Мщение (гет)

Ни один мужчина не в силах одержать победу

над коварством женщины.

— Маргарита Наваррская

* * *

Было раннее весеннее утро, когда они получили Патронус с посланием: «На Третьей авеню труп. Причины неизвестны. Прибыть немедленно».

Альбус Северус нахмурился, ворча про себя, что вот опять их вызывают по пустякам, а более крупные дела, как всегда, достаются кому угодно, но только не им. Вообще Поттер никогда не страдал тщеславием, но иногда он действительно не понимал, по какой системе Аврорат магической Британии распределял дела.

— Скорп, поднимайся, у нас происшествие, — вяло бросил он через плечо, накидывая черную мантию. Несмотря на апрель, стоявший на улице, было прохладно, и лил мелкий дождь, который грозился стать ливнем.

Ответом ему послужил шорох и тихий шепот, и Альбус был уверен, что его друг чертыхался точно так же, как и он.

— И что на этот раз? Очередные разбушевавшиеся студенты? — весь его тон был пропитан иронией, а особый акцент на последнем слове навеял воспоминания. Да, когда они только окончили курсы и получили долгожданные «пропуска», то первое, что им поручили — успокаивать чрезмерно активных молодых людей, которые нередко выбрасывали магию в маггловских местах. И даже по прошествии двух лет они по-прежнему занимались исключительно чем-то таким: мелким и бессмысленным.

— Только на этот раз, видимо, мертвые, — проговорил, развернувшись, и увидел, как Скорпиус приподнял бровь. Особого желания вылетать у них не было.

Когда они вышли из кабинета и пошли по наполненному людьми залу, Альбус меланхолично погрузился в свои воспоминания. Каждый раз, стоило ему только пройтись по такому знакомому центральному холлу Аврората, в сердце начинало немного покалывать от разочарования — вся работа, которая в детстве казалось грандиозной, в реальности стала лишь обузой. А еще отец, который поначалу в его глазах был чуть ли не Богом и который с таким горящим взглядом отправлялся на работу… Альбус считал, что жизнь, лисица, подставила ему грабли, которые он вовремя не разглядел. Быть аврором в вроде бы мирное время, а особенно молодым и неопытным аврором, было максимально скучно и неполезно: ни тебе никаких преступлений, ни тебе никаких удачных связей и знакомств. Сплошная тоска, окрашенная порою чьими-то хладными трупами.

Они спешно подошли к специальным кабинкам и трансгрессировали. Синеватый дым окутал Альбуса, и он на мгновение прикрыл глаза, почувствовав невесомость, но из дремоты его вытащили холодные капли, которые медленно стекали по лицу — они прибыли. Прямо в центре площади, которая, надо отдать должное, была немноголюдной, лежал труп, укутанный в черные одежды, рядом — шляпа, которую носили в пятидесятых прошлого века. Тело человека распласталось на земле, левая рука неестественно была выгнута вперед, а лицо его было почти что впечатано в асфальт.

— Ну, ребятки, — весело прокряхтел мистер Джонас, аврор старой закалки, который по совместительству являлся еще и их куратором. Это был грузный широкоплечий мужчина средних лет с сединой на висках и вечно беззаботным выражением лица. Поговаривали, что оно не изменяло своего внешнего спокойствия даже во время Второй Магической Войны, — и на вас нашелся случай. Считайте, эволюционировали.

Скорпиус незаметно поморщился, но Альбус успел уловить этот мимолетный жест мимики. Он невзлюбил Ричарда Джонаса сразу же, как только тот начал бравировать фамилией Малфой. Надо отдать должное: неприязнь была взаимной.

— Опознайте личность, передайте родным и составьте протокол, — немного легкомысленно заговорил Ричард, вытащив из кармана пергамент, и что-то начал внимательно изучать. — У меня еще куча дел, поэтому некогда. Свидетелей мы уже опросили и воспоминания собрали. Дело пустяцкое: от него до сих пор перегаром несет за километр, вот бедняга и залез в пьяном бреду на крышу, а потом упал. Глянь, как лицо разнесло, никак не опознаешь, да и палочку он потерял. Хе-хе.

От этого смешка оба немного скривились, но никто возражать не стал. Это было как минимум бессмысленно: мистер Джонас был начальником, а они всего лишь его подчиненными, даже если бы у них и были мысли, их стоило скрывать. Тщательно.

Альбус внимательно наблюдал, как его куратор с ближайшим помощником исчезают с громким звуком, а потом лениво подошел к трупу. Выглядел он действительно неважно. От лица, казалось, не осталось живого места, а запах огневиски, терпкий и очень резкий, смешиваясь с запахом смерти, становился неприятным душком. Но делать было нечего.

— Его надо в Мунго для опознания, — медленно проговорил Скорпиус, который примостился с другой стороны, брезгливо отодвигая шляпу в сторону. — Запах еще тот.

— Знаешь, даже удивительно. У Джонаса и мысли не возникло, что это может быть убийством.

— Ты серьезно удивлен? Он увидел, что дело невыгодное, вот и спихнул сразу на несчастный случай. Зачем разбираться, если орден Мерлина не светит? Наивный ты Альбус, а еще со Слизерина.

Поттер невесело усмехнулся, оглядевшись по сторонам. На площади не было жилых домов: все здания, которые находились здесь, либо были в явном запущении, либо производили вид аварийных. Странная это была улочка. Людей почти не было, а те немногие, бессмысленно уперев взгляд в пустоту, проходили мимо, не обращая никакого внимания на мертвое тело. И только один бар с яркой вывеской — «Мщение» — был единственным ярким пятном. Он-то и привлек его внимание: здание было построено по-магловскому образцу с вычурными железными прутьями по бокам, а свисавшие над вывеской гирлянды, которые сверкали от капель дождя, местами были выбиты.

— Эй, Поттер, чего заснул? — проговорил недовольно Скорпиус. Альбус повернулся и заметил, что друг почти что околел — странно, он даже не заметил, что на улице было настолько холодно. — Сколько тебя, Драккл раздери, еще ждать? Отделаемся побыстрее и освободимся наконец.

Возражать было нечем, поэтому, обсудив план действий еще раз, они покинули площадь.

* * *

Еще когда Альбус не получил письма из Хогвартса и не до конца стал осознавать, что его отец — герой всей Британии, он стал замечать, насколько много внимания уделяется его семье. Стоило им только куда-то выйти, их фотография тут же попадала в Ежедневный пророк, а люди, на которых они случайно натыкались, извечно начинали что-то щебетать. Альбус не помнил. Ему тогда было неинтересно.

Когда же он ехал в Хогвартс и волновался, как бы его не распределили на Слизерин, Альбус заметил, с каким восхищением и ненавистью смотрят на него и всю его семью. Эмоции в их глазах были абсолютно разными, но все взгляды всегда были обращены на них. Уже в поезде многие стали подходить и пытаться подружиться, отчего он чувствовал себя абсолютно неловко: Альбус Северус не любил много общаться и предпочитал в одиночестве созидать жизнь, посматривая из окна. Другое же дело был его брат. Джеймс постоянно был с кем-то, весело смеялся и лохматил свои волосы. Даже его глаза смеялись, а стоило ему только начать раззадоривать своего младшего брата и получать от него достаточно (так считал Альбус) бурную реакцию, как тотчас заливался пестрым смехом.

Вся эта суматоха так выбила его из колеи, что когда он подходил к шляпе, то даже не обратил внимания, насколько чудесен был Волшебный зал: ему хотелось побыстрее скрыться от людских глаз и заняться анализированием собственного положения.

— Интересно, — шептала ему шляпа, а он недовольно морщился. Как же ему хотелось покинуть этот стул. — Я вижу ум, смекалку, но все это направлено исключительно на интерес, на то, что может принести пользу. Мой юный друг, что скажете о Слизерине?

Альбус обреченно вздохнул. За все то время, в течение которого над ним подшучивал брат, он уже принял это как должное и даже осознал, что иначе быть не может. Самая большая задача, что стояла перед ним — оценить все преимущества и недостатки своего положения, а шляпа только забирала время.

— Можно, пожалуйста, быстрее? Мне нужно как можно раньше начать осваиваться за столом. Первое впечатление и все такое, понимаете?

— СЛИЗЕРИН!

Резонанс был страшный. Не то, чтобы все прямо так ужаснулись, но удивились точно. Однако Альбуса это не волновало: самое страшное, что было для него, это реакция семьи. Но она была достаточно…спокойной, по крайней мере, он получил письмо с поздравлениями от родителей и тотчас забыл о всех своих опасках. Даже Джеймс, в начале немного расстроенный, что не учится с братом на одном факультете, потом весело стал шутить, что он пророк и что ему пора смещать Трелони.

Труднее было проложить дорожку понимания со своими однокурсниками.

Слизерин его годов был пестрой коллекцией: остатки вымирающей аристократии и люди без голубой крови, но с нешуточными амбициями — все они были такими разными, но стоило кому-то с других факультетов хотя бы косо посмотреть на одного из Слизеринца, весь факультет это запоминал. И мстил при удобном случае. Сквозь тернии к звездам, но Альбус смог впоследствии завоевать как минимум интерес, а потом и вовсе влиться в компанию Малфоя и начать наслаждаться школьными годами.

Скорпиуса Малфоя нельзя было назвать иначе, чем противоречивым человеком. Он был брезглив и крайне язвителен, не было ни одной ситуации, которую Малфой не мог бы испортить своей иронией, а его насмешки и прищуренный взгляд, в котором всегда было превосходство, настраивали общество против него. Да, к тому же, он был сыном Пожирателя, что тоже не доставляло ему особой репутации. Но была у него удивительная особенность: какую бы гадость он ни сделал, его невозможно было поймать на месте преступления или уличить в чем-то. Хитер, как лис, Скорпиус прокладывал свой путь к цели, а она была такова — стать аврором, чтобы заткнуть все эти рты, которые так любили напоминать ему о прошлом его семьи.

И он ее добился.

Но чего желал Альбус? Он не знал. Наблюдая за другом, который, казалось бы, был явно несчастнее его по многим причинам, Поттер понимал, что намного-намного больше разочаровался в жизни.

Оторвав свой взгляд от окна, он посмотрел на Скорпиуса, который пытался получить результаты опознания, но медик упирался, недоверчиво косясь на его фамилию в пропуске. Этот мир был помойкой стереотипов, где те, кто по собственным или нет причинам однажды отклонился от общества, был вынужден быть изгоем навсегда.

— Слушайте, вы задерживаете следствие, мешаете оперативной группе, мне что сюда свой отдел вызвать? А кто вам труп вчера принес, не я разве? — Малфой уже порядком начинал выходить из себя, о чем свидетельствовал бешеный блеск в глазах.

— Ну, понимаете… сейчас такое время… документы…

Скорпиус резко развернулся, вперив взгляд в друга. Альбус все понял без слов и достал свой пропуск.

— Ах, мистер Поттер, — тут же затараторил медик, хватаясь за его руку и тряся ее. — Простите, не узнал. Конечно, держите результаты…

Убитый оказался обычным министерским работягой, о котором и сказать толком нечего было. Работал и не высовывался. Мистер Сэлинджер был абсолютно ничем не приметный мужчина, у которого была жена и единственный сын, к которым им и пришлось отправиться. Эту часть своей работы Альбус ненавидел больше всего: общаться с людьми и говорить им о горе, а потом терпеть их эмоциональные порывы и слезы. Это было невыносимо. Проще было бы работать в отделе по борьбе с опасными животными, чем с людьми.

Сэлинджеры жили в бедном районе на западе магического Лондона. Однако их дом в сравнении с другими на этой улице выглядел очень опрятно и убрано, отчего у Альбуса сразу появилось подозрение. Если у них был достаток, зачем они жили здесь, среди грязи и вони? Его гложило предчувствие. А когда им открыли дверь и авроры увидели хозяйку, это впечатление только усугубилось.

Перед ними была высокая худая рыжеволосая женщина, чьи волосы давно утратили весь цвет и будто бы поблекли, а ее глаза, серые в крапинку, были такие светлые, что будто бы терялись в этом бледном лице. Ее зрачки судорожно бегали по их лицам, а рука плотно держалась за ручку двери. Она недоверчиво косилась куда-то в сторону и всем своим видом показывала, что не рада незваным гостям.

— Здравствуйте… миссис Сэлинджер, — женщина поморщилась, а ее пальцы с такой силой сжали ручку, что костяшки стали совсем белыми, — мы авроры, которые вчера расследовали инцидент на Третьей авеню, где было обнаружено тело вашего мужа. Фельмонта Альхауса Сэлинджера.

Женщина вздрогнула, изумленно посмотрев на них, и в удивлении открыла дверь шире, непроизвольно пропуская внутрь. Комната, в которую вошли они, была захламлена и заставлена мебелью: кругом валялись газеты, книги и грязные чашки, а из-за плотно зашторенных окон в комнате было так темно, что включенный свет не спасал ситуацию. Все производило вид полного запустенья, как будто хозяйку не интересовало состояние ее дома.

— Что вы сказали? — наконец проговорила она, но не успел Скорпиус вставить и слова, как она продолжила, — неужели…

— Все в порядке? — осведомился Альбус немного настороженно. Женщина не плакала и не истерила, она лишь зловеще посматривала куда-то в сторону, заламывая пальцы.

— Карма, — с хрипотцой произнесла она, резко вперив взгляд в Поттера. — Всех настигает карма. И он не исключение.

Скорпиус тихо присвистнул, немного наклонившись ближе, и произнес:

— Вы что-то знаете?

Воцарилось молчание, женщина неестественно пустым взглядом смотрела на оппонента, пока ее руки беспорядочно перебирали подол мантии в руках. Наконец улыбка, которая была похожа скорее на оскал, озарила ее лицо, сделав его окончательно некрасивым, исказив мелкие черты лица:

— Что вы, он бросил нас чуть больше месяца назад, я его уже знать не знаю. И рада, что больше не придется.

Малфой разочарованно вздохнул. Все как всегда было слишком банально и не стоило внимания. Умеет все-таки Джонас нюх на дела, не иначе.

— Скажите… — вдруг проговорила она спустя минуту молчания. Скорпиус лениво посмотрел на нее в ответ, ожидая. — Вы сказали, он умер на Третьей авеню, но каким образом?

— Напился в баре на той улице, кажется… как его там звали…

— Мщение, — тихо проговорил Альбус, внимательно наблюдая за тем, как на мгновение какая-то тень проскочила по лицу женщины. Он вновь окинул взглядом грязную комнату, на секунду остановившись на гобелене, где золотыми буквами были вышиты имена ее семьи. Кроме трех имен от Клариссы Сэлинджер шло ответвление, но он не успел толком разглядеть.

— А палочка? Была ли у него палочка? — лихорадочно перебирая ткань мантии, проговорила она.

— Нет, он ее потерял, — ответил Скорпиус, немного сбитый с толку. Обычно вдовы не задавали такие вопросы, а рыдали либо, поджимая губы, строили скорбную мину.

— Что ж, — Кларисса немного понизила голос и резко отдернула свои руки, — думаю, вам пора.

Скорпиус неопределенно передёрнул плечами, но промолчал.

Прощаясь, Альбус на секунду из любопытства опять окинул взглядом комнату и вновь вперил взгляд на хозяйку. Кларисса не смотрела на авроров, они явно не интересовали ее, и было что-то в выражении лица решительное, будто она что-то тщательно продумывала для себя.

Миссис Сэлинджер непонятно бормотала про себя, и, когда Альбус прошел мимо нее, направляясь к выходу, краем уха уловил:

— Ригель…

Что-то знакомое было в этом слове, но только он не мог никак ничего припомнить, поэтому, выйдя на улицу и мечтательно посмотрев на улицу, почти сразу забыл об этом.

— А все-таки интересный денек выдался, — проговорил Малфой. — То ли нас еще ждет впереди.

Альбус промолчал. Ему в это не верилось.

— Правда, как бы и нас карма не настигла, — продолжал он, и его голос понизился на последних словах. Скорпиус тоже о чем-то задумался.

Дождь, который шел второй день подряд, усиливался, отчего Альбус плотнее укутался в мантию.

Даже если карма придет, он с ней прежде поиграется, а потом уже даст захватить свою жизнь.

Некоторые из них хотят использовать тебя,

Некоторые из них хотят, чтобы ты использовал их.

* * *

Он проснулся с ноющей болью в виске и долго ещё пролежал в кровати. Солнечный зайчик бегал по стене, иногда бросая тень на лицо, а Альбус, внимательно наблюдая за ним, ощущал внутри странное безразличие. Он просыпался так каждый день: обречённый на бесполезно проведенное время, Поттер пытался оттянуть минуты, прежде чем встать — что угодно, лишь бы намеренно опоздать на работу.

Сегодня почему-то было совсем тошно. То ли дело было в головной боли, то ли в его настроение, но Альбус с трудом сдерживался, чтобы не взвыть от отчаяния.

Ему казалось, что он делает не то, что должен был; что вся его жизнь показное лицемерие, попытка быть таким, каким он и должен был быть — гриффиндорцем Поттером, у которого желание броситься в пекло превалировало над инстинктом самосохранения. Но проблема и заключалась в том, что, примеряя маску заранее продуманной социальной модели, Альбус забивал себя и делал все больше ошибок.

Стать аврором…было ли это его желание? Или это лишь пыль в глаза родственников, чтобы убедить их, что, смотрите, я могу находиться с вами и не ощущать отчуждения. А было ли это отчуждение? Не выдумал ли он все те мнимые упрёки в глазах, недосказанные слова?

Альбус не знал. И внутри ему было так пугающе безразлично, как бывает, когда все чувства выгорели, но мысли…мысли остались ещё с ним.

Сидеть больше не было сил, поэтому он вышел из комнаты и стал спускаться по старинной лестнице. Семья Поттеров жила на Гриммо 12, в родовом доме Блэков, где до сих пор висел выцветший противно-зеленый гобелен, а портреты, частично сложенные на чердаке, а частично висевшие на стенах, демонстративно игнорировали новых хозяев. Альбус никогда не понимал, почему отец остался в этом доме, мрачном и давящем, но что-то мелькало в его глазах, когда он иногда внимательно смотрел на гобелен. Наверное, Гарри Поттер отдавал дань чему-то внутри себя.

Если Джеймс ненавидел этот дом и почти сразу съехал от родителей, то Альбус и Лили обожали эти старинные ступени, обвитые ковром; стены в темно-синих и изумрудных тканях, натянутых настолько прочно, что когда мама попытался было поменять их на что-то светлое, то они не поддались никакой магии. Поместье Блэков тщательно оберегало свою историю.

Когда Альбус спустился в кухню, на столе уже лежали свежие тосты и банка джема, а Лили, с завязанными волосами и с самым серьезным лицом на свете, наводила порядок. Он на мгновение остановился, наслаждаясь представшей картиной, подмечая, насколько его сестра выросла и как сильно повзрослела. Почему-то раньше Поттер не видел этого; почему-то ему казалось, что Лили навсегда останется маленькой девочкой, нуждающейся в поддержке.

«Мама бы гордилась…», — промелькнуло в сознание, и его вновь затошнило.

Джинни Поттер умерла чуть больше пяти лет назад, так и не увидев, как он надел аврорскую форму и начал взрослую жизнь. Мама покинула его так неожиданно и скоротечно, что Альбус так и не смог смириться с потерей. Драконья оспа — страшная вещь, и страшнее она потому, что никогда не сможешь сказать точно: коснется тебя или нет.

А ее коснулось.

С уходом Джинни дом в начале полностью потерял домашний уют, а когда съехал Джеймс, и он остался с отцом наедине, стало совсем ужасно. Лили тогда была на седьмом курсе Хогвартса, и ее-то не хватало этому дому. Смотреть каждый день на отца, у которого все валилось из рук, а в глазах была пугающая пустота, порой было просто невыносимо. За их столом поселилось то самое отягощающее молчание, которое уничтожало быстрее слов, но Альбус ничего не мог поделать: Гарри Поттер был безутешен, его невозможно было вернуть из транса, в котором он прибывал.

С приездом Лили в их мир вновь пробился свет. Она была такая улыбчивая, светящаяся, будто бы ее вообще не волновал уход матери, и только глубокие темные круги, которые порой не выходило скрыть даже магией, выдавали ее — Лили пыталась быть сильной ради своей семьи, поэтому никогда не опускала руки и уголки своих губ.

Пожертвовав карьерой и желаниями, о которых, правда, никто толком не знал, она полностью занялась домашними делами и отцом. Пожалуй, если бы не ее постоянные напоминания о приеме пищи, сне и прочих необходимых вещах, Гарри Поттер быстро бы слег в могилу, но сила ее характера, которая пробивалась в каждом жесте и слове, не позволили семье окончательно развалиться.

И Альбус действительно любил свою младшенькую сестру, этот ласковый лучик солнца, чье тепло согревало и его.

— Доброе утро! — весело проговорила Лили, заметив его присутствие. Она устало провела рукой по лбу, надув щеки, а потом выдохнула воздух. Было видно, что Лили уже с утра на ногах и у нее не было ни минутки покоя. — Садись завтракать, у нас с тобой сегодня много дел.

— Ты-то сама ела? — пропуская мимо ушей последние слова, проговорил Альбус, отодвигая стул. Он забыл, что сегодня была суббота и ему не нужно идти на работу.

— Когда уж там. Кричер совсем постарел, ничего у него не выходит. Жалко мне его, — залепетала она, левитируя палочкой противень с пирогом, от которого заманчиво пахло вишней, — я говорю ему, что могу со всем справиться, но он не в какую, из-за чего дел у меня становится априори в два раза больше. Но сказать ему, что мешает, а не помогает… не хочется… жаль же, беднягу…

— Ты слишком добра к тем, кто это не заслуживает.

— Ты про это про эльфа или про Скорпи?

Альбус на мгновение перестал накладывать себе тосты и серьезно посмотрел на сестру. О ее романе со своим лучшим другом он знал уже давно, но окончательно так и не смог в это поверить. Казалось бы, к этому не было никаких предпосылок: Скорпиус был слишком расчетливым и насмешливым, он всегда пренебрежительно относился к ней, всячески подтрунивал, зная, что она была влюблена в него почти с того самого момента, как увидела. Для нее он был недосягаемым идеалом, а ее Скорпиус старался игнорировать, и если не выходило, то очень жесткого показывал, что ему нет до нее дела.

Непонятно было, когда случился этот переломный момент, но однажды, как раз в тот год, когда умерла мама, к ним в срочном порядке приехала на неделю Лили. Он думал, что она будет плакать, биться в истерике или просто рвать и метать, но сестренка была эталоном спокойствия: она ворвалась в комнату в гриффиндорской форме и с непроницаемым лицом, полностью водрузив на себя все дела. В те дни не восхищаться Лили не мог никто, однако Альбус подумать не смел, что Скорпиус Малфой, этот холодный чурбан по определению, сможет растаять.

В общем их отношения закрутились быстро и бурно: не было ни дня, когда они не сталкивались из-за различий в характерах, но также быстро, как ссорились, Лили и Скорпиус возвращались в мирное русло. Непонятно было только одно: какие перспективы были у этих отношений, и это немного раздражало Альбуса.

— Лили, — заговорил он, — на что ты надеешься?

Она закатила глаза, плюхнувшись напротив него, и немигающим взором уставилась прямо в душу. Обоим было понятно, что никакой светлой перспективы впереди нет: рано или поздно Скорпиус женится на чистокровной волшебнице, а Лили придется улыбаться в два раза шире, чтобы хоть как-то заставить окружающих поверить в то, что ей а-б-с-о-л-ю-т-н-о все равно.

— Я уже давно ни на что не надеюсь. Я плыву по течению.

— Потом будет больно.

— Больно будет в любом случае, — очень серьезно произнесла она, и Альбус на мгновение вздрогнул. В этих словах было слишком много личного, отчего его тошнотворное ощущение внутри вновь напомнило о себе.

Как можно назвать ощущение, когда вроде бы все хорошо, но внутри тебя разрывает на части? Как можно смотреть на близких людей и понимать, что они обречены? Как можно оставаться таким равнодушным, видя, как все валится?

Альбус был ничтожным человеком, которого почему-то никогда не волновали чужие чувства, он не мог их прочувствовать, понять, что-то внутри ограждало его ото всех.

— Где отец? — наконец проговорил, чтобы хоть как-то уничтожить эту тишину. Если сегодня была суббота, то он тоже должен быть дома. И в подтверждении своих мыслей, бросив взгляд на вешалку, он заметил отцовскую мантию.

— Он пришел часа три назад и выглядел крайне уставшим, — Лили медленно протянула последнее слово, вперив свой взгляд в потолок. Она была не здесь, и Альбус догадывался, о ком ее мысли. — Не слышал? — наконец, вынырнув из дремоты, проговорила и стала искать что-то на столе. Вскоре она вытащила свежий номер Пророка и передала ему. — Он проводил операцию по ликвидации Магической мафии.

На газете был очередной броский заголовок: «Магическая мафия наконец-то потерпела полное поражение». Альбус ехидно усмехнулся, сколько он себя помнил, столько и была борьба с так называемой мафией, которая стала проблемой номер один после смерти Волан-де-Морта. Имея связи по всему аппарату правительства, она ловко манипулировала властью магической Британии и с такой же завидной легкостью вводила многих волшебников в нешуточные долги, за которые в случае неуплаты уничтожала. Борьба с ними была мнимая: его отец, конечно, был обеспокоен это группой, но в действительности для остальных они являлись отличной причиной, которой объяснялись все проблемы магического мира. К тому же, не было никакой вероятности, что само правительство не является членами мафии, просто прикрываясь так называемой борьбой.

Эта группировка отчасти была неуловима: никогда точно нельзя было сказать, не убивала ли она того или иного человека, потому что ни следов, ни каких-либо зацепок не оставалось. Единственное, что могло выдать ее деятельность, это окружение убитого, которое при допросе рассказывало про проблемы с деньгами и каких-то помощников, которые называли себя Черными Капюшонами. И, как можно было понять по названию, никто не знал ни их лиц, ни места нахождения: они появлялись сами, заведомо выслеживая жертву.

— Очередная пыль в глаза, — презрительно проговорил Альбус, откинув газету. Аппетит окончательно пропал, поэтому он отодвинул тарелку подальше, положив локти на стол и сжав свои руки в кулак.

— Отец крайне обеспокоен, он говорит, что если Министерство не будет предпринимать меры, то они перестанут даже скрываться, и тогда может нагрянуть как минимум конфликт.

— Сколько лет Черные Капюшоны существуют, и ничего не было. Правительство заинтересовано в них, возможно, все эти министры и есть мафия. Все будет как обычно: в один прекрасный день отца просто отстранят от работы, списав на его состояние или здоровье.

— Не получится. Это выльется в конфликт, ты же знаешь, как общественность обожает героя Гарри Поттера, в их глазах он выше всех.

— Ты так уверена в общественном мнение? — Поттер откинулся на спинку стула и немного насмешливо усмехнулся. — Их мыслями так легко управлять, если сегодня они и любят отца, то не значит, что завтра тоже. Вытащат какие-нибудь «факты» и все.

Лили тяжело вздохнула, молча соглашаясь с ним. После смерти жены, Гарри Поттер выглядел крайне неважно, и если сейчас это всеми возносилось, то потом они могут просто сказать, что он недееспособен. И кто может быть уверена на все сто, что этому не поверят?

— Мне всегда так сильно хочется верить в то, что наш мир после войны изменился к лучшему, что мы избавились от предрассудков и манипуляций со стороны верхушки, но чем больше я живу, тем сильнее понимаю: проблема изначально была не в Волан-де-Морте. Она заключалась в волшебниках, которые всегда жили предубеждениями и покупались на красивые лозунги, когда в реальности за ними такая фальшь, — она грустно посмотрела на брата, поджав губы.

«Предрассудки… предрассудки» — пронеслось в голове, а потом Альбус вспомнил свой факультет, к которому хоть и не показывали ненависти, но на который всегда смотрели настороженно. Будто каждый ученик там был потенциальным убийцей. Если сам Хогвартс пестрит предубеждениями, вешая ярлыки, чего можно ожидать от общества в целом?

— Ладно, оставим это, — сняв с себя фартук, проговорила Лили, — ты же не забыл, что мы сегодня втроем идем в Косой Переулок? Мне нужны специи, а тебе мантия, к тому же, надо обновить ингредиенты. Даже бадьян закончился!

— Ну, Мерлин, Лили, — вяло протянул, нахмурившись. — Почему именно сегодня?

— Я смотрю, ты уже забыл: нас завтра пригласили на званый ужин в Министерство. Отец всю неделю только об этом и напоминал. Так что собирайся, Скорпиус будет ждать нас у Гринготтса.

Обреченный, он мысленно чертыхнулся, вставая. Бросив безразличный взгляд в окно, Альбус заметил, что тучи сгущаются: ну, право, неужели эти покупки не могли подождать более приветливой погоды?

* * *

Он ненавидел гулять с ними. Наблюдать за тем, с каким отчаянием они сцепливают свои руки и болтают на отвлеченные темы, никогда не затрагивая самого главного вопроса: а что будет потом? Его никак не покидала мысль, что все, что Скорпиус и Лили делают, лишь игра, в которой оба заинтересованы и не искренни. Они друг друга определенно стояли: с таким усилием прятать самое важное, накидывая на все шелуху.

Но что могло быть потом? У них нет даже будущего, уже завтра Скорпиус мог бы сообщить о решении своих предков и никогда больше не подходить к Гриммо 12. Может, поэтому они так отчаянно веселились, шептали на ухо какие-то нежности и обсуждали совместные планы.

Альбус поморщился, отведя взгляд от парочки, пытаясь выбросить все эти ненужные мысли из головы. Но не мог. И Скорпиус, и Альбус, да даже Лили находились в оковах чужих мыслей и желаний, и никто из них не был собой по-настоящему: Малфой никогда бы не переступил через традиции своего рода, Лили не смогла бы перейти через него, потому что ей с детства привили благородство души и принятие любых поступков любимых. А Альбус просто не знал даже себя, чтобы понять, что именно он делает не так: то ли притворяется великодушным, когда внутри плюет на всех; то ли идет на аврора не потому, что его интересует судьба волшебного сообщества, а из-за того, что об этом мечтала мать и весь магический мир ждал очередного аврора Поттера.

И мог ли он поступить иначе? Мог ли стерпеть в ином случае все эти скользкие взгляды, которые так ненавидел и в которых так и читалось: у Гарри Поттера не может быть такого сына.

А были ли в конце концов эти взгляды?

Его опять затошнило. Грудь сдавило словно от спазма, и на мгновение Альбус подумал, что сейчас точно закричит. Он прислонился к стене, прикрыв глаза. Лили и Скорпиус уже давно вырвались вперед, у них на сегодня целый план под названием «казаться самыми беззаботными», и он не мог им мешать своим реализмом. Немного отдышавшись, Поттер вновь вернулся к реальности, поежившись от холодного порывы ветра, и почти вплотную прижался к стене. Людей было немного, что было странно, учитывая, что сегодня выходной день, но даже те, что были, могли бы, как минимум, смести его. Рисковать не было смысла, поэтому Альбус завернул в переулок, устремляясь вперед. Его не особо интересовало, куда идти, он просто шел и думал обо всем сразу: о своей жизни и о самых важных людях в ней: о Лили и Скорпиусе, об отце и немножко вспоминал Джеймса. Мысли путались, Альбус терял логическую нить, все больше углубляясь в какие-то дебри, не замечая дороги.

Когда же он поднял глаза, то увидел бар. «Мщение». В голове что-то пронеслось, какая-то стремительная мысль, а потом Поттер вспомнил, как неделю назад здесь был найден труп и как он сетовал на бессмысленность заданий, что вечно поручают ему. Воспоминания окружили его: побитые лампочки над вывеской, роскошный дом на убогой улочке, женщина с выцветшими волосами — все это, казалось, было не с ним. Он будто наблюдал со стороны.

