Снейп-купидон поневоле (гет)

Воздух в подземельях всегда был особенным. Смесь сырости, застарелой пыли, едва уловимых ароматов экзотических (и зачастую отвратительных) ингредиентов для зелий и, конечно же, концентрированного сарказма, который, казалось, въелся в сами камни стен кабинета Северуса Снейпа. Для большинства учеников Хогвартса урок зельеварения был еженедельной пыткой, сравнимой разве что с прослушиванием лекций профессора Биннса после бессонной ночи. Для Гарри Поттера это было нечто большее — персональный ад, где дьявол носил черную мантию и обладал талантом превращать любую, даже самую невинную ошибку, в повод для публичного унижения.

Шел шестой год обучения, и Гарри наивно полагал, что уж к этому-то времени он должен был бы выработать иммунитет к яду Снейпа. Как бы не так. Каждое занятие начиналось с замиранием сердца и заканчивалось с чувством глубокого, почти экзистенциального облегчения.

Вот и сегодня класс, затаив дыхание, наблюдал, как профессор Снейп, подобно гигантской летучей мыши, скользил между рядами котлов. Его темные глаза, лишенные всякого намека на теплоту, методично сканировали работу студентов. Он остановился возле котла Невилла Лонгботтома, чье зелье приобрело тревожный оттенок болотной тины и испускало запах, напоминающий о давно забытых носках тролля.

— Лонгботтом, — протянул Снейп своим фирменным ледяным тоном, от которого у Невилла немедленно затряслись поджилки. — Если вашей целью было создать универсальное средство для отпугивания всего живого в радиусе мили, то вы, несомненно, на верном пути. Впрочем, боюсь, это не совсем то, что требовалось для Умиротворяющего бальзама. Минус десять очков Гриффиндору за попытку отравить весь класс.

Невилл съежился, а его лицо приобрело цвет, близкий к его зелью. Рон Уизли, сидевший рядом с Гарри, тихо фыркнул, но тут же заткнулся, поймав на себе мимолетный, но полный презрения взгляд Снейпа.

Гарри старался быть как можно незаметнее, что было довольно сложно, учитывая его статус «Избранного» и шрам в виде молнии, который, казалось, служил для Снейпа персональным маячком. Он тщательно измельчал корень валерианы, стараясь следовать инструкциям на доске до последней запятой. Рядом с ним Гермиона Грейнджер, как всегда, работала с сосредоточенностью и точностью опытного алхимика. Ее бальзам уже приобрел нужный перламутровый оттенок и источал легкий аромат лаванды и ромашки.

— Идеально, как всегда, мисс Грейнджер, — прошипел Снейп, проплывая мимо их стола. Его голос был лишен всякой похвалы; скорее, это была констатация раздражающего факта. — Ваша патологическая потребность быть лучшей во всем, безусловно, похвальна. Если бы только она не сопровождалась столь же патологическим всезнайством.

Гермиона покраснела, но не от смущения, а от сдерживаемого возмущения. Она поджала губы и еще яростнее принялась помешивать свое безупречное зелье. Гарри бросил на нее сочувственный взгляд. Он-то знал, каково это — быть мишенью для снейповских шпилек. Впрочем, Гермиона, в отличие от него, обычно отделывалась лишь словесными уколами. Снейп, казалось, считал ее слишком незначительной, чтобы удостаивать полноценной травли, как Гарри. Для него она была просто «раздражающей гриффиндорской выскочкой».

— Поттер! — рявкнул Снейп так неожиданно, что Гарри подпрыгнул и едва не выронил нож. — Вы намерены превратить корень валерианы в пыль или все же соблаговолите добавить его в котел до конца столетия?

Гарри торопливо ссыпал измельченный корень в свой котел. Зелье предательски булькнуло и приобрело цвет застиранной солдатской портянки. Сердце Гарри упало.

— О, превосходно, — протянул Снейп, склоняясь над котлом Гарри с выражением крайнего отвращения на лице. — Какая уникальная интерпретация рецепта. Вместо Умиротворяющего бальзама мы, кажется, получаем Эликсир неконтролируемой тревожности. Десять очков с Гриффиндора за вашу неизменную способность портить даже самые простые зелья, Поттер. Ваш отец, несомненно, гордился бы таким… талантом.

Это был удар ниже пояса, как и всегда, когда Снейп упоминал Джеймса Поттера. Гарри стиснул зубы, чувствуя, как внутри закипает привычная ярость. Он уже открыл рот, чтобы возразить, но Гермиона незаметно ткнула его локтем в бок.

— Не стоит, Гарри, — прошептала она, не глядя на него, но ее голос был тверд.

Гарри сглотнул гневный комок. Она была права. Спорить со Снейпом — все равно что пытаться потушить пожар бензином. Это лишь доставит ему удовольствие и приведет к потере еще большего количества очков или, что хуже, к какому-нибудь особо изощренному наказанию.

— Мисс Грейнджер, — Снейп перевел свой взгляд на нее, и в его голосе прозвучала опасная шелковистость. — Поскольку ваш партнер по столу, очевидно, не способен отличить пестик от собственной головы, возможно, вы просветите его, на какой стадии он допустил свою… очередную фатальную ошибку?

Гермиона выпрямилась.

— Профессор, Гарри просто…

— Я не спрашивал вашего мнения о его умственных способностях, мисс Грейнджер, — перебил Снейп. — Я спросил, где он ошибся. Или ваша хваленая наблюдательность отказывает, когда дело касается ошибок вашего… друга?

Последнее слово он произнес с таким ядом, будто оно было ругательством.

Внутренне Гарри кипел. Он ненавидел, когда Снейп втягивал Гермиону в их перепалки. Она всегда старалась его защитить, и это только усугубляло ситуацию.

— Я думаю, — начала Гермиона, тщательно подбирая слова, — что он добавил сушеные листья крапивы на две секунды раньше, чем следовало, и, возможно, температура огня была чуть выше необходимой на этапе добавления сока прышиння.

Снейп изогнул бровь.

— Возможно? Какая неожиданная неуверенность, мисс Грейнджер. Неужели вы сомневаетесь в своей непогрешимости?

— Я не говорила, что непогрешима, профессор, — твердо ответила Гермиона, хотя ее щеки снова залил румянец.

— Я просто анализирую возможные отклонения от стандартной процедуры.

— Весьма похвально, — процедил Снейп. — Пять очков с Гриффиндора за попытку выгородить Поттера. И еще пять — за излишнюю болтливость.

Он выпрямился, окинув класс победным взглядом.

— Остальным — продолжать работу. И постарайтесь не брать пример с некоторых особо одаренных индивидуумов.

Остаток урока прошел в гнетущей тишине, нарушаемой лишь бульканьем зелий и редкими едкими комментариями Снейпа. Гарри, скрепя сердце, под чутким, но молчаливым руководством Гермионы, кое-как довел свой бальзам до состояния, которое хотя бы отдаленно напоминало требуемое. Оно все еще было мутноватым и пахло скорее сырым подвалом, чем лавандой, но, по крайней мере, не грозило взорваться.

Когда наконец прозвенел звонок, ученики со скоростью наскипидаренных гиппогрифов бросились к выходу. Гарри, Рон и Гермиона были среди последних.

— Ненавижу его, — пробормотал Рон, когда они оказались в относительно безопасном коридоре. — Просто ненавижу. Почему он так к тебе цепляется, Гарри?

— Наверное, это его хобби, — мрачно ответил Гарри, потирая виски. — Или он получает от этого какое-то извращенное удовольствие.

— Он просто невыносим, — поддержала Гермиона, ее голос все еще дрожал от сдерживаемого гнева. — Снимать очки за то, что я пыталась помочь! И за "излишнюю болтливость"! Это же абсурд!

— Для Снейпа это норма, — вздохнул Рон. — Главное, что мы пережили еще один урок. Пойдемте обедать, я умираю с голоду. Надеюсь, сегодня пудинг.

В Большом Зале, за гриффиндорским столом, напряжение немного спало. Гарри, Рон и Гермиона обсуждали домашнее задание по Трансфигурации, предстоящий матч по квиддичу и последние сплетни. Гарри заметил, как Гермиона нет-нет да и поглядывала на него с беспокойством.

— Ты в порядке? — тихо спросила она, когда Рон увлеченно рассказывал Симусу Финнигану о какой-то особо сложной комбинации Квоффла. — Снейп сегодня был особенно… язвителен.

Гарри пожал плечами.

— Привычное дело. Не обращай внимания. Главное, что ты не пострадала из-за меня.

— Но это несправедливо! — вспыхнула Гермиона. — Он не имеет права так с тобой обращаться только потому, что… ну, ты знаешь.

Она имела в виду давнюю вражду Снейпа с Джеймсом Поттером.

— Знаю, — кивнул Гарри. — Но что я могу поделать? Драться с ним на каждом уроке? Тогда меня точно исключат.

Он усмехнулся.

— Хотя иногда очень хочется.

— Гарри! — укоризненно посмотрела на него Гермиона, но в ее глазах мелькнула понимающая искра. Она, как никто другой, знала его импульсивный характер. И она, как никто другой, всегда была рядом, чтобы удержать его от необдуманных поступков. Их дружба была для Гарри одной из немногих констант в его полной опасностей и неожиданностей жизни. Он ценил ее ум, ее поддержку, ее временами занудную, но такую нужную правильность. И он никогда, ни на секунду, не задумывался о ней в каком-либо ином ключе, кроме как о своей лучшей подруге, почти сестре.

Гермиона, в свою очередь, видела в Гарри не только «Мальчика-Который-Выжил» или символ сопротивления Темному Лорду. Она видела обычного парня, отчаянно нуждающегося в дружбе и нормальной жизни, парня, который нес на своих плечах непосильную ношу. Она восхищалась его храбростью, его верностью, его способностью оставаться добрым, несмотря на все, что ему пришлось пережить. И она тоже никогда не рассматривала их отношения под каким-либо романтическим углом. Рон — да, Рон был… другим. С ним были неловкие моменты, непонятные чувства, странное притяжение, которое то вспыхивало, то угасало. Но Гарри? Гарри был Гарри. Надежный, верный, предсказуемый в своей непредсказуемости друг.

* * *

В своем кабинете, погруженном в полумрак, Северус Снейп проверял эссе по свойствам лунного камня. Каждое коряво написанное предложение, каждая орфографическая ошибка, каждая нелепая теория вызывали у него гримасу брезгливости. Особенно его раздражали работы гриффиндорцев, полные энтузиазма и начисто лишенные логики.

Он отложил очередное сочинение, принадлежавшее, судя по всему, кому-то из младших Уизли (почерк был столь же неаккуратным, как и мысли), и устало потер переносицу. Дамблдор, конечно, умел находить ему «интересные» задания. Защищать Поттера. Обучать этих безмозглых болванов. Терпеть их присутствие в своем подземелье.

Мысли Снейпа неизбежно вернулись к последнему уроку. Поттер. Одно его имя вызывало во рту привкус желчи. Наглый, самодовольный, точная копия своего отца. И эта Грейнджер, его вечная спутница, его рупор разума и ходячая энциклопедия. Раздражающая всезнайка, которая, тем не менее, была одной из немногих в этом сборище тупиц, кто действительно обладал мозгами. Хотя ее слепая преданность Поттеру сводила на нет все ее достоинства.

Снейп фыркнул. «Умиротворяющий бальзам». Какая ирония. Ничто, связанное с Поттером, не могло быть умиротворяющим. Только хаос, неприятности и постоянное напоминание о прошлом, которое он так отчаянно пытался похоронить.

Он и не подозревал, что его обычная, повседневная ненависть к Гарри Поттеру и снисходительное презрение к Гермионе Грейнджер вскоре запустят цепочку событий, настолько абсурдных и непреднамеренных, что даже видавший виды профессор зельеварения был бы удивлен. Если бы, конечно, он обратил на это хоть какое-то внимание, выходящее за рамки его профессиональных обязанностей и личной неприязни.

А пока в Хогвартсе царили тишь да гладь. Ну, почти. Если не считать обычных школьных будней, мелких ссор, домашних заданий и, конечно же, вездесущей желчи профессора Снейпа, которая была такой же неотъемлемой частью замка, как движущиеся лестницы или говорящие портреты.

Именно эта желчь, эта неиссякаемая злоба, направленная в первую очередь на одного нескладного темноволосого юношу со шрамом, должна была стать невольным катализатором самых неожиданных перемен в жизни Гарри и его лучшей подруги. Но об этом они, как и сам Снейп, пока даже не догадывались. Они просто жили своей обычной жизнью, где худшим событием дня мог стать проваленный урок зельеварения.

Как же они ошибались. Впереди их ждало нечто гораздо более… интересное. И гораздо более неловкое.

На следующее утро за завтраком в Большом Зале отголоски вчерашнего урока зельеварения все еще витали над гриффиндорским столом, словно невидимый, но весьма ощутимый призрак. Рон Уизли с энтузиазмом, достойным лучшего применения, намазывал джем на третий тост, одновременно продолжая вчерашний монолог.

— …и вот он такой, знаешь, Поттер, вы просто бездарность, Поттер, ваш отец тоже был бездарностью, только в квиддиче почему-то летал как бог, а не как бездарность, Поттер! — Рон активно жестикулировал намазанным тостом, рискуя забрызгать джемом всех в радиусе метра. — Честное слово, Гарри, я не понимаю, как ты его терпишь. Я бы уже давно… давно… ну, не знаю, что-нибудь бы с ним сделал!

Гарри, ковырявший вилкой свою яичницу-глазунью с видом человека, размышляющего о тщете всего сущего, лишь неопределенно хмыкнул. «Что-нибудь сделать» со Снейпом обычно заканчивалось для «делателя» очень печально. Например, отработками до конца семестра в обществе самых отвратительных слизней Снейпа или, как вариант, потерей такого количества очков факультета, что даже Дамблдор бы задумался о целесообразности дальнейшего существования Гриффиндора.

— Рон, пожалуйста, не размахивай едой, — кротко попросила Гермиона, отодвигаясь от него на безопасное расстояние. Она уже успела съесть свою овсянку, просмотреть заголовки «Ежедневного Пророка» (ничего интересного, кроме очередной статьи о «неопровержимых» доказательствах существования морщерогих кизляков от Ксенофилиуса Лавгуда) и теперь сверялась со своим безупречно составленным расписанием. — И Снейп не говорил, что отец Гарри был бездарностью в квиддиче. Он просто… намекал на общую некомпетентность. В его обычной, прелестной манере.

— Да какая разница, как он это сказал! — возмутился Рон, откусывая огромный кусок тоста. — Смысл-то один! Он просто ненавидит Гарри!

— Это мы давно усвоили, Рон, — вздохнул Гарри. — Новость дня, право слово. Давай лучше сменим тему. Что у нас сегодня первым уроком? Только не говорите, что опять зелья. Моя психика может не выдержать два дня подряд.

— Трансфигурация, — ответила Гермиона, сверкнув глазами. — И у нас сегодня важная тема: неодушевленная трансфигурация между видами. Очень интересно! Я вчера прочитала дополнительную главу об этом в «Руководстве по трансфигурации для продвинутых волшебников».

Рон издал звук, средний между стоном и хрюканьем.

— О, Мерлин, только не это. Опять твои «дополнительные главы». Гермиона, иногда мне кажется, что ты получаешь удовольствие от зубрёжки.

— А тебе, Рон, не мешало бы иногда заглядывать хотя бы в основные главы, — невозмутимо парировала Гермиона. — Может, тогда твоя чайная чашка не превращалась бы постоянно в злобного хомяка с тремя хвостами.

Гарри усмехнулся. Споры Рона и Гермионы на учебные темы были таким же привычным фоном их жизни, как скрип доспехов Пивза или жалобы Почти Безголового Ника на отсутствие полноценного обезглавливания.

Урок Трансфигурации с профессором МакГонагалл действительно оказался глотком свежего воздуха после удушающей атмосферы снейповских подземелий. Строгая, но справедливая, Минерва МакГонагалл умела объяснить самый сложный материал так, что даже Невилл умудрялся превратить свою пуговицу в более-менее приличную булавку (хотя и слегка погнутую). Гарри, хоть и не был гением трансфигурации, как Гермиона, вполне справлялся с заданиями, и к концу урока его спичечный коробок почти убедительно изображал из себя черепашку. Почти. Левый глаз у черепашки подозрительно косил, а панцирь отливал перламутром спичечной этикетки, но это был определенно прогресс.

— Неплохо, Поттер, — заметила профессор МакГонагалл, проходя мимо его стола. — Немного больше концентрации на финальной стадии, и будет почти идеально. Пять очков Гриффиндору.

Гарри расплылся в улыбке. Пять очков! После вчерашних потерь на зельях это было сродни выигрышу в лотерею.

Рон, чья черепашка больше напоминала сплющенный комок грязи с приделанными ножками, лишь тяжело вздохнул. Гермиона, разумеется, уже создала идеальную копию небольшой болотной черепахи, которая деловито пыталась уползти с ее парты.

После обеда их ждал урок Защиты от Темных Искусств, который в этом году, к всеобщему удивлению и облегчению, вел кто-то относительно вменяемый — бывший аврор, чье имя Гарри постоянно забывал, но чьи уроки были на удивление практичными и полезными. Во всяком случае, он не пытался наложить на них Непростительные заклятия и не носил на затылке лицо Темного Лорда. Мелочь, а приятно.

Казалось, день складывается на удивление удачно. Но, как известно, в Хогвартсе, особенно когда ты Гарри Поттер, удача — явление крайне нестабильное и капризное. И обычно ее портил один и тот же человек.

Вечером, когда троица расположилась в уютном уголке гриффиндорской гостиной, пытаясь осилить домашнее задание по Чарам (сочинение на тему «Этимология и практическое применение заклинания Алохомора в различных культурах»), в комнату ворвался взъерошенный Дин Томас.

— Гарри! Тебя Снейп ищет! — выпалил он, тяжело дыша. — Сказал передать, что ждет тебя у своего кабинета. Срочно. И выглядел он… ну, как обычно. То есть очень зло.

Сердце Гарри ухнуло куда-то в район пяток. Снейп? Срочно? Это не предвещало ничего хорошего. Абсолютно.

— Что ему опять от меня нужно? — простонал Гарри, откладывая перо. — Я же вроде ничего не взрывал сегодня… пока.

— Может, он просто хочет пожелать тебе спокойной ночи? — с сарказмом предположил Рон. — Или обсудить последние тенденции в мире моды на мантии?

— Очень смешно, Рон, — проворчала Гермиона, обеспокоенно глядя на Гарри. — Иди, Гарри. Лучше не заставлять его ждать. Мы тут пока… ну, мы подождем.

С тяжелым сердцем Гарри поплелся в подземелья. Каждый шаг отдавался гулким эхом в пустынных коридорах, и чем ближе он подходил к кабинету зельеварения, тем сильнее становилось предчувствие неминуемой катастрофы.

Снейп действительно ждал его у двери. Скрестив руки на груди, он смотрел на Гарри так, будто тот был особо неприятным насекомым, случайно заползшим на его безупречно чистый пол.

