С самого начала (джен)

Во время разговора с Риддлом Альбус понял, что действительно не может больше сидеть, сложа руки. Только не фронт в том смысле, о котором думал Том, не боевые отряды и тайные операции в сердце Европы — очень романтично, но он не имеет права. У него есть возможность погасить очаг, вернее, есть догадка, как это сделать. Вероятно, он единственный, кто может остановить Геллерта.

Стремительный взлет Гриндельвальда в роли кукловода кучки магглов, взявших власть в Германии, не мог не встретить серьезного сопротивления немецких магов, которым совсем не хотелось через несколько лет после первой мировой войны рисковать очутиться в такой же страшной мясорубке снова. Геллерт буквально прорубил себе путь к власти, его приход сопровождался загадочными смертями многих ключевых фигур в правительстве того времени, зато сам он пережил несколько серьезных покушений не только от своих соотечественников, но и организованных сильнейшими разведками других стран — и английской в том числе. Бесполезно. Каждая крупица информации дополняла общую картину — Геллерт добыл Старшую палочку, как когда-то собирался, и стал непобедим. Остальные артефакты? Не похоже, чтобы он собрал весь комплект, возможно, хотя бы один Дар все еще в Англии. И это — тот самый шанс. Ни одна палочка не сможет победить Старшую, но, может быть, это не распространяется на владельца другого Дара Смерти? Альбус готов был поставить на карту свою жизнь, чтобы проверить эту теорию. Оставалось немногое — найти Камень Воскрешения или Плащ-Невидимку.

У него было интуитивное ощущение, что Дары должны некоторым образом зеркалировать свойства друг друга, чтобы составлять вместе единое целое, но, в то же время, эти их свойства должны были сделать почти невозможным для одного человека собрать их вместе. Если Старшая Палочка требует насильственного перехода, чтобы принять нового владельца, то, как минимум один из остальных может быть передан только добровольно. А третий? Не добровольно и не силой, но как тогда? Человеческий ум легко видит противоположности, но здесь нужно было нечто большее. Загадка, требовавшая не столько ума, сколько открытой всему явно и неявно известному интуиции, часами занимала его воображение. Но не покорялась. Проведя очередной день в размышлении, но так и не придя к какому-то конкретному выводу, он вдруг понял, что натыкается на стены от усталости, глаза слипаются, будто уже глубокий вечер, хотя осеннее солнце еще светило вовсю. Нужно было лечь.

Альбус мгновенно провалился в сон, и этот сон не был обычным. Он находился в ярко освещенном месте, полном света настолько, что все остальное не имело значения, знал, что мертв, знал, что ждет здесь человека, который оказался способен собрать все Дары Смерти, достоин этого, сделал это. Еще Альбус знал, что помогал ему, оберегал его, любил его больше жизни и умер за него, и все же этого было недостаточно. Он ждал, чтобы попросить прощения за все, что сделал в своей жизни недостаточно хорошо.

Он проснулся абсолютно счастливым, с мокрым от слез лицом. И получил ответы, гораздо больше, чем спрашивал. Теперь загадка казалась ему простой, ответ очевидным, как и все, что соответствует истинной природе вещей. Третий дар получают не силой и не в подарок, это никаким образом не может зависеть от воли получателя, хотеть этого нельзя. Третий дар получают в наследство.

Палочку можно было отследить по кровавой истории ее переходов. Плащ и Камень Воскрешения передавались тайно, какой из них как, понять пока не получалось. Единственное, что Альбус мог придумать — перелопатить досье аврората на старейшие магические семьи — может быть, где-то всплывет то или другое упоминание. Теперь, возглавляя одно из подразделений, обеспечивающих государственную безопасность, он получил полный доступ к любым архивам.

И снова Том мог быть для него примером — Альбус видел, как год за годом тот исследует школьный архив, подшивки газет, пыльные, скучнейшие тома по геральдике, неизвестно как оказавшиеся в школьной библиотеке, почти такие же пыльные, пожелтевшие подшивки научных журналов, начиная с конца прошлого века — из его собственной коллекции.