Резко покачав головой, Альбус решил больше ни о чем не вспоминать, поэтому просто огляделся. Людей сегодня было намного больше, чем в тот день, а сам бар выглядел уже не таким романизованным, как тогда. Самая обычная забегаловка для волшебников: в ней не было никакого шарма. Еще немного поразглядывав ее, Поттер развернулся и медленно пошел назад.

Вдруг поднялся крик: люди необычно громко загудели, и в начале Альбус подумал, что это просто пьяная толпа вывались наружу, но потом он услышал какой-то треск и сильный грохот, как будто кого-то повалили на землю. В нем проснулся какой-то инстинкт. Развернувшись, Поттер нащупал под мантией палочку и протиснулся вперед, отодвигая людей со своего пути: он по-прежнему был аврором, поэтому имел полное право вмешаться. В конце концов, ему тоже хотелось адреналина в жизни, поэтому, почему бы не броситься в омут с головой, даже если это вовсе не чрезвычайная ситуация, а обыкновенная бытовуха?

Люди так громко кричали, что Альбус никак не мог распознать, что именно, лишь отдельные слова: девушка, зелье, кислота. Хмурясь еще больше, он напрямик пошел против толпы и наконец протиснулся в самый центр, где увидел странное зрелище: на земле лежала молодая и очень красивая темноволосая девушка с ярко накрашенными губами. Весь ее вид говорил о каком-то величие, а глаза, в которых плескался мощной силы огонь, внимательно смотрели на свою оппонентку: высокую рыжеволосую женщину, которую с двух сторон скрутили двое мужчин в черном, судя по униформе, можно было предположить, что работники бара.

И женщина эта была Кларисса Сэлинджер, вдова, которую он навещал неделю назад. В ее руке была стеклянная колба, а ее содержание, мутно-белая вода, стекало по камням, от которых, правда, остались только жалкие кусочки — было ясно, что это сильная кислота, которую варят специально для утилизации мусора в крупных учреждениях.

— Расступитесь, расступитесь, — услышал он издалека голос своего куратора, мистера Джонаса, а потом появился и он сам, как всегда беззаботно поглядывая на происходящее.

Что-то внутри подсказало ему, что лучше как можно быстрее покинуть место происшествия, потому что иначе можно опять схлопотать лишнюю работенку, но тут он наткнулся на взгляд потерпевшей, которая, почему-то, не отрываясь, смотрела прямо на него. Какие это были глаза! Светло-карие, в которых лучился такой силы огонь, что дрожь начинала ходить по рукам. От одного ее взгляда Альбус полностью оробел, забыв обо всем на свете. Они были настолько притягательными и манящими, что, не обладай он такой выдержкой, тотчас бы упал или сделал что угодно, о чем бы его не попросили. Глаза гипнотизировали.

Нервно сглотнув и сжав руку в кулак, будто убеждаясь, что он не спит, Поттер с усилием воли оторвал свой взгляд и быстро пошел назад, испытывая странное желание: ему хотелось стиснуть девушку в своих руках и ни за что не отпускать.

Только когда он вновь вернулся в Косой переулок, Альбус смог выдохнуть.

А потом опять пред ним предстали эти карие глаза, которые смотрели так, будто весь мир расположился в одних только их зрачках. И наваждение это было настолько сильным, что, трансгрессируя, он все никак не мог сконцентрироваться на месте своего прибытия, постоянно возвращаясь к тем секундам, когда он смотрел в ее глаза.

И это уже казалось совсем немыслимым. И от того ужасным.

Есть степень заядлой лживости,

которую называют «чистой совестью».

— Фридрих Ницше.

* * *

На следующее утро он в спешке собирался в Аврорат, и то, что так манило его на работу, было далеко не профессия. Альбус пребывал в каком-то невиданном предвкушении, ему так хотелось вновь увидеть ту молодую девушку, что даже так ненавидимый душный офис казался как никогда перспективным. Наспех одевшись, он быстро пошел на кухню, увлеченно застегивая пуговицы на рукаве.

— Доброе утро, — бросил Альбус в пустоту, а потом поднял глаза. Отец и сестра уже сидели за столом, занимаясь каждый своим делом: Лили намазывала плавленый сыр на хлеб, а Гарри Поттер внимательно читал газету.

— Доброе, — кинул он, а потом, отогнув край странички, внимательно посмотрел на Альбуса. — Ты не забыл, что мы сегодня идем к мистеру Гарварду на прием?

— Помню.

— О, это еще ничего не значит, — бесцветным тоном проговорила Лили, бросив короткий взгляд на брата, в котором читалось возмущение. — Альбус такой рассеянный…вчера даже умудрился потерять нас…

Она намеренно выделила слово «нас», и слегка надулась. По губам Альбуса отчего-то пробежала усмешка, и он, подойдя к ней, потрепал ее по макушке.

— Ну-у, Лили, прости.

— Ты должен до конца жизни благодарить все небесные силы за такую понимающую сестру! — все так же насупившись, проговорила Лили, но в ее глазах заплясали огоньки веселья. — И я купила тебе парадную мантию.

— Спасибо, — бросил он уже на ходу, поднимая с пола портфель. — До вечера.

Он трансгрессировал в Аврорат, отмечая, насколько хороша была погода на улице: солнце светило непривычно ярко для Лондона, и было настолько жарко, из-за чего Альбус пожалел, что надел теплую мантию. Поглощенный рассуждениями о погоде, он влился в толпу авроров и зашел в лифт, прикидывая в уме, где может находиться смотровая площадка для допроса. Обычно это было круглое помещение со стеклянными стенами, и сидящие внутри не видели никого, кто находился по ту сторону зала. Смысл такого стеклянного купола заключался в том, чтобы усадить в замкнутое пространство потерпевшего и агрессора, а также свидетеля и незаинтересованного человека, чтобы тот помог сторонам урегулировать конфликт. Так как в таких «судах» разбирались легкие бытовые проблемы, то ею был либо новичок, либо студент. Конечно, палочки забирались у всех, кроме регулятора, а каждая из сторон проговаривала присягу — на этом обычно и ограничивались в подобных делах.

Альбус на секунду подумал, что смог бы выступить в роли свидетеля, но потом вовремя выбросил эту глупую затею: никто не должен был знать, что он вообще появлялся на той площади.

«Но…куда же могли ее направить?» — то, что этот инцидент причислят к разряду бытовухи, Альбус не сомневался. На счастье миссис Сэлинджер, она так и не смогла навредить девушке, поэтому может отделаться штрафом и так называемой волшебной ответственностью, которая заносилась в личное дело. Но только при условии, что потерпевшая согласится на это, а тут никаких гарантий нет.

Пред ним опять возникли эти глаза, и он сразу решил, что девушка явно была непроста, поэтому дело станет мозолью для аврора этого дела, и Альбус даже мысленно пожелал ему терпения: сам он не раз участвовал в таких бытовых делах и прекрасно осознавал, насколько люди сложны и нетерпеливы. С ними было крайне трудно договариваться.

— Твою мать, Поттер! — Альбус резко затормозил, удивленно посмотрев по сторонам. Он так ушел в себя, поэтому только сейчас до него дошло, что его кто-то все это время звал. Когда Альбус развернулся, то увидел Скорпиуса, который выглядел не лучшим образом: под глазами залегли темные круги, а лицо было настолько бледным, что трудно было догадаться, живой ли это человек или нет. — Когда-нибудь я тебя точно убью.

— Когда-нибудь… — с ленцой протянул Поттер, улыбнувшись. Он поравнялся с другом, и они медленно пошли к своему кабинету, когда Альбусу то и дело хотелось спросить про так интересующее его дело. Но это было опасно: Малфой был не дурак и прекрасно знал, что друг просто так ничего не спросит. А если он поймет, что за его вопросами действительно стоит интерес, то начнет копать дальше, в результате дойдя до сути.

И этого не хотелось. Альбус, при всей его благосклонности к другу, ни за что не позволил, чтобы кто-либо узнал, какие мотивы и цели преследуются им.

— Слышал про ту вдову? — поинтересовался вдруг Скорпиус, и Поттер напрягся. Неужели рыбка сама идет ему в руки?

— Нет, — безэмоционально протянул, небрежно махнув головой. Когда обманываешь другого, сумей в первую очередь обмануть себя.

— А непростая нам штучка досталась. Пришла на место смерти своего мужа и накинулась на одну из официанток, — усмехнувшись, Скорпиус вдруг бросил быстрый взгляд на друга. — Знаешь, я и не поверил, когда увидел потерпевшую. Ригель Забини! Кто бы мог подумать.

В голове опять что-то щелкнуло, но он так и не смог понять, откуда же ему известно это имя.

— Кто это? — недоуменно произнес Альбус, со всей силой пытаясь скрыть интерес.

— Наша однокурсница, неужели не помнишь? Она была негласной королевой Слизерина. Редкостная стерва, которая умело ставила палки в колеса другим и никогда не попадалась. Ни за что бы не подумал, что она докатится до обслуживающего персонала.

Скорпиус иронично усмехнулся.

В голове пролетели тысяча школьных воспоминаний, куча лиц предстало пред ним, пока он пытался отыскать среди них одно нужное. И вспомнил. Действительно, как же он мог забыть? Ригель Забини всегда была в центре внимания, ничто не могло пройти без нее. Лидер, негласный подстрекатель, который сколотил вокруг себя компанию приспешников, которыми она ловко манипулировала, давая ощущение власти. И уже тогда Ригель была необычайно красива, охмурив половину школы.

Альбус всегда старался обходить ее стороной, можно сказать, что даже успешно: у них никогда не было конфликтов. Больше ничего вспомнить не удалось, поэтому он вновь посмотрел на друга, спросив:

— А что с делом-то? Слушание уже прошло? — не убирая взгляда, произнес Альбус, считывая любую крохотную эмоцию Малфоя: он был расслаблен и явно расположен к беседе, поэтому стоило воспользоваться этим.

— Сегодня, буквально час назад, мистер Джонас даже особо париться не стал, — тут он привычно сморщился. — Мне кажется, Ригель ему явно понравилась, он так смотрел на нее. Впрочем, неудивительно, она действительно красива, — его взгляд стал слегка задумчивым, а потом к нему снова вернулась жесткость, — но знаешь, что самое интересное? Миссис Сэлинджер утверждала, что Забини увела ее мужа, а потом сама же прикончила. И что якобы это была заранее спланированная месть. Только вот на все эти выпады Ригель не сказала ни слова. Сидела, будто бы не на стуле, а на троне, с безразличной улыбкой, бросив только однажды, что она сама виновата, что не доглядела за мужем. Удивительная стерва.

Малфой замолчал, что дало Альбусу возможность переварить информацию. Если это была месть, то из-за чего? Прихоти? Не вяжется. Значит, должна была быть причина. Но была ли сама месть? Или просто случайные факты в примеси с дикой ревности со стороны вдовы? Кому верить: тому, кто держался спокойно и властно, или тому, кто чуть не уничтожил, а теперь пытается подмять под себя ситуацию?

— И…их отпустили?

— Да, Ригель уже ушла, а Кларисса Сэлинджер еще побудет денек в передержке. Забини согласилась на компенсацию.

В это не верилось. Учитывая все то, что Альбус только что вспомнил и услышал о Ригель от Скорпиуса, было удивительно, что она согласилась на компенсацию. Только если, конечно, она не находилась на грани бедности, что тоже было вряд ли. Забини всегда славились своими сбережениями. Что-то внутри него так и кричало о том, что нужно было разобраться в этой ситуации тщательнее, взвесить все факты и покопаться глубже. Но Альбус Поттер никогда не был глупым альтруистом и не занимался ненужным поиском правды в том, что не принесет ему выгоды. А утолять свой собственный интерес в данном случае явно было проблематично, а оттого и невыгодно.

— А зачем ты сегодня пришел? Мог бы остаться дома и подготовиться к вечеру, — услышал Альбус сквозь свои мысли. Он растерянно посмотрел на друга и только потом вспомнил, что сегодня должен был быть званый ужин.

— Не сиделось на месте, — единственное, что пришло в голову. И, право, почти правда. — А ты? Идешь?

Лицо Скорпиуса осталось непроницаемо, но только Альбус догадывался, насколько все было неоднозначно. После войны Малфои были в самом низу социальной лестницы. Откупившись от судебных издержек, они еще долгое время выбивали себе место в Министерстве. Выстраивая связи с людьми у власти, Драко Малфой смог добиться крупных высот, из-за чего общественность уже не могла просто отворачиваться от него. Но этот взгляд, который был направлен на их семью — неоднозначный и оценивающий — был вечным спутником.

Поттер тихо хмыкнул. Когда в семье узнали, что Лили встречается со Скорпиусом, началось целое представление. Больше всех удивил отец: он не просто промолчал, а даже попросил приглашать Скорпиуса почаще. Возможно, именно из-за этих встреч и приватных разговоров между ними сложились достаточно хорошие отношения, но вот с остальными многочисленными родственниками было сложнее. Они никогда не высказывали своего мнения, но явно давали понять, что потомок Малфоев будет нежелательным гостем в Норе и разговоры о нем лишние. Это предубеждение, с которым они относились к нему, даже не видя ни разу в лицо, частенько выводило Альбуса из себя.

— Скорее всего, нет — по его лицу прошла тень презрения, — я еще не уверен, что представление стоит свеч.

— Лили точно пойдет туда.

— Знаю, поэтому и не хочу идти. Наше…общение итак подорвало ей репутацию. Не стоит особо появляться на людях.

Не согласиться было трудно. Лили действительно пришлось пострадать из-за собственной любви, поэтому тезисы Скорпиуса были вполне ясны. И как бы Альбус ни был с ними согласен, внутри его что-то гложило. Он не хотел такой жизни для своей сестренки, но предпочитал не вмешиваться.

— Ну что ж, удачной работы нам сегодня, — не весело проговорил Малфой, открывая дверь в офис.

«Удачной…».

А была ли удача на их стороне?

* * *

Мистер Гарвард являлся Министром Магии уже больше десяти лет и настолько глубоко пустил свои корни, что покидать это место явно не собирался. Надо было отдать должное, он всех устраивал: Филиус Гарвард всегда пытался найти общий язык, не любил конфликтов и, если замечал в человеке потенциал, вне зависимости от его положения помогал ему пробиться. Однако, чтобы добиться такого отношения от него, нужно было как минимум быть не бедным, из-за чего весь образ Мистера Гарварда, как благодетеля, рушился в глазах смышленых волшебников. Он помогал только видным людям.

Раз в год, чтобы упрочить связи и знакомства, он всегда давал бал, на который могли прийти по приглашениям как самого Филиуса, так и по приглашениям гостей, так называемой элиты волшебного мира. И если уж кому и удавалось сюда попасть, то можно было с уверенностью сказать, что путь в люди ему, как минимум, уготовлен.

И Альбус по праву ненавидел эти приемы. Здесь каждый пытался найти слабости другого или лазейки, которыми можно было воспользоваться. Если не хочешь, чтобы тебя обвели вокруг пальца, то стоит всегда находиться начеку. И вот сейчас он опять вынужден был стоять в этом проклятом зале, где слышался веселый пафосный смех и звон бокалов. От роскоши убранства рябило в глазах, потому что золото, казалось, было везде, а от притворных улыбок хотелось сбежать. И страшнее всего было то, что и ему приходилось подстраиваться под них, приветливо скалиться и деликатно спроваживать особо интересующихся.

Он внимательно изучал людей, пытаясь отыскать свою семью, но все никак не мог никого найти. Вернувшись поздно с работы, ему пришлось самостоятельно отправиться на празднество, а теперь мучаться от поисков. На глаза все время попадались макушки многочисленных двоюродных братьев и сестер, но он не особо хотел вступать с ними в разговор. Поттер уже давно устал от всех этих семейных формальностей, поэтому предпочитал оставаться незамеченным.

Но наконец ему улыбнулось счастье, и он увидел Гарри Поттера, который стоял в самой гуще людей и о чем-то бодро разговаривал. Судя по насмешенным взглядам оппонентов, то явно о Черных Капюшонах, которыми он в последнее время бредил.

—…Все эти громкие заголовки просто блажь, ни от кого мы не избавились, и это не может не волновать, мистер Фоули. Магическая мафия — это опасная группировка, и с ней нужно бороться в обязательном порядке.

— Ну, мистер Поттер, позвольте, к чему такой азарт? Что же они такого сделали? — произнес кто-то, кого Альбус увидел со спины. Но судя по голосу, это был мистер Гарвард. Когда Альбус приблизился достаточно близко, то смог увидеть, с кем разговаривает отец: с мистером Фоули, главой правоохранительного отдела, и с самим мистером Гарвардом. Вокруг них уже кружком выстроились некоторые зеваки, которые четко передавали эмоции Фоули: они улыбались снисходительно, будто бы прощая Герою Войны любое помешательство.

— Что они сделали? — голос отца повысился на тон, отчего весь вид его стал выглядеть угрожающим. Это было опасно, в пылу возмущения он мог высказать людям многие неприятные факты, о чем тотчас бы написали в газетах, и ему опять бы пришлось либо извиняться прилюдно, либо закрывать дверь дома для еще парочки волшебников, таким образом лишаясь связей. А в Магической Британии потеря связей приравнивалась к полному низложению. — Всего лишь обманом заставляли людей вступать в их организацию, а потом уничтожали должников, забирая все имущество семей. Сколько людей находятся на грани отчаянья из-за их действий? Филигранная работа! Выслеживать жертву, окучивать ее со всех сторон, а потом загонять в клетку.

— Ну, помилуйте, это уж никем не доказано. Люди находятся на грани отчаяния из-за своей глупости, а не из-за каких-то Черных Капюшонах, которых никто даже не видел.

— Да, именно, — безапелляционно протянул Гарри, внимательно смотря на мистера Гарварда, — всем так проще сказать. Как это…нет тела, нет дела? А показания родственников жертв — это так, попытка показать умершего в лучшем свете, не правда ли?

В его словах была обида с примесью насмешки. Гарри Поттера никто не желал слушать, и все прекрасно осознавали, почему: Магическая мафия слишком выгодная группировка, чтобы позволить опытному аврору вывести ее из строя. Она такой же социальный класс, как и все остальные, только с повышенным уровнем льгот. Предчувствуя, что еще немного и начнется пожар, Альбус выследил среди людей Лили и кивнул ей головой, призывая к действиям. Надо было что-то делать.

— Именно. Нет тела, нет дела, — мистер Гарвард добродушно усмехнулся. — поэтому незачем стращать общественность своими рассказами. И так все новостные сводки только о вас, наверное, стоит прекратить геройствовать?

— Да как же вы…

— Папа! — в толпу пробилось рыжеволосое нечто, которое стремительно подбежало к Гарри Поттеру и повисло на его руки прижавшись лицом к сильному плечу. Это была Лили Поттер, которая капризно дула губки и радостно сверкала темно-карими глазами, смотря на своего отца с обожанием.

«Отличная работа, Лили…» — пронеслось в голове, и Альбус усмехнулся. Она всегда уводила отца от опасной черты, переступив которую, Гарри Поттер навсегда мог потерять марку.

— Ты пообещал потанцевать со мной!

— Лили…— растерянно произнес он, ошарашенно смотря на свою дочь, а потом перевел взгляд на собеседников. Те тоже были поражены беспардонностью младшей Поттер и презрительно поджали губы. О Лили ходило множество слухов, поэтому такое ее поведение никак не повышало ей цену.

Она приподняла свои бровки, непонимающим взглядом уставившись на него, а потом сильнее потянула его за рукав.

— Ну же! Какая чудесная музыка!

— Да, конечно, — все еще ошарашенно выглядя, согласился Гарри, позволяя дочери увести себя.

Мысленно он ей аплодировал. Так старательно изображать из себя дурочку было сродни таланту, а ее театрально поднятые брови… Лили была просто превосходной актрисой и умело манипулировала собственными эмоциями, и Альбус действительно гордился ею.

Он смотрел на то, как кружатся в вальсе Лили и отец, и что-то теплое проходило по его телу. Чувство умиротворения ли это было или нет, но где-то в задворках сознания мелькала мысль, что этому спокойствию не суждено жить вечно. Что над ними повисли тучи и вот-вот грянет гроза, которая может смести со своего пути все. Поттер всегда был чрезмерно мнительным и настороженным: во всех и вся он видел потенциальных врагов и опасность. И эти мысли не покидали его ни на минуту

— Неужели глупышка Лили Луна наконец начала пользоваться своей внешностью? Похвально, — протянул кто-то за его спиной, отчего Альбус вздрогнул. Голос был похож на сталь, и в то же время в нем явно слышалась насмешка. Развернувшись, Поттер столкнулся лицом к лицу с молодой девушкой, из-за чего отступил назад, пытаясь не потерять равновесия. — Здравствуй, Поттер.

Вновь присмотревшись, он вздрогнул. До чего же была красива эта девушка: миндалевидные крупные глаза, мраморное лицо и черные, темнее самой ночи, длинные волосы, которые легкими волнами спускались по плечам. Красное платье идеально подчеркивало все прелести ее фигуры, и помада…такого же глубокого насыщенного цвета идеально дополняла образ.

Альбус посмотрел в эти зрачки еще раз, почувствовав, как все его тело напряглось. Эти светло-карие глаза он узнал бы из тысячи, потому что только они обладали такой гипнотизирующей силой. В них как будто было высечено слово «опасность», отчего хотелось смотреть в них еще больше.

Непринужденно оскалившись, Альбус тихо, с безразличной интонацией произнес:

— Давно не виделись, Ригель.

В раю хорошо,

но в аду знакомых больше.

* * *

Он хорошо помнит, как это было: вечно игнорирующие его одноклассники и их насмешки над каждым его промахом. Альбус Поттер не вписывался в Слизерин из-за фамилии, что было даже забавно — люди, которые страдали из-за прошлого своих предков и их имен, относились предвзято к другим. И было это смешно ровно до того, пока он не понял, насколько трудно быть одиноким. Наверное, тогда Альбус начал внимательнее всматриваться в свое окружение, пытаясь понять, как можно в него влиться, ведь все давно разбились на группировки, и кто-то был королем, а кто-то пешкой.

Да, «заняты» были все, кроме Малфоя. Высокомерного мальчишки с ворохом белоснежных волос. То, что они подружились, было взаимополагающим. Оба насмехались над окружающими, считая себя выше всех мирских дел, но при этом каждый заботился о собственном месте в этой иерархии. Это был Слизерин, и здесь у каждого должно было быть место, и неважно, каким путем ты дойдешь до него.

Их сблизила выгода. Списать домашку, попросить прикрыть перед учителем, воспользоваться связями друг друга — все это послужило толчком, чтобы они начали общаться теснее, постепенно перекрывая выгоду дружбой. Это была идеальная картинка для их неидеальных отношений, правда, каждый уже давно забыл, с чего вообще все началось. И Альбус не намеревался вспоминать о таком далеком, если бы не посмотрел в эти карие глаза и ему бы в голову не пришла мысль: когда-то он начинал свой путь с того, что пошел туда, куда не следовало, поступил на Слизерин, к которому было столько ненависти, а потом собственноручно заставил себя пойти по протоптанной дорожке, которую ему специально вымостили; Поттер просто пошел на договор со своими амбициями, заставив их замолчать, чтобы перестать выделяться в своей семье.

И он смотрел в эти глаза все пристальнее, вспоминая, что всегда мечтал о карьере, которую бы зубами выгрыз, за которую бы уничтожил каждого; о славе, из-за которой бы убил в себе все ненужное. Но добился ли он хотя бы часть того, о чем так сладостно грезил?

Альбус всматривался пристальнее.

Он не добился ничего.

— Давно не виделись, Ригель.

Освещенная светом люстры, она была похожа на ангела, если бы не эта ироничная, даже злая улыбка. Альбус наблюдал за ней и вспоминал все больше из своей школьной жизни. И как же он мог не узнать ее тогда, ведь в ней не изменилось ничего: Ригель все также уверенно держалась на людях, маневрируя своей внешностью, вызывая восхищение.

— Мерлин, Поттер, ты даже помнишь, как меня зовут, просто удивительно, — протянула, сверкнув глазами. — Мы ведь совсем не так давно встречались. Правда, ты что-то не поспешил на выручку даме в беде.

— Ты не выглядела побежденной и нуждающейся, так что не обессудь.

Она прикусила губу, с нескрываемым раздражением смотря на него. Что-то мелькало в ее глазах, едва уловимое и несчитываемое, отчего Альбусу даже показалось, что ей хотелось что-то спросить.

Вальс закончился, сменившись безобидной мелодией, под которую оставалось только разговаривать. В любой другой ситуации он бы примостился где-то рядом с людьми и вслушивался в их разговоры, чтобы получить новую информацию и сплетни, которые являлись единственной выгодой таких вечеров. Но сейчас ему скорее хотелось уйти отсюда вместе с ней и слушать этот приятный, томный голос, который пробился под кожу. Просто от скуки; для того, чтобы вспомнить, кого это — выигрывать своими манипуляциями, а не прятать лицо за маской благородства.

— Не хочешь прогуляться и по…

— Быстро стелишь, Поттер, — она усмехнулся, соблазнительно откинув волосы с ключиц. — Однако я сегодня занята, могу записать тебя в список желающих. Скажем, есть место в следующей жизни.

Альбус коротко рассмеялся, насмешливо приподняв брови:

— Слишком долгое ожидание для посредственного разговора.

— А если разговор будет лишь отправной точкой? — она приблизилась к нему на полшага, пристально наблюдая за реакцией, — и за ним будет что-то… более интересное.

Дыхание на мгновение сперло. Она творила что-то нереальное с его самообладанием, и Поттер не мог до конца ручаться за свое терпение.

— Тогда в этом определенно есть смысл, — сглотнув.

Ригель улыбнулась, но от этой улыбки не веяло теплом, как от Лили; нет, она выглядела так, будто хищник нацеливается на кусок мяса. Мисс Забини была опасной женщиной, и с ней лучше не связываться, но именно это, наверное, так тянуло мужчин к ней.

Мотнув головой, Альбус почувствовал, как с него спало наваждение, и он взглянул на ситуацию вновь. То, что ее сюда пригласил не мистер Гарвард, было ясно. Ее семья не была в шишках правительства, напротив, о них не было ничего слышно, саму Ригель он встретил впервые с тех пор, как они окончили школу. Значит, она заручилась чьей-то симпатией и пришла сюда в качестве спутницы, но кто же это мог быть?

— Думаю, — наконец протянул он, смотря поверх ее головы. — Твой кавалер заждался.

— Кроусон? Навряд ли, — презрительно проговорила Ригель, и Альбус резко посмотрел на нее. Эту фамилию он точно не ожидал услышать. Все были наслышаны о Самайне Кроусоне: избалованный ублюдок, чей отец в свое время успешно наживился на судебных разбирательствах по делу Пожирателей. В его карман деньги потекли рекой, и скоро их фамилия стала чуть ли не выше многих героев войны. Да и сам Самайн не отстал от отца, он был известный спекулянт и бюрократ, который держался на плаву только из-за сбережений в Гринготтсе. К тому же, будучи женатым человеком, Кроусон постоянно светился в обществе других женщин и, видимо, не удосуживался скрывать свои связи даже на таком важном мероприятии, как это.

— Серьезно? А ты далеко пошла.

— Ничего интересного, — вяло протянула она, скрестив руки на своей груди. — Нет такой горы, которую невозможно покорить.

— Не противно? — медленно, но тихо, проговорил он, и Ригель резко установилась на него. В ее лице не было ни следа привычной иронии, и оно стало непроницаемо.

— Жизнь сама по себе противная, не находишь? Кто-то притворяется, а кто-то унижается. Главное, какова цена вопроса, — она оскалилась, — я получила хорошую награду за терпение, а все морализаторские вещи предпочитаю оставлять на совесть обществу. Оно-то любит перемолоть косточки.

«Кто-то притворяется… » — пронеслось эхом в голове, но об этом не хотелось думать. Между ними разыгрывалась шахматная партия, и пора было делать ход, который переломит ее стратегию.

Альбус, понизив голос, наклонился к ней ближе, и, не отрывая взгляда, произнес:

— А как же Сэлинджер?

Оскал будто бы сполз вниз, но не изменил своей яркости. Еще немного, и она бы расхохоталась в голос:

— А кто это?

Альбус хмыкнул, резко выпрямившись. Глупая была затея, будто бы она действительно имела причастие к его смерти… глупое… но разве не имеет оно под собой определенную долю разумности? Он еще раз внимательно посмотрел на нее, а потом, проведя рукой по волосам, отыскал глазами Лили. Ему становилось скучно, поэтому, не видя больше смысла разговаривать с Ригель, Поттер произнес, делая шутливый поклон:

— Было приятно повидаться. Надеюсь, в следующую нашу встречу я продвинусь в очереди для, — он сделала многозначительную фразу, — разговора. Только, ты уже напоролась на проблемы, связавшись с женатым, не боишься, что миссис Кроусон расцарапает тебе лицо?

— О, что ты! — она подхватила его шутливую интонацию и наигранно взмахнула рукой в знак отрицания. — Селена такая душечка, она возражать не станет.

Альбус хмыкнул. Что-то подсказывало, что ему придется вновь наткнуться на эту донельзя стервозную, но такую живую девушку. Еще раз внимательно посмотрев на нее, он развернулся и пошел к сестре, попутно рассуждая. Разговор с ней произвел на него впечатление: Ригель была искусной соблазнительницей и ловко заговаривала зубы, такая вполне могла продумать месть, но стала бы она делать это просто так, из прихоти? Не похоже. Да и у нее уже новая жертва. Кларисса Сэлинджер явно действовала на эмоциях, ее отчаянье было слишком велико.

«Нет смысла забивать голову… », — но мысли все равно продолжали лезть.

Наконец, подойдя к своей семье, Альбус смог спокойно выдохнуть. Все это время он находился в каком-то странном напряжении, будто бы выполнял какое-то сложное, но бессмысленное поручение своего начальника.

— Может, пойдем? — предложил он, чувствуя, как силы медленно оставляют его. Хотелось как можно скорее прилечь и забыться.

— Думаю, что оставаться здесь нет смысла, — хмуро проговорил отец. Он выглядел крайне озабоченным, будто решал для себя, что ему делать. Было понятно, что Гарри Поттер обдумывал, что можно предпринять, чтобы Министерство обратило внимание на мафию. И как же Альбусу хотелось встряхнуть его и сказать, что у него ни черта не выйдет, что система прогнила, и ее либо стоило уничтожить, либо возглавить. Ни то, ни другое его отец никогда не сможет сделать.

Они ушли тихо: Гарри Поттер сухо поблагодарил за приятный вечер и моментально развернулся, демонстрируя, что больше не желает ничего обсуждать. Лили тихонько вздохнула, слабо улыбнувшись на вопросительный взгляд Альбуса, а потом, когда отец отошел достаточно далеко, неожиданно спросила:

— Та, с кем ты так увлеченно говорил… не Ригель Забини часом? — ее взгляд азартно загорелся, предчувствуя что-то новенькое. Лили Поттер была падка на сплетни и придания, что вызывало у Альбуса умиление.

— Она… — он помедлил, — а ты-то откуда ее знаешь?

— Да о чем ты? — Лили удивленно взглянула на него исподлобья, — ее знал весь Хогвартс.

— Мерлин… — усмехнувшись. Неужели только он все то время не интересовался ею и никак не пересекался?

Он взглянул на черную гладь неба. Оно было беззвездным и каким-то безразличным, ему не было дела до всех мирских проблем и глупых происшествий, небо величественно возвышалось и будто бы снисходительно улыбалось, говоря: «Вы должны быть благодарны, что я не обрушилось на вас». На душе тотчас стало спокойнее, а сердце перестало быстро-быстро биться. Пред небосводом не надо притворяться, ему можно показать свое истинное лицо.

