Стальная рука Матери (джен)

Пока они шли в полумраке коридора, он боялся этой девочки. Боялся, что чуть заденешь — и она рассыплется, превратится в горсточку песка и пепла. Боялся слов, которые она могла сказать ему. Боялся вновь замкнуться в осточертевшем отчаянии. Тихое, успокаивающее бормотание Киры делало все только хуже.

В золотистом свете вечернего солнца стало видно, что девушка не настолько похожа на Джесс, как казалось изначально. Чуть другой разрез глаз, немного другая форма носа. Кисти рук грубее, с темными полукружьями под короткими ногтями. Другой аромат от волос. Не свежесть океанских волн, в которых так любила купаться жена, а тяжелый запах сырой, плодородной земли.

Окончательно отпустило Макса уже на узком подвесном мосту, где было уже не до личных переживаний. Ушедшая в себя Сэнди не понимала, что происходит, и даже не следила, куда ступает. Настил моста был старый, неровный, а в некоторых местах плашки просто выпали. Один неосторожный шаг — и она полетела бы вниз, в качающуюся под ногами пропасть. Пришлось держать ее за плечи и вести вслед за то и дело оглядывающейся Кирой.

Сэнди послушно шла туда, куда ее вели, и очнулась только на пороге комнаты, где жили девушки ее возраста. Всхлипнув, она сбросила с плеча руку Макса, повернулась к нему лицом и, ткнув в его грудину острым кулачком, хрипло произнесла:

— Научите меня убивать, мастер Рокатански.

Припухшие от слез глаза смотрели на него ясно и серьезно. Не было в них ни жажды мести, ни отчаяния, но все равно Макс невольно отшатнулся и, словно в поисках помощи, покосился на Киру. Тщетно — там он натолкнулся на тот же суровый, страшный взгляд.

— Вчера к нам приходили две женщины из Совета, — сказала Кира. — Мы никогда их не видели. Раньше мы были им не интересны. Они говорили, что Фуриоса сошла с ума. Что она приволокла из Пустоши психопата, который то ли погубит нас, то ли сделает из нас машины смерти.

— Мы услышали Фуриосу, — вставила Сэнди. — Это имя. Скротус. Это он убил…

Она всхлипнула и отвернулась, вытирая вновь выступившие слезы. Кира обхватила ее руками и продолжила тихой скороговоркой:

— Нам не надо указывать, кого бояться. Кого ненавидеть. Мы тогда были маленькими и не привлекали его внимания, но мы все помним. Мы не хотим, чтобы он вернулся. Пусть все мы погибнем в битве, зато больше не придется смотреть, как ломают пальцы нашим подругам. Как самых добрых и веселых бьют ногами в живот. Как до смерти измываются над непокорными. Даже если старшая сестра спятила — мы хотим сойти с ума вслед за ней.

Это было именно то, чего ждал от них Макс: чтобы они сами захотели учиться, чтобы все было добровольно, а не из-под палки. Видят боги — не такой ценой. Но она уже уплачена, у него нет права упускать предоставленную возможность.

— Я… — начал говорить он, но голос подвел. Получилось со второй попытки. — Это я предложил учить всех. Но не убивать. Защищаться. Фуриоса и Канистра дали добро. Так что… Не надо меня уговаривать.

— Вы? — удивленно подняла брови Кира.

— Те учения были пробой.

— Хреново вышло, — буркнула Сэнди в плечо подруги.

Макс только хмыкнул. Отрицать очевидное не было смысла.

— Пойдем, Сэнд. До завтра, сэр, — учтиво кивнула Кира, и обе девушки скрылись за занавеской из пластиковых бусин.

Прежде чем уйти на сигнальную вышку, Макс услышал сквозь шорох занавески нарастающий гул голосов. Похоже, все обитательницы комнаты подслушивали их разговор.

Лазарет был тих и безлюден. Только тихо скрежетали цепи, на которых покачивались клетки, да где-то за углом изредка плескалась вода. Вход в бывшую алтарную комнату был занавешен белой тканью, на которой плясали размытые тени. Словно немое кино для единственного зрителя.

