться на полу, а еще приходилось маневрировать, чтоб не наступить на пятки Невиллу и не врезаться в его тележку.

Наконец они пришли. То есть добежали. Невилл долго возился с дверь, снимая хитрые запирающие заклинания.

— Что там под такими замками хранишь?

Невилл воззрился недоуменно:

— Там же все мои разработки! Все мои методики лечения! Секретная информация, между прочим.

Ну, может быть. В конце концов, Гермиона почти ничего не знала о карьере Лонгботтома — вдруг он и впрямь стал крутым колдомедиком и исследователем. Верилось, правда, с трудом.

Грейнджер, когда ты успела стать такой скептичной? Нагайну-то кто пришиб?

В кабинете Лонгботтома как-то неприятно пованивало. Скривившись, Гермиона принюхалась: что же тут в каком углу сдохло? Или канализация рядом проходит? Легкий, но отчетливый запашок дерьма грозил спровоцировать рвотный рефлекс — хорошо, что с утра еще ничего не ела...

— Ну что, какие симптомы?

Гермиона непонимающе моргнула.

— На что жалуешься?

— На жизнь, в основном. Мантикраб не ловится, тыква не растет.

Тут захлопал глазами Невилл.

— Ты ж вроде юрист?

— Довольство жизнью от профессии не зависит. Короли — и те, говорят, плачут.

Лонгботтом состроил серьезно-деловое лицо:

— Депрессия? На фоне хронической усталости? Да, клиническая картина ясная. Мой метод справляется и с этим.

Гермиона испытала неопределенное чувство — нечто среднее между любопытством и опаской.

— Что за метод?

Невилл так и встрепенулся:

— Как?! Ты не знаешь? А я думал, ты пришла, потому что... а ладно, неважно! Я сейчас тебе расскажу! — он подскочил и заходил по кабинету, взмахивая полами халата.

«Ну точь-в-точь Снейп!» — мысленно хихикнула Гермиона, едва удержавшись, чтобы не сказать это вслух.

— Я разработал новый метод лечения от всех болезней! Я понял, почему вообще люди болеют! Наши лечебные методики в корне неверны — мы лечим симптомы, не касаясь причин заболевания!

— А ты, значит, причины изыскиваешь и лечишь?

Невилл всплеснул руками:

— Да их и изыскивать не надо! Причина всех болезней — одна!

Опаска стала сильнее, и Гермиона на всякий случай огляделась в поисках пути к отступлению: Мерлин знает, что там наизобретал Лонгботтом, но интуиция подсказывала, что от новых разработок в колдомедицине надо держаться подальше, не то рискуешь попасть в подопытные кролики. Помнится, родители когда-то давно загибались от хохота, а потом исходили профессиональной злобой на метод Джона Армстронга... судя по запаху в кабинете, тут может быть нечто гораздо более... новаторское.

— Да? И какая же?

— Гельминты!

Армстронг отдыхает.

— Невилл, погоди, но ведь способы диагностирования гельминтоза и методы лечения давно уже... — начала Гермиона и тут же пожалела.

Щеки Невилла запылали лихорадочным жаром:

— Нет, это ты погоди! Не всех глистов можно вывести известными способами! Я новых открыл! Их просто так не увидишь, они на воздухе не живут, и о них раньше никто не знал! Я назвал их «веревочные водорослеобразные гельминты».

Грейнджер, куда ты попала?

— И ты считаешь, что все болезни от глистов?

— Несомненно! И в первую очередь — хроническая усталость! Ты понимаешь, результаты их жизнедеятельности...

Гермиона непроизвольно вжалась в спинку стула. Невилл определенно съехал с катушек. Не начал бы лечить ненароком... впрочем, если это поможет в кратчайшие сроки провести экспертизу... какие подвиги приходится совершать! Но адвокат ради выигрыша дела пойдет на все. Даже скажет правду.

— Как интересно! — как можно натуральнее восхитилась Гермиона, пропустив мимо ушей разглагольствования Лонгботтома. — И что, ты знаешь, как от этих... веревочных избавляться?

— А то! — он наклонился вперед с заговорщическим видом. — Кружка Эсмарха три раза в неделю с молоком, оливковым маслом и головкой чеснока, и никаких проблем!

Гермиона поперхнулась. Вроде за Невиллом никогда не замечалось садистских наклонностей...

— На самом деле, во всех наших недомоганиях виноваты гельминты. Вот скажи, к примеру, голова у тебя часто болит?

— Бывает... что, глисты?

— Они самые.

Ну да, особенно утром с похмелья.

— Или вот усталость твоя — думаешь, это оттого, что ты много работаешь?

— Невилл, люди вообще склонны уставать, когда много работают, — пора прекращать эту теорию общемирового глистового заговора. — Ты лучше скажи, ты последствиями Непростительных еще занимаешься, или переквалифицировался на паразитов?

