Год Крысы. Дороги. Часть 2 (гет)

— Альк! Эй!

Женский голос звучал одновременно и просительно, и недовольно.

— Ну Альк! Только попробуй помереть, скотина.

Этого он уже снести не мог и приоткрыл глаза. Над ним в паре локтей висело осунувшееся лицо Жданы, бледное и сердитое, с синяками под глазами. Заметив движение его век, лицо преобразилось, вспыхнуло радостным удивлением.

— Ну наконец-то! Сколько можно? Старик сказал, ты будешь жить, но не пояснил, гад, во сне или наяву.

— Где мы? — он приподнялся на локте, оглядывая небольшую комнату.

— В доме возле пещер. Эти монахи в пещерах не живут, только молятся. У них тут веска в лесу.

Альк недовольно хмыкнул, с трудом вытягивая ноги под одеялом и шевеля затёкшими руками. Из одежды на нём была лишь незнакомая длинная рубаха.

— Долго я валялся?

— Два дня. Монахи тебя чем-то поили и даже помыли один раз.

— Можно без подробностей?

Он сел и более внимательно осмотрелся. По центру тускло освещённой комнаты стоял стол, вдоль стен — сундуки и ещё одна кровать. Альк предположил, что там проводила ночи Ждана. В углу белела печь, пахло хвоей и хлебом.

— Вот вода, возьми, — Ждана протянула Альку кувшин, который тот жадно ополовинил. — А если наоборот, то ведро в углу.

Он сходил в сторону нужника, опасно качаясь по дороге, вернулся в кровать, лёг и закрыл глаза.

— Эй, опять спать будешь?

— Тихо, дай сосредоточиться…

Альк глубоко вдохнул, прислушиваясь к себе. Ничего. Дар молчал. Пустота… Он тихо выругался.

— Позвать кого-нибудь?

— Нет.

— Старик очень хотел с тобой поговорить. Сам долго тут сидел, но потом мне поручил. Сказал: «Сидеть баба. Звать, когда видун проснуться».

— Где моя одежда? — Альк скинул одеяло и сел.

— На сундуке.

— Подбрось сюда, а то это платьишко мне не нравится…

Ждана передала ему штаны и рубаху, чистые и сухие, и Альк быстро переоделся.

— А сапоги?

— У печи. А что ты собираешься делать?

— Сначала умыться, потом побриться. Ещё бы расчесаться…

В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошёл Файкферш, в сером плаще поверх чёрной одежды.

— О радость, счастье! — воскликнул он, увидев ожившего Алька. — Ты хорошо?

— Нормально, — соврал Альк, которого беспокоило отсутствие дара.

— Альк, очень важно, — старик остановился у кровати, — ты суметь?

— Да.

— Мор и смерть уходить?

— Да.

— Исправить дорога?

— Да, получилось, — Альк натянул сапоги, чувствуя слабость и головокружение.

— Слава путник! — старик вдруг низко поклонился, коснувшись рукой деревянного пола, и Альк сразу вспомнил Рыску, которая сделала то же самое после их с Жаром неудавшегося — благодаря Альку — повешения в Зайцеграде. — Тебя благодарить, кушать, помогать, золото давать.

Глаза Жданы блеснули, но она удержалась от комментария.

— А можно сначала умыться? — настаивал Альк.

— Умыться баня, потом кушать каша. После перерыв надо кушать каша. Твой дар? — старик настороженно глянул ему в глаза.

— Его почему-то снова нет, — Альк не отвёл взгляд и понял, что Файкферш не удивился.

— Изге-Клаш всё вернуть. Ты трогать, я молиться.

— И опять «ураган и водопад»? Я, знаешь ли, не железный.

— Второй раз лучше, — убедительно произнёс старик. — Тише сила, можно брать, сколько надо. Камень тебя уже знать. Не надо голый.

Повеселевший Альк встал, надеясь, что баня придаст ему сил.

— Может, сначала покушаем? — спросила Ждана. — У меня как раз аппетит проснулся. Кажется, заговор из-за моего пи-пи перестал действовать. Три дня от еды воротило…

В животе у Алька печально заурчало.

