Перегрин (джен)

У века каждого

(Мельница — Волкодав)

Одиннадцатилетие Гарри приближалось семимильными шагами. Обитатели Кайслин Дирг считали до этого дня дни. Оба — и Поттер, и Перегрин — ждали его по одной причине, ибо в этот день должно было решиться всё. Гарри ждал этого для с ужасом, ибо понимал, что в этот день может всё кончиться для него, а Перегрин радовался — Кровная Месть будет осуществлена и последний Поттер падёт от руки Перегрина.

Гай всё чаще запирался в своих покоях и меньше тягал мальчишку, а мальчик, будучи незанятым, все чаще погружался в безрадостные мысли о собственной горькой участи. Не сказать, правда, что он был совершенно неподготовлен — он постоянно таскал с собой свой верный нож и даже на ночь не вытаскивал волшебных палочек из рукава. Он отлично понимал, что рыжеволосый Князь может в любой момент напасть на него, будь то день или ночь.

Поттер часто думал о Сигурде — тот не навещал его уже как два года. Мальчик злился на норвежца и беспокоился — Сигурд не из тех, кто нарушает данное слово. С момента их знакомства прошло уже три года, и первое время мужчина частенько наезжал в замок, а потом неожиданно эти визиты прекратились.

Гарри взрослел и стал многое понимать. Он упражнялся в магии и оттачивал навык владения ножом. Для своих почти-одиннадцати лет, Поттер был сильным. И немудрено — если ты с пяти лет таскаешь тяжеленные мешки и вёдра, ты, волей-неволей, развиваешься физически.

Утро тридцать первого июля было необыкновенно холодным даже для английского лета. Туман стелился от реки к замку, и если бы Гарри читал повесть о собаке Баскервилей, он, несомненно, поостерёгся выходить из замка. Однако, в нашем случае, опасность для мальчика была именно в каменных стенах.

Поттер проснулся, потому что ему было ужасно холодно. Всё же попоны, особенно старые, не способны исполнять роль полноценных подушек и одеял.

Итак, мальчик проснулся и, первым делом, понял, какой сегодня день. Сердце пропустило удар, и по всему его телу пополз липкий страх. Он много раз представлял, как он проснётся в день своего одиннадцатилетия, думал даже о том, как он умрёт, и как его труп будет коченеть, как заплывут белым его зрачки — Поттер неоднократно видел глаза мёртвых кроликов и предполагал, что с ним будет именно так же.

Первым делом, Гарри нащупал у себя в рукаве волшебную палочку, а под одной из попон — нож. Палочки так и были оставлены им на месте, а нож Поттер засунул за пояс полотняных брюк, тех самых, что дал ему однажды Сигурд. Брюки были уже порядочно истрепаны, да и парень сильно из них вырос, однако он с невероятным упорством продолжал их носить.

Поттер прислушался к звукам, наполнявшим замок. Тишина. Нигде не было слышно крадущихся шагов Перегрина, ни лязганья ножа, в руках беспощадного убийцы. Поняв, что в Багдаде всё спокойно, Поттер спустил босые ноги на холодный пол и осмотрелся.

На колченогом стуле — похоже, что в Кайслин Дирг другой мебели, кроме как без ножек, не встречалось, — стоял его обыкновенный завтрак, состоящий из яичницы, хлеба и кружки воды.

Несмотря на обычный утренний голод, мальчику кусок в горло не лез. Он рассеянно крошил хлеб и настороженно прислушивался к звукам, доносящимся из-за двери. Любой шорох он принимал за мягкий шаг Гая, а любой скрип — за звук открывающейся двери. Покончив с завтраком и хорошенько умывшись (Поттер рассудил, что если умирать — то чистым), Гарри вышел из комнаты.

Коридор огромного замка встретил его холодом и тишиной. Продвигаясь по коридору короткими перебежками, он достиг дверей замка и быстро выскользнул наружу. Никаких следов Перегрина. «Это хорошо» — подумал мальчик и направился к реке.

Над водой густо клубился туман. Небо было обложено тучами и солнце бледно светило сквозь свинцовую пелену. Роса, к удивлению мальчика, не сошла с травы, и он не смог отказать себе в удовольствии покататься по влажной, зелёно-седой траве.

Сигурд говорил, что люди, купающиеся в утренней росе, становятся сильнее и здоровее. По его словам, несколько унций росы определённого лета сбора стоят не дешевле драконьей крови.

Гарри раскинулся на влажной траве и закрыл глаза. Возможно, это его последнее утро на этом свете. В голову полезли мысли о жизни после смерти. Вроде как, там за гранью, тоже есть свой мир… Или ещё лучше, может он станет призраком…

А тем временем в замке, в одной из его башен, Гай Перегрин праздновал свою заочную победу.

