Мщение (гет)

В Аду

Везде я буду.

Ад — я сам.

* * *

Минутная стрелка противно ходила взад-вперед, и такой однотонный ритм размягчал сознание, освобождая его от мыслей. Неотрывно вслушиваясь в этот звук, Альбус вздрогнул, когда резко прогремел бой часов, который ознаменовал полдень. Это и вывело его из состояния глубокой задумчивости и заставило оглядеться по сторонам: он сидел в гостиной своего дома, окруженный тяжелыми зелеными балдахинами и шепчущимися портретами, которые с неодобрением посматривали на среднего наследника. Правда, надо было отдать должное, из всех детей Гарри и Джинни, Альбус был единственным, к кому они относились снисходительно, и, возможно, дело было в том, что он являлся учеником Слизерина, а значит, обладал многими качествами, которые были присущи им.

Вокруг него столпились звуки: шептание, минутная стрелка, грохот сверху — все это гипнотизировало, заставляя все глубже опускаться внутрь себя, но Альбус боялся этого. Ему не хотелось знать, что находится там, в самой глубине, где сидит его настоящая личность. По крайней мере, так было раньше, до встречи с Ригель, которая показала, что настоящую душонку невозможно скрыть.

Его не мучила совесть, серьезно, ему было плевать: Селена застрелилась и лишила этот мир проблем, которые грозили ему потерей спокойствия, что Альбус ненавидел больше всего. В тот день поднялась настоящая шумиха, строились грандиозные теории и не было ни одной, что была близка к правде. А истина была одна: Альбус и Ригель просто бросили кости и решили понаблюдать за человеком, находящимся на грани интересного выбора, чтобы понять для себя, насколько слаба человеческая сущность.

Но каких только версий ни строили, ничего у авроров не было, кроме одного: все видели, в каком состоянии находилась Селена и как ее игнорировал собственный муж, поэтому самоубийство было не таким уж непредсказуемым событием. Право, Альбус был уверен, что в глубине души каждый хотел такого исхода, за исключением, пожалуй, мистера Джонаса, который после данного эксцесса, сильнее обозлился на Ригель и дал команду копать под нее дальше. Похоже, начиналась настоящая битва титанов, которая будоражила нервы: Альбус был уверен, у Ригель есть все шансы победить.

«Ригель…», — промелькнуло где-то в бессознательном, и пред глазами появилась она, манящая и раскрепощенная, та, кто способен был завладеть мыслями навсегда. С ней хотелось искать встреч, потому что рядом с Ригель не нужно было притворяться и строиться; она будто бы видела всю его подноготную и нисколько не изумлялась тому, насколько прогнившим он был. Наверное, потому что сама была не лучше и не скрывала этого.

Чем больше Альбус смотрел на нее, тем сильнее задумывался, что у нее есть какой-то план. Будто бы вся череда событий, которые происходили все это время, были четко спланированы. Это читалось в ее глазах, в ее уверенной походке и насмешке. Она вся будто бы кричала о том, что пришла вершить суд, но непонятно было над кем именно и за что.

И было еще кое-что: то, как она смотрела на него, как пролазила в его душу и как говорила. Почему-то, только с ним Ригель не вырисовывалась и намеренно избегала телесного контакта, будто бы ни у одного у него бегали мурашки по коже и дурманилось сознание; будто бы у нее тоже было что-то, что она скрывала и тщательно пыталась побороть.

Резко мотнув головой, Альбус попытался согнать наваждение. Было опасно так открыто думать о ней, поэтому, отсчитав до десяти, он встал с дивана и медленно направился к комнате Лили: весь день она не высовывалась из своей норы и, кажется, что-то убирала, судя по грохоту, что стоят на весь дом. Это говорило о том, что она находится в нервном напряжении и пытается его снять.

Подойдя ближе к двери, он услышал, что Лили что-то говорит себе и, судя по характерному звуку, двигала мебель. Тяжело вздохнув, Альбус не решался войти: о Розоретте Нотт он так и не поговорил со Скорпиусом, в конце концов, со вчерашнего дня они даже не виделись, но, если такая информация была известна Ригель, понятное дело, что Лили была в курсе. Оттого он и мялся, стоя под дверью, что ему оставалось ей сказать: что все будет в порядке? Не в этой ситуации уж точно. Что вообще он мог сделать? И Джеймс, как назло, будто бы забыл дорогу в этот дом, хотя, Альбус был уверен, что тот, узнав о невесте Скорпиуса, скорее пойдет бить ему морду, чем разговаривать с Лили.

