Shaman King. Перезагрузка (гет)

Когда Манта проснулась в своей комнате и услышала рядом дыхание друга, то уже ни капли не удивилась. Больше удивляло собственное перебинтованное состояние. Не то, чтобы это было в первый раз, но в последнее время всё, что она пропускала из атак, оставалось быстро заживающими царапинами после тренировки с Аоми, да и только.

— Аоми?! — неожиданно вскинулась девушка, практически не ощущая свой прайд: только отдалённое присутствие патры, который, похоже, где-то отсыпался.

Наконец, последние воспоминания проявили себя, и оборотень вспомнила всё, что произошло. Смертельно раненная Аоми. Хорошо организованное нападение на прайд и напуганные и отчаявшиеся избавиться от рабства оборотни в стане врага. Кровь и смерть. И благодаря удаче и острому уму вожака спасённые дети. Она сама, раза два побывавшая на грани безумия. Волчица помнила, как разрывала плоть врагов, как сжимала зубы с каким-то остервенением, пока не слышала звонкий хруст костей, как чужая горячая кровь заполоняла её рот, но не чувствовала собственных ран. О, Госпожа! Она почти обезумела! И пусть она защищала прайд, не имело значения. А что было бы, будь рядом Йо? Она же могла его…

— Нет…

Горло сдавил ком горечи и страха, а глаза почти ничего не видели от слёз. Когда она в последний раз плакала? Очень давно. Но страх за друга, за то, что в безумии могла запросто растерзать Асакуру, поднял в душе всё позабытое. От собственной слабости было жутко противно. Манта забылась, не могла распознать ни звуков, ни запахов, ни ощущений, только дрожь тела, когда, с трудом присев в кровати, уткнулась лбом в согнутые колени, одеялом пытаясь заглушить всхлипы. Трясущиеся руки сжали на затылке волосы так сильно, чтобы боль могла заполонить весь мозг. Успокоиться это не помогало, но возникло ложное ощущение наказания.

Мне надо держаться от Йо подальше, иначе он умрёт из-за меня!

Неожиданно для Оямады её холодные руки накрыли чьи-то тёплые ладони и осторожно разжали кулаки. Та уже и позабыть успела, что была не одна, потому вздрогнула и со страхом попыталась вырваться. Но чужие руки только дёрнули её на себя, крепко обнимая и не отпуская от себя, прижимая дрожащую тушку к груди. Манта учуяла запах Асакуры и сжалась в комок, закрыв глаза и боясь увидеть в карих глазах презрение и ужас. Ей было жутко от мысли, что может навредить своему другу, что безумие вновь возьмёт верх. Ведь оно никогда не исчезает бесследно. Нет, лучше пусть Йо презирает её и держится подальше от такого монстра, как она!

Йо Асакура сквозь сон почувствовал движение рядом с собой и с трудом открыл слипающиеся глаза. Последние три дня Рю и Манта спали беспробудным сном. Умэмия успешно оправлялся после одержимости духом, который вместо того, чтобы убраться в обитель Короля духов, покаянно витал рядом с мужчиной и внимательно следил за любыми изменениями. Как сказала Анна, главарь умудрился открыть в себе способности шамана, противостояв Токагеру, и проснулся бы раньше, если перед этим не был в отчаянии. Аоми всё ещё лежала в реанимации, и шансы на выздоровление были нулевые, что и довело мужчину до того, что легко поддался враждебному духу.

Манту же Асакура принёс в критическом состоянии. Его собственная сила гудела в крови волчицы, пытаясь ускорить регенерацию, но её организм будто сдался и перестал бороться за последнюю искру жизни. Тогда знатно помог Хоро-Хоро, осторожно вплетя собственную силу в девушку, пытаясь на ходу переварить такое необыкновенное открытие, как оборотни. Но он не опасался и не отторгал, хотя чужая кровь на белоснежных клыках выглядела весьма недобро. Вскоре душа зверя отступила, и Оямада стала человеком, что дало возможность понадеяться на благополучный исход.