Вся школа давно поверила в то, что Риддл — действительно наследник Слизерина, слишком редким было его умение говорить со змеями. Даже Альбус не сомневался, хотя и считал вполне возможным, что это давно отколовшаяся, побочная, неизвестная линия. Но Тому нужны были доказательства, и, возможно, что-то еще. Альбус выполнил его просьбу, но ни поиск когда-либо учившихся в Хогвартсе Риддлов, ни поиск ребенка с именем Марволо, которому хотя бы посылали приглашение в школу, ничего не дал. И, если только отбросить версию, что Том — магглорожденный и первый носитель вновь родившегося дара, возникало еще одно предположение, и Альбус решил, что готов его обсудить.

* * *

Дуэльная практика набрала обороты, вместо редких встреч — еженедельные занятия.

— Стандартное взаимодействие: заклинание — щит от него. Практически бессмысленно использовать одно заклинание, если это не непростительное — от любого другого есть щит. Но если ты быстро меняешь заклинания, используя разные разделы магии — жизнь противника уко… усложняется, скажем так, — Альбус старался быть аккуратнее в словах, — чем сильнее отличается природа нападений, тем сложнее подобрать универсальный щит. Особенно забавно, когда вместо заклинаний в тебя летят обычные предметы. Помнишь…

— Как вы швыряли в меня стульями? Конечно, помню. По-моему, это было нечестно, — Том стоял напротив, пытаясь отдышаться после тренировочного поединка лицом к лицу, без хитростей, коридоров и беготни, сила против силы, заклинания против щитов.

— Я не швырял их, а аккуратно ставил, куда нужно. И, замечу, в настоящем бою честность роли не играет. Предмет, хорошо ускоренный и точно направленный, иногда стоит многих заклинаний. А высший пилотаж… пожалуй, лучше я тебе покажу. Посмотрим, сможешь ли ты защититься на этот раз — будет сложно.

Они заняли позиции. Том внимательнейшим образом следил за палочкой — Дамблдор давно перестал баловать его, произнося заклинания вслух. Нужно было использовать любые подсказки, читать его намерения, или все это вместе, иначе опоздаешь. Полетит предмет, да? Где же он? Они тренировались в пустом помещении.

Дамблдор медленно и аккуратно повел палочкой вдоль пола от себя. Хорошо знакомые движения кистью, мягкие, округлые — трансфигурация. Ага, твердое — в жидкое. Необычный пространственный щит, слабый, маленький. Шарообразный? Теперь на кончике палочки качалось что-то вроде туманного облачка. Зигзаг — incendio. Облачко на кончике дамблдоровой палочки вспыхнуло ярким пламенем. Не было времени думать — материальный щит, не способный защитить ни от одного заклинания, остановил летящий в него сгусток настоящего огня. Тот стек вниз по щиту, как по стеклу, оставив в воздухе горящую полосу, и продолжил гореть на полу.

— Что это было? — Том жадно вдохнул воздух, запах казался знакомым.

— Попробуй догадаться. Идея почерпнута у магглов.

— Жидкость… — Том задумался, но ненадолго, — горящая жидкость, в смысле, жидкость, способная гореть — вы ее поджигали. Вы трансфигурировали… в керосин? А что?

— Пыль, ничего другого у меня не было.

— Да уж, вы умеете удивлять, — Том тоже попробовал собрать пылинки, чтобы накрыть ими все еще чадящее пятно на полу, — без предупреждения, я бы, пожалуй, не смог отразить это и превратился в горящий факел.

— Я дал тебе немного времени.

— Знаю, Дамблдор. Как вам это удается — придумывать такие штуки? — они присели рядом, отдыхая после двухчасовой тренировки, расслабляясь в по-дамблдоровски мягких креслах — Альбус носил в карманах все необходимое, разумеется, в уменьшенном виде.