— Поттер, — начал он без предисловий, его голос сочился ядом. — Я только что имел… удовольствие… проверять вчерашние Умиротворяющие бальзамы. Ваш, как и ожидалось, представляет собой квинтэссенцию некомпетентности. Однако, не это привлекло мое внимание.

Гарри напрягся. Что еще? Неужели его бальзам не просто плох, а еще и радиоактивен?

— Я заметил, Поттер, — продолжал Снейп, растягивая слова, — что ваше понимание теоретических основ зельеварения находится на столь же плачевном уровне, что и ваши практические навыки. Что, впрочем, неудивительно, учитывая вашу наследственность.

Гарри стиснул кулаки. Опять его отец. Ну конечно.

— Посему, — Снейп сделал театральную паузу, явно наслаждаясь моментом, — чтобы хоть как-то компенсировать пробелы в вашем, мягко говоря, скудном образовании, я назначаю вам дополнительное задание. Эссе. На тему «Этические дилеммы и исторические прецеденты использования безоара как универсального противоядия: критический анализ».

Гарри моргнул. Эссе? Это… неожиданно. И даже как-то… обыденно. Он ожидал чего-то похуже. Чистки котлов без магии. Перебирания дохлых тараканов. Написания панегирика Северусу Снейпу.

— Объем — не менее трех футов пергамента, — добавил Снейп, и злорадная ухмылка тронула уголки его тонких губ. — Использовать не менее десяти различных, желательно малоизвестных, источников. Сдать завтра утром, до завтрака.

Вот оно. Подвох. Три фута. Десять малоизвестных источников. До завтра. Это было практически невыполнимо.

— Но, профессор! — вырвалось у Гарри. — Это же…

— Это приказ, Поттер, — отрезал Снейп. — Или вы предпочитаете отработку? Могу предложить вам пересчитать чешуйки на хвосте недавно пойманного украинского железнобрюха. Думаю, это займет у вас примерно столько же времени, сколько и написание эссе, но будет куда менее полезно для вашего… интеллекта. Если таковой имеется.

Внутренний монолог Гарри состоял из непечатных выражений, которые он никогда бы не осмелился произнести вслух. «Он издевается. Он просто издевается! Это месть за вчерашнее зелье! За то, что я просто существую!»

— Я… я напишу, профессор, — с трудом выдавил он, чувствуя, как его захлестывает волна безнадежности.

— Превосходно, — Снейп одарил его взглядом, полным презрения. — Не смею вас больше задерживать, Поттер. Уверен, ваши… друзья… уже заждались своего героя. Можете идти. И постарайтесь не перепутать библиотеку с совятней по дороге. Хотя, для вас, возможно, разница невелика.

Развернувшись на каблуках, Снейп исчез в своем кабинете, оставив Гарри одного посреди холодного коридора, с ощущением, будто на него только что вылили ушат ледяных помоев.

Вернувшись в гриффиндорскую гостиную, Гарри рухнул в кресло с таким видом, будто только что сразился с василиском.

— Ну что? — тут же подскочил к нему Рон. — Что этому упырю было нужно?

Гарри пересказал им суть своего «дополнительного задания». Рон побагровел от возмущения.

— Три фута? Десять источников? До завтра?! Да он спятил! Это же нереально! Он не может так поступать! Это… это… — Рон задохнулся от нехватки подходящих эпитетов.

Гермиона, напротив, нахмурилась и закусила губу, ее мозг уже заработал на полную мощность.

— Безоары… Этические дилеммы… Исторические прецеденты… Хм, это довольно узкая тема. Найти десять *малоизвестных* источников будет непросто. Особенно за одну ночь.

— Непросто? — переспросил Гарри. — Гермиона, это невозможно! Я провалюсь! Он специально это сделал, чтобы я не справился!

— Успокойся, Гарри, — Гермиона положила руку ему на плечо. В ее голосе, как всегда в критических ситуациях, появились стальные нотки. — Мы справимся. Вместе. Прямо сейчас идем в библиотеку. Рон, ты тоже идешь, будешь помогать искать книги по каталогам.

— Я? — Рон выглядел так, будто ему предложили добровольно пойти на ужин к Арагогу. — Э-э-э… А может, я лучше тут… буду морально поддерживать? Или принесу вам бутербродов?

— Рон! — строго сказала Гермиона. — Это важно. Гарри нужна наша помощь.

Рон вздохнул, но спорить не стал. Дружба есть дружба, даже если она включает в себя ночные бдения в библиотеке над скучнейшими фолиантами.

Библиотека мадам Пинс в вечернее время была оазисом тишины и запаха старых книг. Троица заняла стол в дальнем углу, и Гермиона немедленно погрузилась в каталоги, бормоча себе под нос названия разделов: «Редкие противоядия», «История зельеварения: спорные случаи», «Медицинская этика в магическом мире».

Гарри чувствовал себя совершенно беспомощным. Он понятия не имел, где искать эти «малоизвестные источники». Для него даже «известные» источники по зельеварению были темным лесом.

Рон, пролистав пару пыльных томов с названиями вроде «Таксономия магических грибов Запретного Леса» и «Сто один способ использования слизи флоббер-червя (включая кулинарные)», быстро заскучал.

— Слушайте, я, наверное, не очень тут полезен, — прошептал он виновато через полчаса. — Я только мешаюсь. Может, я пойду проверю, не осталось ли в Большом Зале тыквенного сока? А то от этой пыли в горле першит.

Гермиона оторвалась от толстенного справочника и одарила его таким взглядом, что Рон сжался.

— Ладно, иди, — вздохнула она. — Но если найдешь что-нибудь по безоарам в книге «Занимательные факты о квиддиче», обязательно дай знать.

Рон поспешно ретировался, оставив Гарри наедине с Гермионой и горами книг.

— Не волнуйся, Гарри, — подбодрила его Гермиона, заметив его унылый вид. — Я уже нашла несколько потенциальных зацепок. Вот, например, «Записки придворного целителя короля Ульрика Безумного» — там упоминается спорный случай применения безоара для спасения королевского дегустатора. И еще монография некоего Финеаса Блэка-младшего о «Сомнительной панацее: безоар в свете современных (для XIX века) этических норм».

Гарри смотрел на нее с восхищением и благодарностью. Как ей это удавалось? Находить нужную информацию в этом океане пергамента и пыли?

— Ты просто гений, Гермиона, — искренне сказал он. — Я бы тут до утра сидел и даже первую строчку не написал.

Гермиона слегка покраснела.

— Ну что ты, Гарри. Просто я люблю систематизировать информацию. Давай так: я буду искать источники и делать выписки, а ты попробуй набросать структуру эссе и основные тезисы. Тебе нужно критически проанализировать, помнишь? То есть не просто перечислить факты, а высказать свое мнение, подкрепив его аргументами.

Они работали несколько часов подряд. Гермиона, как заведенная, находила все новые и новые фолианты, некоторые из которых, казалось, не открывались десятилетиями. Она делала быстрые, аккуратные пометки, цитировала целые абзацы на латыни (тут же переводя их для Гарри) и время от времени издавала торжествующие возгласы: «Ага! Вот оно! «Трактат о фальсификациях в аптекарском деле», глава седьмая: «Поддельные безоары и их губительные последствия»! Это точно малоизвестный источник!»

Гарри, под ее руководством, пытался осмыслить собранный материал. Тема, поначалу казавшаяся ему невыносимо скучной, постепенно начала обретать какие-то контуры. Он узнал, что безоары, хоть и эффективны против многих ядов, далеко не универсальны, и что их использование иногда приводило к трагическим ошибкам, когда врачи, полагаясь на безоар, упускали драгоценное время для применения других, более специфических противоядий. Он читал о случаях, когда жадные торговцы продавали поддельные безоары, сделанные из прессованной шерсти и глины, обрекая своих покупателей на верную смерть.

— Знаешь, — сказал Гарри, задумчиво глядя на свои каракули, — а ведь Снейп, наверное, прав в одном. Эта тема действительно заставляет задуматься об этике. О том, насколько далеко можно зайти в попытке спасти жизнь, и где проходит грань между надеждой и самообманом.

Гермиона удивленно посмотрела на него.

— Гарри, да ты философ! Смотри, Снейп еще сделает из тебя мыслителя!

Гарри криво усмехнулся.

— Скорее, он сделает из меня зомби от недосыпа. Но, если честно, это… почти интересно. Когда ты так все объясняешь.

Ближе к полуночи мадам Пинс, шипя как рассерженная кошка, выгнала их из библиотеки. Они вернулись в опустевшую гриффиндорскую гостиную, где Рон мирно похрапывал в кресле у догорающего камина, обложившись пустыми стаканами из-под тыквенного сока.

— Так, у нас есть восемь надежных источников и наброски для двух футов текста, — подвела итог Гермиона, раскладывая свои записи на столе. — Нужно еще как минимум два источника и один фут текста. И все это — до утра.

Они писали при свете волшебной палочки, склонившись над пергаментом. Усталость валила с ног, глаза слипались. Гарри несколько раз чуть не заснул, уронив голову на стол, но Гермиона мягко, но настойчиво его будила.

— Гарри, еще немного. Подумай, как будет доволен Снейп, если ты не сдашь эссе. Мы не можем доставить ему такое удовольствие.

Эта мысль действовала лучше любого бодрящего зелья. Злорадная физиономия Снейпа, предвкушающего его провал, встала перед глазами Гарри, и он с новой энергией принялся за работу.

Гермиона, несмотря на усталость, оставалась сосредоточенной и методичной. Она находила логические связки между разными источниками, предлагала формулировки, исправляла грамматические ошибки Гарри и следила за тем, чтобы его «критический анализ» был действительно критическим, а не просто пересказом.

В какой-то момент, когда они оба одновременно зевнули так, что чуть не вывихнули челюсти, Гарри не выдержал и рассмеялся.

— Мы, наверное, выглядим как два очень усердных упыря, готовящихся к экзамену по некромантии.

Гермиона тоже улыбнулась, устало, но искренне.

— Главное, чтобы результат был достойным. Я почти нашла еще один источник… в своих старых конспектах по Истории Магии. Помню, профессор Биннс что-то упоминал о судебном процессе над целителем, который использовал безоар вместо заклинания Фините Инкантатем для снятия простого бытового проклятия, и пациент… ну, в общем, не выжил. Это должно сработать!

К рассвету, когда первые лучи солнца робко заглянули в окна гриффиндорской башни, три фута пергамента, исписанные аккуратным, хоть и немного уставшим почерком Гарри (с многочисленными поправками Гермионы), лежали на столе. Десять источников были перечислены в конце, с указанием страниц и даже кратких аннотаций, которые Гермиона настояла добавить «для солидности».

Гарри чувствовал себя выжатым как лимон, но одновременно испытывал странное удовлетворение. Они сделали это.

— Спасибо, Гермиона, — искренне сказал он, глядя на подругу, которая тоже выглядела измученной, но довольной. Ее волосы растрепались еще больше обычного, а под глазами залегли темные тени. — Без тебя я бы… я бы точно сейчас пересчитывал чешуйки у дракона.

— Пустяки, Гарри, — она махнула рукой, хотя и не смогла скрыть довольной улыбки. — Для чего еще нужны друзья? Теперь тебе нужно немного поспать перед завтраком. И не забудь сдать эссе Снейпу. Прямо ему в руки. И посмотри на его лицо. Это будет лучшей наградой.

Гарри так и сделал. Перед самым завтраком он, пошатываясь от усталости, но с гордо поднятой головой, подошел к преподавательскому столу, где Снейп с мрачным видом пил свой кофе.

— Профессор, ваше эссе, — сказал Гарри, кладя свиток перед ним.

Снейп медленно поднял на него свои темные глаза. В них не было и тени удивления, лишь привычное презрение. Он взял свиток, развернул его, пробежался взглядом по первым строчкам, затем по списку источников. Его бровь едва заметно дернулась. Это было единственным признаком того, что он, возможно, не ожидал такого результата.

— Весьма… объемно, Поттер, — процедил он наконец. — Осмелюсь предположить, что мисс Грейнджер не только руководила каждым вашим движением пера, но и, вероятно, написала большую часть за вас. Удивительно, что она еще не числится вашим официальным секретарем.

Гарри промолчал, хотя внутри все кипело. Он просто смотрел на Снейпа, ожидая вердикта.

— Можете идти, Поттер, — холодно бросил Снейп, откладывая эссе в сторону. — Я ознакомлюсь с этим… опусом… в свое время. И не сомневайтесь, я найду, к чему придраться.

Гарри кивнул и пошел к гриффиндорскому столу. Он не обернулся, но чувствовал на спине тяжелый взгляд Снейпа. Пусть. Он сделал все, что мог. И он сделал это не один.

Рон и Гермиона уже ждали его.

— Ну как? — выпалил Рон. — Что он сказал? У него челюсть отвисла?

— Не совсем, — усмехнулся Гарри, садясь рядом с ними. — Но, кажется, я его немного… озадачил. Сказал, что я, наверное, все списал у Гермионы.

Гермиона фыркнула.

— Как предсказуемо. Главное, что ты сдал. И это было действительно хорошее эссе, Гарри. Ты молодец.

Гарри посмотрел на своих друзей. Рон, уже уплетавший сосиски, с беспокойством смотрел на него. Гермиона улыбалась ему ободряюще. Да, Снейп был невыносим. Да, он делал его жизнь в Хогвартсе намного сложнее, чем она могла бы быть. Но пока рядом были Рон и Гермиона, он чувствовал, что сможет справиться с чем угодно. Даже с тремя футами эссе о безоарах.

В своем кабинете Северус Снейп еще раз пробежал глазами эссе Поттера. Почерк, несомненно, принадлежал мальчишке, но стиль, логика изложения, глубина анализа… это была Грейнджер. От начала и до конца. Раздражающая всезнайка опять вытащила своего драгоценного Поттера из ямы, которую он так старательно для него выкопал.

Снейп скривился. Эта парочка… они были как заноза. Постоянно вместе. Постоянно друг друга поддерживают. Это было… предсказуемо. И оттого еще более раздражающе.

Он отложил эссе. Что ж, по крайней мере, Поттер не спал всю ночь. Мелочь, а приятно. Нужно будет придумать для него что-нибудь новенькое. Что-нибудь такое, где даже вездесущая Грейнджер не сможет ему помочь. Или, по крайней мере, где их совместные усилия приведут к еще более… забавным последствиям.

Снейп еще не знал, насколько пророческими окажутся его мысли. Он просто искал новый способ досадить Гарри Поттеру. А судьба, как известно, дама с весьма специфическим чувством юмора, уже потирала руки в предвкушении. Статус-кво был нерушим. Пока.

Неделя после «безоарового инцидента» тянулась с мучительной медлительностью, особенно на уроках зельеварения. Снейп, казалось, задался целью наверстать упущенное и обрушивал на Гарри двойную порцию язвительности. Он придирался к каждому движению, к каждому пузырьку в котле, к каждому вздоху, который Гарри издавал, пытаясь не взорвать очередной состав. Гермиона, верная своей роли негласного ангела-хранителя, всячески старалась минимизировать ущерб, незаметно подправляя ингредиенты, шепотом подсказывая правильную последовательность действий и время от времени сверкая на Снейпа глазами, полными праведного гриффиндорского негодования, на что тот, разумеется, не обращал ни малейшего внимания.

И вот, в один особо промозглый октябрьский вторник, когда за окнами замка завывал ветер, а в подземельях было холоднее, чем в сердце дементора, Снейп, казалось, пребывал в особенно отвратительном расположении духа. Его обычная бледность приобрела какой-то зеленоватый оттенок, а голос сочился сарказмом еще гуще, чем обычно. Класс готовил Уменьшающее зелье, и атмосфера была напряженной до предела.

Гарри, сцепив зубы, отмерял сушеные корни маргариток. Он старался быть предельно аккуратным, помня о недавнем «успехе» с эссе и не желая давать Снейпу нового повода для придирок. Рядом Гермиона, как всегда, работала с хирургической точностью, ее зелье уже начало приобретать нужный ярко-оранжевый цвет.

— Поттер, — раздался ледяной голос Снейпа прямо у него за спиной, заставив Гарри подпрыгнуть и едва не рассыпать драгоценные корни. — Вы измельчаете эти маргаритки или пытаетесь вступить с ними в телепатический контакт? Возможно, надеетесь, что они сами запрыгнут в котел от одного вашего пристального взгляда, как это, несомненно, делают ваши многочисленные поклонники?

Несколько слизеринцев хихикнули. Гарри покраснел до корней волос.

— Нет, профессор, я…

И тут, словно из ниоткуда, в дверях лаборатории с оглушительным «БУМ!» и воплем «Сюрпри-и-из, Склиззеус!» материализовался Пивз. Полтергейст, явно пребывающий в игривом настроении, держал в руках огромный пузырь с чем-то вязким и фиолетовым. Не успел никто и глазом моргнуть, как он швырнул его прямо в центр класса. Пузырь лопнул, обдав ближайшие парты липкой, дурно пахнущей жижей.

Большинство учеников успели отскочить, но Гарри, стоявший спиной к двери и отвлекшийся на Снейпа, среагировал на долю секунды позже. Он дернулся, рука с баночкой сушеных гусениц дрогнула, и все ее содержимое полетело не в котел, а прямиком на пол, рассыпавшись веером под ноги.

— Поттер! — взревел Снейп, чью мантию тоже слегка забрызгало фиолетовой гадостью. Его лицо исказилось от ярости. Пивз, радостно хохоча, уже просачивался сквозь стену.

— Я… это Пивз! — попытался оправдаться Гарри, понимая, что это бесполезно.

Гермиона, стоявшая рядом, инстинктивно шагнула вперед, чтобы помочь Гарри собрать рассыпанные гусеницы, или, возможно, попытаться вразумить Снейпа.

— Профессор, это действительно была выходка Пивза, Гарри не…

— Молчать, Грейнджер! — оборвал ее Снейп, его глаза метали молнии. — Ваше неуместное вмешательство как всегда только усугубляет ситуацию! Из-за вашей с Поттером объединенной некомпетентности и неуклюжести ценные ингредиенты рассыпаны, а урок сорван!

— Но я только хотела… — начала Гермиона, но Снейп ее уже не слушал.

— Поскольку вы оба, — он обвел их уничтожающим взглядом, — так слаженно действуете в создании хаоса, то и устранять его последствия будете вместе. В эту субботу, вместо того чтобы бездельничать и засорять своими пустыми разговорами коридоры Хогвартса, вы займетесь полезным делом. Вы проведете полную инвентаризацию и каталогизацию моей личной коллекции консервированных ингредиентов в вспомогательной кладовой номер три. Многие этикетки повреждены временем или написаны на малопонятных архаических диалектах. Ваша задача — сверить каждый образец с «Большим компендиумом алхимических компонентов Блоттсдейла» и «Реестром эзотерических субстанций Слагхорна», составить новый, четкий каталог и переписать все этикетки. Аккуратно. Без помарок.

Гарри и Гермиона переглянулись. Вспомогательная кладовая номер три была легендарным местом. Говорили, что она не проветривалась со времен Салазара Слизерина, была забита до отказа пыльными банками с сомнительным содержимым и настолько мала, что там едва мог развернуться один домовой эльф, не то что два рослых подростка.