— Что со Скорпиусом? — задумчиво спросил Альбус. От его глаз не укрылось, что Лили выглядела очень печальной, а ее веселье было чрезмерно фальшивым. Она всегда так делала: прятала истинные эмоции и постоянно улыбалась, думая, что только этим может одурачить всех.

— Что? — ее плечики непроизвольно дернулись, а улыбка на мгновение погасла, обнажив душу, которая пребывала в хаосе.

— Выкладывай.

Ветерок мягко касался кожи, почти невесомо. В нем было столько жизни, столько искренности, что впору было учиться у него.

— У него смотрины завтра, — голос был непроницаем, и только один уголок спустился вниз, — невеста и все дела.

Альбус наблюдал, как ее улыбка отслаивается, крошится; как за одним уголком пополз и второй, а глаза стали будто бы стеклянными. Глупая Лили, даже зная все наперед…она все равно продолжает разочаровываться и испытывать боль. И ведь не бросит его, ни за что не оставит, пока он сам не захлопнет окончательно дверь.

— Интересно, правда? — пролепетала она, и ее голос на мгновение дрогнул. — На кого падет выбор?

— На кого-нибудь, кто имеет вес в обществе и связи, — он видел, как Лили недовольно поджала губы. А затем, резко повернувшись, посмотрела на него странным взглядом, который скорее напоминал Скорпиуса:

— Но ведь больше, чем у меня, ни у кого связей нет. Я — самая удачная партия.

Альбус остановился и внимательно взглянул в ответ. Похоже, Лили не собиралась сдаваться, она цеплялась за самый последний аргумент: ее отец — Гарри Поттер, которого, пока что, все уважали и ценили. Усмешка пробежала по губам; чем больше она общалась с Малфоем, тем сильнее начинала думать привычной ему мерой, оценивая объект, как предмет выгоды.

А потом он заметил, каким отчаяньем были ее глаза. У нее не оставалось надежды, поэтому цеплялась она за последнюю веру.

— Лили, Альбус! — позвал их отец, отчего оба вздрогнули. Синхронно повернувшись, они заметили, насколько отстали от него. — Скорее, надо успеть найти порт-ключ.

Нацепив на лицо улыбку, Лили быстро зашагала к нему, пока Альбус внимательно провожал ее взглядом, не двигаясь.

Он-то, как не кто иной, знал, куда могут завести игры с собственными эмоциями.

И как дорого стоит надевать маску, закрываясь ею ото всех.

* * *

За окном дул сильный ветер, который склонял единственное дерево к земле. Оно прогибалось под страшной невидимой силой, но потом неизбежно выгибалось вновь, пока воздушный вихрь, не потеряв окончательно терпение, не начал выламывать ему ветви. А над деревом было серое небо, которое темнело с каждой секундой, двигаясь все ближе к зданию. Где-то вдали можно было разглядеть просветление, но, присмотревшись, становилось понятно, что это обман зрения: небо было беспросветно мрачным, гневным и истерично крикливым — уже во всю начиналась гроза.

Покачиваясь взад-вперед, Альбус рассеянным взглядом наблюдал за надвигающейся бурей и крутил в тонких пальцах палочку. В голове было противно пусто, но при этом как-то хорошо, будто бы ему удалось наконец скинуть тягостный груз. Думать не хотелось ни о чем, только смотреть и смотреть, иногда фокусируясь на каком-то объекте.

Он стоял в трех шагах от собственного кабинета. В коридорах было непривычно тихо, как и во всем аврорате: уже начался обеденный перерыв, и все давно разбрелись по своим норам. В такой час ему нравился Аврорат: он был тихим и спокойным, и не стоило волноваться, что тебя могут сбить с ног.

Кругом было умиротворение; оно выливалось в тишину, которая обступала его со всех сторон, и только погода бушевала. Но она, находящаяся по ту сторону, за стеклом, больше не имела власти над человеческими инстинктами.

Кругом действительно было чересчур тихо, поэтому резкий грохот и шумные голоса, которые издавались из соседнего коридора, немного изумили Альбуса. Перерыв был в самом разгаре, дежурная группа авроров еще не должна была смениться, поэтому такой топот и крики явно настораживали. Немного потоптавшись на месте и прикинув все «за» и «против», Поттер тихими шагами пошел налево. В конце концов ему нужно было узнать, кто был нарушителем такого долгожданного покоя.

Подходя все ближе к источнику шума, Альбус постепенно начинал узнавать голоса: ему точно слышались беззаботные интонации мистера Джонаса и его помощника, а также чей-то высокий женский голос, который он никогда не слышал до этого. В голову уже пришли тысяча мыслей по поводу того, что могло произойти, но, не решаясь больше гадать, Альбус поддался вперед и вышел в осветленный свечами коридор. Как оказалось, слух действительно его не подвел: здесь были его куратор и помощник. А рядом с ними стояла невысокая, в бархатной изумрудной мантии и сложенными в аккуратную прическу волосами блондиночка; ее предосудительно загораживали от брюнетки, которая стояла к Альбусу спиной, но она была смутно знакома по изгибам тела.

— Говорю же вам, моих сил нет больше, вы только посмотрите на нее, — девушка плакала, и ее голос то и дело срывался. Все лицо у нее было красным, и оно было искажено горем. — Ну что? Что мне оставалось делать? Эта шваль… — она сморщилась, с силой сжав ладонь, в котором был платок, — она же не отлипнет… гадина… что б вас всех!..

— Ну, перестаньте. Зачем же надо было на убийство идти, Селена? Да и еще оскорблять… от нее будет зависеть, упекут ли вас в Азкабан или нет. Успокойтесь, прошу вас, — веселым тоном тарахтел Джонас, по-прежнему не подпуская ее к темноволосой девушке.

— А мне и не нужно ее прощение, ах, если бы я ее только убила, черт возьми, — злобно усмехнувшись, проговорила она и со всей дурью накинулась на аврора, пытаясь достать до девушки за его спиной. — Слышишь, потаскуха, если бы не авроры, давно бы гнила в земле со своим братиком…

— Как забавно, — протянула она ей в ответ, и этот голос, томный и объемный, Альбус узнал тотчас, — расскажи, кого это, иметь настолько мало мозгов, чтобы даже не осуществить собственную месть? Ты серьезно еще не застрелилась от стыда, моя дорогая, или это представление — твой прощальный акт? Такой талант пропадает! — театрально ужаснулась, вскинув руки.

Девушка с криком еще сильнее набросилась на мистера Джонаса, отчего его помощнику пришлось приложить заклинание, дабы обездвижить ее. Все тело миниатюрной блондинки замерло, и только по лицу ее текли слезы. Достав из кармана салфетку, куратор протер шею и лицо, а потом, развернувшись, он внимательно посмотрел на вторую девушку:

— Мисс Забини, боюсь, я вынужден перейти к допросу и основательно. Два раза попасть в наш отдел с разницей в три дня… тут есть над чем задуматься и послушать.

— И что же вы хотите услышать, мистер… Джонас? — протянул она, взмахнув рукой и положив ее на ключицы. Весь вид Ригель был непринужденным и немного ленивым, будто бы она действительно не понимала, зачем все это.

— Почему миссис Кроусон пыталась убить вас сегодня? Что же вы такого сделали? — его тон по-прежнему был задорным, но в глазах сверкала сталь.

Альбус хмыкнул неслышно. А он ведь предупреждал, что-то, что именно она стала спутницей Самайна на главном вечере страны, дорого ей обойдется. «Иронично», — пронеслось в голове: мистер Джонас был ближайшим другом этой семьи, и он-то теперь будет как никогда озабочен этим делом. От всей этой ситуации пробирал хохот, и становилось действительно интересно: что же будет дальше?

— Не знаю, — безразлично протянула Ригель в ответ. Ее лица Альбус не видел, но был уверен, что оно всем своим видом выражало непонимание.

— Ну что ж, — проговорил он, — тогда вам определенно придется задержаться здесь. А мистер Поттер, что так благородно подслушивал все это время и даже не пытался скрыть свою персону, поможет мне в этом деле, не так ли?

Непроизвольно вздрогнув, Альбус мысленно выругался. Он так заслушался, что даже забыл, что находится без укрытия. Ригель медленно, будто бы высчитывая что-то про себя, развернулась и посмотрела в глаза. Она выглядела просто превосходно для человека, который пережил покушение, а ее взгляд по-прежнему был холоден и жесток. Но вдруг ее губы изогнулись в холодной улыбке. Ей определенно нравилась сложившаяся ситуация.

Альбус прокашлялся.

— Конечно, мистер Джонас.

Страдание не заглушает жажду власти.

Оно её увеличивает.

* * *

— Да, Ал, феерическое везение, — хохотал Скорпиус. Альбус умудрился-таки сбежать от дотошного куратора и вернутся в свой кабинет. — Надо же было так угодить. Ну, я желаю тебе удачи. Если не вернешься, я же смогу забрать твой стол? У него расположение лучше.

— Никакого сочувствия, — немного обиженно произнес Альбус. Он до сих пор не верил, что нарвался на такое положение дел, поэтому всеми силами старался не рассуждать об этом. Но куда уж тут, когда рядом сидит лучший друг, который смеется над ним.

— А оно тебе не поможет, ведь твое дело будет связано с Ригель.

— А она часом не является одной из претенденток на роль твоей невесты? — невзначай бросил Альбус, намеренно затрагивая эту тему. Как старший брат, он волновался за сестру и хотел быть в курсе всех ее перспектив. Малфой на мгновение замер. Его глаза сощурились, а лицо приняло непроницаемое выражение. Это говорило о том, что тема неприятна и что не стоило бы ее начинать, но Альбуса уже было не остановить.

— Нет, она недостаточно перспективна, — протянул он немного задумчиво, будто что-то просчитывая в мыслях.

— А Лили, — Альбус чуть наклонился, чтобы лучше видеть его лицо, — она достаточно выгодная партия?

По его лицу прошла усмешка, а глаза посмотрели прямо на Альбуса; в этом взгляде не было ничего: ни эмоций, ни мыслей, только пугающая пустота.

— Даже слишком, но не для моих родственников. Ты же знаешь, что, по сути, невесту мне выбирают портреты? Эти старые ободранные картины, которым место на свалке, делают выбор, не я, — Скорпиус опять хмыкнул, — ты спросишь, а что же отец? О, ему все равно, Поттер это будет, или Нотт, или кто еще, главное, чтобы этот брак принес прибыль и связи, и плевать, чистокровная ли она или полукровка. В моей жизни все очень просто: либо я использую тебя, либо ты меня, и первое, конечно, котируется выше, если не хочешь потерять влияние.

Да, это было в духе людей, которые крутятся в аппарате власти. Либо ты, либо тебя — такова плата за деньги и славу, и даже Гарри Поттер являлся ее жертвой. Общество устроено так неспроста: это продуманная система иерархии, которая выстраивалась веками; сменялись лица, но не идея, — деньги правят всем — и ее невозможно сломить. Оттого-то Магическая мафия никогда не падет, ведь ее прослойка — эти самые личности при деньгах.

— Достаточно интересно, — проговорил в ответ Альбус, отбрасывая мысли прочь, — и я бы с радостью продолжил разговор, но работа не дремлет. Кажется, меня ожидает что-то интересное.

— И утомительное.

— И перспективное.

Скорпиус насмешливо приподнял брови, как бы говоря, что ему не стоило так обнадеживаться. Но у Альбуса было предчувствие: это дело перевернет всю его жизнь. Накинув мантию, он вышел из кабинета и направился на смотровую площадку под номером шесть, где должна была происходить дача показаний. Скорее всего, Селена Кроусон уже пришла в себя, поэтому могла рассказать, что же сподвигло ее на такой шаг. «Интересно, что предпримет Самайн? На чью сторону встанет он?» — усмехнулся про себя Альбус, прикидывая, кто же выгоден ему, — жена или любовница — а потом подумал, что ему, возможно, было плевать на обеих.

Открыв тяжелую дубовую дверь, он оказался в просторном темном помещении, в середине которого стоял пресловутый стеклянный купол. Внутри него уже сидели Ригель и Селена, а также помощник мистера Джонаса, который выступал третьей стороной, и несколько новых лиц, которые, скорее всего, были свидетелями.

Еще раз поздоровавшись с куратором, Альбус присел на кресло, откуда открывался чудесный вид на слушанье, и начала наблюдать.

— … Миссис Кроусон, вы же знаете, что ваше молчание ничего вам не даст? — устало проговорил аврор, пристальным взглядом смотря на девушку. — Ваш муж, возможно, не явится…

— Он придет, — уверенно проговорила Селена, на что Ригель выразительно фыркнула. Резко развернувшись, Кроусон злобно сверкнула глазами, что дало Альбусу возможность ее разглядеть: лицо распухло от слез и было слегка красноватым, особое зрелище представляли глаза, они были полностью лишены человеческой разумности, в них была только ненависть.

— Может, и придет, но, — Ригель наклонился ближе к Селене и слащаво улыбнулась, — почему ты думаешь, что к тебе?

— Да ты просто подстилка, он тебя и в грош не ставит, — ее голос перешёл на шипение, а в глазах опять появились слезинки.

— Интересно, — откинувшись обратно, протянула Забини, делая вид, будто бы она задумалась, — отчего же он столько лет меня добивался?

— Стерва! — Селена опять попыталась вскочить с места и кинуться на нее, но ее тело вовремя оглушили заклинанием.

— Это вынужденная мера, миссис Кроусон, — безразлично протянул аврор. — Надеюсь на понимание.

Ригель тихо рассмеялась, а потом резко вскинула голову, встречаясь взглядом с Альбусом. Так как она не видела людей, находящимся за стеклом, Ригель не могла знать, что смотрит на него, но почему-то после этой встречи глазами ее уголки губ поползли ещё выше, а потом она лукаво подмигнула, демонстрируя полное спокойствие и незаинтересованность в этом деле. Только сам Поттер был уверен в том, что это ситуация принесет ей много проблем.

Чуть усмехнувшись, Альбус едва заметно покачал головой.

— Итак, сегодня в десять часов по полудню вы ворвались в бар «Мщение» и подозвали к себе служащего с просьбой предоставить вам личную встречу в какой-нибудь из приватных комнат с одной из официанток, а именно — мисс Забини. Правильно?

— …верно…

— Затем, работники услышали грохот, и из комнат выбежала сама Ригель, которую вы пытались убить…

— …Авадой Кедаврой…

— Именно, — сделав акцент на это слово, произнес аврор. — Вы пытались убить непростительным заклинанием, разнесли верхнюю часть бара и…на ваше везение, кроме мебели, никто не пострадал. В противном случае, вы бы попали в Азкабан моментально.

Переведя взгляд со стеклянного купола, Альбус посмотрел на своего куратора, который, хоть и выглядел беззаботным, но вся ситуация ему явно не нравилась. Он немного пошатывался на ногах, что говорило о чрезмерной задумчивости, а потом, скрестил руки.

— Мисс Забини, возможно… конечно, маловероятно…но…

— Не мнитесь, мистер, и не блейте, как овца. У меня мало времени, — вальяжно протянул Ригель, раздражённо прикрыв веки.

Аврор сузил глаза, но говорить ничего не стал, видимо, понимая, как важно было сохранить хорошие отношения с пострадавшей.

— Может, вы не будете судиться? Отпустите ее, как миссис Сэлинджер, а она вам компенсацию выплатит.

Холодный смех разлился по всей комнате, и он не предвещал ничего хорошего. Вдруг, резко замолчав, Ригель подняла брови, и лицо ее приняло какой-то странное выражение, злое и мстительное.

— Меня пытались убить…

— …принимая во внимание, что вы…

— Что, я? — громко перебила. — Падаль, об которую можно вытереть ноги? Меня пытались убить без причины, просто потому, что эта «милая» девушка не смогла удержать рядом с собой мужа, и он нашел кого-то поинтереснее и симпатичнее. Это тоже моя вина, что я родилась с такой внешностью? Ну что ж, давайте обвинять меня в том, что я захотела повеселиться и пошла с ним на тот вечер. Давайте. Только факта это не изменит: она неудачница, и я действительно удивляюсь, как она ещё не пустила пулю в висок от отчаянья.

Наступило молчание. Селена тихо глотала слезы, исподлобья смотря пустым взглядом на окружающих, а сам аврор замолк, нервозно перебирая бумаги. Ригель нужно было заставить не возбуждать дело, но насколько она была зла! Все ее существо кричало о том, что им всем придется постараться, чтобы убедить забрать дело. Сам Альбус задумчиво согнулся: ему было плевать на них всех, и он действительно не видел вины в поступках Ригель, ведь по закону она ничего не нарушила. Но при этом он понимал, что если они не найдут какую-то лазейку, то семья Кроусон просто уничтожит их отделение.

— Обвините Ригель, — медленно протянул Альбус, сомкнув руки. — Начните капать на нее, достаньте дело миссис Сэлинджер, которое прогремело недавно, и скажите, что это странно, что столько женщин покушаются на ее жизнь.

Джонас резко развернулся и бросил мимолетный взгляд. Он что-то просчитывал.

— Эта партия проиграна, — продолжал Поттер, не убирая напряжённого взгляда с фигурки Ригель, — нет смысла здесь ее держать.

— Но, если она его любовница, — вдруг протянул аврор, который все это время неодобрительно качал головой на реплику Забини, — почему он сам с ней не поговорит? Мистер Кроусон мог бы убедить не разводить дело против своей жены…

— Если только он и сам не хотел от нее избавиться, — протянул Поттер, усмехнувшись. Кажется, все было намного сложнее, чем казалось на первый взгляд.

— Самайн, может, и хотел, но только вот его отец дал личное указание мне: во что бы то ни стало не дать этому делу огласку и вернуть Селену домой, — мистер Джонас прищурился. Все складывалось как нельзя невыгодно для авроров. — Поэтому есть смысл начать копать под Ригель и вынудить ее закрыть дело. Мистер Поттер, боюсь, этим займетесь вы. Кажется, вы одногодки и, — оскал, — слизеринцы.

— А что насчёт Скорпиуса? Его можно взять в дело?

— Нет, — жёстко перебил Джонас, внимательно пронзив Альбус взглядом. — Я ему не доверяю.

Внутри что-то сжалось от злости, Поттер сверкнул глазами, но промолчал. Это было не впервые, когда куратор намеренно затаптывал Скорпиуса, не давая тому возможности проявить себя. «Вот же…», — раздражённо вздохнул он.

Тем временем Джонас опять перевел свой взгляд на купол, и именно в этот момент помощник объявил о закрытии заседания. Селену повели через запасной выход, ведь по закону ее должны были оставить в передержке до того момента, пока разбирательство окончательно не было закончено. Сама Ригель, встав с места и высокомерно взглянув на аврора, уверенным шагом пошла к двери, резко дёрнув ручку, и оказалась в комнате. Внимательно окинув взглядом присутствующих, она уничтожительно улыбнулась, отчего ее лицо приняло крайне отталкивающее выражение.

— Надеюсь, на этом все?

— О, что вы, это только начало, мисс, — Джонас приподнял козырек своей шляпы. — Боюсь, у вас безвыходная ситуация, вам придется отменить свое требование на суд Визенгамота.

— С чего бы? — протянула она гласную, медленно накручивая прядь волос на палец. Ее глаза подозрительно сузились, а губы изогнулись в полуулыбке.

— Потому что мистер Кроусон-старший дал указание закрыть дело.

Ничто не дрогнуло в ее лице, не изменился даже взгляд, только усмешка стала заметнее. Отведя на мгновение голову в сторону и что-то прошептав, она подняла руку вверх и раскрыла ладонь, начиная зачем-то считать и по мере счета загибать пальцы: «Раз, два, три…», — на третий раз Альбус услышал чьи-то уверенные шаги в коридоре. Через какую-то долю секунды дверь распахнулась, и на пороге появился Самайн Кроусон. Он был в дорожной мантии, с мокрыми от дождя волосами и с непроницаемым лицом. Его взгляд прошелся по всем, не выражая толком ничего, а потом он заметил Забини, и его озарила такая же холодная, подобная ей, улыбка.

— Ригель, все в порядке?

Между ними установился зрительный контакт, во время которого каждый напряженно вчитывался в лицо другого. Наконец Ригель усмехнулась, вальяжной походкой подойдя к нему, и обвила его руку своей. Он с готовностью взял ее ладонь и положил на свой согнутый локоть. И вместе они выглядели впечатляюще: он, высокий шатен с черными глазами, одетый во все черное, и она, такая же высокая и красивая, с ярко вырисованными губами и насмешливым взглядом — казалось, если бы и была иерархия, то они занимали первое место в ней. И как же невзрачно и просто смотрелась на их фоне Селена, которая почему-то возникла у Альбуса перед глазами.

— Что будет с моей женой? — безразлично поинтересовался Самайн, вскинув брови. В этих жестких глазах была сталь, которая явственно проступала, когда он смотрел на кого-то в упор.

— Если мисс Забини не заберет заявление, то она попадет в Азкабан, — Джонас смотрел также непроницаемо, по-прежнему показывая всю свою беззаботность, и только сжатые руки выдавали его волнение.

— Так ли это будет? — холодно произнес в ответ, даже не пытаясь придать голосу вопросительную интонацию. Нет, он не вопрошал, а прямо говорил, что знал обо всем.

— Кто знает.

Самайн презрительно хмыкнул, накрыв ладонью руку Ригель, и перевел взгляд на нее, в ответ получая приторно сладкую улыбку. Все это производило впечатление актерской игры, отчего Альбус убеждался, что все действительно было не так просто.

— Милая, что скажешь, ты позволишь ей остаться на свободе?

— Только если ее вынесут на эту самую свободу ногами вперед, — в упор, не глядя ни на кого, кроме него, произнесла по слогам она, кривя губы.

— Как интересно, — глаза в глаза, и как будто никого рядом нет. От них исходила удивительно темная атмосфера. — Полагаю, что это значит «нет».

Мистер Джонас немного дернулся от таких слов и позволил на секунду себе нахмуриться, а потом он опять стал спокойным, улыбаясь своей меланхоличной улыбкой.

— Я думаю, что на этом все, — проговорил куратор резко, отворачиваясь. Самайн усмехнулся, но, быстро проговорив вежливые слова прощания, отпустил Ригель и направился в коридор, жестом подзывая ее идти за ним, но она отчего-то не двигалась. А потом Ригель внезапно уперла свой взгляд на Альбуса. Ей явно хотелось что-то сказать, но она стояла и не шевелилась, лишь улыбка на мгновение погасла на лице. Однако это была минутная слабость: уже через мгновение Забини пришла в свое самодовольное настроение и, взмахнув рукой на прощание, поспешила за своим партнером.

В комнате наступила тишина. Альбус провожал долгим взглядом Ригель, а потом бездумно пялился в то место, где она исчезла за поворотом. Как же умела Забини очаровывать, пленять сознание и заставлять думать о себе; не будь у него настолько много рациональности, он бы точно пал к ее ногам, неудивительно, что так много мужчин сделали это же. Ради одного вечера с ней, пожалуй, можно было и умереть.

А потом он вновь подумал над сложившейся ситуацией. Ничего не оставалось, кроме как шантажом заставить Ригель забрать заявление, но…можно ли бы рассчитывать на то, что она поведется на него и не бросит карту в ответ? Нет, Ригель была намного умнее, чем думали мистер Джонас и все присутствующие в этой комнате, и только Самайн и он, по-видимому, понимали это. Удивительная вещь — ярлык. Мы вешаем их на все: на внешность, на фамилию — а потом так жестоко обманываемся.

— Мистер Поттер, немедленно начинайте узнавать информацию. Времени больше нет, чем быстрее мы прижмем ее к стенке, тем лучше будет для нас же, — монотонно проговорил Ричард Джонас, не отрывая взгляда от ровной глади стекла.

— Интересно, как много людей пострадали из-за нее… — с горящим взглядом протянул другой аврор, — как много невинных женщин переживают страдания из-за ее всепозволяющей натуры.

«Идиот…», — раздраженно подумал Альбус, резко вставая с места. Он намеревался найти Скорпиуса, чтобы тот помог ему в этом деле, и плевать было, что об этом скажет Ричард.

— Я пойду, — не дожидаясь ответа, он развернулся и поспешил прочь, испытывая отвращение. Как же он ненавидел всех этих морализаторов, которые так глупо судили о людях, поступавших иначе, чем они. В чем же была вина Ригель? Взаправду, в чем? В том, что она пользуется мужчинами ради приобретения каких-либо благ, и не думает о том, что причиняет боль их близким? Глупо. Забини лишь использовала свое очарование, и находила фундамент для своих амбиций, и жила так, как хотела, какое дело ей должно было быть до них, до всех этих несчастных жен? То, что мужчины так непостоянны и падки на красоту, было явно не ее прихотью.

Покачав головой, Альбус стремительно направился в кабинет, но тут он увидел Скорпиуса, который стоял всего лишь в одном проеме от смотровой площадки и о чем-то глубоко задумался.

— Все? — произнес он, резко вскинув глаза прямо на него. Сощурившись, Скорпиус внимательно наблюдал. — Каковы результаты?

— Она не закрыла дело, но на нас давят сверху, чтобы мы сделали все, чтобы Ригель это сделала. Мы решили найти что-то, чем можно пошантажировать ее, но…

— Меня, естественно, к этому делу не допустят? — перебил, не отрывая глаз.

— Он против.

Громко хмыкнув, Малфой отлип от стены и немного устало посмотрел на друга. В этом взгляде было непривычно много эмоций, но более всего там сверкала ненависть от того, что Скорпиус был заложником обстоятельств, и такое положение вещей его не устраивало.

— Но я же могу тебе помочь?

— Именно этого я и ждал от тебя, — они оба усмехнулись, и потом медленно пошли по направлению к своему кабинету в полнейшей тишине.

А в его голове все время появлялась она и эта ее холодная улыбка. Светлые-карие глаза смеялись по-злому, щурились и смотрели надменно; она была кусочком гордости и стервозности, которые притягивали больше, чем вся доброта и женская забота в мире. Да, Ригель Забини умела очаровывать. И он же не падет к ее ногам так просто, верно?

Но сознание на этот вопрос отвечало молчанием.

Тут я на собственном опыте увидел, что смех — самое страшное оружие: смехом можно убить все — даже убийство

— Евгений Замятин

* * *

У Ригель была удивительная жизнь. Мать, Мессия Забини, в девичестве Роули, скончалась от сердечного приступа, когда той не исполнилось и два года, а отец на долгое время пропал из поля зрения Министерства, но потом снова вернулся, однако так и не смог занять достойную должность и всю жизнь проработал на полставки в бюро Перевозок, правда, надо отдать должное, жизнь у него закончилась скоро, он умер почти в то же время, что и мать Альбуса. Совсем недавно, около года назад, скончался и ее брат, Маркус, но умер он странным образом: его тело обнаружили недалеко от особняка Забини, и причины смерти были так и не установлены. Дело, как и многие подобные в то неспокойное время, когда вдруг начали вспоминать про Магическую мафию, было перенесено в разряд бытовых: в его крови нашли наркотики. Таким образом, в возрасте двадцати трех лет Ригель Забини осталась полной сиротой, а ее поместье и все то скудное имущество, что переходило к ней, исчезло. По крайней мере, в документах и архивах информации по этому поводу не было.

Альбус вздохнул, протерев глаза. Всю ночь они разгребали архивные записи, а потом стали опрашивать знакомых Ригель и узнали только то, что Маркус, ее брат, был жутким повесой и что именно из-за него у нее не осталось средств к существованию, поэтому Ригель и пошла работать в паб, так как ни образования, ни связей у нее на тот момент еще не было.

Они со Скорпиусом сидели в своем кабинете и переводили дух после бессонной ночи, попивая зелья бодрости. По воспоминаниям Скорпиуса тоже нечего было сказать о ней: типичная красивая стерва, у которой постоянно были приспешницы и ухажеры, ничего особенного. А сам Альбус, как не напрягался, ничего о ней вспомнить не смог: он всегда был далек от своих однокурсников и не принимал участие ни в каких мероприятиях, сторонясь всех, кроме Скорпиуса и своих родственников.

Это напоминало комедию, но ничего смешного, на самом деле, не было. Нужно было надавить на нее, но как? Этот вопрос мучал Альбуса с каждой секундой все сильнее, поэтому, немного подумав, он вдруг предложил:

— Может, сходим в «Мщение»?

— Предлагаешь расспросить заведующую? — протянул Скорпиус, резко вскинув глаза, под которыми уже проступали синяки. Все-таки, бессонная ночь не проходила бесследно.

— Надо попробовать все.

Недолго думая, они встали и трансгрессировали. И вновь им пришлось оказаться на уже знакомой площади, и у Альбуса появилось щемящее чувство ностальгии: именно здесь он впервые после выпускного увидел ее.

Паб был открыт и по-прежнему выглядел безобразно: потрескавшиеся гирлянды, обшарпанное здание и кровавого цвета вывеска — это место будто притягивало преступления и самый низ общества. Почему Ригель выбрала именно это заведение, было неясно, но еще более непонятное было то, почему она не уходит, имея такого богатого любовника в лице мистера Кроусона.

Но с каждым мгновением вопросов становилось все больше, а думать о них как минимум не было времени, поэтому Альбус резко дернул ручку и оказался внутри. Это было огромное пространство, освещенное только свечами, из-за чего создавался полумрак, темно-бордовые обои и такого же цвета шторы, свисающие со стен и ограждающие столики от танцевальной площадки, только сильнее нагнетали это ощущение темноты. Рядом с танцевальной площадкой находился бар, в котором работал молодой волшебник с раздраженным выражением лица, он протирал бокал, когда они вошли, но остановился, недружелюбно сверкнув глазами.

Ничего особенного: обычный волшебный паб, в котором из-за раннего времени не было посетителей и где играла спокойная музыка, расслабляющая сознание.

— Вам кого? — грубо проговорил бармен, облокотившись о стойку. — Никаких личных встреч без регистрации мы не организовываем, хватило сполна.

— Мы из Аврората, — Альбус достал удостоверение и раскрыл его, — пришли к заведующей.

Бармен хмыкнул, лениво махнув головой влево.

— Вам туда.

Скорпиус неодобрительно сверкнул глазами, но первый пустился по направлению к кабинету, и Альбус последовал за ним. Постучавшись, они услышали громкий писклявый голос, который разрешил войти. Дверь открылась, и они оказались в таком же темном помещение, в середине которого стоял длинный стол и за которым восседала статная, уже не молодая женщина с копной рыжих волос и кошачьими зелеными глазами, которые магнетизировали не хуже Ригель. Кроме стола, стульев и нескольких живых картин, которые поголовно щурились, в помещение больше ничего не было, из-за чего появлялось чувство какой-то пустоты.

— Авроры? — безразлично кинула она, выдвинув ящик и доставая оттуда длинную папиросу. Невербально взмахну палочкой, женщина подожгла ее и стала затягиваться, пуская длинные кольца дыма.

— Вы… — Скорпиус запнулся.

— На лицах написано, — перебив, усмехнулся она, перекинув ногу на ногу, — только у авроров такие безэмоциональные и пропащие выражения лиц. Отчаяние берет, как на вас глянешь.

— Забавно, — холодно ответил Малфой, без разрешения присев на свободный стул: было понятно, что он не собирался церемонится и хотел сразу перейти к делу, — однако, отчаянье скорее должно быть у вас, слышал, полбара как не бывало.

— О, это не беда. Мистер Кроусон уже все, — она по-особенному протянула это слово, — возместил. Он наш постоянный клиент, — самодовольство пробежало по ее лицу.

Усевшись рядом, Альбус сощурил глаза. Теперь ему удалось лучше разглядеть заведующую, и он увидел, насколько морщинистое и худое было у нее лицо, когда все остальное тело было слегка полноватым. Может, дело было в ее разрезе глаз, но она напоминала кошку, которая готовилась к тому, чтобы уничтожить любого, кто пришел на ее территорию. Надо было как можно быстрее сделать свой ход и загнать ее в угол.

— Что вы можете сказать о Ригель?