Но делать что-то надо было, поэтому, дернув ручку, Альбус вошел внутрь, предосудительно закрыв дверь. Когда он поднял глаза, то увидел Лили, которая палочкой двигала туда-сюда шкаф и шептала заклинания, но, поняв, что в комнате кто-то есть, она резко прекратила это делать, из-за чего мебель с грохотом повалилась на пол. Лили внимательно посмотрела на брата: в ее глазах не было ничего, ни единой эмоции, и это чертовски пугало. Еще никогда Альбус не видел у нее такого взгляда, что не могло не насторожить, его сердце замерло, и он почувствовал, как невербально ощущает боль от отчаянья сестры.

— Давай… присядем? — не зная, как подступиться к ней, Альбус лишь безвольно сел на кровать, внимательно следя за сестрой, считывая каждую эмоцию, пробежавшую по ее лицу; но там, к еще большему ужасу Поттеру, не было ничего.

Не долго думая, Лили аккуратно присела рядом, бездумно уперев взгляд в пустоту, и Альбус увидел, как одинокая слезинка потекла по ее щеке, посверкивая, словно бриллиант. Спохватившись, она резко отвернулась, смахнув такое ненужное проявление эмоций, а потом, покосившись на брата, улыбнулась таким жалким подобием улыбки, что у Альбус внутри все сжалось.

— Видел обед? Я сегодня постаралась на славу, — голос дрогнул, она рукой схватила свой лоб и прикрыла глаза, чтобы Альбус не смог увидеть ее лица, и продолжила, — если не наешься, то…

— Лили, — мягко проговорил он, нежно сжав свободную руку, почувствовав, как мелко дрожит все ее тело. Приблизившись, Альбус молчаливо обнял ее, положив голову к себе на грудь, и посмотрел в окно, раздумывая. Он не имел ни малейшего понятия, что можно было сделать, и чувствовал себя как никогда бесполезным. И какая-то злость проснулась у него к Скорпиусу, но также быстро улеглась: он сам был жертвой обстоятельств.

— А он предлагал мне сбежать, — вдруг проговорила Лили, но так тихо, что Альбус не сразу уловил смысл ее слов, — но я отказалась… зачем такие жертвы?.. бессмысленно и не нужно…

Он прикрыл глаза. «Чертов Малфой, додумался же», — пронеслось в голове. Руки еще плотнее сжали тело сестры, и он почувствовал, как что-то внутри у него заболело так противно и необычно, Альбус и забыл, что может испытывать какие-то эмоции после смерти матери. Тогда казалось, что все, что можно испытать, было испытано, и место чувствам больше нет, но этот сумасшедший год принес так много забытого и необычного, что он уже не был ни в чем уверен.

— Это уже окончательно?

— Не знаю, — протянула она, и он почувствовал, как намокает его рубашка. Сильнее сжав ткань, Лили уткнулась ему в грудь и почти что взвыла. — Я с ним не говорила…мне так страшно… посмотреть в эти глаза… что, если действительно прощание?.. я столько ждала не для того, чтобы так… так просто… уйти… не хочу…

Чем больше она говорила, тем явственнее он слышал слезы в ее голосе, и сильнее сжимал в объятиях, пытаясь хоть как-то забрать все эти болезненные эмоции. Глупышка Лили, разве не знала она, на что идет? Нет, знала и понимала, но все равно решилась, однако реальность оказалась намного жестче, чем она могла в принципе предположить: такое ее сердцу трудно пережить. С каждой секундой он понимал, что как бы больно ей ни было, Лили стоило поговорить со Скорпиусом. Не будучи оптимистично настроенным по отношению к жизни, Альбус всем своим нутром хотел верить, что не все потеряно для двух самых близких ему людей, и впервые решил изменить своей рациональности и начать надеяться.

— Нельзя откладывать разговор, ЛиЛу, — проговорил он ей на ушко, убирая мешающуюся прядь. Она вся колотилась и тихо плакала, скрывая свои глаза, как только могла; наверное, ей было стыдно посмотреть на него, ведь Лили всегда улыбалась и старалась быть сильной. — Пока не все потеряно, есть смысл бороться, не твой ли это был девиз по жизни?

