Снейп-купидон поневоле (гет)

После библиотечных бдений в Запретной Секции, Рон впал в состояние мрачной ревности, граничащей с отчаянием. Он избегал Гарри и Гермиону, отвечал на их вопросы односложно и проводил большую часть времени, либо играя в плюй-камни с Дином и Симусом, либо жалуясь Джинни на «этих двоих, которые совсем с катушек съехали». Джинни, будучи девушкой наблюдательной и не лишенной проницательности, лишь загадочно улыбалась и говорила, что «иногда самые странные пути ведут к самым интересным открытиям». Рона такие философские изречения бесили еще больше.

Гарри и Гермиона, в свою очередь, чувствовали себя неловко и немного виноватыми перед Роном. Они пытались с ним поговорить, объяснить, что ничего «такого» между ними нет, но Рон был непробиваем. Их вынужденное сближение, инициированное Снейпом, давало трещину в их троице, и это было печально.

Сам Снейп, видя эту картину — Поттер и Грейнджер, ставшие еще более «синхронными», и Уизли, дующийся в углу — испытывал смешанные чувства. С одной стороны, ему доставляло некоторое извращенное удовольствие наблюдать за разладом в «золотом трио». С другой — его бесило, что его наказания не приносят ожидаемого эффекта унижения и страданий для Поттера. Наоборот, Поттер и Грейнджер, казалось, становились только… сильнее? Устойчивее? Это было невыносимо.

Нужно было что-то более радикальное. Что-то, что выставит их в самом нелепом свете перед всей школой. Что-то, что заставит их пожалеть о своей «слаженности». И Снейп, как всегда, нашел способ.

Это случилось на уроке зельеварения, посвященном изучению влияния лунных фаз на нестабильные эликсиры. Снейп решил провести демонстрацию нового экспериментального зелья, которое он назвал «Эликсир Эмпатической Резонансности», или, для краткости, «Зелье Симпатии». По его словам, это зелье должно было временно усиливать эмпатическую связь между двумя людьми, позволяя им лучше понимать чувства и настроения друг друга. «Весьма полезно для дипломатических переговоров или… для разрешения семейных ссор», — добавил он с ледяной усмешкой, которая не предвещала ничего хорошего.

— Поскольку для чистоты эксперимента нам нужны два субъекта, которые уже имеют… определенную историю взаимодействия, — Снейп обвел класс своим фирменным взглядом, от которого у всех, кроме, пожалуй, самых отмороженных слизеринцев, по спине пробежал холодок, — я думаю, кандидатуры мистера Поттера и мисс Грейнджер подойдут как нельзя лучше. Их… э-э… взаимопонимание уже стало притчей во языцех.

Гарри и Гермиона переглянулись с ужасом. Опять они. Ну конечно.

— Подойдите, — приказал Снейп. — Не бойтесь. Побочные эффекты минимальны. Если, конечно, зелье сварено правильно. А я, в отличие от некоторых, — он бросил выразительный взгляд на Гарри, — редко ошибаюсь.

Он налил в два маленьких бокала по несколько капель прозрачной, слегка флуоресцирующей жидкости.

— Выпейте. И постарайтесь сосредоточиться на своих… эмпатических ощущениях.

Гарри и Гермиона с обреченным видом выпили зелье. Вкус был нейтральным, немного мятным.

Первые несколько секунд ничего не происходило. Они стояли перед классом, чувствуя себя подопытными кроликами.

— Ну? — нетерпеливо спросил Снейп. — Поттер, вы ощущаете глубокое сочувствие к тяжелой доле вашего профессора, вынужденного терпеть вашу некомпетентность?

Гарри открыл рот, чтобы сказать что-то вроде «Нет, профессор, я ощущаю только желание, чтобы этот урок поскорее закончился», но вместо этого… он вдруг почувствовал острую, почти физическую волну… смущения. Чужого смущения. Он посмотрел на Гермиону. Она стояла, густо покраснев, и теребила край своей мантии. И Гарри понял — это ее смущение он чувствует. Так сильно, будто это его собственное.

А потом он почувствовал еще кое-что. Легкую, но настойчивую… симпатию. Направленную на него. От нее.

Он ошеломленно посмотрел на Гермиону. Она тоже смотрела на него, и в ее глазах читалось такое же изумление. И… такая же симпатия.

— Что… что происходит? — прошептал Гарри, чувствуя, как его собственное сердце начинает биться чаще.