— То же, что и все: она красива и очаровательна. Лучшая наша работница, — ее лицо приняло безэмоциональную позицию; оно будто намеренно выражала безразличие.

— По-вашему, почему на нее так часто покушаются?

Громкий смех разразился в комнате. Она так сотрясалась из-за него, что казалось, еще немного, и точно упадет. Внутри как-то все похолодело, и они переглянулись друг с другом: заведующая производила странное и двоякое впечатление.

— Мерлин всемогущий, и вы отвечаете за нашу безопасность, — ее все еще трясло от смеха, — завидуют, не понимают, не принимают. Так бывает, знаете? В основном все, кто так или иначе претендовал на то, чтобы убить ее, были дурнушками, от которых мужья все время ходили налево, выбирая времяпровождение с Ригель, — успокоившись, она вновь безразлично посмотрела прямо на Альбуса, смокнув руки, — не подумайте, у нас не бордель, и мы не предоставляем сексуальные услуги, но так выходит, что наши официантки могут…делать что-то по своему желанию, их время можно купить. Однако в основном дальше простого разговора и парочки бокалов вина никому ничего не обламывается, особенно с ней…

— Кроме Кроусона и Сэлинджера? — насмешливо спросил Скорпиус, вскинув брови.

— Сэлинджер? — женщина выразительно фыркнула, всем своим видом показывая пренебрежение. — Ну да, точно, он к ней приходил, только ей и грезил, постоянно требовал, чтобы она обслуживала его…кажется, Фельмонт умер? Ха-ха, презабавно, однако мусор должен покидать планету.

Вскинув брови, Скорпиус недоверчиво посмотрел на нее, и Альбус понимал его мысли: по ее словам все выходило слишком…непримечательным.

— Хотите сказать, между ними ничего не было? — протянул Альбус, нахмурившись. — Он ушел из семьи, и его жена уверена, что из-за Ригель.

— Ну, мне этого не знать, однако не могу сказать, что между ними была какая-то связь, кроме… — тут она опять презрительно усмехнулась, надменно вскинув голову, — вы ничего не знаете, да, авроры?

Скорпиус с шумом откинулся на спинку стула и с раздражением посмотрел на друга: в его глазах явственно читалось, что ее словам он не верил.

— Смотря о чем вы, — протянул Альбус, устало закатив глаза и поправив рукава на рубашке.

— О том, что Кларисса, его жена, тетя Ригель.

Громко откашлявшись, Малфой резко выпрямился, вскинув брови. Об этом они действительно не знали, ничего подобного, по крайней мере, не было слышно и нигде не упоминалось. Мозг лихорадочно соображал, пытаясь принять эту информацию, но все было тщетно, в это просто не верилось. Вернее, не хотелось, ведь иначе вся ситуация скорее начинала походить на сюрреализм и жизнь им не упрощала.

— Откуда вы это знаете? — теперь не доверял ей уже и Альбус, он демонстративно скрестил руки на груди и посмотрел в ожидании ответов.

— О, — она усмехнулась. — Я была так хорошо знакома с семьей Роули. Кларисса и Мессия…да, были времена…мы даже учились в Хогвартсе, они были близняшками… — ее взгляд потеплел, она явно пустилась в воспоминания, — Ригель совершенно не похожа на мать, она пошла в Забини, слышали когда-нибудь о ее бабушке? Она была первой женщиной Магического мира и «Черной вдовой», которая выходила замуж семь раз, и никто из ее мужей не жил дольше двух месяцев, и при этом никаких обвинений ей предъявлено не было…восхитительная женщина, я еще застала ее в расцвете сил… — она усмехнулась, и тень грусти прошлась по лицу. — Ну так, в результате Мессия смогла породнится с чистокровным и на то время еще приличным родом, у которого были средства, а Кларисса…дура, связалась с полукровкой без гроша в кармане и пропала бы, если бы Мессия не передала две трети своего наследства ей, пожалела бедняжку, а зря. Как оказалось, Кларисса таким же качеством не обладала.

Вдруг она замолкла, и ее руки сильнее сжали краешек стола. Вся эта история постепенно начала вырисовываться в голове у Поттера, но проще не стало. Если они родственники, то что же произошло? И можно ли было повесить на Ригель убийство или…дело было все-таки в Клариссе, которая решила отомстить из-за своего мужа, но была ли тут виновата Забини или это просто предположения ее тети? Махнув головой, Альбус устало прикрыл глаза: становилось все сложнее.Отметив про себя, что нужно обязательно уточнить информацию их родства, Поттер продолжил слушать.

— Но это неважно, главное лишь то, что в один момент Ригель просто осталась одна, у нее забрали все из-за долгов братца, хотя я, если честно, думаю, что там темная история…и ей некуда было идти, и тогда она нашла меня и попросила работу. Я ей ее дала, и с тех пор она продолжает работать здесь и приносить мне нереальные деньги…вы видели как она танцует? — опять усмешка, — от такого зрелища, вы потеряете дыхание, да и не только. На этом все, ничего интересного, не правда ли? Я помогла дочери своей подруги, а она оказалась прекрасной работницей. Обвинить Ригель не в чем, господа.

И это было действительно так. Никаких доказательств не было и так не появилось, но Альбус все же решил, что он замнет услышанную информацию и попытается продавить свою версию, но только каким образом, оставалось загадкой даже для него. Какие бы смешанные чувства он не испытывал к Ригель, это не означало, что Поттер позволит ей разрушить свою жизнь, чтобы ему вновь пришлось искать маску под стать и пытаться правильно приклеить ее к лицу.

— Что ж, спасибо, — он встал, бросив последний, полный задумчивости взгляд. — Мы пойдем.

— До скорой встречи, — уверенно протянула она в ответ, еще раз затянувшись папиросой.

Когда они вышли из комнаты, то увидели, что людей уже стало намного больше. Время двигалось к обеду, поэтому многие волшебники приходили сюда, чтобы развлечься и поесть. Альбус стремительно спускался по ступенькам, глядя только под ноги, и тихо чертыхался из-за громкого шума, что здесь стоял. Скорпиус бесшумно шел следом, и Поттер был уверен, что он тоже переваривает полученную информацию, ибо вся ситуация складывалась как нельзя некстати. Мозг усиленно выискивал зацепки.

— Что будем делать? — бросил он мимоходом, остановившись. Малфой сделал то же самое, сосредоточенно что-то высчитывая про себя, а потом устало протянул:

— Не знаю. Ригель и до этого сложно было обвинить в смерти Фельмонта, кроме слов Клариссы у нас ничего нет, но тут мы вдруг узнаем, что они родственницы…фантастически, не находишь? Я даже не уверен, что это правда, если честно, однако, если все же да, нам не стоит говорить об этом. Данная информация только усложнит дело, да и они не спешили рассказывать о своих связях, значит, стоит принять правила уже существующей игры, а не лезть со своими.

В этом была определенная доля смысла, но Альбус все еще сомневался. Что же стоило предпринять и как повести себя в данной ситуации? Встретившись взглядом с другом, он увидел, что тот тоже находится в замешательстве. Вздохнув, Поттер развернулся и вновь стал спускаться, в который раз обдумывая все и взвешивая доводы. С одной стороны, это действительно не упростит дело, но с другой…можно было ли сказать, что Ригель убила мужа своей тети из-за мести, но какой мотив можно выдвинуть? «Надо вновь поговорить с миссис Сэлинджер», — пришел к выводу Альбус, продолжая идти.

И он почти спустился, когда вдруг был вынужден резко остановиться, потому что чья-то женская фигура перегородила ему путь. Вскинув глаза, Альбус, нервно дернувшись, увидел перед собой Ригель, которая надменно улыбалась, снисходительно и одновременно лениво смотря на них. Она была в рабочей мантии, с идеально уложенными набок черными волосами и ярко-красной помадой на губах. Скривившись от удивления, Забини протянула:

— Какая неожиданная встреча, вы бы предупредили, что ли, и вам бы не пришлось ходить к ней, — она кивнула головой по направлению к комнате заведующей, — я сама бы могла рассказать вам все, что вас так интересует. Ну и как, удачно? Нашли, что можно на меня повесить?

— И тебе добрый день, — протянул Скорпиус, — хотя, думаю, денек был бы лучше, если бы мы не встретились.

— М-м, не могу сказать, что это не взаимное чувство, — Ригель лениво откинула волосы за плечо, приподняв насмешливо брови, — как хорошо, когда в жизни все так взаимно, не так ли? Жалко только, что в нашем мире всем плевать на такие вот чувства. Как пример, ты и Розарета — у вас ведь все не так взаимно, да? Печальная история складывается, — она сделала вид, будто ужаснулась, театрально прикрыв ладонью рот, а потом опустила взгляд, но тут же вскинула, убрав руку. — Особенно мне, отчего-то, жаль глупышку Лили Поттер. Невинное дитя.

— Ты… — угрожающе протянул Скорпиус, все его лицо ожесточилось, а желвак заиграл на шее. Он был не на шутку зол.

Альбус удивленно посмотрел на друга: он не знал, что у друга официально была невеста. «Розарета… Нотт, что ли?», — подумал Поттер, переводя взгляд со Скорпиуса на Ригель.

— Что, я? — раздраженно закатив глаза, — всего лишь говорю правду, — усмешка пробежала на губах, — если Лили будет плохо, Поттер, приводи ее ко мне. Я хорошо умею утешать. Особенно ей это понадобится через месяц, не правда ли? Кажется, именно тогда будет твоя свадьба. Жду торжества, не забудь отослать приглашение!

— Ригель, — протянул Альбус, смотря на нее обезоруживающе холодно, призывая замолчать. Испытывая внутри злость из-за того, что Малфой не рассказал ему о такой важной информации, он все же не мог позволить Ригель бравировать и унижать его с помощью Лили.

— Ах да! Кажется сегодня у меня очередной допрос, — резко переключилась она, опять начиная строить из себя дурочку. Надо было отдать должное: у нее получалось это превосходно. — Так что, Скорпиус, кажется, нам по пути.

Злая улыбка заиграла на ее устах. Ригель вдруг посмотрела прямо на Альбуса, не мигая, будто пытаясь одним только взглядом покорить всю его душу, но только Поттер был не так прост, чтобы не понимать, что скрывается за этим маневром, поэтому принял правила ее игры и смотрел также твердо и уверенно. И на мгновение, а может ему показалось, он увидел в этих глазах эмоцию, которой не было доселе, в них промелькнула нежность. Но стоило ему это осознать, как Ригель резко убрала взгляд, уперев его в пол.

— Дурдом, — проговорил Скорпиус, резко обойдя Альбус и остановившись напротив Забини. — Ну что ж, пойдем. У нас как раз появились к тебе вопросы. Посмотрим, хотя бы на один процент умна ли ты так же, как и красива, или обыкновенная зазнавшаяся стерва с чрезмерно раздутым эго.

— Обо мне не беспокойся, — холодно в ответ, — у меня прекрасная и свободная жизнь, чего не скажешь о тебе, не правда ли? Мне не о чем печалиться и размышлять, я всегда побеждаю.

Презрительно фыркнув, Скорпиус пошел вперед, показывая всем своим видом, что ее никто не будет ждать. Но она все равно не двигалась, и стоило Альбусу только пойти, как Ригель вдруг схватила его ладонь, скрестив пальцы. От такого жеста, по его телу прошлись мурашки, и он тут же поднял свой взгляд, серьезно всматриваясь в это красивое и немного злое лицо.

— Послушай, Альбус, могу ли я повидаться с Селеной?

Удивлённо прищурившись, он дёрнул ее за руку к себе, из-за чего она слегка ударилась об его грудь, а после посмотрела на него неловко и с обидой, не успев нацепить маску надменности. Чуть нагнувшись, Поттер прошептал ей на ухо:

— Зачем, Забини?

— Меня гложет чувство вины…

— В это не поверит никто, — перебил резко. Альбус отодвинул лицо от ее милого кошачьего ушка и посмотрел прямо в глаза. С такого расстояния ему стали доступны все крапинки и узоры, и он заметил, что в радужках у нее было треугольное солнце.

— Тогда, — протянула Ригель, на секунду усмехнувшись, — я собираюсь убить ее.

Сердце в груди на мгновение вздрогнуло, как и кадык, когда она, напротив, не выражала ничего, кроме смеха. Правда, казалось, что Ригель вот-вот рассмеется своим холодным поражающим смехом. А потом до него дошло: это были не шутки.

— Глупо, — все, что смог ответить, — да и при свидетелях.

— Альбус, — она опустила свою свободную руку ему на шею и обвила ее, приближаясь совсем близко, но все ещё держа дистанцию. — А не глупо ли было идти туда, где тебе просто нет места? Не глупо ли выполнять чужие предпочтения?

Сглотнув, Альбус усмехнулся, приподняв один уголок губ.

— Ты опять играешь. Что тогда на площади, делая вид испуганной невинности, что сейчас, пытаясь меня очаровать. Пора заканчивать, не находишь?

— Нет, это только начало, — Ригель резко отстранилась. — Давай заключим пари?

— И что же в нем будет очной ставкой? — он все ещё улыбался, смотря на нее как на маленькую, глупую девочку.

— О, человеческая душа, конечно же, — искренняя улыбка пробежалась по ее губам. — Мы предоставим дорогой Селене выбор: жить или умереть, — и понаблюдаем, какой выбор сделает она, загнанная в ловушку мышь, у которой нет ничего, даже уважения со стороны собственного мужа, — Ригель понизила голос и прошептала, оттягивая гласные, — что скажешь, Альбус? Как тебе такая игра?

Люди шумели нещадно. Они смеялись и гремели посудой, и это действовало на него гипнотически. А Альбус стоял и смотрел на нее, пытаясь отыскать ответы на свои вопросы, но понимал, что у Ригель слишком много масок, чтобы ее можно так просто понять. Она вся была сплошным лицемерием, Ригель Забини, как таковой, не существовало.

Он задумался. Человеческая жизнь для него не стоила много. Альбус не заботился о тех, до кого ему не было дело, и Селена Кроусон была как раз таким человеком. Так почему бы с ней не поиграть? Почему бы не понаблюдать, что выберет человек, уязвленный своей жизнью, когда пред ним станет выбор?

Насколько может пасть человеческое самообладание?

— Давай попробуем, Ригель.

* * *

Они сидели в той же комнате: она — в стеклянном куполе, а он — снаружи. Альбус лениво крутил палочку у виска и ждал, пока случится нечто. Смотря на нее, такую беззаботную и безразличную, он не верил, что ещё десять минут назад Альбус собственноручно привел ее в комнату для передержки и оставил наедине с той, кто пытался ее убить. Они разговаривали, вернее, Селена молчала, раздавленная эмоциональным грузом, а Ригель о чем-то размышляла. Он не присутствовал при их разговоре, знал только, что Забини принесла с собой старинный револьвер, который по-забавному сверкал от солнечных лучей; его деревянная ручка была истертая, а сталь, за которой явно ухаживали, так и манила, чтобы сорвать курок.

И, когда Ригель наконец покинула комнату, лицо у миссис Кроусон было задумчивым и печальным, Альбус бы даже сказал, что отчаянным.

Поттер прекрасно понимал, почему сделал это: зачем он косвенно помог Ригель избавиться от Селены, которая, по каким-то неведанным ему причинам, очень мешала Забини. Он знал, что эта игра, знал, что его использовали, чтобы добраться до жертвы и окончательно сломить ее; ему было прекрасно понятно все, каждый пунктик ее плана, кроме самого мотива. Наверное, Альбусу просто вновь захотелось ощутить это чувство азарта; посмотреть, какой выбор может сделать человек, у которого нет впереди светлого будущего — только вечно изменяющий муж и живучая гадюка, которая ловко ошивалась подле него. Что выберет она: борьбу или поражение?

Это был научный интерес, опыт, если быть точнее, и Альбус не чувствовал ни малейшего зазрения совести. В конце концов, все складывалось шикарно: если Селена убьет себя, то на них не будет давить семейство Кроусонов. Это была выгодная партия, в которой они помогали друг другу: у аврора больше не будет проблем с этим делом, как и не будет их у Ригель. Только один вопрос маячил перед ним: чем именно мешает Забини Селена?

И сейчас они просто сидели в смотровом зале, а за стеной находилась комната ожидания, где смиренно сидела все это время миссис Кроусон, и оттуда доносилась пугающая тишина. И что-то должно было произойти; то, что определит их игру; то, на что так надеялся Альбус.

Время отсчитывалось где-то в сознание, он явственно слышал, как противно тикает минутная стрелка у него в голове. Альбус не слышал, что отвечала Ригель, он не вникал в смысл заседания. Ему было плевать на все, кроме этой глупой игры-проверки, которая обязательно должна была пройти именно так, как было выгодно ему.

Да, играть с чужими жизнями было забавно, он успел подзабыть этот вкус, поэтому наслаждался нещадно.

Мистер Джонас хмурился. Не отрывая взгляда от куратора, Альбус медленно отвёл палочку от виска и направил на него, усмехнувшись. Ему он так и не рассказал об информации, что получил. Сам Альбус не знал, что его сподвигло на это, но он не хотел рассказывать ничего из того, что узнал. Они со Скорпиусом негласно стали хранить обет молчания до лучших времен, чтобы потом воспользоваться информацией для наиболее выгодного для них исхода.

Он сидел и смотрел, вспоминая весь сегодняшний день, а ожидание навевало на него странные мысли. Чем больше Альбус находился здесь, в этой тесной комнате, тем явственнее понимал, что не может ответить на вопрос: «что я здесь делаю?».

«Глупо», — именно. Совсем по-идиотски убивать себя и становится тем, кем все считают, что ты должен быть.

Мысли танцевали безумный танец в голове, сознание мутнело. Альбус опять посмотрел на Ригель. Ее красные губы шевелились, извергая слова, но он не понимал их смысл.

Он ничего не понимал и ничего не слышал.

Кроме выстрела, который внезапно пронзил пространство.

Альбус выгнулся в кресле. Выстрел был живее всего, что он слышал. Этого не могло не быть.

Люди забегали. Началась суета. А он не двигался с места. Его взгляд упал на Ригель. Она улыбалась, почти смеясь, а в ее глазах было такое злобное, знакомое, мстительное выражение.

Все его нутро перевернулось, и он с силой сжал палочку, когда какое-то ликование захватило его. Альбус Поттер оказался прав, он правильно оценил всю жалкую натуру Селены: эта идиотка не могла поступить иначе, ей просто незачем было жить, ведь ничего у нее не было. А все, что имела когда-то раньше, было украдено Ригель.

Такая неудачница, как и предсказывала она, должна была рано или поздно пустить пулю в висок. И они просто ей помогли сделать это раньше, чтобы сполна воспользоваться итогами. А они были прекрасны: дело закрыто.

Эта мысль пролетела стрелой, а потом улеглась где-то в подсознании.

Альбус улыбнулся. Это была блестящая партия.

В моём мире люди врут, плетут интриги и уничтожают тех, кто стоит у них на пути.

У меня получалось лучше всех.

* * *

Если бы Ригель имела хотя бы каплю жалости, то непременно прониклась ею к Селене. Право, ничего против нее она не имела: миссис Кроусон была кроткой женщиной с добрым сердцем и какой-то манией понять и оправдать любого. Она была одной из немногих, кто относился к Ригель по-человечески, не называя ее шлюхой или стервой. Вернее, была единственной, кто это держал при себе, намеренно не портя отношения.

Честное слово, Забини, когда жизнь вновь столкнула ее с Самайном, не планировала портить ей жизнь, уведя его у нее, но у судьбы были другие планы; она заставила Забини понять, что Кроусон был слишком выгодным и видным человеком, единственным ее якорем, который, к тому же, был неравнодушен к ней еще с самой учебы в Хогвартсе.

Она смотрела в эти голубые глаза, наполненные горем, и вспоминала, как впервые увидела Самайна в своем особняке, куда он специально пришел, чтобы только повидаться с Ригель. Мерлин, он был так в нее влюблен в школьные годы, что не мог забыть об этом чувстве даже спустя годы, а когда ему посчастливилось завести знакомство с Маркусом, её братом, то сразу же воспользовался ситуацией и пришел навести ее.

Ригель смеялась про себя: это всегда было забавно — наблюдать, как успешный, красивый мужчина смотрит с вожделением и всеми силами пытается привлечь внимание. Но он был ей не интересен. Самайн оставался для нее просто игрушкой до определенного момента, когда вся ее жизнь перевернулась в одночасье. Тогда же она впервые увиделась с Селеной, миниатюрной блондинкой, которая смотрела этими большими глазами, в которых было столько жалости, что Ригель хотелось убить ее, лишь бы она только не смотрела так вызывающе, будто бы понимала, что у нее на душе.

Нет, ни черта Селена не понимала. Она, избалованная дочка одного из героев войны, проживала мирную жизнь в роскошном особняке и купалась во внимание, конечно же, ей было легко выжимать из себя жалость и вести с другими этически правильно. Богатая, тупая сука. И ведь таким в жизни везло больше всего.

Сейчас, когда они сидели в передержке, Ригель усмехалась по праву, вспоминая, как сильно ей пришлось пасть, как много ей пришлось сделать, чтобы подняться вновь, и она не позволит этой идиотке угробить все ее старания. Ни за что, никакая ее чертова человечность не стоила того, чтобы из-за нее Забини пришлось погибнуть.

— Послушай, Селена, внимательно. Я впервые в жизни сделаю одолжение и объясню тебе все, что происходит, — Ригель нагнулась ближе, так, чтобы эти глаза были напротив нее. Времени было мало, вот-вот должен был зайти Альбус и повести ее на допрос. Позволив себе усмехнуться, Забини расплылась в улыбке: чертов Поттер был не промах, он сам хотел ее смерти, чтобы избавиться от проблем, поэтому позволил Ригель с ней встретиться. Лицемерный, ублюдочный Альбус Поттер, который строил из себя борца за справедливость, был таким же сгнившим до костей человечишкой, как и она. Пора напомнить ему о его истинной природе. — Самайн не хочет видеть тебя в своей жизни. Он, дорогая моя, испытывает к тебе отвращение такой силы, что даже смотреть не может, не то, чтобы делить постель.

Селена вздрогнула, передернув плечиком. Вся такая невинная, наивная и неискренняя — от нее просто воротило.

— И он хочет упечь тебя в Азкабан, — продолжала Ригель, без капли смеха в голосе, специально, чтобы безжалостно раздавить ее, втоптать в грязь, — по правде говоря, это был наш план, заставить тебя пойти на такой отчаянный шаг. Все, что требовалось, прийти на самый значимый вечер страны и уничтожить твою репутацию в обществе. Ты такая импульсивная и глупая, поэтому неудивительно, что купилась на такой маскарад.

Замолчав, Забини внимательно проследила за реакцией своей жертвы. Она молчала, кусая губу, пряча взгляд, нервно сжимая руки. Селена была на грани отчаянья; так бывает, когда отдаешь свое сердце тому, кто никогда не будет принадлежать тебе и кто втопчет все твои светлые чувства в грязь. Внутри себя Ригель фыркнула: она бы никогда не позволила любви уничтожить в ней рациональность.

— Ты неудачница, и тебя даже не жаль. Каждый получает по заслугам.

— Точно, — медленно проговорила она вдруг, резко вскинув голову. В этих глазах стояли слезы, а губы ее были кровавым месивом. Жалкое зрелище. — Я просто дура, которая относилась к тебе с сочувствие… ты не заслуживаешь ничего хорошего… ты…

— Да что ты знаешь, идиотка, — не выдержала Ригель, дав волю эмоциям. Как же она выводила ее из себя. — На что мне твоя жалость, Селена Кроусон? Ты — избалованная, лицемерная сука, которая строит из себя Мать Терезу, но которая, в глубине души, лишь мечтает самоутвердиться за счет неудачников, что поверили твоему ложному сочувствию. Ты настолько ничтожная, что тебе не хватает собственных сил, чтобы добиться чего-то. Все через мужа и этого лживого участия. Меня тошнит от тебя, и Самайна тоже. Знаешь, когда мы с ним придавались жаркому, необузданному сексу, то он никогда не вспоминал тебя. Боже, мы делали это на вашем супружеском ложе, где ты, наверняка, часами напролет проливала слезы. Это все, на что ты способна — плакать и жаловаться, а потом лицемерно жалеть других, внутри успокаиваясь, что есть неудачники похлеще. Ты — ничто. Без него тебя не существует, а его у тебя больше нет, — положив руку в карман и нащупав револьвер, Ригель медленно вытащила его и положила на стол. — Самайн мой.

Слезы медленно стекали по щекам, когда ее взгляд неотрывно следил за Ригель, а потом переключился на револьвер. Увидев его, она вздрогнула, резко вскочив и с ужасом уставившись на нее. Кажется, у Селены началась конкретная паника, что заставило Забини раздраженно поежится.

— Ты не… ты не сможешь! Тебя засудят… ты…

— Успокойся, дура, — спокойно перебила ее Забини, убирая руку от оружия. — Я не буду тебя убивать. Ты сама убьешься.

Она судорожно замотала головой, выражая отрицание, а все ее тело забилось мелкой дрожью. Казалось, еще чуть-чуть, и она упадет навзничь, что абсолютно не устраивало Ригель. И как у нее хватало сил цепляться за свою жалкую жизнь?

Поднявшись и захватив с собой оружие, Забини медленно и вальяжно стала приближаться к ней, как хищник к жертве. Селена явственнее затряслась и прижалась к стенке, округлив свои глаза. Страх читался во всем ее лице, что придавало какую-то уверенность. Подойдя вплотную, Ригель железной хваткой взяла ее ладонь и вложила в нее револьвер.

— У тебя больше ничего не осталось кроме жизни. Но есть ли смысл цепляться за нее? — медленно, растягивая гласные, проговорила Ригель, понизив голос. Под давлением ее слов Селена вся сжалась и будто бы уменьшалась на глазах, а потом до Забини дошло, что она просто скользит по стенке вниз. — Ты никому не нужна. Сайман проживет счастливую жизнь без тебя, ты же так его любишь, дай ему насладиться свободой и своим выбором, а не тобой, которую ему навязали только из-за связей.

— Ты… — залепетала она в какой-то агонии, револьвер трясся в ее руках, и вся она была такой жалкой, что об нее впору было вытирать ноги. — …я тебя ненавижу… жизнь…

— Покарает меня? — Ригель громко рассмеялась, отойдя на несколько шагов от нее, потому что отвращение, которое она питала к Селене было настолько велико, что Забини боялась, как бы сама не убила ее. — Уже, моя дорогая, уже. И больше я ей не позволю.

Посмотрев на нее в последний раз, Ригель медленно развернулась и пошла прочь из этой комнаты. Там, за стеной, ее ждал Альбус Поттер, который был единственным, кто мог заставить ее не делать этого, но… Поттер бы никогда не сказал бы так, потому что сам преследовал выгоду. Если бы он только начал презирать ее после того, как она довела до самоубийства несчастную Селену, то Ригель бы никогда не решилась на данный поступок. Но Альбус Поттер ничуть не отличался от нее: для него чужая жизнь не стояла ровным счетом ничего. И это веселило.

Ригель усмехнулась. Совсем немного, и Поттер попадет в ее сети, осталось только подождать. В конце концов, все всегда идет по ее плану: Самайн, лежавший у ее ноги, Селена, которая скоро будет в гробу, и Альбус, который…был ее единственным вожделением и тайным желанием. Осталось немного.

Потому что Ригель не остановить.

В Аду

Везде я буду.

Ад — я сам.

* * *

Минутная стрелка противно ходила взад-вперед, и такой однотонный ритм размягчал сознание, освобождая его от мыслей. Неотрывно вслушиваясь в этот звук, Альбус вздрогнул, когда резко прогремел бой часов, который ознаменовал полдень. Это и вывело его из состояния глубокой задумчивости и заставило оглядеться по сторонам: он сидел в гостиной своего дома, окруженный тяжелыми зелеными балдахинами и шепчущимися портретами, которые с неодобрением посматривали на среднего наследника. Правда, надо было отдать должное, из всех детей Гарри и Джинни, Альбус был единственным, к кому они относились снисходительно, и, возможно, дело было в том, что он являлся учеником Слизерина, а значит, обладал многими качествами, которые были присущи им.

Вокруг него столпились звуки: шептание, минутная стрелка, грохот сверху — все это гипнотизировало, заставляя все глубже опускаться внутрь себя, но Альбус боялся этого. Ему не хотелось знать, что находится там, в самой глубине, где сидит его настоящая личность. По крайней мере, так было раньше, до встречи с Ригель, которая показала, что настоящую душонку невозможно скрыть.

Его не мучила совесть, серьезно, ему было плевать: Селена застрелилась и лишила этот мир проблем, которые грозили ему потерей спокойствия, что Альбус ненавидел больше всего. В тот день поднялась настоящая шумиха, строились грандиозные теории и не было ни одной, что была близка к правде. А истина была одна: Альбус и Ригель просто бросили кости и решили понаблюдать за человеком, находящимся на грани интересного выбора, чтобы понять для себя, насколько слаба человеческая сущность.

Но каких только версий ни строили, ничего у авроров не было, кроме одного: все видели, в каком состоянии находилась Селена и как ее игнорировал собственный муж, поэтому самоубийство было не таким уж непредсказуемым событием. Право, Альбус был уверен, что в глубине души каждый хотел такого исхода, за исключением, пожалуй, мистера Джонаса, который после данного эксцесса, сильнее обозлился на Ригель и дал команду копать под нее дальше. Похоже, начиналась настоящая битва титанов, которая будоражила нервы: Альбус был уверен, у Ригель есть все шансы победить.

«Ригель…», — промелькнуло где-то в бессознательном, и пред глазами появилась она, манящая и раскрепощенная, та, кто способен был завладеть мыслями навсегда. С ней хотелось искать встреч, потому что рядом с Ригель не нужно было притворяться и строиться; она будто бы видела всю его подноготную и нисколько не изумлялась тому, насколько прогнившим он был. Наверное, потому что сама была не лучше и не скрывала этого.

Чем больше Альбус смотрел на нее, тем сильнее задумывался, что у нее есть какой-то план. Будто бы вся череда событий, которые происходили все это время, были четко спланированы. Это читалось в ее глазах, в ее уверенной походке и насмешке. Она вся будто бы кричала о том, что пришла вершить суд, но непонятно было над кем именно и за что.

И было еще кое-что: то, как она смотрела на него, как пролазила в его душу и как говорила. Почему-то, только с ним Ригель не вырисовывалась и намеренно избегала телесного контакта, будто бы ни у одного у него бегали мурашки по коже и дурманилось сознание; будто бы у нее тоже было что-то, что она скрывала и тщательно пыталась побороть.

Резко мотнув головой, Альбус попытался согнать наваждение. Было опасно так открыто думать о ней, поэтому, отсчитав до десяти, он встал с дивана и медленно направился к комнате Лили: весь день она не высовывалась из своей норы и, кажется, что-то убирала, судя по грохоту, что стоят на весь дом. Это говорило о том, что она находится в нервном напряжении и пытается его снять.

Подойдя ближе к двери, он услышал, что Лили что-то говорит себе и, судя по характерному звуку, двигала мебель. Тяжело вздохнув, Альбус не решался войти: о Розоретте Нотт он так и не поговорил со Скорпиусом, в конце концов, со вчерашнего дня они даже не виделись, но, если такая информация была известна Ригель, понятное дело, что Лили была в курсе. Оттого он и мялся, стоя под дверью, что ему оставалось ей сказать: что все будет в порядке? Не в этой ситуации уж точно. Что вообще он мог сделать? И Джеймс, как назло, будто бы забыл дорогу в этот дом, хотя, Альбус был уверен, что тот, узнав о невесте Скорпиуса, скорее пойдет бить ему морду, чем разговаривать с Лили.

