Сучий сын (джен)

Рик сидел на кровати крошки Тома, и коварные мысли изъедали его мозг нещадно. Он думал о том, что, может, в его далеком детстве, он был таким же славным и наивным мальчиком, полным света и невинных фантазий. Рик совершенно не помнил себя в возрасте Тома и не слишком сожалел об этом. Он знал — с течением жизни многое улетучивается, попросту исчезает за ненадобностью или пылится где-то там, в темном углу, и не подает виду. Его полностью устраивал подобный расклад. Это значило, что, возможно, когда Том вырастет, он точно так же не вспомнит о том, что произошло сегодня.

Рик невольно стиснул зубы. За этот вечер он потратил немало сил на то, чтобы придушить в себе гнев, и несказанно радовался тому, что сумел его удержать, не навредив Тому. В своих размышлениях он неизбежно натыкался на воспоминания сегодняшнего вечера. С какой бешеной скоростью он мчался по зимнему шоссе, рискуя слететь с трассы на повороте и сгинуть в дыму загоревшейся от столкновения машины. И то, какие мысли одолевали его в пути.

С Томом могли сделать много страшных вещей. Рик не знал, в чьи руки попал его мальчик, и не догадывался, с каким злом ему придется столкнуться, чтобы вызволить сына из беды. Да и удастся ли сделать это вообще. В голове он представлял Тома в разных состояниях. И лучше никому не видеть того, что рисовало разбушевавшееся волнение человека, впустившего в свою жизнь столько насилия, жестокости и боли, что за все прожитые годы он так и не нашел в себе воли отказаться от них. Рик представлял, как его маленький сын, бессомненно, покалеченный и изуродованный, беспомощно хрипит и плачет в чужих руках, наглых и безжалостных. Как испуганно видит расправу над этими тварями, их вырванные из суставов кости и растекающуюся по снегу кровь, слышит их вопли, а сам задыхается от слез и ужаса. А когда, наконец, после спасения, остается наедине с ним, своим нерадивым папашей, то навсегда перестает быть тем нежным, ласковым ребенком. А ему, с обагренными ладонями и лицом, ничего не остается, кроме как наблюдать, как уходит из вечно веселых глаз свет, и на его место приходит пустота. Холодная, отторгающая пустота, которую может сменить только животный, безумный страх и такая же животная, нескрываемая и неосознаваемая боль. Такая, с которой Рик встречался слишком часто, чтобы не знать, с чем он имеет дело. И кому как не ему знать, что ее почти невозможно вытравить.

Рик думал о Ней, когда мчался под усиливающимся с каждой минутой снегопадом. О том, каким взволнованным был Ее голосок, когда Она сообщила ему о том, что его сын был найден на улице. Как тревожилась, когда передавала, что его ждут по определенному адресу. Как послушно Она повторяла его несколько раз, пока Ричард наспех чиркал на обрывке бумажки почти пустой ручкой. И как старательно убеждала, что это не похоже на ловушку и обман. Что там какая-то женщина, и она кажется доброй. Совсем не осознавая, какой механизм запустила в его голове. Рик отчетливо представлял, как смущенно Она сжималась, переминалась с ноги на ногу у телефона и так старалась не тратить слишком много его времени. Хотя хотела подольше удержать его у трубки, ведь столько времени не слышала его голос. Рик вспоминал Ее глаза. Полные именно той самой холодной, отторгающей пустоты, которую сменял животный, безумный страх и такая же животная, нескрываемая и неосознаваемая боль. Да. Теперь Рик понимал. Представляя собственного сына изувеченным и навек сломленным, он видел Ее глаза. Глаза Тиши.

Она появилась в его жизни неожиданно, впрочем, как и Том. Тогда Рик даже догадываться не мог, сколько всего эта маленькая, хрупкая девочка сумеет изменить. Он никогда не забывал, какой Тиша предстала перед ним впервые и сколько ему пришлось работать, чтобы этот навек запечатленный образ перестал быть реальной картиной. К великой радости, Рик был не один — организация приняла ее. В тот момент он и подумать не смел, что сможет управиться с настолько травмированной девочкой. Но несмотря на огромную помощь других людей, в первую очередь Тиша считалась его ребенком. Девочка Рика — так ее в шутку (или же всерьез) называла даже Анна, а она провела с ней не меньше времени, если не больше. С первого взгляда было понятно, что Тиша не станет полноценной частью Вириона. Такие дети, как она, не представляют из себя никакого практического интереса. Поэтому Рик сразу почувствовал, что движим чем-то другим.

Именно такие дети, как Тиша, пугали его сильнее озлобленных, агрессивно настроенных сопляков. Такие дети обычно при виде него отворачивались, убегали и плакали. Рик не сомневался, что не забудет одного мальчика лет восьми — белоснежная рубашечка, спутанные грязно-русые волосы и блеклые веснушки на носу, совсем как у Тиши. Как он испуганно глядел из-за угла, а стоило к нему подойти — на миг застыл, глядя на пряжку ремня, и затем с воплем стукнулся головой об стену. И бился о нее до тех пор, пока Рик не схватил его и не оттащил силком. Он тогда даже не вырывался, однако на этот рев медвежонка сбежались все. Даже от удара под дых Ричард увереннее стоял бы на ногах.

Такие дети были гораздо страшнее. Где-то там, за задворками их сознания, скрывалось что-то воистину жуткое даже для него. И с этим необходимо было соприкоснуться, крепко ухватить, впившись, чтобы отодрать хотя бы маленький кусок. Рик присутствовал вместе с Тишей первые несколько встреч с Артуром, пока она не освоилась и не привыкла к нему и «разговорам», которые он вел с ней. Тогда, должно быть, впервые Рик взглянул на себя как на кого-то, кто умеет не только разрушать. И все же прошло слишком много времени, прежде чем он решился вновь обнять свою девочку, не боясь, что у нее случится срыв.

Такие дети были опаснее всего. Ведь до Тиши Рик решительно не представлял, что с ними делать и как себя вести. Чувства они вызывали неведомые, хотя и не чуждые. Словно бы давно позабытые. За ненадобностью отброшенные, явно мешающие работать. Эти чувства создавали лишние сложности. Однако после знакомства с Тишей Рик так и не сумел их подавить. Даже не захотел подавлять.

А Том… Том все только усугубил, добавив им силы и глубины. До чего же славный мальчишка. Рядом с ним Ричард на время даже забывал, кем в своей сути он является. С Томом ненадолго исчезали все проблемы. Сидя с сыном в его маленькой комнатке и непринужденно разговаривая с ним, Рик словно отстранялся от той части своей жизни, в которой в этот миг творился настоящий хаос. Пусть и в этом городке, в этом доме, трудностей оказалось не меньше — здесь и сейчас, рядом с Томом, Рик чувствовал себя практически в безопасности. Однако от одной только мысли, что сын мог стать чем-то подобным тому ребенку в рубашке, испорченной стекшей со лба кровью, Рик терял всякий внутренний контроль. Том не должен был пострадать ни сегодня, ни когда-либо в будущем. Он не должен вздрагивать и рыдать, как делала в первые дни Тиша, когда кто-либо к ней прикасался. Тому не место среди тех детей. И пусть ни одна тварь на свете не посмеет это изменить. Вот о чем размышлял Рик, когда сидел подле засыпающего Томаса и гладил его по мягким волосам.