— Но, профессор, — робко пискнул Гарри, — в субботу же первый матч по квиддичу в сезоне… Гриффиндор против Слизерина…

Снейп одарил его улыбкой, от которой у Гарри по спине пробежал холодок.

— Какая жалость, Поттер. Боюсь, вам придется пожертвовать своим триумфальным полетом на метле ради более… интеллектуального времяпрепровождения. Возможно, работа с древними текстами и редкими ингредиентами хоть немного компенсирует вашу вопиющую неспособность к зельеварению. А вам, мисс Грейнджер, это даст прекрасную возможность проявить свое хваленое всезнайство на практике, а не только на словах, поучая Поттера.

Он явно наслаждался ситуацией. Наказать Поттера, лишив его квиддича, да еще и в компании «зазнайки Грейнджер» — это был двойной удар, достойный его изощренного садизма.

— И чтобы гарантировать, — добавил Снейп, когда Гарри и Гермиона уже стояли, понурив головы, — что вы отнесетесь к этому заданию с должной концентрацией и не будете отвлекаться на свои… гм… дружеские беседы, вы оба примете по дозе вот этого. — Он извлек из кармана мантии небольшой флакон с прозрачной, едва заметно мерцающей жидкостью. — Это экспериментальный Концентрирующий Эликсир. Предназначен для обострения чувств и улучшения внимания при выполнении монотонной и требующей точности работы. Не волнуйтесь, побочных эффектов почти нет. Если, конечно, не считать легкой… гиперчувствительности к окружающим раздражителям. Но для такой ответственной задачи, как каталогизация моих ингредиентов, это будет только на пользу. Выпьете его непосредственно перед началом работы. А теперь — вон из моего кабинета! Оба! И минус двадцать очков Гриффиндору за создание опасной ситуации и порчу ингредиентов!

* * *

Субботнее утро выдалось на удивление солнечным и ясным — идеальная погода для квиддича. Из окон гриффиндорской гостиной доносились возбужденные крики болельщиков, предвкушавших матч. Гарри сидел у окна, мрачно глядя на удаляющиеся фигуры Рона и Джинни, направлявшихся к стадиону. Чувство несправедливости и досады душило его.

— Ну, по крайней мере, погода хорошая, — попыталась подбодрить его Гермиона, которая уже собрала стопку необходимых справочников. Она тоже выглядела не слишком радостной. Пропустить первый матч сезона, да еще и провести целый день в пыльной кладовке со Снейпом — перспектива не из приятных.

— Для тех, кто на стадионе, — буркнул Гарри. — А для нас — пыль, вонь и древние руны. И все из-за Пивза! И моей вечной «неуклюжести».

— И моего «неуместного вмешательства», — добавила Гермиона с кривой усмешкой. — Ладно, Гарри, чем быстрее начнем, тем быстрее закончим. Пойдем, наш «интеллектуальный досуг» ждет.

Вспомогательная кладовая номер три оказалась еще хуже, чем они предполагали. Это было крошечное, вытянутое помещение без окон, заставленное от пола до потолка шаткими стеллажами, на которых громоздились сотни банок, склянок и коробок всех форм и размеров. Воздух был спертым, тяжелым, пахнущим пылью, формальдегидом и чем-то неуловимо тошнотворным, напоминающим смесь тухлых яиц и старых носков. Единственным источником света служила одна тусклая, мерцающая магическая свеча под потолком.

— О, Мерлин, — выдохнул Гарри, оглядываясь. — Здесь и дышать-то нечем. И как мы тут вдвоем поместим… Ух!

Он попытался пройти между двумя стеллажами и тут же задел плечом шаткую конструкцию, с которой с дребезгом посыпались какие-то сушеные паучьи лапки.

Гермиона, прижав к себе справочники, тоже с трудом протиснулась внутрь.

— Так, давай сначала оценим масштаб бедствия, — деловито сказала она, пытаясь перекричать стук собственного сердца, который почему-то стал очень громким в этой тишине. — Стеллажи от А до… о боже, тут и греческого алфавита не хватит.

Снейп оставил им флакон с Концентрирующим Эликсиром на небольшой, заваленной хламом тумбочке у входа, вместе с кипой чистого пергамента и двумя самопишущими перьями.

— Ну что, за наше «обострение чувств»? — мрачно пошутил Гарри, беря флакон.

Жидкость была безвкусной и без запаха. Они выпили по несколько глотков, как велел Снейп.

Первые несколько минут ничего не происходило. Они начали разбирать первый стеллаж, пытаясь расшифровать выцветшие этикетки.

— Так, это, кажется, «Oculus Draconis Siccatus», — пробормотала Гермиона, склонившись над пыльной банкой с чем-то сморщенным и серым. — «Глаза дракона, сушеные». Интересно, какого именно дракона? В «Компендиуме Блоттсдейла» указано как минимум двенадцать разновидностей, и свойства у них разные…

Гарри, стоявший рядом и пытавшийся дотянуться до банки на верхней полке, вдруг почувствовал, как легкий аромат… лаванды и пергамента, исходящий от волос Гермионы, стал неожиданно отчетливым. Он на мгновение замер. Это было странно. Он и раньше замечал, что от Гермионы всегда приятно пахнет книгами и чем-то цветочным, но сейчас этот запах был… ярче? Глубже?

Он тряхнул головой. Наверное, эликсир начал действовать. Обострение чувств, так Снейп сказал.

— Гарри, ты достал ту банку с… э-э… «Corvus Cerebrum Conservatum»? — спросила Гермиона, не поднимая головы от справочника. — «Мозг ворона, консервированный». Звучит аппетитно.

Гарри потянулся. Кладовка была настолько узкой, что, чтобы достать банку, ему пришлось почти прижаться к Гермионе. Их плечи соприкоснулись. И в этот момент Гарри почувствовал легкий, едва заметный укол, словно от статического электричества. Он отдернул руку, как ошпаренный, едва не выронив банку.

— Осторожнее! — воскликнула Гермиона, поднимая на него удивленные глаза. — Что с тобой?

— Н-ничего, — пробормотал Гарри, чувствуя, как краснеют уши. — Просто… э-э… полка скользкая.

Гермиона посмотрела на него с подозрением, но ничего не сказала. Она тоже чувствовала себя странно. Когда Гарри коснулся ее плеча, она ощутила… тепло. Не просто тепло от физического контакта, а какое-то… другое тепло, которое заставило ее сердце на мгновение сбиться с ритма. И тихий шорох его мантии, когда он двигался, казался ей необычно громким, почти интимным.

«Это просто эликсир, — сказала она себе. — Гиперчувствительность. Не обращай внимания».

Они продолжили работу, стараясь сохранять дистанцию, что в условиях кладовки было практически невозможно. Каждое случайное прикосновение — локтем, плечом, рукой, когда они передавали друг другу банки или пергамент — отзывалось в них странным резонансом. Тихие вздохи усталости, скрип пера, шелест страниц справочника — все эти обыденные звуки приобрели какую-то новую, почти оглушительную четкость.

Гарри обнаружил, что не может не замечать, как сосредоточенно хмурится Гермиона, когда пытается расшифровать особенно сложную надпись. Как одна выбившаяся прядка волос падает ей на лоб, и как она машинально убирает ее за ухо. Как кончик ее языка высовывается, когда она особенно усердно выводит буквы на новой этикетке. Эти мелочи, которые он раньше либо не замечал, либо воспринимал как должное, сейчас притягивали его внимание с необъяснимой силой.

Гермиона, в свою очередь, вдруг стала остро осознавать присутствие Гарри. Запах его волос — что-то свежее, немного терпкое, как после дождя. То, как он переминается с ноги на ногу, когда не знает, что делать дальше. Звук его дыхания рядом с ней — ровный, спокойный, но почему-то заставляющий ее собственное дыхание учащаться. Она даже заметила крошечный, почти невидимый шрамик у него на подбородке, которого раньше никогда не видела.

— Эта этикетка… — пробормотал Гарри, наклоняясь к банке, которую держала Гермиона. Их головы оказались совсем близко. Гарри чувствовал тепло, исходящее от ее щеки, и снова этот волнующий аромат лаванды. — Она… она на каком-то очень странном языке. Похоже на руны, но… перевернутые?

Гермиона тоже наклонилась, их щеки почти соприкоснулись. Она почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

— Да, это… это вариант древнескандинавских рун, используемый некоторыми северными кланами гоблинов для тайных записей, — прошептала она, ее голос был немного сдавленным. — Я читала об этом в… «Забытых диалектах магических народов». Здесь написано… «Желчь Василиска, особо ядовитая». Осторожно, Гарри!

Она резко отстранилась, чуть не выронив банку. Гарри тоже отпрянул.

— Желчь Василиска? — переспросил он, чувствуя, как холодеют руки. Воспоминания о Тайной Комнате были еще слишком свежи. — Снейп держит здесь такое?

— Похоже на то, — Гермиона поставила банку на полку с особой осторожностью. — Нам нужно быть очень аккуратными.

Следующие несколько часов прошли в странной смеси напряженной работы и еще более напряженного осознания друг друга. Они старались не смотреть друг на друга слишком долго, избегать случайных прикосновений, но это было все труднее. Эликсир, казалось, не только обострял их чувства к пыльным этикеткам, но и создавал между ними какое-то невидимое, но ощутимое поле напряжения.

В какой-то момент Гермиона, пытаясь достать тяжелый фолиант с верхней полки, пошатнулась. Гарри инстинктивно подхватил ее за талию, чтобы она не упала. Его руки на несколько секунд задержались на ней, и он почувствовал, какая она хрупкая под плотной тканью мантии. Гермиона замерла, ее дыхание перехватило. Она ощутила силу его рук, тепло его ладоней сквозь мантию. Это было не просто дружеское прикосновение. Это было… что-то другое.

— С-спасибо, — пролепетала она, отступая на шаг и чувствуя, как горит лицо.

— Н-не за что, — ответил Гарри, тоже густо покраснев и поспешно отводя взгляд.

«Что это было? — подумал он, сердце колотилось как сумасшедшее. — Это же Гермиона. Моя лучшая подруга. Почему я так… так отреагировал?»

«Это просто эликсир, — твердила себе Гермиона. — И неловкость ситуации. Ничего больше. Он просто помог мне не упасть. Как всегда».

Но сомнения уже зародились в их головах. Маленькие, назойливые, как пылинки в этой проклятой кладовке.

Когда они наконец закончили — переписали последнюю этикетку и составили аккуратный каталог — на улице уже сгущались сумерки. Они были покрыты пылью с ног до головы, уставшие, голодные и совершенно вымотанные — не столько физически, сколько эмоционально.

Выйдя из кладовки на относительно свежий воздух подземелий, они оба глубоко вздохнули, словно вынырнув из воды.

— Ну… вот и все, — сказал Гарри, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более обыденно. — Надеюсь, Снейп будет доволен. Хотя, кого я обманываю.

— Он найдет, к чему придраться, — согласилась Гермиона, тоже избегая его взгляда. — Но мы сделали это. Пойдем, нужно умыться и… поесть. Я умираю с голоду.

Они молча шли по коридорам к гриффиндорской башне. Неловкость между ними была почти осязаемой. Та легкая, привычная товарищеская атмосфера, которая всегда их окружала, куда-то испарилась, сменившись странным, напряженным молчанием.

У входа в гостиную они столкнулись с Роном. Он выглядел взбудораженным и немного расстроенным.

— Гарри! Гермиона! Ну наконец-то! Как там… ваша увлекательная экскурсия в мир снейповских консервов? — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла немного вымученной. — Мы… мы проиграли. Сто пятьдесят — двести десять. Малфой поймал снитч прямо у меня из-под носа.

— О, Рон, мне так жаль, — искренне сказала Гермиона.

— Да, очень жаль, Рон, — поддержал Гарри, стараясь выглядеть сочувствующим, хотя все его мысли были заняты странными ощущениями в кладовке.

Рон внимательно посмотрел на них.

— А что с вами такое? Вы какие-то… бледные. И пыльные. И… тихие. Снейп вас там что, пытал особо изощренными методами? Заставлял нюхать свои старые носки?

Гарри и Гермиона одновременно покраснели.

— Нет! — слишком поспешно воскликнул Гарри. — Все… все нормально. Просто устали. Очень пыльная работа.

— Да, ужасно пыльно, — подтвердила Гермиона, теребя край своей мантии. — И эликсир этот… Снейпа… немного странный.

Рон недоуменно нахмурился.

— Странный? В каком смысле? Вы что, начали видеть розовых гиппогрифов или разговаривать с банками?

— Нет, Рон, ничего такого, — Гермиона постаралась улыбнуться. — Просто… голова немного кружится. Пойду, приму душ.

Она быстро скрылась за портретом Полной Дамы. Гарри тоже пробормотал что-то о необходимости смыть с себя «вековую пыль» и поспешил в спальню мальчиков.

Рон остался стоять в недоумении. Он хорошо знал своих друзей. И сейчас они определенно вели себя странно. Очень странно. Они были какими-то… напряженными. И почему они так покраснели, когда он спросил про носки Снейпа? Нет, тут что-то не так.

Он пожал плечами. Возможно, это просто эффект от целого дня, проведенного в компании Снейпа и его отвратительных ингредиентов. Это кого угодно сведет с ума.

А Гарри и Гермиона, каждый в своей комнате, пытались осмыслить произошедшее. Это был просто эликсир, убеждали они себя. Просто тесная кладовка. Просто усталость.

Но где-то в глубине души каждый из них чувствовал, что что-то неуловимо изменилось. Что-то сдвинулось. И это «что-то» было одновременно пугающим и… необъяснимо волнующим.

Первый камень в фундамент их будущих «случайных» отношений был заложен. И заложил его, сам того не ведая, не кто иной, как профессор Северус Снейп, движимый исключительно желанием испортить жизнь Гарри Поттеру.

Ирония судьбы уже начинала свой медленный, но верный танец.

После субботней «инвентаризации отчаяния» в кладовой Снейпа Гарри и Гермиона старательно избегали оставаться наедине. Не то чтобы они ссорились или обижались друг на друга — нет, их дружба была слишком крепкой для этого. Но в воздухе между ними повисла какая-то неловкость, тонкая, почти невидимая паутинка из смутных ощущений и непроговоренных вопросов. Случайные прикосновения, которые раньше были обыденностью, теперь вызывали легкий разряд статического электричества, а взгляды, пересекаясь, задерживались на долю секунды дольше, чем следовало. Рон, поглощенный переживаниями из-за проигранного матча и подготовкой к контрольной по Защите от Темных Искусств, поначалу ничего не замечал, списывая их некоторую отстраненность на усталость и последствия снейповского наказания.

Сам Снейп, казалось, был вполне удовлетворен результатами «воспитательной меры». Эссе по безоарам он вернул Гарри с единственной пометкой «Терпимо», что по снейповским меркам было почти похвалой. Каталог ингредиентов он принял с ледяным кивком, не удостоив их даже язвительным комментарием, что было само по себе подозрительно. Гарри и Гермиона предпочли не анализировать это затишье, опасаясь накликать новую бурю.

Однако, как известно, затишье перед бурей редко длится долго, особенно если эта буря носит имя Северуса Снейпа.

На следующей неделе, на уроке зельеварения, класс изучал Веритасерум — сыворотку правды. Это было одно из тех зелий, которые вызывали у учеников смешанные чувства: с одной стороны, любопытство, с другой — вполне обоснованный страх. Перспектива случайно ляпнуть что-нибудь лишнее под действием Веритасерума не радовала никого, особенно в присутствии Снейпа.

— Веритасерум, — начал Снейп своим обычным монотонным, но полным скрытой угрозы голосом, обводя класс тяжелым взглядом. — Мощнейшая сыворотка правды. Три капли достаточно, чтобы заставить любого человека выдать свои самые сокровенные тайны. Министерство Магии строго контролирует его использование, но каждый уважающий себя зельевар должен знать его состав и свойства. Сегодня мы приготовим его упрощенный вариант — Вербальный Эликсир Искренности. Его действие слабее и короче, но он позволит вам ощутить основной принцип.

В классе повисла напряженная тишина. Даже слизеринцы, обычно не упускавшие случая позубоскалить, выглядели серьезными.

— Рецепт на доске, — Снейп указал на аккуратно выведенные мелом инструкции. — При малейшем отклонении от технологии вы рискуете получить либо абсолютно бесполезную водичку, либо, что хуже, болтушку, вызывающую неконтролируемый словесный понос на совершенно случайные темы. И учтите, — он сделал паузу, его взгляд задержался на Гарри, — любая попытка использовать приготовленный эликсир на своих одноклассниках будет караться немедленным исключением. И отработками до конца седьмого курса. Уяснили?

Класс дружно кивнул.

Гарри, как всегда, работал в паре с Гермионой. После инцидента в кладовой они старались минимизировать физический контакт, но за одним столом это было сложно. Сегодня напряжение между ними, казалось, достигло нового уровня. Гермиона была сосредоточена и немногословна, Гарри — рассеян и нервозен.

— Так, сначала измельчить перья Пеплохвоста, — пробормотала Гермиона, сверяясь с рецептом. — Гарри, ты не мог бы передать ступку?

Гарри потянулся за ступкой, их пальцы на мгновение соприкоснулись. Обычное, невинное касание, но оба почувствовали знакомый легкий укол. Гермиона быстро отдернула руку, Гарри тоже.

— Э-э… вот, — пробормотал он, стараясь не смотреть ей в глаза.

Процесс приготовления Вербального Эликсира Искренности был сложным и требовал ювелирной точности. Нужно было строго соблюдать последовательность добавления ингредиентов, температуру огня и количество помешиваний — семь раз по часовой стрелке, затем три раза против, потом дать настояться ровно тридцать семь секунд… Любая ошибка могла привести к непредсказуемым последствиям.

Гарри, откровенно говоря, был не в своей тарелке. Его мысли постоянно возвращались к кладовой, к странным ощущениям, к запаху лаванды и пергамента, к теплу ее руки… Он пытался сосредоточиться на зелье, но его внимание постоянно рассеивалось.

В какой-то момент, когда нужно было добавить ровно три капли сока луковицы асфоделя, его рука дрогнула. Вместо трех капель в котел упало… четыре. А может, и пять. Он не был уверен.

— Ой! — тихо пискнул он, понимая, что совершил ошибку.

Гермиона, заметив его испуганное лицо, тут же наклонилась к котлу.

— Что случилось?

— Я… кажется, капнул лишнего асфоделя, — прошептал Гарри.

Зелье в котле, которое должно было быть бледно-голубым, приобрело какой-то мутноватый, зеленоватый оттенок.

Гермиона нахмурилась.

— Хм, это не очень хорошо. Лишний асфодель может… усилить некоторые побочные эффекты. Или изменить их направленность.

И тут, как назло, рядом с их столом материализовался Снейп.

— Что здесь происходит, Поттер? Опять пытаетесь изобрести новый оттенок болотной тины? Ваше пристрастие к этому цвету поистине достойно изучения.

— Профессор, я… я случайно добавил немного больше сока асфоделя, — признался Гарри, готовясь к худшему.