— Можно.

Старик уважительно наклонил голову.

— Баба друг путника. Баба тоже гость.

— Ну, слава Хольге, — прошептала та.

Старик ушёл, отдав распоряжение обслужить почётных гостей. Альк, как ни прислушивался, почти ничего не понял из указаний, ругая себя за пренебрежение к иностранным языкам. В детстве он, благодаря отцу и наставникам, хорошо овладел ринтарским, языком степняков — средне, а холмогорский изучал через пень-колоду, о чём, конечно же, сейчас жалел. В Пристани языки можно было изучать по желанию, но он предпочитал махать мечом.

Они вдвоём со Жданой с аппетитом поели перловой каши и свежего хлеба, услужливая служанка — улыбчивая и рыжеволосая — принесла им козье молоко, а потом показала, где баня.

— Я первый пойду, — предупредил Альк.

Погода была холодная, но тихая и солнечная.

— А чего это — ты? — возмутилась Ждана.

— Ты все эти дни могла мыться, а я нет, — он оттеснил её от входа в небольшую деревянную баню, но это не помогло.

— Да я чешусь уже! Не стану ждать. Думаешь, меня смутят твои телеса? У нас в веске вообще бани общие были, туда толпой ходили. Не каждая семья, знаешь ли, могла себе позволить отдельную баню.

— Ну тогда спинку мне потрешь, — безразличным тоном заявил Альк, вдыхая чудесный хвойный аромат, идущий из мыльни.

— Ещё чего, — проворчала она. — А веником полуплю с удовольствием. Вон, дубовые висят.

— Нет, я хочу можжевеловым.

Не стесняясь друг друга, они быстро разделись в сенях, где стояла лохань с водой, затем зашли в мыльню, укутанную клубами пара. Альк не успел улечься на дощатый лежак, как к ним заглянул монах, одетый в одни подштанники. В его руке был веник. Что-то сказав по-холмогорски, монах мило улыбнулся и плеснул водой на разогретые камни.

Давно Альк не испытывал такого блаженства... Он знал, что такое виртуоз мыльни — у них в замке хоть и была ванная комната с большой лоханью, отец предпочитал баню, где их с Альком парил специально обученный, вызванный из столицы парильщик, — но до местного монаха ему было далеко.

Согнав с себя семь потов, Альк облился в сенях холодной водой, обернулся в простынь, а затем служанка принесла им гребни, нож для бритья, одежду и два кувшина с горячим, пахучим настоем.

Исподнее было из грубого льна, штаны и рубаха — добротные и по размеру. Вместо камзола его снабдили вязаным из овечьей шерсти жилетом, но больше всего Альк обрадовался вязаным носкам: после долгой ходьбы по лесу в сапогах, хоть и обмотанные тряпками, стопы и пальцы истёрлись до крови.

— Они бы ещё рясу мне притащили, — проворчала Ждана, напяливая льняной сарафан до пят поверх длинных подштанников и рубахи. — Неудобно же.

— А тебе идёт, — сказал Альк, бросая на неё быстрый взгляд.

Волосы у тараканихи были рыжие и кудрявые, стриженные по саврянскому обычаю чуть ниже плеч, фигура — ладная и крепкая, груди — небольшие, пирамидками, предплечья — накачанные, ноги — сильные и ровные, бёдра — узкие. Альк успел заметить у неё на спине пару шрамов.

— Смотри не влюбись, — сказала она, вытирая волосы и искоса поглядывая на него, но Альк уже оделся, взял нож и принялся бриться у небольшого зеркала.

— Ну и рожа у меня, — он оценивающе посмотрел на своё бледное отражение.

— У тебя же кровь горлом шла, — проворчала Ждана. — Надо было наплевать на эти пророчества. Жизнь дороже.

Расчесав влажные волосы, Альк ловко заплёл их в две длинные ровные косички.

— Давай-ка прогуляемся, — сказал он, засовывая за голенище сапога нож для бритья. — Посмотрим, насколько монахи нам доверяют.

— Ну, если ты им действительно помог выправить дороги, они должны тебя на руках носить.