— Стараюсь не пропускать подсказок. Мне кажется, я ничего не придумываю сам, только беру то, что лежит на поверхности, — Дамблдор вздохнул, пора было переходить к более серьезному разговору, — хотел, кстати, поговорить с тобой об одном интересном наблюдении по поводу наших поисков. Я потерпел неудачу точно так же, как и ты — в Хогвартсе никогда не было ни Риддлов, ни Марволо, и они никогда не получали приглашений. Само по себе печально, но что, если…

— Если? — Том наклонился вперед, ловя в нетерпении каждое слово.

— Если соединить эту неудачу с предположением, что мы ищем не просто твоих предков, но и потомков Слизерина…

Альбус снова замолчал. Беззвучно материализовал низкий столик, а на нем — горячий чайник. Дамблдор не пользовался палочкой, даже наполняя чашки, это было легким поддразниванием — Тому беспалочковая магия давалась гораздо хуже, он мог, на самом деле, понять чайник и швырнуть его в стену, но так изящно наполнить чашки ровно по кайму, не пролив ни одной лишней капли, было ему не по силам. Но сейчас не до фокусов.

— Говорите же!

— Еще к этому нужно добавить, при каких обстоятельствах Салазар Слизерин покинул Хогвартс, — чайник легко порхал над столом, почти не отвлекая Альбуса от разговора, — думаю, эта история тебе хорошо известна: он поссорился с остальными Основателями, когда его предложение — учить здесь только чистокровных волшебников — не было принято. Итак, если собрать все это вместе, можно предположить, что потомки Слизерина никогда не учились здесь и даже не получали приглашений в школу в свои одиннадцать, были ограждены или спрятаны каким-то образом, поэтому их нет ни в одном списке…

Том опустил голову и молчал несколько минут.

— В этом что-то есть, профессор, помните еще часть легенды, где говорится, что Слизерин оставил в Хогвартсе чудовище, которое выпустит его наследник. Ведь этого так и не произошло за целое тысячелетие, но… — Том сделал странный жест рукой, — из этого вы делаете вывод, что я — не имею отношения? — холодный, пустой, тихий голос.

— Вовсе нет, Том. Вполне возможно, и даже вероятнее всего, что это касалось только чистокровных потомков, а ты, например, полукровка, поэтому получил приглашение. Видишь, самые неожиданные вещи могут дать преимущество.

— Преимущество!? Это уж слишком, — Том неестественно расхохотался, — Думаете, я не понимаю, что вы пытаетесь сделать? Хорошо быть воспитанным магглами и разгадывать благодаря этому ваши огненные фокусы. Хорошо быть полукровкой, если от этого действительно зависело, получу ли я письмо, приглашающее в школу, и вас вместе с ним. Вы хотите, чтобы я так думал? Вам не нравится, кем меня считают на моем факультете, вы считаете, что я пользуюсь похожестью наших со Слизерином способностей незаслуженно…

— Я не пытаюсь ничего доказать. Если ты думаешь, что я играю фактами для своих целей, прекратим этот разговор, — Альбус решительно встал.

— Сядьте, — в голосе металл и приказ, причем не только вербальный, но Альбус даже не оглянулся, и Том мгновенно изменил тактику, заговорил мягче, почти спокойно, — Сядьте. Пожалуйста. Поговорите с мной.

— Зачем? Если ты уверен, что знаешь достаточно…

— Я хочу найти. Кого угодно — своего. У меня никогда ничего своего не было, а я хочу. Свой дом, не потому, что меня туда взяли или пригласили, а потому, что он моих родителей и это не может измениться. Я хочу чего-то, что будет моим навсегда. Где-то этот дом должен быть. Вы мне поможете?

Об этом Альбус уже думал — эта задача странным образом пересекалась с его собственным генеалогическим исследованием.

— Может быть, я смогу найти что-то в архивах министерства, особенно если нам повезет, и твои родственника нарушали закон. Попробую изучить генеалогию с этой стороны.

— Значит, вы все-таки верите тоже. Мне казалось, вы только смеетесь над этими слухами. Всем, кроме вас, достаточно парселтонга, чтобы думать, что я потомок Слизерина, но вам…

— Так и мне достаточно, разве я сказал что-то другое? Если я и смеялся, то над тем, как самоуверенно ты пользуешься этим, подминая тех, у кого действительно длиннейшие проверенные родословные и ни одного маггла в обозримом прошлом, чем невероятно гордятся их родители, по крайней мере. А они, Блэки, Малфои, Нотты, позволяют тебе… все. Если я и смеюсь, то над ними, не над тобой.