Снейп склонился над их котлом, его ноздри презрительно дрогнули.

— «Немного больше»? Поттер, ваше «немного» обычно эквивалентно катастрофе среднего масштаба. Впрочем, — он выпрямился, и в его глазах блеснул знакомый недобрый огонек, — возможно, это даже к лучшему. Для демонстрационных целей.

Он обвел класс своим фирменным взглядом хищника, высматривающего жертву.

— Поскольку мистер Поттер и мисс Грейнджер, благодаря своей обычной… э-э… *слаженной* работе, создали нечто, отдаленно напоминающее Эликсир Искренности, но с потенциально… интересными вариациями, они и станут первыми, кто продемонстрирует его действие.

Гарри и Гермиона переглянулись с ужасом.

— Но, профессор! — воскликнула Гермиона. — Это же экспериментальный образец! Мы не знаем, как он подействует!

— Вот и узнаем, мисс Грейнджер, — прошипел Снейп. — Наука требует жертв. Особенно когда эти жертвы — гриффиндорцы. По одной капле каждому. На язык. Немедленно.

Противиться было бесполезно. Снейп уже набрал в пипетку их мутновато-зеленоватое зелье. С мрачным предчувствием Гарри и Гермиона открыли рты. Снейп капнул каждому по капле на язык.

Вкус был странным — горьковато-сладким, с металлическим привкусом.

Первые несколько секунд ничего не происходило. Класс затаил дыхание.

— Ну? — нетерпеливо спросил Снейп. — Поттер, скажите нам что-нибудь… правдивое. Например, признайтесь в своей хронической неспособности следовать инструкциям.

Гарри открыл рот, чтобы сказать что-то вроде «Я стараюсь, профессор, но…», но вместо этого с его губ сорвалось:

— Профессор, ваша мантия сегодня выглядит особенно… мрачно-элегантной. И ваши волосы… они так… эффектно обрамляют ваше строгое, но по-своему привлекательное лицо.

В классе повисла гробовая тишина. Даже Снейп на мгновение опешил. Его бровь поползла вверх.

Гарри сам не понял, что сказал. Слова вылетели сами собой, прежде чем он успел их осмыслить. Он прикрыл рот рукой, чувствуя, как его лицо заливает краска.

— Что… что это было, Поттер? — медленно проговорил Снейп, его голос был опасным.

— Я… я не знаю! — Гарри был в панике. — Оно само!

Теперь все взгляды обратились к Гермионе. Она выглядела не менее испуганной.

— Мисс Грейнджер, — Снейп перевел на нее свой взгляд. — Возможно, вы прокомментируете это… неожиданное проявление эстетического вкуса у вашего друга?

Гермиона открыла рот, чтобы сказать что-то умное и научное о возможных побочных эффектах неправильно сваренного зелья, но вместо этого произнесла звонким, почти восторженным голосом:

— Гарри, твои глаза сегодня такого потрясающего изумрудного цвета! Они прямо сияют! И когда ты так растерянно хлопаешь ресницами, это… это так трогательно!

Теперь уже Рон, сидевший за соседним столом, уронил свою пипетку. По классу прокатился сдавленный смешок, который тут же оборвался под ледяным взглядом Снейпа.

Гарри и Гермиона уставились друг на друга с выражением абсолютного ужаса на лицах.

— Что… что происходит? — прошептал Гарри.

— Я… я не могу это контролировать! — так же шепотом ответила Гермиона, ее глаза были круглыми от страха. — Я хотела сказать совсем другое!

Снейп медленно прошелся перед их столом, его губы скривились в зловещей усмешке.

— Похоже, Поттер, ваша «небольшая» ошибка с асфоделем привела к весьма… пикантному результату. Вместо Эликсира Искренности вы, кажется, сварили Зелье Неконтролируемых Комплиментов. Причем, судя по всему, оно действует избирательно… и весьма специфично.

Он повернулся к классу.

— Что ж, господа, это уникальная возможность понаблюдать за редким побочным эффектом. Мистер Поттер, мисс Грейнджер, продолжайте. Уверен, у вас найдется еще много… искренних слов друг для друга.

И тут начался кошмар.

— Гермиона, — Гарри почувствовал, как его рот снова открывается против его воли, — твой ум… он просто поразителен! Ты самая умная ведьма, которую я когда-либо встречал! И твои волосы… они такие… такие пышные и полные жизни! Даже когда они немного растрепаны, это придает тебе особый шарм!

Гермиона закрыла лицо руками, но это не помогло.

— Гарри! Твоя храбрость… она вдохновляет! Ты всегда готов прийти на помощь, даже рискуя собственной жизнью! И шрам твой… он делает тебя таким… таким загадочным и мужественным!

Рон уже не сдерживался и тихо давился от смеха, уткнувшись лицом в учебник. Даже некоторые слизеринцы не могли скрыть ухмылок.

— Мисс Грейнджер, — не унимался Гарри, его голос дрожал от ужаса и смущения, — твоя преданность друзьям… она бесценна! Ты всегда рядом, всегда поддержишь! И твоя улыбка… она такая… такая светлая и искренняя, что от нее становится теплее на душе!

— О, Гарри! — вторила ему Гермиона, ее щеки пылали. — А твоя скромность! Несмотря на то, что ты Избранный, ты остаешься таким… таким простым и отзывчивым! И твоя немного неловкая манера держать перо… это так… так мило!

Это было невыносимо. Они обменивались самыми приторными, самыми банальными комплиментами, которые только можно было придумать, и не могли остановиться. Каждое слово было для них пыткой, но поток льстивых фраз лился безостановочно.

Снейп наблюдал за этой сценой с выражением крайнего отвращения, смешанного с плохо скрываемым злорадством. Он ожидал чего угодно — признаний в тайных проказах, глупых секретов, но уж точно не этого приторно-сладкого диалога.

— Поттер, ваша способность находить неприятности, даже в простом зелье, поистине безгранична, — процедил он. — А ваша, мисс Грейнджер, готовность потакать его глупостям, очевидно, не знает пределов.

Но даже его сарказм не мог остановить действие зелья.

— Профессор Снейп! — вдруг выпалил Гарри, повернувшись к нему. — Ваше мастерство в зельеварении… оно не имеет себе равных! Вы самый гениальный зельевар современности! И ваша способность сохранять невозмутимость в любой ситуации… она достойна восхищения!

Снейп замер. На его лице отразилось такое изумление, что это было почти смешно. Он явно не ожидал, что поток комплиментов перекинется на него.

Гермиона, воспользовавшись моментом, тоже повернулась к профессору:

— Да, профессор! Ваша эрудиция… она просто потрясает! Вы знаете ответы на все вопросы! И ваша приверженность дисциплине… она делает Хогвартс лучше!

Снейп несколько секунд молча смотрел на них, его челюсть слегка отвисла. Затем он резко пришел в себя.

— Достаточно! — рявкнул он так, что даже Пивз, если бы был рядом, подпрыгнул бы. — Молчать оба! Немедленно!

Но было поздно. Эффект зелья, очевидно, был еще в силе.

— Но, профессор, мы просто… говорим правду! — хором воскликнули Гарри и Гермиона, глядя на него с самым невинным (и абсолютно неконтролируемым) выражением лиц.

— Я сказал, молчать! — Снейп ударил кулаком по столу. — Десять очков с Гриффиндора… нет, двадцать! За… за нарушение дисциплины и… и за неуместную лесть!

Он быстро достал из шкафа флакон с Противоядием Широкого Спектра.

— Пейте! Оба! Быстро!

Гарри и Гермиона послушно выпили противоядие. Несколько мгновений они стояли, тяжело дыша, боясь открыть рот. Затем Гарри осторожно попробовал:

— Э-э… Гермиона… ты… ты в порядке?

Гермиона кивнула, ее лицо все еще было пунцовым.

— Кажется… кажется, да. А ты?

— Вроде бы… прошло, — Гарри с облегчением выдохнул. Он больше не чувствовал этого непреодолимого желания говорить комплименты. Только жгучий стыд и смущение.

Класс все еще хихикал. Рон уже откровенно ржал, вытирая слезы.

Снейп выглядел так, будто только что проглотил целую жабу.

— Урок окончен! — процедил он сквозь зубы. — Все свободны! Поттер, Грейнджер — останьтесь!

Когда класс опустел, Снейп медленно подошел к ним. Его лицо было непроницаемо, но в глазах горел холодный огонь.

— Я не знаю, что это было, — начал он тихим, зловещим голосом. — Но если вы думаете, что это сойдет вам с рук…

— Профессор, мы не нарочно! — выпалил Гарри. — Это зелье… оно…

— Оно сделало из вас двух идиотов, извергающих патоку, Поттер, — закончил за него Снейп. — Ваша способность превращать любой учебный процесс в фарс поистине феноменальна.

Он помолчал, затем его взгляд стал еще более жестким.

— Чтобы вы впредь думали головой, прежде чем экспериментировать с неизвестными компонентами и нарушать рецептуру, вы оба… — он сделал паузу, явно обдумывая наказание поизощреннее.

Гарри и Гермиона замерли в ожидании.

— …вы оба, — продолжил Снейп, и на его губах появилась тонкая, неприятная улыбка, — напишете мне подробный отчет о произошедшем. Не менее двух футов пергамента каждый. С полным анализом возможных причин такой аномальной реакции зелья, включая все ваши ошибки при его приготовлении. И с предложениями по модификации рецептуры для предотвращения подобных… комплиментарных эффектов в будущем. Сдать завтра утром.

Это было… не так уж и страшно. По сравнению с чисткой котлов или перебиранием слизней. Но Снейп не был бы Снейпом, если бы не добавил последнюю шпильку.

— И, Поттер, Грейнджер, — его голос стал почти шепотом, но от этого не менее ядовитым. — Если я еще хоть раз услышу от вас хотя бы один комплимент в чей-либо адрес… особенно в мой… я заставлю вас чистить все ночные горшки в замке. Без магии. Ясно?

— Да, профессор, — хором ответили Гарри и Гермиона, чувствуя, как их снова бросает в краску при воспоминании о недавнем «комплиментарном кошмаре».

Когда они вышли из кабинета зельеварения, Рон уже ждал их в коридоре, все еще давясь от смеха.

— О, Мерлин, ребята! Это было… это было нечто! «Ваши волосы так эффектно обрамляют ваше строгое, но по-своему привлекательное лицо»! Гарри, да ты поэт! А ты, Гермиона! «Твоя немного неловкая манера держать перо… это так мило»! Да вы просто созданы друг для друга! В мире розовых пони и сахарной ваты!

Гарри и Гермиона переглянулись. В их взглядах читалось одно и то же: жгучий стыд, смущение и… что-то еще. Что-то, что заставило их сердца биться чуть быстрее.

— Заткнись, Рон, — пробормотал Гарри, но без особой злости. Он был слишком вымотан, чтобы спорить.

— Это было ужасно, — простонала Гермиона, закрывая лицо руками. — Я никогда в жизни так не позорилась.

— Да ладно вам, — Рон хлопнул их по плечам. — Зато Снейпа вы точно… удивили. Я никогда не видел его таким… ошарашенным. Особенно когда вы начали расхваливать его самого. Это было золото!

Но Гарри и Гермиона уже не слушали его. Они думали о другом. О тех словах, которые вырвались у них против воли. Были ли они… совсем уж неправдой? Конечно, форма была абсурдной, преувеличенной, приторной. Но суть?

Гарри действительно восхищался умом Гермионы, ее преданностью, ее улыбкой. А Гермиона… она действительно ценила храбрость Гарри, его скромность, его… да, даже его немного неловкую манеру держать перо. Просто они никогда не говорили об этом вслух. И уж точно не такими словами.

Зелье Снейпа, сваренное с ошибкой, невольно вскрыло что-то, что они оба тщательно прятали даже от самих себя. Оно заставило их произнести то, что в обычной жизни никогда бы не сорвалось с их губ. И теперь, когда действие зелья прошло, эти слова, эти абсурдные, но почему-то волнующие комплименты, продолжали звучать в их головах, вызывая смесь смущения, неловкости и… чего-то еще, чему они пока не могли дать названия.

Рон, заметив их задумчивые лица, снова хмыкнул.

— Ну что, голубки? Пойдемте писать отчеты Снейпу? Или сначала потренируетесь говорить друг другу гадости, для баланса?

Гарри и Гермиона одновременно бросили на него уничтожающие взгляды. Но в глубине души каждый из них понимал, что после сегодняшнего дня что-то снова неуловимо изменилось. И виноват в этом был, как всегда, профессор Снейп. Сам того не желая, он подтолкнул их еще на один шажок по абсурдному пути к… чему-то совершенно неожиданному.

После «комплиментарного инцидента» Гарри и Гермиона старались вести себя так, будто ничего особенного не произошло. Они сдали Снейпу свои отчеты (Гермиона, разумеется, написала на три дюйма больше требуемого, с подробным анализом влияния избытка асфоделя на вербальные центры гиппокампа), и профессор, к их удивлению, вернул их без единой помарки, лишь сопроводив ледяным взглядом, который красноречивее любых слов говорил: «Еще одна такая выходка, и вы пожалеете, что родились».

Рон еще пару дней подтрунивал над ними, цитируя самые «сладкие» моменты их вынужденного диалога, но потом и он успокоился, переключившись на более насущные проблемы, вроде предстоящего эссе по Истории Магии и попыток отучить свою сову Сычика ронять мышиные хвостики в его тыквенный сок.

Однако, несмотря на внешнее спокойствие, между Гарри и Гермионой что-то неуловимо изменилось. Та неловкость, что возникла после инцидента в кладовой, не исчезла, а лишь трансформировалась. Теперь к ней примешивалось какое-то новое, смутное осознание. Те абсурдные комплименты, вырвавшиеся под действием зелья, как ни странно, оставили след. Они оба понимали, что слова были искажены, преувеличены, но где-то в глубине, за приторной оболочкой, скрывалась доля правды, которую они раньше не осмеливались признать даже самим себе.

Гарри стал чаще ловить себя на том, что замечает, как красиво падают волосы Гермионы, когда она склоняется над книгой, или как загораются ее глаза, когда она увлеченно рассказывает о чем-то. А Гермиона, в свою очередь, нет-нет да и задерживала взгляд на профиле Гарри, отмечая его упрямую линию подбородка или то, как смешно он морщит нос, когда не может решить задачу по Нумерологии. Это были мимолетные, почти бессознательные наблюдения, но они накапливались, создавая новый, непривычный фон для их дружбы.

И, конечно же, Северус Снейп не мог долго оставаться в стороне от этого «идиллического» затишья. Ему было жизненно необходимо вносить свою ложку дегтя в любую бочку меда, особенно если эта бочка принадлежала Гриффиндору, и в особенности — Гарри Поттеру.

Новый «подарок» от профессора зельеварения не заставил себя ждать. Это случилось на очередном уроке, посвященном редким и опасным растениям. Класс изучал свойства Ядовитой Тентакулы, и Снейп, как всегда, был в ударе.

— Поттер, — его голос разрезал тишину, как отточенный кинжал, — ваша способность превращать даже самое простое растение в орудие массового поражения поистине неисчерпаема. Вы умудрились заставить этот безобидный (относительно) образец Тентакулы выпустить свои щупальца так, будто он собирается задушить весь класс. Десять очков с Гриффиндора за попытку организации несанкционированного бунта флоры.

Гарри, который всего лишь пытался аккуратно подрезать засохший листок, покраснел и пробормотал извинения. Рядом Гермиона поджала губы, но промолчала, помня о недавнем «комплиментарном фиаско» и не желая навлекать на себя новый гнев Снейпа.

К концу урока, когда большинство учеников уже мечтали о спасительном звонке, Снейп окинул класс своим фирменным оценивающим взглядом.

— Поскольку некоторые индивидуумы, — он выразительно посмотрел на Гарри, — продемонстрировали сегодня особую «близость» к миру растений, им будет предоставлена уникальная возможность углубить свои познания. Поттер, Грейнджер, — его губы скривились в предвкушающей усмешке, — вы оба останетесь после уроков. Вас ждет небольшое, но весьма познавательное задание в теплице номер пять.

Сердце Гарри упало. Теплица номер пять! Это была самая дальняя, самая заброшенная теплица, где профессор Стебль обычно выращивала самые капризные, самые злобные и самые кусачие растения.

— Но, профессор! — воскликнула Гермиона, забыв о своей недавней осторожности. — У нас сегодня дополнительные занятия по Древним Рунам с профессором Бабблинг!

— Какая жалость, мисс Грейнджер, — протянул Снейп. — Боюсь, профессору Бабблинг придется обойтись без вашего всезнающего присутствия. Уверен, она как-нибудь справится. Ваше новое задание имеет гораздо более высокий приоритет. Оно связано с… сортировкой.

— Сортировкой чего? — с подозрением спросил Гарри.

— Корней мандрагоры, Поттер, — Снейп произнес это с таким наслаждением, будто объявлял о пире. — Недавно был собран урожай. И, к сожалению, из-за… небольшого инцидента с участием слишком любопытного полтергейста, корни взрослых, кричащих мандрагор оказались перемешаны с корнями молодых, еще незрелых, но уже довольно злобно кусающихся экземпляров. Ваша задача — аккуратно рассортировать их. Взрослые — в один ящик, молодые — в другой. И постарайтесь, чтобы они не откусили вам пальцы. Или, что еще хуже, не оглушили своим воплем до потери сознания. Наушники, разумеется, прилагаются.

Гарри и Гермиона переглянулись с ужасом. Работа с мандрагорами, даже в наушниках, была не из приятных. А уж сортировать их, рискуя быть укушенным или оглушенным…

— И чтобы вы, — добавил Снейп, его глаза недобро сверкнули, — не отвлекались на посторонние разговоры и полностью сконцентрировались на этом… увлекательном процессе, я приму меры. Для усложнения задачи, Поттер будет работать исключительно левой рукой, а вы, мисс Грейнджер, — исключительно правой. Это будет способствовать развитию вашей амбидекстрии и, несомненно, улучшит координацию движений.

Теперь уже и Гермиона поняла всю глубину снейповского коварства. Работать одной рукой, да еще и не ведущей, сортируя кусающиеся и вопящие корни, — это была пытка. К тому же, это означало, что им придется сидеть очень близко друг к другу, чтобы одновременно дотягиваться до кучи корней и ящиков.

— Но, профессор, это же… это неэффективно! — запротестовала Гермиона. — Мы будем мешать друг другу!

— Напротив, мисс Грейнджер, — Снейп одарил ее ледяной улыбкой. — Это научит вас… командной работе. И синхронизации. Можете считать это практическим занятием по преодолению межличностных барьеров. А теперь — марш в теплицу. Профессор Стебль уже предупреждена о вашем… энтузиазме.

* * *

Теплица номер пять встретила их влажным, душным воздухом, запахом прелой земли и… тихим, но отчетливым попискиванием и поскуливанием, доносившимся из огромной кучи корней, сваленных в центре. Куча была поистине гигантской, не меньше двух десятков ящиков. Рядом стояли два пустых ящика и пара потертых наушников.

