После трех уже поздно (джен)

Примечания:

Ребяттт простите простите простите простите :"с на работе пошла жара во всех смыслах.

Я не забывала о Томе и Тиффани ни на секунду. Надеюсь, и вы по ним соскучились.

Получилось длинновато, но я прям ничего не хочу выкидывать :т Почему-то все казалось важным. Не знаю, может, перечту и сокращу, но пока так

И тут Мэри Леннокс, которая никогда никого не любила, неожиданно для самой себя подумала, как было бы хорошо увидеться с этой птичкой еще.

Френсис Бёрнетт. "Таинственный сад".

Бывает такое состояние — полудрема, вроде спишь, а вроде и слышишь все, что делается вокруг.

Когда они подъезжали к Лондону, Том, упрямо не желавший засыпать, наконец сдался полудреме и находился как бы в двух мирах одновременно: щекой он чувствовал острое плечо Тиффани, на которое решил опереться, затылком — ее пальцы, рассеянно гладившие его по макушке, а еще — сквозняк из неприкрытого окна на водительском сиденье, а еще — запах вечерней свежести, а еще он слышал голоса Кроули и Тиффани прямо над ухом, просто почему-то не хотел отвечать.

“Значит, поедете смотреть тюльпаны”, — сказал Кроули. “Но, пожалуй, уже без меня. Тут поезда ходят, не заблудитесь”. Тут же перед внутренним взором Тома проступил сад дома Реддлов, с уже распустившимися тюльпанами. Значит, уже настало лето? Только почему-то сад был темный и пустой. Калитка распахнута и болтается туда-сюда на ветру, клацает, как челюсть. Щелк. Щелк. “А как вы собираетесь вернуть кольцо?” — это уже Тиффани. Голос у нее низковатый, плавный, и она чуть-чуть картавит. “Вер’нуть”. Том распахивает дверь и заходит внутрь.

Он проходит неосвещенный пустой зал, темный коридор, ведущий в столовую. Все как на черно-белой фотографии, плоское, немое, застывшее. Здесь тоже пусто, но опрокинуто несколько стульев, и ветер треплет занавеску. Холодно. Возле каминной полки — осколки вазы, вода пролилась на ковер. Том делает шаг к камину и понимает, что полка не должна быть такой низкой. Или это он стал выше ростом? “Во дела”, — сказал Кроули. “Мы пытались выяснить, существует ли Элизабет Реддл, а оказалось, что не существует Тиффани”.

В зеркале над камином он мельком видит свое отражение. Полудрема превращается в кошмар.

Как это Тиффани не существует? Как такое возможно — чтобы его Тиффани не существовала?! Это вот поэтому ее здесь с ним нет?! Она же пообещала поехать вместе с ним, она обещала, она что, обманула его, почему он один в этом доме, где все, почему дверь не заперта, почему темно?..

— Тихо, тихо, — сказала Тиффани. Пальцы, трепавшие его макушку рассеянно, на миг замерли, а потом будто потеплели. Том приоткрыл глаза. Он не видел ее лица, только белый накрахмаленный фартук и кусочек платья — синего, как море в спокойный день.

Страшная полудрема кончилась, словно кто-то встряхнул калейдоскоп и сменил картинку, и, когда они уже катили к Гайд-Парк Кресент, Том видел совсем другой сон, чудной, но легкий и беззаботный. Будто он едет в поезде, за окном мелькают какие-то солнечные луга, а вместе с ним в купе собрались биолог, физик (почему-то в черных очках) и математик. “Ну что, Том, снятся ли темным овечкам электроовцы?” — ехидно спрашивает физик. Фраза не имеет никакого смысла, но математик откладывает книгу и потирает подбородок, а потом задумчиво говорит: “Ну, дорогой мой, даже Чжуан-цзы не смог ответить на этот вопрос. Кто кому снится?”. “А ну-ка прекращайте морочить ему голову”, — рассердилась биолог. “Я знаю об овцах все, и вот эта овечка просто очень устала”. “Сама ты овечка”, — хотел было обидеться Том, но тут Кроули резко ударил по тормозам, и он проснулся.

Том зевал во весь рот, когда Тиффани практически насильно умыла его, а потом еще и вручила зубную щетку. Он хотел было протестовать, но девочка сурово сказала:

— Я узнаю, если ты чистил их меньше минуты.

Она поднялась наверх на цыпочках и не ошиблась — Альфред спал. Свет уличного фонаря падал на его безмятежное лицо, тень от крестовины окна лежала поперек одеяла. Тиффани прислушалась и по двум-трем вздохам поняла, что ангел-хранитель сделал свою работу как следует. Рядом, на прикроватном столике лежала деревянная коробка шахмат — следы прошедших сражений, и какая-то книга. Тиффани наклонилась, чтобы прочесть название, но привычные английские буквы вдруг оказались латынью, и она попросила саму себя не забыть уточнить у Альфреда, что же это такое.

Когда, едва держась на ногах, девочка спустилась в свою комнату, то, не зажигая света, ничком легла на неразобранную кровать. День получался какой-то бестолковый и принес больше вопросов, чем ответов, и была еще мысль, которая тревожила ее, как камешек в ботинке. Тиффани вытянула руку в темноте и осторожно дотронулась до носа, потом ощупала лицо, подергала себя за круглые уши, потом не выдержала и бросилась к маленькому зеркалу у окна.

— Я — Тиффани, — злым шепотом сказала она своему нечеткому отражению. — Меня зовут Тиффани Болен, мне тринадцать лет, я ведьма из Ланкра. Я здесь по делу, но я — это я.

Получалось не очень. Отражение смотрело неприязненно и недоверчиво. Неизвестно, что она сказала бы себе еще, если бы кто-то не поскребся в дверь — сперва робко, потом сердито.

— Ты еще не спишь? — поразилась Тиффани. — А ну-ка марш в кровать!

Но Том и не думал никуда идти. Он только зыркнул на нее и отвел глаза. Ему сейчас надо было сказать слова, которые обычно говорят напуганные дети, но он таких не знал и теперь мог только таращиться.

— С тобой посидеть чуть-чуть? — догадалась девочка. Том кивнул.

И больше она не падала от усталости, а с благодарной легкостью поднялась вместе с Томом в его комнату, зажгла ночник, помогла взбить подушку и даже прочла ему пару страниц из "Питера Пэна", пока он не уснул все с тем же уязвленным выражением на лице, — словом, выручила его от неприятных мыслей точно так же, как и он ее.

* * *

Осиротевший магазинчик А. З. Фелла недолго пробыл без крыши над головой. После встречи с Дамблдором Азирафаэль и Кроули дотемна колесили по улицам Лондона, выбирая, какую из них осчастливить. Придирчивый ангел непременно хотел помещеньице на углу перекрестка, чтобы напоминало о былых временах, и чтобы рядом было неплохое кафе, и чтобы в доме ни в коем случае не было больше трех этажей, и чтобы одно окно смотрело на запад, а другое на восток, и чтобы… В конце концов Кроули, которому совсем не улыбалась перспектива и дальше таскать в салоне Бентли коробки и коробочки с книгами, нашел пустующий зал на углу Уилсон-стрит, взглядом проделал недостающее окно на восток и принялся разгружать машину.

— Но здесь четыре этажа, — заметил Азирафаэль. Кроули вытер рукой пот со лба и устало посмотрел на ангела:

— Давай считать твой этаж цокольным?