Вообще, спальня Перегрина представляла собой крайне занимательное помещение — комната была круглой, ибо находилась прямо под крышей башни. Потолок желтел штукатуркой, расписанной самым удивительным образом. По кругу бежали, летели и ползли самые удивительные представители магической фауны. Здесь были виверны и драконы, василиски и келпи, фениксы и единороги, пегасы и горгоны, словом все, кого когда-когда либо описывали в мифах. И все они били копытами, махали крыльями или шипели клыкастыми пастями.

Внутри круга из животных помещался небесный свод со всеми существующими созвездиями. Ярче всех сейчас горели звёзды, составляющие созвездие льва — бо весь конец июля принадлежал именно этому знаку. А в самом центре было помутневшее от времени старинное ртутное зеркало. Зачем оно было помещено в центр потолка, было непонятно, да и хозяева замка не слишком пытались разгадать эту тайну.

Однако ничего запоминающегося, кроме потолка, в комнате не было. Всё здесь было старым, невероятно старым и грязным. Закопченные стены, варварской рукой закрашенные наборные окна из цветного венецианского стекла, клочья пыли по углам, серое и у уже рассыпающееся от старости постельное бельё на огромной кровати с балдахином.

Остановимся подробнее на кровати — на ней как раз и лежал Гай Перегрин. В одно руке у него была неизменная заплесневевшая бутыль с вином, а в другой — волшебная палочка. Изредка он шумно отхлёбывал из бутылки, причём вино рубиновыми брызгами кропило постельное бельё, однако Гаю было на это плевать.

Сегодня на душе у него был праздник, да, чёрт возьми, праздник! Сегодня он убьёт треклятого мальчишку, а потом… потом хоть трава не расти! Цель его жизни будет исполнена.

Перегрин лениво поднял руку с палочкой и, прицелившись, выпустил в потолок багровый луч заклинания. Он чувствовал себя победителем. Заочно. Так он ощущал себя только добрых двадцать пять лет назад, когда собственноручно прикончил Карлуса и Доротею Поттеров во время традиционной охоты на лис…

Тогда, двадцать пять лет назад, он ощущал себя так, словно на душе ангелы пели. Он ощущал, чёрт возьми, ощущал, что сделал правильное, хорошее, по настоящему хорошее дело.

Он удивительно чётко помнил этот осенний день, грохот собственного злобного пульса в ушах, жаркий топом лошадиных копыт и то, как кровавая дымка вырвалась из спины Карлуса, когда его, Перегрина, меч, встретился с плотью.

Он помнил оглушительный визг Доры Поттер и то, как её золотые кудри блеснули в свете осеннего солнца, когда меч, обагрённый кровью Карлуса, срубил её аккуратную головку с плеч. Помнил он и то, как поттеровские кони хрипели, чувствую запах крови и каким-то своим чувством понимали, что их хозяев больше нет на свете. Он помнил всё, что произошло.

А потом его жизнь закрутилась пьяным хороводом. Вскоре в приличном, так сказать, обществе, прознали про то, кто убил Поттеров, и Перегрину стал путь в магический мир заказан. К нему в дом ходили какие-то люди, тыкали ему под нос аврорские удостоверения, однако Гай, рыча как дикий зверь и нещадно матерясь, выталкивал представителей закона из своего дома.

Гай был полностью отрезан от окружающего мира. Единственный, кто не оставил рыжеволосого Князя, так это Сигурд.

Сигруд Фергюссон стал самым дорогим его другом, какие только вообще были у Гая. Навещал он его редко — всё же Бард, гонец… Постоянная работа и абсолютная невозможность сидеть на одном месте. Сам Сигурд говорил, что если живёт где больше месяца, то вскоре почти теряет интерес к жизни. Однажды, по его же словам, он даже пытался от тоски повеситься. Вовремя, правда, из петли вытащили.

К слову сказать, несмотря на такой кочевой образ жизни, у Фергюссона была семья. Жена и две красавицы-дочки, чью колдографию норвежец всегда таскал в своей котомке…

Перегрин вынырнул из своих воспоминаний, допил вино, окончательно измазав простыни, и поднялся с кровати. Не с первой, кстати, попытки.

— Дилли!

Домовик появился немедленно, с негромким хлопком.

— Ты не видал, сопляк встал или нет?

— Дилли видел, как молодой Поттер проснулся, поел и пошёл на реку, Хозяин, молодой Поттер сегодня плохо ел…

— Плевать мне на его аппетит, он сегодня в последний раз вообще жрёт, скот этакий! — Гай ногой пнул эльфа так, что тот отлетел в стену, — У, падаль…

Перегрин спустился вниз, в зал, приказал Дилли принести ему еды и вина и принялся ждать мальчика.

