Третий деть, первый сын (джен)

Концерт закончился поздно. Впрочем, в этот день всегда и заканчивали поздно — расходиться не хотелось ни ему, ни зрителям, и выматывался сильнее обычного. Эмоции глухо отдавались в голове, рук-ног не чувствовал, как и голоса почти что. На полную, да, отдавался, каждый раз надеясь, что самый главный зритель видит. Или хотя бы слышит.

Давно ведь уже не приходил в сны, вот с тех пор, как Мишка родился, так и не приходит Михаил Юрьевич. М-да. Может, обиделся все же на что-то. Может, решил, что так легче будет — всем. Типа, чтоб Андрей жить стал дальше, перелистнул страницу. Это в его стиле — всегда за других порешать любил. Самоуверенный — не знает, что не так-то просто перевернуть и забыть.

Может, поэтому и выкладывался, докричаться стараясь, переупрямить. Или просто из-за любви. И не надо пошлостей — слишком многомерное это понятие, чтоб его только в одном варианте трактовать.

Впрочем, как бы ни уставал, как бы ни хотелось завалиться в постель, где уже давно сладко посапывала Агата, однако один свой ежегодный ритуал пропустить никак не мог. Осторожно, стараясь не наступать на скрипучие половицы, вышел на террасу. Раньше выходил на улицу, почему-то выйти на балкон казалось недостаточным. Легких путей не искал, да. Сейчас, когда уже пару лет как жили в собственном новом-старом домике (потому и половицы в некоторых местах поскрипывали — аутентичность, понимаешь ли, Агате хотелось сохранить дух дома в некоторых местах), достаточно было тихонько открыть дверь.

Здесь, в небольшом отдалении от Питера, звезды сверкали острее и ярче. Зябко поежившись — в августе ночи уже весьма прохладные, плотнее укутываясь в толстовку, поднял голову, всматриваясь в ночное небо.

— Еще год, Миш, — сказал негромко. — Тебя помнят все также. И любят. Как ты и хотел, продолжаешь жить в наших песнях, историях и сказках. Старых и новых — да, Мишка, все мои новые и твои тоже. Продолжаю строить наш мир. Надеюсь, ты там это знаешь и видишь. И тебе все нравится. А если и не нравится — всегда можешь же завалиться ко мне, сказать все, что думаешь. В общем, с днюхой, Мих!

Сзади внезапно скрипнула половица, заставив Андрея вздрогнуть и обернуться. Растрепанный полусонный мальчик в забавной пижаме с капибарами стоял, переступая босыми ножками — явно холодноват-то пол, и внимательно смотрел на Князя.

— Медвежонок, ты чего? — подошел к нему, на руки взял, прижимая к себе свое драгоценное чадушко. Мишка в ответ крепко обхватил ручками за шею, прижался, головушку на плечо положив:

— Не спится. И ты не спишь. К тебе хотел.

Андрей улыбнулся, поглаживая пушистые темные волосенки. Как интересно устроена жизнь — Михаилу Юрьевичу могло в этом году уже 55 быть, а Михаилу Андреевичу, порой так его напоминавшему, недавно исполнилось 5. Две его вселенные, одновременно и пересекающиеся, и нет.

— Тебе грустно? — внезапно спросил Мишка, отрываясь от папиного плеча.

— Есть немного, — Андрей не стал кривить душой.

— Почему? — медвежонок его, как и его тезка, всегда стремился докопаться до истины.

— Сегодня день рождение у моего друга. — Андрей замолчал, не зная, что еще говорить.

— Тогда надо ему позвонить и подарить подарок! — категорично заявил Мишка, затем покачал головой, словно не понимая, как эти взрослые могут быть такими глупыми. — В день рождение надо веселиться, а не грустить!

— Это сложно, Мишутка, — Князев грустно улыбнулся. — Он улетел от нас на небо.

— На небо? — Миша широко распахнул глаза. — Он умеет летать?

— Умеет, да, — Андрей хмыкнул. — Вот и улетел.

— И не вернулся? — неожиданно тихо спросил сын. А затем совсем уж шёпотом добавил:

— И не вернется?

— Нет, Мишка, к сожалению, это невозможно.

Ребенок притих и снова прижался к нему. Андрей машинально продолжил поглаживать волосенки, думая о своем.

Спустя несколько мгновений Мишка опять встрепенулся:

— Ты поэтому здесь стоишь и смотришь на небо? Хочешь увидеть?

— Очень, — не стал таиться Князев. — Я скучаю по нему.

— Он тоже, — совершенно серьезно сказал детеныш. — И, наверное, он сейчас тоже грустит. Я бы грустил, если бы мой друг был расстроен из-за меня.

— Да? — покосился Князь на этого мудрого не по годам ребенка, чувствуя, как мурашки прошлись по спине.

— Точно! — Мишка был необыкновенно серьезен. — Если друг плачет, я плачу тоже. А еще он тебя видит, пап. И слышит.

— Серьезно? — Андрей не мог не улыбнуться, хотя в глазах уже подозрительно щипало.

— Так мама говорит, — сын кивнул, — те, кто нам дорог, всегда рядом. А друзья же дорогие, понимаешь, да?

— Мама права, — согласился Андрей, обратив при этом внимание, что медвежонок его поеживается. — Знаешь, что…

Он аккуратно поставил ребенка на пол, снял с себя толстовку и, закутав в нее, как в одеяло, снова подхватил на руки, крепко прижимая:

— Поздравим его вместе?

— Давай! — охотно согласился Мишка. — А как его зовут?

— Миша.

— Как меня? — удивился ребенок.

— Как тебя, да. — Андрей легонько щелкнул его по носу.

— Тогда… С днем рождения, Миша! — торжественно и важно сказал медвежонок. И прибавил громким шепотом:

— Папа больше не будет грустить, обещаю!

Андрей улыбнулся — и в самом деле, что-то от этих слов словно разжалось внутри. Печаль из тумана, закрывающего все вокруг, стала легкой дымкой.

Отец и сын постояли еще немного, глядя в ночное небо, потом, заметив, что Мишутка его позёвывать стал, Андрей тихонько рассмеялся и понес свое чадушко в дом — укладывать обратно в постель и рассказывать истории о своем добром друге и его приключениях в мире, полном разных необычных существ.

Стоило только двери тихонько закрыться, скрывая этих двух, как проказник ветер, все это время тихонько прислушивающийся к разговору, словно усмехнувшись, взъерошил траву на лужайке и умчался куда-то далеко, быть может, к далеким звездам, а, возможно, на поиски новых приключений.