— Пап…

И как Тому в таком болезненном состоянии удавалось не засыпать столько времени, с немалой долей удивления думал Рик. Мальчику теперь ничего не угрожало, хоть причин для беспокойства хватало сполна. Пусть многое осталось позади — и женщина, забравшая Тома с улицы, оказалась на самом деле неопасной и даже возможно доброй — Ричарду все же предстояло решить еще ряд вопросов, чтобы уж точно быть уверенным, что никогда подобная история не повторится. Следовало как можно скорее остаться наедине с Клэр и наконец выяснить, что произошло. Рик сжал ладони в кулаки. Хоть бы он нашел в себе силы не сорвать на ней всю злость. Она ведь даже не притворялась, когда они с сыном зашли в дом. И подобное поведение… Подобное поведение вызывало не меньше вопросов, чем вся эта ситуация.

— А ты видел когда-нибудь… Таких… С одной ногой?..

После неумелого, никчемного рассказа о пиратах стоило ожидать подобного вопроса. Рик тяжело вздохнул. Чем старше Том становился, тем осознаннее была его речь. Еще осенью он лепетал что-то неразумное (или же его говор был слишком непонятен Ричарду), а теперь многое из того, что он говорил, вызывало странные чувства, подобные приятному удивлению. Конечно же, теперь он спросил об одноногих. Рик тихо поскрипел зубами, негодуя от собственного напряжения.

— Бывало. Спи, волчонок.

— А расскажи… У пиратов?..

— Том, прошу тебя.

Нет. Не у пиратов. Рику отчего-то захотелось огрызнуться, чтобы этот бессмысленный разговор закончился, и Том оставил при себе все свои догадки. Но вовремя опомнился — Томми ни в чем не виноват — и прикусил язык. Сын почти не открывал глаза и говорил тихо, бессвязно. Даже мерзкий кашель отступил. Оставалось еще совсем немного постараться, чтобы малыш уснул, и тогда можно было бы со спокойной совестью уйти к Клэр. Ричард ссутулился, сцепил руки в замок. Стоило сделать вид, что он вовсе не расслышал просьбу рассказать. Но он уже бездумно выпалил ответ, притворяться не имело смысла. Рик вздохнул, погружаясь в еще более жуткие мысли.

— У твоего деда не было одной ноги.

Как бы Ричарду хотелось, чтобы в ответ Том только посопел в подушку. Этому человеку было место в самом дальнем, темном углу в залежах воспоминаний, и не стоило тревожить ни его, ни себя из-за этого мимолетного детского любопытства. И пусть очертания одноногого деда Томаса уже вырисовывались перед глазами, Рик верил, что сумеет быстро и безболезненно для себя запереть этот призрак обратно во мрак. И без него голова распухала от множества неприятных мыслей — дополнительная нервотрепка была совершенно не к месту.

— Ого… Мой дед — настоящий пират… А я и не знал.

— Нет, он был…

Он был редкостной скотиной и не заслуживал жизни. Как и многие на этом свете, он прожигал ее остатки, имея в руках судьбоносный второй шанс. Таковой не каждому светлому человеку дается. Но отчего-то у Жизни всегда в цене были ублюдки. Рик с трудом выдохнул воздух.

— Солдатом, — и вместе с воздухом вылетело слово. Отвращение оказалось сильнее, чем он ожидал. — В определенное время. Сейчас он уже умер.

Рику вдруг стало неимоверно душно и тесно в этой крохотной комнатке. Он невольно поерзал на месте, мельком глянув на дверь. Скорее бы выйти и перекурить. Позволить себе вновь немного расслабиться и даже думать забыть об этом. К черту тебя, Роберт — мысленно произнес Рик. Называть отца по имени в своей голове он начал еще лет в четырнадцать. Ничего странного он в этом не видел и в тайне надеялся, что, если ему доведется общаться с повзрослевшим Томом (что нежелательно), то тот тоже будет звать его Риком. Как делала это, тогда и теперь, Тиша. Пусть сейчас слово «папа» он принимал как должное, и оно почти не отзывалось в его душе, от слова «отец» его передергивало.

Так или иначе, Рику пришлось переброситься несколькими фразами с засыпающим сыном, прежде чем тот затих. Занятие совершенно бессмысленное и пустое, но вызывающее на лице Тома улыбку, и оттого до сих пор существующее между ними. Видя сына радостным, Рик отчего-то сам где-то глубоко внутри испытывал блаженный покой. Это означало, что хоть что-то он делал правильно. Можно идти к его матери — подумал Ричард и мысленно оскалился. Он поднялся с кровати осторожно, чтобы не вспугнуть чуткий сон Томаса, и ступил к двери. Взглядом зацепился за красную куртку — она комком валялась на полу. Что-то больно укололо в груди, и Рик, стиснув зубы, схватил ее и потащил с собой. Как можно тише открыл дверь и тут же едва не столкнулся лицом к лицу с Клэр.

Она, казалось, стояла здесь уже не одну минуту и все собиралась с силами зайти в комнату. Отчего-то подобная догадка на миг выбила Ричарда из равновесия. В своем желании разобраться во всем, он словно бы отрекся от состояния Клэр, хоть еще удерживал его в памяти, где-то на ее границе, не позволяя себе сосредоточиться на этом, но одновременно с этим не забывая. Встретившись с ней глазами, Рик быстро отвел взгляд. Внутри проснулось какое-то странное, грызущее сердце чувство, стоило лишь мельком увидеть ее растерянное лицо. Клэр больше не плакала, но все же с лица еще не ушло покраснение. Выбившиеся из косы волосы слиплись друг с другом из-за влаги. Возможно, она умылась, чем успокоила себя. Тем лучше, подумал Рик. Он был совершенно не в состоянии утешать еще и ее.

— Он… Спит? — прервав это неуютное молчание, шепотом спросила Клэр. В неловкости она заламывала пальцы, смотрела сквозь Рика, точно надеялась увидеть сына. Ричард коротко кивнул. В груди что-то дрогнуло, руки сами собой сжали куртку Тома.

— Ты бросила его, — произнес Рик скорее с горечью, нежели яростью. Утешая Тома, он не позволил себе высказать нечто подобное. Это погубило бы всякую надежду малыша на то, что все это страшная ошибка. Однако именно эта мысль крутилась в голове, и только теперь Ричард обнаружил ее, сразу же озвучив.

