До звезды и направо (гет)

Древко разломилось на две части. Волшебная проволока, которая связывает прутья, была повреждена, и прутья выпадали из пучка. Простое репаро тут не поможет, иначе никто бы не носил метлы на техобслуживание. Но ничего, однажды отец учил его чинить метлу, и Драко кое-что помнил из его наставлений. Отец вечно требовал, чтобы он больше времени уделял учебе, еще и с Гермионой сравнивал. В чем-то папаша был прав — знания, как чинить метлу, ему действительно сейчас пригодятся.

Драко представил кабинет отца и аппарировал туда.

В последний раз Драко был тут, когда во время грозы искал Гермиону, но тогда он не решился войти. И вот он стоял там, дрожа от холода в летний день. Пахло затхло, видимо, кабинет давно не проветривали.

Сквозь спертый воздух пробивался запах кожаного отцовского кресла, на котором Драко сидел, когда был ребенком. Где-то тут отцовские большие часы. Его бумаги. Отец вечно был занят. Но иногда он позволял сидеть с ним в этом кабинете, и тогда Драко был по-настоящему счастлив. Драко нащупал кресло и сел.

Если бы не отец, его жизнь сложилась бы иначе! Если бы не отец, он был бы совсем другим человеком! Сколько раз он так думал. Но сейчас, сидя в холодном отцовском кресле, похожем на трон (Драко помнил прекрасно, как оно выглядит) и вдыхая запах из детства, внутри поднималось другое чувство. Драко не хотел ощущать это подавленное чувство. Ненависть к отцу чувствовать не так больно. Не так больно! Ведь отец никогда не вернется. Он не вернется никогда! Его не выпустят из Азкабана. Лучше всего об этом говорило то, что теперь, когда их счета разморожены, часть денег перейдет к нему как к главе семьи. Теперь — главе семьи. А он даже не знает, что делать. Как бы он хотел поговорить с отцом. Спросить его совета. Но их отношения… Они развалились, как развалилась его метла, и простого репаро не хватит, чтобы их починить. Поэтому лучше ненавидеть. И Драко хотел ненавидеть отца. Но чувство, которое поднялось в груди и которому Драко так отчаянно сопротивлялся, теперь нельзя было отрицать. Он любит отца. И он сидел в отцовском кресле и плакал, потому что, как бы больно ему ни было, он его всегда любил.

Когда слезы сменились спокойствием, Драко нащупал ручку ящика в письменном столе и открыл его. Он искал на ощупь среди множества предметов, пока не нашел коробку, где лежали разные отцовские артефакты.

* * *

Вечером Гермиона отправила Драко свежее зелье. Она хотела, чтобы он провел процедуру самостоятельно. Позже она ждала его в гостиной, но Драко не пришел. Книга про мальчика, который не хотел взрослеть, так и лежала нераскрытой на диване — там, где они обычно сидели вдвоем.

Была уже ночь, Гермиона возвращалась в спальню. В комнате Драко была открыта дверь, внутри темно. Впрочем, там редко включали свет. Луна в окне освещала комнату, и, заглянув, Гермиона увидела Драко, сидящего на полу у стены. Она решила зайти. Зажгла свет и обнаружила, что бутылек с зельем стоит нетронутый на столе.

— Ты не нанес мазь. — Гермиона подошла к столу.

Драко повернул голову на звук ее голоса.

— Забыл.

— Забыл?

— Задумался.

— Драко!.. — Она взяла мазь и опустилась с ним рядом. — Закрой глаза.

Гермиона зачерпнула мазь и стала массировать веки.

— Ну вот, готово. Теперь произнеси заклинание.

Драко сделал, как она сказала.

— Ну как?

— Ничего.

— Драко, ты не можешь вот так забыть про свое лечение…

— Я действительно случайно.

Она увидела обломки метлы на полу: прутья в беспорядке лежащие на ковре, покореженная проволока и две части древка. Рядом был брошен моток золотистой проволоки, которой, скорее всего, Драко должен был скрепить прутья.

— Ты не собрал метлу?

— Нет.

— Почему?

— Не хочу.

— Не хочешь чего?

— Собирать метлу!

— Я не о том. Почему ты не хочешь ее собирать, ведь ты так старался?

Драко помолчал, затем сказал:

— Я не знаю, что меня там ждет.

Он боялся?

— Там август. И солнце. И твоя метла. Там прекрасный мир, — сказала она, — который ждет тебя.

Он зло рассмеялся.

— Люди, которые тебя любят, — продолжила Гермиона.

— Никто меня не любит.

— Тебя обязательно кто-то любит. Просто ты пока не знаешь об этом.

Она оглядела его, впитывая каждый штрих. Растрепанные волосы, линию челюсти, родинку на щеке, губы, которые целовала. А потом Драко поднял палочку — свет потух, тяжелые портьеры закрылись. В комнате стало очень темно. Ничего не видно. Сколько ни распахивай глаза — темнота. И страх.

— Вот так я чувствую себя большую часть времени, — сказал он.

Гермиона несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы унять панику.

— У меня все равно никогда ничего не получается, — продолжал Драко.

— С чего ты взял? Ты смог увидеть, ты смог снова полететь, ты попал в команду по квиддичу в школе…

— Но все испортил отец со своими метлами! Все решили, что это он купил мне место. Все испортил отец и… ты. Это ведь ты сказала, что я попал в команду только из-за метел.

