Разоблачение государственной измены (джен)

Когда Герреро увели, дон Алехандро почувствовал, как на плечи его обрушился невидимый, но неподъемный груз — бремя, которое, как он знал, останется с ним навсегда. Он бросил взгляд на сына, который после первой вспышки гнева не произнес ни слова в свою защиту. Диего сидел неподвижно, устремив взгляд либо в пол, либо в бездонные глаза магистрадо. С первых минут этого суда Диего будто утратил способность выражать эмоции. Сердце дона Алехандро отчаянно пыталось опровергнуть все доказательства, которые он услышал, но разум не мог найти выхода из сложившейся ситуации, в которой магистрадо обвинил Диего. И снова, словно навязчивый мотив, в голове всплывали странности, терзавшие его с момента возвращения Диего из Испании. Это странное поведение было похоже на нисходящую спираль, приведшую к самым чудовищным обвинениям: в государственной измене и заговоре. Дон Алехандро безмолвно проклинал себя за то, что не взял Диего под крыло, когда тот вернулся из университета. Если бы он заставил Диего заниматься тем, что подобает его законному сыну, всего этого можно было бы избежать. Но он потакал его безделью и прихотям. Кто-то другой… коварный предатель… этот дьявол во плоти, Зорро, похитил сердце его сына. И теперь, из-за собственных ошибок, его сыну предстояло умереть на виселице. Если бы он не был здесь, в этом зале суда, окруженный людьми, он бы закричал во весь голос от невыносимой боли.

Между тем, Сантьяго, проводив взглядом Герреро, собрал свои бумаги. Он был доволен ходом процесса и не сомневался, что судья Васка признает молодого де ла Вегу предателем и приговорит к повешению. И слугу, разумеется. Нельзя забывать о слуге. Он взглянул на дона Алехандро и с удовлетворением отметил страдание на его лице. Именно этого он и добивался. Старик скоро сломается под этим давлением и будет готов продать ему гасиенду де ла Вега за одно песо из десяти, а то и из ста. А когда старый дон уйдет, и Зорро продолжит терроризировать население, многие взмолятся о его защите и отдадут последнее, лишь бы покинуть Калифорнию. Сантьяго подавил торжествующую усмешку. Сегодня вечером, когда все закончится, он выпьет бокал лучшей мадеры, какую только можно найти в пуэбло. Или, может быть, два. Или три. А может, и больше. Его размышления прервал голос судьи Васки.

— Сеньор магистрадо, это все свидетели, которых вы желаете представить? — спросил судья.

— Да, Ваше Превосходительство, — ответил Сантьяго с поклоном. — Полагаю, я представил достаточно доказательств, чтобы подтвердить все обвинения, выдвинутые против этих двух мужчин. Больше мне некого вызвать в качестве свидетелей.

Васка повернулся и посмотрел на Диего.

— Сеньор де ла Вега. Желаете ли вы что-либо сказать в свою защиту? Если да, говорите сейчас.

Диего пристально посмотрел на судью. Что тут можно было сказать? Все, что сказал Сантьяго, было правдой, точным в отношении мест, времени и событий. Оспорить было нечего. Суть была в интерпретации этих фактов Сантьяго. Именно эту интерпретацию Диего отчаянно хотел опровергнуть, но не мог. Даже сейчас, даже если бы жизнь дона Алехандро не висела на волоске, Диего не смог бы убедить никого в своей правоте. Кто поверит ему, если он скажет, что им манипулировали, заставляя оказываться в определенных местах и ситуациях, только для того, чтобы Сантьяго мог подстроить это судилище? Кто поверит, что человек в черном плаще, творящий злодеяния, — самозванец, подчиняющийся магистрадо? Кто поверит, что этот самозванец убил любимую жену магистрадо по его приказу? Кто поверит, что такое возможно с Хорхе Мартинесом Сантьяго, человеком безупречной чести, чье правление в округе — образец для подражания, девизом которого является «Правосудие восторжествует»? Кто поверит?

Видя, что судья Васка все еще ждет ответа, Диего с трудом сглотнул и твердым голосом произнес:

— Ваше Превосходительство, я лишь скажу, что до последнего вздоха буду заявлять о своей невиновности по предъявленным мне обвинениям. Больше я ничего не могу сказать, — он чувствовал на себе взгляд Сантьяго, но не отводил глаз от судьи.