Но делать что-то надо было, поэтому, дернув ручку, Альбус вошел внутрь, предосудительно закрыв дверь. Когда он поднял глаза, то увидел Лили, которая палочкой двигала туда-сюда шкаф и шептала заклинания, но, поняв, что в комнате кто-то есть, она резко прекратила это делать, из-за чего мебель с грохотом повалилась на пол. Лили внимательно посмотрела на брата: в ее глазах не было ничего, ни единой эмоции, и это чертовски пугало. Еще никогда Альбус не видел у нее такого взгляда, что не могло не насторожить, его сердце замерло, и он почувствовал, как невербально ощущает боль от отчаянья сестры.

— Давай… присядем? — не зная, как подступиться к ней, Альбус лишь безвольно сел на кровать, внимательно следя за сестрой, считывая каждую эмоцию, пробежавшую по ее лицу; но там, к еще большему ужасу Поттеру, не было ничего.

Не долго думая, Лили аккуратно присела рядом, бездумно уперев взгляд в пустоту, и Альбус увидел, как одинокая слезинка потекла по ее щеке, посверкивая, словно бриллиант. Спохватившись, она резко отвернулась, смахнув такое ненужное проявление эмоций, а потом, покосившись на брата, улыбнулась таким жалким подобием улыбки, что у Альбус внутри все сжалось.

— Видел обед? Я сегодня постаралась на славу, — голос дрогнул, она рукой схватила свой лоб и прикрыла глаза, чтобы Альбус не смог увидеть ее лица, и продолжила, — если не наешься, то…

— Лили, — мягко проговорил он, нежно сжав свободную руку, почувствовав, как мелко дрожит все ее тело. Приблизившись, Альбус молчаливо обнял ее, положив голову к себе на грудь, и посмотрел в окно, раздумывая. Он не имел ни малейшего понятия, что можно было сделать, и чувствовал себя как никогда бесполезным. И какая-то злость проснулась у него к Скорпиусу, но также быстро улеглась: он сам был жертвой обстоятельств.

— А он предлагал мне сбежать, — вдруг проговорила Лили, но так тихо, что Альбус не сразу уловил смысл ее слов, — но я отказалась… зачем такие жертвы?.. бессмысленно и не нужно…

Он прикрыл глаза. «Чертов Малфой, додумался же», — пронеслось в голове. Руки еще плотнее сжали тело сестры, и он почувствовал, как что-то внутри у него заболело так противно и необычно, Альбус и забыл, что может испытывать какие-то эмоции после смерти матери. Тогда казалось, что все, что можно испытать, было испытано, и место чувствам больше нет, но этот сумасшедший год принес так много забытого и необычного, что он уже не был ни в чем уверен.

— Это уже окончательно?

— Не знаю, — протянула она, и он почувствовал, как намокает его рубашка. Сильнее сжав ткань, Лили уткнулась ему в грудь и почти что взвыла. — Я с ним не говорила…мне так страшно… посмотреть в эти глаза… что, если действительно прощание?.. я столько ждала не для того, чтобы так… так просто… уйти… не хочу…

Чем больше она говорила, тем явственнее он слышал слезы в ее голосе, и сильнее сжимал в объятиях, пытаясь хоть как-то забрать все эти болезненные эмоции. Глупышка Лили, разве не знала она, на что идет? Нет, знала и понимала, но все равно решилась, однако реальность оказалась намного жестче, чем она могла в принципе предположить: такое ее сердцу трудно пережить. С каждой секундой он понимал, что как бы больно ей ни было, Лили стоило поговорить со Скорпиусом. Не будучи оптимистично настроенным по отношению к жизни, Альбус всем своим нутром хотел верить, что не все потеряно для двух самых близких ему людей, и впервые решил изменить своей рациональности и начать надеяться.

— Нельзя откладывать разговор, ЛиЛу, — проговорил он ей на ушко, убирая мешающуюся прядь. Она вся колотилась и тихо плакала, скрывая свои глаза, как только могла; наверное, ей было стыдно посмотреть на него, ведь Лили всегда улыбалась и старалась быть сильной. — Пока не все потеряно, есть смысл бороться, не твой ли это был девиз по жизни?

Но она не отвечала, все еще цепляясь за его рубашку, как за спасительный якорь, и Альбуса внутри все замирало, хотя он понимал, что это лишь минутная слабость, когда эмоции больше не могли находиться под уздой. Да, завтра все будет в порядке, потому что это Лили Поттер, и она умела терпеть как никто другой. Сколько сил стоило ей приложить, чтобы добиться внимания того, кто был так безразличен, но так важен? Сколько часов Лили вот так вот плакала от отчаянья, а потом рвалась в бой с сокрушительной силой? Ей можно только восхититься, что и делал Альбус, ведь он был другим. А, наверное, ему просто никогда не доводилось находить что-то достойное для битвы.

Монотонно выводя узоры на ее волосах, он опять посмотрел в окно, подмечая, насколько было ослепительно весеннее солнце. Оно искрилось и заряжало энергией, пуская своих солнечных зайчиков по комнате. Было что-то удивительное в этой весне, она была какой-то обнадеживающей после суровой и непривычно холодной зимы, которая уничтожила всю его иллюзию и пелену перед глазами. В какой-то момент Альбус просто стал смотреть на свое прошлое и понимать, что никогда не делал того, что хотел бы, и не был тем, кем был на самом деле. Зачем он притворялся? На этот вопрос он не мог ответить прямо: что-то подсказывало ему, что Альбус боялся, будто вся его настоящая подноготная могла отпугнуть от него самых близких людей, но чем стремительнее проходили годы, тем больше он убеждался, что во всех людях, даже самых дорогих, будет что-то, что можно возненавидеть. Но это же не мешает ему оставаться рядом с ними? В конце концов, вот поэтому они и близкие, что остаются рядом, несмотря ни на что.

Но Альбус понял это поздно. Вылепив из себя полную противоположность, которая испытывает постоянную, истинно отцовскую самоотверженность, он пошел по тому пути, что ему уготовили; ведь так много людей строили на него планы, — мать, отец и другие родственники — что ему было просто страшно разочаровать их. Он был молод и потерян, Альбусу не было понятно, что вообще ему хочется от жизни, и он выбрал путь наименьшего сопротивления с наиболее положительным, на тот момент, исходом. Истинно слизеринское решение, чтобы можно было его просто проигнорировать.

Тяжело вздохнув, он упорно цеплялся взглядом за голубое небо, пытаясь избавиться от очередных пришедших в голову мыслей, королевой которых была она. Почему он так сильно обращает внимание на Ригель? Что было такого особенного в этой манипуляторше и стерве, которая не чуралась ничего? Наверное, что среди обилия людей, носящих масок, ее была самая искренняя, самая натуральная. Она не скрывала от окружающих свой характер: обернув его в стальную обертку, Ригель демонстративно топталась на всех привычных обществу этических нормах; Забини не обращала внимания на шепот за спиной и на обидные слова, брошенные в лицо, — она сильнее любого предубеждения, поэтому и была такой манящей.

Почувствовав, как голова сестры соскальзывает с рук, Альбус обратил внимание на нее и понял, что та уснула. Аккуратно уложив Лили на кровати, он в последний раз окинул взглядом это изможденное от слез лицо и накрыл ее валяющимся на полу покрывалом. Мысли о ней не давали покоя его оледеневшему сердцу и заставляли сознание регенерировать любую возможность, за которую стоило зацепиться. А идеи у него были немного безумными: что если отец пойдет к Малфоям и напомнит о помощи, которую он оказал им после войны? Смогут ли все эти многочисленные портреты и Драко Малфой игнорировать его и не понять намек?

Выразительно фыркнув, Альбус прикрыл за собой дверь и подумал, что определенно могут. Но игнорировать наличие огромного состояния и влияния, что шлейфом идет за фамилией Поттер, уж точно нет.

Лили — единственная дочка Героя войны, и ее, какие бы слухи не ходили вокруг, принимали в любом доме.

Опять усевшись на диван, Альбус стал ждать отца. Надо было поговорить с ним, а потом позвать Скорпиуса и понять, серьезно ли настроен он на борьбу и готов ли отстаивать свое счастье. Если да, то тогда, он был уверен, все в их руках; тогда Лили не придется всю оставшуюся жизнь носить груз несчастной любви и тихо плакать ночью от отчаянья. Все будет хорошо — так должно было быть, и ради близких Альбус готов постараться.

Но время шло, а отца все не было. Стрелки часов давно уже ушли за шесть, а с учетом, что сегодня был отцовский выходной, такое опоздание немного настораживало. Альбус, казалось, успел уже тысячу раз обдумать свои слова и возможные исходы разговора; сходил проведать сестру, которая мирно посапывала, сломленная усталостью, и перекинулся парочкой слов с портретами, которые были возмущены, что их не протерли от пыли. И все, что ему оставалось делать сейчас, это думать и думать, поминутно вспоминая Забини с ее, черт бы побрал, карими глазами, которые он видел везде. «Интересно, когда будет очередной допрос?» — лениво спросил он у пустоты, не получая ответа. Мистер Джонас не слезет с нее, пока ему не удастся поймать Забини хоть на чем-то.

Вдруг Альбус задумчиво уперся взглядом в стол и подумал: если миссис Сэлинджер и Ригель были близкими родственниками, почему та не помогла ей, когда, по сути, Ригель была выброшена на улицу без средств к существованию? Неужели Кларисса завидовала своей племяннице или…ее матери, у которой была более удачная партия? И что, если это все: ее обвинения и покушение на убийство — была лишь попытка мести? Может быть, именно Кларисса убила своего мужа из-за ярости, когда тот променял ее на малолетнюю, бедную, да и еще на родную племянницу?

«Даже если это месть, то какая-то скомканная и совсем глупая», — расценил Альбус, с силой сжав свои руки. Но так ведь могло быть? И если это была правда, то какой следующий шаг она может предпринять? Еще одну попытку убийства?

Мысли стремительно носились в голове, как вдруг входная дверь хлопнула. Изумленный, он подскочил, а потом вновь присел обратно, пытаясь принять беспристрастное выражение лица: в конце концов, ему предстоял серьезный разговор.

И каково же было еще большее удивление, когда вместе с отцом в гостиную зашел Скорпиус, который внимательным взглядом смотрел на друга в упор. Нервно сглотнув, Альбус немного сердито произнес:

— К Лили нельзя, она уснула.

В его лице что-то изменилось, и он с каким-то отчаяньем мотнул головой в сторону лестницы, а потом вновь посмотрел на Альбуса настороженным и бдительным взглядом, будто бы пронюхивал почву. Ему так не терпелось сказать хоть что-то, что он просто не мог выговорить ни слова.

— Здравствуй, Альбус, — устало протянул Гарри, скинув с себя мантию. Он выглядел почти что убитым, а болезненность его состояния бросалась в глаза: видимо, сегодня Лили не так тщательно бдила за ним. — Думаю, Скорпиусу есть, что сказать.

— Несомненно, — не убирая ответного взгляда от друга, безэмоционально протянул Альбус.

— Ну вот и отлично, — Гарри, насмешливо сощурив глаза, тихо фыркнул, — тогда я пойду.

Когда за ним закрылась дверь, они еще долго пробыли в тишине. Скорпиус стоял и непривычно мялся, не зная, как подступиться, а Альбус не собирался делать вид, будто все в порядке. Нет. Только не тогда, когда дело касается Лили и его судьбы. Наконец, прикрыв глаза, он тихо произнес:

— Садись уж.

Скорпиус, немного постояв, все же принял своеобразное приглашение, и аккуратно опустился на кресло, что стояло параллельно и открывало обзор на друга. На самом деле, Альбус не испытывал никакой злости или обиды, напротив, внутри него поселилась какая-то усталость из-за неизбежности роковых событий, которые прочно въелись в фамилию Малфой.

— Ты рассказал отцу?

На мгновение отведя взгляд, Скорпиус усмехнулся.

— Отчасти. Я пришел просить у него руки твоей сестры.

От удивления Альбус позволил себе проявить эмоции, округлив глаза. Ему казалось, что это какой-то сюрреализм, что такого не могло быть.

Неужели он не подчинится воли предков и сделает так, как хочет?

— Если ты шутишь, то стоит остановиться.

— Я полностью серьезен. Более того, я даже получил разрешение от своего отца. Неофициальное, правда, но получил.

Присвистнув, Альбус наклонился, как бы визуально сокращая дистанцию между ними, и проговорил:

— Но как?

И опять усмешка пробежала по его лицу, и потом Альбус наконец понял эмоцию, что читалась в его глазах: это было облегчение, будто бы ему удалось найти ответ на задачу, что так долго не давала ему покоя.

— Привел доводы к тому, что это самый выгодный брак, который только можно придумать. Ты, наверное, не знаешь, но далеко не все чистокровные семьи способны выживать в настоящее время. Мало того, что их численность заметно сократилась после войны, так они еще получили урон по своему кошельку. Возьми в пример Забини: некогда настолько богатый и успешный род, а что сейчас? Его единственная наследница прислуживает в пабе. И таких случаев много, мало кому удалось приспособиться в этом изменившемся мире. — Скорпиус лениво облокотился на спинку дивана и улыбка самодовольства заиграла на его губах. — Я больше года уламывал отца, если честно. Было ясно, что ни сегодня, так завтра, мне найдут невесту, и я не смог с этим смириться. Для тебя, наверное, это звучит нереально, но твоя сестра — это не минутное увлечение, — очередная усмешка, на этот раз более мечтательная, совсем не похожая на Малфоевскую, — нет, у меня так не бывает. И тогда я понял, что если не добьюсь своей цели — счастливой жизни — то буду сожалеть все оставшееся время. Но когда мне представили Розаретту, и портреты уверенно заговорили о скорейшей помолвке, я даже отчаялся. Почти, — он сделал паузу, и вновь посмотрел на Альбуса самым серьезным взглядом. — И этой мимолетной паузы хватило, чтобы укрепиться в борьбе.

Он вновь замолчал, о чем-то задумавшись, а Альбус по-прежнему косился на него немного недоверчиво. В это действительно не верилось. Он так давно укрепился в осознании, что его отец консерватор до мозга костей, который не позволит полукровке войти в их семью, что сейчас никак не мог отбросить это предубеждение, несмотря на то, что доводы за принятие Лили в семью были очень весомы для такой элитной прослойки, как Малфои.

— Однако, пока это все на словах. Отец сказал, что будет присматриваться к ней и что мне стоит еще подумать, — фыркнув, Скорпиус насмешливо приподнял бровь, — он думает, что я передумаю. Глупо, правда? Чтобы я отказался от собственной цели…не в этой жизни.

— Посмотрим, — лениво протянул Альбус, улыбнувшись одобрительно. Все складывалось как нельзя лучше.

— А Лили? Как она? — вдруг спросил он, заметно напрягшись. Ему, видимо, не терпелось встретиться с ней и сообщить такую обнадеживающую новость, но в то же время в его интонациях читался страх непонятного рода, который Альбус не мог полностью оценить. — Я так и не успел сказать ей…из-за самоубийства Селены в аврорате такой бардак, ты бы знал.

— Полагаю, когда она тебя увидит, ей станет намного лучше, — медленно протянул, заинтересовавшись. — И что происходит?

— Мистер Джонас в ярости. Он хочет во что бы то ни стало поймать Ригель хоть на чем-то и засадить в тюрьму. Он также уверен, что миссис Кроусон убилась из-за нее, а ты же сам знаешь, как наш дорогой куратор был знаком с их семейством и каким частым гостем он там был, — Скорпиус иронично оскалился. — Сдается мне, Ригель крупно влипла.

— Ты рассказал ему о родстве миссис Сэлинджер и Ригель? — резко спросил Альбус, чем немало удивил друга. Он подозрительно глянул на него: и вправду, Поттер редко, когда проявлял заинтересованность в чем-то, а тут такая реакция.

— Нет, и не буду. Я ни за что не помогу Ричарду в его деле, по крайней мере, не за просто так, — твердо в ответ. — Но, возможно, я чего-то не знаю? Между вами что-то есть?

Альбус призадумался: как должен был он ответить на этот вопрос? Что между ними было? Ведь, право, совсем ничего серьезного: лёгкий флирт и игра на человеческую жизнь. Таким даже не покичишься. Сглотнув, Поттер безразлично ответил:

— Мне кажется, она пытается привлечь мое внимание.

— Мерлин… — расхохотался он в ответ, согнувшись пополам. Приподняв бровь, Альбус безразлично наблюдал за его реакцией, испытывая какое-то снисходительное чувство: его друг, каким бы проницательным ни был, не смог всё-таки увидеть самого главного — привлекает его внимание не только она, но и он ее. — Ей это незачем. У нее Самайн, лучше партии не придумаешь. К тому же, он свободен, как все хорошо складывается, не находишь? — Скорпиус резко выпрямился, задумчиво покручивая палочку в руках. Его осенила какая-то мысль. — А ведь действительно… может, Ригель и была замешена в ее самоубийстве напрямую?

Альбус улыбнулся. Когда знаешь правду, всегда забавно наблюдать за тем, как ее пытаются отгадать другие. Эти бессмысленные потуги докопаться до истины…ему хотелось рассмеяться в голос, но тогда это точно бы убедило Скорпиуса в том, что все не так просто, как кажется на первый взгляд. А вот это было совсем нежелательно.

И, если говорить честно, ему отчего-то не хотелось, чтобы о их небольшой игре знал кто-то ещё: это было что-то личное; то, в чем он не признается никому — Ригель вызывала так много всего внутри него, что этой игрой лишь сильнее заводила, заставляя признавать, как сильно ему бы хотелось обладать ею.

Руки непроизвольно сжались, а дыхание сперло. Такая поистине нездоровая реакция порой пугала даже его, привыкшему, казалось бы, ко всему. Тяжело вздохнув, Альбус поуютнее устроился в кресле и перевел свой ленивый взгляд на окно. Солнце ещё светило, но уже заметно опустилось ближе к горизонту, слегка слепя его. Это придавало какое-то чувство умиротворения и спокойствия, поэтому он прикрыл глаза.

— Альбус, — услышал он сквозь пелену, — я пойду сейчас к Лили. Хочу поговорить с ней сразу, как она проснется. Я больше не могу ждать.

Открыв глаза, Альбус увидел, с какой мольбой смотрел на него он. В этом лице было столько надежды и каких-то ожиданий, что даже не верилось, что это Скорпиус Малфой, безэмоциональный сноб, который никогда бы в жизни не признался, как много значат для него некоторые люди.

— Смотри, не разбуди ее, иначе, — Альбус угрожающе повел бровью. Не нужно было лишних слов, чтобы они поняли друг друга, в конце концов, столько лет дружбы не могли пройти бесследно.

Его не стало в этой комнате тут же. Конечно, ему не терпелось увидеться с Лили, и Альбус не мог не понимать этого желания: всё-таки было что-то в их отношениях трогательное и проникновенное. С уходом Скорпиуса воцарилась праздная тишина, и он опять прикрыл веки, опускаясь в дурман. Ему виделась Ригель, облаченная в длинное, шёлковое, красное платье, которое раздваивалось от бедра и волной спускалась по длинным ногам. Она смотрела на него, кокетливо прищурив глаза, и все время удалялась, стоило ему только подойти ближе. Смеясь с каждым мгновением все больше, Ригель попросту игралась с ним, не давая себя поймать.

И единственное, что оставалось ему, это слушать стук от ее каблуков, который раздавался всякий раз, стоило ей уходить все дальше.

В тот момент, когда Ригель окончательно исчезла из вида, а звук все ещё доносился до его ушей, Альбус открыл глаза, прогоняя дремоту. Он ненавидел спать после шести, потому что всегда испытывал чувство, будто кто-то разбил его на осколки. И этот звук, противно отдающий в голове. Попытавшись избавиться от него, чтобы не сойти с ума, Альбус должен был в конце концов признать, что звук… реален.

Оглядываясь по сторонам, он все никак не мог понять, кто же был источником: Лили явно ещё не проснулась, а отец навряд ли был способен хоть на что-то в своем убитом состояние. Нет, это было что-то другое, и когда его взгляд случайно упал на окно, то Альбус обнаружил наконец виновника этого звука — сову, что так упорно стучала клювом по стеклу.

Оглянувшись по сторонам, он встал и распахнул окно, и в комнату тут же влетел большой белый филин с роскошным оперением и очень злобным взглядом. Кинув письмо на пол, птица, не прося даже еды или питья, вылетела прочь, демонстративно не замечая волшебника рядом.

Вскинув насмешливо брови, он захлопнул окно и присел на корточки, вглядываясь в конверт. На нем было выведено каллиграфическим почерком его имя и адрес, но отправитель не значился. Подняв и покрутив его со всех сторон, Альбус не заметил ничего необычного, поэтому вскрыл письмо, откуда выпал сложенный вдвое пергамент и что-то маленькое и сверкающее. Приглядевшись, он с удивлением обнаружили, что это была миниатюрная серебряная мышь, у которой в глазах были какого-то кровяного цвета камешки.

Его гложило непривычное любопытство, поэтому Альбус нетерпеливо развернул письмо и начал читать:

«Здравствуй, Альбус. Странно получать от меня письмо? Что ж, не обольщайся раньше времени, я пишу тебе ради справедливости… удивлен, да?

Впрочем, неважно. Прочти это письмо внимательно, Альбус, потому что я впервые решила сделать что-то хорошее, а такие поступки, кажется, нужно поощрять.

Так вот, когда мы были на вечере у мистера Гарварда, я слышала, как твой отец говорил о борьбе с Черными Капюшонами, которых все никак не удавалось поймать. Что ж, я заявляю со всей уверенностью и не без доказательств, что мистер Кроусон-старший, отец Самайна и главный борец с Пожирателями смерти, является одним из членов Магической мафии. Чтобы подтвердить это, я прилагаю к письму необычную вещичку — серебряную мышь, которая является чем-то вроде опознавательного знака и их способом переговоров. Если ты произнесешь заклинание, то увидишь выгравированное на ней имя и дату вступление в сообщество, также таким образом можно связаться и с другими приемниками. Заклинание я начерчу внизу, но самое главное — ни в коем случае не произноси его без уверенности, что сможешь сохранить свою жизнь.

Я отдаю это тебе, потому что надеюсь, что твой отец сможет поймать хотя бы его и заставить всю это группировку содрогнуться от страха.

Ты спросишь, откуда мне вообще известно это все, да? Что ж, пора признать одно, что я так ненавижу вспомнить: мой брат был членом этой тайной группировки и таким образом погиб. Я знаю лишь об этой мыши и молчала, потому что понимала, что люди в органах замешаны в этом мусоре, но твой отец…у меня есть маленькая надежда, что у него получится сделать хоть что-то.

Я наложила на письмо заклинание: его не сможет прочитать никто, кроме тебя, и как только ты это сделаешь, оно сгорит. Мне невыгодно, чтобы Самайн узнал, что я сдала его отца, понимаешь? А так он не поверит тебе.

Опережу твой вопрос: он не состоит в мафии, я была той, кто остановил его от этого шага и будет останавливать дальше.

Надеюсь, на верный выбор, Альбус. Помоги мне и в этот раз, я в долгу не останусь. Возьми мышь и расскажи все Гарри Поттеру, дай ему погеройствовать вновь. Даже если все это кажется абсолютно безумным и непонятным…просто сделай это, и в один прекрасный день ты узнаешь все, я обещаю. Я расскажу тебе о своем мщении.

До встречи на заседании,

Ригель.

P.S. Валиниум — три раза, а на четвертый — кандерентум.

И помни, чтобы не случилось, не светись сам. Иначе они придут и за твоей жизнью».

Письмо мгновенно загорелось в его руках, сминаясь под напором огня. Наверху кто-то зашевелился, Альбус отчётливо услышал, как заговорила Лили, а сам он сидел на корточках и не двигался, ошеломленный.

Это было… странным. И совсем неправдоподобным, но в его руках действительно лежала серебряная мышь, чьи глаза хищно поблескивали.

Он смотрел и не знал, какой выбор ему сделать.

Альбус медлил.

«Нет уж, в начале я заставлю ее объясниться, а потом что-нибудь предприму», — подумал он, сжимая в руке металлическое животное, испытывая несвойственное ему сомнение. Альбус не понимал, почему должен поверить ей и почему должен сообщить об этом своему отцу, но лишь одно то, что именно она просит его об этом одолжение, заставляло лихорадочно думать, решая.

В конце концов, он никогда бы не сделал ничего, что было ему до конца не понятным.

Так что, Ригель придется подождать: вначале он потребует оплату, выставив счёт за игру, а уже потом пуститься в нее вновь.

И улыбайся всем как можно шире:

Они должны быть уверены,

что ты бессердечная,

лицемерная сволочь.

— Виктор Пелевин

* * *

Утро выдалось пасмурным. Альбус сидел на кровати и смотрел в окно, заряжаясь унынием, а потом прикрыл глаза, усмехнувшись. У природы была удивительная способность передавать все его чувства и эмоции, которые сейчас только и определялись, что градацией серого на небосводе. Ничего не хотелось. А надо было вставать и идти в аврорат, ведь сегодня к ним должна была прийти миссис Сэлинджер для повторного слушанья, а уже потом мистер Джонас выдвинет официальные объявление, в ходе которого, по старческой надежде, Ригель, если не попадет в Азкабан, хотя бы потрепает себе нервишки. «Наивный, наивный мистер Джонас…», — смеялся про себя Альбус, но при этом ничто не выдавало это окружающим; он по-прежнему делал вид пылкой заинтересованности, что немало радовало куратора.

Посидев еще немного, он наконец-то встал, лениво направившись на кухню, не обращая внимания на этот тихий, почти змеиный шепот портретов, по дороге думая над тем письмом, что получил вчера. Естественно, мышь он заблаговременно спрятал, однако ему все не терпелось встретиться с Ригель и поговорить, а уже потом понять, что именно ему стоит сделать. В конце концов, просто так Альбус не расскажет обо всем отцу: это может быть опасно и для Гарри Поттера, а несмотря на то, что по Альбусу не скажешь, что он любящий сын, но он действительно переживал за отца. Нахмурившись, Поттер подумал, что стоит разузнать обстановку и тогда уже начать действовать.

Как и ожидалось, Гарри, уже собравшись, ждал сына, чтобы пойти на работу. Это был единственный день, когда их графики совпадали, и они негласно стали ходить на работу вместе, тем самым создавая видимость сплоченной семьи.

Заметив его, Альбус кивнул головой и оглянулся в поисках Лили, однако той нигде не было.

— А где…

— Лили? — рассеянно произнес отец, сощурив глаза. По его лицу пробежала меланхоличная улыбка, будто бы у него возникла какая-то ассоциация. — Она недавно ушла со Скорпиусом в Малфой-мэнор. Думаю, денек у нее будет еще тот.

Усмехнувшись, Альбус утвердительно кивнул головой, а потом поднял свой портфель и жестом позвал отца за собой. Они шли по маггловскому проспекту в полнейшей тишине, которая прерывалась только проезжающими мимо машинами. Люди весело смеялись и почти что бежали куда-то, не обращая внимание друг на друга, что, по сути своей, было взаимно. Ему нравилось смотреть на их странную одежду и вещицы, но чем больше он это делал, тем меньше чувствовал симпатию к магглам — они казались ему слишком вульгарными и посредственными.

Когда они завернули на безлюдный переулок и трансгрессировали, Альбус неловко покосился на отца, не зная, как начать разговор. Рядом с ним он всегда робел и чувствовал себя полным кретином, ведь, что не говори, это был кумир его детства — трудно было не испытывать пред ним благоговение.

Откашлявшись, он, поборов внутреннюю неуверенность, безразлично бросил, контролируя каждую интонацию собственного голоса:

— Как обстоят дела с поимкой Черных Капюшонов?

Лицо Гарри болезненно сморщилось, а потом приобрело совсем усталый вид. Это была больная тема, которую при обычных обстоятельствах Альбус бы никогда не затронул.

— Меня пытаются заставить прикрыть дело, — спокойно и сухо ответил он. С годами в нем поубавилось эмоций, отчего в глазах общественности он действительно выглядел, как герой. — Потому что я, кажется, вышел на одного из членов этой организации. А он, надо сказать, очень видная фишка. Но меня будет не так легко остановить. Я не сдамся, — он улыбнулся.

Внутри все в нетерпении сжалось, и Альбус ожидал, что за этими словами что-то последует, но Гарри Поттер не отвечал ничего, лишь весело ухмыляясь и отстраненно посматривая куда-то в сторону. Раздраженно передернув плечом, он решался, сказать или нет, а потом, медленно растягивая гласные, произнес безразлично, как бы невзначай:

— Случаем, не мистер Сэлинджер-старший?

Его отец резко остановился, и Альбус заметил это не сразу, продолжая идти вперед. Когда же до него дошло, что произошло, он, отсчитав секунд десять, полуразвернулся, вопросительно подняв бровь. «Что ж, видимо, угадал», — подумал он удовлетворенно.

— Тебе что-то известно?

— Пока точно не уверен, — накинув на себя маску задумчивости, проговорил Альбус, не отрывая глаз от отца, который, нахмурившись, также внимательно смотрел на него. Между ними повисла пауза, и Альбус подумал, что не будь у него прекрасного барьера, то отец бы давно пролез в его мысли. В конце концов, Гарри Поттера было не остановить, если ему что-то нужно, и в этом они были схожи.

Но Альбус больше не был маленьким ребенком, который с восхищением смотрел на своего отца и не прятал собственных мыслей. За прожитые годы пришлось расплачиваться скрытностью и враждебностью, на что, если быть до конца честным, было уже плевать. Все, что представляло перед ним ценность, было игрой лицемерия: искренностью его уже давно было не удивить, да и она не стоила много.

— Что ж, пойдем, — медленно произнес отец, неотрывно смотря прямо в душу. Мерлин, ему, видимо, все еще казалось, что у него есть хоть какое-то влияние на собственного сына, и, если бы не столь серьезная ситуация, Альбус бы расхохотался в голос. В такие годы наивность была просто смехотворной.

Они расстались у лифта; Гарри пошел в главный штаб, а Альбус в смотровую под номером шесть, где уже должно было происходить слушанье. Ему было плевать на Клариссу, право, навряд ли она могла что-то новое рассказать, а Ригель… она должна была прийти позже, и вот ее-то он и ждал с непривычным волнением. Альбус чертовски сильно хотел увидеть ее: эту уверенную походку, слащавую улыбку и взгляд, который выслеживал жертву. Никого так сильно он еще не ожидал, и никто так сильно не западал в его душу. Это было необычное чувство, которое он не понимал, но, в общем-то, Альбусу это было и не нужно. Ему не хотелось проделывать огромный путь к понимаю себя, он предпочитал прятать свои истинные эмоции с каждым разом все глубже, чтобы потом окончательно подавить.

Дойдя наконец до аудитории, Альбус, нацепив на себя виноватый вид, тихо скрипнул дверью и зашел. На него тотчас были устремлены взгляды всех находящихся в комнате, — мистера Джонаса и еще одного аврора — и Поттер был вынужден понурить голову и тихо извиниться. Терять репутацию он не хотел, потому что успешно ей пользовался.

—… то есть, вы по-прежнему утверждаете, что ваш муж умер не случайной смертью? — вопрошал помощник Джонаса, находясь за стеклянным куполом. Помимо него и Клариссы Сэлинджер больше никого не было, так как свидетелей по этому делу просто нет. «И не будет…», — подумал Альбус, усмехнувшись, вглядываясь в такую знакомую женщину. В ней, право, ничего не изменилось: она была все такой же нервной, что проявлялось в постоянном передергивании колена, но только ее выцветшие глаза были наполнены какой-то одержимостью и напористостью, что так портило и без того несимпатичное лицо.

— Именно, — уверенно проговорила она, и у нее сбилось дыхание. Непроизвольно положив руку на грудь, Кларисса опасливо проговорила. — Ригель хотела отомстить мне за то, что я не помогла ей… ее родители… они умерли, понимаете? А мы с ее матерью были… хорошими знакомыми…

— Не врите, мадам, — резко и строго перебил ее аврор. — Нам прекрасно известно, что вы родственники.