Йо дежурил возле друга всё это время, боясь упустить хоть одно ухудшение в чужом здоровье. Успокоиться удалось только в эту ночь, когда связи наконец-то окрепли и волнами накатил сон, в который плавно перешла оборотень. Её же паника разбудила парня, который пытался разобраться в коконе чувств, передавшийся по связи, но безуспешно. Решительно подскочив, аккуратно разжал кулаки девушки, отчаянно сжавшие волосы, пока Манта не сняла с себя скальп. Обессиленные пальцы поддались осторожным прикосновениям, а потом подруга дёрнулась в ужасе и попытке вырваться, но Йо решительно перехватил чужие предплечья и с силой дёрнул на себя. Он ощутил, как сильно дрожало девчачье тело, как сжималось, будто хотело расщепиться на атомы. Не понимая, что происходит, шаман крепко обнял невозможную в своём упрямстве девчонку и вновь вернулся к узам. Чувства Оямады бурлили, словно штормовой океан: видимо, прорванный за ночь барьер, которым волчица защищала друзей от самой себя, возымел взрывной эффект, и их связь разливалась между ними, словно кровь из глубокой раны. Среди разбушевавшихся чувств Асакура-таки смог выделить и презрение к самой себе, и страх, и невероятный ужас от воспоминаний.

Оставалось только дождаться, когда израненная душа успокоится: крики и громкие уверования, что оборотень сделала всё правильно, могли ухудшить ситуацию.

Плюс ко всем бедам, прайду явно ещё придётся держать слово перед богами. Насколько помнил Йо из смутных рассказов деда, оборотней создал один из множества богов, он же и установил древние нерушимые законы. Один из них — не убивать без официального объявления войны или вызова на бой. Но прайд вынудили защищаться и убивать, чтобы спастись самим и защитить детёнышей. Они нарушили закон, пусть и не было в том их вины, но богам, насколько известно, плевать на причины и следствия, если не созовут суд. Тогда была надежда на справедливый приговор. Но кто бы ещё знал, как созвать суд, как остановить карающую длань бога.

Асакуре было до безумия страшно.

Через несколько минут уставшая Манта затихла, уткнувшись носом в твёрдую мужскую грудь и тяжело засопела, лишь бы не смотреть в глаза шаману. Тот продолжал крепко обнимать, будто собирался слиться с ней, и слегка поглаживал напряжённую спину. Постепенно под успокаивающей аурой друга напряжение спало, захотелось вновь крепко-крепко уснуть и забыть о всех печалях, но вместе с усталостью пришёл невероятный голод. Организм оборотня потребовал вернуть затраченную энергию громким бурчанием живота. Йо прыснул, Манта тоже не выдержала и от души рассмеялась вместе с ним, повалившись на кровать. Все страхи неожиданно исчезли, в душе стало так уютно и светло, что волчица была готова выступить против кого угодно, чтобы защитить то, что дорого.

— Думаю, тебе всё же этого не хватало, — отдышавшись, весело прокомментировал парень изменившийся настрой Оямады и пояснил: — Смеха. Чистого и искреннего. И толики уверенности в себе. Запомни, Манта, — неожиданно он навис над оборотнем, серьёзно посмотрев ей в глаза. Вопреки всем страхам, в его взгляде были решительность, тепло, спокойствие и толика какой-то особой любви, присущей только Йо Асакуре к его окружению, — что бы ни случилось, я буду на твоей стороне. Против кого бы мне не пришлось выступить и какой бы ни была причина, из-за которой мне придётся тебя защищать.

Горячие пальцы обожгли один из старых шрамов на хрупком плече, выступающий из-за бинтов и бретельки ночной рубашки. Эту рубашку Манте выделила Анна, она же и перебинтовала раны, выдворив из комнаты парней на какое-то время. Девушки пытались сохранить хоть какие-то приличия, хотя Йо и Амидамару видели русоволосую голой, и даже не раз. «Женщины, — вздыхала мужская часть населения дома, когда Анна и Аоми хорошенько их отделали за подглядывания, — слишком запарные существа». Даже такие прикосновения вгоняли Оямаду в краску, хотя в них никогда не было сексуального подтекста. Пусть иногда глаза Йо сверкали как-то странно, стоило нечаянно подглядеть вместе с другими пацанами голых девчонок, но в такие моменты они были полны гнева и безнадёжности. После чего шаман обычно отправлялся на тренировку до того, пока едва ли не замертво падал на землю.

На кухне было удивительно пусто. В холодильнике явно повесилась бы мышь, если было, на чём. В морозилке остался последний кусок курицы, которого с трудом хватило бы на одного Асакуру. Девушка тяжело вздохнула. Пусть они с Аоми успешно охотились и таскали добычу в дом, с таким количеством троглодитов не справлялся ни один бюджет, выдаваемый семьями Киояма и Асакура и зарабатываемый откуда-то Умэмией. У Хоро-Хоро было совершенно немного денег: его деревня жила в бедности, и только по счастливой случайности до их земель ещё не дошли налоги. Да и сами ребята не стремились экономить, покупая порой ненужные безделушки. Манта, не имея за душой ни гроша, старалась как можно реже питаться чужой едой, пока это не просёк Асакура. Одного серьёзного взгляда было достаточно, чтобы заставить стесняющуюся девушку есть на равных со всеми.