И теперь лучи утреннего солнца потихоньку ползли к пирамиде коробок и коробочек, пока Азирафаэль, не торопясь, извлекал из нее фолиант за фолиантом, задумчиво вертел в руках, размышлял, какое место лучше всего подойдет этой книге: на столике у окна? В полутемном шкафу, повыше и подальше от детей? На каминной полке?

— Камин подключен к сети до пяти вечера, — сказал Дамблдор, рассеянно листая латинский словарь. — Думаю, этого времени нам хватит. Ваши подопечные случайно не любители поспать подольше?

— Тиффани — самая пунктуальная девочка в Лондоне, — заверил его Азирафаэль. — Что до Тома, то, прочитав письмо моего коллеги, он прискачет сюда быстрее нее.

— Будем на это надеяться… Из того, что вы успели мне рассказать, я вижу, что у этих детей вырисовывается какая-то удивительная судьба, — задумчиво сказал Дамблдор. — Куда бы они не шли, все спешат принять в этой судьбе участие.

— Такое везение — это, как правило, искажение восприятия, находящееся в пределах статистической погрешности. А с другой стороны — ведь и вы не исключение, — улыбнулся Азирафаэль.

— Я не нахожу удовольствия в том, чтобы им быть... Кроме того, нам действительно сегодня по пути, так отчего бы не составить им компанию?

— И посмотреть на пришелицу?..

— Ну, я вижу это несколько иначе, — пожал плечами Дамблдор. — Дети, какими бы они ни были и откуда бы ни появились, в первую очередь должны оставаться детьми, а все остальное — частности. Итак, наша программа минимум — палочка для юной леди. А максимум?

— А максимум вы, конечно, определяете для себя сами, но на месте ребенка, впервые оказавшегося на Косой аллее, я бы ни за что не ушел оттуда, не побывав в кондитерской Шугарплама, — печально вздохнул Азирафаэль. — В то время, когда я мог бывать там не по заданию, эта лавочка была филиалом Рая. Буквально.

— Так вот где кроется секрет рецепта знаменитых “Перышек феникса”! — заинтересовался Дамблдор. — Азирафаэль, не прихватить ли и для вас коробочку? Видите ли, мы с мистером Саламандером встречаемся именно там.

— Мерлин великий, Альбус, — Азирафаэль чуть всплеснул руками, как делал всегда при виде случайных подарков судьбы, — право, не стоит. Уже одно то, что вы согласились, так сказать, вывести их в свет…

Но тут дверь отворилась, и на пороге показался Том, который и в самом деле, как предсказывал ангел, опередил Тиффани на добрых двенадцать шагов (или три прыжка).

— Здравствуйте-мистер-Азирафаэль-добрый-день-сэр, а-это-правда-что-мы-пойдем-в-магазин-волшебных-палочек?

— Истинная истина, — подтвердил Азирафаэль. — А Кроули еще что-нибудь написал?

— Извинялся за то, что перекладывает эту ответственность на вас, — сказала Тиффани, переступая порог. — И попросил нас одеться понаряднее.

Оба они по-своему восприняли этот совет. Рубашек у Тома было немного, и она выбрала самую незаношенную, долго утюжила ее — все лишь для того, чтобы он коварно надел носки в разноцветную полоску. Сама она извлекла из шкафа то, что полагала своим лучшим платьем — ярко-синее, с матросским воротником (в ее представлении одежда была тем наряднее, чем сложнее в ней было работать).

—...Здравствуйте, сэр, — не очень уверенно добавила она, переведя взгляд на Дамблдора.

— Том, Тиффани — доброго вам утра, — весело отозвался тот, поднимаясь с кресла. — Мне про вас немало рассказывали, и только хорошее. Позвольте представиться — Альбус Дамблдор, преподаватель Трансфигурации в Школе чародейства и волшебства Хогвартс.

Тиффани сделала книксен, в необходимости которого на этот раз не сомневалась, а Том смотрел на Дамблдора во все глаза, и в глазах этих читалось крайнее недоверие вперемешку с бесконечной жадностью ко всему, что содержит слово “Хогвартс”.

— Ну, думаю, накинув мантии, вы легко затеряетесь в толпе, — оптимистично заметил Азирафаэль. — На будущее — отправляясь в подобные места, одевайтесь как можно более странно. Для Кроули это синоним к “нарядно”, но магловская мода немного отличается от волшебной. Том — отличный выбор носков, хвалю.

Том ухмыльнулся от уха до уха.

Летучий порох Дамблдор принес с собой в баночке из-под лимонных долек. Он открыл ее, поставил на столик рядом с камином и жестом пригласил Тома и Тиффани заглянуть в нее.

— Похоже на обычный порох, — заметила Тиффани. — Пахнет как зубной порошок.

Том тут же сунул нос в баночку и сердито чихнул.

— Аккуратнее, — предостерег Дамблдор, — это небезопасное вещество. Подробнее о нем вам расскажут на курсе Зельеварения и немного — Истории магии, но пока что вам достаточно знать, что с его помощью можно попасть из одного камина в другой, даже если первый находится в Лондоне, а второй — в Манчестере.

— Ого, как это?! — хором воскликнули Том и Тиффани, которые, несмотря на все чудеса прошедших дней, пока не потеряли благословенную возможность удивляться.

— Секрет фирмы, — сказал Дамблдор. — Рецепт этого порошка сохраняется в тайне уже много веков. А, или вы про техническую сторону вопроса? — чуть усмехнувшись, спросил он.

Рецепт интересовал Тиффани куда больше, потому что ей всегда было любопытно узнать устройство тех или иных вещей, начиная с метлы и заканчивая тостером, но Том ставил результат выше процесса:

— Сэр, его надо будет съесть и тогда перенесешься, куда хочешь?

— Нет-нет, ничего есть не нужно, — успокоил его Дамблдор. — Нужно встать в камин, взять горстку порошка и бросить ее себе под ноги, а потом назвать место, в которое хочешь отправиться — в данном случае это Косая Аллея.

Тиффани покосилась на камин. Только теперь она заметила, что он несколько выше и шире тех, что у нее дома. Пожалуй, такой она видела только в замке барона, отца Роланда. В ее голове промелькнули тревожные воспоминания о госпоже Клацли и о сказках, в которых детишки запихивали ведьм в их собственные печки.

— Но говорить нужно громко и четко, — поспешил добавить Азирафаэль. — Это все равно что писать адрес на конверте, только конвертом являешься ты сам. Сами понимаете, ошибка может дорого обойтись. Ну, кто первый? — и ободряюще поглядел на детей.

Тиффани сосредоточенно потерла нос.

— Я правильно понимаю, что нам с Томом надо будет проделать это поодиночке, сэр? — спросила она Дамблдора.

— Таково правило, — развел он руками. — Но разлука ваша будет очень недолгой.

— Тогда я пойду первая, — решительно сказала девочка. Она подергала насупившегося Тома за рукав, мол, не волнуйся.

— Отлично, — подмигнул ей Дамблдор. — Жду вас на той стороне. Доброго дня, Азирафаэль, и еще раз с новосельем.

Ангел приветливо кивнул ему, и Дамблдор зачерпнул горстку порошка и шагнул в камин (для этого ему пришлось чуть-чуть наклониться), а затем резким движением бросил порох под ноги и сказал:

— Косая Аллея!

В солнечном свете зеленоватое пламя, охватившее камин, было едва заметным, но Том, от любопытства почти залезший туда вместе с Дамблдором, тут же отпрыгнул. Затем заглянул снова — пусто!

— Так вот как Санта это делает, — едва слышно сказал Том. В его картине мира происходил очередной тектонический сдвиг. — Это же не больно? — быстро спросил он Азирафаэля.