— О, Мерлин, — простонал Гарри, оглядывая поле предстоящей битвы. — Он нас просто ненавидит.

— Это мы давно поняли, Гарри, — вздохнула Гермиона, надевая наушники. Звуки тут же приглушились, но все равно было слышно недовольное ворчание мандрагор. — Давай просто… постараемся сделать это как можно быстрее. И без потерь. Пальцев, я имею в виду.

Они сели на низкие скамеечки по обе стороны от кучи. Гарри попытался взять корень левой рукой. Это было ужасно неудобно. Корень извивался, как змея, и норовил цапнуть его за пальцы.

— А-ай! — вскрикнул он, когда одна из молодых мандрагор все-таки умудрилась его укусить. — Они действительно кусаются!

Гермиона, работая правой рукой, тоже испытывала трудности. Ее движения были скованными и неловкими.

— Нужно быть осторожнее, Гарри. И не дергайся так, ты их только злишь.

Им пришлось придвинуться друг к другу почти вплотную, чтобы одновременно дотягиваться до корней в центре кучи и до ящиков, стоявших по бокам. Их плечи и локти постоянно соприкасались. В душной, влажной атмосфере теплицы, под аккомпанемент приглушенных воплей мандрагор, это создавало странное, почти интимное ощущение.

— Так, этот… — Гарри неуклюже вытащил левой рукой довольно крупный корень, который тут же истошно завопил (к счастью, сквозь наушники это было не так оглушительно). — Взрослый, да?

— Да, похож, — Гермиона, тоже вытянув корень правой рукой, пыталась рассмотреть его. — Мой, кажется, молодой. У него еще нет… э-э… характерных морщин на лице.

Они работали молча, сосредоточенно. Гарри старался не думать о том, как близко сидит Гермиона, как ее волосы, выбившиеся из-под наушников, щекочут ему шею, как он чувствует тепло ее плеча рядом со своим. Но это было трудно. Эхо недавних «комплиментов» все еще звучало в его голове, смешиваясь с писком мандрагор и его собственным учащенным сердцебиением.

Гермиона тоже была погружена в свои мысли. Она чувствовала присутствие Гарри каждой клеточкой кожи. Легкий запах его одеколона (что-то свежее, с нотками мяты), то, как он иногда задерживает дыхание, пытаясь ухватить особенно вертлявый корень, его тихое сопение от усердия… Все это создавало вокруг них какое-то особое, почти наэлектризованное поле.

— Осторожно! — вдруг воскликнула она, когда Гарри чуть не уронил особенно крупную и злобную мандрагору прямо ей на колени.

Он инстинктивно дернулся, чтобы поймать ее, и их руки столкнулись. Их пальцы переплелись на мгновение, удерживая вопящий корень. Они замерли, глядя друг на друга. Расстояние между их лицами было минимальным. Гарри мог видеть золотистые искорки в ее карих глазах, капельки пота на ее лбу. Гермиона видела, как дрогнули его ресницы, как напряглись мышцы на его шее.

Мандрагора в их руках истошно завопила, возвращая их к реальности.

Они одновременно отдернули руки, корень с глухим стуком упал на землю.

— П-прости, — пробормотал Гарри, чувствуя, как горит лицо.

— Н-ничего, — так же смущенно ответила Гермиона.

Они снова принялись за работу, но напряжение между ними стало еще сильнее. Молчание было густым, почти осязаемым.

В какой-то момент, пытаясь дотянуться до корня, завалившегося в дальний угол кучи, Гарри потерял равновесие и начал падать прямо на Гермиону. Она инстинктивно выставила руки, чтобы его удержать. Они оба рухнули на мягкую землю теплицы, Гарри оказался сверху, прижав ее к земле.

Наушники слетели с их голов. Оглушительный, многоголосый вопль мандрагор обрушился на них со всех сторон.

— А-а-а! — закричали они одновременно, зажимая уши.

Гарри быстро скатился с Гермионы, помог ей подняться. Они оба были в земле, растрепанные и оглушенные.

— Ты… ты в порядке? — прокричал Гарри, пытаясь перекрыть визг мандрагор.

— Да! А ты? — так же громко ответила Гермиона.

Они быстро надели наушники обратно. Вопли немного стихли.

Гарри посмотрел на Гермиону. Ее лицо было испачкано землей, волосы растрепаны, но в ее глазах, несмотря на испуг, светилась какая-то… искорка. И он вдруг понял, что, несмотря на всю абсурдность и опасность ситуации, ему… ему не так уж и плохо. Быть здесь, с ней, даже сортируя этих мерзких мандрагор… это было лучше, чем сидеть в одиночестве и думать о Снейпе.

— Знаешь, — сказал он, когда они снова уселись и немного пришли в себя. — А Снейп, наверное, думает, что это для нас худшее наказание в мире.

Гермиона кивнула, на ее губах появилась слабая улыбка.

— Наверное. Он так старался придумать что-нибудь поизощреннее.

— А на самом деле… — Гарри замялся. — Ну, конечно, это не прогулка по Хогсмиду, но… с тобой… это не так уж и ужасно.

Гермиона посмотрела на него, и в ее взгляде он увидел что-то теплое.

— Да, Гарри. С тобой… даже мандрагоры не так страшны.

Они улыбнулись друг другу. И в этот момент, среди пыли, грязи и воплей растений, между ними проскользнула еще одна искорка. Не та, что от случайного прикосновения, а другая — искорка понимания, взаимной поддержки, чего-то, что выходило за рамки обычной дружбы.

Они продолжили работу, но теперь уже с каким-то новым чувством. Они начали координировать свои действия, подсказывать друг другу, какой корень лучше взять, как его удержать. Гарри научился более-менее сносно управляться левой рукой, а Гермиона — правой. Иногда их руки все еще сталкивались, но теперь это вызывало не столько смущение, сколько легкую, почти веселую неловкость.

— Этот, кажется, пытается спеть арию из «Волшебной флейты», — пошутил Гарри, вытаскивая особенно голосистую мандрагору.

Гермиона хихикнула.

— А мой, похоже, фальшивит. У него определенно нет слуха.

Они работали еще несколько часов. Куча корней медленно, но верно уменьшалась. Они устали, были грязными и голодными, но настроение у них было на удивление… хорошим.

Когда последний корень был рассортирован, и они, сняв наушники, вышли из теплицы на свежий вечерний воздух, оба почувствовали огромное облегчение и… странную грусть. Наказание закончилось.

— Ну вот, — сказал Гарри, отряхивая землю с мантии. — Кажется, мы выжили. И даже пальцы на месте.

— Да, — Гермиона улыбнулась. Ее лицо было уставшим, но счастливым. — Мы неплохая команда, Гарри. Даже когда работаем не ведущими руками.

Они пошли к замку, молча, но это молчание было уже другим — не напряженным, а каким-то… уютным.

У входа в Большой Зал они столкнулись с Роном. Он только что вышел с ужина и выглядел сытым и довольным.

— О, вот и наши герои-ботаники! — воскликнул он. — Ну как, мандрагоры не сильно покусали? Вы выглядите так, будто вас только что выкопали из грядки.

Гарри и Гермиона переглянулись и рассмеялись.

— Почти, Рон, почти, — сказал Гарри.

— Но мы справились, — добавила Гермиона. — И даже, кажется, не оглохли.

Рон посмотрел на них с подозрением.

— А чего это вы такие… веселые? Снейп обычно не назначает наказаний, после которых хочется смеяться. Вы там что, нашли клад в корнях мандрагоры? Или нанюхались каких-нибудь веселящих спор?

— Нет, Рон, — Гарри покачал головой, все еще улыбаясь. — Просто… день был… необычный.

— Очень необычный, — подтвердила Гермиона, и ее взгляд снова встретился с взглядом Гарри.

Рон пожал плечами. Он ничего не понимал. Эти двое становились все более странными. То они обмениваются приторными комплиментами, то возвращаются с наказания Снейпа грязные, уставшие, но… счастливые? Что-то здесь было не так. Какая-то тайна, в которую его не посвящали. И это ему не нравилось.

А Гарри и Гермиона, направляясь в гриффиндорскую гостиную, думали о том, что сегодняшний день, несмотря на все старания Снейпа, оказался не таким уж и плохим. Он заставил их работать вместе, преодолевать трудности, полагаться друг на друга. И он показал им, что даже в самых нелепых и неприятных ситуациях, которые им подстраивал их любимый профессор зельеварения, они могут найти что-то… хорошее. Особенно если они вместе.

Снейп, конечно, был бы в ярости, если бы узнал, что его очередное изощренное наказание имело совершенно противоположный эффект. Вместо того чтобы унизить Поттера и досадить Грейнджер, он невольно… сблизил их. Еще на один шаг. По этому странному, абсурдному пути, который, казалось, вел их в совершенно неожиданном направлении.

После «мандрагоровой эпопеи» в отношениях Гарри и Гермионы наметился новый, едва уловимый сдвиг. Неловкость никуда не делась, но к ней добавилась какая-то странная… синхронность. Они стали чаще ловить себя на том, что думают об одном и том же, или заканчивают фразы друг за друга, особенно когда речь заходила о Снейпе или его «воспитательных» методах. Рон смотрел на это с возрастающим недоумением, граничащим с легкой паникой. Его лучшие друзья, всегда такие предсказуемые в своей дружбе, вдруг начали вести себя как… как пара эксцентричных профессоров, которые слишком долго работали над одним секретным проектом.

Снейп, разумеется, не мог не заметить, что его попытки внести раздор и унижение в жизнь Поттера и его всезнающей подруги приводят к каким-то… непредвиденным результатам. Он не понимал, что именно происходит, но интуиция подсказывала ему, что это «что-то» ему категорически не нравится. Возможно, они просто слишком хорошо научились справляться с его наказаниями? Или, что хуже, начали находить в них какое-то извращенное удовольствие? Эта мысль была для Снейпа особенно отвратительной.

Поэтому он решил нанести удар по их «слаженности» чем-то по-настоящему мерзким. Чем-то, что потребует не просто координации, а железных нервов и полного отсутствия брезгливости.

Это случилось на практическом занятии по уходу за магическими существами, которое, по какой-то злой иронии судьбы, в этом полугодии вел сам Снейп, заменяя временно заболевшего профессора Граббли-Дёрг. Тема урока была «Слизеринские болотные слизни: особенности размножения и методы безопасного сбора их сверхценной слизи». Уже одно название вызывало у большинства учеников тошноту.

— Итак, класс, — начал Снейп своим обычным ледяным тоном, стоя перед большим, покрытым мхом аквариумом, в котором копошились десятки крупных, серо-зеленых, отвратительно блестящих слизней. — Слизеринские болотные слизни — существа крайне капризные и… чувствительные. Их слизь, как вы знаете, является ключевым компонентом многих сложных зелий, включая Оборотное. Однако, добыть ее — задача не из легких. Слизни выделяют слизь только в состоянии полного покоя и… удовлетворения. Любое неосторожное движение, любой резкий звук, любая негативная эмоция со стороны сборщика — и они немедленно прекращают секрецию, а то и вовсе съеживаются до размера горошины, становясь абсолютно бесполезными на несколько часов.

Класс слушал, затаив дыхание и стараясь не смотреть на копошащихся в аквариуме монстров.

— Сегодня, — Снейп обвел учеников своим фирменным взглядом, от которого у многих по спине пробежал холодок, — вы будете учиться этому… тонкому искусству. Работать будете в парах. Ваша задача — используя специальные серебряные совочки и хрустальные флаконы, собрать не менее десяти миллилитров чистейшей слизи от трех разных слизней. При этом, — он сделал паузу, его губы скривились в зловещей усмешке, — вы должны действовать абсолютно синхронно. Одно неверное движение одного из партнеров — и вся работа насмарку.

Гарри и Гермиона переглянулись. «Абсолютно синхронно». Это звучало как новый изощренный вид пытки от Снейпа.

— Поттер, Грейнджер, — как и ожидалось, Снейп не заставил себя долго ждать. — Учитывая вашу… хм… проявившуюся в последнее время склонность к слаженным действиям, вы будете демонстрировать этот процесс первыми. Подойдите сюда.

С тяжелым сердцем Гарри и Гермиона подошли к аквариуму. Снейп вручил им по серебряному совочку, напоминавшему миниатюрную лопаточку для торта, и по маленькому хрустальному флакону.

— Ваша задача, — инструктировал Снейп, его голос сочился ядом, — одновременно, с одинаковой скоростью и под одинаковым углом, поднести совочки к выбранному вами слизню. Затем, также одновременно, легчайшим, почти невесомым движением, собрать выступившую на его поверхности слизь и перенести ее во флаконы. Повторяю: любое расхождение в ваших действиях — и слизень обидится. А я… я буду очень недоволен.

Гарри посмотрел на Гермиону. На ее лице читалась смесь отвращения и решимости.

— Ну что, — прошептал он, — попробуем станцевать этот… слизневый вальс?

Гермиона кивнула, стараясь не смотреть на извивающихся в аквариуме существ.

Они выбрали самого крупного и, казалось, наименее подвижного слизня.

— На счет три? — предложила Гермиона.

— Давай, — согласился Гарри.

— Раз… два… три!

Они одновременно, стараясь двигаться как можно плавнее, поднесли совочки к слизню. Гарри чувствовал, как напряжены все его мышцы. Он старался копировать каждое движение Гермионы, следя за углом наклона ее руки, за скоростью.

Слизняк, казалось, замер, его многочисленные глазки-бусинки уставились на них с каким-то неодобрением.

— Теперь… собираем, — прошептала Гермиона.

Они так же синхронно коснулись поверхности слизня своими совочками. Это было отвратительно. Слизь была теплой, вязкой и пахла… тиной и отчаянием.

Но, о чудо! Слизняк не съежился. Он даже, казалось, слегка расслабился.

— Получается! — выдохнул Гарри, стараясь не дышать.

Они аккуратно перенесли собранную слизь во флаконы. По несколько капель каждому.

— Неплохо, для начала, — процедил Снейп, который наблюдал за ними с выражением крайнего скептицизма. — Но это был самый ленивый слизень в аквариуме. Посмотрим, как вы справитесь с более… темпераментными особями.

Следующие полчаса были настоящим испытанием. Слизни были капризны, пугливы и, казалось, получали удовольствие, издеваясь над ними. Стоило Гарри чуть быстрее опустить совочек, или Гермионе немного изменить угол наклона, как слизень тут же обиженно съеживался, а Снейп награждал их очередной порцией сарказма.

— Поттер, ваша грация напоминает гиппогрифа в посудной лавке! Вы спугнули уже третьего слизня!

— Грейнджер, ваша излишняя академичность здесь неуместна! Не нужно анализировать психотип слизня, нужно просто синхронно двигаться!

Но, как ни странно, чем больше Снейп их критиковал, тем лучше у них получалось. Они научились чувствовать друг друга без слов. Легкий наклон головы Гермионы — и Гарри понимал, что нужно чуть замедлиться. Короткий взгляд Гарри — и Гермиона знала, что он собирается изменить траекторию. Их движения становились все более плавными, все более синхронными. Они двигались почти как единое целое, два танцора, исполняющих очень странный, очень медленный и очень слизистый танец.

Рон наблюдал за ними с открытым ртом. Он не мог поверить своим глазам. Гарри и Гермиона, которые были такими разными по характеру, вдруг двигались с такой поразительной координацией, будто репетировали это месяцами. Это было… жутковато.

В какой-то момент, когда они особенно слаженно собрали слизь с особо вредного и вертлявого слизня, Гарри не выдержал и тихо хихикнул.

— Знаешь, — прошептал он Гермионе, пока Снейп отвернулся, чтобы отчитать Невилла, который умудрился уронить свой совочек прямо в аквариум, — а ведь мы могли бы выступать с этим номером в цирке. «Гарри и Гермиона — Укротители Синхронных Слизней!» Билеты бы раскупали на год вперед.

Гермиона, которая обычно не одобряла легкомысленных шуток на уроках, вдруг тоже улыбнулась.

— Да, — прошептала она в ответ. — И Снейп мог бы быть нашим конферансье. «А сейчас, дамы и господа, смертельный номер! Попытка собрать слизь с особо ядовитого и обидчивого слизня! Только сегодня, только для вас!»

Они посмотрели друг на друга, и в их глазах блеснуло одинаковое озорство. Это было что-то новое. Они и раньше шутили, конечно, но это… это был какой-то особый, «снейповский» юмор, рожденный из совместного преодоления его издевательств. Они вдруг обнаружили, что могут смеяться над абсурдностью ситуаций, в которые он их постоянно втягивал. И этот смех, тихий, почти беззвучный, разделенный только между ними, создавал новую, неожиданную связь.

Когда урок закончился, и они, наконец, сдали Снейпу свои флаконы с драгоценной (и отвратительной) слизью, оба чувствовали себя выжатыми, но… странно удовлетворенными.

— Ну что, Укротительница Слизней, — сказал Гарри, когда они вышли в коридор, — куда теперь? Может, пойдем тренировать наш номер перед зеркалом?

Гермиона рассмеялась. Настоящим, звонким смехом, который Гарри не так уж часто от нее слышал.

— Думаю, на сегодня с нас хватит слизней, Укротитель. Но идея с цирком мне нравится. Нужно будет подумать над костюмами.

Рон, шедший рядом, смотрел на них так, будто они оба сошли с ума.

— Вы… вы шутите? Про слизней? И Снейпа? Ребята, с вами все в порядке? Может, вам к мадам Помфри сходить? Вдруг вы надышались какими-то слизневыми испарениями?

Гарри и Гермиона переглянулись и снова рассмеялись. Рон ничего не понимал. И это было даже забавно.

Вечером, в гриффиндорской гостиной, они сидели рядом у камина, пытаясь сделать домашнее задание по Трансфигурации. Но мысли их то и дело возвращались к утреннему уроку.

— Знаешь, — задумчиво сказала Гермиона, постукивая пером по пергаменту, — а ведь Снейп, сам того не желая, учит нас очень полезным вещам.

Гарри удивленно посмотрел на нее.

— Ты серьезно? Чему, например? Ненавидеть слизней еще больше?

— Нет, — Гермиона улыбнулась. — Терпению. Концентрации. Умению работать в команде в самых неблагоприятных условиях. И… чувству юмора. Очень специфическому чувству юмора.

Гарри кивнул. Он понимал, о чем она говорит. Этот странный, «антиснейповский» юмор, который они сегодня обнаружили, был как секретный код, понятный только им двоим. Он делал их ближе, чем все предыдущие испытания.

— А еще, — добавил Гарри, понизив голос, — он учит нас тому, что даже самые отвратительные вещи можно пережить, если… если ты не один.

Гермиона посмотрела на него, и в ее глазах он снова увидел то теплое, понимающее выражение, которое стало появляться все чаще.

— Да, Гарри. Ты прав.

Они помолчали, глядя на огонь в камине. Привычная дружеская атмосфера между ними никуда не делась, но к ней добавилась какая-то новая глубина, новое измерение. Они по-прежнему были лучшими друзьями, но теперь их дружба была приправлена щепоткой общей тайны, общим смехом над общим «врагом» и… чем-то еще, чему они пока не решались дать имя.

