Разоблачение государственной измены (джен)

Люди, теснившиеся в зале суда, который был таверной, с гулом поднялись и потянулись за закованными в наручники заключенными, выводимыми из помещения. Сантьяго остался неподвижно стоять у барной стойки, наблюдая, как медленно пустеет зал.

Дон Алехандро остался сидеть, когда волна толпы схлынула. Он безучастно смотрел на свою шляпу, сжатую в руках, словно окаменев. Лишь немногие друзья окружили его, робко выражая сочувствие. У человека, чей сын оказался предателем, не могло быть много желающих разделить бремя его позора. Боясь запятнать себя тенью соучастия, они предпочитали держаться на расстоянии. Дон Алехандро не винил их.

Глубоко и прерывисто вздохнув, он поднял взгляд и встретился глазами с Сантьяго, который наблюдал за ним. Алехандро не испытывал к нему злобы. Магистрадо лишь выполнял свой долг, ведя дело честно и по закону. Не его вина, что Диего совершил свой роковой выбор; его обязанностью было выдвинуть обвинения и представить доказательства. И Себастьян Васка, судья, был человеком беспристрастным и справедливым. Его вердикт был единственно возможным, учитывая представленные улики. Лишь наказание стало неожиданностью: вместо смерти Диего отправили в изгнание.

На мгновение дон Алехандро подумал, не была ли смерть милосерднее. Чистая и быстрая. Теперь же, после изгнания, Диего предстояло столкнуться с неопределенным будущим, неся на себе клеймо предателя. Он печально покачал головой. Нет. Даже сейчас он не мог желать смерти своему сыну.

Он заметил, что судья Васка уже покинул зал, а Сантьяго собирал бумаги, укладывая их в кожаный портфель. Затем магистрадо подошел к дону Алехандро.

— Сеньор де ла Вега, — произнес Сантьяго с легким поклоном, исполненным уважения. Дон Алехандро поднял на него глаза. — Я искренне желал бы, чтобы все сложилось иначе. Если бы ваш сын не присоединился к заговору, не связался с этим бандитом в маске, известным как Зорро, в попытке свергнуть законное правительство Калифорнии, всего этого можно было бы избежать. Ваш сын и наследник не был бы обречен на изгнание…

— Да, да, я все это знаю, — резко оборвал его дон Алехандро. — Не стоит напоминать мне об этом снова. Вы выполнили свой долг, я это понимаю, — он поднялся, повернувшись лицом к Сантьяго. — С вашего позволения, сеньор? — он потянулся за плащом, висевшим на спинке стула.

Сантьяго склонился в поклоне.

— Конечно, сеньор, — он кивнул остальным донам и вышел из таверны.

Накинув плащ на плечи, дон Алехандро с новой силой ощутил обрушившийся на него стыд из-за предательства сына. В который раз безмолвный крик вырвался из его груди: «Диего, сын мой! Что ты наделал?» Оглушительное эхо тишины давило на него. Ответа не было, кроме того, что прозвучал в ходе судебного процесса. Диего совершил государственную измену. Дону Алехандро показалось, что в комнате нечем дышать, отчаяние с новой силой сдавило его сердце, и он не был уверен, что когда-нибудь сможет от него избавиться. Медленно, в сопровождении немногочисленных донов, он направился к выходу из таверны.

Эти люди, идущие за ним, обменивались сочувственными взглядами. Они понимали, что честь и гордость дона Алехандро были жестоко растоптаны в этот день. Втайне они гадали, как это на нем отразится. А еще более тайно — опасались, что это сломает его.

-Z-Z-Z-

Сантьяго остановился, направляясь в кабинет магистрадо. Площадь бурлила: толпа наблюдала, как младшего де ла Вегу сажают в открытую повозку, готовую доставить его в отцовскую гасиенду. Уланы сдерживали натиск зевак, выкрикивавших проклятия «Предатель!» и трясущих кулаками. Сантьяго едва заметно усмехнулся, наблюдая, как Лосано, словно искусный кукловод, плетет нити ненависти в толпе, незаметно подбрасывая слова, разжигающие гнев. Другие солдаты конвоировали глухонемого в казарму, где его будут держать до казни.

Сантьяго продолжил свой путь. У подножия лестницы он заметил дона Алехандро, выходящего из таверны и натягивающего на голову шляпу. Друзья, среди которых был и дон Альфредо, поспешили к нему, и все вместе они направились к коляске. Сантьяго не мог не отметить, как постарел дон Алехандро с начала суда. Несмотря на его попытки держаться прямо, сохранить горделивую осанку, плечи его неестественно поникли, а шаг утратил былую энергию. Он почти шаркал ногами. Поднимаясь по ступеням в свой кабинет, Сантьяго подумал: «Это испытание стало смертельным ударом для старика. Он просто еще не осознал этого до конца». И губы его тронула довольная улыбка. Несмотря на все неожиданности этого дня, его план оставался в силе, и он доведет его до конца.

По пути к своей коляске дон Алехандро поравнялся с повозкой, в которой находился Диего. Их взгляды встретились. В этом мимолетном мгновении, казалось, вся душа дона Алехандро излилась из его глаз. Он судорожно сглотнул, сдерживая бурю чувств. Затем он отвернулся. Проходя мимо повозки, он почувствовал, как сердце сжала ледяная хватка, когда Диего тихо, но отчетливо произнес:

— Отец?

Но дон Алехандро не обернулся. Он продолжил идти к своей коляске, где Рауль ждал его, чтобы отвезти домой. Он не мог сейчас говорить с Диего. Не здесь. Вакеро распахнул дверцу, Алехандро опустился на сиденье и уставился прямо перед собой.