— Ничуть, — заверил его тот. — Более того, я тебе страшно завидую. Увидеть это место впервые — это как первая любовь…

Тем временем Тиффани, которая мало что знала о первой любви, забралась в камин с ногами — свод царапал ей макушку — и вытянула перед собой кулачок.

— Смелее, — подбодрил ее Азирафаэль.

Том жадно глядел на нее, не моргая. Тиффани разжала пальцы и громко произнесла:

— Косая Аллея!

* * *

В 1899 году в свет вышла “Волшебная архитектура Англии от Хогвартса до Мунго”, потрясающее исследование Витрувии Смилль, которое, к сожалению, осталось незамеченным — волшебники вообще редко читают что-то кроме практических руководств и художественной литературы. Она была отпечатана прискорбно крошечным тиражом и вскоре канула в небытие; только один экземпляр и спасся в книжной лавке А. З. Фелла. Если вы заглянете в эту книгу, то прочтете, что со времен Годрика Гриффиндора идеалом магической архитектуры были и остаются готические башни и арки, фахверки и высокие крепостные стены — словом, все, чем было славно европейское средневековье. Косая Аллея, протоптанная еще в те времена, когда этот город назывался Londinium, с тех пор не меняла своего рисунка, а последний дом на ней был выстроен где-то в веке двенадцатом. Словно постаревшая красавица, улица упорно следовала стилю, модному в ее юности, и это, надо сказать, шло ей на пользу.

Когда они вслед за Дамблдором вышли из полутемного “Дырявого котла” на яркое солнце, Тиффани, едва проморгавшись, тут же почувствовала себя дома. Перед ней лежала самая обычная улочка в Анк-Морпорке: дома всех возможных оттенков, расположившиеся тут и там, как неровные зубы, пристроенные к ним выпуклые стеклянные витрины, покатые крыши с кое-где провалившейся черепицей, бочки, котлы, метлы, свечные фонари — она даже улыбнулась незаметно для самой себя. Том, вцепившись в ее руку, так и вертел головой по сторонам, не зная, на чем задержать взгляд: на девочке в островерхой шляпе, которая кормила с ладони сову? На матери, которая развлекала малыша в деревянной самоходной коляске, жонглируя серебряными шариками, и всякий раз, оказываясь у нее в руках, они меняли цвет? На толпе мальчишек, все как один в красно-желтых галстуках, взмахами палочек поддерживающих в воздухе огромного бумажного дракона?..

Да что там дракон — а цвета, а запахи! У волшебной выпечки есть ни на что не похожий аромат, и Тиффани даже не умом, а сердцем почувствовала, что где-то в конце улицы готовятся коричные булочки. Гомон голосов, клекот птиц, солнце, отражающееся в пыльных витринах — так они с Томом и стояли, словно Гензель и Гретель на пороге пряничного домика, пока над ухом не раздался спокойный голос Дамблдора:

— Да, в первый раз это всегда впечатляет... По выходным здесь можно попасть на экскурсию, хотя, конечно, лучше всего познакомиться с улицей самостоятельно.

Скучающая блондинка в легкой весенней мантии, которая торговала на углу какими-то сиреневыми фруктами, рассеянно вертела в руках палочку. Том глядел на нее с хищным восторгом, и, не отводя взгляда, спросил:

— Мы здесь вот за ними? Сэр?

— Мы здесь по нескольким делам сразу, Том, — мягко сказал Дамблдор. — В том числе и для того, чтобы раздобыть для твоей сестры палочку, потому что скоро она ей понадобится. Потом у меня должна быть встреча с одним человеком, но посмотреть Косую Аллею мы успеем.

Том обернулся, и на его подрагивающих губах отчетливо читался невысказанный вопрос. Дамблдор чуть наклонил голову:

— В свое время и у тебя будет такая же.

До лавки Олливандера они шли медленно, но, если кто-то слишком долго глазел на глобус Сатурна с подвижными кольцами или клетку с летучими мышами, Дамблдор непринужденно подталкивал его в нужную сторону, и вскоре они были на месте. Скромный домик в три этажа с поблескивающей на солнце вывеской выдвинул в переулок две витрины, полные каких-то продолговатых коробочек. “Делаем волшебные палочки с 382-го года до нашей эры”, — прочла Тиффани и тут же стала вспоминать, что ей рассказывал Альфред про римлян. Том не удержался и провел пальцем по пыльному стеклу витрины — получилась длинная полоса.

Внутри было полутемно и тихо, как в библиотеке. Тиффани подняла голову и увидела, что наверх, сколько хватало света от настенной лампы, уходят полки, полки и полки, забитые этими коробочками. Другая лампа устроилась на пустом прилавке, за которым стояли двое — седой полноватый мужчина с быстрыми, цепкими глазами и бледный молодой человек лет двадцати. Крючковатые носы обоих говорили о несомненном родстве. Дверной звоночек, видимо, прервал их беседу.

— Вот это гости к нам сегодня пожаловали! — воскликнул мужчина, обернувшись, и слегка толкнул молодого человека в бок: — Профессор Дамблдор, да еще и со спутниками? Чем сегодня Олливандеры могут быть вам полезны?

— Доброго дня, Джервейс, Гаррик, — склонил голову Дамблдор. Было видно, что они знают друг друга давно. — Я снова привел к вам своих подопечных. На этот раз палочка нужна вот этой девочке.

Тиффани сделала шаг вперед, и Олливандеры, еще мгновение назад выглядевшие рассеянно, уставились на нее так, что она почувствовала себя под рентгеновскими лучами.

— Так-так-так! — потирая руки, воскликнул Джервейс, торопливо выходя из-за прилавка. — Как зовут девочку?

— Тиффани, — ответила девочка.

— А какая у Тиффани до этого была палочка?

— Это будет ее первая, — сказал Дамблдор. Они с Томом стояли чуть позади, вне золотистого круга от лампы, словно зрители. Джервейс понимающе кивнул, прикрыв свои пронзительные глаза, и, не задавая лишних вопросов, жестом подозвал молодого человека к себе:

— Гаррик, займись-ка. Тебе пора учиться работать с клиентами.

Щупленький Олливандер-младший выбрался из-за прилавка и приблизился к Тиффани, аккуратно переставляя ноги, заглянул ей в лицо, и девочка увидела, что глаза у него не менее зоркие, чем у Джервейса — большие, светлые и очень внимательные, как у совы.

— Здравствуй, Тиффани, — неожиданно приветливо сказал он. — Какой рукой ты держишь ложку?

— Я правша, — ответила Тиффани. — И мне тринадцать, а не пять.

— Будем иметь ввиду! — отозвался Гаррик. — Расставь, пожалуйста локти вот так, — в руках у него из ниоткуда возникла линейка, которую он стал проворно прикладывать к Тиффани, — ага, да, теперь заведи руку за спину — теперь положи в карман — теперь дотронься до носа кончиком мизинца…

Она почувствовала себя то ли на приеме у врача, то ли большой выкройкой, которую приложили к ткани и теперь обводят скрипучим мелом. По телу разливалась приятная легкость, как будто линейка с каждой новой меркой что-то в ней ставила на место. Измерив напоследок расстояние между ушами Тиффани, Олливандер-младший сделал шаг к полкам и провозгласил:

— А теперь попробуем дуб с пером феникса!

— Грубовато, — подсказал Джервейс. — Впрочем, пробуй. Ошибка — мать опыта.