— Вот этого мне как раз и не нужно.

Накинув на себя утеплённый шкурами плащ, он вышел из бани, и Ждана, схватив второй такой же, бросилась следом.

Они направились в сторону холма, где Альк два дня назад пророчил, дошли до пика и осмотрелись. На траве кое-где ещё виднелись следы его крови.

— Как бы эти монахи не захотели проверить, сбылось ли моё пророчество, — задумчиво сказал Альк.

— В смысле? Мы будем тут сидеть, пока эпидемия не закончится? — Ждана с тревогой глянула на него. — А она закончится? Ты не соврал?

— Если даже ты мне не веришь, что говорить о них, — он быстро оглядел окрестности и добавил: — Думаю, река приведёт нас к порту, про который говорил старик.

Ждана проследила за серой, окутанной туманом лентой, убегающей на север, и заключила:

— На реке они нас быстро догонят. Не лучший способ смыться.

— А я не собираюсь убегать. Я просто откажусь от их золота. На кой оно мне?

Над его ухом раздалось сердитое фырканье.

— Ты совсем не думаешь о ближних, путник.

— С золотом нас нескоро отпустят, — убедительно сказал Альк. — Заставят ждать ещё несколько недель, а то и месяцев, чтобы убедиться, что всё обошлось.

Ждана задумчиво прищурилась.

— С золотом я бы и лесом ушла.

— По стране, в которой гуляет чума? Или ты думаешь, она по мановению моего гения вмиг улетучилась?

— Ну, ради золота можно и здесь поторчать, особенно на правах «бабы» почётного гостя.

— А мне надо торопиться. Есть дома дела.

Альк подумал про Рыску и нахмурился, отчего-то вспоминая слова Зофьи: «Если у вас сразу всё криво пошло, то ровно уже не будет...» Криво или ровно, главное, чтобы она была в безопасности. Да и с родителями неясно.

— А если эти монахи потребуют, чтобы ты остался здесь навсегда и пророчил для них? — спросила Ждана. — С видунами у них, похоже, не очень.

— Заставить пророчить? Нет. С путником надо дружить, а то он может мор назад вернуть, и они это знают, — Альк вздохнул, терзаемый переживаниями по поводу пустоты в груди. — Мне нужно понять, что происходит с даром.

— Побеседуй со стариком.

— Угу. Жаль, что он плохо говорит на известных нам языках.

Альк не мог уйти из этого места, не узнав больше о силе камня. Он слышал от наставников о том, что есть зоны, в которых дар пропадает и копится — как, например, под Дланью Сашия, где упокоился ненавистный ему Райлез. Но есть и такие, где дар становится сильнее. Вокруг подобных мест складывали столько легенд, что Альк счёл их пустыми россказнями. Впрочем, он и в «универсальную свечу» раньше не верил, а жизнь заставила.

— Слушай, — радостно напомнила Ждана, — а ведь тот лысый жрец по имени Сулим может пожать тебе руку и узнать, врёшь ты или нет. Пусть проверит и убедится, что ты сказал правду насчёт чумы с холерой — или что тут у них....

— Не выйдет, — отрезал Альк.

— Почему?

— Ты понимаешь, что такое вероятность?

— Более-менее, — призналась Ждана.

— Ни один путник не даст гарантии на сто процентов, что его пророчество сбудется. Да, я выкрутил ворот до нужного пути, но жизнь есть жизнь.

Она разочарованно выдохнула.

— А я-то думала…

— Представь, что завтра какой-нибудь другой путник тоже покрутит ворот и захочет наслать мор на Лесную Холмогорию.

— Но зачем?

— Да откуда я знаю, — раздражённо сказал Альк. — За золото жрецов из Северной Холмогории, например. А может, из-за мести злой тёще, которая выгнала его из дома. Путник может подправить путь, но он не всесилен. Включаются другие факторы.

— За те деньги, что вам платят, вы могли бы работать и получше.

— Получше? — вспылил он. — Да ты знаешь, что это за работа? Думаешь, крутить ворот так легко и приятно?

— Ну, судя по тому, что ты плевался кровищей, это сопряжено с риском — как и любое другое ремесло.