— Но достается-то мне. Ваши прошлогодние курсы… Вы все время напоминаете мне, что если на одну половину я и потомок Слизерина, то на другую…

— А ты хочешь быть потомком Салазара на обе половины? Это, знаешь ли, довольно затруднительно в наше время, когда прямые потомки вообще неизвестны, ни одно семейство…

— Иногда наполовину недостаточно. Знали бы вы, как на Слизерине относятся к полукровкам, а уж ко мне… Рассказать вам историю? Как вы думаете, что происходит с теми, кто не может похвастаться приемлемым происхождением? Меня, например, первого сентября из спальни выперли…

Альбус обалдело уставился на Тома, просто не смог представить себе этого, но булочка с корицей и большой глоток чая, которым он решил уделить все свое внимание именно в этот момент, задержали объяснение на несколько минут. Этот прием — драматическую паузу — Том, несомненно, перенял у самого Альбуса.

— Это было не сейчас — на первом курсе. Их было четверо, первокурсников в Слизерине, и они решили, что, раз я даже колдовать не умею, значит, я грязнокровка, на Слизерине мне не место. Ну, я и ушел, нашел в каком-то коридоре факел, сел под ним и стал читать учебник. Но мне повезло в ту ночь, мимо шла рыжая девчонка и спросила, что я делаю один так поздно. И ведь не стала ябедничать, хотя хотела — просто научила меня левиоссе. Я вернулся обратно и был так зол, что первого, кто открыл мне дверь в спальню, отшвырнул на другой конец комнаты, на этом и закончилось. Вот что значит злость — потом несколько месяцев повторить такую левиоссу не мог.

— Ты никогда не рассказывал.

— Еще бы. Жизнь в новом месте не стоило начинать с жалоб взрослым. Знал бы, что меня здесь ждет, пришел в спальню со змеей на плече, — это был упрек Альбусу, хотя и невольный.

— Этого было бы достаточно? Говорить со змеей? — Дамблдор сам был поражен в тот день тем, что мальчика, казавшегося магглорожденным, Распределяющая Шляпа без колебаний отправила на факультет Слизерина. Там учились не только чистокровные, это не было правилом, даже неписанным, но исключения его только подтверждали. Поэтому распределение Риддла действительно было неожиданным

— Для них — да. А для вас? Может, вы считаете, что его можно выучить? Говорят, вы специалист по языкам…

— Магических существ, то есть, собственно, существ, обладающих сравнимым с человеческим разумом. Это позволяет использовать ментальные способности — я как бы читаю образы в собеседнике, поэтому понимаю, что мне говорят, запоминаю слова, со временем могу говорить сам. Змеи не являются разумными в этом смысле, боюсь, этот метод невозможен. Ты ведь сам пробовал читать мысли животных — ничего хорошего из этого не получается.

— Змеи достаточно разумны, Дамблдор, вы просто не пробовали, не обращали внимания.

— В данный момент есть способ получше. Попробуй сам меня научить. Я бы хотел.

Неожиданно. Но Том никогда не был противником экспериментов, даже если этот подтвердит, что его способность не так уникальна, как казалось раньше. Дамблдор тоже по-своему уникален.

— Я научу вас зову и нескольким простым фразам. Если это получится, дальше разберетесь.

— Боюсь, так просто ты не отделаешься. Но сначала нужно выяснить, окажется ли мое ухо достаточно чутким, чтобы различать змеиные слова, а голосовые связки достаточно подготовленными, чтобы воспроизводить осмысленные звуки. Если да, это все равно не будет значить, что способность к парселтонгу не наследственная — ведь тебя никто не учил, а меня придется.

Следующий час Том шипел на Дамблдора, а тот старательно, но совершенно неразборчиво отвечал. Наконец ему удалось изобразить что-то, условно похожее на клич «сюда» — но только для благосклонного, готового прощать ошибки уха. Нужны были… незаинтересованные слушатели.