— Да, у тебя нет денег. Но ты приносишь в дом еду. Уверен, что оленя или кабана очень трудно завалить. Ты и Умэмия — единственные, кто приносит доход, в то время, как мы живем на деньги семьи.

Противопоставить было нечего. Но из-за нервотрепки с охотниками патра запретил любые охоты без полностью собранной стаи: в лучшем случае, раз в две недели выпадала возможность завалить какое-нибудь животное. Запасы стремительно истощались, пусть Аоми всего неделю назад забила холодильник под завязку, а семьи не желали выделять лишние деньги, уча экономии. К слову, это помогало подросткам более ответственно относиться к своему кошельку. А пока голодный народ начал стекаться на кухню, занимая всю площадь: Манта уже давно учуяла в их доме членов «Загнанные в угол» в полном составе, но шаман пообещал рассказать, что случилось, за столом.

— Так, я на охоту, — решительно поставила перед фактом Оямада, убедившись, что одной курицей они не накормят столько гостей. Пусть она не доверяла банде, но хозяин дома был спокоен, поэтому волчица решила присмотреться к ситуации. И хотя её тело ещё изрядно болело, а ноги подгибались от слабости, воздухом сыт не будешь. Может, удаться загнать пару зайцев, кабана она сейчас точно не завалит.

— Даже не думай, — махнул рукой один из больших парней, беззаботно садясь прямо на пол. — Мы заказали несколько пицц на всех. Рю, кстати, очнулся, — обратился к шаману. — Выпучил глаза, пытался вспомнить, что произошло. Когда мы ему рассказали, минут двадцать извинялся за всё перед нами. Так что готовься, скоро тут будет. Правда, он всё равно какой-то поникший. Насколько я знаю, всё из-за женщины.

— Аоми, — прошептала Манта и опустила голову. Она почти не чувствовала прайд, и это жутко напрягало. Но еще страшнее было из-за отсутствия хоть какой-то отдачи от ишты и патры. Они практически стали её семьёй.

Рю не заставил себя долго ждать. Как только он показался перед Йо, то упал на колени и начал методично биться головой об пол. Кружки и приборы резко запрыгали по сушилке, намереваясь покончить жизнь самоубийством, и Манта рванула их спасать.

— Простите меня Йо, Манта! Ребята мне всё рассказали, и я сильно виноват перед вами. Никакая одержимость не умаляет моей вины. Всё это лишь значит, что я оказался слишком слабым. Но особенно и виноват перед Амидамару! Ведь я сломал его последний меч, великую память об ушедшем друге!

— Будет тебе, ты не при чём… — только начал дух, как дружный удивлённый крик остановил его речь:

— Стоп!!! Ты видишь Амидамару?! — удивились два друга, во все глаза уставившись на мужчину.

— Ну да, он такой… большой… — неуверенно пролепетал Умэмия и пожал плечами, мол, ничего удивительного.

— Я ведь говорила, Йо, одержимость пробудила скрытые способности. Наш друг стал шаманом, — послышался голос блондинистого командира их дома. Челюсть Асакуры гулко упала на пол. В глазах Рю на секунду промелькнула радость, но тут же угасла, а сгорбившаяся поза главы бандитов даже Манте казалась какой-то неправильной. Но никто и не думал пытаться подбодрить мужчину, потому что любое вмешательство могло навлечь ещё большую депрессию. Но можно ведь схитрить?

— Остаётся тебе, Рю, стать ещё сильнее, чтобы научиться управлять духовной энергией и защитить Аоми, — улыбнулся Йо, видя, как в чужих глазах появился самый настоящий огонь. Умэмия был из тех, кому поставишь цель — и они пойдут к ней, не видя препятствий. И не важно, что было до этого момента.

За шумными разговорами пролетел обед. Довольные жизнью мужчины высыпали на улицу, круглые, как колобки, и развалились на траве, начиная посапывать. Анна под руки вывела двух шаманов на площадку, где обычно тренировались оборотни, решившись на эксперимент. Девушке очень сильно надоело видеть горестные лица мужика и духа, едва ли не рыдающими над осколками меча, поэтому предложила вызвать духа Моске и вселить в тело Умэмии. Кузнец смог бы восстановить меч, а главарь — исправить то, что натворил, пусть не по собственной воле. Манта, которую отправили отдыхать, упрямо наполовину вывалилась из окна, грозясь при малейшем неосторожном движении упасть вниз. Но оставаться одной она просто не могла: беспокойство за стаю возрастало с геометрической прогрессией, всё тело дрожало в предвкушении обратиться и кинуться к дому вожака, который не отвечал ни на звонки, ни на сигналы стайной связи, но и Йо в своём стремлении запереть друга дома был прав — она ещё не восстановила силы в полной мере, а в зловещей тьме леса вполне могли скрываться охотники.