— Ты мне ещё о рисках работы тараканихой расскажи.

— А что, — Ждана вскинула голову, — думаешь, я с детства мечтала стать наёмной убийцей?

— То есть ты всё-таки наёмная убийца, — подытожил Альк, усмехаясь. — Только не говори, что все убитые тобой были плохими парнями.

— Вы тоже не белые и пушистые. Я знаю, что путников учат мечами махать.

— И математике.

— Да-да, и игре на дудуке…

— Именно. Откуда ты знаешь? — удивился Альк.

— Приходилось иметь дело с твоими… коллегами.

— И дипломатии, — продолжил он. — И риторике.

— Намекаешь на то, что тебе не приходилось убивать?

Альк умолк, делая вид, что изучает туманный горизонт.

— Я не собираюсь тебе исповедоваться, просто не сравнивай путника и бандита, — наконец изрёк он после паузы.

Ждана фыркнула.

— Путник — тот же самый бандит, только легальный и идейный. И почти всегда безнаказанный.

— Слушай, — тихо сказал Альк. — Ты присмотрела за мной, когда мне было худо, и поэтому я не стану говорить всё, что о тебе думаю. И ты оставь своё ценное мнение о путниках при себе. Сдаётся мне, один из них тебе не дал, вот ты и бесишься.

Она злобно блеснула глазами.

— А может, наоборот, дал, но слишком сильно?

Альк не ответил, продолжая изучать соседние холмы, поросшие лесом.

— Ладно. У нас одно общее дело — выбраться отсюда, — более миролюбиво заявила Ждана, — но это из-за тебя мы влипли в это дерьмо.

— Ага, и на ваше пиратское корыто я тоже сам залез, — парировал Альк.

— Я тебя туда не тащила. Это идиот капитан решил, что поиск добычи в море можно доверить видуну.

— И поэтому ты меня поила дрянью, от которой с моим путничьим даром до сих пор творится Саший знает что, — он повернулся и окинул её презрительным взглядом. — Послушай, тебя тут точно никто держать не будет. Я договорюсь со стариком, и тебе дадут попутчика до порта. Вали отсюда! И немного золотишка выторгуй.

— Ага, они меня прикопают за ближайшей горой, — съязвила она.

— А если ты так мечтаешь путешествовать в моей компании, то заткнись и делай, что я тебе говорю.

Ждана глянула ему в глаза и вдруг рассмеялась, сминая возникшее напряжение, как лист бумаги.

— По крайней мере, у тебя есть яйца.

— Не буду врать, будто польщён, что ты заметила, — он пошёл назад, в сторону их временного жилища, внимательно рассматривая остальные строения, приютившиеся между деревьев. — Здесь что-то вроде лесной вески. Ты ходила по ней? Знаешь, кто там живёт?

— Нет. Я торчала у твоей постели и гадала, помрёшь ты или нет.

— Спасибо, что не добила, — буркнул он.

— Альк, — она понизила голос, — а зачем ты нож припрятал?

— Чтобы бриться, когда захочу.

— Я тоже привыкла ходить с оружием.

— Понимаю. И ты себе ножик найди.

Вдруг на Алька снова накатила слабость, он покачнулся и тихо выругался.

— Нужна помощь?

— Нет, — он сел на поваленный ствол, потряс головой. — Мне нужно поесть что-то кроме каши. Лучше всего икру лосося, но сейчас не сезон. А ещё мёд и творог.

— Мне бежать выполнять заказ?

Солнце начало пригревать, в воздухе чувствовалось начало весны. Альк сидел сгорбившись и смотрел под ноги на пробивающуюся сквозь старые листья свежую траву.

— Ты спросила, нужна ли мне помощь.

— Сынок богатеньких родителей... Небось голодать не приходилось?

— Пока я был сынком, не приходилось.

— А потом?

— По-всякому. В Пристани кормят так себе, но видун всегда может подзаработать.

— На пари или в карты лохов разводить? — усмехнулась Ждана.

— Это недостойно видуна, он же не проигрывает, — отозвался Альк. — Драться на мечах — да.