Реакция Клэр не была ожидаемой. Она в упор посмотрела на Рика, и в какую-то секунду в ее глазах показалось такое отчуждение, что стало немного не по себе. Он сглотнул слюну, замерев в дверном проеме. Возможно, его собственный взгляд стал враждебным и более жестоким, чем хотелось бы. Но тут же ее выражение лица изменилось. Всякие эмоции ушли с него, она невольно ссутулилась, обхватив себя за плечи. Однако ни щеки, ни даже уши не покраснели. Никакого стыда эти слова у нее не вызвали, и Рик не знал, радоваться этому или нет. Он вздохнул, проходя в коридор.

— И как тебе только совесть позволила такое сказать, — еле слышно протянула Клэр, когда Рик отвернулся от нее и прикрывал за собой дверь. Сейчас Тому не следовало мешать, — после всего, что ты сделал.

— Это единственное объяснение, которое я вижу, — отвечать нужно было настолько осторожно, насколько это только возможно, и все же Рику не удалось бы утаить своего мрачного настроя. Клэр стоило понимать, с какими мыслями он к ней пришел, и не пытаться увильнуть и скрыть хоть что-то. — Я буду рад узнать, что наш сын делал один на улице. И где ты была в этот момент и как допустила подобное.

— Думаешь… Я должна перед тобой извиняться? — странный блеск отразился в глазах Клэр. Рик сдержанно хмыкнул, оглядывая ее с головы до ног. Несколько пополнела после родов, но осталась привлекательной. Она по-прежнему казалась хрупкой, и Ричард на мгновение вспомнил, что раньше задумывался, как в таком маленьком теле не тесно такому характеру. Теперь эта мысль не вызывала никаких эмоций. Можно было ее с легкостью сжечь в прочем мусоре. — Я бы никогда… Думаешь, я способна… Это была случайность… Я и без тебя знаю, что виновата, понял?.. Не смей называть это так!

— Ты не успокоилась.

— Я всего лишь защищаюсь от твоих наглых и лживых обвинений!

— Это не… — Рик вздохнул. Бессмысленно что-либо объяснять. Он сам задал такой тон разговору. Она таким образом не раскроется, подумалось ему. Слишком сильное давление, возможно, помогло бы, но здесь такая схема только губительна. Клэр нельзя пострадать. — Том не должен был оказаться на улице один. Я уже высказывался об этом, но ты не послушала. Поэтому я и решил… Возможно, слишком поспешно.

— Что ты делаешь здесь? — сощурившись, склонив голову чуть набок, спросила Клэр. Она сглотнула слюну, будто пропихивала ее сквозь плотный комок, в покрасневших глазах сузились зрачки. В этом вопросе таилось скорее подозрение, нежели волнение или интерес. Клэр с трудом удушила в себе желание усмехнуться, и это было заметно. — У тебя же… Не лучшие времена.

— Разве не очевидно? — Рик еще больше отдалился от комнатки Тома, чувствуя, как ему хочется повысить голос. Клэр отступила к лестнице, соприкоснулась спиной с перилами. Ее тело оставалось напряженным, словно она ждала, что между ними произойдет что-то страшное. Видя это, Ричард попытался загнать свой гнев поглубже. Тихо вздохнув, он как можно спокойнее пояснил. — Я приехал вернуть Тома домой. Только и всего.

Возможно, Рику удалось продемонстрировать искреннее беспокойство. Возможно, Клэр была намного более зависимой от его эмоций, чем ему самому казалось, когда он вновь ступил в этот дом. Но что-то внутри Клэр дрогнуло, а следом и она сама. Потупив взгляд, она потерла ладонью плечо, затем — шею. Рик внимательно смотрел на каждое ее движение. Выбить из нее признание и раскаяние, должно быть, даже еще проще — подумал он, прищурившись. Его сердце вновь спокойно забилось — злость затихла до следующей колкой фразы.

— Я просто… Будто с призраком говорю, — тихо призналась Клэр.

Рик не сдержал вздоха. В этом доме он ощущал всю тяжесть давления на себя, напряжение чувствовалось самим нутром. Из этого дома хотелось уйти и не оборачиваться; уйти и наконец свободно отдышаться. Лишь комната Тома стала исключением, и то — стоило сыну затронуть неприятную тему — и Рик счел себя заживо погребенным. В груди колебались, точно волны в бушующем море, странные, с трудом осознаваемые чувства. А в голове вновь, из давно сплетенных нитей-мыслей, соткалась паутина с уже заученным до каждой линии рисунком. Мне здесь не место — промелькнула в его возбужденном мозгу спасительная фраза. Нужно срочно покурить и привести себя в порядок.

— Рик, скажи, он… Он заболел, да? — в ней словно тоже засело что-то странное, подумалось Ричарду. Должно быть, ее точно так же разрывали на куски смешанные чувства, и она не знала, каким лучше довериться. Он коротко кивнул. Им обоим было одинаково неуютно — стоило проявить понимание или хотя бы терпение.

— Да, — почти беззвучно подтвердил он. Однако теперь не было особого желания даже стыдить Клэр. Гнев беспомощно подчинился его воле, уступая место беспристрастности. Пусть так и остается впредь до конца разговора, решил Рик продолжая. — Он был очень напуган. Твое поведение напугало его сильнее, он расстроился. Послушай, Клэр. Я пообещал ему остаться завтра. С твоего разрешения. Так ему было спокойнее. Но завтра, Клэр, тебе нужно быть с ним. О нем нужно позаботиться.

— Надолго ты?

— Нет.

Без того он поступил весьма опрометчиво, приезжая сюда. Задержка могла все только усугубить, расшатать и без того ненадежное положение Рика. И если с одной стороны его беспокоила разношерстная шваль на улицах города, способная навредить беззащитному Тому, то с другой — куда более непредсказуемая сила. Рик чувствовал ее холодное дыхание особенно близко в последний месяц. Стоило ли говорить, как он не хотел, чтобы эта сила обнаружила для себя дополнительный повод подчинить его себе?

Он понимал, что не должен никуда соваться, еще два месяца назад, когда вернулся с той проклятой операции, пропади она пропадом и всякий, из-за кого сошли на «нет» все попытки хоть что-то изменить. Рик слишком долго варился в котле из собственных мыслей, бродил по этому нескончаемому лабиринту. В какой-то момент он поймал себя на том, что не способен думать ни о чем другом, только переживать снова и снова те жестокие часы, и ужаснулся. Его свобода, безопасность, жизнь были под угрозой — но разум всегда должен держаться холодно и беспристрастно. Вместо этого Ричард понапрасну изводил себя, практически никогда не выходя на связь и держась в стороне, как и было ему велено. Но теперь, стоило случиться неприятности с маленьким Томом, и он вырвался, наплевав на внутренний голос, твердящий, что это подстроено, что это ловушка, что Тома никто не тронул и не мог тронуть на самом деле, по крайней мере пока. Что, в конце концов, Клэр не могла поступить так с их сыном! Внутренний голос погрузился в паранойю, и теперь Рик убеждался в этом. Даже сейчас, окунувшись в неприятности иного характера, он продолжал думать и об этом.