Впрочем, были еще двое, ради кого Макс и пришел сюда по доброй воле. Одного он узнал, хоть его разум тогда был затуманен. Парень, беспокоившийся о своей начальнице. Сейчас на его мальчишески тонкой шее виднелся аккуратный, словно хирургический разрез. Второй парень — маленький, худой, с развороченным животом и с посиневшим отпечатком руки на горле — был незнаком. Но это уже было не важно. Макс запомнил их лица.

За занавеской захрипели, кто-то что-то пробормотал скрипучим голосом. Тени застыли на мгновение — и вновь заплясали под тонкий звон металла о металл. Там, где ранее раздавался плеск, тут же что-то глухо стукнуло.

Сразу за поворотом на длинной каменной скамье, тянувшейся вдоль стены всего лазарета, прямо под световой шахтой стоял эмалированный таз, полный мутной воды. Рядом с закрытыми глазами сидела Фуриоса. На полу в расплывающейся луже валялась тряпка, в которой с трудом опозналась ее извечная блуза.

— Кинь это в таз, — буркнула женщина, так и не шевельнувшись, когда с блузы, поднятой Максом, звонко закапала вода. — Зачем ты здесь?

Он не знал, как ответить. Не говорить же — из-за глупой надежды на то, что если он увидит лица погибших, то хотя бы ее они не станут беспокоить. Ему самому все равно ведь не сбежать от кошмаров. Или что для бывшего узника есть некоторое извращенное удовольствие в том, чтобы видеть опустевшей свою клетку. Или что если есть возможность спасти хотя бы Гвоздодера, то человек с надписью O-NEGATIVE на спине просто обязан ухватиться за нее.

И возникла еще одна причина, которую не то, чтобы озвучить — даже сформулировать было тяжело. Словно под коростой заживающей на первый взгляд раны скрывался гнойник, который незаметно разрастался и отравлял собой все вокруг себя. А сейчас коросту содрали. Не до конца, только подцепили краешек, и он стал цепляться за повязки. Вроде бы и надо содрать мешающую корку, вычистить рану, но… страшно.

Сэнди — ее сходство с Джесс, ее трагедия, ее переживания — и переживания Фуриосы… Все это вдруг сковырнуло коросту в его душе, но идти дальше он боялся. Попытка повернуться лицом к воспоминаниям, от которых Макс бежал годами, могла лишить его рассудка. Так уже бывало, и не раз, но тогда он был один. Сейчас же его все сильнее привязывало к реальности. Эта реальность была здесь — уставшая, печальная, вся в потеках плохо отмытой крови. Розоватые капли на бледной коже подрагивали в такт дыханию и порой, сливаясь на бегу, скатывались за пояс кожаных штанов.

Беспокойная, но дарующая покой.

— Не спи. Нельзя, — Макс сполоснул блузу, как смог, отжал и провел этой мокрой тряпкой по плечам Фуриосы, где кровь уже ссохлась в чешуйчатую корку. Она вздрогнула, словно ее укусил скорпион, и сжалась, готовая драться, но тут же опомнилась.

— Знаю. В глазах потемнело.

Он еще раз провел тканью по ее телу — теперь по шее. Клеймо проступило ярче, обозначившись бурым контуром. Макс торопливо стер его и неожиданно для самого себя произнес:

— Однажды мне довелось забраться в логово Дикобразов. В одном отнорке… алтарная комната, что ли… стены были оклеены старыми плакатами. Не знаю, что было там написано. Не умею читать их слова. На одном была нарисована женщина. Покрывало вроде того, что носила Тост. Морщины. Поднятая рука. Что-то вроде призыва. «Иди за мной». Или «смотри на меня». Не знаю.

Фуриоса шевельнулась и с еле уловимым интересом покосилась на Макса.

— Но главное — глаза. Такие были у тебя, когда мы повернули на Цитадель. Ты помнишь свой настрой тогда?

Она кивнула и — может, невольно — это выражение вновь появилось на ее лице, пробившись сквозь усталость и равнодушие.

— Обосрусь — не покорюсь.

Он отвернулся, пытаясь скрыть улыбку.