— Я с тобой сражусь, когда поправишься.

— Глупое решение, — съязвил Альк, радуясь, что слабость отступает.

— Меня учила самая известная в Саврии тараканиха, — с гордостью призналась Ждана. — Её ни один мужик победить не мог. Правда, с путниками ей драться не приходилось…

— И почему же она с ними не связывалась, как ты думаешь?

— Дар — это не главное. Против него есть мастерство и сила.

— А знаешь, — он вдруг приободрился, — это неплохая идея.

— Хочешь сразиться со мной, да ещё и без дара? Не советую, — она гордо вскинула голову.

— Сразиться? Нет. Прирежу тебя за полщепки, а дальше что? Потренироваться, — он вскочил. — Мне нужно движение, чтобы вернуть форму.

— Для этого и мечей не надо, палки покрепче найдём, и всё. Вон те две подойдут, — она вскочила, сбегала к ближайшему сараю и принесла две палки, напоминавшие древки для грабель. — Ну?

Он с неохотой взял одну, покрутил над головой и вокруг тела, ловко перебирая пальцами, чувствуя, как застоявшиеся мышцы начинают разогреваться, скинул на бревно мешавший движению плащ. Ждана сбросила свой и замельтешила палкой так, что глазами не уследишь.

— Защищайся! — она сделала резкий выпад, который Альк без труда парировал.

Несколько щепок они пытались поколотить один одного, успешно уклоняясь от ударов и распаляясь всё больше. Несколько раз древко стучало о древко, но из рук ни одно не выпало. Альк защищался, Ждана нападала. Вдруг она сделала обманный шаг влево, ловко кувыркнулась по земле вправо, набрасываясь на него из-за спины — вот только его палка как раз крутанулась назад, чиркая Ждану по подбородку — та взвыла, сделала стойку, сердито прищурилась.

— Я делала скидку на то, что ты больной, но больше не буду!

— Мне уже лучше, — он тоже стал в стойку. — Нападай.

Она рванулась в атаку, вскрикивая при каждом выпаде, но все они прошли мимо цели. Альк же раскрутил свою деревяшку и чуть не выбил оружие из её рук. Ждана, едва не упав, сердито прорычала и выругалась.

— Ну как знаешь, бездарный видун.

Альк понимал, чего она добивалась. Соперника надо вывести из равновесия, лучше всего — унизив или разозлив, тогда он наделает ошибок.

— Жалкая неудачница.

— Тощая белобрысая крыса.

— Страшная озабоченная баба.

— Мнящий о себе бездарь.

— Зубоскалящая дура.

— Ерохвостый кобель.

— Жлобная зануда.

Ждана выдержала лёгкую паузу, но быстро исправилась:

— Никчемный кабыздох!

— Корова на льду!

Они немного покружили друг напротив друга и продолжили двустороннюю моральную атаку.

— Бык без рогов и яиц!

— Кривая кочерыжка!

— Никчёмный нахал!

Он поморщился и сказал чуть спокойней, без вызова:

— Как-то скучно и необидно… Слабачка и недотёпа.

— Отморозок и охальник.

— Блудливая пакостница.

Ждана опустила палку и расхохоталась.

— Этому тебя тоже в Пристани учили?

— Нет, это мой талант от природы.

Она перевела дух.

— Ладно, пойдём требовать если не икру, то хотя бы рыбу.

Альк утёр пот со лба, отбросил древко… И чуть не получил палкой по уху — в последний момент присел, подсекая тараканиху снизу. Та ловко сгруппировалась, падая на бок…

— Эй, ой! — раздался мужской крик. — Видун и баба!

К ним спешил незнакомый перепуганный монах в рясе, уже готовый их разнимать, но Ждана вскочила на ноги и улыбнулась, хоть и кривовато.

— Всё хорошо. Спорт, тренировка, — она для верности сжала кулак и подняла согнутую руку, чтобы продемонстрировать бицепс.

Альк изобразил миролюбивую улыбку.

— Всё в порядке, — сказал он монаху.

— Вы это понарошку? — спросил тот.

— Ты говоришь по-саврянски? — удивилась Ждана.