Рон, наблюдавший за ними из своего кресла, тяжело вздохнул. Они опять переглядывались и улыбались каким-то своим, непонятным ему мыслям. Он чувствовал себя третьим лишним. Как будто они говорили на каком-то секретном языке, который он не мог расшифровать. Это было неприятно. И немного… обидно. Неужели его лучшие друзья отдаляются от него?

Но Гарри и Гермиона не отдалялись. Они просто… находили новые точки соприкосновения. И эти точки, как ни парадоксально, создавал для них тот, кто меньше всего этого желал — профессор Северус Снейп. Каждое его наказание, каждая его язвительная реплика, каждая попытка унизить их — все это, как бумеранг, возвращалось к нему совершенно неожиданным образом, толкая Гарри и Гермиону все ближе друг к другу.

На следующий день, на завтраке, когда Снейп проходил мимо гриффиндорского стола, Гарри и Гермиона одновременно посмотрели на него, затем друг на друга, и на их губах мелькнула едва заметная, но абсолютно одинаковая усмешка. Снейп ничего не заметил. Он был слишком занят своим обычным утренним презрением ко всему сущему.

А Рон, увидев это, окончательно убедился: с его друзьями происходит что-то очень, очень странное. И он начал подозревать, что дело не только в Снейпе. Возможно, те «веселящие споры», о которых он шутил, все-таки существовали. И его друзья, похоже, надышались ими по полной программе. Только вот «веселье» это было какое-то… слишком уж избирательное. И слишком уж синхронное.

Эскалация «снейповских случайностей» продолжалась с неослабевающей силой, словно невидимый режиссер абсурдного спектакля решил проверить, насколько далеко можно зайти, прежде чем главные герои либо сойдут с ума, либо… сделают что-то совершенно непредсказуемое. Гарри и Гермиона, главные актеры этой невольной комедии, уже начали привыкать к тому, что любое взаимодействие с профессором зельеварения чревато новым, еще более нелепым совместным заданием.

Рон, тем временем, перешел из стадии недоумения в стадию активной паники, смешанной с ревностью. Он видел, как его лучшие друзья все больше времени проводят вместе, пусть и по вине Снейпа. Он замечал их тайные переглядывания, их общий, непонятный ему «антиснейповский» юмор, их странную синхронность. И ему это категорически не нравилось. Он чувствовал себя не просто третьим лишним, а каким-то… устаревшим приложением, которое забыли обновить.

Очередной «подарок» от Снейпа не заставил себя долго ждать. Это случилось после контрольной по зельеварению, на которой Гарри, несмотря на все старания Гермионы и собственные героические усилия, умудрился перепутать порошок из рога двурога с толчеными когтями грифона, в результате чего его Усыпляющее зелье вместо того, чтобы мирно убаюкивать, начало агрессивно шипеть и плеваться искрами.

— Поттер, — голос Снейпа был подобен треску арктического льда, — ваша способность превращать даже самые безобидные субстанции в пиротехническое шоу поистине достойна занесения в анналы идиотизма. Не только вы провалили контрольную с оглушительным треском, но и подвергли опасности весь класс. Десять очков с Гриффиндора за вопиющую некомпетентность, и еще десять — за создание пожароопасной ситуации.

Гарри стоял, понурив голову, чувствуя на себе испепеляющий взгляд Снейпа и сочувственные (или насмешливые, он не разбирал) взгляды одноклассников.

— А вы, мисс Грейнджер, — Снейп перевел свой ледяной взгляд на Гермиону, которая, как всегда, сдала безупречную работу, — несмотря на ваши, несомненно, блестящие теоретические познания, очевидно, не способны оказать должного влияния на вашего… партнера по несчастью. Ваша патологическая потребность опекать Поттера, похоже, распространяется на все, кроме его успеваемости по моему предмету.

Гермиона покраснела от негодования.

— Профессор, я пыталась…

— Пытались, мисс Грейнджер? — перебил Снейп. — Ваши попытки, очевидно, были столь же эффективны, как попытка научить тролля вышивать крестиком. Посему, — он сделал театральную паузу, явно наслаждаясь моментом, — вы оба, в качестве искупления своей коллективной безответственности, проведете ближайшие несколько вечеров в библиотеке. За весьма полезным и познавательным занятием.

Гарри и Гермиона переглянулись. Библиотека? Это звучало не так уж и страшно. По крайней мере, лучше, чем слизни или мандрагоры. Но они знали, что у Снейпа всегда есть подвох.

— Ваша задача, — продолжил Снейп, и на его губах появилась тонкая, зловещая улыбка, — переписать и систематизировать все карточки в каталоге Запретной Секции, касающиеся Темных искусств и их контраргументов. Многие из них написаны на древних, почти забытых языках, с использованием устаревшей терминологии. Вам предстоит не только аккуратно переписать их на стандартные библиотечные карточки, но и снабдить каждую аннотацией на современном английском, с указанием возможных рисков и контрзаклятий. И, разумеется, — он добавил с особым нажимом, — работать вы будете под моим личным, хотя и дистанционным, наблюдением. Мадам Пинс будет ежедневно докладывать мне о вашем прогрессе. И о любых попытках отлынивать.

Вот он, подвох. Запретная Секция. Древние языки. Темные искусства. И личное наблюдение Снейпа. Это было не просто наказание, это была пытка, растянутая на несколько вечеров.

— Но, профессор, — робко начал Гарри, — Запретная Секция… туда же нужен специальный допуск…

— Я позабочусь о вашем допуске, Поттер, — отрезал Снейп. — И о том, чтобы вы не отвлекались на чтение особо… соблазнительных фолиантов. Ваша задача — исключительно каталогизация. Любая попытка углубиться в изучение запретных знаний будет расценена как грубейшее нарушение правил. И повлечет за собой… гораздо более неприятные последствия.

* * *

Первый вечер в Запретной Секции был… жутким. Тусклый свет, ряды пыльных, зловещего вида книг, тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц и их собственным дыханием. Мадам Пинс, смерив их строгим взглядом, указала на огромную кипу старых, пожелтевших карточек и стопку чистых, и удалилась, прошипев что-то о недопустимости шума и порчи ценных манускриптов.

Гарри и Гермиона устроились за большим столом в самом дальнем углу. Рон, которому они рассказали о своем новом «увлекательном досуге», вызвался их «морально поддержать» и притащил с собой учебник по Истории Магии, намереваясь подремать под предлогом подготовки к эссе. Он устроился в кресле неподалеку и почти сразу же затих, издавая тихое, умиротворяющее посапывание.

— Ну что, — вздохнул Гарри, глядя на гору карточек, — приступим к расшифровке проклятий и заклинаний на древнеарамейском?

Гермиона, несмотря на мрачную атмосферу, выглядела почти воодушевленной. Для нее это была уникальная возможность прикоснуться к редким знаниям, пусть и под таким соусом.

— Это будет непросто, Гарри. Многие из этих символов я видела только в самых специализированных справочниках. Но… это очень интересно.

Они погрузились в работу. Карточки были действительно ужасны. Выцветшие чернила, непонятные закорючки, названия заклинаний, от которых волосы вставали дыбом: «Ритуал вызова теней из седьмого круга преисподней», «Некромантические практики забытых культов», «Как превратить своего врага в говорящий чайник (с необратимыми последствиями)».

Гарри, хоть и не был силен в древних языках, под руководством Гермионы начал понемногу разбираться в некоторых символах. Гермиона же была в своей стихии. Она с энтузиазмом листала толстенные словари, сравнивала руны, расшифровывала анаграммы.

— Смотри, Гарри! — прошептала она через час, ее глаза горели. — Эта карточка описывает очень редкое защитное заклинание, которое использовали еще древние египетские жрецы! Оно основано на фазах луны и требует знания звездной карты! Невероятно!

Гарри улыбнулся. Он любил видеть Гермиону такой — увлеченной, вдохновленной. Это было гораздо приятнее, чем ее встревоженное или расстроенное лицо после очередных нападок Снейпа.

Они работали бок о бок, склонившись над столом. Иногда их плечи соприкасались, иногда их руки случайно сталкивались, когда они тянулись за одной и той же карточкой или словарем. Но теперь эти прикосновения не вызывали такого острого смущения, как раньше. К ним примешивалось какое-то новое чувство… уюта. Словно они построили маленький, хрупкий форт из книг и древних знаний посреди враждебного мира Запретной Секции.

Рон мирно похрапывал в своем кресле, создавая неожиданно умиротворяющий фон для их работы. Его присутствие, пусть и пассивное, тоже вносило свою лепту в эту странную гармонию.

— Знаешь, — сказал Гарри тихим шепотом, когда они разбирали особенно зловещую карточку с изображением какого-то многоглазого демона, — а ведь Снейп, наверное, думает, что мы тут дрожим от страха и проклинаем его на чем свет стоит.

Гермиона кивнула, не отрываясь от расшифровки.

— Наверняка. Он бы очень удивился, если бы узнал, что мы… почти получаем удовольствие. Ну, я — точно. А ты?

Гарри задумался. Удовольствие — это было бы слишком сильно сказано. Но…

— Это не так уж и плохо, — признался он. — По крайней мере, я узнаю много новых… э-э… интересных слов. И с тобой… это не так страшно. Даже демоны не кажутся такими уж многоглазыми.

Гермиона тихо рассмеялась.

— Ты как всегда, Гарри. Умеешь найти что-то… позитивное даже в описании ритуала жертвоприношения.

В какой-то момент, когда они разбирали карточку с очень сложным заклинанием на эльфийском синдарине, Гермиона устало вздохнула и потерла глаза.

— Я… я не могу разобрать это слово. Оно какое-то… искаженное.

Гарри наклонился ближе, их головы почти соприкоснулись. Он почувствовал знакомый легкий аромат ее волос — лаванда, пергамент и что-то еще, неуловимо сладкое.

— Может, вот это? — он указал пальцем на закорючку. — Похоже на «тень», только… перевернутую?

Гермиона присмотрелась.

— Да! Точно! «Тень сомнения»! Гарри, да ты гений! Как ты догадался?

Гарри пожал плечами, чувствуя, как его уши слегка краснеют.

— Просто… показалось логичным. Учитывая контекст… и то, что предыдущее слово было «сердце».

Они посмотрели друг на друга, и в их взглядах снова промелькнуло что-то теплое, что-то большее, чем просто дружеская признательность. Это было мгновение чистого, незамутненного понимания, гармонии, которая возникла между ними в этом странном, пыльном месте, под аккомпанемент храпа Рона и под незримым надзором Снейпа.

Следующие несколько вечеров прошли в том же духе. Они работали, смеялись (тихо, чтобы не разбудить Рона и не привлечь внимание мадам Пинс), делились своими страхами (Гарри — о Волдеморте и пророчестве, Гермиона — о провале на экзаменах и о том, что она может подвести своих друзей) и находили утешение в присутствии друг друга.

Рон, просыпаясь время от времени, видел их склоненные над книгами головы, слышал их тихие перешептывания и чувствовал себя все более… отчужденным. Он не понимал, что происходит. Они не ссорились, не флиртовали (по крайней мере, не в его понимании), но между ними явно что-то было. Какая-то связь, в которую ему не было доступа. И это его пугало и злило одновременно.

Однажды вечером, когда они уже заканчивали работу, Рон проснулся и увидел, как Гарри и Гермиона одновременно зевнули, а потом посмотрели друг на друга и тихо рассмеялись.

— Что… что смешного? — проворчал он, протирая глаза. — Вы там что, нашли заклинание, которое превращает Снейпа в пушистого кролика?

Гарри и Гермиона переглянулись.

— Почти, Рон, — улыбнулся Гарри. — Мы просто… немного устали.

— И немного… синхронизировались, — добавила Гермиона с легкой усмешкой.

Рон нахмурился. «Синхронизировались». Что это еще за слово такое? Он встал и подошел к ним.

— Слушайте, ребята, — начал он немного неуверенно, — а что… что вообще происходит? Между вами? Вы какие-то… другие стали.

Гарри и Гермиона посмотрели друг на друга, потом на Рона. На их лицах появилось виноватое выражение.

— Рон, ничего… ничего особенного не происходит, — начал Гарри.

— Просто… мы много времени проводим вместе из-за Снейпа, — подхватила Гермиона. — И это… ну… сближает.

— Сближает? — переспросил Рон, его голос дрогнул. — Вы хотите сказать, что вы… того… ну… вместе?

Гарри и Гермиона одновременно покраснели.

— Нет! — слишком поспешно воскликнул Гарри. — Ну, то есть… не в том смысле!

— Мы просто друзья, Рон! — так же быстро добавила Гермиона. — Как и всегда!

Но Рон видел их смущение, их бегающие взгляды. И он не поверил им. Или, вернее, он поверил, но понял, что они сами еще не до конца осознают, что с ними происходит.

— Ладно, — буркнул он, чувствуя себя ужасно неловко. — Я… я пойду. Эссе само себя не напишет.

Он быстро собрал свои вещи и ушел, оставив Гарри и Гермиону одних в тишине Запретной Секции.

Они посмотрели друг на друга. Вопрос Рона повис в воздухе, неловкий и… пугающий.

— Он… он что, подумал, что мы…? — прошептал Гарри.

Гермиона кивнула, ее щеки все еще горели.

— Кажется, да.

Они помолчали. Мысль о том, что они могут быть «вместе» в том смысле, о котором подумал Рон, была… странной. Непривычной. И… немного волнующей.

— Ну… мы же не… да? — Гарри посмотрел на Гермиону, ища подтверждения.

Гермиона посмотрела на него, и в ее глазах он увидел не только смущение, но и… какую-то неуверенность.

— Нет, Гарри, конечно, нет, — сказала она, но ее голос прозвучал не так твердо, как ей бы хотелось. — Мы же… мы же просто Гарри и Гермиона. Лучшие друзья.

«Просто Гарри и Гермиона». Да, это было так. Но почему-то сейчас эти слова звучали… немного иначе. Как будто чего-то не хватало. Или, наоборот, появилось что-то лишнее.

Снейп, получив через несколько дней от мадам Пинс отчет о том, что Поттер и Грейнджер успешно завершили каталогизацию Запретной Секции, причем сделали это на удивление быстро и аккуратно, был… озадачен. Он ожидал жалоб, провалов, попыток саботажа. А получил идеально выполненную работу. И, что самое странное, по словам мадам Пинс, они работали «на удивление слаженно и тихо, если не считать храпа мистера Уизли».

«Слаженно и тихо». Эти слова не давали Снейпу покоя. Что-то было не так. Очень не так. Его наказания, призванные сеять хаос и раздор, почему-то приводили к обратному эффекту. Он невольно создавал условия, в которых Поттер и Грейнджер… сближались. И это было хуже любого проклятия.

Он еще не знал, что его следующее «гениальное» наказание поднимет эту неловкую, едва зародившуюся «гармонию» на совершенно новый, еще более абсурдный уровень. Но интуиция подсказывала ему, что он должен продолжать. Должен найти их слабое место. Должен, наконец, доказать, что он может их сломать. Или, по крайней мере, сделать их жизнь невыносимой.

А Гарри и Гермиона, возвращаясь из библиотеки после последнего вечера «каталогизации», чувствовали себя странно. Облегчение от того, что наказание закончилось, смешивалось с какой-то… грустью. Им будет не хватать этих тихих вечеров, этих совместных открытий, этой особой атмосферы, которая возникала между ними в Запретной Секции.

И вопроса Рона. Он все еще витал в воздухе, не находя ответа.

После библиотечных бдений в Запретной Секции, Рон впал в состояние мрачной ревности, граничащей с отчаянием. Он избегал Гарри и Гермиону, отвечал на их вопросы односложно и проводил большую часть времени, либо играя в плюй-камни с Дином и Симусом, либо жалуясь Джинни на «этих двоих, которые совсем с катушек съехали». Джинни, будучи девушкой наблюдательной и не лишенной проницательности, лишь загадочно улыбалась и говорила, что «иногда самые странные пути ведут к самым интересным открытиям». Рона такие философские изречения бесили еще больше.

Гарри и Гермиона, в свою очередь, чувствовали себя неловко и немного виноватыми перед Роном. Они пытались с ним поговорить, объяснить, что ничего «такого» между ними нет, но Рон был непробиваем. Их вынужденное сближение, инициированное Снейпом, давало трещину в их троице, и это было печально.

Сам Снейп, видя эту картину — Поттер и Грейнджер, ставшие еще более «синхронными», и Уизли, дующийся в углу — испытывал смешанные чувства. С одной стороны, ему доставляло некоторое извращенное удовольствие наблюдать за разладом в «золотом трио». С другой — его бесило, что его наказания не приносят ожидаемого эффекта унижения и страданий для Поттера. Наоборот, Поттер и Грейнджер, казалось, становились только… сильнее? Устойчивее? Это было невыносимо.

Нужно было что-то более радикальное. Что-то, что выставит их в самом нелепом свете перед всей школой. Что-то, что заставит их пожалеть о своей «слаженности». И Снейп, как всегда, нашел способ.

Это случилось на уроке зельеварения, посвященном изучению влияния лунных фаз на нестабильные эликсиры. Снейп решил провести демонстрацию нового экспериментального зелья, которое он назвал «Эликсир Эмпатической Резонансности», или, для краткости, «Зелье Симпатии». По его словам, это зелье должно было временно усиливать эмпатическую связь между двумя людьми, позволяя им лучше понимать чувства и настроения друг друга. «Весьма полезно для дипломатических переговоров или… для разрешения семейных ссор», — добавил он с ледяной усмешкой, которая не предвещала ничего хорошего.

— Поскольку для чистоты эксперимента нам нужны два субъекта, которые уже имеют… определенную историю взаимодействия, — Снейп обвел класс своим фирменным взглядом, от которого у всех, кроме, пожалуй, самых отмороженных слизеринцев, по спине пробежал холодок, — я думаю, кандидатуры мистера Поттера и мисс Грейнджер подойдут как нельзя лучше. Их… э-э… взаимопонимание уже стало притчей во языцех.

Гарри и Гермиона переглянулись с ужасом. Опять они. Ну конечно.

— Подойдите, — приказал Снейп. — Не бойтесь. Побочные эффекты минимальны. Если, конечно, зелье сварено правильно. А я, в отличие от некоторых, — он бросил выразительный взгляд на Гарри, — редко ошибаюсь.

Он налил в два маленьких бокала по несколько капель прозрачной, слегка флуоресцирующей жидкости.

— Выпейте. И постарайтесь сосредоточиться на своих… эмпатических ощущениях.

Гарри и Гермиона с обреченным видом выпили зелье. Вкус был нейтральным, немного мятным.

Первые несколько секунд ничего не происходило. Они стояли перед классом, чувствуя себя подопытными кроликами.

— Ну? — нетерпеливо спросил Снейп. — Поттер, вы ощущаете глубокое сочувствие к тяжелой доле вашего профессора, вынужденного терпеть вашу некомпетентность?

Гарри открыл рот, чтобы сказать что-то вроде «Нет, профессор, я ощущаю только желание, чтобы этот урок поскорее закончился», но вместо этого… он вдруг почувствовал острую, почти физическую волну… смущения. Чужого смущения. Он посмотрел на Гермиону. Она стояла, густо покраснев, и теребила край своей мантии. И Гарри понял — это ее смущение он чувствует. Так сильно, будто это его собственное.