Но она не отвечала, все еще цепляясь за его рубашку, как за спасительный якорь, и Альбуса внутри все замирало, хотя он понимал, что это лишь минутная слабость, когда эмоции больше не могли находиться под уздой. Да, завтра все будет в порядке, потому что это Лили Поттер, и она умела терпеть как никто другой. Сколько сил стоило ей приложить, чтобы добиться внимания того, кто был так безразличен, но так важен? Сколько часов Лили вот так вот плакала от отчаянья, а потом рвалась в бой с сокрушительной силой? Ей можно только восхититься, что и делал Альбус, ведь он был другим. А, наверное, ему просто никогда не доводилось находить что-то достойное для битвы.

Монотонно выводя узоры на ее волосах, он опять посмотрел в окно, подмечая, насколько было ослепительно весеннее солнце. Оно искрилось и заряжало энергией, пуская своих солнечных зайчиков по комнате. Было что-то удивительное в этой весне, она была какой-то обнадеживающей после суровой и непривычно холодной зимы, которая уничтожила всю его иллюзию и пелену перед глазами. В какой-то момент Альбус просто стал смотреть на свое прошлое и понимать, что никогда не делал того, что хотел бы, и не был тем, кем был на самом деле. Зачем он притворялся? На этот вопрос он не мог ответить прямо: что-то подсказывало ему, что Альбус боялся, будто вся его настоящая подноготная могла отпугнуть от него самых близких людей, но чем стремительнее проходили годы, тем больше он убеждался, что во всех людях, даже самых дорогих, будет что-то, что можно возненавидеть. Но это же не мешает ему оставаться рядом с ними? В конце концов, вот поэтому они и близкие, что остаются рядом, несмотря ни на что.

Но Альбус понял это поздно. Вылепив из себя полную противоположность, которая испытывает постоянную, истинно отцовскую самоотверженность, он пошел по тому пути, что ему уготовили; ведь так много людей строили на него планы, — мать, отец и другие родственники — что ему было просто страшно разочаровать их. Он был молод и потерян, Альбусу не было понятно, что вообще ему хочется от жизни, и он выбрал путь наименьшего сопротивления с наиболее положительным, на тот момент, исходом. Истинно слизеринское решение, чтобы можно было его просто проигнорировать.

Тяжело вздохнув, он упорно цеплялся взглядом за голубое небо, пытаясь избавиться от очередных пришедших в голову мыслей, королевой которых была она. Почему он так сильно обращает внимание на Ригель? Что было такого особенного в этой манипуляторше и стерве, которая не чуралась ничего? Наверное, что среди обилия людей, носящих масок, ее была самая искренняя, самая натуральная. Она не скрывала от окружающих свой характер: обернув его в стальную обертку, Ригель демонстративно топталась на всех привычных обществу этических нормах; Забини не обращала внимания на шепот за спиной и на обидные слова, брошенные в лицо, — она сильнее любого предубеждения, поэтому и была такой манящей.

Почувствовав, как голова сестры соскальзывает с рук, Альбус обратил внимание на нее и понял, что та уснула. Аккуратно уложив Лили на кровати, он в последний раз окинул взглядом это изможденное от слез лицо и накрыл ее валяющимся на полу покрывалом. Мысли о ней не давали покоя его оледеневшему сердцу и заставляли сознание регенерировать любую возможность, за которую стоило зацепиться. А идеи у него были немного безумными: что если отец пойдет к Малфоям и напомнит о помощи, которую он оказал им после войны? Смогут ли все эти многочисленные портреты и Драко Малфой игнорировать его и не понять намек?

Выразительно фыркнув, Альбус прикрыл за собой дверь и подумал, что определенно могут. Но игнорировать наличие огромного состояния и влияния, что шлейфом идет за фамилией Поттер, уж точно нет.

Лили — единственная дочка Героя войны, и ее, какие бы слухи не ходили вокруг, принимали в любом доме.