Из коробочки Гаррик извлек длинную деревянную указку, осторожно подал Тиффани и попросил взмахнуть ею. Чувствуя себя немного глупо, она повела палочкой в воздухе. Нет, определенно в магазине торговали чем-то действительно волшебным, а не низкопробным боффо — у палочек на ее родине наконечник часто украшала аляповатая звезда или роза, а здесь чувствовался стиль и вкус. Тоненькая искра повисла в воздухе и растаяла.

— Так-так, — сказал он в точности как Олливандер-старший и потянулся за следующей коробочкой. — Тогда, может быть, вишня и сердечная жила дракона? Девять дюймов, как раз для юной леди.

Но и эта, и три-четыре последующие палочки чем-то не устроили Гаррика, так что Тиффани начала беспокоиться, что процедура затягивается. Стоило этой мысли промелькнуть в ее голове, как следующая палочка, едва оказавшись в ее пальцах, выпустила сноп искр. Том так и подпрыгнул на месте, а Дамблдор и Джервейс понимающе переглянулись.

— Ну конечно! — хлопнул себя по лбу Олливандер-младший. — Граб, волос единорога, десять дюймов. Позволь тебя поздравить, Тиффани — у меня самого грабовая палочка, а они, как правило, выбирают себе волшебника, у которого уже есть дело жизни, и потом изо всех сил помогают ему на этом пути⁽¹⁾. Ты обрела надежную спутницу! — и уже будничным голосом добавил. — Это будет шесть галлеонов.

Не успела Тиффани открыть рот и спросить, что такое галлеоны, как Дамблдор выступил вперед:

— Благодарю вас, Гаррик, — сказал он, опуская руку в карман и извлекая оттуда шесть круглых золотистых монет, которые с легким звоном легли на прилавок.

— Обязательно приходите еще! Вы знаете, профессор, как мы рады вашим подопечным — они делают нам неплохую кассу, — заулыбался Олливандер-младший. — Тиффани, приводи своего брата — кажется, его очередь следующая?

— Спасибо, сэр, — сказала Тиффани, растерянно глядя на палочку, которая теперь, видимо, прочно обосновалась в ее жизни. В другую ее руку уже вцепился Том. — Да, именно так.

Палочка перекочевала в нагрудный карман платья, потому что другого у Тиффани не было. Из магазина она выходила с неестественно прямой спиной.

— Волшебники обычно носят палочки в кармане мантии, это непременная деталь фасона, — объяснил Дамблдор. — Хотя я знал волшебников, которые прятали их в рукаве и даже прическе. В непредвиденных ситуациях это может быть удобно.

— Сколько мы вам должны, сэр? — спросила Тиффани, лихорадочно подсчитывая в уме скопленные карманные деньги.

— А, — сказал Дамблдор. — Что ж, смотрите, как обстоят дела. В Хогвартсе существует специальный фонд, из которого мы оплачиваем палочки и мантии тех студентов, которые не могут купить их самостоятельно. Наш общий друг, которого мы видели утром, регулярно делает тайные пожертвования в этот фонд, что, на мой взгляд, позволяет ему держаться на плаву. Десять галлеонов, которые он сегодня передал мне для приобретения палочки, являются частью очередного пожертвования. Мне известно, — продолжил он, поймав встревоженный взгляд Тиффани, — что определенной суммой денег вы с Томом располагаете, но, боюсь, ты не очень хорошо представляешь себе, каков курс фунта к галлеону…

— У нас есть деньги, сэр, — быстро сказала Тиффани, заливаясь краской.

Не так уж и много, если разобраться. В первые полгода, учась вести бюджет и выбирать на рынке мясо посвежее, она сообразила, в какой ситуации оказался Альфред — стареющий, одинокий, живущий вдали от родных в большом городе. Звучное имя далеко не всегда идет в комплекте с огромным состоянием. Поездка к Реддлам дала ей понять, в чьих руках сейчас находится большая часть этого состояния, но привыкшая жить в скромности Тиффани не могла предположить, что за деревянную указку ей надо будет выложить шесть золотых монет. Да и на что ей было откладывать?

— Не спеши, Тиффани, — сказал Дамблдор. — Сколько денег ты сегодня взяла с собой, например?

— Десять фунтов.

— Отлично, — кивнул Дамблдор, и в этом не были ни тени снисходительности, ни насмешки, — значит, сегодня после разговора с мистером Саламандером мы сможем отправиться в банк Гринготтс и обменять их на два галлеона. Заодно узнаешь, где можно обменять фунты на волшебные деньги.

Вид на Гринготтс открывался прямо из окна кафе, в которое они зашли. Грязновато-белые толстые колонны уходили вверх под причудливым углом, и все-таки конструкция выглядела прочной и внушительной, как многоярусный кремовый торт. Ряд потускневших золотистых букв над тяжелой входной дверью смотрелся почти скромно — видимо, этому банку даже реклама была не нужна.

Тиффани держала в руках палочку так, как будто это было что-то острое. Выглядела она совершенно обычной школьной указкой без рукоятки и лишних узоров, и не было ясно, для чего столько шума. Для себя она решила: хоть ведьме и не полагается держаться за волшебные инструменты (кроме, может быть, метлы), если в местной миграционной службе от нее требуют предъявить палочку, то — пускай. Том, видимо, считал иначе.

— Дай посмотреть, — требовательно сказал он и, не дожидаясь разрешения, протянул руку. Тиффани вопросительно взглянула на Дамблдора.

— На первом уроке Заклинаний вам расскажут, что для работы с волшебной палочкой требуются три условия: воля волшебника, заклинание, произнесенное вслух или про себя и определенное движение кистью руки, — сообщил тот, просматривая меню. — Какая жалость, они убрали из десертов “Янтарные копытца”...

— То есть можно, сэр? — выпалил Том, нетерпеливо дергая Тиффани за рукав.

— Не спеши, — сказал Дамблдор, отложил меню и внимательно посмотрел на Тома поверх очков. — Боюсь, друг мой, что хорошего выхода из данной ситуации не существует. Проблема знакома мне по тем семьям, где одни дети получают палочки раньше других, и проблема эта достаточно серьезная. Видишь ли, Том, палочка Тиффани — инструмент, которым ей предстоит пользоваться всю жизнь. Очень редко и только по важной причине она будет передавать ее в чужие руки, не говоря уж о том, что палочка привыкает к своему хозяину.

— То есть нельзя? — спросил Том, не убирая хищно протянутой ладошки. Выражение его лица не изменилось, только глаза стали заблестели нехорошо.

— Не спеши с выводами, Том, — повторил Дамблдор. — Это инструмент, требующий осторожного обращения и определенных знаний. Занятия по Заклинаниям в Хогвартсе проходят под строгим надзором преподавателя, без которого, думаю, многие из них закончились бы весьма плачевно. На сегодняшний день нужных знаний нет ни у Тиффани, ни у тебя. Я бы решил эту задачу так, — продолжил он, вновь пододвигая к себе картонку со списком десертов. — До того момента, как Тиффани начнет посещать курсы, обзаведется учебником и выучит основные правила безопасности, палочкой лучше не размахивать ни тебе, ни ей.

— А потом, сэр? — спросила Тиффани. Указка в ее ладонях лежала спокойно, но то было спокойствие живого существа, решившего задремать.

— А потом ты сама решишь, как и кому стоит давать пользоваться своей палочкой, — просто сказал Дамблдор. — Сейчас, друзья, нам нужно определиться с другим, более насущным вопросом — какой десерт мы закажем до того момента, как к нам присоединится тот, с кем мы сегодня видимся. Мой голос уходит шоколадной тыкве, хоть сейчас и не сезон. Том, Тиффани?