У Клариссы немного перекосило лицо. Такая жалкая, она цеплялась за свою аляпистую блузу, а в ее зеленых глазах с каждым мгновением разгоралось пламя. Перекинув ногу на ногу, Альбус насмешливо вскинул одну бровь: становилось интересно.

— Да, и что? Я должна была ей помогать? — возмущенно прошептала Кларисса, а потом замолчала, пораженно прикусив губу. Ее глаза все время прибывали в движение, перепрыгивая с одного объекта на другой. — В конце концов, моя сестра умерла из-за этого отродья…я не должна была…нет…эти деньги… достались мне таким тяжелым трудом… — ее глаза увлажнились, а потом опять эмоция гнева пробежалась по лицу. — Но это ведь совсем неважно? Я не сделала ничего такого, чтобы заслужить такое отношение от собственной племянницы! Она же просто потаскушка, у нее были способы заработать, а я? С маленьким сыном и непутевым мужем! Нет, моей вины здесь нет, — ее голос сорвался, и Кларисса опять закусила губу, уперев взгляд в стол. Аврор раздраженно косился на женщину, ему, конечно же, было не интересна причина мести, главное было доказать сам факт.

— А доказательства, — протянул он, по-особенному выделяя букву «в», — они у вас есть?

Кларисса взметнула свой взгляд, посмотрев прямо на него, а потом перевела его на руки: их била мелкая дрожь. Отрицательно покачав головой, миссис Кроусон прикрыла глаза в бессилие. «Превосходная актриса…», — промелькнуло в сознание, и Альбус невольно улыбнулся. На самом деле, он и сам был уверен, что Ригель убила Фельмонта. У него не было доказательств, он не говорил об этом с ней, но какое-то интуитивное чутье подсказывало ему, что так оно и было. Однако без веских улик ее нельзя было обвинить ни в чем, победа явно была за Забини.

Но тут взгляд Альбус упал на куратора: он улыбался, и причем как-то странно, не так беззаботно, как обычно, а… с интонацией победителя.

— Через сколько придет Ригель? — спросил он у аврора, не отрывая глаз от Клариссы.

— После обеда, сэр.

— Отлично, — и улыбка расцвела с еще большей силой.

Его помощник, собрав документы, вышел из купола, раздраженно что-то начав говорить мистеру Джонасу, но Альбус его не слышал. Это улыбка не давала ему покоя, было в ней что-то ужасающее и непонятное. И с каждым мгновением, что он думал об этом, какое-то неприятное чувство начинало грызть его изнутри. Он как мантру повторял, что у них ничего не может быть, но от мнительности теперь было не избавиться.

Ломая голову, он ушел в себя, но вдруг услышал краем уха:

—… да неужели, так попасться? Просто немыслимо, — проговорил помощник, распахнув глаза от удивления. Альбус напрягся: ему становилось не по себе.

— Да, впрочем, мисс Забини просто малолетняя дура, у которой язык работает хлеще головы, что вы хотели? — уверенно протянул Ричард, самодовольно ухмыльнувшись. — Понятное дело, что она бы не догадалась, что такое наркотическое зелье оставляет следы в крови и не покидает тело даже спустя месяц после смерти. Правильно говорят, что девушки и яды — лучшие друзья, хе-хе. Да и к тому же, столько людей видели в тот день их вместе, она не отвертится. Мы задавим Ригель, как букашку.

Он неприятно засмеялся, но при этом лицо его не изменило привычному выражению: оно было беззаботным и абсолютно нечитабельным. Картинка складывалась, выходит… что Ригель просто на просто напоила его зельем, которое вызывало галлюцинации, и он разбился об асфальт, но разве она могла не знать, что такие вещества не выходят из крови? В это просто не верилось: Альбус знал, что Ригель была далеко не дурой, поэтому не мог принять этот факт. Он стал вспоминать все больше информации, и, когда все уже давно покинули комнату, а Клариссу увели в передержку, он по-прежнему сидел на своем месте и думал: кажется, Альбус нашел разгадку. Что он знал? Маркус Забини состоял в мафии, а потом был убит примерно в то же время, когда все счета Забини обмелели. Значит, убила его мафия, и убила за долги, а пред этим, скорее всего, Ригель ходила к Клариссе с просьбой одолжить деньги, которые ей подарила Мессия, ее мать. Но только тетя отказала дорогой племяннице, и она решила начать мстить, разрушив ее семью так же, как Кларисса разрушила ее. Но неужели это все? И неужели Ригель так просто попалась?

«Но это не доказать», — рассудил Альбус, сомкнув веки: у него внутри волнение ходило ходуном, он просто не мог успокоиться, что-то выводило его чувства из равновесия. «Никто не сможет подтвердить, что именно Ригель напоила его зельем».

Не могут. Точно. Но подкинуть или просто надавить — вполне. Это была уже привычная схема, о которой Поттер прекрасно знал; никто бы даже не вступился за нее, кроме… кроме Самайн, но, учитывая близость Ричарда с его отцом, можно было ожидать, что он будет прогнут под давлением. За Ригель никто не вступится, кроме нее, но сейчас начиналась далеко не равносильная война, в которой очень трудно выйти победителем тому, у кого нет денег.

Альбус вздрогнул, а его руки соскользнули с колен. Ему почему-то было так страшно, что сердце, надежно спрятанное под коркой льда, вновь забилось.

* * *

Волнение не улеглось даже тогда, когда счастливые Скорпиус и Лили пришли навестить его на работу. Сестренка весело щебетала, а сам Малфой просто улыбался, неотрывно смотря на нее, и в его взгляде было столько нежности, что Поттеру даже стало неловко. Какого это, любить кого-то так сильно, что ты начинаешь бороться за него? Какого это, не бояться показывать эту самую любовь, быть уверенным, что чувства не подведут в нужный момент? Альбус смотрел на своего друга, и ему становилось холодно, казалось, будто кровь перестала ходить по жилам, а сердце биться. Он никогда никого не любил — семья была просто данным, лучший друг очевидным, но любовь к существу противоположному, к женщине… в нем этого не было. По крайней мере, до этого момента, когда вдруг в его голове появилась одна только Ригель, и казалось, что он просто умрет из-за нее, сойдет с ума.

Это было настолько болезненно, что он, не привыкший к столь сильным чувствам, был готов пустить пулю в висок. Его душило бессилие: что он мог? Пойти к Самайну и попросить его поговорить с Джонасом? Глупость. Начать шантажировать его информацией об отце, чтобы тот попытался упорнее? Нет, тогда его скорее самого убьют.

Он не мог ничего. Альбус был никем, и все, что у него оставалось, его отец и громкая фамилия, но даже тут выжимать было нечего. Переведя взгляд с друга, он посмотрел на часы и нетерпеливо начал постукивать ногой по земле. Вот-вот должно было начаться заседание, и Альбус готов был сорваться с места и пойти в аудиторию, и только Лили со Скорпиусом останавливали его от столь импульсивного и ненужного поступка.

—… я и говорю, так страшно было! — доносился до него звонкий голос Лили. От нее исходили искры счастья, которые, долетая до Альбуса, тлели, пылью осыпаясь на асфальт. — Твои родственники, конечно, умеют испугать ни на шутку.

— Я б поспорил, кто делает это лучше: мои или твои, — спокойно произнес Скорпиус, поглаживая ее руку, что лежала на столике.

Альбуса затошнило. Еще чуть-чуть, и его истинное нутро могло прорваться наружу.

—… Ал, Ал!.. — опять услышал он сквозь пелену ожидания, отчего болезненно сморщился. «Только не сейчас, Лили, не будь такой сообразительной сегодня», — устало взмолился он, уверенно посмотрев на сестру, контролируя каждую мышцу лица. — О чем ты так думаешь?

Она не была обеспокоенной, счастье не сходило с этого бледного лица, и никто не мог обвинить ее в невнимательность: в жизни сестры наступал самый счастливый момент, было бы странно, если бы Лили вдруг начала, как обычно, находить что-то неладное в эмоциональном состояние близких ей людей. Альбус махнул головой, как бы говоря, что ничего важного, но заговорить он так и не решался: ему казалось, что он от волнения не сможет даже двинуть языком. Ожидая, Альбус просто резал себя на куски, в какой-то степени наслаждаясь собственной болью.

—… плохих ты находишь кумиров.

— О, Скорпиус! Ригель просто невероятная, трудно не восхититься ею.

— Ага, только попадись ты ей на пути, она уничтожит тебя без оглядки.

— Разве это не заслуживает уважения? — Альбус резко вскинул глаза, посмотрев на сестру пустым взглядом, не выражающим ничего. — Она ставит цель и добивается ее, несмотря ни на что и как бы, возможно, ей ни было больно.

Скорпиус насмешливо фыркнул, показывая всем видом, что вообще не верит в чувствительную сторону Ригель. И с ним было трудно не согласиться.

— Посмотрим, как она будет держаться сегодня на заседание, — протянул он высокомерно, за что получил толчок в бок от Лили. Она назидательно посмотрела на него, неодобрительно покачав головой: ей не нравилось, когда он так надменно относился к другим.

«Надо идти», — мелькало то и дело в голове, однако Альбус все равно не решался. Но….чего ради он так переживает? Разве ему не должно быть все равно? Он вел себя абсолютно неправильно, поддаваясь человеческой слабости, давая волю чувствам. Нет. Их надо запрятать глубоко-глубоко, выкинуть в море несбывшихся надежд, чтобы оно унесло их раз и навсегда, не оставляя даже последнего воспоминания.

Отодвинув стул, Альбус резко встал. Больше он не даст этому волнению власти и не сломится под гнетом страха: ему плевать на всех, кроме себя, семьи и лучшего друга — другим места в его сердце просто нет.

— Я пойду, — бросил и, не дожидаясь ответа, покинул комнату. Это потом придется объясняться с Лили, говорить, что просто опаздывал на заседание и строить из себя участливого брата. А сейчас пред ним была только одна дорога, которая была слишком очевидной, чтобы ее игнорировать; чтобы просто сидеть и ничего не делать, содрогаясь от волнения. И он пошел по ней, накинув маску полной отрешенности и безразличия, когда внутри, по абсолютно непонятным причинам, кипел целый океан: своими волнами он оттачивал сердце.

Возле кабинета его ждал мистер Джонас и его помощник. Они веселились и потешались, все время вспоминая то, с какой непробиваемой уверенностью держалась всегда Ригель и насколько она была на самом деле жалкой. «Идиоты», — брезгливо думал Альбус, нервно морщась. Им было невдомек, что все, что они видели — позволяла им она; что они даже на милю не подошли к разгадке этой мятежной души. Они думают, что все, что есть у Ригель — это красивая внешность и дерьмовый характер, и именно этим она цепляет мужчин, но упускают самое главное: притягивало всех так сильно не лицо, не идеальные формы и длинные роскошные платья, а ее живость, удивительно неискренняя искренность и шарм, который был просто во всем. И, кажется, он, как и многие до него, тоже попал в эти сети, потеряв окончательное, хоть и наигранное, спокойствие.

Уверенный стук каблуков донесся до него не сразу, но этого хватило, чтобы он узнал по этой твердой, как будто бы выжигающей под собой землю походке Ригель. Альбус поднял глаза, неотрывно следя за ней, замечая периферийным зрением, что все тоже смотрят на эту высокую фигуру, но ее взгляд — этот насмешливый, злой взгляд карих глаз с треугольным солнцем — был направлен исключительно на него. Он оставлял после себя раны, заставляя все время внутренне содрогаться.

Альбус тихо шептала про себя, чтобы она немедленно развернулась и ушла, но только Ригель все больше улыбалась, прекрасно считывая с его движущихся губ слова. Да. Однажды она сказала Скорпиусу, что всегда выигрывает, но не были ли ее слова просто блефом?

Пройдя мимо, Ригель остановилась на мгновение, задорно сверкнув глазами, и проговорила в своей обычной самодовольной манере:

— Здравствуй, Поттер.

Щелк. В его голове пронеслись воспоминания — это был вечер у Гарварда, самый скучный день в году, но только не тогда.

Он усмехнулся, точно скопировав ее выражение губ, и произнес намеренно безразлично и тихо, так же, как и всегда:

— Давно не виделись, Ригель.

И в этих словах было столько боли и отчаянья, что море внутри него вышло из берегов.

Потому что дорога, по которой он так уверенно шел, вела исключительно в ад.

Мое имя — борьба,

мой конец — победа.

— Гарегин Нжде

* * *

В который раз он сидел в этой темной комнате и смотрел на Ригель сквозь стекло? Воспоминания смешались в голове, поэтому ему бы точно не удалось ответить правильно на данный вопрос. Его сознание было в каком-то напряжении: он просчитывал все исходы, которые только могли быть, и чем больше Альбус смотрел на уверенную в себе Ригель, тем сильнее понимал, что ничего у авроров не выйдет. Некоторых людей просто невозможно загнать в угол.

— Мисс Забини, вы же понимаете, что на этот раз наконец стоит начать хотя бы оправдываться? — иронично произнес помощник мистера Джонаса, который опять выступал в роли судьи, явно намекая на все прошлые заседания, когда Ригель либо только вступала в дебаты с оппонентами, либо презрительно улыбалась, отмалчиваясь.

— Неужели? — произнесла она, придав голосу явственную нотку сарказма. Ригель подняла одну бровь, как бы спрашивая, что еще они могут, и перекинула ногу на ногу. Она чувствовала себя в своей тарелке.

Напротив нее сидела Кларисса Сэлинджер, у которой на лице застыло тупое выражение ненависти, а ее пальцы настолько прочно вцепились в мантию, что, казалось, еще чуть-чуть, и она порвет ткань. Больше в купале никого не было, потому что данное дело было приватным: в начале из-за мистер Кроусона-старшего, который намеренно хотел скрыть дело от общественности, затем уже из-за самого мистер Джонаса, который, видимо, боялся утечки информации и того, что свою награду, в случае чего, придется делить еще с кем-то. Но как раз из-за отсутствия людей Альбусу было неуютно: оставлять Ригель и Клариссу с одним только аврором было опасно, особенно учитывая их обоюдную ненависть и одну провальную попытку убийства.

— Что ж, вы не хотите по-хорошему, — Ригель выразительно фыркнула, откинувшись на спинке стула, а аврор посмотрел на нее с прищуром, в котором читалось неприязнь и…вожделение. — Миссис Сэлинджер обвиняет вас в убийстве мистера Фельмонта Сэлинджера, которого нашли, на минутку, возле места вашей работы. К тому же, по показаниям очевидцев, в тот день он пришел именно в вашу смену, которая начиналась с шести вечера, и все время…

— Шатался за мной, — протянула Ригель, когда аврор внезапно запнулся, не зная, как правильно сформулировать собственную мысль. Кларисса вздрогнула, и ее глаза сверкнули от ненависти. — И? Это как-то делает из меня убийцу?

— В его крови нашли сильнодействующее галлюциногенное зелье, в следствие которого он упал и расшибся на смерть, мисс, а, как я уже сказал, семь часов до своей смерти он провел в вашем обществе…

— Так уж и в моем? — насмешливо протянул Ригель, опустив взгляд, а потом посмотрев исподлобья, слегка закусив губу, но затем резко отпустила ее, приоткрыв чуть-чуть рот. — Об такую тряпку даже ноги не вытирают, а уж тратить на нее свое время, дабы убить… феерически глупо. К тому же, — она нагнулась, положив локти на стол, и приблизив себя тем самым ближе к тете. — Он же мой родственник, как никак.

Кларисса злобно усмехнулась, фыркнув, а потом в точности спроецировала жест Ригель.

— Нет, Ригель, ты что-то перепутала. Твоя семья, — пауза, — мертва.

Красивое лицо исказилось от злости, и она с силой оттолкнула себя от стола, заскрипев стулом по кафелю. Глаза Ригель потемнели, а губы были плотно сжаты: с этого лица впервые слетела маска стервозного высокомерия, а на место нее проступили такие живые эмоции. У Альбуса сперло дыхание: Ригель выглядела, как разъяренная гарпия, и притягивала тем самым еще сильнее.

— Это такая попытка повысить собственную самооценку? — громко проговорила Ригель с гневными интонациями. Она явно пыталась привести себя в порядок и придать лицу обычное свое выражение, но у нее это просто не выходило. — Да, ты в этом действительно нуждаешься, ведь твой муженек, жалкое полукровное отребье, предпочел тебе молоденькую племянницу, после одной встречи с которой он позабыл даже собственного сына, — ее лицо исказилось в каком-то мстительном удовлетворении; она внимательно наблюдала за Клариссой, которая бледнела с каждой секундой и смотрела с такой яростью, что ее можно было почувствовать нутром. — Ах, да, предпочел дочку сестры, которую ты так ненавидела и завидовала, да? — елейно протянула Ригель, широко улыбнувшись. — Уже вторая женщина забирает у тебя счастье из-под носа, это, наверное, больно, — вопросительно протянула, — хотелось бы знать, какого это, быть такой неудачницей. Только вот не дано.

— Хвастаешься, что ты шлюха? — змеиным шепот проговорила Кларисса, и ее лицо помрачнело. Упоминание сестры явно было лишним. — Да ты просто позорище Роулей.

— Роули мертвы, — четко проговорила в ответ, скалясь. На оскорбления она уже давно не обращала внимание, что становилось понятно, исходя из того, насколько безразличным были ее глаза. — А я — Ригель Забини, которую тебе никогда не сломить. Силенок не хватит.

— Дамы, — вмешался наконец аврор, который все это время внимательно наблюдал за ними, в надежде, что у миссис Сэлинджер получится вывести Ригель на эмоции, и та сболтнет лишнего. — Не переходим на личности, — вальяжно протянул он, слегка оскалившись. — Итак, вы подтверждаете свою вину, мисс Забини?

— Нет, — по буквам произнесла Ригель, перестав улыбаться. Она внимательно следила за тетей, будто что-то считывая.

Альбус видел, как раздраженно чертыхнулся аврор, хотя, впрочем, чего он ожидал от Ригель? Что она просто сдастся? «Эти идиоты вообще не понимают людей», — насмешливо подумал он, наблюдая за всем представлением. И почему Альбус только так волновался? Но тут его взгляд упал на мистера Джонаса, который выглядел слишком равнодушным и довольным, что заставило Поттера в ожидании сжаться. Что-то грядет.

— Мисс Забини, признание облегчит срок, — протянул аврор, в своей снобской манере.

— Интересно как выходит, — протянула Ригель в ответ, насмешливо пародируя его манеру говорить, на что получила очередной прищур. — Вы пытаетесь выбить признание так, будто бы кроме меня никто не мог убить это ничтожество, но, — она сделала специальную театральную паузу, и перевела свой взгляд с аврора на Клариссу, — разве главным подозреваемым не должна быть она? У нее и мотив есть: ревность. Ушел к молоденькой, бросив семью, чем не причина? Да и в тот день, помнится, я видела тебя, Клара, — ее лицо приняло невинное выражение, а взгляд непривычно смягчился. — И не только я. Ты приходила к заведующей, да?

Миссис Сэлинджер заметно вздрогнула, поуютнее усевшись на стуле. Что-то в ее лице изменилось.

— Я приходила всего лишь к своей подруге.

— Да? — насмешливо бросила Ригель. — А помнится, ты потом подсела к своему муженьку и премило с ним говорила. Так, что после он напился до горячки.

Наступило молчание. Ригель победно ухмылялась, Кларисса смотрела на нее в упор таким взглядом, будто бы мечтала превратить в пепел, а сам аврор устало потер глаза. Все бытовые дела были самыми трудными, потому что в дело вступали человеческий фактор и родственники, которые знали друг о друге слишком много, чтобы не маневрировать этим. Но тут уже складывалась другая ситуация: эта битва была не на то, чтобы отсудить деньги или имущество; здесь решалась дальнейшая судьба каждого, что не могло не заставлять нервничать всех.

Альбус вновь посмотрел на мистера Джонаса, который выглядел беззаботным, но его руки, сцепленные в кулак, говорили об удивление и некоторой злости: конечно, то, что Кларисса утаила и это, подрывало ситуацию, которая теперь складывалась слишком удачно для Ригель, что, в свою очередь, не радовало куратора.

— Ты пытаешься перекинуть вину, — немного заикаясь, протянула Кларисса. — Я любила его, и никогда бы не…не убила. Хотя бы ради сына.

— А разве сейчас ты не делаешь то же самое? Не пытаешься перевести стрелки на меня, прикрываясь какими-то мелкими чувствами, — уверенности в ней было настолько много, что миссис Сэлинджер сжалась, — я бы никогда, я его любила, — повторила Ригель, с точностью попав в интонацию тети, — все самые ужасные поступки прикрываются именно этими словами.

Альбус улыбнулся, отведя голову в сторону. Можно было закрывать заседание: ничего доказать нельзя. И столько ему только подумать, как вдруг Кларисса, которая казалась ему уже раздавленной, сказала, немало удивив:

— Сэр, кажется, вы собирались проводить обыск в квартире Ригель, пока она находится здесь?

Даже если это как-то подбило Забини, то она никак не показала этого. Ее лицо по-прежнему было ухмыляющимся и надменным, но Альбусу на мгновение показалось, что в ее глазах пробежало какое-то сомнение, будто бы она вспоминала что-то.

— Да, — неуверенно ответил аврор, не понимая, к чему это вообще.

— Может, есть смысл выйти и спросить про результаты? — Кларисса сжала сильнее платье, когда произнесла это, что не могло укрыться от наблюдательного Альбуса. Ему не нравилось то безразличие и обреченность на ее лице, и он действительно надеялся, что помощник мистера Джонаса не догадается сделать такую глупую ошибку: покинуть заседание.

Но, нет. Альбус слишком переоценил интеллектуальные способности человечества.

— Куда он? — резко спросил он, поднявшись с дивана, напряженно наблюдая за событиями в купале.

— Что с вами, мистер Поттер? — беззаботно произнес Ричард, точно так же внимательно следя. — Все в порядке, максимум, что они смогут сделать, располосовать друг другу лица.

Однако у него уже было дурное предчувствие. Стеклянный разъем отворился, и помощник направился к мистеру Джонасу, который послал его за результатами в соседний кабинет. Дверь скрипнула, и он покинул помещение, оставив Альбуса и Ричарда наедине. Они оба неотрывно наблюдали за происходящим, но женщины ничего не делали, только Ригель время от времени направляла свой взгляд по направлению, где скрылся аврор.

Ничего страшного не происходило.

— Что ж, — весело протянул Джонас, отвернувшись от стекла, встав к нему спиной. — Как-то все неудачно складывается.

Но сожаления в его голосе не было, это Альбус заметил сразу. Опять наступила тишина. Помощник куда-то делся, видимо, ему было неохотно возвращаться, и это только сильнее напрягало Поттера. Ричард без интереса плюхнулся на диван и демонстративно начал читать документы, лежавшие на столе, и лишь один Альбус, казалось, был обеспокоен.

— Ригель, — вдруг услышал он голос Клариссы. Стальной голос, который сейчас даже скорее походил на интонации племянницы. — Ты так уверена в своих силах, что не замечаешь вещей, происходящих перед твоим носом. Высокомерие и самоуверенность — не твердая почва.

— Зато обозрение хорошее, — медленно протянула Ригель, резко переметнув свой взгляд на нее. Они обе смотрели друг другу в лицо не мигая.

Вдруг Кларисса нагнулась и ее рука соскользнула куда-то вниз по юбке, Альбус точно не видел. Ее губы зашептали тихо, но достаточно, чтобы близстоящий Поттер смог уловить смысл.

— Я убью тебя.

Секунда.

— Попробуй, — насмешка в ответ.

И вдруг прогремел грохот с такой страшной силой, что Альбус отскочил от стекла. Все, что он успел заметить — это была Ригель; она с яростью накинулась на Клариссу, у которой в руках была палочка. Из-за этой моментальной реакции, заклинание выстрелило не в Забини, а в потолок, отчего по стеклу пошли трещины, и оно обвалилось прямо на находящихся внутри женщин. И наступила тишина, которая его просто оглушила.

Ошарашенный, он упал на колени, не смея произнести ни слова. У него их просто не было, паника накрыла все его сознание. Альбус повернул голову резко, устремив свой взгляд на куратора, который безразлично смотрел на происходящее. Ему было плевать, лишь это беззаботное выражение лица маской было вклеено в кожу.

— А нет, — проговорил он, не убирая глаз от обвалившегося стеклянного купола. — Кто знает, может, все-таки удача на нашей стороне?

И Альбус понял все моментально. Вся его уверенность, веселость и потолок, который был магически защищен, но который внезапно обрушился, — все это была просто продуманная игра. Этакая месть от аврора, чью возлюбленную заставили пустить пулю в висок.

Дыхание сперло. Комнату наполнили люди, которые подбежали к стеклу и стали палочками левитировать его. Среди громад лежало два тела, одно принадлежало миссис Кроусон, чья голова была слегка раздроблена на две половинки одним из кусков толстого стекла, и вокруг нее собиралась лужица липкой алой крови; и тело Ригель, лежавшее чуть поодаль — все ее лицо было изрезано мелкими царапинами, а руки были скорее кровавым месивом. В дополнение ко всему, ее нога была неестественно согнута, кажется, кость была сломлена. Альбус не видел.

Шатаясь, он встал, держась за стену, и безумным взглядом уперся в ее тело. Нет, этого не могло быть; она не должна так просто умереть, не рассказав ему всю историю, не…отплатив за его помощь.

И будто в подтверждение его слов один из пальцев Ригель шевельнулся.

Альбус прислонился к стене. Его сердце дернулось вниз.

* * *

Кларисса Сэлинджера была похоронена тихо, без свидетелей и панихиды; ее тело просто сожгли, пустив прах над водой, моментально забыв об этой серой женщине. Ее жизнь закончился бесславно и слишком предсказуемо, в конце концов, так ей было начертано еще с рождения, когда ее везде затмевала сестра.

Само дело не было предано огласке, никто даже толком не знал, что случилось в смотровой номер шесть, а мистер Джонас моментально замел все следы, сделав так, чтобы не просочилось информации больше, чем следовало. Казалось, в целом аврорате никому не было известно об очередной неудачной попытке убийства в стенах этого святого здания.

Альбус вдохнул воздух полными легкими, наслаждаясь лучами солнца. Ригель была жива, единственная проблема, которая возникла у нее, — сломанная нога, но за ее лечение взялся Самайн Кроусон, поэтому ей определенно должно было скоро стать лучше.

Перед его глазами все еще стоял тот день, когда ее, всю в крови, увезли в Мунго, где в течение часа целители колдовали над ее здоровьем. Он стоял и ожидал исхода, а когда услышал хорошие новости, то в начале даже не поверил. А затем радость захлестнула его, придав какое-то странное чувство эйфории.

Мистер Джонас никак не отреагировал на данную новость. Только тень разочарования проскользила по его лицу, но Альбусу это не волновало: он больше не воспринимал его как своего наставника, Поттер вообще планировал уйти наконец-то из аврорат, закончив свой нелепый маскарад. Но над ними все еще весело дело мистера и миссис Сэлинджер, и любопытство его было слишком велико, поэтому тогда он так и не ушел, ожидая дня, когда они придут брать окончательные показания Ригель.

Лучше ей стало только через неделю. Она лежала на койке и даже в засаленной больничной мантии выглядела лучше, чем многие девушки в парадных нарядах, а ее высокомерно поднятая голова и поджатые губы явственно выражали отношение к аврорам и их деятельности.

— Что ж, из-за происшествия… — неловко мялся помощник мистера Джонаса. Он не знал, как себя вести и что говорить, а под таким презрительным взглядом только скукожился сильнее. — Для нашего обвинения… доказательства… их нет.

— Неужели? — протянула Ригель, не улыбаясь и не скалясь. — Как весело-то.

— Однако, — вмешался мистер Джонас, не смотря на нее, но Альбус был уверен, что все его лицо выражало отвращение. — Мы бы хотели услышать полную историю ваших взаимоотношений. Так, для успокоения совести.

— У вас еще хватает наглости задавать мне вопросы? — высокомерно бросила она, постепенно давая волю эмоциям. Что ж, это было предсказуемо, но только Альбус не был уверен в их подлинности. — Ну так послушайте: дорогая тетя, изображая несчастную и обездоленную, облапошила наивную мою мать, отсудив у нее две трети наследства рода Роули. Ничего так, да? — усмехнулась она, скрестив руки на груди. — Она была настолько жадной и ненасытной, что не позволила себе потратить ни копейки…видели, в каком районе Клара жила? В районе маргиналов и мусора, а все из-за скупости, мелочности…

Ее лицо скривилось от ненависти, а руки сильнее вцепились в больничную мантию.

— Мой брат был… — она вдруг вздрогнула, посмотрев внимательно на Альбуса. — Игроком. Азарт, легкие деньги и тому подобное, но в один прекрасный момент он обмелел и из-за долгов его стали преследовать, — какая-то слишком веселая улыбка появилась на ее лице, исказив его, — я пошла к тете, чтобы занять эти чертовы деньги, но она послала меня, сказав, что наша родственная связь исчезала сразу же, как умерла моя мать. Очень весело, не находите? — улыбка стала шире и отчаяннее, и Альбус заметил, как в уголке ее глаз что-то сверкнуло. — Мой брат умер…его нашли и убили, а я осталась полной сиротой без средств к существования, из-за чего мне пришлось пойти в этот бар, куда потом постоянно стал наведываться Фельмонт. Мягко говоря, он меня хотел, — Ригель высокомерно хмыкнула, на мгновение отвернувшись, а потом она вновь уперла свой безжалостный взгляд в Альбуса. — И однажды он попытался меня изнасиловать, а потом, когда у него это не вышло, окончательно забил на собственную семью и стал преследовать меня. Скажите, что это моя вина? Как бы не так. Дядя, мягко говоря, был мне абсолютно безразличен.

Она замолчала, яростно впившись своими глазами в Альбуса, будто бы что-то пытаясь невербально сказать, а он смотрел и не понимал, что именно, плавясь от одного только взгляда этих карих глаз.

— Почему вы не рассказали об этом раньше? Об изнасилование и о родственной связи?

— А о таком говорят кому попало? — возмущенно протянула она, внимательно посмотрев на Ричарда, который по-прежнему смотрел исключительно в окно. — Ну уж простите, не хотелось вспоминать такое. А насчет нашего кровного родства… Клара сама сказала, что мы больше друг другу никто, и я с радостью приняла это.

Наступила молчание, в течение которого каждый из присутствующих что-то обдумывал, и только Альбус бессмысленно прожигал ее своими глазами. Ему казалось, что это не все, что Ригель явно что-то не договаривает, но он не собирался высказывать свои мысли вслух. Авроры должны были закрыть это дело, иначе просто не могло быть, но если бы Ричард хоть на мгновение усомнился, то это дело вновь бы было переоткрыто.

— То есть, мистера Сэлинджера убила его жена? — спокойно произнес куратор, и один из уголков его губ пополз вверх. Он наконец повернулся и тоже посмотрел на нее, и в его глазах было по-прежнему безмятежность. Ничто не выдавало того, насколько была задета его гордость.

— Я думаю, что да, — уверенно протянула Ригель, не улыбаясь, как обычно. Она также смотрела в упор на аврора, будто бы гипнотизируя. — А потом захотела и меня уничтожить. Этакое мщение.

Тяжело вздохнув, помощник мистера Джонаса невербально сжег бумаги по этому делу, что держал все это время при себе, и Альбус смог наконец-таки почувствовать, как облегчение расползается по его телу. Хотя, не особо он и сомневался.

— Что ж, дело закрыто, — спокойно произнес Ричард, разворачиваясь. — Мистер Поттер, пойдемте.

