Стальная рука Матери (джен)

Макса разбудила зазвеневшая от удара крыша Перехватчика, после чего звон плавно переместился в его голову. Свет ртутной лампы, висящей под потолком и издающей раздражающий гул, больно бил в глаза сквозь разбитое лобовое стекло.

Женщина стояла, облокотившись на машину, и безмятежно взирала на него секунд десять, а потом заявила:

— И тебе доброе утро. Мне нравятся твои рефлексы, но всякий раз здороваться с обрезом уже подзадолбало.

Выпрямившись, она сделала шаг назад. Макс убрал ружье и, открыв дверь, выглянул из автомобиля. На колени тут же шлепнулась кожаная куртка со свежими заплатками подозрительно светлого цвета, следом — небольшой сверток белой ткани. Аккуратно развернув ткань, он увидел чертежи.

— Это хозяйственная башня, — пояснила Фуриоса. — Найди себе гида из местных и изучи.

Макс поднял на нее глаза и пару раз моргнул. Пояс со здоровенной сверкающей бляхой, кожаный корсаж, тисненые ремни стальной клешни, зачерненный лоб, решимость обреченного на смерть в глазах — Император при полном параде.

— Ты в рейд?

— Хуже. На совещание, в башню напротив.

— А что так… сурово? — вопрос сопровождал невнятный и сложный жест, словно Макс пытался показать пальцем сразу на все, что попало в поле его зрения.

— Я при Джо не зелень в парниках поливала, и они это помнят, — вкрадчивым тоном произнесла Фуриоса и направилась к выходу. Уже в дверях она обернулась и добавила, оскалившись, — Не хочу, чтобы они это забыли.

— Что ж, желаю повеселиться, — проворчал Макс ей в спину, но она выскользнула из комнаты, едва ли расслышав его слова. Из коридора донесся ее бодрый голос, приветствующий кого-то не столь жизнерадостного, как она.

Не столь жизнерадостным оказался Канистра. Он ввалился в комнату, недоуменно оглядываясь в коридор.

— Чо это с ней? — вопросил механик, показывая большим пальцем через плечо.

— А что не так? — поинтересовался Макс и выкарабкался из Перехватчика.

— Дык чегой-то больно веселая. Начальник на эти говорильни обычно плетется, словно ее на привязи тащщут, а тут полетела. Аж вытанцовывает.

Почесав затылок, Канистра открыл капот и уставился на нутро автомобиля, пытаясь вспомнить, что он там хотел сегодня подкрутить. Похоже, вспомнить не удавалось.

— Боевой настрой, — прокомментировал Макс. Он наконец-то влез в свою любимую куртку и стал обшаривать карманы — что-то, лежавшее там, кололо ему бок.

— Оно и к лучшему, — продолжал разглагольствовать старик. — Я б не пошел нынче с мамками лаяться, после вчерашнего-то, а ей должно быть хоть бы хны. Слухай, тебя ж вроде тоже туды звали?

— Звали. Но с собой не взяли. Кхммм… Это еще что такое?

— Чо там? — оживился механик и бочком-бочком подвинулся к Рокатански, заглядывая тому через плечо. Макс вытащил из правого кармана пучок мятых вороньих перьев и яблочный хвостик и непонимающе уставился на найденные «сокровища».

— На хрена ей это?

— Яблоком несет, однако. Их позавчера мелкотне выдали, но, видать, и начальнику перепало.

Сморщив лоб, Макс бросил на собеседника косой взгляд, но не стал уточнять, что лакомство досталось не только Фуриосе. Канистра, заинтересованно блестя глазами, кивнул головой — мол, шмонай дальше свои карманы.

— Два дня. Два дня — и куча хлама, — возмутился Макс, выловив из левого кармана измазанный в машинном масле лоскут когда-то белой ткани, пригоршню винтиков и маленькую крестовую отвертку, а из внутреннего — два обрезка той же, что на заплатках, желтоватой кожи и моток суровой нитки с воткнутой туда иголкой. Как раз иголка и кололась.

— Бабы что вороны, чо приглянется — все в гнездо волочут. Эээ, пардону прошу, она в твоих шмотках намедни щеголяла?

— Угу. Чтоб еще раз… — Макс, скривившись, сгрузил трофеи на матрас Фуриосы.

— Это чо, я однажды в ее сундук нос сунул… Ты токмо начальнику не говори, зашибет ведь к чертовой бабушке. Дык там у нее окромя всякого полезного барахла лежит коробок, а в коробке… Эй-эй-эй, ты куды полез?