Воин. Верна себе. В этот раз все будет в порядке.

— Кира и… Сэнди сказали мне нечто подобное. И снова — те же глаза.

На минуту повисла тишина. Фуриоса, похожая на идол древней богини в забытом храме, сидела неподвижно и рассматривала свои колени.

Тени вновь заплясали, теперь уже не безмолвно: довольным тоном заскрипел все тот же человек, ему что-то ответили в три голоса.

— Сначала Кид, потом девочки... Все хотят сражаться. Даже не знаю, радоваться или бояться.

— Бояться? Чего?

— Не хочу однажды проснуться Несмертной, — усмехнулась она. — Что ты собираешься делать дальше?

Он пожал плечами и сел перед ней на корточки.

— Продолжим стрелять ворон. Тот же рукопашный бой. Добьем твою идею с вентиляцией. И… я хочу однажды вывести их наружу. Не всех сразу. Для начала — самых способных.

— А что насчет… — она оборвала фразу и встряхнула головой, словно отгоняя какую-то мысль. — Нет. Не то. Хорошо. Думаю, ты справишься.

Макс потянулся к ней, чтобы коснуться ее пальцев, но отдернул руку, когда Фуриоса вновь заговорила:

— И все же. Зачем ты здесь?

Макс не успел придумать ответ. Галдя и топая, в лазарет влетела ватага гарпунщиков. Они подначивали бедолагу Злобу на какую-то авантюру.

— Шуруй давай.

— Не, а чо я-то сразу?

— Зассал, да? Сам же напросился!

— Да не зассал я! Отвянь!

Занавеска в арке колыхнулась, из операционной вышел маленький сухонький старик и стал вполголоса ругаться на молодняк:

— Медиокры! Раз уж приперлись сюда, то не орите. Вашему камраду покой нужен, а не эти обезьяньи вопли.

— Это еще кто? — шепотом спросил Макс у Фуриосы. Та, отобрав у него свою мокрую блузу, натянула ее на себя и буркнула в ответ:

— Медик. Внизу живет. Вредный, зараза. Наотрез отказался занять место прежнего живодера. Только из-за раненого согласился подняться сюда.

Старик тут же развернулся в сторону Фуриосы, наставил на нее длинный костлявый палец и заявил:

— А вы не возникайте. Я согласился учить этих пигалиц, но могу и передумать.

Та еле заметно усмехнулась:

— Ну что вы, как можно — возникать? Я ценю вашу помощь.

Молодняк тем временем перегруппировался, вытолкнув из толпы раскрасневшегося Злобу. Тот уже хотел огрызнуться на товарищей, но осекся, поймав взгляд медика.

— Почему ты такой потный, малек? — спросил старик и захихикал.

Это казалось невозможным, но Злоба покраснел еще больше:

— Дык… Это… Говорят, к Гвоздодеру тушу надо подцепить. Так я согласен.

— Эй, мы ж договаривались, что ты про всех спросишь! — вякнул кто-то с задних рядов.

Медик оценивающе оглядел молодняк и цыкнул зубом:

— Я так понимаю, никто не знает, у кого какая группа крови?

— Кхм… Первая отрицательная, — вставил Макс.

— Ты, батя, не лезь, — пробасил Злоба. — Гвоздодеру молодая кровь нужна, высокооктановая.

— Давай без этих идиотских терминов, — отмахнулся старик и обратился к Максу. — Вам это кто сказал? Прежний «дохтур»? Я его вердиктам не доверяю. Шарлатан был, чтоб ему на том свете масла не завезли.

— В этот раз он не ошибся, — вмешалась Фуриоса.

Медик прищурился и тихо спросил:

— Я так понимаю, что слухи верны?

Она пожала плечами.

— Ясно. Еще одна жертва.

— В итоге я жива, а он помер. У вас пациент, не забыли еще?

— Пациент в порядке. Я к нему одну из девочек пока что подцепил. Так, молодые люди! Кто точно знает, что у него первая или третья группа — остаетесь, все прочие — вон отсюда. Ушибленных мозгами императоров это тоже касается.