Рику не стыдно было признаваться самому себе — он невероятно устал думать о проблемах. Возможно, даже и слежки за ним никакой не было, и напрасно он боялся, что приведет федералов сюда. А даже если и была — они не сумеют навредить ни Клэр, ни тем более Тому. Откроется его слабое место, на которое можно надавить, и, непременно, будут угрозы. Однако до осуществления не дойдет ведь, верно? Отчего-то Рику совсем не хотелось проверять.

— Нет, я не задержусь, — быстро повторил он. Уходить далеко в те размышления не следовало. Сейчас и без этого грузом на шее висело немало проблем. — Однако мне нужны гарантии. Подобное больше не должно случиться. Том должен быть в безопасности.

Более спокойный тон не вызвал на лице Клэр прежнего отторжения. Рик облегченно выдохнул, заглянул ей в глаза. Теперь не хотелось этого избегать — пусть лучше примет то, что он пришел без враждебных намерений несмотря на то, что раздражение давно переросло в злость. Должно же было в ней остаться хоть немного доверия к нему.

— Хах… Гарантии, тебе нужны гарантии… — усмешка получилась горькой, не едкой, и оттого внутри Рика откликнулась невнятная жалость. Но ее следовало давить столь же беспощадно, как гнев. Жалость не заведет его далеко, Рик в этом был уверен. Клэр взглянула на него исподлобья, и он неосознанно насторожился. — Я сильнее, чем тебе кажется.

— В этом я не сомневаюсь, — в конце концов, вопрос был вовсе не в том, слабая Клэр или сильная. И даже не в том, считал ли Рик ее слабой или сильной. Вопрос был в том, мог ли он сам ей доверять. — Но мне нужно знать все, что произошло. Клэр, и еще… Мне нужно покурить. Могу я пройти на террасу?

— Ты вроде собирался бросать.

— Не лучшие времена, сама помнишь, — Рик равнодушно отмахнулся от ответа, после чего проверил брюки на наличие сигарет и зажигалки в карманах. Однако, должно быть, они остались в пальто. Вздохнув, Рик последовал вниз.

Повесив куртку Тома, он вытащил из кармана и сжал в ладони заметно измятую пачку и в задумчивости осмотрел ее. Только тогда Рик почувствовал себя несколько более расслабленно. Пусть сигарет оставалось совсем немного, он был уверен, что не сможет дольше растягивать удовольствие. Наверняка за эту ночь выкурятся если не все, то большинство из них. Ричард накинул на себя пальто и спрятал руки в карманах, пальцами ощупывая металлическую зажигалку.

— Рик, послушай… — он повернул голову в сторону Клэр. От неловкости она сжалась, держалась в стороне и все же не выпускала его из поля зрения, будто боялась, что он может сотворить что-то ужасное. Рик напрягся, замерев. — Думаю, я должна предложить тебе чай.

— Зачем?

— Кто-то из нас должен помнить о правилах приличия, — сложилось впечатление, что это была простая отговорка, поданная в довольно надменной манере. Рик обдумал это предложение еще раз и все равно не нашел ни одной причины, почему оно должно считаться оправданным. Возможно, Клэр что-то задумала? Сжав в кулаке заветную зажигалку, Ричард обернулся к ней и мрачно сказал:

— Странно в нашей ситуации прикрываться правилами приличия. Но я не откажусь. Хочу сперва покурить, хотя бы одну, — пришлось еще ненадолго отложить полноценный ритуал расслабления. Однако, возможно, будет легче вытянуть из нее правду, если показать свое расположение, решил Рик. Он проследовал вслед за Клэр на кухню, но задерживаться там не планировал.

Почти все здесь осталось, как и прежде. Одна из стен, не скрываемая холодильником и шкафами, в самом низу была разрисована цветными карандашами, но это изменение Рик подметил еще во время предыдущего своего визита. Некогда белые занавески, абсолютно не прячущие за собой окна и висевшие здесь явно не за этим, выцвели и посерели, или же на них осело слишком много пыли. Скатерть на круглом столе тоже сменила свой цвет, стала неприятно-болотной. Кое-где в глаза бросались въевшиеся пятна жира, предположительно, стекшие с мяса. А, может, это Том вытер о нее руки — Ричард припомнил, что за ним водилась такая привычка, когда осенью он столь неаккуратно, совершенно по-детски, уплетал пиццу. Также можно было обнаружить следы от пары чашек, да и сами они тоже стояли на столе, но каждая из них была пуста. Должно быть, Клэр не так давно что-то пила, разлив немного, и это «что-то» не успело высохнуть и полностью впитаться. Помимо этого, на столе лежал пузырек с каплями: жидкости оставалось совсем немного.

Но, стоило Рику бросить на него взгляд, Клэр схватила его, сжала в кулаке и посмотрела на своего незваного гостя с опаской, точно хотела убедиться, заметил ли он, да и если так, как отреагировал. Но Ричард счет нужным промолчать, оставив мысли при себе. Это определенно было лекарство от сердца. Следовало ожидать, что она принимала его. Рик припомнил прежние жалобы Клэр на здоровье, однако ее нежелание обращаться за помощью раздражало гораздо сильнее. Словно она ждала какого-то чуда от него, но отнюдь не от врачей. И именно из-за ее нездоровья их сын родился с сердечной патологией. К счастью, она была некритична, и все можно было исправить, пусть сама Клэр не спешила и Тома вести к специалистам. Рик сдержанно хмыкнул. Хорошо, что это вспомнилось, решил он: стоило спросить о состоянии сына, не проявился ли недуг и не пора бы провести операцию. Клэр тяжело вздохнула; на плите уже нагревался чайник, а она все не выпускала из руки пузырек. Рик поспешил скрыться с ее глаз, оставшись наедине с собой хотя бы на десять минут.

* * *

Первая затяжка показалась желаннее, чем представлялось. Когда чего-то ждешь и наконец получаешь, радости всегда больше, чем от сюрпризов, по крайней мере, опыт Рика говорил ему именно об этом. Хотя вряд ли испытываемую эмоцию можно было назвать радостью; вряд ли что-то, произошедшее сегодня, вообще можно было назвать чем-то радостным. Ветер обдувал левую, менее мимичную сторону его лица, унося дым резко вправо, распыляя его в воздухе за считанные мгновения. Снегопад и не думал стихать. Рик не раз ободрил себя тем, что сейчас есть хотя бы крыша над головой, и за время курения он не успеет обзавестись капюшоном из снега, каковым, должно быть, обзавелась его машина. Совсем не хотелось думать о том, каково было бы сейчас крохе Тому, останься он на улице, однако подобные мысли так и лезли в голову Рика. И, как бы он ни старался, ледяной взгляд мертвого деда Тома уже сверлил ему левый висок. Все никак не хотел убираться из памяти, все стискивал в своих жирных руках ружье и скалился.