* * *

Если вы захотите написать письмо своему другу-волшебнику, то, конечно, воспользуетесь совиной почтой (и он сделает то же самое, если захочет написать письмо вам). Однако следует знать, что этот путь не единственный, и на магической половине Лондона успешно существуют и даже процветают два или три почтовых отделения, где можно воспользоваться казенной совой — в том случае, если вам хлопотно содержать собственную, а то и отправить письмо до востребования — в том случае, если адресат находится, например, за океаном.

Одно из писем, полученных вчера Ньютом Саламандером в почтовом отделении на Косой аллее, было отпечатано на настоящей печатной машинке, вложено в строгий конверт со зловещей буквой “М” на печати и предписывало ему явиться на прием в Министерство магии в 10 утра 13 июня. Это письмо он уже сложил пополам и сунул в карман не по сезону теплого пиджака, вольно или невольно готовясь забыть его там на веки вечные. С другим письмом он то и дело сверялся, быстро шагая по улице и высматривая “Кофейню Шугарплама”, и письмо это было от Дамблдора. Руку Ньюта оттягивал тяжелый даже на вид чемоданчик.

Дверь, щедро украшенная разноцветными розочками, была чуть низковата, так что любой посетитель невольно кланялся при входе, и долговязому мистеру Саламандеру пришлось проделать то же самое. Подняв голову, он нерешительно окинул взглядом столики и сразу приметил тот, где его ждут — Дамблдор, серьезная девочка с синим бантом на макушке и мальчик, чей нос и сердито сверкающие глаза едва виднелись из-за стола.

Дамблдор весело махнул ему рукой.

— Простите, профессор, — виновато сказал Ньют, одергивая пиджак и усаживаясь за свободный стул. — Я получил письмо еще вечером, но сегодня глизни проснулись с насморком, и я все утро искал микстуру, а потом обрабатывал их рожки — вы понимаете, это непросто…

— Что вы, Ньют, — добродушно сказал Дамблдор, пододвигая к нему четвертую чашку и кофейник, — ведь известно, что волшебник никогда не опаздывает, а всегда приходит вовремя, тем более когда у него глизни. Мы только успели разделить торт. Вам дольку с вишней или клубникой?

Этот небольшой треугольный торт с восемью вкусами Дамблдор заранее поделил на четыре равные части — Тиффани сперва не поверила, что такое возможно, но это оказалось на удивление просто. Долька несколько утешила Тома, который все еще дулся на тот факт, что ему не полагается своя волшебная палочка. Утешило его и то, что в будущем решение давалось на откуп Тиффани; как видно, он был убежден, что у нее-то может требовать все, что угодно. Том с мрачным удовлетворением уплетал свою дольку и справился почти наполовину, когда явился мистер Саламандер.

— Благодарю, — сказал тот, осторожно наливая кофе в крохотную, почти кукольную чашку. — А ваши друзья?..

— Тиффани и Том, — сообщил Дамблдор, — нуждаются сегодня в кое-какой помощи, которую я с радостью им окажу. Том, Тиффани — почту за честь представить вам мистера Ньюта Саламандера, с которым вы, может быть, уже заочно знакомы благодаря его нетленному труду.

Том выронил ложку и во все глаза уставился на Ньюта. Уже тогда у него была отличная память на имена и факты, так что он тут же сообразил, что смотрит на автора своей настольной Библии. Ньют тоже это сообразил и смущенно потупился — он до сих пор не привык к эффекту, который произвели в магическом мире “Фантастические твари”.

— О, — настала очередь Тиффани складывать паззл, — так, получается, вы…?

— Да, я, — быстро сказал Ньют и уткнулся веснушчатым носом в свою тарелку.

— А глизни — это кто? — с тревогой спросила Тиффани. Страдание любого животного всегда мучило ее, как собственное, даже если о таком виде она слышала впервые. Ей почему-то представились волшебные овцы с рожками.

— Улитки такие, — ответил Том, не упустивший случая блеснуть своими познаниями. — Ядовитые.

— Да-да, верно, — обрадовался смене темы Ньют, — и обрабатывать их рожки бывает, м-м, непросто. Но другого лечения пока не придумали.

— А они у вас где? — спросил Том. — Вы их в банке держите, да?

За этими словами стояло невысказанное “дайте поглядеть”, и Ньют, привыкший расшифровывать чаяния тех, кто по своей природе не способен выражаться ясно, сразу это понял.

— Э-э, не совсем, — замялся он. — Вообще-то держать их в банке нельзя, они начнут беспокоиться, поэтому я завел для них специальное деревце.

Он не стал уточнять, где именно растет деревце, и только задвинул чемоданчик ногой под стол. Том сразу отделил зерна от плевел и уставился на чемодан так, будто хотел открыть его взглядом.

— Других писем вы не получали, Ньют? — спросил Дамблдор.

Ньют поднял голову и печально посмотрел на него, потом медленно потянулся за письмом с буквой “М”. Том и Тиффани уставились на эту букву с сочувствием. Они догадались, что магические власти заинтересовались и мистером Саламандером.

— Прекрасно, прекрасно, — воодушевился Дамблдор, будто только этого и ждал. — Ваш брат посоветовал вам что-нибудь в связи с этим письмом?

— Тесеус постарается присутствовать на слушании, — вздохнул Ньют. — Он попросил меня со всем соглашаться и оставить Пикетта дома.

— Ну, последний совет я бы оспорил, — сказал Дамблдор. — Пикетт стоит двух охранников и одного адвоката. А вот соглашаться или нет — это зависит от того, что вам будут предлагать.

Ньют чуть заметно пожал плечами. Видно было, что тема ему неприятна, разговор этот тревожит, а письмо с буквой “М” он бы радостно забыл в кармане до следующей весны.

— Неделю назад профессор Диппет подал прошение о возобновлении министерских курсов для тех студентов, которые будут обучаться заочно, — сказал Дамблдор чуть громче, и Том с Тиффани поняли, что сказанное касается и их тоже. — Это хорошее и правильное дело, и я его полностью поддерживаю. Более того, я вызвался подобрать кандидатуры на свободные должности преподавателей. Сейчас осталось несколько незакрытых вакансий, и одна из них — уход за магическими существами.

Тиффани увидела, как мелкие веснушки на побледневших щеках Ньюта набрали четкость. Он, напротив, делал вид, что все это не имеет к нему никакого отношения. Дамблдор смотрел прямо на него.

— Ньют, — сказал он. — Выбирая из двух зол, лучше выбрать добро. Но что-нибудь выбрать нужно.

Чувство было такое, будто Тиффани и Том заглянули в кинозал на середине фильма и теперь пытаются понять, к чему этот диалог, что за ним кроется. Что-то, впрочем, подсказывало Тиффани, что Дамблдор неспроста позволил им увидеть этот отрывок.

— Профессор, — спросил Ньют, — кто будет моим нанимателем в том случае, если я соглашусь?

— Министерство, разумеется.

— Не Хогвартс?

— Диппету вы не будете подчиняться даже формально.

— Понимаю.

Они немного помолчали: Дамблдор — доброжелательно, Ньют — удрученно. Молчание прервал Том, упустивший, может быть, детали разговора, но ухвативший суть:

— Сэр, — спросил он, — вы тоже будете в Хогвартсе?

— Нет, Том, — сказал Ньют. — Для студента я, видишь ли, староват.

— А для преподавателя — в самый раз, — сказал Дамблдор. — Примерно в этом возрасте и я начал.

— Вы будете учителем? — уточнил Том, словно не решаясь поверить этой мечте. Он-то уже давно причислил себя к студентам Хогвартса, “настоящим магам”, а теперь, увидев мистера Саламандера, страстно желал и его оставить в своей жизни.