Поттер же провёл на улице практически весь день. Он долго купался в неожиданно тёплой речной воде, нырял за беззубками и лежал на берегу, надёжно укрытый туманом от посторонних глаз. Несколько раз он проверял, насколько остёр его нож и в итоге остался доволен.

После купания, он оделся и отправился в лес. Ему там нравилось. В основном в лесу росли сосны, кое-где под их сенью чахли небольшие разлапистые дубки, которые, несмотря на лето, были одеты в жёлтую листву. Земля была покрыта толстым слоем опавшей хвои, тысячи иголочек которой приятно кололи босые ступни и скрадывали звук шагов. Лес был настоящим кладезем таинственных шорохов и звуков, которые заставляли чувства Гарри по-звериному обостряться.

Гарри Глубоков вдохнул воздух, весь пронизанный запахами хвои, сырости и древесной гнили. Он не хотел умирать, о Боги, как он не хотел умирать!

Гарри вернулся в замок под вечер. Осторожно прокрался через холл, заглянул в зал — Перегрин дрых, по-видимому, пьяный. Всё так же крадучись, он проник в свою комнату, умылся, доел то, что осталось от завтрака, ибо есть ему хотелось безумно, спрятал нож под попоны и улёгся в постель. Он изо всех сил старался не уснуть, боролся со сном, однако глаза предательски слипались, и сон вскоре одолел мальчика.

Спустя несколько часов, в его комнату трансгрессировал эльф Дилли. Он проверил, крепко ли спит мальчик и изчез с негромким хлопком.

А через двадцать минут, дверь в комнату отворилась с еле слышным скрипом и в комнату проникла тёмная фигура. Эта фигура была Гаем Перегрином. В его руке тускло блеснул своим лезвием небольшой топор для разделки мяса.

Мальчик, словно почуяв неладное, пошевелился. Во сне. Перегрин замер, однако мальчик всего лишь перевернулся с бока на спину и теперь спал, раскинувшись на своём ложе. Гай явственно видел, как хрупкая мальчишеская грудь, прикрытая старенькой льняной рубашкой, колышется в неверном голубоватом свете луны, льющемся из окна. Тихо, с грацией, неожиданной для такого массового тела, Перегрин приблизился к мальчику, занёс над ним топор, закрыл глаза и на опустил прямо на тщедушное тельце.

Перегрин ожидал хруста, взвизга, клокочущего дыхания и надсадного кашля, однако вместо этого последовал сильный удар в солнечное сплетение и Перегрин повалился куда-то вниз. Он открыл глаза и одновременно этим почувствовал под собой костлявое извивающееся и явно живое тело мальчишки.

Парень был испуган и немудрено — он проснулся за секунды до того, как страшное лезвие коснулось его груди, и успел изо всех сил брыкнуть своего убийцу в грудь.

Туша Перегрина навалилась на него со всей своей чудовищной тяжестью. Гарри извивался как мог, старался освободиться, однако противник был тяжелее и в создавшейся ситуации имел явные преимущества.

Гай сумел-таки перехватить свой топор поудобнее и снова замахнулся, метя на этот раз в голову мальчика. Поттер сумел в последний момент вывернуться, и острие вошло на два дюйма в дерево.

Тогда Перегрин принялся его душить. Тут у Гарри не было ни малейшего шанса вырваться — сила, с которой его давило тело убивающего его мужчины, тиски, сдавливающие его шею, не давали ему шелохнуться.

Поттер задыхался. Перед глазами плыл белёсый туман, какие-то круги, рот жадно хватал такой нужный воздух, из глаз текли слёзы. Перегрин с мрачным удовлетворением отметал, как наливаются кровью глаза мальчишки, как синеют его губы и как попытки вырваться становится всё слабее и слабее…

Неожиданно Гарри ощутил, как на секунду ослабела хватка — Перегрин отнял одну руку утереть пот со лба. Дальнейшие действия заняли секунды — Поттер сумел таки выхватить одной рукой свой нож, рукоять которого всё это время упиралась ему в спину и полоснул им Гая по багровой, со вздувшимися венами, шее.

Кровь, тёплая и солёная, хлынула моментально. Она залила мальчику всю грудь и весёлым ручейком побежала на пол. Перегрин страшно захрипел и схватился за распоротое горло, скатываясь на пол. Он забился на полу, нелепо загребая ногами воздух и потрясающе воя. Гарри не смотрел на него, предсмертный вопль слышал как будто через толстую пуховую подушку. Он изо всех сил сжимал свой нож и пытался восстановить дыхание.

Вскоре вой перешёл в влажный клёкот, который Поттер прекратил, безжалостно вонзив нож в грудь умирающего.