Очередная затяжка повлекла вслед за собой сухой кашель. Отвратительная погода. От холода пальцы сгибались с неохотой, и без того небогатое на эмоции лицо окоченело и оттого словно застыло. Рик сидел, вытянув ноги, на легком, явно предназначенным для летнего отдыха стуле подле стола, представляющего из себя толстое круглое стекло на металлической ножке. Пепельницы под рукой не оказалось, да ей и неоткуда было взяться. Сигарета стремительно становилась короче, чем вызывала сожаление о скором прекращении удовольствия. А мысли все нарастали в его голове, невыносимо давя на череп изнутри. Рик опустил, как бы Том ее пренебрежительно назвал, «вонялку» в снег, налетевший за вечер на перила, и услышал приглушенное шипение. В это же время на террасу вышла Клэр.

Она принесла две чашки, оживленно испускающие из себя пар: он даже не успевал взмывать вверх, ветер сразу же подхватывал его и уносил в сторону. С тихим стуком опустила чай на стол. Она надела брюки и накинула куртку, чтобы не замерзнуть, но даже не застегнула ее и осталась без шапки. Впрочем, ее коса не повторила участь чайного пара, и осталась висеть на плече под курткой, хоть ее кончик и покачивался. Клэр смотрела перед собой, пока шла, а после только в пол. Рик угрюмо попросил ее сесть слева от него, чтобы дым не летел в ее сторону. Клэр кротко подчинилась ему. Теперь тишину нарушал только свистящий шум ветра. Чиркнула зажигалка, и вспыхнула вторая сигарета. Молчание становилось гнетущим.

— Днем мы собрались вместе в центр города, — наконец Клэр нарушила его. Она сгорбилась, взяла в руки чашку и смотрела в нее, точно надеялась спрятаться в ней. Закинув ногу на ногу, Рик слегка повернул в ее сторону голову и сосредоточился на рассказе. — Я хотела купить продуктов и повидаться с знакомыми. Тома не с кем было оставить, Бёрклы уехали на праздники и приедут только через несколько дней. Поэтому я и решила взять его с собой. Устала сидеть в четырех стенах с ним, мне нужно было немного пространства, понимаешь? Хоть немного… Новых лиц, других мест. Это так утомляло меня, просто сводило с ума, если тебя это хоть немного интересует, конечно.

Она грустно усмехнулась, провела ладонью вдоль глаз, зачесала за ухо пряди, выбившиеся из косы. Ее голос казался чуть осипшим, ниже, чем обычно, в нем чувствовались усталость и бессилие. Клэр определенно нуждалась в сочувствии, как подумал Рик. Во всяком случае, возможно, именно к этому она и взывала. Или же просто жаловалась на то, как ей плохо с сыном. Подобные высказывания были не новы, она повторяла их каждый раз, когда им только доводилось перебрасываться словами. Ричард воздержался от ответа, не придумав ничего дельного, в очередной раз затянулся.

— В какой-то момент я попросила его подождать меня немного на улице и пошла в магазин, «У Тони», если помнишь, там еще прилавок был с конфетами.

— С конфетами?

— Угу. Теперь, думаю, понимаешь, почему я пошла без Тома.

— Нет. Не понимаю, — ответ получился мрачнее, чем хотелось Рику. Он достал из кармана зажигалку, в задумчивости покрутил ее в руке.

— В магазине, как всегда, много народу было…

— И?

— Ох, — Клэр безнадежно вздохнула, потерла пальцами глаза. Рик продолжал внимательно следить за ней и словно на себе чувствовал ее внутреннее напряжение. Еще мгновение, и ее голос вовсе сорвался. — Да ты просто представь себе! Чтобы Том хоть раз прошел мимо прилавка с конфетами спокойно — это не знаю, что с ним нужно сделать! Он начал бы клянчить, уговаривать, ныть… А они смотрят, всегда смотрят, и им противно, я им противна… Тебя не было со мной, когда он закатывал истерики, ты понятия не имеешь, что это такое! И плевать он хотел бы на то, что дома, вон, на елке висят, и в шкафу еще сколько… Как же унизительно. Еще и оправдываться теперь перед тобой, какой стыд, хоть раз бы ты понял меня и без всяких упреков…

Снова она давит на жалость — сделал выводы Рик и не позволил себе испытать это чувство. Оно внушается, оно не искреннее, нельзя поддаваться. Том редко капризничал при нем. В данный момент даже не вспоминалось ничего конкретное, когда бы малыш демонстрировал «истерики», о которых говорила Клэр. Наверняка при нем Том просто боялся раскрываться: с матерью, все же, они были близки несравненно сильнее. При всем при этом Рик допускал мысль, что Клэр недостаточно вложилась в воспитание сына, и теперь укреплял собственную догадку. Он старался не судить ее — себя он вовсе не представлял в роли хорошего отца, и вряд ли бы что-то вышло из его попыток воспитать достойного человека. И все же от услышанного Рику стало совсем неуютно. Он ощутил, как покрывается тонкой пленкой из грязи. Клэр немного отпила из чашки.

— А потом?

— Потом?.. Разве ты сам не понимаешь, что потом? — Клэр выжидающе посмотрела на Рика, хоть до этого избегала встреч глазами, и ее лицо застыло в странном выражении. Она в удивлении приподняла брови, на лбу проступили морщины. Скулы были напряжены, а зубы будто стиснуты. Ричард не знал, как интерпретировать это состояние, оно было для Клэр абсолютно не типично.

— Ты вернулась, когда было слишком поздно. Так? — Рику сразу не понравилась идея озвучивать какие-либо предположения, но Клэр как будто намеренно ждала их от него. Лишь договорив, он осознал, что просто поддался ей. Она что-то недоговаривала, определенно это было так. Но поймать Клэр на лжи было не так легко — в своем состоянии она казалась Рику искренне сломленной.

— Вот видишь… Не такое это запутанное дело, да? — она растянула губы в язвительной улыбке, но вдруг произошло что-то еще более странное. Клэр заплакала, но закрыла лицо руками не сразу.