Макс решил не ждать, пока Канистра перечислит содержимое загадочного коробка, и, не осознав даже, зачем он это делает — из любопытства или просто из вредности, — откинул крышку сундука. Там, поверх сложенной аккуратной стопкой одежды, гордо возлежал знакомый руль Военгрегат — похоже, Фуриоса принесла его вчера после того, как сдала Кида, того малолетнего снайпера, матери.

Руль, надо сказать, весь рейд раздражал Макса — на ободе, согнутом из гладкой стальной трубы, ладони постоянно потели и скользили, — поэтому, когда пришло время торговаться за горючку, он вцепился в самогонщиков мертвой хваткой и заставил их снизить привычные расценки. Полученную выгоду он посчитал комиссионными за услуги посредника и выменял остаток на пару-тройку мотков разноцветного шнура, решив сделать оплетку обода.

Положив руль рядом с собой, Макс запустил руку под слои ткани и у самого дна нащупал круглую жестяную коробку. Судя по картинкам на облезлых боках, когда-то, много тысяч дней назад, в ней было рождественское печенье. Сейчас здесь лежал хлам. Пять звеньев цепи, обрывок белого муслина, моток полимерной трубки со свернувшимися каплями крови внутри, поврежденный патрон, еще одна связка черных перьев. Бесценный хлам.

Макс, глядя на эти сокровища, чувствовал себя последним идиотом, сунувшим нос, куда не следовало. Спохватившись, он захлопнул коробку и осторожно засунул ее на прежнее место. Канистра, стоя над душой, неловко переминался с ноги на ногу.

— Давно у нее сундук? — спросил Рокатански старика, подбирая руль и пряча его в Перехватчике.

— Да какое там давно! Она ж тута окопалась, токмо когда Джо копыта откинул, а до того все в кабине дочки хранила. Даже дрыхнуть туда залазила.

— Дочки? — удивился Макс.

— Ну, Военгрегат. Ты бы знал, как начальник с ней нянькалась, пока в первый раз ее варганила. Мы тогда жутко цапались, я аж думал — ухайдакает меня злобный Император. Все ништяки у меня отобрала, мотор с годного гантрака сняла, механиков без конца отвлекала. Ниче, спелись потом. Слухай, айда за водичкой сходим. Жажда мучит, сил нет никаких.

Прихватив карту с собой и изучая ее на ходу — благо, корявые надписи «Фуриосина берлога» и «Пищеблок» были различимы на ней, — Макс побрел вслед за Канистрой. Тот всю дорогу вдохновенно вещал историю того, как редиска Император, шестерка Джо, вдруг оказалась толковой бабой. История оказалась любопытной и открывала новые грани происходящего.

— …грит, все равно ж помрет этот козел, даром что Несмертный. А я ей: ну дык, мы ж не без понятия. Это зомбаки побеленные в его чепуху верят, а нам мозги полоскать без толку. Токмо при нем хоть видимость хорошей жизни есть, а эти чернолобые — пардону прошу за обобщение — все разнесут к такой-то матери. Друг друга пришибут ни за грош и нас, работяг, ухайдакают. А она: худо, что единству нету. Поварихи сами по себе, механики сами по себе, электрики да водоснабженцы те же — все промеж себя срутся, а эти и рады. А вот ежели договориться, с кем получится, и дождаться, когда Джо в ящик сыграет, а там все под себя подмять — воякам некуда деться будет. Припрутся как миленькие. Она даж наметила кое-кого в парламентеры. Мы, опять же, пукалки какие-никакие раздобыли, чтоб не голыми руками воевать.

— Так почему не дождалась?

— Дык копать под нее стали. Мы уж все меж собой поладили и даж к варбоям подбивать клинья начали, как ее сторожем в гарем назначили. Ишь, честь великая — баб охранять. Вот чернолобые и зассали, что она больно высоко забралась. Тот ведь еще гадюшник. Я ей говорю: пришьют тебя, зуб даю — пришьют. Или Джо сдадут. А начальник отмахивается — мол, не кипеши. А потом то ли на деле стуканул кто, то ли чо — перестала она в Хранилище зависать. Три сотни дней в опале была, по маршруту токмо туды-сюды каталась, дык мы ее всю дорогу уговаривали свалить, мол, тикай отседова пока не поздно, справимся без тебя, ты нас уж научила, чо делать. А как она узнала, чо один чернолобый все пронюхал и вот-вот Джо сдаст, нас наконец-то послушала — девок из гарема в охапку и на Военгрегат, покатила в родные края. Давно туды душой рвалась, на кажной посиделке про Зеленые Земли байки сказывала. А тут вся эта карусель завертелась. Слыхал, небось, как она всех этих гавриков покрошила?