Опять усевшись на диван, Альбус стал ждать отца. Надо было поговорить с ним, а потом позвать Скорпиуса и понять, серьезно ли настроен он на борьбу и готов ли отстаивать свое счастье. Если да, то тогда, он был уверен, все в их руках; тогда Лили не придется всю оставшуюся жизнь носить груз несчастной любви и тихо плакать ночью от отчаянья. Все будет хорошо — так должно было быть, и ради близких Альбус готов постараться.

Но время шло, а отца все не было. Стрелки часов давно уже ушли за шесть, а с учетом, что сегодня был отцовский выходной, такое опоздание немного настораживало. Альбус, казалось, успел уже тысячу раз обдумать свои слова и возможные исходы разговора; сходил проведать сестру, которая мирно посапывала, сломленная усталостью, и перекинулся парочкой слов с портретами, которые были возмущены, что их не протерли от пыли. И все, что ему оставалось делать сейчас, это думать и думать, поминутно вспоминая Забини с ее, черт бы побрал, карими глазами, которые он видел везде. «Интересно, когда будет очередной допрос?» — лениво спросил он у пустоты, не получая ответа. Мистер Джонас не слезет с нее, пока ему не удастся поймать Забини хоть на чем-то.

Вдруг Альбус задумчиво уперся взглядом в стол и подумал: если миссис Сэлинджер и Ригель были близкими родственниками, почему та не помогла ей, когда, по сути, Ригель была выброшена на улицу без средств к существованию? Неужели Кларисса завидовала своей племяннице или…ее матери, у которой была более удачная партия? И что, если это все: ее обвинения и покушение на убийство — была лишь попытка мести? Может быть, именно Кларисса убила своего мужа из-за ярости, когда тот променял ее на малолетнюю, бедную, да и еще на родную племянницу?

«Даже если это месть, то какая-то скомканная и совсем глупая», — расценил Альбус, с силой сжав свои руки. Но так ведь могло быть? И если это была правда, то какой следующий шаг она может предпринять? Еще одну попытку убийства?

Мысли стремительно носились в голове, как вдруг входная дверь хлопнула. Изумленный, он подскочил, а потом вновь присел обратно, пытаясь принять беспристрастное выражение лица: в конце концов, ему предстоял серьезный разговор.

И каково же было еще большее удивление, когда вместе с отцом в гостиную зашел Скорпиус, который внимательным взглядом смотрел на друга в упор. Нервно сглотнув, Альбус немного сердито произнес:

— К Лили нельзя, она уснула.

В его лице что-то изменилось, и он с каким-то отчаяньем мотнул головой в сторону лестницы, а потом вновь посмотрел на Альбуса настороженным и бдительным взглядом, будто бы пронюхивал почву. Ему так не терпелось сказать хоть что-то, что он просто не мог выговорить ни слова.

— Здравствуй, Альбус, — устало протянул Гарри, скинув с себя мантию. Он выглядел почти что убитым, а болезненность его состояния бросалась в глаза: видимо, сегодня Лили не так тщательно бдила за ним. — Думаю, Скорпиусу есть, что сказать.

— Несомненно, — не убирая ответного взгляда от друга, безэмоционально протянул Альбус.

— Ну вот и отлично, — Гарри, насмешливо сощурив глаза, тихо фыркнул, — тогда я пойду.

Когда за ним закрылась дверь, они еще долго пробыли в тишине. Скорпиус стоял и непривычно мялся, не зная, как подступиться, а Альбус не собирался делать вид, будто все в порядке. Нет. Только не тогда, когда дело касается Лили и его судьбы. Наконец, прикрыв глаза, он тихо произнес:

— Садись уж.

Скорпиус, немного постояв, все же принял своеобразное приглашение, и аккуратно опустился на кресло, что стояло параллельно и открывало обзор на друга. На самом деле, Альбус не испытывал никакой злости или обиды, напротив, внутри него поселилась какая-то усталость из-за неизбежности роковых событий, которые прочно въелись в фамилию Малфой.

— Ты рассказал отцу?

На мгновение отведя взгляд, Скорпиус усмехнулся.

— Отчасти. Я пришел просить у него руки твоей сестры.

От удивления Альбус позволил себе проявить эмоции, округлив глаза. Ему казалось, что это какой-то сюрреализм, что такого не могло быть.

Неужели он не подчинится воли предков и сделает так, как хочет?

— Если ты шутишь, то стоит остановиться.

— Я полностью серьезен. Более того, я даже получил разрешение от своего отца. Неофициальное, правда, но получил.