— Альбус! — резко воскликнула она, из-за чего даже мистер Джонас удивленно поднял брови, на мгновение развернувшись. Вдруг, какое-то понимание пробежало по его лицу, и он внимательно посмотрел на Поттер, на этот раз без обыденно притворной улыбки. В его глазах сверкали молнии. Насмешливо улыбнувшись, Альбус вопросительно приподнял бровь, всем своим видом стараясь передать весь хохот, что распирал его все это время.

— Да, Ригель, — не отрывая глаз от куратора, тем самым морально добивая.

— Место в очереди освободилось, — произнесла медленно, растягивая гласные. Нахмурившись, Альбус вопросительно посмотрел на нее. — Больше ждать не придется.

В его голове проносились воспоминания. Кажется, Ригель в первую их встречу насмешливо бросила, что ему придется ждать целую жизнь, чтобы поговорить с ней, но, видимо, так было до сегодняшнего дня. Альбус улыбнулся насмешливо, без тени иронии, просто светло и ясно, отчего Ригель, казалось, замерла, неотрывно вчитываясь в эту улыбку. Кивнув головой, он дал понять, что все прекрасно осознал, и покинул помещение.

А теперь он сидел на лавочке возле аврората, счастливо улыбаясь весеннему солнцу. Стоял душный май: птицы распевали свои песни, а все деревья оделись в летние убранства, и все в природе было так спокойно и счастливо, что это просто не могло не передаться ему. В его руках был билет в отставку, он мял его в руках и с каким-то безумием всматривался в слово «подтверждено». Альбус Поттер, наверное, впервые в своей жизни сделал то, что хотел сам, а не то, что требовалось, и ему было абсолютно плевать, что скажут на это другие.

И в его жизни осталось только одно незавершенное дело — разговор с Ригель, и сегодня он наконец-то решит и его.

Разрушил всё, что имел,

чтобы сказать, что отпускать

легко

* * *

Дверь скрипнула, и Альбус с надеждой посмотрел на входящего, но это опять была не она. Отвернувшись, он медленно отпил огневиски и почувствовал неимоверную легкость в теле, будто бы Поттер в момент стал невесомым; его взгляд постепенно терял четкость, а немного глуповатая улыбка лезла на уста. Нет, он не был пьян, напротив, находился в том прекрасном состояние «между», когда мысли были четки, но не многое значили.

Как никогда он ждал ее, испытывая какие-то смешанные чувства внутри себя: с одной стороны это было ничем неконтролируемое желание, которое возникало на каком-то бессознательном уровне, но с другой…это было дурное предчувствие, будто бы эта встреча будет последней. Только одна эта мысль заставляла его сильнее вглядываться в бесцветную жидкость и принимать ее внутрь, несмотря на мерзкое, горькое ощущение во рту. Альбус искренне ненавидел алкоголь, но только он мог расслабить его нервы и заставить отпустить все эти ненужные мысли.

Его рука потянулась было, чтобы позвать официанта, но тут он вспомнил, что сидит за барной стойкой и стоило только попросить об очередной добавке, она тут же появится перед ним. Но ему не хотелось напиваться: ни здесь, ни сейчас, ведь в любой момент она могла прийти и завести тот самый долгожданный разговор, который откроет ему всю правду. Альбус ждал этого, все его нутро искривлялось от любопытства, но при этом ему было как никогда плохо на каком-то моральном уровне от понимания, что после этого их встреч больше не будет.

Голова слегка закружилась, а потом ясность снова пришла к нему. Он ушел из аврората только с утра, но уже вечером успел понять, что это только на первый взгляд казалось, что можно так просто вынести презрение родственников, — нет, он по-прежнему был слаб и прогибался под их влиянием. Ничего не изменилось, потому что не изменился он сам. И даже если сейчас Альбус четко осознавал, что ему прямая дорога в Министерство и в это гнилое общество, которое он так хорошо знал и которое было ему так близко, то внутри какой-то непонятный, противный голос постоянно напоминал ему о матери, что так сильно пророчила ему службу в аврорате; о бабушке, что говорила о его исключительной схожести с отцом, из-за чего он априори должен был продолжить его путь. Все они расписали его жизнь, заранее навешав ярлыки: Пожиратели — плохо, Малфои — неприемлемо, Слизерин — не очень хорошо. И всякий раз, когда маленький Альбус понимал, что совсем не похож на свою семью, начинал сильнее себя терзать и ломать, лишь бы стать хотя бы частично подобным им. Именно это и было тем, что погубило его, заставив постоянно погружаться только внутрь себя и не показать свое истинное лицо, пока оно, в свою очередь, покрывалось плесенью, облупливалось, делаясь совсем не человечным. Он и сам понимал, что стал неимоверно далек от всех моральных норм: все, что для многих являлось истинной, Альбус ставил под сомнение. Грань между «плохо» и «хорошо» стиралась; в один прекрасный момент ее просто не стало, и тогда он сформировался тем, кем был сейчас: лицемерным, подлым, скрытным и аморальным типом, который не гнушался ничем, если пред ним возникал азарт — единственная яркая эмоция.

— Я думала, ты никогда не придешь, — услышал он сквозь пелену, но наваждение тут же пропало, когда Альбус понял, чей это был голос.

— Я должен был сделать некоторые дела, — бросил, даже не поворачиваясь. Его тело так размякло, что им было трудно управлять.

— И что же ты сделал? — прошептала она над его ухом, отчего он вздрогнул: какой же был глубокий у нее голос, он попросту обволакивал сознание. Поттер медленно повернул голову и увидел, что она сидит близко-близко, почти вплотную и смотрит так серьезно, без капли смеха, будто бы понимала всего его.

— Ушел из аврората, — ответил он также тихо, понимая, что больше не сможет не смотреть в эти глаза, ведь они чертовски гипнотизировали. По ее лицу прошло какое-то облегчение, а потом он опять заметил эту несвойственную ей нежность в глазах. Что-то складывалось в его голове, строились какие-то выводы, но Альбус лишь тяжело сглотнул, ожидая ее слов.

— Это был единственный твой шанс наконец стать собой, Альбус, — проговорила, слегка замявшись. — Удивительно, как ты еще не свихнулся, столько лет нося маску ложного благородства.

Альбус ухмыльнулся пьяно, прикрыв глаза, а потом почувствовал, как ее рука сжала его. Он опять посмотрел в эти карие глаза с треугольным солнцем, будто бы спрашивая, зачем она все это делает: зачем привлекает его внимание, смотрит так по-особенному и даже не пытается скрыть чувства, что напрямую написаны у нее на лбу.

— А ты не носишь маску, Ригель?

По ее губам прошлась улыбка, такая понимающая и красивая, что у него сперло дыхание.

— Нет, потому что моя маска — это «я», ведь настоящая Ригель, та самая, что существовала много лет назад и проявляла хоть каплю человечности, мертва. Меня настоящей нет.

И в последних словах у нее было столько отчаянья, что Альбус лишь сильнее сжал ее ладонь, поглаживая большим пальцем эту мягкую кисть. Внутри у него поднимался жар, который лишь усугублялся из-за пьяного рассудка; ему нужно было срочно взять себя в руки и нацепить безразличие на лицо, но у него больше ничего не получалось.

— Зачем, Ригель? — устало протянул наконец Альбус, и он нутром почувствовал, насколько больным взглядом он всматривался в это красивое, мраморное лицо. — Зачем ты показываешь мне это? Зачем мучаешь постоянными загадками? В конце концов, зачем вообще стала искать эти встречи?

— Потому что только ты заставляешь меня испытывать что-то такое безумное, Альбус, — прошептала она, и в ее глазах появились первые слезинки: в них было столько несбывшихся надежд, угасших желаний, будто бы Ригель не плакала так давно, что у нее распирало внутренности. — Что-то такое, что я не могу даже описать. Еще тогда, с Хогвартса. Я люблю тебя, Альбус Поттер. И, о Мерлин, как долго я хранила эти слова для тебя.

Она резко встала, приблизившись к нему вплотную, и с какой-то жадностью впилась в губы. Покусывая их, Ригель с остервенением обнимала его за шею, скользя по ней руками, вычерчивая узоры. В ней всей как будто было одно сплошное желание, которое она хранила настолько долго, что сейчас не могла контролировать. Когда руки Альбуса сомкнулись на ее талии, тем самым сократив последнее расстояние между ними, она выгнулась всем телом, как кошка, и еще яростнее стала цепляться за его шею, будто бы это было ее спасительным якорем.

Когда поцелуй прервался, и они оба, тяжело дыша, смотрели друг другу в глаза, Альбус пытался потушить внутри себя пожар, но напрасно, все его тело жаждало продолжения. Тихим и осевшим голосом он спросил:

— Зачем?

— Я хочу наконец-таки сделать то, чего так долго желала, — в каком-то дурмане проговорила она, и ее голос из-за частой одышки скакал по тонам, — хотя бы в последний раз, хотя бы на мгновение, чтобы почувствовать себя счастливой, и больше никогда не страдать. Запереть в самый дальний угол сознания все эти мешающие чувства и начать жить новой жизнью. Ты же понимаешь, о чем я, да?

И он понимал, оттого, наверное, и притянул ее опять, перехватив инициативу на себя. Его руки беспорядочно исследовали это манящее, худое тело, скользя по ногам, останавливаясь на самых чувственных точках, в ответ получая тихие стоны, которые заводили только сильнее, заставляя его изгаляться от желания.

В каком-то сумасшедшем состоянии они покинули бар и ушли наверх, в приватную комнату, чтобы там начать наслаждаться друг другом, исследовать тела и срывать полукрики с губ. Альбус нежно выцеловывал каждый миллиметр кожи, оставляя засосы, и испытывал такое чувство эйфории и радости, что это все грозилось просто уничтожить его.

Он смотрел на нее, красивую и до конца принадлежавшую только ему, и задыхался от собственных чувств, с необыкновенной нежностью вырисовывая узоры на внутренней стороне бедра, наблюдая, каким эмоциональным было лицо ее в этот момент. Ригель выгибалась и тихо шептала какую-то чехарду, покусывая мочку уха, а ее грудь вздымалась от напряжения.

Они были единым целым в этот момент: ни один не мог существовать без другого, и осознание это сладкой болью отдавалось в мышцах, когда они развалились на кровати, тяжело дыша. Весь его дурман спал, оставляя после себя чувство цельности и радости, и он не решался испортить этот момент разговором.

Но вдруг до его ушей дошел тихий смех, повернув голову на простынях, он увидел, как Ригель тихо хихикала в ладошку и лбом упиралась ему в плечо. Все ее лицо было искажено из-за смеха, когда она произнесла безразлично, невзначай:

— Это я его убила.

И глаза ее внимательно посмотрели на него; в них было столько любви и одновременно злобы, что у Альбуса внутри все замерло.

— Это я убила милашку Фельмонта Сэлинджера, — повторила она, и ее улыбка поползла вверх. Право, в этот момент Ригель выглядела совсем безумной. — А потом эти жалкие, глупые авроры помогли мне избавиться и от Клариссы. Мое мщение завершено, Альбус. Все прошло так, как я и планировала.

Она опять засмеялась, но теперь Поттер заметил, что смех-то у нее был истеричным. Все ее тело сотрясалось.

И вдруг Ригель замолчала, резко поднявшись, села на кровати, не отрывая своего пристального взгляда от него, пытаясь понять, как ему такая информация. Только вот Альбус не выражал ничего, казалось, будто его это даже не удивляло.

— Тебе ведь интересно, да? — ее голос был безэмоциональным, а взгляд вдруг стал рассеянным. К ней как будто пришли какие-то воспоминания, отчего Ригель болезненно сморщилась. — Мой отец умер, когда я закончила Хогвартс. Мы были древним и богатым родом, но к тому времени у нас не было ничего: часть прокутил он, а часть Маркус, мой брат, который решил войти в большой мир, — она вздрогнула и приложила свою ладонь ко лбу, на мгновение поморщившись. — Он стал одним из членов мафии — самый быстрый способ подняться по социальной лестнице, ведь все они, начиная от мистера Гарварда, заканчивая обычными главами отделов, были Черными Капюшонами, — тихо фыркнув, Ригель покрутила головой нервно, все еще не убирая руку со лба. — У меня не было ни образования, ни связей, ни денег, когда к нему стали приходить оповещения о задолженности. Маркус участвовал в каком-то деле и провел его неудачно, из-за чего стал должником. Этакий стимул для членов группировки, чтобы работали усерднее. Глупо, совсем глупо…но делать было нечего, я понимала, что быстрее всего достану деньги своим телом, но если продаваться… — она резко вскинула голову, посмотрев на Альбуса внимательно, — то только за соответствующую плату. А времени не было, и тогда я пошла к тете, у которой все это время был ключик от сейфа Роулей. То, что произошло, ты знаешь — она выставила меня, хотя я умоляла у нее в ногах, готова была отдать эту сумму с процентами, но Кларисса захлопнула дверь передо мной, лишив надежды.

Резко замолчав, Ригель отвернулась. Сам Альбус тоже сел, чувствуя какое-то внутреннее оцепенение, и сжал шелковую простыню, из-за чего у него побелели кулаки.

— И я пошла к Самайну, — тихо прошептала она, не оборачиваясь, пряча свои глаза, но голос у нее в этот момент был таким, будто бы Ригель надрывалась в истерике. — Он был влюблен в меня еще с Хогвартса, так забавно ухаживал, терпел все мои обидные слова и поступки. Щенячья верность. Даже когда мы выпустились, он намеренно сдружился с моим братом и стал приходить в особняк, подолгу смотря на меня таким глубоким взглядом, будто бы отдал все что угодно за один только теплый взгляд в свою сторону. Его отец, как я уже говорила, является членом мафии, и я хотела с помощью него договориться…и Самайн сказал мне, что поможет, только если я стану принадлежать ему и только ему, — голос оборвался, и он услышал, как тяжелый всхлип сорвался с этих губ. — Он пообещал мне настоящую жизнь, полную роскоши и денег, сказал, что выплатит долг Маркуса и даст ему нормальную работу. Альбус, — прошептала она, посмотрев на него через плечо, как затравленный зверек. — Я ему поверила, понимаешь? Мне так хотелось надеяться, что Маркус не умрет, ведь я его так любила.

Она опустила голову, прикусив губу до крови, а по этим белоснежным щекам медленно потекли одинокие слезинки. Альбус замер на месте, еще сильнее вцепившись в ткань, и чувствовал, как его сердце разрывается от боли. Кажется, это было впервые, когда Поттер увидел настоящую Ригель, которая действительно было полумертвой.

— Мы были так близки с братом, — продолжала, но тихо-тихо, почти не слышно. Она взглядом прожигала простынь, неестественно согнувшись. — Все детство и Хогвартс мы были рядом и поддерживали друг друга. В моей жизни нет более близкого мне человека и никогда не было, а потом судьба захотела отнять и его, — от злости краска практически сошла с ее лица, оставляя только тупую ярость. — Я не хотела с этим мириться и пошла на сделку с Самайном, но было поздно. Когда я вернулась от него, то нашла Маркуса мертвым. Все мои попытки — все то унижение, ложь, продажа себя — это было не нужно, я не успела, — Ригель подняла глаза, посмотрев на него уставшим, побитым взглядом, и Альбус нервно сглотнул, чувствуя, как оледенели его руки. — А все из-за Клариссы…если бы она тогда дала мне денег, я бы успела, я бы смогла, и он бы был жив, — голос опять дрогнул, опустившись на несколько тонов вниз. — И я решила отомстить, уничтожить ее, но прежде заставить чувствовать всю ту боль, что испытывала я. Кларисса должна была захлебнуться ею. Помнишь, я сказала, что Фельмонт пытался изнасиловать меня? Это ложь. Он был таким простачком и идиотом, смотрел всегда так, будто бы я — вся его вселенная, и боялся даже дотронуться, видимо, думая, что я из стекла. Кретин, как мне было противно даже смотреть на него, но я все же ловко смогла окрутить его — он ушел от них, бросив своего сына и жену, не задумываясь.

Замолчав, Ригель провела пальцами по щекам и с удивлением обнаружила их влажными. Быстро вытерев лицо, она вдруг резко встала и улыбнулась своей высокомерной, мстительной улыбкой, сверкая глазами. За одно мгновение пред ним предстал совсем другой человек.

— По началу я не думала его убивать. Напротив, если бы он жил и напоминал о своем существование Клариссе, ей бы было в тысячу раз больнее, но в тот день она зачем-то пришла в бар и посмела подойти ко мне и с улыбкой осведомиться, как мои дела. Эта тупая стерва просто подошла и спросила, зная, что мой брат мертв и что в этом была ее вина. Тогда-то я и решилась. В конце концов он мне постоянно мешал, ища встреч, поэтому, дождавшись, пока она, вконец разругавшись с мужем, покинет помещение, я подсела к нему, предложив выпить. О, как он был счастлив! Улыбка так и сверкала на его устах, знал бы только Фельмонт, что это было последнее его счастливое мгновение в жизни, — Ригель скривилась презрительно, а потом расхохоталась, слегка покачиваясь. Она попросту билась в истерике. — И он умер, просто расшибся об асфальт, как последнее животное, а я внимательно наблюдала за этим, торжествуя. Ненависть переполняла меня, мне казалось, что теперь-то Кларисса просто захлопнется и забьется где-то в уголке, но эта дура решила пойти против меня. Феерическая тупость, не находишь?

Ригель замолчала, что-то лихорадочно вспоминая, из-за чего все ее лицо пребывало в замешательстве. Качнувшись, она уперлась одной рукой о стену, а второй подперла лоб, будто бы ей было тяжело носить все эти мысли, что ее переполняли. А сам Альбус оцепенел, не испытывая ровным счетом ничего, что должен был: удивление, отвращение — все то, чтобы испытал Джеймс или отец. Он просто слушал и понимал наконец, что какая бы улыбка не была у нее, внутри у Ригель сплошная ненависть и боль, которые просто захватили ее, навсегда уничтожив хоть что-то человеческое.

— Я видела, что она пронесла палочку на заседание, — вдруг тихо сказала она, не меняя позы. — И я понимала, что все это не без участия вашего старшего руководителя. Он хотел мне отомстить за Селену, ха-ха. Мерлин, как же смешно, — но только Ригель не смеялась, а просто медленно осела на пол, не убирая руки. Приглядевшись, Альбус заметил, что ее трясет. — Она не стоила таких жертв…завистливая, избалованная сука, вот кем была миссис Сэлинджер — истинная дочка своего папаши, который, к тому же, сам является мафией. Они все, Альбус, мафия, и их не уничтожить. Твой отец, помнишь, в тот вечер у мистера Гарварда, сказал про семьи, которые страдают от Черных Капюшонов, на что ему ответили, что это все — попытка сделать покойника лучше; попытка изменить облик убитого в глазах общественности! — воскликнула она истерично, сжавшись сильнее. Дрожь стала явственнее, ее уже просто колотило. — Меня обвиняют в бесчеловечности, но чем же лучше они? Почему у них есть право так относится к потерям людей, смеяться над их попытками доказать, что, на самом деле, это было убийство, а не несчастный случай. Как они смеют сидеть в этих длинных дорогих мантиях, вещать о правах и о равенстве, попивать вино из хрустальных бокалов, а потом уничтожать целые семьи, и смеяться. Как?

Голос сорвался, и Ригель наконец заплакала громко, сильнее впечатывая ладонь в лоб, и Альбус, подойдя к ней и опустившись на колени, с содроганием сердца отвел ее руку в сторону, внимательнее посмотрел в это заплаканное, красное, но все еще чрезмерно красивое лицо. Они смотрели друг другу в глаза и не говорили ничегошеньки, общаясь на каком-то ментальном уровне, забыв о словах. Но вдруг лицо ее просветлело: слезы перестали литься, а глаза лихорадочно забегали, ища какой-то ответ.

— Я больше так жить не буду, — прошептала она в каком-то бреду, схватив его лицо своими руками. — Я уничтожила Селену, чтобы занять ее место, и теперь остался только мистер Кроусон. Альбус, ты же поможешь мне? Ты сделаешь это для меня?

Альбус вздрогнул. Внутри у него началась настоящая буря.

— Зачем ты все мне это рассказала, Ригель? — прошептал он осипшим голосом, не убирая глаз. По ее лицу расплылась нежная и ласковая улыбка; так улыбаются, когда дети задают очевидный вопрос.

— Потому что ты такой же, как и я. Мы из одного теста: алчные, лицемерные, высокомерные и очень сильно любим свою семью. Ты понимаешь меня, как и я тебя. Наше притяжение, которые ты наконец почувствовал, основывается лишь на том, что мы принимаем друг друга такими, какими мы есть. Ты — это мое зеркало, и наоборот.

Она коснулась его губ, но на этот раз нежно, без страсти и импульса, аккуратно касаясь пальцами, будто бы Альбус был для нее чрезмерно ценным, и она боялась его сломать. Отвечая ей, он сжал ее сильнее, пытаясь стереть несуществующее между ними расстояние. Его так тянуло к ней, что Альбус был готов отдать всю свою жизнь, только лишь бы раствориться в этих нежных губах, которые, казалось, дотрагивались до самой души.

Когда поцелуй прервался, Ригель уже выглядела, как и всегда: высокомерной и злой, а ее истерику выдавали лишь невысохшие дорожки слез.

— Что ты будешь делать теперь?

— Разве непонятно? Я избавлюсь от мистера Кроусона и стану женой его сына.

— Но если его не удастся засудить? У него столько связей и денег, — медленно протянул Альбус, посматривая на нее с сомнением.

— Что ж, тогда я убью его, — легко и непринужденно, будто бы в этом уже не было ничего особенного.

Альбус усмехнулся, опустив голову, и опять заглянул в эти карие глаза с треугольным солнце. Это был конец, так было написано в этих зрачках. Больше Ригель никогда не позволит ему увидеть всю ту малую любовь, что иногда мелькала в ее взгляде, она навсегда выкинет свои чувства, которые лишь изредка будут отдаваться внутри отголосками. Забини станет сильной, потому что такова была ее натура — она никогда и никому не прощала слабостей.

— Я люблю тебя, — опять проговорила, нежно улыбнувшись, и поцеловала уголок его губ.

— И я тоже, — опустив взгляд, чтобы не видеть, как она уходит.

Когда же он поднял наконец глаза, в комнате никого не было. В ней стояла тишина и только скомканное постельное белье напоминало ему о прошедших часах. И внутри у него тоже больше ничего не существовало: побитый, он сидел на полу, мечтая о забытье.

Но только потом Альбус встал, выпрямил спину и усмехнулся в своей ироничной манере.

В конце концов, его все еще ожидали Лили и Скорпиус; семья, которая обязательно попытается повлиять на его выбор, но более всех его ждал он сам.

Потому что впереди у него только борьба, в которой нельзя быть кем-то другим.

Потому что Альбус отчаянно устал носить маску.

Ригель была права: он такой же, как и она, и более уж над ним ничто не властно.

Берегитесь, потому что Альбус Поттер воскрес, и больше для него ничто не чуждо.

Примечание к части

До конца совсем немного :)

Наслаждайтесь сном.

Потому что, когда вы проснётесь,

начнутся кошмары.

* * *

За окном стеной шел дождь, капли нещадно постукивали по стеклам, и у нее в голове стоял такой же, до невозможности противный грохот, будто бы кто-то там, в самой черепной коробке, нещадно отбивал кувалдой ритм. Хотелось закричать, слиться с воем ветра и раствориться в слезах, что стояли в глазах и никак не хотели омыть щеки. Как буря властвовала на улице, так и внутри у нее все разрывалось и металось, снося безразличие и стервозность. Ригель была сломлена. Еще чуть-чуть, и она упадет навзничь, и только брат, дорогой, любимый Маркус, заставлял ее стойко держаться на ногах и не опускать плечи.

Дверь хлопнула характерно, и она, все это время ходившая по комнате взад-вперед, остановилась, вцепившись в мраморный подоконник, и с расширенными глазами посмотрела на входящего. Он был бледен, с мокрыми волосами и помятой одеждой, а в его глазах была обреченность, которую уже просто невозможно было сдерживать. Сжав сильнее подоконник, Ригель приложила вторую руку к груди, где висел фамильный медальон, и стала покручивать его нервно.

— Маркус, — тихо прошептала она и увидела, как дернулась его голова. Устало взлохматив волосы, он улыбнулась как обычно: ярко и искреннее — так улыбаются, когда знают, что больше ничего нет.

— Боюсь, меня ничто не спасет.

— Нет! — закричала она, с такой силой сжав мрамор; еще чуть-чуть, и ее костяшки посыпались бы на пол. — Неправда! Ты опять обманываешь меня…не может быть такого…зачем ты так?..

— Ригель, — тихо прошептал он, и в его глазах блеснуло что-то, оставив на ее сердце рубец — она не могла видеть, как он опускает руки, как вот так вот смотрит на нее. Нет, Забини не умеет проигрывать и ни за что не потеряет еще и его. Хватит. Только не сейчас.

— Я пойду к Клариссе, — Ригель лихорадочно стала искать свою палочку, нервно ходя по комнате, делая хоть что-то, лишь бы не чувствовать, как внутри все полыхает. — Она же наша тетя, да и те деньги, что ей отдала мать…она непременно отдаст нам их…все будет нормально…ты только посиди и подожди…я обязательно все устрою, вот увидишь…только потерпи.

— Ригель, — повторил он настойчиво, дернув ее за руку. Она остановилась, не решаясь поднять глаза, и повисла, как безвольная кукла со сломанным механизмом.

— Что? — робко и едва слышно.

— Не делай ничего, чтобы оставило отпечаток на твоей гордости. И забудь обо мне как можно быстрее.

— Зачем? — яростно воскликнула она, резко посмотрев на брата: он как будто стал бледнее и старее, на всем его лице лежал отпечаток страха. — Не говори так, будто все уже решил. Если тебя не станет, что же будет со мной? Как мне тогда жить?

— Так же, как и всегда, — громко проговорил Маркус, и все его лицо исказилось от гнева. — Так, будто ничто не способно уничтожить тебя, будто тебе нечего терять. Не позволяй людям брать власть над твоим сердцем, не смей плакать и унижаться, слышишь? Встань на ноги уверенно, Ригель, и держи спину ровной. Моя жизнь кончена, а вот ты…ты обязана добиться вершин.

Нервно сглотнув, она отшатнулась, наткнувшись на спинку дивана, и во все глаза смотрела на брата. Перед ее взором пронеслось детство — в нем был только он один, ее Маркус, с которым Ригель делила печаль и радость, с которым смеялась так искренне и который единственный был свидетелем ее слез. Она всегда подражала ему: вела себя высокомерно, клеила улыбку на уста и унижала тех, кто был недостоин внимания, потому что он один был для нее авторитетом, лидером, чье мнение всегда одерживало верх.

Неужели она вот так просто лишиться его, вспомнит вдруг о гордости и не воспользуется шансом, даже если тогда ей придется упасть лицом в грязь?

Нет, Ригель не такая: ради своей семьи она готова на все.

— Это мой выбор, унижаться или нет, — жестко ответила наконец, наблюдая, как искажается его лицо от раздражения. — И ради тебя я попытаюсь вновь. Я достала ее адрес.

— Ригель! — прогромыхал Маркус, но она уже его не слышала. Отыскав глазами палочку, Ригель схватила ее и выбежала на улицу, тотчас промокнув. Дождь был такой мощный, будто капли оставляли синяки на коже, а ветер, противный, сильный ветер, бросал их прямо в лицо.

Поежившись, Ригель сжала палочку сильнее и попыталась сфокусироваться. Она столько дней искала свою тетю и лишь однажды увидела ее, когда та гуляла со своим сыном на детской площадке. Они смеялись беззаботно и выражали истинно семейное счастье, и ей было плевать, что где-то есть ее родные племянники, которые, возможно, нуждаются в ее помощи. Кларисса Сэлинджер вычеркнула отпрысков своей сестры, Ригель это понимала, но где-то внутри нее все еще теплилась маленькая надежда, что тетя поможет им. Иначе просто не могло бы быть.

Дом Сэлинджеров был неопрятным, но на фоне других — верх роскоши. Они жили в беднейшем районе, и Забини, оглядываясь, морщилась, не понимая, как можно довести себя до состояния, когда ты прекращаешь бороться и просто опускаешься на дно. Мотнув головой, она постучала в дверь, ерзая на ступеньках от холода, ведь он пробирал ее до костей. Поправив легкую ткань домашнего платья, Ригель сжала кулаки, пронзая ногтями кожу, и ощущала, как все тело ломится от усталости: неделя беспокойств и постоянных тревожных мыслей не прошла даром.

Дверь скрипнула и на пороге появился пухлый мужчина, который трусливо посматривал на гостью, взмахнув палочкой. Когда свет коснулся ее лица, он слегка отшатнулся, удивленный.

— Кто там? — прогромыхал женский грудной голос, и мужчина, дернувшись, как от пощечины, тихо проговорил:

— Кажется, это к тебе, дорогая.

Послышалась возня, что-то металлическое громыхнуло и до ее слуха дошли легкие, непринужденные шаги. Через минуту на пороге стояла Кларисса, которая, подняв глаза, с ужасом вытаращилась на незваную гостью. Обойдя мужа, она закрыла дверь у него перед носом и с яростью прошептала, подойдя к Ригель:

— Что ты здесь забыла? И как нас нашла?

— Тетя, — спокойно проговорила Ригель, ощущая дрожь во всем теле, ей было нереально холодно. — Помоги мне, деньги…нам срочно нужны деньги, я все верну, могу дать расписку, но одолжи, пожалу-…

Ее голос дрогнул, еще никого Ригель Забини не умоляла. Она посмотрела на это морщинистое лицо, в котором замечала отголоски матери, а потом прикусила губу до крови, мечтая провалиться сквозь землю. Кларисса Сэлинджер выглядела не на шутку злой.

— Да как ты посмела? — проговорила она, схватив ее за руку и с силой дернув. — Заявилась тут, понимаешь ли, деньги ей нужны. Иди работай в бордели, за такое миленькое личико тебе много заплатят, а к этому дому не смей даже на шаг приближаться, ничтожество, — Кларисса со всей дури оттолкнула ее от себя, будто бы Ригель была чем-то мерзким и грязным, и вытерла свои руки о фартук, морщась. — Как и мать твоя была потаскухой, так вот и ты такой будешь. Прокрутили все деньги, а теперь пришли. Родственники, понимаешь ли, — возмущенно скрестив руки, проговорила Кларисса, а все ее лицо будто бы потемнело от ненависти. — Ошибаешься, вся твоя семья — в могиле, а я для тебя никто. Так что проваливай, пока я не позвала людей.

— Тетя, пожалуйста, — перебила Ригель ее, чувствуя, как внутри просто все колотится. Такого отчаянья она не испытывала давно. — Я правда-правда все верну, только дай деньги… Маркус…его могут убить…

— А мне какое дело? — возмущенно прошептала в ответ, подходя к двери. Обернувшись на секунду, миссис Сэлинджер проговорила безразлично. — Такое же ничтожество, как и Мессия. Смотреть тошно.

Громкий хлопок был для нее спусковым сигналом. Ригель зажмурилась сильно, чувствуя, как внутри все разрывается от крика, и, не выдержав, дала ему волю, вцепившись в перила. Ей было так мучительно больно от бессилия и от понимания, что она никто. Эти чувства разрывали Ригель, вызывая в душе невиданную ранее бурю. Дождь, кажется, усиливался, но она уже не ощущала ни холода, ни унижения, только какая-то ненависть возвышалась над всем, придавая ей невиданную энергию.

Но потом она вспомнила о брате, у которого оставалось так мало времени, и, нащупав под ногами палочку, трансгрессировала домой. Шатаясь, Ригель аккуратно посмотрела во внутрь гостиной, в которой все еще горел свет, и увидела, что Маркус внимательно смотрит в окно, сгорбившись.

Время еще было.

А значит, не было повода сдаваться.

* * *

Она пришла к дому тети еще раз, но, постучавшись, ей не ответил никто, только штора дрогнула за окном. Забини было все ясно — Кларисса не поможет, и с каждым днем, когда Ригель приходила к этому дому, в ней сильнее разгоралась ненависть. За что она так с ней? Почему она не может единственный раз помочь?