Только отстранившись от частых всхлипываний, Рик задумался о том, что, должно быть, не такое уж и странное в действительности это событие — плач матери, потерявшей своего ребенка. Но при этом его пронзило неожиданной силы отторжение, желание уклониться и закрыться от этого плача. Мысленно выругавшись, он подорвался с места, затушил сигарету рядом с первой, и медленно вернулся на прежнее место, где взял в руки третью и покрутил ее в пальцах. Отчего-то вдруг перед глазами предстала сцена, как Клэр выплескивает всю порцию еще не остывшего чая ему в лицо. Совершенная непредсказуемость ее реакций вполне допускает и такое, подумал Рик и все же позволил себе отринуть подобный исход. Он мрачно поглядел на образовавшуюся белую пенку на поверхности воды в своей чашке и тщетно попытался упорядочить мысли.

— Ты испугалась и не знала, что делать. Но ты искала его. Очевидно, безуспешно. Я все верно понял? — ответом стал сдержанный кивок, которому вторил всхлип. — Ты звонила в полицию?

— Н-нет… Но собиралась. Ты… Ты пришел вовремя. Подумать только… Как отвратительно звучит.

— Мы оба могли бы больше стараться для него. Думаю, тебе будет интересно узнать, что его только вечером нашли в автобусе. Одна женщина, она взяла его к себе и позвонила мне. Нам очень повезло, но это зашло слишком далеко.

Рик уже и сам не осознавал, какую реакцию он хочет получить от Клэр. Раскаяние? Сожаление? Хотя бы простого понимания было бы достаточно. Отчего-то он был уверен, что в глубине души ее, непременно, грызет чувство вины. Именно из-за него, возможно, Клэр так и убивалась в данный момент, но прикрывалась ненавистью, в надежде задеть за живое и его. Чтобы плохо, очевидно, было не только ей. Клэр и раньше вела подобные игры, Рик отчетливо это помнил и очень в ней не любил.

— Какая глупость… Поверить не могу… Он меня, должно быть, теперь ненавидит, — по-прежнему пряча лицо в собственных ладонях, Клэр шептала, и Рику приходилось прислушиваться, чтобы разобрать ее слова, невнятные из-за слишком медленно стихающих рыданий.

— Ты ошибаешься. Том любит тебя. Возможно, сильнее, чем я могу себе представить, — уже давно Рику не было так трудно выдавить из себя что-то искреннее и чувственное, но он вложил в это все свои силы. — Но подобное не должно повториться. Никогда, Клэр. Тебе нужно о нем позаботиться, чтобы он поправился. И все забылось.

— Забылось… Да.

— Ты обещаешь мне, что не бр… Не оставишь его одного?

— Угу. Я должна найти силы… Только так я искуплю этот грех…

Последнее слово резануло Рику ухо, однако и тогда он умолчал. Клэр нашла свое утешение в вере — подобный вывод очень долгое время задевал его за живое, даже сильнее, чем казалось. И все же в нем не было никакой уверенности, что в его силах повлиять на это прискорбное стечение обстоятельств. Она отвергала его старания и помощь, словно боялась, как огня, или просто презирала. В ответ на это Рик мог лишь выказать искреннее сожаление. Если бы он только не связался с ней, ничего бы этого не было, и, кто знает, может, Клэр не чувствовала себя такой несчастной? Не было бы его в ее жизни, не было бы и Тома, их маленькой случайности. Самой важной случайности, подумал Рик и мысленно огрызнулся самому себе. Прошлого не изменить, и все эти философствования не имели смысла. Так и незачем прогонять все это в голове, словно заевшую пластинку. Рик медленными, но крупными глотками опустошил чашку с безвкусным чаем. Этот разговор можно было считать закрытым. Во всяком случае, на какое-то время они вновь погрузились в молчание.

Рик продолжал крутить в пальцах сигарету. Клэр тоже ушла в свои мысли, прекратив плакать. Однако сама она не двинулась с места. Возможно, она думала, что еще рано возвращаться в дом. Наверняка Клэр тоже чувствовала, что между ними осталась недосказанность. Многое еще не было озвучено, но стоило ли что-либо говорить? Ричард по-прежнему ощущал каждой клеткой своего тела, как ему некомфортно находиться здесь. Хоть курение несколько сбавило его внутреннее напряжение, общее состояние осталось мрачным и глухо раздраженным.

В попытках отстраниться от мыслей о Клэр, Рик слово за словом прокрутил в голове их более дружественный разговор с Томом. Кроха наверняка видел уже десятый сон, позабыв о произошедшей беде, сперва думал Ричард. Ему хотелось верить, что температура снизилась, и уже завтра их сыну будет полегче. А затем вновь его разум зацепился за слово «одноногий», и от злости Рик скрипнул зубами, после чего плюнул в снег, согнувшись. Глубоко вздохнув, он буквально почувствовал, как взгляд Клэр прикован к нему. Выпрямившись, Рик мельком поглядел на нее, но тут же вновь ушел в себя, хоть и ненадолго. Вскоре, зажав в зубах замученную сигарету, он закрыл ее от ветра и поджег.

— Когда отец вернулся с войны, мне было двенадцать лет. Помню, как считал дни ожидания и слышал от матери, что должен быть ответственнее. Временами она называла меня единственным мужчиной в семье, и я недоумевал. А потом он вернулся. И мне пришлось стать взрослее. Если верно помню, с того времени я помогал на скотобойне. Много помогал, чтобы мать не тянула одна эту лямку.

Мысли стали совершенно спутанными. Рик затянулся, сделав паузу, и сразу же откашлялся в надежде отхаркнуть всю грязь, что собралась в горле от сказанных слов. Он совсем не осознавал, откуда в нем родилось желание заговорить об этом. Ему никогда еще так не хотелось замолчать, но первые предложения вырвались практически сами собой. Ведь он на какое-то время даже смог забыться и решил, что остался наедине с собой. И теперь странный стыд не позволял ему прерваться, ведь это выглядело бы попросту нелепо. В одном Рик был еще больше уверен: его пребывание здесь не обернется ничем хорошим ни для кого. Нужно было завести Тома в дом и тут же уехать. Теперь уже было слишком поздно.

— Знаешь… Я и до того был не слишком общительным. А потом так и вовсе ни с кем не сближался. Однажды… Мне было семнадцать или около того. Я вышел в окровавленном фартуке на улицу, чтобы немного отдышаться. Помню, что увидел, как ко мне идет девушка, на которую я тогда западал. Ее мать дружила с моей, и ее попросили что-то передать. Наверно, это был последний раз.

Рик заговорил после второй или третьей затяжки, он не обратил внимание. Пепел ссыпался вниз, и его подхватил ветер и разнес по террасе вместе с дымом. Рик знал, что Клэр слушает его, улавливая каждое его слово, и не понимает, к чему он заговорил о своем прошлом. Вряд ли все это пропускалось мимо ушей. В прошлом она всегда обращала внимание на его откровения. Он не оборачивался на нее; не хотел видеть ее растерянное лицо, пухлые приоткрытые губы и возможно даже встревоженные глаза, розовые щеки, растрепанную косу до поясницы. Вздымающуюся грудь и пар изо рта. Все это Рик мог сам себе вообразить и тем и довольствовался. Затянувшись еще раз, он продолжил:

— Последний раз. Когда я улыбался девушкам, чтобы им понравиться, — Рик мрачно усмехнулся про себя и стряхнул пепел. — Резанные свиньи так не визжали, как она. А Том говорит: «Если бы я тебя выдумал, то ты бы никуда не уезжал и чаще улыбался.»