Присвистнув, Альбус наклонился, как бы визуально сокращая дистанцию между ними, и проговорил:

— Но как?

И опять усмешка пробежала по его лицу, и потом Альбус наконец понял эмоцию, что читалась в его глазах: это было облегчение, будто бы ему удалось найти ответ на задачу, что так долго не давала ему покоя.

— Привел доводы к тому, что это самый выгодный брак, который только можно придумать. Ты, наверное, не знаешь, но далеко не все чистокровные семьи способны выживать в настоящее время. Мало того, что их численность заметно сократилась после войны, так они еще получили урон по своему кошельку. Возьми в пример Забини: некогда настолько богатый и успешный род, а что сейчас? Его единственная наследница прислуживает в пабе. И таких случаев много, мало кому удалось приспособиться в этом изменившемся мире. — Скорпиус лениво облокотился на спинку дивана и улыбка самодовольства заиграла на его губах. — Я больше года уламывал отца, если честно. Было ясно, что ни сегодня, так завтра, мне найдут невесту, и я не смог с этим смириться. Для тебя, наверное, это звучит нереально, но твоя сестра — это не минутное увлечение, — очередная усмешка, на этот раз более мечтательная, совсем не похожая на Малфоевскую, — нет, у меня так не бывает. И тогда я понял, что если не добьюсь своей цели — счастливой жизни — то буду сожалеть все оставшееся время. Но когда мне представили Розаретту, и портреты уверенно заговорили о скорейшей помолвке, я даже отчаялся. Почти, — он сделал паузу, и вновь посмотрел на Альбуса самым серьезным взглядом. — И этой мимолетной паузы хватило, чтобы укрепиться в борьбе.

Он вновь замолчал, о чем-то задумавшись, а Альбус по-прежнему косился на него немного недоверчиво. В это действительно не верилось. Он так давно укрепился в осознании, что его отец консерватор до мозга костей, который не позволит полукровке войти в их семью, что сейчас никак не мог отбросить это предубеждение, несмотря на то, что доводы за принятие Лили в семью были очень весомы для такой элитной прослойки, как Малфои.

— Однако, пока это все на словах. Отец сказал, что будет присматриваться к ней и что мне стоит еще подумать, — фыркнув, Скорпиус насмешливо приподнял бровь, — он думает, что я передумаю. Глупо, правда? Чтобы я отказался от собственной цели…не в этой жизни.

— Посмотрим, — лениво протянул Альбус, улыбнувшись одобрительно. Все складывалось как нельзя лучше.

— А Лили? Как она? — вдруг спросил он, заметно напрягшись. Ему, видимо, не терпелось встретиться с ней и сообщить такую обнадеживающую новость, но в то же время в его интонациях читался страх непонятного рода, который Альбус не мог полностью оценить. — Я так и не успел сказать ей…из-за самоубийства Селены в аврорате такой бардак, ты бы знал.

— Полагаю, когда она тебя увидит, ей станет намного лучше, — медленно протянул, заинтересовавшись. — И что происходит?

— Мистер Джонас в ярости. Он хочет во что бы то ни стало поймать Ригель хоть на чем-то и засадить в тюрьму. Он также уверен, что миссис Кроусон убилась из-за нее, а ты же сам знаешь, как наш дорогой куратор был знаком с их семейством и каким частым гостем он там был, — Скорпиус иронично оскалился. — Сдается мне, Ригель крупно влипла.

— Ты рассказал ему о родстве миссис Сэлинджер и Ригель? — резко спросил Альбус, чем немало удивил друга. Он подозрительно глянул на него: и вправду, Поттер редко, когда проявлял заинтересованность в чем-то, а тут такая реакция.

— Нет, и не буду. Я ни за что не помогу Ричарду в его деле, по крайней мере, не за просто так, — твердо в ответ. — Но, возможно, я чего-то не знаю? Между вами что-то есть?

Альбус призадумался: как должен был он ответить на этот вопрос? Что между ними было? Ведь, право, совсем ничего серьезного: лёгкий флирт и игра на человеческую жизнь. Таким даже не покичишься. Сглотнув, Поттер безразлично ответил:

— Мне кажется, она пытается привлечь мое внимание.