Тогда ей действительно казалось, что Драко попал в команду только из-за метел… и…

— Мне жаль, что я это сказала.

О чем она думала? Случайный поцелуй (два поцелуя, которые она не забудет) не мог исправить их отношения. Ей надо идти отсюда. И когда она уже собиралась встать, Драко сказал:

— Мне тоже жаль. Мне жаль, что я назвал тебя грязнокровкой.

Гермиона нащупала его руку. Этот жест стал их личным жестом поддержки. Но теперь Гермиона чувствовала, как его палец скользит по внутренней стороне ладони, и это движение было больше похоже на ласку, чем на дружеское прикосновение. А когда он потянул ее на себя, это всё равно было неожиданно. Неожиданно и невыносимо желанно.

— Я слышу, как стучит твое сердце.

Надо встать с него.

— Оно всегда стучит.

— Оно стучит очень быстро, — Драко коснулся ее. — Очень, очень быстро. Практически выпрыгивает из груди.

Он вел ладонью по ее спине, чувствуя ткань, которая отделяла его от нее. Запустил руку в кудрявые волосы, нащупал палочку. Глухой удар о ковер, куда он бросил ее. Волосы Гермионы рассыпались по его груди. Драко запустил в них ладонь и притянул ее лицо к своему. Тепло и запах ее дыхания, такой личный и такой знакомый, — он знал его, ведь она столько раз склонялась к его лицу, ведь он целовал ее. Дважды. Но тогда он целовал ее не так, как ему хотелось. Стук ее сердца стал рваным. Драко потерся носом о ее нос, чувствуя, как ее губы касаются его. А затем он ее поцеловал. Притягивая за волосы ближе. Показывая поцелуем все, что желает с ней делать. Она отвечала с такой же готовностью.

А потом Драко отстранился. В комнате снова вспыхнул свет. Гермиона зажмурилась.

Драко поднял палочку. Ее поцелуй всё еще ощущался на губах. Грудь наполняли чувства, которые он сам не понимал. В которых пытался разобраться. Привести к логическому знаменателю.

— Конванессе, — произнес он.

— И?

Ее очертания вспыхнули перед глазами.

— Ты красивая.

* * *

Гермиона потянулась к столику; там на цепочке лежал кулон, который вчера был на шее Драко. После, когда он включил свет, то протянул ей кулон и сказал, что теперь он ее.

Ей, конечно, захотелось узнать тут же, что это за кулон, ведь в нем чувствовалась магия. Но сначала они провели процедуру. Затем Гермиона подняла украшение со стола. Это была металлическая сфера с камнем внутри, а в середине камня клубился туман. Гермиона присмотрелась. Воспоминание. Кажется, это воспоминание Драко, потому что она видит его. Он целует девушку.

Да, это его воспоминание. Она точно знает, что это воспоминание его, потому что девушка — это… это она сама. А затем ее засасывает в изображение.

Полная темнота. Сердце снова идёт вскачь, когда она чувствует прикосновение его губ к щеке. Он не целует ее, нет. Губы движутся по лицу, целомудренно, едва касаясь. Изучающе. Каждый миллиметр.

Она тоже хочет почувствовать его лицо. Касается его губами. Вечерняя щетина на щеке. Запах его кожи.

И когда он обнимает ее, в грудную клетку вжимается какой-то предмет. Драко отстраняется. Она скользит пальцами по его груди. Касается горячей от жара его тела цепочки. Кулон.

Ее кожа. Ее ладони на груди. Сколько же у него чувств! Но когда он пытается сформулировать для себя, что именно чувствует, то впадает в ступор. И слова, которые он хочет ей сказать, застревают внутри.

— Ты… — шепчет он, чувствуя, что от ее прикосновений проваливается в туман, — ты мне очень…

Очень нравишься. Очень, очень нравишься. Больше, чем нравишься. Наверное, именно это люди называют тем самым словом. В жизни столько хорошего, которое он просто не видел, как не видел в прошлом ее.

Драко открывает глаза. Темнота не кажется такой тяжелой, как обычно. Он видит Гермиону. Снова.

А затем воспоминание уходит.

Сердце часто стучало, по телу разливалась нега. Если он хотел признаться ей в своих чувствах, то это… это было…

— Что скажешь?

— Это омут памяти?

— Да. Трансфигурированный так, чтобы воскрешать воспоминания двоих. Романтическая безделушка, которую хранят в моей семье. Когда один опускает в омут свое воспоминание, второй, глядя в него, сможет пережить общее воспоминание ещё раз. Помолвка. Первый поцелуй. Рождение ребенка. Рождество. Как будто ты снова там. Так мне рассказывала мама. Я знаю, что у нее есть один такой омут. Этот я нашел у отца в кабинете, — сказал Драко, а потом добавил: — В омут можно заключить только одно воспоминание за раз. Если ты поместишь новое, то предыдущее исчезнет. Ты просто смотришь на камень, вспоминаешь то, что вы пережили вдвоем, и ваше воспоминание появляется в камне. Я думаю, это поможет твоим родителям.

Гермиона взглянула на Драко. Его глаза были направлены на нее, хотя, она знала, что он ее не видит. Ей захотелось броситься ему на шею, поцеловать его…

— Спасибо, — только и смогла проговорить она, а потом заплакала.