— Мне жаль тебя разочаровывать, — сказал Ньют, — но профессор Дамблдор имел ввиду немного другое. Учитель действительно требуется, но не в Хогвартсе, а в Министерстве.

Видя насупленные брови Тома, Дамблдор пояснил:

— Бывает так, что студент не может приехать в Хогвартс. Болезнь, домашние неурядицы или еще что-нибудь… Такие дети посещают занятия в Лондоне, учатся по особой программе и в отношении знаний немного теряют — если занимаются самостоятельно, конечно.

— Они теряют бесконечно много, — возразил Ньют. — Они не играют в квиддич, не видят башен и подземелий, не видят звезд на потолке Большого зала, они не засиживаются в библиотеке и не плывут на лодке по озеру, они не заводят любимый потайной уголок в глубине замка…

— Я бы на курсы ни за что не пошел, — заявил Том, бросив быстрый взгляд на Дамблдора. — Если нельзя в Хогвартс, учился бы сам.

— Бесспорно, в замке их ждет совсем другая жизнь, — сказал Дамблдор, — но мы сейчас немного о другом. На курсах удается соблюдать баланс между учебным планом и усвоением материала. Группы небольшие, обстановка почти домашняя. Кстати, Тиффани — осенью и тебе предстоит там учиться, если, конечно, обстоятельства не изменятся.

Тиффани вытянулась, молниеносно прокрутила в голове все-все свои обстоятельства и ощутила, что это хорошо, правильно и справедливо. Не судите ее слишком строго — она не знала, что такое квиддич, а звездами и замками ее было не удивить. И еще она только-только начала привыкать к Гайд-Парк Кресент, и у нее был Альфред, а теперь еще и Том.

Ньют поглядел на нее другими глазами, печальными и любопытными одновременно. Семейные обстоятельства всегда таковы, что малознакомым людям неловко о них расспрашивать, поэтому он спросил только:

— На каком ты факультете, Тиффани?

— Факультете, сэр? — и Ньют смекнул, что Тиффани прибыла издалека (что, собственно, было недалеко от правды). На помощь пришел Дамблдор:

— Процедура распределения для поступающих проводится в конце августа, — объяснил он, — в том числе и для тех, кто начнет не с первого курса. Строго говоря, для ребенка бывает полезно знакомиться со шляпой в более сознательном возрасте. Ему хватит ярлыков во взрослой жизни.

Ньют подумал о девочке по имени Лита Лестрейндж и не стал спорить.

Какое бы кино или спектакль ни разыгрывались перед ними, Дамблдор, видимо, решил дать антракт, и до конца чаепития ни словом не обмолвился о вакансии, будто и не заговаривал о ней прежде. Они вскользь обсудили ярлыки, которые навешивают, приклеивают и намертво пришивают факультеты на своих воспитанников (об этом у Тиффани сложилось неопределенное и не очень-то лестное мнение), но о делах больше не говорили.

— Ну, а теперь, — ободряюще сказал Дамблдор, когда они вчетвером выходили из кофейни, — у нас осталось всего одно небольшое дело денежного характера, а там можно и по Косой Аллее прогуляться. Ньют, — спросил он, — могу ли я попросить вас позаботиться о Томе, пока мы с Тиффани будем в Гринготтсе?

Том весь подобрался, не зная, сопротивляться или нет. Дамблдор ему почему-то не нравился, Ньют — нравился, но чтобы идти куда-то, выпустив из поля зрения свою Тиффани? Но тут перед его внутренним взором пронеслись многообещающие чудеса Косой Аллеи, и он решил, что условия приемлемые. В протянутую руку мистера Саламандера Том вцепился с доверием, которого незнакомым людям никогда прежде не оказывал — Тиффани только брови подняла.

* * *

…Шли они в каком-то диковатом темпе, потому что один шаг длинноного Ньюта равнялся трем шагам Тома, но все-таки шли. Ньют утешал себя тем, что обменять скромные фунты на сверкающие галлеоны — дело недолгое, и думал, как бы прервать затянувшееся молчание. С маленькими детьми он прежде дела не имел, поэтому не сразу заметил, что молчание-то уютное. Том шагал рядом, и ему было и свободно и спокойно одновременно: никто не мешал глазеть по сторонам, не тянул руку, не надоедал расспросами, но в то же время был неуловимо рядом. Такой хрупкий баланс между отсутствием и наличием другого в своей жизни был единственной формой взаимодействия, которую он прощал миру.

Мир вокруг был такой, что он не знал, во что впиться глазами.

Они синхронно замедлили шаг, проходя мимо книжной лавки (мысль о магических книгах жгла огнем, но была так нестерпимо прекрасна, что Том старался пока ее не думать), не сговариваясь, переглянулись при виде толпы у палатки наперсточников и все так же молча притормозили у аляповатой вывески “ЗООМАГ”.

— Зайдем? — предложил Ньют. — Заодно присмотрим диетический корм для глизней.

Если бы Том разбирался в своих чувствах, то догадался бы, что аура Тиффани, ее присутствие, ее “привкус” были сродни Ньютовым. В его глазах это была лучшая из рекомендаций, и к этому тянуло. Ничего такого Том не осознавал и поэтому сказал:

— Угу, сэр.

— Можно просто “угу”, — сказал Ньют, и они зашли в лавочку.

В нос ударил терпкий запах шерсти, перьев и рыбьего корма. Отчихавшись, Том увидел, что все не так страшно: лавка была просторная, больше, чем казалась снаружи, дощатый пол чист, а круглые окошки под потолком — распахнуты. Ньют не любил такие места. Торговлю магическими животными в то время не сдерживали никакие законы, кроме нравственного закона внутри владельца магазина, и даже в тех лавках, где продавались только совы, самый ходовой товар, ему было неловко под их пронзительными взглядами. Том, напротив, в три тихих прыжка оказался рядом с клетками и замер, играя в гляделки со всеми совами сразу.

— Нам бы консервированных салатных листьев, — попросил Ньют у хмурой девицы в форменной мантии. — Глизням, я имею ввиду, — зачем-то добавил он. Девица понимающе покивала и скрылась под прилавком.

Где совы, там и мыши — надо же первое время чем-то кормить пучеглазую? Том только взглядом скользнул по этому ящику, а чуть левее увидел то, что, сам того не зная, искал — террариум.

— … И еще рекомендую вот эту мазь, в сезон простуд ее быстро разбирают на глизней, — девица ловко подтолкнула к Ньюту баночку.

— Не токсичная? — уточнил Ньют.

Том опустился на корточки перед аквариумом и прижал нос к стеклу. Вторым ходовым товаром на рынке магических животных были змеи и ящерицы, только часто, очень часто их брали зельевары, и вовсе не для того, чтобы лелеять и любить. Клубок шевельнулся ему навстречу, угадав в нем друга. “Здравствуйте”, — вполголоса прошипел Том. Со змеями он всегда был предельно вежлив. “Как у вас дела?”.

“Плохо”, — ответили ему хором. Слышали когда-нибудь хоровое шипение? “Тесно. Страшно. Прозябаем”. Сказано это было безо всякого выражения, потому что в парселтанге интонаций нет, но Том поджал губы. Все змейки на свете были его подданными, им не позволялось прозябать. Он быстро оглянулся через плечо — девица на него не смотрела. Поскреб ногтем замазку между стеклами, дотронулся до металлических скоб. Покусал губу. “Я могу расшатать стекло”, — наконец сказал он. “Вы уйдете, только не у всех на виду”.