Лонгботтом сокрушенно вздохнул:

— Занимаюсь, куда я денусь. Понимаешь, мой метод пока официально не признан, и...

— Отлично! Забудь на время о глистах и поработай специалистом.

— Я специалист! — обиделся Лонгботтом.

— Невилл, я не сомневаюсь, что ты отличный глистовед. Но так исторически сложилось, что глистовед мне не нужен, а вот спец по Непростительным необходим как воздух. Хотя, если ты не в состоянии мне помочь, я обращусь к кому-нибудь другому.

— Чего это я не в состоянии? — еще больше надулся Невилл. — Давай, что там у тебя за проблема.

Вытаскивая из портфеля постановление об освидетельствовании, Гермиона изо всех сил прятала торжествующую и немного ехидную усмешку. Вот же чудак — получить такую дефицитную, чтоб не сказать элитную, специальность, в своей специальности состояться, и при этом ковыряться в дерьме. Буквально.

— Угу, угу... — Невилл пробежал глазами постановление и мигом изменился в лице. Исчезли первозданный энтузиазм и лихорадочный восторг, взгляд стал спокойным и цепким. Лонгботтом откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу. — Понял. Снейп, надо же... во что он вляпался, если не секрет?

— Не секрет. Адвокатская тайна.

— Ой, да ладно. Я ж не помчусь всем сразу рассказывать.

Гермиона только руками развела:

— Ты что, газет не читаешь?

— Неа.

— И не читай. Все равно правды не найдешь.

— Учту, — Невилл устало протер глаза и махнул постановлением: — Это насколько срочно?

— Вчера.

— Умеешь ты ставить задачи. Ладно, что я должен наблюсти у наблюдаемого?

Гермиона возликовала: какой же все-таки Невилл умница! Не пришлось юлить, пытаясь донести, что именно требуется от результатов освидетельствования.

— Последствия Круцио.

Невилл приподнял брови:

— А не поздно?

— Если завтра с утра, то можем успеть. Подозреваю, что все случилось вчера вечером или ночью. Я не разглядела в подробностях, но следы четкие.

Лонгботтом замялся:

— Слушай, а мне обязательно его осматривать? Я, честно говоря, не горю желанием с ним встречаться. Может, давай, ты мне скажешь, что тебе надо, а я тебе так напишу? Мне не жалко.

— Э, нет, дружище, — рассмеялась Гермиона, — мухлюем по-честному. Я же не колдомедик, ну а вдруг я ошиблась? Следователь уже в курсе назначения освидетельствования, а вдруг они прямо в заседание своего эксперта притащат? И сядем мы тогда с тобой — я в лужу, а ты в Азкабан за дачу заведомо ложного заключения. Так что примешь, осмотришь и авторитетно все раскатаешь в красках и подробностях.

Тут уже расхохотался Невилл:

— Гермиона, ну ты прям как в первый раз в Хогвартсе! Снейп в свое время столько пыточных огреб, что я на нем следы Круцио двадцатилетней давности найду, если надо. И пусть кто-нибудь докажет, что они появились не вчера!

— Двадцатилетней давности мне не надо. Мне надо вчерашние, и чтоб красиво. А пуще того мне надо, чтоб все натурально. Поэтому говори, как тебе удобнее — мы к тебе или ты к нам?

Невил поперхнулся:

— Нет уж, лучше вы к нам. У вас условий нету. К тому же я завтра с утра принимаю зачеты у практикантов. Во сколько закончится повинность, я не знаю. Вы приходите, может, подождать немного придется, но мне так удобнее.

— Договорились.

Распрощались почти тепло. Почти — потому что Лонгботтом под занавес брякнул:

— Ты про кружку Эсмарха не забудь! Сама увидишь, потом спасибо скажешь!

— А можно спасибо сейчас, а кружку потом?

— Можно, конечно. Только кружку вперед.

О том, что кружку Эсмарха обычно употребляют через другое место, адвокат Грейнджер благоразумно умолчала.

В коридоре по сравнению с невилловским кабинетом было свежо, как в горах. Гермиона с удовольствием продышалась и с неудовольствием подумала, что зря так легко согласилась предоставить Снейпа Невиллу по месту работы. Теперь надо совершить тринадцатый подвиг Геракла — сподвигнуть вывоз подозреваемого с надлежащим конвоем в госпиталь. Эти ленивые свиньи, Аврорат и Следственный отдел, не сдвинутся с места, даже если им объявить о третьем пришествии Волдеморта. Хотя, если гора не идет к Магомету, значит, Акцио было слабое.

Гермиона не знала, сколько прошло времени, прежде чем она сообразила: в раздумьях и энтузиазме забыла попросить Невилла показать обратную дорогу. И собственное местоположение относительно холла теперь не представляла себе вообще.

Людииии! Аууууууууууу!