— Я… я не знаю, — так же шепотом ответила Гермиона. — Я чувствую… твое удивление. И…

И тут Снейп, видя, что его «эксперимент» явно идет не по плану (он-то ожидал, что они начнут чувствовать взаимное раздражение или скуку, что было бы логично, учитывая их «дружбу»), решил вмешаться.

— Поттер, Грейнджер, — его голос был полон плохо скрываемого злорадства, — поскольку вы, очевидно, настолько переполнены… эмпатией… друг к другу, что не можете вымолвить ни слова, я предлагаю вам небольшой тест. Я задам вам несколько вопросов. А вы, используя свои обострившиеся эмпатические способности, должны будете ответить на них… хором. И абсолютно честно. Любая попытка солгать или уклониться от ответа приведет к… непредсказуемым последствиям для зелья. И для вас.

Он явно что-то задумал. Что-то очень коварное.

— Итак, вопрос первый. Мистер Поттер, что вы на самом деле думаете об интеллектуальных способностях мисс Грейнджер?

Гарри почувствовал, как его рот открывается против его воли. Одновременно он ощутил волну тревоги и… надежды, исходящую от Гермионы.

— Она… она самая умная, самая блестящая и самая потрясающая ведьма, которую я когда-либо встречал! — выпалили они хором, их голоса слились в один.

В классе повисла гробовая тишина. Даже Снейп на мгновение опешил. Это было… слишком. Слишком искренне. Слишком… похоже на правду.

— Хм, — Снейп быстро оправился. — Весьма… предсказуемо. Вопрос второй. Мисс Грейнджер, что вы на самом деле думаете о храбрости и… э-э… лидерских качествах мистера Поттера?

Гермиона почувствовала, как ее щеки горят. Она ощущала волну смущения и… гордости, исходящую от Гарри.

— Он… он самый храбрый, самый самоотверженный и самый вдохновляющий человек, которого я знаю! Он настоящий лидер, даже если сам этого не осознает! — снова хором, снова в унисон.

Рон, сидевший за своей партой, издал звук, похожий на стон умирающего гиппогрифа. Он закрыл лицо руками. Это было невыносимо.

Снейп, однако, не унимался. Его глаза недобро блестели. Он явно нащупал «болевую точку».

— И, наконец, вопрос третий, — он сделал паузу, растягивая слова. — Мистер Поттер, мисс Грейнджер, ответьте честно: испытываете ли вы друг к другу… нечто большее, чем просто дружеские чувства?

Это был удар ниже пояса. Гарри и Гермиона замерли. Они почувствовали, как их сердца одновременно ухнули куда-то в пятки. Паника, страх, смущение, надежда, отрицание — целый коктейль эмоций захлестнул их, смешиваясь в один невыносимый, но абсолютно синхронный поток.

Они посмотрели друг на друга. В их глазах читался немой вопрос: «Что нам делать?!»

Но зелье не давало им выбора. Их рты открылись сами собой.

— ДА!!! — прозвучало на весь класс, громко, отчетливо и… абсолютно хором.

В следующую секунду в классе воцарился такой хаос, какой не снился даже Пивзу в его лучшие дни. Ученики ахнули, захихикали, кто-то уронил котел, кто-то присвистнул. Рон издал глухой вопль и сполз под парту.

Гарри и Гермиона стояли, как громом пораженные, их лица были цвета перезрелого томата. Они только что, перед всем классом, под влиянием снейповского зелья, признались друг другу… во всем.

Сам Снейп выглядел так, будто только что проглотил не просто жабу, а целую стаю василисков. Такого он точно не ожидал. Он хотел унизить их, выставить на посмешище их «дружбу», а вместо этого… он невольно устроил им публичное признание в любви! Это было… это было катастрофой! Для его планов. Для его нервной системы. Для его веры в предсказуемость человеческой глупости.

— Молчать!!! — взревел он, его голос перекрыл шум в классе. — Тишина!!!

Класс нехотя затих, но возбужденные перешептывания и смешки продолжались.

Снейп испепеляющим взглядом посмотрел на Гарри и Гермиону, которые, казалось, вот-вот провалятся сквозь землю от стыда.

— Поттер! Грейнджер! — его голос дрожал от ярости. — Вон из моего кабинета! Оба! Немедленно! И чтобы я вас больше… никогда… не видел… вместе… на моих уроках… с этими… вашими… эмпатическими резонансами! Двадцать очков с Гриффиндора! Нет, пятьдесят! За… за нарушение всех мыслимых и немыслимых правил приличия и… и за полное отсутствие самоконтроля!