— Рассказывали. Девки-то ей зачем?

— Пожалела. Просились шибко. Привезла обратно потом, на свою и наши головы. Самая зубастая с мамками спелась — а те в системах не шарят ни хрена, токмо командовать рвутся. Пока начальник раны зализывала, те устроились на вентилях, — не силой же их оттудова гнать, в сам деле. Пить всем хочется. Да и молочко обратно же ж. Кстати, я тебя щас с Розалиндой познакомлю, она у поварих за командира. Такой сыр варит — пальчики оближешь.

Услышав слово «поварихи», Макс вспомнил вчерашний вечер и замер. До него только сейчас стало доходить, что в пищеблок лучше не соваться.

— Чо встал как вкопанный? — спросил механик, уже протягивая руку к двери.

— Эээээ, я туда ни ногой, — заявил Макс с паникой в глазах. — Они меня порвут. Щиплются больно.

— Гы. А ты чо думал? — заржал Канистра. — Зацепился за начальника и решил, чо другие бабы к тебе липнуть не будут? Наивняк! Они ж на такое еще шибче ведутся. Вызов, воломонишь? Радуйся, чо щиплются, а не…

Что именно «не…» он не успел договорить — осекся, когда из приоткрывшейся двери выглянула Дитер.

— Ты чего это тут расшумелся? — нахмурилась женщина, но, углядев за спиной Канистры Рокатански, подмигнула ему, обернулась и закричала своим товаркам:

— Бааабоньки, гляньте-ка, кто к нам пожаловал!

Бежать было поздно.

Канистра, ехидно хихикая, подтолкнул Макса промеж лопаток, Дитер же, уцепившись за его предплечье, поволокла жертву в логово. У жертвы не было другого выхода, кроме как, вяло упираясь, следовать за женщиной. Ну не драться же с ней?

Но все оказалось не так страшно: то ли еще не до конца проснувшись, то ли с головой погрузившись в работу — такую ораву еще накормить надо, — поварихи вразнобой поздоровались с вновь пришедшими. Одна дамочка лукаво хихикнула и стрельнула глазами, но в дальнем углу кухни кто-то демонстративно прочистил горло, и кокетка, смутившись, отвернулась к своему рабочему месту.

— Что приперся, старый хрыч? — скрипуче донеслось из того же угла, на что Канистра, попытавшись прилизать остатки волос на голове, выдал совершенно нетипичным для него заискивающим тоном:

— Тебя повидать, муза моя!

— Фуриоса — муза твоя. Тебя пока под зад не пнешь, так на работу не вдохновишь. У меня колени уже болят на такие подвиги.

Пробравшись вслед за механиком между гигантских кастрюль и баков, Макс увидел почти мифологическую картину: в клубах пахучего пара у огромного котла шустро, несмотря на заявление о больных коленях, суетилась высокая старуха с морщинистым лицом и, словно слишком большой для ее скелета, свисающей складками кожей.

Натурально ведьма.

— Ну что, ты на мой вопрос собираешься отвечать? — проворчала ведьма, покосившись карим глазом на Канистру.

— Дык вот, за водичкой пришли.

— Ты свою пайку утром выхлебал. Отберу у тебя канистру и сожгу к ядреной матери. А ты, стало быть, новичок? — перевела она пронзительный взгляд с механика на Макса.

— Рокатански, — представился Макс, слегка поклонившись.

— Ну да, ну да. Пастух для несносных спиногрызов. Послушай старую Розалинду: с этим, — узловатый палец уперся в Канистру, — не связывайся, плохому научит. С Фуриосой — тоже не советую. Если до старости доживет, мозги научится выносить не хуже меня.

Не зная, как отвечать на подобные заявления, Макс только пожал плечами. Впрочем, старуха и не ждала ответа — отвлекшись на мужчин, она прокараулила свое адское варево, которое тут же вскипело белой пеной и побежало по боку котла. Запахло горелым молоком. Дитер, все еще цеплявшаяся за руку Макса, ойкнула и потянула его подальше от злобно шипящих дуэтом Розалинды и ее котла, по дороге шепча:

— Не в духе она сегодня. Хотя... она всегда не в духе. Какого шайтана Канистра поволок тебя к ней?

— Познакомить решил. Его жена?

Вслед раздавались вопли «Свали в туман, козел дряхлый!» и «Дитер, хватит язык чесать, тесто заводи!»

— А то не видно? — ухмыльнулась Дитер. — Розалинда, кстати, хоть и ругает его нещадно, но любит до безумия. Вот мы сейчас ушли — она Канистре воды сверх пайка выдаст. И подкармливает постоянно. А он ей в подарок всякие финтифлюшки из обрезков мастерит, только она их не носит — нам все раздает. Видишь, какая красивая?