А потом он почувствовал еще кое-что. Легкую, но настойчивую… симпатию. Направленную на него. От нее.

Он ошеломленно посмотрел на Гермиону. Она тоже смотрела на него, и в ее глазах читалось такое же изумление. И… такая же симпатия.

— Что… что происходит? — прошептал Гарри, чувствуя, как его собственное сердце начинает биться чаще.

— Я… я не знаю, — так же шепотом ответила Гермиона. — Я чувствую… твое удивление. И…

И тут Снейп, видя, что его «эксперимент» явно идет не по плану (он-то ожидал, что они начнут чувствовать взаимное раздражение или скуку, что было бы логично, учитывая их «дружбу»), решил вмешаться.

— Поттер, Грейнджер, — его голос был полон плохо скрываемого злорадства, — поскольку вы, очевидно, настолько переполнены… эмпатией… друг к другу, что не можете вымолвить ни слова, я предлагаю вам небольшой тест. Я задам вам несколько вопросов. А вы, используя свои обострившиеся эмпатические способности, должны будете ответить на них… хором. И абсолютно честно. Любая попытка солгать или уклониться от ответа приведет к… непредсказуемым последствиям для зелья. И для вас.

Он явно что-то задумал. Что-то очень коварное.

— Итак, вопрос первый. Мистер Поттер, что вы на самом деле думаете об интеллектуальных способностях мисс Грейнджер?

Гарри почувствовал, как его рот открывается против его воли. Одновременно он ощутил волну тревоги и… надежды, исходящую от Гермионы.

— Она… она самая умная, самая блестящая и самая потрясающая ведьма, которую я когда-либо встречал! — выпалили они хором, их голоса слились в один.

В классе повисла гробовая тишина. Даже Снейп на мгновение опешил. Это было… слишком. Слишком искренне. Слишком… похоже на правду.

— Хм, — Снейп быстро оправился. — Весьма… предсказуемо. Вопрос второй. Мисс Грейнджер, что вы на самом деле думаете о храбрости и… э-э… лидерских качествах мистера Поттера?

Гермиона почувствовала, как ее щеки горят. Она ощущала волну смущения и… гордости, исходящую от Гарри.

— Он… он самый храбрый, самый самоотверженный и самый вдохновляющий человек, которого я знаю! Он настоящий лидер, даже если сам этого не осознает! — снова хором, снова в унисон.

Рон, сидевший за своей партой, издал звук, похожий на стон умирающего гиппогрифа. Он закрыл лицо руками. Это было невыносимо.

Снейп, однако, не унимался. Его глаза недобро блестели. Он явно нащупал «болевую точку».

— И, наконец, вопрос третий, — он сделал паузу, растягивая слова. — Мистер Поттер, мисс Грейнджер, ответьте честно: испытываете ли вы друг к другу… нечто большее, чем просто дружеские чувства?

Это был удар ниже пояса. Гарри и Гермиона замерли. Они почувствовали, как их сердца одновременно ухнули куда-то в пятки. Паника, страх, смущение, надежда, отрицание — целый коктейль эмоций захлестнул их, смешиваясь в один невыносимый, но абсолютно синхронный поток.

Они посмотрели друг на друга. В их глазах читался немой вопрос: «Что нам делать?!»

Но зелье не давало им выбора. Их рты открылись сами собой.

— ДА!!! — прозвучало на весь класс, громко, отчетливо и… абсолютно хором.

В следующую секунду в классе воцарился такой хаос, какой не снился даже Пивзу в его лучшие дни. Ученики ахнули, захихикали, кто-то уронил котел, кто-то присвистнул. Рон издал глухой вопль и сполз под парту.

Гарри и Гермиона стояли, как громом пораженные, их лица были цвета перезрелого томата. Они только что, перед всем классом, под влиянием снейповского зелья, признались друг другу… во всем.

Сам Снейп выглядел так, будто только что проглотил не просто жабу, а целую стаю василисков. Такого он точно не ожидал. Он хотел унизить их, выставить на посмешище их «дружбу», а вместо этого… он невольно устроил им публичное признание в любви! Это было… это было катастрофой! Для его планов. Для его нервной системы. Для его веры в предсказуемость человеческой глупости.

— Молчать!!! — взревел он, его голос перекрыл шум в классе. — Тишина!!!

Класс нехотя затих, но возбужденные перешептывания и смешки продолжались.

Снейп испепеляющим взглядом посмотрел на Гарри и Гермиону, которые, казалось, вот-вот провалятся сквозь землю от стыда.

— Поттер! Грейнджер! — его голос дрожал от ярости. — Вон из моего кабинета! Оба! Немедленно! И чтобы я вас больше… никогда… не видел… вместе… на моих уроках… с этими… вашими… эмпатическими резонансами! Двадцать очков с Гриффиндора! Нет, пятьдесят! За… за нарушение всех мыслимых и немыслимых правил приличия и… и за полное отсутствие самоконтроля!

Гарри и Гермиона, не говоря ни слова, пулей вылетели из кабинета, сопровождаемые гулом и смехом одноклассников.

Они бежали по коридору, не разбирая дороги, пока не оказались в каком-то пустынном, заброшенном закутке на седьмом этаже. Здесь они остановились, тяжело дыша, и посмотрели друг на друга.

— О, Мерлин, — простонал Гарри, закрывая лицо руками. — Это… это был самый ужасный момент в моей жизни.

— Я… я не могу поверить, что мы… что мы это сказали, — прошептала Гермиона, ее голос дрожал. — Перед всеми…

Они молчали несколько минут, пытаясь прийти в себя. Стыд, смущение, неверие… и что-то еще. Что-то, что заставляло их сердца биться с бешеной скоростью.

— Но… — Гарри наконец поднял голову и посмотрел на Гермиону. — То, что мы сказали… это… это была правда? С твоей стороны?

Гермиона посмотрела на него, ее глаза были полны слез, но в них светилась какая-то новая, робкая решимость.

— Да, Гарри, — тихо сказала она. — Это была правда. А… а с твоей?

Гарри глубоко вздохнул. Все маски были сорваны. Все тайны раскрыты. Скрывать что-либо было уже бессмысленно.

— Да, Гермиона, — так же тихо ответил он. — Это была правда.

Они снова замолчали, глядя друг на друга. И в этой тишине, после всего ужаса и унижения, которое они только что пережили, родилось что-то новое. Что-то хрупкое, нежное и… настоящее.

— И что… что теперь? — прошептал Гарри.

Гермиона пожала плечами, на ее губах появилась слабая, неуверенная улыбка.

— Я… я не знаю, Гарри. Наверное… наверное, теперь мы… мы пара? По вине Снейпа?

Гарри не мог не улыбнуться в ответ. Это было так абсурдно. Так нелепо. Так… по-снейповски.

— Похоже на то, — сказал он. — Самая странная история любви в истории Хогвартса. Благодаря нашему любимому профессору зельеварения.

И тут они оба рассмеялись. Смеялись до слез, до колик в животе. Смеялись над абсурдностью ситуации, над коварством Снейпа, над собственной неловкостью. И этот смех был освобождающим. Он смывал стыд, растворял смущение, оставляя только… облегчение. И какую-то новую, еще незнакомую радость.

Когда они немного успокоились, Гарри взял Гермиону за руку. Ее пальцы были холодными, но он почувствовал, как они доверчиво сжались в его ладони.

— Знаешь, — сказал он, глядя ей в глаза, — а ведь Снейп, наверное, сейчас рвет и мечет. Он хотел нас унизить, а вместо этого…

— …сделал нас самой обсуждаемой парой в Хогвартсе, — закончила за него Гермиона, ее глаза блестели. — И, возможно, самой счастливой. Хотя и самой неловкой.

Они стояли так еще некоторое время, держась за руки, наслаждаясь этим неожиданным, выстраданным моментом счастья. Мир вокруг них, казалось, замер. Даже звуки Хогвартса стали какими-то приглушенными, далекими. Были только они. И это новое, удивительное чувство, которое расцвело между ними благодаря цепочке абсурдных случайностей, инициированных человеком, который меньше всего этого желал.

Рон, когда наконец выполз из-под парты и пришел в себя, был в шоке. Он слышал все. Он видел все. Его лучшие друзья… они… они действительно… того. И признались в этом перед всем классом. Это было… это было слишком. Он чувствовал себя преданным, опустошенным и… почему-то немного глупо. Неужели он был так слеп? Неужели он ничего не замечал?

А Снейп, в своем кабинете, действительно рвал и метал. Он ходил из угла в угол, как тигр в клетке, проклиная Поттера, Грейнджер, Дамблдора, это идиотское зелье и всю вселенную в целом. Его план провалился. С треском. С оглушительным, унизительным треском. Он хотел разлучить их, а вместо этого… он их соединил! Это было невыносимо. Это было… иронично. До тошноты.

Он еще не знал, что это далеко не конец. Что его «случайности» еще сыграют свою роль. И что эта «пара», созданная его же руками, еще не раз заставит его скрипеть зубами от злости и… возможно, от чего-то еще. Чего-то, что он никогда бы не признал даже самому себе.

Новость о «Великом Признании в классе Зельеварения» разнеслась по Хогвартсу со скоростью лесного пожара, подожженного заклинанием Инсендио. Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер — пара! Это было сенсацией, затмившей даже последние сплетни о том, кто из преподавателей тайно встречается с мадам Розмертой в «Трех Метлах». Коридоры гудели, как растревоженный улей. Ученики перешептывались, хихикали, делали ставки. Одни были в восторге («Они так подходят друг другу!»), другие — в недоумении («Но как же Рон?»), третьи — откровенно злорадствовали (в основном, слизеринцы, предвкушавшие новые поводы для издевательств).

Для Гарри и Гермионы первые дни после «инцидента» были настоящим испытанием. Каждый их совместный шаг, каждый взгляд, каждое слово рассматривались под микроскопом. Они чувствовали себя экспонатами в музее восковых фигур, на которых все тычут пальцами и обсуждают. Это было ужасно неловко.

Но, как ни странно, это публичное «разоблачение» имело и свои плюсы. Во-первых, им больше не нужно было скрывать свои чувства (которые они и сами-то до конца не осознавали до того самого момента). Во-вторых, это сняло огромное напряжение, которое накопилось между ними за последние недели. Теперь они могли быть… собой. Ну, почти.

«Почти» — потому что они понятия не имели, как ведут себя «пары». Особенно такие «пары», как они, чьи отношения зародились благодаря зелью правды и сарказму профессора Снейпа.

— Так… — начал Гарри как-то вечером, когда они сидели в относительно уединенном уголке гриффиндорской гостиной, пытаясь (безуспешно) сосредоточиться на домашнем задании по Чарам. — Теперь, когда мы… ну, ты знаешь… пара… что мы должны делать?

Гермиона, которая как раз пыталась расшифровать особенно запутанное заклинание для создания самопомешивающихся котлов, отложила перо и посмотрела на него с такой же растерянностью.

— Я… я не уверена, Гарри. Я прочитала несколько книг о… межличностных отношениях… но там все так… расплывчато. И, честно говоря, большинство примеров кажутся мне совершенно нелогичными.

Гарри усмехнулся. Типичная Гермиона. Даже в вопросах романтики она искала логику и научный подход.

— Может, нам стоит… э-э… держаться за руки? — неуверенно предложил он. — Я видел, так делают другие пары.

Гермиона посмотрела на его протянутую руку, потом на свою. Ее щеки слегка покраснели.

— Ну… да, наверное. В этом есть определенный… тактильный аспект, который, согласно некоторым исследованиям, способствует укреплению эмоциональной связи.

Она осторожно взяла его за руку. Их пальцы переплелись. Это было… приятно. И немного щекотно. И очень, очень неловко. Особенно когда мимо них прошла Лаванда Браун и одарила их таким приторно-сладким взглядом, что у Гарри на мгновение свело зубы.

Их «флирт», если это можно было так назвать, был таким же абсурдным и неловким, как и вся история их отношений. Вместо томных вздохов и романтических признаний они обменивались… научными фактами и саркастическими замечаниями по поводу Снейпа.

— Знаешь, Гарри, — говорила Гермиона, когда они шли на урок Трансфигурации, — я тут прочитала, что совместное преодоление стрессовых ситуаций, таких как, например, регулярные наказания от профессора Снейпа, может значительно усилить выработку окситоцина, так называемого «гормона привязанности».

— О, правда? — отвечал Гарри. — Тогда мы, наверное, должны быть самой «окситоциновой» парой в Хогвартсе. Спасибо Снейпу за его вклад в нашу… э-э… биохимию.

Или, когда они сидели в Большом Зале за завтраком, и Снейп проходил мимо их стола, одарив их своим фирменным испепеляющим взглядом:

— Интересно, — шептал Гарри Гермионе, — если бы мы измерили уровень его желчи в данный момент, он бы превысил все допустимые нормы? Может, стоит провести исследование? Для безопасности окружающих.

— Отличная идея, Гарри! — подхватывала Гермиона. — Можно было бы разработать специальный «снейпометр». И подарить его Дамблдору на Рождество. Уверена, он бы оценил.

Они хихикали, и это был их собственный, понятный только им двоим язык любви. Язык, основанный на общем опыте, общем враге и… общей неловкости.

Рон, тем временем, продолжал страдать. Он видел, как Гарри и Гермиона держатся за руки (неуклюже, но держатся!). Он слышал их странные «научные» разговоры. Он замечал, как они переглядываются и улыбаются, когда Снейп говорит очередную гадость. И это его бесило. Не потому, что он ревновал Гермиону к Гарри (хотя, возможно, и это тоже было, где-то очень глубоко), а потому, что он чувствовал себя преданным. Его лучшие друзья создали какой-то свой, закрытый клуб, в который его не пригласили.

Но однажды, когда он сидел в одиночестве в библиотеке, пытаясь (безуспешно) понять смысл заклинания «Таранталлегра», к нему подошла Джинни.

— Ну что, страдалец? — спросила она, садясь рядом. — Все еще дуешься на Гарри и Гермиону?

Рон что-то нечленораздельно пробурчал.

— Послушай, Рон, — Джинни вздохнула. — Я понимаю, что тебе нелегко. Но они… они же не специально. Это все Снейп. Он их просто… довел. До ручки. Или, в данном случае, до отношений.

— Но они… они такие… странные! — пожаловался Рон. — Они говорят о каких-то окситоцинах и снейпометрах! Это что, так теперь флиртуют?

Джинни рассмеялась.

— Ну, у каждого свой стиль, Рон. Может, для них это и есть романтика. Главное, что они… ну, ты видишь. Они счастливы. По-своему. Неуклюже, абсурдно, но счастливы.

Рон задумался. Счастливы? Он посмотрел на Гарри и Гермиону, которые как раз вошли в библиотеку и, увидев его, немного смутились, но потом все же подошли.

— Рон, — начала Гермиона, — мы… мы хотели с тобой поговорить.

— Да, Рон, — подхватил Гарри. — Мы… мы скучаем по тебе. Ты наш лучший друг. И мы не хотим, чтобы… чтобы из-за нас…

Рон посмотрел на их виноватые, но искренние лица. И что-то в нем дрогнуло. Да, они были странными. Да, их отношения были похожи на какой-то безумный эксперимент. Но они были его друзьями. И они, кажется, действительно нуждались в нем.

— Ладно, — буркнул он, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Я… я тоже скучал. Немного.

Гарри и Гермиона просияли.

— Правда? — воскликнула Гермиона.

— Тогда… тогда все нормально? — с надеждой спросил Гарри.

Рон вздохнул. «Нормально» — это было бы слишком сильно сказано. Но…

— Нормально, — сказал он. — Только… пожалуйста… не обсуждайте при мне свои «окситоцины». И не держитесь за руки так, будто вы пытаетесь провести какой-то сложный алхимический ритуал. Это… это немного жутковато.

Гарри и Гермиона рассмеялись. Рон тоже не смог сдержать улыбки. Лед тронулся.

— И еще, — добавил Рон, уже более уверенно. — Если Снейп еще раз заставит вас делать что-нибудь… синхронное… я буду снимать это на Магическую Камеру. Для потомков. И для шантажа.

Теперь уже смеялись все трое. Напряжение спало. «Золотое трио» воссоединилось, пусть и в несколько измененном составе. Рон, конечно, все еще считал их отношения верхом странности, но он решил… смириться. В конце концов, кто он такой, чтобы судить? У него самого были свои тараканы в голове. И если его лучшие друзья нашли свое абсурдное счастье благодаря самому ненавистному профессору в Хогвартсе, то… пусть будет так. Главное, чтобы они не целовались при нем. Этого он бы точно не вынес.

* * *

Снейп, наблюдая за этой идиллией — Поттер и Грейнджер, неуклюже держащиеся за руки и перешептывающиеся о каких-то «снейпометрах», и Уизли, который, похоже, смирился с ролью «третьего не лишнего» — чувствовал, как в нем закипает праведный гнев. Его планы рушились один за другим. Вместо того чтобы посеять раздор и унижение, он невольно стал… купидоном! Это было не просто иронично, это было оскорбительно!

Он должен был что-то предпринять. Что-то, что окончательно разрушит эту нелепую «гармонию». Что-то, что заставит их пожалеть о том дне, когда они выпили то дурацкое «Зелье Симпатии».

Идея пришла к нему внезапно, во время очередного ночного обхода замка. Он проходил мимо гобелена с изображением Варнавы Вздрюченного, пытающегося обучить троллей балету, и вдруг его осенило. Балет! Танцы! Публичное выступление! Вот что ему нужно!

На следующий день, на уроке зельеварения, Снейп был особенно мрачен и язвителен. Он придирался к каждой мелочи, снимал очки за малейшую провинность, и вообще вел себя так, будто у него одновременно болели все зубы и его только что бросила любимая летучая мышь.

К концу урока, когда ученики уже мечтали о спасительном звонке, Снейп объявил:

— В связи с приближающимся Ежегодным Осенним Балом Хогвартса, — он произнес это с таким отвращением, будто говорил о нашествии гигантских пауков, — и в целях… э-э… повышения культурного уровня некоторых особо одаренных студентов, я вынужден назначить дополнительное… творческое задание.

Класс замер в ожидании. «Творческое задание» от Снейпа — это звучало как оксюморон. Или как начало фильма ужасов.

— Поттер, Грейнджер, — его взгляд остановился на «сладкой парочке». — Учитывая вашу… хм… недавно проявившуюся склонность к синхронным действиям и публичным проявлениям… эмпатии… вы подготовите и исполните на балу… танец.

В классе повисла такая тишина, что было слышно, как пролетает пылинка. Танец? Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер? Танцующие на балу? По заданию Снейпа? Это было… за гранью.

— Но, профессор! — воскликнул Гарри, его лицо выражало смесь ужаса и недоумения. — Мы… мы не умеем танцевать!

— Особенно… вместе, — добавила Гермиона, ее щеки пылали.