— Мерлин… — расхохотался он в ответ, согнувшись пополам. Приподняв бровь, Альбус безразлично наблюдал за его реакцией, испытывая какое-то снисходительное чувство: его друг, каким бы проницательным ни был, не смог всё-таки увидеть самого главного — привлекает его внимание не только она, но и он ее. — Ей это незачем. У нее Самайн, лучше партии не придумаешь. К тому же, он свободен, как все хорошо складывается, не находишь? — Скорпиус резко выпрямился, задумчиво покручивая палочку в руках. Его осенила какая-то мысль. — А ведь действительно… может, Ригель и была замешена в ее самоубийстве напрямую?

Альбус улыбнулся. Когда знаешь правду, всегда забавно наблюдать за тем, как ее пытаются отгадать другие. Эти бессмысленные потуги докопаться до истины…ему хотелось рассмеяться в голос, но тогда это точно бы убедило Скорпиуса в том, что все не так просто, как кажется на первый взгляд. А вот это было совсем нежелательно.

И, если говорить честно, ему отчего-то не хотелось, чтобы о их небольшой игре знал кто-то ещё: это было что-то личное; то, в чем он не признается никому — Ригель вызывала так много всего внутри него, что этой игрой лишь сильнее заводила, заставляя признавать, как сильно ему бы хотелось обладать ею.

Руки непроизвольно сжались, а дыхание сперло. Такая поистине нездоровая реакция порой пугала даже его, привыкшему, казалось бы, ко всему. Тяжело вздохнув, Альбус поуютнее устроился в кресле и перевел свой ленивый взгляд на окно. Солнце ещё светило, но уже заметно опустилось ближе к горизонту, слегка слепя его. Это придавало какое-то чувство умиротворения и спокойствия, поэтому он прикрыл глаза.

— Альбус, — услышал он сквозь пелену, — я пойду сейчас к Лили. Хочу поговорить с ней сразу, как она проснется. Я больше не могу ждать.

Открыв глаза, Альбус увидел, с какой мольбой смотрел на него он. В этом лице было столько надежды и каких-то ожиданий, что даже не верилось, что это Скорпиус Малфой, безэмоциональный сноб, который никогда бы в жизни не признался, как много значат для него некоторые люди.

— Смотри, не разбуди ее, иначе, — Альбус угрожающе повел бровью. Не нужно было лишних слов, чтобы они поняли друг друга, в конце концов, столько лет дружбы не могли пройти бесследно.

Его не стало в этой комнате тут же. Конечно, ему не терпелось увидеться с Лили, и Альбус не мог не понимать этого желания: всё-таки было что-то в их отношениях трогательное и проникновенное. С уходом Скорпиуса воцарилась праздная тишина, и он опять прикрыл веки, опускаясь в дурман. Ему виделась Ригель, облаченная в длинное, шёлковое, красное платье, которое раздваивалось от бедра и волной спускалась по длинным ногам. Она смотрела на него, кокетливо прищурив глаза, и все время удалялась, стоило ему только подойти ближе. Смеясь с каждым мгновением все больше, Ригель попросту игралась с ним, не давая себя поймать.

И единственное, что оставалось ему, это слушать стук от ее каблуков, который раздавался всякий раз, стоило ей уходить все дальше.

В тот момент, когда Ригель окончательно исчезла из вида, а звук все ещё доносился до его ушей, Альбус открыл глаза, прогоняя дремоту. Он ненавидел спать после шести, потому что всегда испытывал чувство, будто кто-то разбил его на осколки. И этот звук, противно отдающий в голове. Попытавшись избавиться от него, чтобы не сойти с ума, Альбус должен был в конце концов признать, что звук… реален.

Оглядываясь по сторонам, он все никак не мог понять, кто же был источником: Лили явно ещё не проснулась, а отец навряд ли был способен хоть на что-то в своем убитом состояние. Нет, это было что-то другое, и когда его взгляд случайно упал на окно, то Альбус обнаружил наконец виновника этого звука — сову, что так упорно стучала клювом по стеклу.

Оглянувшись по сторонам, он встал и распахнул окно, и в комнату тут же влетел большой белый филин с роскошным оперением и очень злобным взглядом. Кинув письмо на пол, птица, не прося даже еды или питья, вылетела прочь, демонстративно не замечая волшебника рядом.