Гарри и Гермиона, не говоря ни слова, пулей вылетели из кабинета, сопровождаемые гулом и смехом одноклассников.

Они бежали по коридору, не разбирая дороги, пока не оказались в каком-то пустынном, заброшенном закутке на седьмом этаже. Здесь они остановились, тяжело дыша, и посмотрели друг на друга.

— О, Мерлин, — простонал Гарри, закрывая лицо руками. — Это… это был самый ужасный момент в моей жизни.

— Я… я не могу поверить, что мы… что мы это сказали, — прошептала Гермиона, ее голос дрожал. — Перед всеми…

Они молчали несколько минут, пытаясь прийти в себя. Стыд, смущение, неверие… и что-то еще. Что-то, что заставляло их сердца биться с бешеной скоростью.

— Но… — Гарри наконец поднял голову и посмотрел на Гермиону. — То, что мы сказали… это… это была правда? С твоей стороны?

Гермиона посмотрела на него, ее глаза были полны слез, но в них светилась какая-то новая, робкая решимость.

— Да, Гарри, — тихо сказала она. — Это была правда. А… а с твоей?

Гарри глубоко вздохнул. Все маски были сорваны. Все тайны раскрыты. Скрывать что-либо было уже бессмысленно.

— Да, Гермиона, — так же тихо ответил он. — Это была правда.

Они снова замолчали, глядя друг на друга. И в этой тишине, после всего ужаса и унижения, которое они только что пережили, родилось что-то новое. Что-то хрупкое, нежное и… настоящее.

— И что… что теперь? — прошептал Гарри.

Гермиона пожала плечами, на ее губах появилась слабая, неуверенная улыбка.

— Я… я не знаю, Гарри. Наверное… наверное, теперь мы… мы пара? По вине Снейпа?

Гарри не мог не улыбнуться в ответ. Это было так абсурдно. Так нелепо. Так… по-снейповски.

— Похоже на то, — сказал он. — Самая странная история любви в истории Хогвартса. Благодаря нашему любимому профессору зельеварения.

И тут они оба рассмеялись. Смеялись до слез, до колик в животе. Смеялись над абсурдностью ситуации, над коварством Снейпа, над собственной неловкостью. И этот смех был освобождающим. Он смывал стыд, растворял смущение, оставляя только… облегчение. И какую-то новую, еще незнакомую радость.

Когда они немного успокоились, Гарри взял Гермиону за руку. Ее пальцы были холодными, но он почувствовал, как они доверчиво сжались в его ладони.

— Знаешь, — сказал он, глядя ей в глаза, — а ведь Снейп, наверное, сейчас рвет и мечет. Он хотел нас унизить, а вместо этого…

— …сделал нас самой обсуждаемой парой в Хогвартсе, — закончила за него Гермиона, ее глаза блестели. — И, возможно, самой счастливой. Хотя и самой неловкой.

Они стояли так еще некоторое время, держась за руки, наслаждаясь этим неожиданным, выстраданным моментом счастья. Мир вокруг них, казалось, замер. Даже звуки Хогвартса стали какими-то приглушенными, далекими. Были только они. И это новое, удивительное чувство, которое расцвело между ними благодаря цепочке абсурдных случайностей, инициированных человеком, который меньше всего этого желал.

Рон, когда наконец выполз из-под парты и пришел в себя, был в шоке. Он слышал все. Он видел все. Его лучшие друзья… они… они действительно… того. И признались в этом перед всем классом. Это было… это было слишком. Он чувствовал себя преданным, опустошенным и… почему-то немного глупо. Неужели он был так слеп? Неужели он ничего не замечал?

А Снейп, в своем кабинете, действительно рвал и метал. Он ходил из угла в угол, как тигр в клетке, проклиная Поттера, Грейнджер, Дамблдора, это идиотское зелье и всю вселенную в целом. Его план провалился. С треском. С оглушительным, унизительным треском. Он хотел разлучить их, а вместо этого… он их соединил! Это было невыносимо. Это было… иронично. До тошноты.

Он еще не знал, что это далеко не конец. Что его «случайности» еще сыграют свою роль. И что эта «пара», созданная его же руками, еще не раз заставит его скрипеть зубами от злости и… возможно, от чего-то еще. Чего-то, что он никогда бы не признал даже самому себе.