— Да.

— А почему с нами всё время общается старикашка?

Монах с осуждением глянул на неё.

— Преподобный Файкферш — старейшина общины. Будь поуважительней.

— Он меня зовёт видуньей бабой — думаешь, приятно?

— А как тебя зовут на самом деле?

— Ждана. А тебя?

— Солтан.

— А его — Альк.

— Это я и так знаю.

— Ты так чисто говоришь, — Ждана воспряла духом, — ты из Саврии или бывал там?

Монах скинул капюшон и продемонстрировал свои светло-русые косички.

— Вырос в Саврии, но после войны отец переехал сюда.

Альк молчал и слушал, а Ждана сыпала вопросами.

— Твой отец торговал с холмогорцами?

— Нет, он был мольцом, но разочаровался в саврянских молельнях и в итоге оказался здесь.

— А чем здесь лучше?

Солтан помедлил с ответом.

— Здесь вера чище и нет лицемерия. А ещё здесь есть Изге-Клаш.

— Я думал, этот камень действует только на путников, — вмешался Альк.

— Не только. Путникам он даёт дар пророчить и видеть дороги, мольцам — читать в людях правду или неправду, а избранным — видеть воспоминания.

Альк с сомнением глянул на монаха, его добротную рясу и ухоженные руки.

— А тебе?

— Я всего лишь помогаю общине. У меня нет дара, в отличие от моего отца. Он был избранным.

— Он умер? — спросила Ждана.

— Погиб в пещерах.

— От чего?

— Заблудился.

— Они такие огромные?

— Дело в том, что их иногда заливает вода, и тогда часть пещер становится непроходимыми. Возможно, он зашёл слишком далеко, чтобы помолиться, и…

— Сочувствую, — неожиданно мягко сказала Ждана.

— Это было три года назад, но я постоянно молюсь за него. Он ушёл по лучшей дороге в лучшее место.

Альк внимательней присмотрелся к Солтану: невысокий средних лет мужчина, худой и зеленоглазый, как большинство саврян, излучал добропорядочность и смирение. Он был гладко выбрит, а светлые косы носил до пояса.

— А где ты рос в Саврии? — Альк дипломатично перевёл разговор в новое русло.

— В Крокаше, у южных ворот. У деда была гончарная мастерская, но её в прошлую войну сожгли ринтарцы. Все мои родные погибли, пока мы с отцом воевали и сжигали ринтарские вески, — Солтан поморщился. — Не люблю об этом вспоминать, хоть те грехи давно замолены. А вы откуда?

— Я человек земли, — заявила Ждана, очевидно, не в первый раз скрывая таким образом свои корни.

— Я вырос в столице, — слегка приврал Альк, не желая рассказывать о родовом замке, — но учился в Пристани. В Ринтаре.

— Понимаю, — сказал монах. — Где — не имеет значения, потому что у путника нет расы.

— Я видун.

Солтан пожал плечами.

— Обученный видун лучше, чем путник.

Альк не стал подтверждать неочевидное, а Ждана поинтересовалась:

— Почему это?

— Свободней и честнее. Видуну не нужно выполнять приказы и зависеть от общины. Не нужно работать там, куда пошлют.

— Но ты тоже зависишь от общины, — возразила она монаху.

— Я добровольный помощник и служу здесь в память отцу. Я могу уйти в любой момент, но не хочу. Путники же должны служить не менее десяти лет — правильно, Альк?

Тот кивнул, не желая вдаваться в нюансы. Путник мог стать наставником, а затем членом общины. Он мог быть воином или дипломатом. Служить при наместнике или тсаре, влияя на политику тсарства.

— Скажи, Солтан, почему у вас нет видунов? — спросил Альк.

— Их губит камень, — ответил монах, глядя ему в глаза. — Большинство не выдерживают первого раза.

— А второй выдерживают?

— Мало кто решается на второй раз. Видуны уходят, потому что камень и даёт, и крадёт.

— Что это значит? — Альк нахмурился.

— Вокруг Изге-Клаша на несколько вешек дар засыпает, а потом пробуждается, если камня коснуться. Во время ритуала.