“Справимся”, — был ответ. “Дождемся темноты. Заберешь сейчас одну из нас? Она слишком слаба, чтобы бежать”. Том оглянулся еще раз, а потом перегнулся через стеклянную стенку и преспокойно опустил руку в шевелящийся клубок — будто мячик из крапивы достал, не иначе.

Визит Ньюта и Тома в “ЗООМАГ” обошелся без происшествий, а что уж там происходило после закрытия, явно не имело никакого к ним отношения и потому не заслуживает нашего внимания. Том теперь держал Ньюта не за левую, а за правую руку и шел немного медленнее. Они миновали квартал, когда Ньют, не глядя на мальчика, тихо заметил:

— Том, наверное, будет лучше переложить ее в карман. Ей же неудобно.

Тот посмотрел на него с нечитаемым выражением. Потом, не отводя глаз, поднял руку, и из его рукава в нагрудный карман скользнула тонкая серебристая ленточка.

— Вы все видели, — с вызовом сказал он.

— Точнее, слышал, — сознался Ньют. — И ни слова не понял, но догадался.

Том смерил его оценивающим взглядом, но ничего не сказал.

— Вообще-то они лучше многих, во всяком случае, не забывают чистить аквариум, — вздохнул Ньют. — А все-таки держать их вот так, для зелий… Так что, ночью?

— Угу.

— Салазар в помощь… Слушай, Том, — сказал он совсем другим тоном. — Парселтанг — это ведь твой дар, да?

Том медленно просиял. Ответить, правда, не успел — земля качнулась под ногами.

* * *

Про этот инцидент в “Ежедневном пророке” потом написали, что ничто не предвещало никакого инцидента. Заметка получилась небольшой, всего на одну колонку, потому что свидетелей было полно, но никто толком ничего не увидел, а все-таки совсем ничего не писать было нельзя — взрыв в вестибюле банка Гринготтс дело нешуточное. Ну, а двое свидетелей, которые могли бы рассказать чуть больше, никаких комментариев не дали, как это обычно и бывает.

— А вот, собственно, твои первые волшебные деньги, Тиффани, — весело сказал Дамблдор, когда ящик под окошком кассы выехал вперед. На его дне обнаружились две крупных золотых монеты, и с каждой на Тиффани глядел пузатый дракончик, больше похожий на гусеницу. Она с сомнением взяла их в горсть — нет, в нагрудный карман не поместятся.

— Ты можешь сейчас открыть счет, — посоветовал Дамблдор, поняв ее опасения, — в ячейку можно положить хотя бы и один галлеон, а у тебя целых два.

— Нет, один, — поправила Тиффани и тут же, не отходя от кассы, протянула монету Дамблдору. — Сэр, я верну деньги за палочку в фонд, только не сразу.

Он принял ее, легко кивнув головой, точно знал, что она так и сделает.

“Около двух часов пополудни в банке “Гринготтс” прогремел взрыв. По счастливому стечению обстоятельств, в этот час в главном холле почти не было посетителей, а основной удар пришелся на наружные колонны. Количество жертв уточняется”.

“Почти не было” — это очередь человек в пять, выстроенная по мозаичным звездам на каменном полу. Тиффани уверенно встала за пожилой волшебницей с узлом седых волос на затылке. Осторожно нащупала палочку в кармане (Дамблдор объяснил, что в волшебном мире это что-то вроде документов) и принялась разглядывать хрустальную люстру под куполом. Это солнце отсвечивает в ней, или она и вправду горит при дневном свете?... Потом кто-то встал в очередь за ней, и девочка обернулась через плечо.

“Мотивы также остаются неизвестными. Пресс-секретарь банка Толоберт заявляет, что ничего не пропало, каковое заявление выглядит самонадеянным спустя несколько часов после взрыва, но аврорат уже начал расследование. Ведется опрос свидетелей”.

Опросить Тиффани Болен (или, если угодно, Элизабет Кэтрин Реддл) аврорат не догадался, а зря. Им было бы интересно узнать, что, обернувшись, она столкнулась взглядом с мальчишкой не старше ее. Услышав, что у мальчишки жесткие черные волосы, оттопыренные (почти как у самой Тиффани) уши и россыпь веснушек на острых скулах, они, может быть, вспомнили бы одну из недавних ориентировок. А затравленный и тоскливый взгляд — это скорее лирика, но именно он и врезался ей в память. “Наверное, тоже пришел открывать счет”, — почему-то подумала она. “Фигли мои, до чего же худой. Том и тот потолще будет”. Свидетель номер два, сверкая очками-половинками, тоже глядел на мальчишку, но о чем думал он, останется тайной.

Дама в алой мантии наконец отошла от конторки, на ходу застегивая сумочку, очередь подалась вперед, и Тиффани отвернулась.

“Магическая общественность, настороженная после известий о побеге Грин-де-Вальда, готова связать это происшествие с событиями в Америке, но пока что для таких выводов нет оснований”, — завершала заметку некая Диана Понтикль, словно стараясь донести этот вывод до всех и каждого. Пусть это останется на ее совести. На самом деле произошло буквально следующее: взгляд Дамблдора, направленный на мальчишку, перехватила девушка, почти слившаяся с темным мрамором колонны в углу, а, перехватив, двинулась к центру зала легкими, скользящими шагами. Шаг, еще шаг — странной, прихрамывающей походкой — и вот она уже склоняется к мальчику, длинные темные волосы падают ей на лицо, она что-то торопливо шепчет или шипит ему в ухо, и они медленно выходят из очереди и крадутся к выходу, так старательно не глядя на Дамблдора, что это становится слишком заметно.

Конечно, он хотел дать им уйти — больше того, по всем правилам слежки он должен был это сделать. Если б только их нервы не сдавали так сильно! Пересекая гранитный порог вестибюля, мальчик обернулся еще раз, нашарил лихорадочным взглядом фигуру Дамблдора у стены — и беззвучно исчез.

На том месте, где он только что стоял, одно мгновение дрожало черно-рыжее облако, потом с низким гулом оно рванулось вширь, и вот тогда весь зал как по команде обернулся к выходу — как раз вовремя, чтобы увидеть, как угольный дым ударяет трещинами по белому мрамору, взмывает ввысь и выбивает фонтан стекол в куполе. Медленно, словно во сне, Тиффани подняла голову и увидела, как на нее плавно опускается люстра.

Если верить Диане Понтикль, вес этой люстры стремился к двум тысячам фунтов.

— … Стой! Стой, Том, Мерлин, нельзя! — крикнул Ньют когда они, растолкав толпу, были уже у крыльца Гринготтс, потому что Том рванул было в оседающие клубы пыли — искать Тиффани и уничтожать ее обидчиков, не иначе. Ньют едва успел ухватить его за шиворот, другой рукой выхватывая палочку. — Стой здесь и береги голову, — сказал он голосом, которого нельзя было не послушаться, и Том послушался. “Люмос”, — прошептал Ньют и шагнул внутрь.

Когда кашель перестал драть горло, Тиффани поняла, что лежит на полу и что в нее вцепился кто-то мягкий. Она неловко села, потрогала гудящий затылок и только тут заметила, что все еще держит в кулаке галлеон, аж пальцы свело. Потом услышала, как сразу два голоса ее зовут по имени. “Сейчас, сейчас”, — не то подумала, не то сказала она, машинально поднимаясь и помогая подняться на ноги вцепившейся в нее старушке. Подколотая серебристая коса у той растрепалась и неловко спадала набок, а по морщинистым щекам текли запоздалые слезы. Вот, собственно, и все, что видела Тиффани Болен.