Его губы невольно растянулись в кривом оскале, кончики пальцев задрожали от напряжения. Рик поспешил прикрыть рот рукой, но лишь на пару мгновений, пока лицо вновь не стало непроницаемым. Впустил в глотку дым и тихо закашлялся. Проклятая погода. Надломила даже его иммунитет. Чего и говорить о крошке Томе. Им с Клэр сейчас стоило быть рядом с ним, а не выяснять отношения. Порядочные родители так не поступают, подумал Рик и ухмыльнулся. Откуда ему вообще знать, что такое порядочность.

— Когда он делает мне больно, я стараюсь думать, что он не со зла, — кое-как промямлила Клэр спустя неловкие минуты молчания. Наконец она нашла, что ответить. Рик скрипнул зубами, сдавливая пальцами пожеванный фильтр. — Не сердись на него.

— И не думал.

Совсем рядом послышался тихий, почти беззвучный смех. Рик с трудом переборол желание повернуться. И все же недоумение пронзило его, он заметно для самого себя напрягся. Бросил сигарету в снег, но следующую достать пока не решился. Все его мысли застыли от ожидания, что произойдет дальше — смеха над собой Рик ожидал, но комментарии не были бы излишними.

— Кто она?

И все же он повернулся к ней лицом. Ее улыбка уже давно не казалась ему чем-то дружелюбным и привлекательным, однако теперь она стала ему особенно неприятна. Прошло не так много времени с того момента, как она плакала, думая, что родной сын ее ненавидит, а теперь… Теперь у нее, очевидно, был новый объект интереса и жалости к себе. Рик непонимающе вскинул брови. Ее уши горели то ли от стыда, то ли от холода. И Рик предпочел бы думать, что от первого, однако вероятнее был второй вариант.

— Кто? — отстраненно повторил он, когда не обнаружил в насмешливом лице ответа.

— Новая дура, надо полагать. Которая с тобой не из-за улыбки, — видимо, его реакция внешне проявилась слишком явно, ведь Клэр не сдержала еще одного мрачного смешка. — Брось, не удивляйся. Я давно порывалась спросить.

— Откуда это берется в твоей голове? — угрюмо прошептал Рик. Потер лицо ладонью, вздыхая.

Их отношения скорее можно было назвать интрижкой, хоть и продлились они дольше обычного, около полугода. Уезжая, он вообразить себе не мог, что эта женщина останется в его жизни и будет всплывать не только в его памяти. Не только смеющейся от нелепой брошенной фразы, обнаженной, шепчущей нежности ему на ухо, разговаривающей с ним обо всем до самого рассвета, но и такой, как в этот самый миг: ревнивой, озлобленной и внутренне сломленной. С больным сыном в доме. Его сыном, который вызывает в ней больше страданий и злости, нежели любви. С разбитым сердцем и судьбой.

Рик на полном серьезе и уже долгое время считал, что не смог бы стать для нее тем, кем она так хотела его видеть. Он знал себя слишком хорошо, чтобы позволить себе самообман, а обманывать ее было бы слишком низко и подло, да и какой в этом был бы смысл. Любовь, семья, дети… Как что-то не только невозможное, но и недопустимое. Еще задолго до того, как Рик встретил Клэр, он поставил на этом крест; как нечто, что никогда не должно произойти с ним. Он всегда отмахивался: говорил, что существуют люди, которые попросту не созданы для всего этого. К таким он и относил себя, с уверенностью твердил, что это все не для него, а столкнись он с серьезными чувствами, то не знал бы, что с этим делать. И в большинстве своем это не было ложью. Да и убеждение это подтверждалось опытом неоднократно.

Рик не знал, любил ли он Клэр на самом деле. С женщинами он всегда был излишне скромным и закрытым, не искал себе жгучих романов на месяцок-другой. Оно само так получалось, искренне верил он. Страсть сходила на нет довольно скоро, и более его ничего не удерживало; его предыдущих спутниц это устраивало. Клэр же… С Клэр все сложилось иначе. Возможно, она слишком отличалась от других женщин, которые привлекали его, а, может, сами отношения отличились. Что именно произошло на самом деле, Рик бы сам уже не сказал, даже если бы очень захотел. Спустя полгода он уехал и ни о чем не жалел, пока не узнал о Томе. Глядя на Клэр сейчас, Рик не понимал, испытывает ли что-нибудь теплое вообще. Твердо он знал одно: не будь на свете Тома, он бы и на минуту не зашел в этот дом.

Том заставил Рика задуматься о многом. Не только сегодня, размышления настигали его довольно часто, пока работа не охватывала его с головой. Наверняка Клэр и сама прекрасно понимала, что его держит здесь только чувство ответственности и привязанности к Тому. Рик тяжело вздохнул. Привязанность… Что это, если не честность перед самим собой, подумал он. Был ли на свете кто-то, кто заставлял испытывать то же непривычное и такое неудобное желание позаботиться, что и Том? Ответ всплыл в голове сам собой: да. Лишь один человечек имел такое же значение. И все же оба этих человечка появились в жизни Рика почти в одно и то же время. Он ухмыльнулся сам себе. Не смел назвать это злым роком или случайностью, а в судьбу Рик не верил, как и в другие высшие силы. Тайный порыв? Ведь он в любой миг мог отказаться, перечеркнуть эту строку, и сделал бы это с большим удовольствием, чтобы только не видеть эту неестественную издевательскую улыбку и блеск в глазах. Стоило только захотеть.

Но вместо этого Рик отбросил собственные страхи, пусть и не до конца, пусть что-то вылезало наружу, как сегодня, с чертовым Робертом, он старался. Старался ради Тома, чтобы этот веселый мальчишка смеялся от радости, не боялся и не прикрывал рот рукой, если ненароком улыбнулся. Перед глазами быстро промелькнули болезненные воспоминания, и Рик оскалился. Он старался для того, чтобы в жизни Тома не было побоев и пристреленной собаки — лучшего друга четырнадцатилетки, вместо других мальчишек и вообще — людей. Бьющихся в агонии тел животных, одежды и кожи в крови, ее запах и вкус не оттирались точно так же, им не нужно было даже засыхать. Этого всего тоже не должно было быть — и этого не будет, Рик знал. Однако он мало что мог предложить взамен. Да и попросту не верил, что такая замена понравилась бы крошке Тому. В своей голове Рик уже долгое время слышал отчетливые слова, едва только видел пристальный взгляд таких же, как и у него, карих глаз. Лучше не иметь отца вовсе. Если не способен не травить жизнь, не создавай ее, не желай ее. Отринь ее и забудь о ней. В конце концов, стань он частью этой семьи, произошло бы что-то хорошее? Он не появлялся бы дома точно так же, а сын рос и задавался бы большим количеством вопросов, на которые нельзя давать ответ. Он становился бы все угрюмее, хотел уйти, и рано или поздно перестал бы сдерживать себя. И жизнь этой семьи стала бы кошмаром. Чем бы он тогда отличался от Роберта или отца Тиши, хладнокровно отдавшего родную дочь насильнику?* В глубине души Рик боялся, что и так его мало что отличает от этого скота.