— А просто коснуться недостаточно?

— Нет, нужна молитва, причём от старейшины. А что, Файкферш попросил тебя снова пророчить?

Альку не терпелось узнать дороги близких ему людей, но не ценой своего здоровья. Они дошли до очередного холма и остановились у обрыва с видом на реку.

— Просто интересно. Я раньше не встречал таких камней.

— Камней? Похоже, Изге-Клаш единственный в своём роде, — монах гордо поднял голову, — упоминаний о подобных камнях никто больше не слышал.

— К вам не ходят паломники? Путники? Представители Пристани?

— Зачем?

— Чтобы изучить камень, конечно.

Солтан засмеялся.

— Думаешь, он всем открывается? Вовсе нет. К нам не раз приходили наставники из местной общины, но, кроме головной боли, ничего не получили.

Ждана, не пропустившая ни одного слова, решила вклиниться в разговор.

— А я уже хочу домой. Нам дадут сопровождение — в знак благодарности Альку за его пророчество? — она с тоской глянула на север, где река делала живописный изгиб.

— Я ничего здесь не решаю, но, думаю, Файкферш вам поможет, — Солтан вздохнул. — Приятно встретить соотечественников и поговорить на родном языке.

— А ты не можешь меня немного обучить местному языку? — вдруг спросил Альк.

— С удовольствием. Когда?

— Да прямо сейчас. Я хочу знать основные фразы: приветствие, прощание, название еды, одежды и оружия.

— Оружия? — удивился монах.

— Я не хотел бы пропустить общий клич: «За мечи!», — сыронизировал Альк. — Вода, нужник и баня — тоже пригодятся.

— И я буду учиться, — заявила Ждана.

— Хм, — монах смерил её оценивающим взглядом. — А ты с каких слов хочешь начать?

— С частей тела. И с нецензурных, — с вызовом ответила она.

Альк фыркнул и невольно улыбнулся, вспоминая, как давал Рыске урок саврянского народного.

— Файкферш сказал, что три дня тебе нужно отдохнуть, — сказал Солтан Альку. — Можем использовать это время с пользой. Я буду учить вас холмогорскому, вы мне расскажете последние новости из Саврии.

— Савринтара, — поправил его Альк.

— Я слышал, — монах удивлённо поднял брови. — Нам привозят депеши с последними новостями. Мы не отрезаны от мира, как какие-то отшельники. И что же у вас там происходит?

И вот теперь, сидя на холме после второй встречи с камнем, он дрожал от холода, снедаемый тревогой и ужасом.

Рыска была в опасности. Он смог повернуть ворот, чтобы отвести от неё беду, но так и не понял, что именно происходит. Она точно была не в школе и даже не в Саврии. Отец ей не помог, потому что его не было рядом. Алька душила злость — но не на отца, а на самого себя.

Зачем он его послушался? Зачем решил скрыться на время, поверив, что Хаскили, как обычно, всё уладят? Зачем отправил Рыску в школу и поехал в тот дурацкий портовый город ждать у моря погоды? С чего решил, что охота на него не будет ей угрожать, если они на время расстанутся?

Он ощутил её неуверенность и отчаяние, но не понял, чем оно было вызвано. Но больше всего ему не понравился браслет на её руке. Давно потерянный браслет Исенары, подаренный ему тсаревной в благодарность за доставленное письмо…

Интуитивно чувствуя, что от браслета исходит опасность, Альк осторожно крутил ворот, ища для Рыски надёжную дорогу, но нашёл лишь ту, по которой ей придётся не идти, а бежать.

Голова почти не болела, но дар был снова испит до дна. Альк знал, что сегодня уже не сможет увидеть ни свою дорогу, ни дорогу родителей, и игра в кошки-мышки с камнем ему не нравилась.

— Немного подождать и снова камень. Я молиться. Ты нам снова помогать дороги, — попросил Файкферш.

Альк не стал возражать — в конце концов, старику необязательно знать, о чём там Альк собирается пророчить. Если ему придётся так своеобразно «кормиться» даром — что ж, он готов. Главное, достичь нужной цели.