— Идемте, — Риддл вскочил с места.

— В лес уже поздно, Том, солнце вот-вот сядет, — возразил Альбус, но поднялся следом, — хорошо, поторопимся.

Они шли незнакомыми коридорами — а ведь Том считал, что знает Хогвартс. Дамблдор пропустил его вперед, нужно было открыть дверь, чтобы попасть на какую-то узкую лесенку. Но, пробежав пару пролетов, Том обнаружил, что профессор замер наверху.

— Я не туда иду? — крикнул он, задрав голову. Неужели заблудился, разве можно было предположить, что, направляясь, к выходу из замка, они должны подниматься вверх?

— Нет, Том, все правильно, — голос Дамблдора звучал как-то растеряно, — я сейчас...

Альбус только что обнаружил, что для Риддла открываются все двери, даже те, которые не должны открываться ученику.

*

На траву уже выпала вечерняя роса, воздух был приятно прохладным и словно пронизанным последними лучами солнца, придававшими всему теплый уютный оттенок.

— Уже довольно холодно, нам нужно на открытое место, куда еще светит солнце, — Том уверено повел по одной из тропок к озеру, они пошли быстрым шагом, потом, когда утоптанная ногами земля сменилась травяными кочками, медленнее, пока не остановились перед одним из небольших кустов с серебристыми листьями. Стремительно холодало. Том протянул ладонь невысоко над землей, Альбус, повторивший жест, почувствовал, как от земли струится вверх тепло, накопленное ею за день.

Том прошипел нечто, называемое им Зовом — это Альбус уже научился отличать на слух. Через три минуты их окружало два десятка змей, появившихся будто из ниоткуда. Том улыбнулся гордой улыбкой того, кто повелевает, и его слушаются. Это было так похоже на легенды о древних магах, собирающих свои войска в мгновение ока. И на старые сказки о повелителях всякой живности, какие есть даже у магглов. Не приходилось сомневаться, что в Томе течет очень древняя кровь.

Том взглянул Альбусу в глаза и зацепил краем сознания один из образов. Это… это действительно было здорово — звать и мгновенно быть окруженным своими солдатами. Не представляя, как этого добиться, Том взял задачку в список того, о чем стоило пофантазировать. Серьезно пофантазировать.

Он опустился на колени и начал говорить с шипящими гостьями, потом оглянулся, сделав Дамблдору знак оказаться ближе.

— Протяните руку вот к этой и попробуйте позвать ее.

Альбус не ожидал, что змейка, молодая, с ярким, черно-зеленым орнаментом на шкурке, откликнется — поползет вверх по его руке и устроится кольцом на плече. Удивительное ощущение власти слов, власти этого нового умения. Альбус покосился на своего преподавателя парселтонга, потом на Тома — интересно, какое влияние оказывает на ребенка опыт командования такими опасными существами? А если вспомнить, что и людьми он мог командовать, особенно если сам был взволнован или разозлен, многое в его характере переставало удивлять.

— Она говорит, что вы очень теплый, — Том коснулся его руки и убедился в этом, — она согласилась пожить в замке и помочь вам учить их язык. Доброволец, но с вас молоко и мышки. Только не передумайте, это бывает очень обидно, — Том помолчал минуту, наблюдая, как Дамблдор осторожно гладит свою питомицу, — недавно Меррифот предложила сопровождать ее в Министерство Магии, помочь вести записи, наблюдая трансформацию оборотней. Я даже вскочил, думал, будет тьма желающих поучаствовать, а оказалось, что я единственный, кто захотел. Только потом Диппет запретил, в смысле, разрешил брать в Министерство только сдавших Сов, то есть меня — нет.

Лицо Дамблдора стало таким безмятежным, как будто они говорили о погоде. Слишком безмятежным, чтобы поверить в него — Том уже знал, что это означает. Вот кто поговорил с Диппетом, которому обычно было мало дела до таких мелочей.