— Неужели? — Снейп изогнул бровь. — А как же ваши синхронные движения при сборе слизи слизеринских слизней? Или ваша слаженная работа с корнями мандрагоры? Уверен, ваши таланты в этой области сильно недооценены.

Он явно издевался.

— Музыку и стиль танца вы можете выбрать сами, — продолжил он с ледяной усмешкой. — Но учтите, это должно быть нечто… запоминающееся. Нечто, что продемонстрирует всю глубину вашего… взаимопонимания. И, разумеется, я буду лично оценивать ваше выступление. Как и весь преподавательский состав. И вся школа.

Гарри и Гермиона переглянулись. Это было… это было хуже, чем Зелье Симпатии. Хуже, чем публичное признание. Это была публичная пытка. Танцевать. Перед всеми. По приказу Снейпа.

Рон, сидевший рядом, издал звук, похожий на сдавленный хрюк. Он пытался не рассмеяться, но это было очень трудно. Его друзья, танцующие на балу… это будет зрелище похлеще, чем битва с василиском.

— И чтобы вы, — добавил Снейп, наслаждаясь их ужасом, — отнеслись к этому заданию с должной серьезностью, я освобождаю вас от всех остальных домашних заданий по моему предмету до конца семестра. Если, конечно, ваш танец будет… удовлетворительным.

Это была неслыханная щедрость со стороны Снейпа. И это пугало еще больше. Значит, он действительно хотел, чтобы они опозорились по полной программе.

Когда урок закончился, и Гарри с Гермионой вышли в коридор, они были в полной прострации.

— Танец? — прошептал Гарри. — Он… он серьезно?

— Боюсь, что да, — так же шепотом ответила Гермиона. — И он явно хочет, чтобы мы… провалились. С треском.

Рон подошел к ним, все еще давясь от смеха.

— Ну что, голубки? — сказал он, вытирая слезы. — Готовы к своему звездному часу? Я уже предвкушаю. Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер в лебедином па-де-де! Или, может, страстное танго? Под аккомпанемент скрежета зубов Снейпа?

Гарри и Гермиона одновременно бросили на него уничтожающие взгляды.

— Очень смешно, Рон, — проворчал Гарри.

— Мы в панике, а ты издеваешься, — обиженно сказала Гермиона.

— Да ладно вам, — Рон хлопнул их по плечам. — Ну, опозоритесь немного. Зато потом будет что вспомнить. И Снейпа вы точно… удивите. Опять.

Он помолчал, потом его лицо стало серьезным.

— Слушайте, — сказал он. — А может… может, это не так уж и плохо? Ну, то есть… вы же теперь… пара. Пары танцуют на балах. Это… это нормально.

Гарри и Гермиона посмотрели на него с удивлением. Рон? Говорит, что это «нормально»?

— Ты… ты так думаешь? — неуверенно спросила Гермиона.

Рон пожал плечами.

— Ну… да. Наверное. По крайней мере, это лучше, чем сортировать слизней или переписывать карточки в Запретной Секции. И… — он немного смутился, — если вам нужна будет помощь… ну, там, с выбором музыки или… или просто кто-то, кто будет смеяться не так громко, как остальные… я готов.

Гарри и Гермиона переглянулись. Рон… он действительно капитулировал. Он принял их «странные» отношения. И даже предложил помощь. Это было… почти трогательно.

— Спасибо, Рон, — искренне сказал Гарри.

— Ты настоящий друг, — добавила Гермиона, и на ее глазах блеснули слезы.

Рон смущенно отмахнулся.

— Да ладно вам. Просто… не наступите друг другу на ноги слишком сильно. И постарайтесь не упасть. Особенно на Снейпа. Хотя… это было бы забавно.

И они снова рассмеялись. Все трое. Напряжение немного спало. Да, перспектива танцевать на балу перед всей школой по-прежнему пугала их до смерти. Но теперь они были не одни. У них был Рон. И они были… друг у друга.

А Снейп, в своем кабинете, уже предвкушал их провал. Он представлял себе, как Поттер спотыкается на каждом шагу, как Грейнджер краснеет и путается в ногах, как вся школа покатывается со смеху. Это будет его триумф. Его месть за все те «случайности», которые привели к этому нелепому «союзу».

Он еще не знал, что «случайности» еще не закончились. И что этот танец, который он задумал как апофеоз их унижения, может стать… чем-то совершенно иным. Чем-то, что снова перевернет все с ног на голову. И, возможно, даже заставит его самого… задуматься. Хотя, это, конечно, было маловероятно.

Подготовка к Осеннему Балу превратилась для Гарри и Гермионы в смесь паники, отчаяния и… неожиданного веселья. Рон, верный своему слову, стал их главным (и единственным) болельщиком, критиком и источником сомнительных танцевальных советов («Гарри, ты двигаешься так, будто у тебя в ботинках пара докси! Попробуй быть… ну… менее деревянным!» или «Гермиона, ты слишком много думаешь! Просто… почувствуй музыку! И постарайся не анализировать ее с точки зрения нумерологии!»).

Они репетировали в Выручай-комнате, которая услужливо превращалась то в просторный танцевальный зал с зеркалами, то в уютную гостиную с граммофоном, играющим старые вальсы. Сначала это был сущий кошмар. Гарри постоянно наступал Гермионе на ноги, Гермиона пыталась руководить, цитируя учебники по этикету и бальным танцам, а Рон просто катался по полу от смеха.

— Знаете, — сказал он однажды, вытирая слезы, — если бы Снейп это видел, он бы умер от счастья. Или от смеха. Что, в принципе, одно и то же.

Но постепенно, шаг за шагом, неуклюжесть уступала место… чему-то похожему на танец. Они выбрали медленный, немного старомодный вальс — единственную мелодию, под которую Гарри не чувствовал себя полным идиотом. Гермиона, отказавшись от попыток превратить танец в научный эксперимент, позволила себе просто… чувствовать. И это было удивительно.

Они обнаружили, что когда они не думают о Снейпе, о всей школе, о том, как они выглядят со стороны, а просто смотрят друг другу в глаза и двигаются в такт музыке, что-то… происходит. Что-то теплое, нежное, почти волшебное. Их неловкость не исчезла полностью, но она стала какой-то… своей, родной. Частью их абсурдной, но такой настоящей истории.

— А ты… ты неплохо двигаешься, Гарри, — сказала Гермиона однажды вечером, когда они кружились по Выручай-комнате, и ее голова удобно устроилась у него на плече. — Для того, кто утверждал, что у него две левые ноги.

— Это все ты, — ответил Гарри, чувствуя, как его сердце бьется в унисон с музыкой и с ее сердцем. — Ты… ты делаешь меня лучше. Во всем.

Они остановились, и он посмотрел ей в глаза. В этот момент не было ни Снейпа, ни Хогвартса, ни предстоящего бала. Были только они. И это тихое, нежное чувство, которое росло между ними с каждой «случайностью», с каждым неловким моментом, с каждым общим смехом.

— О, Гарри, — прошептала Гермиона, и ее глаза заблестели.

И он поцеловал ее. Неловко, немного неумело, но так искренне и нежно, как только мог. И она ответила ему тем же.

Это был их первый настоящий поцелуй. Не под действием зелья, не по принуждению, а по собственному, обоюдному желанию. И это было… идеально.

Рон, который в этот момент как раз вошел в Выручай-комнату с подносом тыквенного печенья, замер на пороге, уронив поднос. Печенье рассыпалось по полу.

— Ой, — пискнул он. — Э-э… я… я, наверное, не вовремя. Я… я пойду. Подмету. Потом.

И он быстро ретировался, оставив Гарри и Гермиону одних, покрасневших, смущенных, но… очень счастливых.

* * *

День Осеннего Бала наступил быстрее, чем они ожидали. Большой Зал был украшен гирляндами из осенних листьев и мерцающих фонариков. Оркестр играл веселую музыку. Ученики, нарядные и взволнованные, толпились у столов с угощениями.

Гарри и Гермиона чувствовали себя так, будто идут на казнь. Гарри в своей парадной мантии чувствовал себя скованно и неуклюже. Гермиона, в простом, но элегантном темно-синем платье, выглядела прекрасно, но ее глаза выдавали волнение.

— Ну что, — сказал Гарри, беря ее за руку. — Готова к нашему… триумфальному провалу?

Гермиона глубоко вздохнула.

— С тобой, Гарри, я готова ко всему. Даже к публичному унижению под музыку Штрауса.

Рон, который пришел на бал с Падмой Патил (исключительно в качестве «моральной поддержки» для Гарри и Гермионы, как он утверждал), подбадривал их как мог.

— Да ладно вам, ребята! Вы репетировали! Вы… вы почти не наступаете друг другу на ноги! И даже если упадете, это будет… эпично!

И вот, настал их час. Профессор МакГонагалл, которая была ведущей бала, объявила:

— А сейчас, дамы и господа, специальный номер! Танец, подготовленный под чутким… руководством… профессора Снейпа. Встречайте, Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер!

В зале воцарилась тишина, а затем раздались сдержанные аплодисменты, смешанные с хихиканьем и перешептываниями.

Гарри и Гермиона вышли в центр зала. Сердца у них колотились так, будто готовы были выпрыгнуть из груди. Они увидели Снейпа, стоявшего у стены с непроницаемым лицом, но в его глазах читалось злорадное предвкушение.

Заиграла музыка. Медленный, красивый вальс.

Гарри посмотрел на Гермиону. Она улыбнулась ему, и в ее улыбке было столько тепла и поддержки, что его страх немного отступил.

Он взял ее за руку, положил другую ей на талию. Гермиона положила свою руку ему на плечо.

И они начали танцевать.

Сначала неловко, скованно. Гарри чувствовал на себе сотни взглядов. Он слышал смешки. Он видел ухмылку Малфоя.

Но потом он снова посмотрел в глаза Гермионе. И все остальное исчезло. Были только они. И музыка. И это удивительное чувство единения, которое они открыли для себя в Выручай-комнате.

Они кружились по залу, и их движения становились все более плавными, все более уверенными. Они не были профессиональными танцорами, конечно. Но они танцевали… сердцем. Они улыбались друг другу, и в их улыбках не было ни страха, ни смущения. Только радость. Радость от того, что они вместе. Радость от того, что они смогли превратить очередное издевательство Снейпа в… нечто прекрасное.

Зал постепенно затихал. Смешки прекратились. Ученики смотрели на них с удивлением, потом с восхищением. Даже преподаватели, казалось, были тронуты.

Снейп стоял, как громом пораженный. Его челюсть отвисла. Этого… этого он точно не ожидал. Он ожидал провала, унижения, фарса. А получил… это. Искренний, нежный, почти идеальный танец. Танец, который кричал о… любви.

Это было невыносимо. Его план снова рухнул. С еще большим треском, чем раньше.

Когда музыка закончилась, Гарри и Гермиона замерли в центре зала, тяжело дыша, но улыбаясь. И тут зал взорвался аплодисментами. Громкими, искренними, восторженными.

Рон кричал громче всех, размахивая руками. Джинни аплодировала со слезами на глазах. Даже некоторые слизеринцы неохотно хлопали.

Гарри и Гермиона, смущенные и счастливые, поклонились и поспешили скрыться в толпе.

— Мы… мы сделали это, — выдохнул Гарри, когда они оказались в относительном уединении у стола с пуншем.

— Да, — Гермиона сияла. — И это было… это было потрясающе! Спасибо, Гарри.

— Нет, это тебе спасибо, Гермиона, — сказал Гарри, беря ее за руку. — За то, что ты… ты.

И в этот момент, когда они стояли, держась за руки, счастливые и немного ошеломленные своим неожиданным триумфом, к ним подошел… профессор Снейп.

На его лице была маска ледяного спокойствия, но в его глазах… в его глазах было что-то странное. Что-то, чего Гарри никогда раньше не видел. Смесь ярости, досады, удивления и… чего-то еще. Чего-то почти… человеческого?

— Поттер, Грейнджер, — его голос был тихим, но отчетливым. — Подойдите ко мне. Немедленно.

Сердце Гарри упало. Ну вот, сейчас начнется. Сейчас он найдет, к чему придраться. Сейчас он испортит им этот момент.

Они подошли к нему, готовые к худшему.

Снейп несколько секунд молча смотрел на них, его взгляд был тяжелым, непроницаемым.

А потом он сказал то, чего они никак не могли ожидать.

— Ваше выступление, — начал он медленно, растягивая слова, — было… приемлемым. Для дилетантов. Вы не опозорили Хогвартс так сильно, как я ожидал. Можете считать, что ваше… творческое задание… зачтено.

Гарри и Гермиона переглянулись. «Приемлемым»? «Зачтено»? От Снейпа? Это было… невероятно.

— Но, — Снейп сделал паузу, и его глаза опасно сузились, — я должен вас предупредить. То, что произошло между вами… это… это не случайность. Не совсем.

Гарри и Гермиона напряглись. Что он имеет в виду?

— Вы думаете, что все эти… инциденты… были просто моей прихотью? Моим желанием досадить вам? — Снейп криво усмехнулся. — Отчасти, да. Но не только.

Он огляделся по сторонам, понизил голос.

— Темный Лорд… он ищет слабости. Ваши слабости, Поттер. Он хочет знать все о вас. О ваших друзьях. О ваших… привязанностях. И иногда, — его голос стал почти шепотом, — лучший способ скрыть что-то важное — это выставить на всеобщее обозрение что-то… отвлекающее. Что-то громкое, нелепое, абсурдное. Например, внезапно вспыхнувшую «любовь» между Мальчиком-Который-Выжил и его всезнающей подругой.

Гарри и Гермиона замерли. Они не могли поверить своим ушам.

— Вы… вы хотите сказать… — начала Гермиона, ее голос дрожал.

— Я хочу сказать, — перебил Снейп, его взгляд был холодным, как лед, — что ваша… романтическая история… была для меня удобным прикрытием. Фоновым шумом. Пока вы тут устраивали свои публичные признания и танцевали вальсы, я… я делал свою работу. Передавал информацию Дамблдору. Отвлекал внимание шпионов Темного Лорда от действительно важных вещей. Вы были… полезными идиотами. Пешками в игре, о которой вы даже не подозревали.

Шок. Вот что они испытали. Шок, неверие, обида.

Их чувства… их отношения… все это было… фарсом? Прикрытием?

— Но… но наши чувства… — прошептал Гарри. — Они… они настоящие.

Снейп посмотрел на него с выражением, близким к презрению.

— Ваши чувства, Поттер, меня не интересуют. Главное, что они были… убедительны. Для тех, для кого это предназначалось. А теперь, — он выпрямился, его лицо снова стало непроницаемой маской, — идите. Наслаждайтесь своим… триумфом. Вы его… заслужили. В каком-то смысле.

И он развернулся и ушел, оставив Гарри и Гермиону одних, ошеломленных, растерянных, с разбитыми сердцами.

* * *

Они долго стояли молча, пытаясь осмыслить то, что только что услышали.

Их любовь… была частью плана Снейпа? Частью его шпионских игр?

Это было… жестоко. И цинично. Даже для Снейпа.

— Я… я не могу в это поверить, — наконец сказала Гермиона, ее голос был полон слез. — Он… он просто использовал нас.

Гарри обнял ее. Он тоже чувствовал себя обманутым, опустошенным.

— Но… но ведь он не мог… он не мог заставить нас чувствовать то, что мы чувствуем, — сказал он, пытаясь найти хоть какую-то опору в этом хаосе. — Да, он создавал ситуации. Абсурдные, нелепые. Но то, что произошло между нами… это… это было настоящее. Правда?

Гермиона посмотрела на него, ее глаза были полны боли, но и… надежды.

— Да, Гарри, — тихо сказала она. — Это было настоящее. И никакие снейповские интриги не смогут этого изменить.

Они вышли из Большого Зала, держась за руки. Бал еще продолжался, но им было не до веселья. Они шли по пустынным коридорам Хогвартса, каждый думая о своем.

И вдруг, когда они проходили мимо одной из заброшенных классных комнат, они услышали… тихий, сдавленный кашель. И увидели… профессора Снейпа. Он стоял у окна, глядя на звезды, и его плечи… его плечи слегка подрагивали.

Он не плакал, нет. Северус Снейп не плакал. Но в его позе, в его силуэте, было что-то… бесконечно усталое. И одинокое.

Гарри и Гермиона переглянулись. И в этот момент, несмотря на всю боль и обиду, они почувствовали… что-то вроде сочувствия? Или, по крайней мере, понимания. Снейп был сложным, трагическим человеком. И его роль в этой войне была, возможно, самой тяжелой из всех.

Они молча прошли мимо.

Их любовь, рожденная из абсурда и неловкости, прошла через еще одно испытание. Испытание правдой. Жестокой, циничной, но… правдой.

И они поняли, что, несмотря ни на что, они все еще вместе. Их чувства были настоящими. И никакие игры взрослых, никакие шпионские интриги, никакие «случайности» не смогут этого разрушить.

Потому что иногда, даже в самых темных и запутанных историях, любовь находит свой путь. Даже если этот путь пролегает через кладовую с мандрагорами, урок с Зельем Симпатии и вальс, поставленный самым ненавистным профессором в мире.

* * *

Эпилог (несколько месяцев спустя).

Гарри и Гермиона сидели на берегу Черного озера, наслаждаясь редким солнечным днем. Рядом Рон пытался научить Клювокрыла играть в «принеси палку», что получалось у него с переменным успехом.

— Знаешь, — сказала Гермиона, кладя голову Гарри на плечо, — а ведь Снейп, несмотря на все свои… методы… все-таки был прав в одном.

— В чем это? — удивился Гарри. — В том, что я бездарность в зельеварении?

Гермиона улыбнулась.

— Нет. В том, что иногда лучший способ скрыть что-то важное — это выставить на всеобщее обозрение что-то… отвлекающее.

Она посмотрела на него, ее глаза сияли.

— Наша «громкая, нелепая, абсурдная любовь», как он выразился… она ведь действительно отвлекла многих. И, возможно, спасла не одну жизнь.

Гарри обнял ее крепче.

— А еще, — добавил он, — она сделала нас… нами. Такими, какие мы есть. Немного неловкими, немного абсурдными, но… очень счастливыми.

И тут из-за кустов раздался знакомый, ехидный голос:

— Поттер, Грейнджер, вы опять здесь прохлаждаетесь? Неужели вы думаете, что мир сам себя спасет, пока вы тут обнимаетесь?

Это был Снейп. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на них своим фирменным взглядом, в котором, однако, теперь можно было уловить… что-то еще. Тень усталой иронии? Мимолетное удовлетворение от того, что его «пешки» все-таки оказались не такими уж и бесполезными? Или просто… привычное отвращение?

Гарри и Гермиона переглянулись и улыбнулись.

— Нет, профессор, — сказал Гарри. — Мы просто… набираемся сил. Перед новыми «случайностями».

Снейп фыркнул, но на его губах, кажется, мелькнула тень… чего-то похожего на улыбку. Очень, очень отдаленно похожего.

А потом он развернулся и ушел, оставив их одних, под теплым солнцем, с их нелепой, но такой настоящей любовью. Любовью, которая родилась благодаря ему. Вопреки ему. И, возможно, немного… для него.