— Сопроводить вас до гасиенды, Алехандро? — спросил дон Альфредо.

— Нет, друзья мои. Я просто хочу домой, подальше отсюда. Вы сделали для меня все, что могли. Рауль, поезжай. Adios, друзья мои.

Коляска тронулась, а доны остались стоять, провожая ее взглядом и печально качая головами. Вскоре и повозка с заключенным, в сопровождении шести улан, выехала с площади и направилась по дороге к гасиенде де ла Вега. Люди смотрели вслед процессии, пока она не скрылась из виду, а затем стали расходиться по домам или возвращаться в таверну, чтобы за бокалом вина вновь обсудить события утра. Вскоре на площади остался лишь дон Альфредо, неподвижно глядя в ту сторону, где де ла Вега исчезли из виду.

-Z-Z-Z-

Сержант Гарсия задержался в казарме, наблюдая, как солдаты возводят виселицу и как запирают Бернардо в его камере. Тяжесть долга давила на сердце. Он любил «Малыша», как ласково называл Бернардо, и отдал бы все, лишь бы не ему выпало исполнять этот жестокий приговор. Капитан Хидальго хоть и командовал гарнизоном, но Гарсию грызло предчувствие, что именно ему прикажут собственноручно оборвать жизнь Бернардо. Такова суровая правда военной службы.

Выходя из казармы, он замер, пораженный отвратительным зрелищем: группа солдат жестоко насмехалась над Бернардо. Они издевались, тыкали его шпагами, один даже орудовал копьем. Гарсия узнал в них солдат из Санта-Барбары. Бернардо, немой и глухой, не мог ни защититься, ни понять, что они кричат. А они, пользуясь его беспомощностью, изрыгали потоки грязных слов о его происхождении, о его якобы скудном уме, проклинали за то, что он посмел быть сообщником предателя. Бернардо, обезумев от страха и непонимания, лишь отбивался от назойливых копий и клинков.

В мгновение ока Гарсия преодолел расстояние, разметая солдат в стороны.

— Сюда! Немедленно прекратить это! — проревел он, голос его гремел, как гром. — Вы, солдаты, явитесь ко мне с докладом! Все до единого! Я не позволю вам так обращаться с заключенным! Приказываю всем держаться подальше от него, пока я не отдам другого приказа. А теперь — марш!

Солдаты убрали оружие и поспешно ретировались. Гарсия, упершись руками в бока, сверлил их взглядом. Как же он желал, чтобы эти мерзавцы поскорее убрались восвояси! Он молил Бога, чтобы этот момент настал как можно скорее. Покачав головой, пробормотал:

— Идиоты.

Повернувшись к Бернардо, стоявшему у решетки камеры, он с горечью произнес:

— Прости меня, Малыш. Я не знаю, почему они так себя вели. Я не знаю, почему они так себя вели… Но они больше не посмеют, обещаю тебе, — увидев непонимающий взгляд Бернардо, он добавил: — Ах да, я все время забываю… Ты меня не слышишь.

Задумавшись на мгновение, он указал рукой в сторону от камеры, затем просунул ее сквозь прутья и, стараясь улыбнуться, погладил Бернардо по голове. Тот, казалось, понял его жест и ответил слабой улыбкой. Гарсия, глядя в его невинные глаза, произнес:

— Ты ведь и правда не знаешь, что тебя ждет завтра, да?

Бернардо лишь вопросительно наклонил голову.

— И хорошо. Если бы ты знал, что тебя повесят, это бы только усилило твою тревогу. Я сам хотел бы не знать, что будет дальше. Может быть, тогда я смог бы уснуть этой ночью… А так…

Гарсия осекся, взгляд его упал на недостроенную виселицу. Повернувшись к Бернардо, он произнес:

— Прощай, Малыш. Я вернусь завтра… к повешению. Но сейчас я должен отправиться на гасиенду де ла Вега и убедиться, что там все в порядке. Я попросил магистрадо оказать мне услугу и поручить присматривать за доном Диего. Не хочу, чтобы кто-то из этой шайки, — он ткнул большим пальцем в сторону солдат из Санта-Барбары, — был главным. Дон Диего был моим другом… — тяжело вздохнув, он добавил: — Если бы только твой хозяин не совершил этого плохого поступка.

Печально покачав головой, сержант направился в конюшню, проверить, готова ли его лошадь.

Бернардо провожал его взглядом. Играть роль глухонемого слуги Диего де ла Веги было неимоверно трудно. Холод решеток пронизывал его до костей, а вид солдат, возводящих виселицу, вселял леденящий ужас. Его положение было отчаянным. Как же он хотел сказать сержанту, что прекрасно знает о своей участи, что понимает все происходящее, но роль обязывала. Если бы он вдруг «обрел» слух, это лишь сыграло бы на руку магистрадо, доказав всем, что у Диего есть еще какие-то секреты, которые он скрывает от отца и жителей Лос-Анджелеса. Это не помогло бы их делу. К тому же, у него была надежда. Обещание, данное его молодым хозяином без слов, прямо в зале суда. Когда судья приказал заточить Диего на гасиенде де ла Вега до отплытия корабля завтра вечером, они встретились взглядами. Бернардо прочел в глазах Диего клятву, данную своему верному слуге: настоящий Зорро непременно появится этой ночью

«Нет, сержант Гарсия, — думал он, глядя, как тучный мужчина покидает казарму, — этой ночью не усну и я. Я буду ждать приезда моего друга».

Он устроился на скамье, служившей ему кроватью, и приготовился к долгому ожиданию.