В это время Анна взяла в руки свои бусы и точными движениями установила четыре точки по кругу, а те, указывая стороны света, загорелись каким-то потусторонним пламенем, даже цвет его невозможно было передать. Асакура поспешно объединился с хранителем, готовясь к жаркой встрече, а Рю закрыл глаза и, похоже, пытался освободить разум.

— О духи мёртвых, — звонко заговорила Анна в такт своим бусам, а в воздухе заметно подморозило. Оборотень с удивлением заметила, что выдыхает пар, хотя всего пару секунд назад все изнывали от жары! — Если вы слышите чётки, отзовитесь! Я призываю дух Моске! Иди на мой голос, найди дорогу из мира мёртвых в мир живых! Моске! Вселяю тебя в Умэмию Рю! — итако кинулась вперёд, заводя над мужчиной свои бусы и ударили ими прямо ему в лоб. Главарь аж крякнул от неожиданности и чуть было не упал, когда почувствовал, что контроль над телом захватывает нечто иное. Йо, ощутив чужую панику, начал передавать по связям всё своё спокойствие, чтобы и зрители, и действующие лица оставались на своих местах. Рю расслабился, как мог, чтобы не препятствовать духу в освоении нового тела.

— Амидамару! — неожиданно воскликнул Моске, образовываясь над телом Умэмии. — Ты снова посмел сломать мой меч, ублюдок?! — и с кулаком кинулся на самурая. Тот не стал ждать, когда его покалечат, и тоже кинулся на друга.

— А ты спустя столько лет решился появиться передо мной?!

Мощные кулаки успешно заехали по лицам улыбающихся друзей, которые сквозь искренний смех пытались скалиться, рычать и гневно обзываться. Девушки же ухахатывались с шаманов, которым явно не пришлась по душе горячая встреча их духов.

— Если вы сломали мне зуб, — гневно прошипел Асакура из-под кулака Рю, — я вас обоих запечатаю в унитазе.

В последствии, Моске восстановил меч и успешно упорхнул обратно к Королю духа, пригрозив Амидамару забрать с собой, если вновь сломает несчастный меч. Особенно по такой пустяковой причине, как блок от этого же меча, которым орудовал одержимый непонятный мужик, словно дровосек топором. Уставшие шаманы, валяясь вповалку на пыльной земле, умело игнорировали любые попытки Анны поднять «ленивые задницы», и только яркое свечение на уже давно потемневшем небе заставило их поднять головы. Манта же восторженно смотрела на пролетающую по небосклону комету, которая словно отбрасывала хвост из маленьких, но необычайно ярких звёздочек, которые рассеивались по пустому пространству и заполняли собой темноту. На будоражащий свет из недр дома вышел заспанный Хоро-Хоро, духи сгрудились на крыше, друзья задрали головы, невольно щурясь от особо ярких лучей, и все следили, как комета, против всех ранних законов логики, скрылась за краем горизонта, оставляя после себя ощущение волшебства.

— Красиво было… — прошептала Манта, уронив голову на подставленные руки.

— Время наступило, — торжественно объявила итако и пояснила. — Это была комета Судьбы вместе со своей вечно скрывающейся сестрой Разрушения. Это старт Турнира шаманов. Нам остаётся только быть всегда наготове.

Оямада поняла, что с этого дня всё изменится. Их и не так уж особо спокойный дни окрасятся оттенками волнений, страхов и шумных боёв. Шаманы начинают войну за мир и бросились наперегонки со Смертью.

Турнир Шаманов начинается…

* * *

По венам распространялся страх. Свой или чужой — уже было не понять. Огненный круг не давал ни войти, ни тем более выйти из него, отрезая от спасительного озера, словно в насмешку располагающегося рядом. Крики, полные страха и боли, оглушали чуткий слух, за дымом не было видно лиц врагов, только их несущее смерть оружие. Запах крови заполонял мозг, остекленевшие детские глаза впечатывались в память, словно гвоздь в доску. Вдали послышался предсмертный вопль гепарда, его золотая шкура покрылась жгучим огнём, скрывая полностью когда сильную фигуру.

Где-то в душе полыхнуло огнём, словно в неё пробрался чёртов круг. Пелена ярости сожгла остатки страха и хоть какого-то рассудка.

Огромные лунные крылья закрыли собой ночное небо.