* * *

В книжном магазинчике Дамблдор и Азирафаэль сидели по-турецки прямо на полу в окружении неразобранных коробок. Пили остывший чай, который ангел заварил еще в мирной тишине, до того, как все четверо, перепачканные, ввалились в комнату через камин.

— Ну, это он и есть, все верно, — грустно сказал Азирафаэль, — теперь и вы видели Криденса Бэрбоуна. Приятно знать, что он все-таки жив, но, если он продолжит в том же духе, а он продолжит, это быстро изменится.

— Плохо, что он видел меня, — сказал Дамблдор, покачав в ладонях фарфоровую чашку. — Можно догадываться, как его настраивают против аврората, но теперь ясно, что авроратом этот список не исчерпывается. Да и надо ли настраивать?

Азирафаэль устало прикрыл глаза рукой. День кончался паршиво.

— Ну, пошло-поехало… Боже мой, Альбус, мне ведь сейчас надо в ставку, потом рассылать отчеты, потом по каналам связываться с Кроули, потом… И так жаль, что мы с мистером Саламандером едва успели сказать друг другу пару слов…

Мистера Саламандера — а вместе с ним Тома и Тиффани — Дамблдор отпустил еще с полчаса назад, напоенных чаем и приведенных в относительный порядок. “Мне жаль, друзья, что наше знакомство началось вот так”, — вздохнул он, разводя руками. “Косая Аллея, как видите, поистине удивительное место, и на ней бывает абсолютно всякое”. “Мне все равно понравилось, сэр”, — утешил его Том. Когда он увидел на крыльце невредимую Тиффани, то многое простил этому дню и даже кое-что — Дамблдору. Так и не поняв, нравится ему этот человек или нет, он решил округлять в меньшую сторону. “Будем на это надеяться”, — с оптимизмом сказал Дамблдор и подмигнул ему. “Вы оба увидите ее еще не раз”.

— Так, говорите, с ним была женщина?

— Девушка, — поправил его Дамблдор. — Брюнетка, возможно, кореянка… Ориентировка у вас будет. Я обратил внимание на то, как она двигалась — знаете, Азирафаэль, я могу ошибаться, но это не просто хромота.

…О чем эти двое агентов говорили потом, пусть знают только они, а мы лучше нырнем в лондонскую подземку вслед за Томом, Тиффани и Ньютом. Назад они поехали вместе, потому что Ньют, как выяснилось, остановился совсем недалеко от них, к востоку от Кавендиш-сквер.

Ньют не спускал чемодан с коленей, и его длинные пальцы лежали на замках, будто он боялся, что те нечаянно распахнутся. Том держал в крепко сжатом кулачке "настоящую волшебную деньгу" и никак не мог этому нарадоваться. Тиффани сидела с краю, и, хотя ее руки почти перестали дрожать, стоило ей закрыть глаза, как к ней беззвучно летела сияющая гора хрусталя. В стуке колес их голоса терялись, и они говорили о чудесах, почти не скрываясь:

— Стихийная магия, Тиффани. Это называется “стихийная магия”, — говорил он, виновато улыбаясь своей немного косой улыбкой. — Ты простишь меня за вопрос: ты ведь… никогда не училась колдовать, верно?

— Не так, как здесь принято, — устало ответила Тиффани. Ей не хотелось объяснять.

— Видишь ли, — кивнул Ньют, — обучение заклинаниям заковывает стихийную магию… ну, как набережные заковывают реку, например. Получается что-то вроде огранки, только делается это не для красоты, а для безопасности.

— Обскур, — догадалась Тиффани.

— Там, в Гринготтс, — он неопределенно махнул рукой, — ты оттолкнула этой магией люстру от себя и от той женщины. Будь у тебя за плечами хоть пара курсов Хогвартса, ты бы уже так не могла…

— Так это хорошо?! — подался вперед Том.

Следующей остановкой была Оксфорд-сёркус. В распахнутые двери все шли и шли люди, и Ньют заторопился, поднялся, снова проверяя застежки чемодана и хлопая себя по карманам:

— Хорошего мало, Том… Тиффани, — обернулся он к девочке и сказал с непривычной серьезностью: — Обязательно, непременно учись магии. Ты входишь в опасный возраст. Со стихийной пора завязывать, это плохо кончится. Ты видела сегодня, как это бывает.

И вот что странно — Тиффани бы испугаться хоть сейчас, теперь, когда она в безопасности, но она, вымотанная вчерашним и сегодняшним днем, только откинулась на сиденье.

— А вы приходите на курсы преподавать, — вдруг попросила она. — Я была бы счастлива у вас учиться.

С Оксфорд-сёркус поезд тронулся с задержкой, и они еще долго неловко махали друг другу рукой.

— Увидимся тринадцатого!

— Здоровья глизням! — ни капли не стесняясь пассажиров, крикнул Том. Но мало ли что кричат дети?

— Береги ее! — непонятно усмехнувшись, ответил Ньют. — Держи руку у кармана!

...“Её” Том вынул из кармана уже дома. Он не то, чтобы опасался, что Тиффани или Альфред выставят змею за дверь, просто хотел устроить сюрприз. Эффект удался.

— У нее уже есть имя. Её зовут…, — и тут он издал свистящий длинный шепот. Змея послушно свернулась крендельком на подушке, как бы показывая: вот она я, безобидная и нуждающаяся во всей возможной заботе.

— Мне будет трудно так к ней обращаться, — с сомнением сказала Тиффани. — А как это переводится?

Том задумался. Он никогда прежде не переводил с парселтанга, это было попросту не нужно. Змеи не говорят с людьми. Люди не говорят со змеями.

— Оно означает — “ставшая пятнистой под солнцем”, — неуверенно сказал он. Никаких пятен на ужике не было, и имя к ней не шло. Тиффани засмеялась:

— А как это проще сказать по-английски?

Перед внутренним взором Тома возникло лицо Ньюта: застенчивая улыбка, опущенный взгляд.

— Веснушка?

Так “ее” и окрестили. Тиффани аккуратно взяла змейку в руки. Чем же кормить? Может быть, омлет подойдет? Или сырые яйца? Глядя на то, как Тиффани склонилась над Веснушкой, как бережно ее пальцы касаются серебристой чешуи, Том вдруг дернул уголком рта. Он впервые в жизни чувствовал такое, и не знал, какими словами это выразить, и не знал, что заставляет его говорить.

— Тиффани?

— Да?

— Ты не разлюбишь меня, если я кое-что скажу?

Она уставилась на него.

— Что за ерунда, Том?

— Сначала обещай, что не разлюбишь, — сердито сказал он.

Тиффани осторожно положила Веснушку на кровать, пододвинулась к Тому. Обняла так же бережно, будто он сам был маленькой змейкой.

— Никогда такого не будет. Честное слово.

Он весь как-то сжался и заговорил быстро и даже зло:

— У нас в приюте был мальчик, Билли Стаббс, а у него был кролик… Нет, ты правда не разлюбишь? Правда?..

Примечания:

Помнится, я планировала пристегивать только первый фильм из ФТ, а сама взяла да и привела в фанфик Нагайну. В свое оправдание скажу: ну _очень_ приглянулся ее образ в фильме. Да, нелогично, да, притянуто за уши, да, рушит канон, а все-таки при желании с ней можно работать, да и какой потенциал, хехе Честно говоря, я очень даже вижу, где она могла познакомиться с Томом и какая за этим история

1) Будучи уже признанным мастером палочкового дела, Олливандер потом напишет про граб еще кое-что: например, из этого дерева получаются очень принципиальные палочки.

Вернуться к тексту