Вскинув насмешливо брови, он захлопнул окно и присел на корточки, вглядываясь в конверт. На нем было выведено каллиграфическим почерком его имя и адрес, но отправитель не значился. Подняв и покрутив его со всех сторон, Альбус не заметил ничего необычного, поэтому вскрыл письмо, откуда выпал сложенный вдвое пергамент и что-то маленькое и сверкающее. Приглядевшись, он с удивлением обнаружили, что это была миниатюрная серебряная мышь, у которой в глазах были какого-то кровяного цвета камешки.

Его гложило непривычное любопытство, поэтому Альбус нетерпеливо развернул письмо и начал читать:

«Здравствуй, Альбус. Странно получать от меня письмо? Что ж, не обольщайся раньше времени, я пишу тебе ради справедливости… удивлен, да?

Впрочем, неважно. Прочти это письмо внимательно, Альбус, потому что я впервые решила сделать что-то хорошее, а такие поступки, кажется, нужно поощрять.

Так вот, когда мы были на вечере у мистера Гарварда, я слышала, как твой отец говорил о борьбе с Черными Капюшонами, которых все никак не удавалось поймать. Что ж, я заявляю со всей уверенностью и не без доказательств, что мистер Кроусон-старший, отец Самайна и главный борец с Пожирателями смерти, является одним из членов Магической мафии. Чтобы подтвердить это, я прилагаю к письму необычную вещичку — серебряную мышь, которая является чем-то вроде опознавательного знака и их способом переговоров. Если ты произнесешь заклинание, то увидишь выгравированное на ней имя и дату вступление в сообщество, также таким образом можно связаться и с другими приемниками. Заклинание я начерчу внизу, но самое главное — ни в коем случае не произноси его без уверенности, что сможешь сохранить свою жизнь.

Я отдаю это тебе, потому что надеюсь, что твой отец сможет поймать хотя бы его и заставить всю это группировку содрогнуться от страха.

Ты спросишь, откуда мне вообще известно это все, да? Что ж, пора признать одно, что я так ненавижу вспомнить: мой брат был членом этой тайной группировки и таким образом погиб. Я знаю лишь об этой мыши и молчала, потому что понимала, что люди в органах замешаны в этом мусоре, но твой отец…у меня есть маленькая надежда, что у него получится сделать хоть что-то.

Я наложила на письмо заклинание: его не сможет прочитать никто, кроме тебя, и как только ты это сделаешь, оно сгорит. Мне невыгодно, чтобы Самайн узнал, что я сдала его отца, понимаешь? А так он не поверит тебе.

Опережу твой вопрос: он не состоит в мафии, я была той, кто остановил его от этого шага и будет останавливать дальше.

Надеюсь, на верный выбор, Альбус. Помоги мне и в этот раз, я в долгу не останусь. Возьми мышь и расскажи все Гарри Поттеру, дай ему погеройствовать вновь. Даже если все это кажется абсолютно безумным и непонятным…просто сделай это, и в один прекрасный день ты узнаешь все, я обещаю. Я расскажу тебе о своем мщении.

До встречи на заседании,

Ригель.

P.S. Валиниум — три раза, а на четвертый — кандерентум.

И помни, чтобы не случилось, не светись сам. Иначе они придут и за твоей жизнью».

Письмо мгновенно загорелось в его руках, сминаясь под напором огня. Наверху кто-то зашевелился, Альбус отчётливо услышал, как заговорила Лили, а сам он сидел на корточках и не двигался, ошеломленный.

Это было… странным. И совсем неправдоподобным, но в его руках действительно лежала серебряная мышь, чьи глаза хищно поблескивали.

Он смотрел и не знал, какой выбор ему сделать.

Альбус медлил.

«Нет уж, в начале я заставлю ее объясниться, а потом что-нибудь предприму», — подумал он, сжимая в руке металлическое животное, испытывая несвойственное ему сомнение. Альбус не понимал, почему должен поверить ей и почему должен сообщить об этом своему отцу, но лишь одно то, что именно она просит его об этом одолжение, заставляло лихорадочно думать, решая.

В конце концов, он никогда бы не сделал ничего, что было ему до конца не понятным.

Так что, Ригель придется подождать: вначале он потребует оплату, выставив счёт за игру, а уже потом пуститься в нее вновь.