Он продолжал смотреть на Клэр, на ее насмешливый, полный плохо скрываемого презрения взгляд, и не мог приструнить собственный гнев. Рик плохо осознавал, отчего так злится, если сам далек от даже от скверной подделки идеала. Не оттого ли, что их мальчик захлебывался от кашля и сгорал от температуры из-за нее, а она, как только рассказала о случившемся, выдала как на духу то, что ее волновало на самом деле. С кем же он все это время трахался, на кого променял ее? Образ голодного напуганного Тома не ускользал из его памяти ни на мгновение, и оттого Рик не мог простить. Теперь Клэр заговорила о какой-то выдуманной любовнице и вбивала это же крошке Тому. Создала в голове целую историю и не забыла поделиться с крохой. Чтобы он с пеленок верил, что его отец его не любит, и что ему важнее какая-то другая семья. Теперь Рик вспомнил, о чем случайно проболтался Том, и внутри что-то задрожало.

— Знаешь, Рик… Мы ведь уже давно покончили друг с другом. И тебе не нужно… Не нужно стесняться мне признаться. Вспомни себя: ты в глаза мне смотреть не мог. А от Тома чуть ли не шарахался, как только он смотрел на тебя. Сейчас же тебя к нему тянет, а ведь он тебе даже не нужен. Кто эта идиотка, которая заставила тебя вспомнить о долге? Я хочу знать, кто она.

Ярость вспыхнула в нем, и искры взметнули вверх, будто она швырнула в костер горсть соли. Она целилась в раны, но наверняка не ожидала такого результата. Рику нужно было отвернуться, чтобы не видеть, как она строит из себя непогрешимую, и совладать с злостью. Но не выходило шевельнуться, даже плечами не повести. И оттого Рик смотрел и думал, как же эта женщина мстительна и жестока. Возможно, Том не воспринимал ее слова всерьез, и, может, даже не думал о том, что папа бросил его по скотским причинам. Но маленькие дети верят просто всему, что им говорят. Клэр определенно знала, куда ударить, и ударила, да так, чтоб побольнее. Рик хрустнул сжатыми в кулак пальцами и принял ее приглашение на спектакль.

— Так и быть, я расскажу тебе о ней. Она молодая. Робкая, немного стеснительная. Красивая, рыжая. С ней я счастлив. Она боготворит меня. Во всем подчиняется мне. В ней нет гордыни и безрассудства. Иными словами — полная твоя противоположность.

Стоило рассказать про одну очень важную деталь: ей одиннадцать. Но в этот миг Рик хотел, чтобы Клэр помучилась. Она сама придумала другую женщину, другую «семью», которую он, Рик, на самом деле любит. Она сама внушила Тому (и себе), что они всего лишь балласт, висящий на шее. Пусть теперь знает, что есть в его жизни такая девочка, которая способна вызывать в нем любовь, а не страсть.

Сердце дрогнуло, а в животе щекотнуло неприятное чувство. Сейчас было не время вспоминать те страшные события, свидетелем которых он стал. Захотелось поскорее закончить этот разговор. Все равно он не приносил ничего, кроме боли. Клэр могла бы изображать шок более убедительно; к фальшивым похлопываниям глаз он привык, а на большее она, видимо, была не способна. Рик отвернулся, опустил голову, стараясь перевести дух и прийти в себя. Он достал сигарету из пачки; осталось всего две — слишком мало, чтобы пережить эту бессонную ночь. Почиркал зажигалкой, закурил. В разговоре не хватало жирной точки, но внутри что-то взыграло, а может это ярость отпустила его. И он не посмел озвучить мысль, оглушившую его в считанные мгновения до этого. Вместо этого он произнес то, что она так желала услышать, как ему показалось в этот момент:

— Я заберу Тома летом. На месяц. Может, на два. Если ничего не случится. Тогда ты отдохнешь от него. Заодно приведешь здоровье в порядок.

Это не смягчило бы всего того, что было сказано. Но это было необходимо. Рик сделал это ради собственного успокоения; хотелось верить, что так она не отчается и наверняка больше не посмеет совершить вопиющую глупость, как сегодня. Или, может, стоило проговорить это еще раз?

— Забери, — спустя минуту тишины, пронизанной табачным дымом, прошептала Клэр. Рик поднял голову, глянул косо, оценивая состояние. Она застыла, смотрела сквозь него. Слез на щеках не было, но Ричард слышал, как дрожит ее голос и с каким трудом произнесла она это слово. Ее все-таки сильно это задело. — Заодно познакомишь его со своей рыжей шлюхой.

Рик мог голыми руками свернуть ее хрупкую шею и не почувствовать ничего. Едва услышав это слово, желание пронзило его с головы до ног, и током прошлось до самых кончиков пальцев рук. Ему пришлось сжать ладони в кулаки, чтобы удержаться от соблазна выпустить свою ненависть. Свое презрение к этой грязи, обращенной по отношению к его милой девочке. Вновь слетел пепел, неумолимо быстро огонь пожирал бумагу в прикуску с табаком и подбирался все ближе к коже. Рик стиснул зубы от неожиданной боли, выронив сигарету в снег.

— Не думаю, что я вообще когда-либо тебя любил.

Слова были сказаны. Слишком быстро, чтобы успеть осмыслить, прежде чем озвучить их. Рик терпеть не мог такие слова, тем более мучительные. Он не утаил их от Клэр. Она не тянула из него признание в этом, не провоцировала и не заслужила услышать их так. Но какое же наслаждение Рик испытал, увидев, как кривится ее лицо от боли, качается в воздухе коса. Он осознал, что произошло, лишь когда она выбежала прочь с террасы. Хлопнула дверь, ведущая в дом. И наконец-то стало по-настоящему спокойно и тихо.

Рик совсем не слышал ветра, хоть он продолжал отчаянно выть. Голова была пуста, в ушах трещало слово шлюха. Рик отдышался, пришел в себя. Выкурил еще одну сигарету в мрачном безмолвии и только после этого поднялся с места с целью проверить состояние спящего сына. Он собрал все окурки и тихо закрыл за собой дверь. На столе остались стоять кружки: одна была полностью опустошена, а другая лишь на половину.