Повариха повернула голову, демонстрируя двузубую шпильку с желтым жестяным цветком, лепестки которого были выполнены с ювелирным изяществом. Макс осторожно вывернулся из хватки Дитер и немного отступил, щурясь.

— Нравится? Попроси его для Фуриосы такую же сделать, не откажет.

— Она же стриженая.

— А, ну да. Ну, вдруг отрастит волосы по такому случаю. Кстати, хорошо, что напомнил. Она жаловалась, что шею уже щекотит. Устрою ей сегодня салон, как в Прежние времена.

Макс машинально поскреб затылок — его криво остриженная Органиком шевелюра тоже отросла и теперь сильно смахивала на воронье гнездо. Дитер хихикнула.

— Что ж, будешь следующий в очереди на оболванивание.

Макс пожал плечами — мол, я не против, — и поинтересовался, где можно найти Кида. Женщина сразу посерьезнела.

— Он наказан и теперь драит кастрюли, не отвлекай его. Пускай расплачивается. Спер мой рабочий нож и кидался в крыс. Засранец. А зачем тебе этот раздолбай?

— Проводник нужен. Чтоб все отнорки знал.

— Сходи к механикам, поговори с Формикой. Вдруг поможет. Канистру не жди, он еще полчаса, не меньше, будет будить в благоверной «классовое самосознание». Ха! Дохлый номер.

Дитер еще что-то хотела сказать, но тут подбежала другая повариха, стрельнула глазом на Макса, что-то шепнула подруге на ухо и унеслась прочь, туда, где гремели кухонные лифты. Собеседница тут же исчезла в недрах пищеблока вслед за товаркой — и почти сразу же завыла сирена. Макс, переведя дух — эмоциональная Дитер его несколько подавляла, — побыстрее ретировался из этого женского царства, в котором вдруг началась кошмарная суета.

Оказалось, от суеты не скрыться и в гараже. Макса тут же припахали: сирена, как оказалось, предупреждала о грядущей песчаной буре, и гараж нужно было срочно закрывать. Уцепившись в рукоятку кабестана* у правой створки, он спросил у надсадно кашляющего соседа про Формику. Тот мотнул головой в сторону левого кабестана, на котором, сведя ступни вместе и вцепившись в них руками, сидел ребенок в грязном комбинезоне и катался там, словно на карусели. Причем рабочие, крутившие левый кабестан, нисколько не возмущались и не сгоняли непрошеного пассажира.

Когда ворота закрылись и люди начали расходиться по рабочим местам, Макс рванул поперек общего движения отлавливать Формику, но это дитя, словно почуяв, что за ним идет охота, постоянно ускользало. Минут через пять замотавшийся мужчина ухватил добычу за лямки комбеза и приподнял ее над полом. Добыча не сопротивлялась и, извернувшись, нагло посмотрела в ему глаза.

— Ты — Формика?

— Угу. Чего надо?

— Вентиляцию знаешь?

— Еще бы. А ты кто такой?

— Рокатански.

— Ааа, шпынятель мальчишек, — на физиономии Формики отразилось легкое презрение.

— Всеобщий шпынятель, — усмехнулся Макс.

— Кому шпынятель, а по мне — дылда и хам. Поставь на место, — пробасила Формика, устав висеть в воздухе, и дрыгнула ногами. Мужчина обозвал ее нахалкой и выпустил ее из рук. Девчонка, приземлившись на полусогнутых, подбоченилась и с ожиданием уставилась на него.

— Нужна помощь с этим, — Макс вытащил из кармана карту. — Я здесь недавно и плохо ориентируюсь в Цитадели.

— Покатай меня на плечах. Тогда поговорим.

— Сбавь обороты, малявка.

— Тебе что, жалко?

— Нет. Просто ты мне не нравишься.

— Не больно-то и хотелось, — Формика, надувшись, вознамерилась продефилировать прочь, но Макс, немного поколебавшись, вновь сграбастал лямки комбеза и закинул удивленно взвизгнувшего ребенка к себе на шею. Она повозилась, устраиваясь поудобнее, и таким тоном, будто все так и было задумано, поинтересовалась:

— Что, все-таки нравлюсь?

— Нет. Так будет проще. Показывай, что к чему.

— Тогда еще покажешь мне свою машину. Мне сказали, что она крутая.

— А ты не хами. Хотя бы на людях.

Формика почесала за ухом и кивнула:

— По рукам.

*кабестан — ворот с вертикальной осью вращения