— Значит, это из-за вас, — Том подозревал, но убедился только теперь и вдруг почувствовал невероятное бешенство. Обычно со взрослыми он старался сдерживаться, но сейчас просто не мог не высказать всего, что думал, — мне казалось, мы с вами в одной лодке, если вы считаете, что мне не нужно туда, могли поговорить со мной. Может быть, я бы сам отказался, а это, это… — у него не было слов, не замечая этого, он перешел на парселтанг, и теперь змеи шипели вместе с ним: "враг, враг… "

— Успокой их, — Альбус осторожно кивнул в сторону разбушевавшихся змей, — а то они, кажется, волнуются, — потом добавил, — если меня укусит семь гадюк одновременно, колдомедицина меня не спасет — ты просто не успеешь никого позвать.

"Ты можешь меня убить, если очень захочешь".

Том вскочил.

"Еще не сейчас, Дамблдор"

Безмолвная перепалка, видимо, заставила их обоих задуматься еще раз, насколько они отличаются от других и похожи друг на друга. Потом они молча сидели рядом, глядя, как поверхность озера становится ртутно-серебристой, подхватывая последний солнечный свет, а потом оборачивается своей поглощающе-черной стороной, бесследно утягивая звезды с неба.

Альбус и не собирался скрывать свою роль, потому что, скорее всего, это не было для Риддла тайной. Его разговор с директором, окончившийся запретом поездки в Министерство для младшекурсников, можно было вычислить логически, Том мог прочесть о нем в воспоминаниях Диппета, уже обладая достаточными умениями для этого — всего лишь доверительный разговор, когда инстинктивные защиты сознания не работают, а Том был мастером таких доверительных разговоров с преподавателями, его на самом деле тянуло к взрослым, и он умел строить нужные ему отношения.

Если бы не Альбус, в школе не было бы ни одного человека, способного сказать Риддлу четкое и окончательное "нет".

Нужно было показать юноше, что на этом поле он имеет достойного соперника, и не стоит слишком зарываться, с него сталось бы попробовать уломать директора, но безуспешно, пока Альбус мог гарантировать это. Еще одна площадка для незримой, но уже почти непрекращающейся дуэли. Том начал этот разговор, чтобы решить вопрос напрямую между ними и снова, пока что, проиграл. Когда вместо слов остается только шипеть по-змеиному — это проигрыш, но он все равно не сдался. Еще не все методы испробованы.

— Вы должны были поговорить со мной, а не запрещать за моей спиной. Обещайте больше так не делать, — в его голосе звучала мягкая убежденность, обычно растворяющая в других возражения, но Дамблдор легко ушел из закинутой сети. Как отток воды, которую сеть удержать не может, но и не повреждается при этом. Том знал, что, почувствуй он такое, попытку поймать или направить его мысли, постарался бы уничтожить, выжечь полуневидимую преграду. Так, он считал, безопасней.

— Я не сказал бы тебе ничего нового. Не стоит тебе это видеть, неизвестно, что в тебе разбудит трансформация. Если говорить откровенно, вообще идти в Министерство тебе не стоит — сразу возьмут на заметку, скорее как легилимента. Ты прекрасно понимаешь это сам, значит, разговор со мной тебя не остановил бы.

— Как хорошо вы все меня знаете, оказывается, можете просчитать, Меррифот вот тоже сказала: "Меня интересовало, кто еще хочет пойти со мной, кроме Риддла". Как же надоело.

— Видишь ли, работа преподавателя во многом состоит из просчитывания и принуждения.

— Не поступайте так со мной. Меня не нужно принуждать учиться, и не потому, что меня волнуют оценки. И не нужно отгораживать от мнимых опасностей. Обещайте, что не будете так, за моей спиной, что-то мне запрещать, обещайте поговорить со мной.

— А ты можешь обещать, что послушаешься? — ирония этого вопроса была достаточным ответом, тем не менее, Том его озвучил — он не любил оборванных разговоров.

— Ничего не выйдет, да? Обоих поздно перевоспитывать. Но в Министерство я попаду и увижу там все, что хотел — теперь это вопрос принципа.