— Это весьма необычно, сеньор де ла Вега, — сказал судья Васка, наклоняясь вперед. — Пожалуйста, тщательно обдумайте свои слова. Ваша жизнь зависит от того, как вы будете защищаться от этих обвинений. Мы готовы выслушать все, что вы пожелаете сказать от своего имени или от имени вашего слуги.

Диего посмотрел на Бернардо. В его глазах он увидел тот же взгляд, что и всегда. Они были вместе в этом деле, и оба готовы отдать свои жизни, чтобы спасти дона Алехандро. Диего расправил плечи и произнес:

— Ваше Превосходительство. Я остаюсь при своем мнении. Я заявляю о своей невиновности и невиновности моего слуги. Больше я ничего не могу сказать.

Судья Васка вглядывался в лицо юноши, стоявшего перед ним. Доказательства вины были неопровержимы, но де ла Вега упорно отказывался защищаться. Что скрывалось за этим молчанием? Дважды де ла Вега подчеркивал, что, похоже, он ограничен в том, что готов сказать. Неужели тень разбойника в маске, Зорро, довлела над ним? Неужели юный де ла Вега настолько поддался его влиянию, что готов был отдать жизнь, лишь бы защитить его? Васка видел таких людей, сломленных и преданных, когда судил причастных к заговору «Орла». Печально, когда столь молодого человека, жизнь которого только начиналась, сбивает с пути харизматичный лидер, движимый жаждой власти и наживы. Встретившись взглядом с Диего и не обнаружив в его глазах ни тени колебания, Васка произнес:

— Что ж, сеньор де ла Вега, вам была предоставлена вся полнота возможностей для защиты, как того требует закон. Так и занесем в протокол, — сухо отметил он, делая пометку в своих бумагах. Затем, повернувшись к Сантьяго, добавил: — Теперь, сеньор магистрадо, я выслушаю ваши заключительные слова, если таковые имеются.

— Gracias, Ваше Превосходительство, — ответил Сантьяго, обходя стол и вставая перед судьей. — С тяжелым сердцем я был вынужден предать суду молодого человека, некогда подававшего большие надежды в этом сообществе. Человека, выросшего на этой земле, сына одного из величайших патриотов и благороднейших людей Калифорнии. Но превыше всего я ставлю торжество правосудия. С этой мыслью я прибыл сюда, и ей я верен до сих пор. Итак, доказательства неоспоримо свидетельствуют: Диего де ла Вега, осознавая все последствия, добровольно вступил в преступный сговор с известным злодеем, с целью вымогательства выкупа у уважаемого гражданина. Более того, эти средства предназначались для приобретения оружия и боеприпасов, которые должны были быть использованы для свержения законного правительства Калифорнии и лишения Короны ее владений. Этому деянию есть лишь одно название — государственная измена. И единственно возможный вердикт в данном случае — виновен по всем пунктам обвинения. И, следовательно, единственно возможный приговор — смертная казнь.

Тишина, воцарившаяся в зале суда, была почти осязаема. Казалось, время замерло, дыхание прекратилось. Слова магистрадо не стали громом среди ясного неба, но их тяжесть ощутил каждый. Некоторые бросали взгляды на подсудимого, пытаясь уловить его реакцию, но большинство смотрели на дона Алехандро де ла Вегу. Эти люди были его друзьями, соседями, теми, кто знал его лучше других. Они видели, какую муку причиняет ему этот процесс. Одно дело — сын дона Алехандро, но они плечом к плечу сражались с ним против индейских восстаний, набегов бандитов, гнета мелких тиранов, таких как Монастарио, и против предыдущей попытки свержения власти, предпринятой Орлом. Они глубоко уважали старого дона и привыкли полагаться на его силу и мудрость. Видеть, как этот гордый человек вынужден наблюдать за судом над своим сыном, обвиненным в предательстве всего, чем дон Алехандро дорожил как калифорниец, было невыносимо. Молчание продолжалось.

Сантьяго был доволен эффектом своей речи. Пусть Диего тешит себя иллюзией мелких побед, храня молчание на допросах. Что это меняет? В поединке не избежать царапин, но важен лишь последний, решающий удар. И теперь судье Васке оставалось лишь исполнить свой долг и вынести вердикт. Это станет последним ударом Сантьяго, концом их молчаливой дуэли. С уверенностью он ждал приговора.