Брат был плох. С каждым днем у него ухудшалось здоровье, а страх будто въелся в кожу, настолько болезненно выглядел Маркус. И чем хуже было ему, тем отчаяннее становилась Ригель. Гордость замолчала, на место ее пришла тупая ноющая боль и осознание, что только через постель она сможет найти деньги. Но к кому же податься?

Вычерчивая губы красным и смотря на свое отражение, Ригель видела, насколько она была неотразима. К ее ногам упадет любой, но выбрать нужно было только самого перспективного. Того, у кого были и власть, и деньги.

Самайн был идеальным вариантом. Несчастный брак, а значит мучительный, ненавистный ему секс с женой — этим можно было воспользоваться. Но выше всего возвышалось то, насколько он был влюблен в нее. Как Кроусон смотрел на Ригель: в этом взгляде было все, начиная от тоски, заканчивая нестерпимой жаждой. Он непременно согласится на эту аферу, но не потребует ли чего большего, воспользовавшись ее отчаянием? Не станет ли играть?

Ригель, нацепив на себя самую соблазнительную улыбку из всех, нервно сглотнула, сжав руки. Какова бы ни была его цена, она заплатит ее. Даже если придется убить себя окончательно, даже если потом она никогда не сможет расплатиться. Для нее брат был выше «я», и она будет бороться, унижаться, ползать в ногах, но сделает все возможное. Таков был ее нрав.

В последний раз заглянув в комнату брата и внимательно посмотрев на него, Ригель обнаружила его спящим. Что-то внутри у нее дрогнуло, какое-то мучительное ощущение надвигающейся катастрофы сдавило ее легкие, но нужно было спрятать отчаяние, боль и свое смятение. Она должна быть сильной и раскованной, чтобы Самайн согласился дать ей денег и не попытался воспользоваться ситуацией.

Вздохнув, Ригель подошла к кровати и поцеловала Маркуса в лоб, из-за чего он нервно дернулся, но не проснулся. Надо было действовать.

Уже через пару минут она стояла у этого вычурного особняка, чье золотое обрамление ослепляло глаза, а рядом был парк с огромными фонтанами, которые стояли в конусном порядке. Все пестрило от изобилия, и чем больше она стояла здесь, униженная и убитая, тем сильнее внутри у нее просыпалась лавина гнева. Мистер Кроусон-старший был чертовой мафией, и деньги, на которые все это было построено — были деньги тех несчастных, что купились на аферу. Как могла она просить у них помощи? Как смела вообще здесь стоять? Только одна надежда заставляла ее выпрямлять спину и идти медленно и грациозно; весь ее вид, все ее жеманство были результатом непрекращаемой битвы тщеславия и любви, единственных эмоций, которые казались ей искренними в потоке нескончаемого лицемерия.

Прикрыв глаза, Ригель улыбнулась ярко, широко, из-за чего у нее заболели щеки, и пошла вперед, смотря на все насмешливым, незаинтересованным взглядом. Что ж, если вся ее жизнь игра, то она никогда не останется простой пешкой, Забини обязательно выбьется в дамки, даже если сейчас ей придется падать все ниже и ниже. Потому что только когда ты находишься на самом дне, единственный путь — вперед, ввысь; ибо только достигнув самого края отчаянья, можно познать всю прелесть безразличия.

Ее встретил дворецкий. Окинув гостью высокомерным взглядом, он пригласил Ригель в гостиную и сказал ждать. Оставшись наедине со своими мыслями и этой аляпистой роскошью, она опять почувствовала нервозность и то, с каким треском летит улыбка с ее губ. Ригель боялась, что времени не хватит; что из-за Клариссы, на которую она потратила столько сил и времени, она потеряла самое важное — минуты, которые могли быть решающими.

Где-то внутри маленькая, злая Ригель колотилась в приступе страха; она скреблась своими ногтями прямо по сердцу и заставляла тяжело дышать. Уверенность таяла с секундами, что он не приходил, поэтому, когда дверь наконец издала характерный звук, Ригель вскочила с дивана, обернувшись и увидев его, Самайна. Он как-то нерешительно смотрел на нее, и к ней пришло странное понимание: ему все было известно.

— Прости, не мог раньше, — и хоть голос его был безэмоционален, она видела, что ему действительно было жаль. — Селена…опять вышла из себя. Ты ей не нравишься, знаешь? — он усмехнулся, отвернувшись, а потом вновь внимательно посмотрел своим глубоким и анализирующим взглядом, ища ответы на свои вопросы. — Зачем ты пришла, Ригель?

Пауза висела в воздухе слишком долго, потому что она не знала, как ответить на этот вопрос. Смотря в эти темные глаза, Ригель видела все, но самое главное — неизбежность, которая роком неслась над ее братом. Спохватившись, она быстро преодолела расстояние и подошла к нему близко, чтобы отчетливее видеть его глаза, и попыталась улыбнуться. Но улыбка трещала по швам.

— Самайн, — тихо, едва слышно, будто в момент она потеряла все свои силы. — Ты можешь помочь мне?

— Хочешь спасти брата? — его кадык дернулся, а глаза стали совсем непроницаемыми.

Ригель кивнула головой, приблизившись к нему еще ближе и положив свои руки на его широкую грудь, ощущая, как напряглось тело.

— Ты же сможешь сделать это? Попросить отца или…одолжить мне денег, я все верну, — продолжала она, пытаясь загипнотизировать его своим взглядом, но в ответ получила только усмешку. Ироничную и горькую.

— Моя цена будет высокой, Ригель, — холодно ответил, сорвав ее руки с груди и переплетя их со своими. — Потому что мне не нужны будут твои деньги, меня интересуешь только ты и никто другой, — сильнее сжав ладони, Самайн холодно усмехнулся, опять посмотрев на нее жаждущим и даже немного яростным взглядом. — Мы избавимся от Селены и будем вместе, а я подарю тебе такую жизнь, от которой ты просто не сможешь отказаться.

Нервно сглотнув, она попыталась было дернуться назад, но он так крепко держал ее, что у нее просто не было возможности. Самайн был очень сильным, а его голодный взгляд, в котором читались годы ожидания, не предвещал ничего хорошего.

Ригель думала. В ней метались странные чувства, но тщеславие было ярче всех. Это было самое выгодное предложение из всех: она не просто спасет брата, но и получит покровительство этого богатого мужчины, который будет лежать у ее ног и благоволить пред ней.

Все складывалось так удачно, но отчего же было так нестерпимо больно внутри? Отчего перед ее глазами на секунду возник образ Альбуса и сердце дрогнуло так по-предательски?

В ней сражались два чувства: тщеславие и любовь, и Ригель была слишком разумной, чтобы выбрать второе, потому что она, любовь, никак не поможет ей, не обеспечит безопасность брату и не улучшит жизнь. Единственный выгодный вариант Ригель — это Самайн Кроусон, и она ни за что не потеряет его.

Улыбнувшись, Ригель приблизилась к его лицу и прошептала прямо в губы:

— Я согласна.

Он целовал грубо, по-жесткому, терзая ее губы, оставляя на них мелкие раны, только ей было плевать. Нужно было как можно скорее возвращаться к брату и сказать, что она обо всем договорилась, что у них обязательно все будет в порядке. Внутри на мгновение образовалось спокойствие: так бывает, когда после стольких дней страха и нервов вдруг появляется спасительный круг.

Их отрезвил скрип двери и какой-то грохот. Самайн, недовольно сверкнув глазами, оторвался от желанных губ и посмотрел на порог, где стояла Селена, у которой на лице застыло выражение ужаса и слепой ярости и чьи руки держали металлический поднос, содержимое которое валялось на полу, и только один бокал катился по паркету, остановившись у ковра, со звоном ударившись о преграду.

— Вы…— прошептала она, схватившись за ручку. Весь ее вид был такой жалкий и побитый, что Ригель усмехнулась, приподняв брови, посматривая на нее из-за его плеча. — Да как…

— Ригель, — громко перебил ее он, отвернувшись от жены. — Думаю, мы договорились.

— Несомненно, — томно протянула Забини, следя, чтобы голос не подвел ее. Свою роль нужно было отыгрывать безупречно.

— Тогда я занесу деньги позже, — глаза в глаза, и весь мир подождет. — Чтобы закрепить наш…договор.

— Эй! — неистово прокричала Селена, но он даже не повернулся. Все его внимание занимала одна только Ригель, и не сказать, что это не льстило.

— До скорой встречи, Самайн, — прошептала она, усмехнувшись, а потом резко пошла по направлению к двери, ощущая яростный взгляд Селены, которая, казалось, еще чуть-чуть и просто завопила бы. — Пока, — непринужденно бросила ей Забини, прибавив шага, не слушая, как та яростно что-то заверещала, призывая ее остановиться. Ригель было плевать, все, что представляло ценность — был ее брат, и нужно было скорее попасть домой и разделить с ним радость.

Волнение переполняло ее душу. Какая-то забытая легкость наполнила тело, и ей было абсолютно плевать, что она собственноручно подписалась на зависимость от Самайна. Право, это было даже прекрасно — он любил ее так преданно и долго, пора уже дать собачке долгожданную косточку. У нее впереди одни только победы, Забини верила в это, улыбаясь счастливо, так искренне, как никогда в жизни.

Трансрессировав домой, Ригель вбежала в комнату брата, но его здесь не было. Нахмурившись, она позвала Маркуса, но ответом ей служила громкая, разрывающая нервы тишина. Забини прошлась по всему дому, заглядывая в каждый уголок, но нигде так и не смогла обнаружить его, и постепенно страх стал наполнять ее, грозясь выйти из берегов.

«Куда он, черт возьми, пошел», — в отчаянье думала Ригель, выйдя наконец на улицу. Парк у их дома был неухоженный, заброшенный, и какое-то гнетущее ощущение ложилось на ее сердце, стоило только посмотреть на эти дикие деревья, и позараставшие дорожки. В детстве это место притягивало своей мрачностью, они играли, резвясь в этих зарослях, прячась от надоедавших гувернанток, которые не очень и пытались искать их.

Какое веселое и беззаботное было у них детство, и насколько одиноким оно казалось теперь. Предоставленные только друг другу, они росли, как дикие звери, не знавшие родительской ласки. Призрак матери возвышался над ними, выходя из говорящего портрета, а живой отец был мертвее всех — он застыл во времени и лишь отчаянно пытался найти хоть какую-то работу. Все это пронеслось перед ее глазами, когда Ригель шла по таким знакомым сердцу тропинкам, меланхолично улыбаясь.

Она шла вперед, лениво посматривая по сторонам, когда увидела его. Маркус лежал на земле, почему-то лицом к траве, и не двигался.

«Какая глупая игра», — насмешливо пронеслось у нее в голове. Право, зачем он вообще разлегся посередине парка на холодной, мокрой траве?

— Маркус, — пролепетала беззаботно, но он молчал. С его губ не сорвалось ни слова.

Что-то внутри вздрогнуло. Ей хватило секунды, чтобы осознать, что это была никакая не игра, а что-то серьезное, и примерно столько же, дабы добраться до него и перевернуть к себе лицом. Ригель закричала, задрожав всем телом и резко отпрыгнула, продолжая с ужасом таращиться на брата.

Его лицо было синим, неественно, болезненно синим, и он смотрел такими пугающими большими глазами, что ее все начало колотить.

— Маркус! Маркус! — закричала она сильнее, опять подбежав к нему и начав трясти его за плечи. Он не говорил ничего и не подавал никакого признака жизни, и чем дольше она дергала его бездыханное тело, тем сильнее внутри у нее все разрывалось на части. — Ну же, очнись!

Слезы градом катились из глаз, закрывая ей обзор. Ригель с отчаяньем стирала их и продолжала звать брата, а потом с криком упала на его грудь, надрываясь от рыданий.

Маркус был мертв, она это знала, ощущала, видела, но не хотела принимать. Ей не верилось, как же так, только не сейчас, когда у нее вышло найти выход…как мог он покинуть ее?

Внутри был пожар. Он, обугливая ее легкие, грозился полностью уничтожить Ригель, а потом из него пламенем вырвалась такой мощи ненависть, что от нее распирало грудь. Это чувство застилало все: боль, потерю, отчаяние — она дышала этой эмоцией, срасталась с ней вместе.

У нее перед глазами предстало все: унижение, тетя, которая отказала ей в помощи, Самайн, который так жаждал ей обладать и который обещал дать новую жизнь.

И этот дождь, который будто бы оставлял синяки на ее теле — Ригель помнила это все и с каждым мгновением заставляла себя вспоминать упорнее.

И в душе ее родилась ярость, стирающая грани, а вместе с ней Ригель начинала видеть перед своими глазами Клариссу Сэлинджер. Если бы она помогла ей тогда, этого бы не было; если бы просто одолжила эти чертовы деньги, которые, по сути, украла у матери, то ей бы удалось спасти Маркуса. Он не лежал бы сейчас на мокрой траве с этими страшными глазами и синим лицом.

Ригель плакала, обнимая брата, цепляясь за его рубашку, зарываясь в нее носом. Все непролитые слезы, что в ней были, омывали ее щеки, а потом просто перестали. Механизм надорвался, обвалился с гулом в бесконечность, оставив пустоту. Ей было смешно: хохоча, она сильнее сжимала ткань в своих руках, морщась от боли.

После всего пережитого у нее в голове осталось только одно слово, оно заполняло ее сердце, отравляя кровь, и было это мщенье.

М-щ-е-н-и-е.

Она мечтала заставить Клариссу захлебнуться в боли, что сама испытывала. Лежа на груди мертвого брата, Ригель смеялась, представляя, как уничтожит ее, как втопчет в грязь. А потом Забини встанет, расправит плечи и заставит всех заткнуться. Они будут смотреть на нее с обожанием или ненавистью, испытывать противоречивые чувства, но никогда больше никто не посмеет задеть ее гордость.

Нет.

Ригель уничтожит каждого — безжалостно и беспощадно. Она отомстить за брата и воскреснет, как птица Феникс, откинув все свои чувства. Для нее больше ничего не существует, кроме мщения и выгоды, и Ригель будет жить только этими ценностями.

Захлебываясь от смеха, Ригель сжала кулаки, прикрыв глаза, со свистом вдохнув ртом воздух.

Да. После падения дорога будет одна, и ведет она только вверх, куда она непременно заберется и откуда ее больше не сбросит никто.

Осторожнее, когда заключаешь сделку с дьяволом.

Он всегда приходит забрать своё.

* * *

Было шумно: музыка сливалась с разговорами людей, из-за чего Альбус чувствовал себя так, будто он переставал слышать и понимать, что происходит вокруг. Он смотрел на этих людей с лицемерными улыбками и сам не отличался от них, внимательно выискивая глазами, с кем ему стоило поговорить, а кто не достоин даже его минуты. Поттер уверенно делал карьеру в Министерской среде, выдвигая правильные, истинно отцовские лозунги, на которые покупались многие, а потом налаживал отношения со своими оппонентами, полностью погружаясь в эту лживую среду.

Альбус был счастлив. По крайней мере, он впервые не ощущал непонимания внутри себя и вообще перестал находиться только в своих мыслях — пред ним вдруг открылся мир больших возможностей, где выигрывают только отпетые мрази со стальными нервами, и он был таким. Ничто не могло побороть его жажду власти и стремления добиться высот.

— Милый, — Альбус дернулся, но тут же нацепил на свое лицо милейшую улыбку и загадочный, полный опасности и тайн взгляд. Женщины были так падки на его ауру, что он не мог этим не пользоваться. — Твоя сестра такая красавица!

Целиссия Гарвард улыбалась искренне, повиснув на его руке, а Альбус безразлично слушал ее восхищенные реплики, не желая даже вникать в нелогичный поток своей невесты. Все, что ему нужно было от нее — влияние ее отца и приданое, а сама Цили пролетала мимо всех его интересов, ему было глубоко все равно на нее. С какой-то стороны, Альбусу даже было жаль это наивное, капризное создание: она была так влюблена в него, смотрела такими горящими глазами и полностью подчинялась его воле. Дура. Таких он ненавидел больше всего, но ради мисс Гарвард делал исключение и прятал это чувство подальше.

— Да, — ответил он, ища взглядом Лили. Она была в длинном свадебном платье и улыбалась так счастливо, будто даже не верила, что можно быть настолько довольной собственной жизнью. Мысленно, Альбус ей аплодировал: Лили добилась всего, чего желала, переплюнув вековые устои Малфоев, и сегодня официально примерила эту фамилию.

А рядом с ней стоял отец, и у него, как и всегда, было меланхоличное лицо, которое сегодня окрасилось еще и печалью. Он так любил свою дочь, что расставание с ней казалось ему казнью, но надо было отдать должное, Гарри Поттер был на самой волне всенародной любви — три месяца назад он засадил мистер Кроусона-старшего, обвинив его в участии в мафии, предъявив доказательства, а также смог выбить имена и других лидеров. Правда, как считал Альбус, это были скорее пешки и как таковую мафию ему не удалось истребить, ведь она глубоко пустила свои корни, но спокойствие волшебников и их благодарность к семье Поттеров только играла на руку Альбусу. Он ни на минуту не жалел о том, что помог Ригель — это было выгодное действие для всех.

В груди что-то кольнуло, но Альбус лишь отмахнулся. Ригель была чем-то запретным, о ней можно было позволить себе мечтать только во время сна или убогого секса с Цили, представляя заместо нее Забини, думать, будто он ласкал ее тело и ловил стоны с ее губ. Эти карие глаза выжгли все его сердце, оставив после себя только пустоту и какой-то металлический привкус во рту. Они не виделись, у Ригель было все замечательно — ее пышная свадьба с Самайном была главной сенсацией начала лета, а заголовки долго еще пестрили подробными разборами ее платья.

Усмехнувшись, он опустил глаза, пропуская мимо ушей слова своей невесты, и почувствовал, насколько ему было хорошо: так бывает, когда какую-то тайную горечь пытаешься прикрыть несуществующим счастьем.

Все вокруг смеялись, звенели бокалы, и Альбус заметил, насколько довольно усмехался Драко Малфой: он уже видел, как много выгоды принес этот союз, и, видимо, обдумывал, на что именно ему стоит потратить весь потенциал сближения с Поттерами. Черт возьми, в этом зале были довольны все, но больше всех, он видел, Скорпиус и Лили, которые стояли немного в сторонке, обнимаясь и что-то говоря только друг другу. Для них ничто и никто не существовал, в их маленьком мирке никому не было места, и Альбус не мог не понимать этого их счастья, действительно радуясь за самых близких людей.

Где-то на окраине души он опять почувствовал потаенную скорбь, но, улыбнувшись, откинул ее прочь, не видя никакого смысла в грусти и меланхолии — жизнь слишком коротка, а у него столько планов, поэтому самобичеванию здесь просто нет места.

— Пойдем, может, поздравим их? — услышал он после того, как она настойчиво задергала его за рукав. Раздраженно сверкнув глазами, Альбус спокойно произнес:

— Конечно, почему бы нет?

Продвигаясь сквозь толпу, Альбус на мгновение услышал знакомый голос, но, оглянувшись, так и не смог найти его источник. Подумав, что, возможно, ему просто послышалось, он подошел к другу и пожал ему руку, похлопывая второй по плечу. Скорпиус усмехнулся, отвечая на рукопожатие, а затем лишь сильнее обнял Лили, приблизив к своему лицу. Они были так красивы и молоды, что у него на мгновение сперло дыхание.

— Мерлин всемогущий, вы просто потрясающе смотритесь! — затарахтела Цили, хлопая в ладоши. Лили улыбнулась ей снисходительно, пролепетав слова благодарности, а потом удрученно поджала губы, понимая, что словесный поток не прекратиться.

Среди этого грохота и слов, Альбус не мог добраться до самой сути, поэтому просто стоял и смотрел на своего лучшего друга, испытывая умиротворение. Все, что делало счастливой Лили, заставляло и его улыбаться, поэтому он широко смотрел на них, передавая глазами намного больше смысла, чем Цили словами.

Вдруг, мягко высвободившись из объятий Лили, Скорпиус, что-то прошептав на ушко удивленной жене, подошел к другу и отвел его в сторону, к бокалам с виски, предлагая выпить. Выцеживая жидкость и морщась, Альбус молчаливо смотрел на танцующие пары, ожидая слов Скорпиуса, но тот отчего-то тоже молчал.

— Ты выглядел таким унылым, что, знаешь, заслужил хорошенькую порцию пинков, — протянув наконец он, приподняв насмешливо брови. — Но так как я сегодня по-особенному добр, то просто предложу тебе выпивку.

— Да уж, спасибо за такую щедрость, — рассмеялся Альбус, покручивая бокал в руке. Все тело наполняла знакомая легкость, а голова размягчалась, мысли сбегали прочь.

— Удачная партия, но слишком уж пустое нутро. Кроме денег ничего в мисс Гарвард нет.

— А мне другого не надо.

— Уверен? — Скорпиус насмешливо приподнял брови, посматривая на друга искоса. — Надоест быстро.

— Уже, — спокойно ответил Альбус, облокотившись о стол. — Но меня это не волнует, после свадьбы я не буду с ней видеться часто. Максимум, что нас будет связывать, ребенок, но это непрочная связь, как ты знаешь.

Усмехнувшись, Скорпиус покачал головой в знак согласия. Он все еще иронично приподнимал свои темные брови, посматривая на Лили, и от его взгляда мог расплавится даже металл, так много в нем было нежности и в то же время необузданной любви.

— Мы пригласили чету Кроусонов, — резко и неожиданно, и если бы не его природная выдержка, то Альбус бы вздрогнул. — Ригель сверкает, как и всегда.

— Она здесь? — слишком быстро и эмоционально спросил он, из-за чего Скорпиус внимательно посмотрел на друга, и в этом взгляде вдруг появилось понимание. Мысленно чертыхнувшись, Поттер ругал себя за столь яркую реакцию и за то, что забыл, насколько наблюдателен и умен его друг.

— Да, возможно, — медленно протянув гласные, — ты даже успеешь переброситься с ней парой фраз.

Не думая о том, как жалко и глупо выглядело это для Скорпиуса, он резко поставил бокал на стол, устремившись в толпу. Только один раз…хотя бы одним глазком, но увидеть ее, рассмотреть это знакомое тело, этот надменный взгляд и красные губы. Вспомнить на мгновение нежность ее рук и нацепить на себя маску безразличия, но увидеть. Впитать аромат прямо в себя. Такое желание, единственно искреннее, горело внутри ярким пламенем, выжигая остатки своего «я».

Но ее не было. Остановившись, Альбус ударил со всей силой себя по лбу, ругая и бушуя внутри из-за его излишней эмоциональности. Что он делает, идиот? Зачем так рванул поспешно? Он же презирал все эти чувства и сентиментальность, так отчего сейчас готов был продать остатки собственной души за один только взгляд?

Зачем чувства брали над ним верх, когда разум работал так ясно?

Все то, что не поддавалось его власти, нужно было истреблять, уничтожать, но почему любовь была такой мощной? Откуда у нее такое влияние над его несуществующим сердцем?

Он стоял, готовый упасть, вспоминая тот последний вечер, когда дал зарок никогда не вспоминать и не искать встреч, но сейчас…готов был броситься на край пропасти и предать самого себя, но увидеть…увидеть…услышать.

— Здравствуй, Поттер.

Внутри все замерло. Этот голос, томный, пронзающий каждую клетку тела, он узнал бы из тысячи. Это была она, Ригель. Развернувшись, Альбус почти задел ее, потому что она стояла так близко, но и при этом так далеко, что у него сжималось сердце.

Ригель смотрела этими карими-глазами, в которых он видел треугольное солнце, и взгляд у нее был высокомерный, злой, и где-то на дне зрачков болталась какая-то печаль. В ней все было идеально: вычерченные губы, бардовое платье до пола и дорогие серьги со сверкающими от электрического солнца бриллиантами. В ней всей не изменилось ничего, но только губы больше не изгибались в улыбке. Они хранили дань какому-то внутреннему трауру, и он видел, по ее дрогнувшему левому глазу, по полуоткрытым губам, что Ригель вспоминала ту ночь и его.

Она не забыла, не смогла вычеркнуть из памяти и отказаться от чувств, но и подойти еще ближе тоже не пыталась. Ее жизнь принадлежала другому, безмерно влюбленному в нее идиоту, который уничтожит эту роскошную жизнь в миг, если Ригель пуститься в бездну.

Альбус это понимал. Он читал это по тоске в глазах.

Сил улыбаться и накидывать безразличие не было, потому что, когда сердце так дергалось в грудной клетке, трудно управлять собственным лицом.

Ему было тяжело, но уголок губ его дернулся, через секунду расплывшись в улыбке. Она повторила этот жест и только глаза, печальные и злые, были искренними на этом лице.

Сердце сжалось.

Игра окончена: она была восхитительной и захватывающей. Пора снимать доспехи и наслаждаться победой, но отчего-то не получалось. В выигрыше больше не было счастья, одна только выгода, и они намеренно предпочли такой исход.

Прикрыв глаза, Альбус усмехнулся иронично, но безразличие не хотелось клеиться на лицо.

— Давно не виделись, Ригель.

Игра окончена. И ты в ней проиграл самое главное, Альбус Северус Поттер.

Ты ведёшь себя так неестественно,

и это обернётся трагедией

лишь для тебя.

* * *

Трудно находится на вершине выдуманной иерархии и заставлять других думать, будто она реальна. Ежедневно цеплять на себя маску безоговорочной стервы и лидера, который свернет любую гору на своем пути — Ригель не раз думала, а стоит ли все эти представления таких усилий? Не проще ли бросить всю эту блажь и стать проще, менее строгой к себе? Но каждый раз она только старательнее вырисовывала помадой губы и прятала мешки под глазами.

Все знают, что мисс Забини — это чистые, идеально выглаженные рубашки, высокие каблуки и наигранный смех. Все видят то, что она так упорно выстраивала внутри себя, и никому, Ригель уверена, никогда не станет интересно, что скрывается внутри нее на самом деле. Никому нет дела до тебя настоящей, в особенности, если ты обычная пустышка без харизмы.

И она хорошо выучила этот урок, идя по жизни с высоко поднятой головой. В конце концов Ригель — ученица Слизерина, и ей простительны любые отрицательные черты. Право, это добавляет шарма.

Возможно, Ригель даже не могла иначе: она очень рано осталась без материнского взгляда, а отец, вечно занятой своими проблемами, мало проявлял участия в ее судьбе. С самого рождения Забини осознавала, что все, что она сможет добиться, исключительно в ее руках, и она никому не даст встать на ее пути.

Ей не нравилась тихая, безмятежная жизнь, в которой приходилось бы постоянно экономить и чувствовать презрительные взгляды. Нет, это она та, кто должен с высока бросать взгляды на окружающих; та, кто будет купаться в роскоши и внимании и ловить восхищенные взгляды.

И Ригель собственноручно затащила себя в рамки, постоянно улучшала и умело пользовалась своей красотой. Она прекрасно помнила про свою бабушку, у которой было семеро мужей и которая считалась самой красивой женщиной Магической Британии, и по праву пользовалась собственными генами. Забини знала, каким шармом обладала, а стоило только прибавить к природной красоте идеальный вкус и немного загадочности — все были у нее ног: кто-то от зависти, а кто-то от любви.

Свою совесть она выбросила на помойку сразу же и умело начала расставлять ловушки окружающим: воспользоваться знаниями одного, окрутить ради популярность другого, а третьего заставить возгорать от любви, игнорируя его глупые потуги…это было легко. Танцевать на чужих костях было даже забавно: Ригель время от времени поправляла волосы и улыбалась собственному отражению — она была великолепна и не хотела этого скрывать.

Ее окружали люди под стать: лицемерные, заискивающие, они только и ждали момента, чтобы побольнее ее уколоть, но Ригель никогда не переставала улыбаться, демонстрируя свою непринужденность и легкую глуповатость — она намеренно делала так, чтобы никто никогда не догадался, насколько ей все понятно. И насколько она видит их насквозь.

Иногда, когда ей было грустно, она любила прогуливаться с братом, и он спасал ее от уныния, вселяя уверенность. Маркус был единственным, кто знал ее настоящую и кто никогда бы не предал, поэтому, после того, как он окончил школу, Ригель полностью перестала демонстрировать настоящие эмоции. Просто некому было. Наверное, тогда маска роковой обольстительницы и стервы навсегда вклеилась в ее душу, Забини уже не помнила ни кем она была до этого, ни кем бы могла стать, забудь она на секунду про внутреннюю борьбу.

Выдуманная иерархия сжимала плечи, заставляя осанку быть идеально ровной, чтобы просто не провалиться в самое дно, ведь она была уверена — оттуда не возвращаются. И Ригель была слишком самовлюбленной, чтобы просто так опуститься вниз, вначале Забини должна познать весь спектр наслаждений, которые можно только получить, а потом провалиться безоговорочно в ад.

И такая идеальная картинка, где настоящим чувствам не было места, просуществовала бы очень долго, если бы не чертов Поттер, которого она ненавидела настолько, что с таким же рвением интересовалась им.

Он был лузером по всем параметрам: имея такую власть из-за одной только фамилии, Поттер игнорировал всех, не разговаривая, не пытаясь хоть как-то привлечь внимание. У него был только Малфой и многочисленные родственники, которых он и то время от времени сторонился. В нем не было ничего, кроме его отца, который был главной фигурой Магического мира, а в остальном же…чертова посредственность, которая никогда не смотрела в ее сторону.

Никогда.

Ни разу.

Ригель наблюдала, следила и не помнила ни одного такого мгновения.

Альбус Поттер не лежал у ее ног ничком, и это бесило.

Забини намеренно строила вид, будто он ей не интересен тоже, скрывая ото всех, даже от себя, что эти его зеленые глаза и лохматые волосы проложили дорогу к ее скрытому под коркой льда сердцу.

О, как же она его любила! Это не было похоже на ее симпатию к брату, того она просто уважала и принимала как часть себя, а Альбус был морем, в котором она растворялась и которому отдалась бы безоговорочно, попроси он. Но Поттер не просил, он не замечал ее, а все ее жалкие попытки по привлечению внимания — яркая помада и оглушительный смех — остались без внимания.

Для него она не существовала. Между ними была стена, через которую невозможно было пробиться.

Ригель видела, насколько глубоко внутри себя он находится. У него всегда был мечтательный, потерянный взгляд, который смотрел сквозь; Альбус не проявлял эмоций, был слегка медленноват, будто бы тысячу раз обдумывал каждый свой шаг, прежде чем начать действовать. Не участвуя в факультетском веселье, он предпочитал компанию своего лучшего друга, а его улыбка была адресована только сестре — Ригель видела, как он любил Лили, и мечтала хотя бы однажды почувствовать тепло в его глазах для себя.

Ее характер портился с каждым днем от его безразличия. Отсекая грубые саркастичные фразы, она прятала за ними унижение, которое испытывала всякий раз, ловя себя на мысли о нем.

Любовь граничила с ненавистью, но Забини никогда не позволяла себе налаживать с ним контакт: она была горда и считала, что это его привилегия — бегать за ней. А время шло. Оно оставляло на сердце шрамы, навсегда сковывая его в железо.

Альбус Поттер был единственной слабостью королевы, поэтому являлся тайной. Ригель никогда бы не позволяли себе показать хотя бы часть эмоций, что он привносил в нее.

Когда поезд отвозил ее обратно домой и уже навсегда, Забини позволила себе пройти мимо его купе, бросив прощальный взгляд.

«Если мне будет суждено столкнуться с тобой вновь, ты больше не сможешь меня игнорировать».

Потому что Ригель Забини безоговорочная стерва, которая всегда добивается тех, кого хочет заполучить.

Потому что это единственно верное.

И потому что нет такой стены, которую бы не смогло разрушить ее железное сердце.