Triquetra (гет)

Весь Хогвартс с утра жужжал, как беспокойный пчелиный улей. Как было написано на красивом листе пергамента, вывешенном в Большом Зале, сегодня, 31 октября, состоится традиционный бал по случаю празднования Хэллоуина. Все девчонки, от мала до велика, крутились перед зеркалами, поправляли последние изъяны в платьях, заметные только им, и хихикали в коридорах, хвастаясь своими партнёрами. На все балы в Хогвартсе ученики обязаны были приходить парами, и зачастую это обстоятельство было весьма серьёзной проблемой. Но гордость Гриффиндора, Гарри Поттера, казалось, совершенно не заботила праздничная суета. Все его мысли были посвящены разговору с Константой, таинственной Трикетре и грядущему воскрешению Сириуса. Гарри до сих пор не мог поверить, что это не очередная ложная надежда, подобная его попытке связаться с Сириусом через зеркало. Боль и скорбь от потери крёстного в его сердце сменилась неуверенным еще ожиданием чуда. Гарри улыбнулся и вновь опустил взгляд на пергамент, лежащий на столе. Он почти закончил свою работу по Стихийной магии, которой увлёкся в последний месяц. Слова, сказанные Стерлингом накануне, во время урока, заставили Гарри задуматься ещё глубже:

«В душе каждого волшебника заложена частичка стихии, но далеко не каждый может разбудить её. Поэтому маги используют своего рода проводники стихийной магии – специальные артефакты, – профессор Стерлинг сделал паузу, подойдя ближе к ученикам. – Они помогают сфокусировать и направить магическую энергию неопытного стихийного мага, либо усиливают мощь великого мага. Именно они создавали такие артефакты, заключая в них частички своих стихий. Вы можете прочитать в любом сборнике легенд из библиотеки Хогвартса о существующем поверье, что Основатели Хогвартса были Стихийными Чародеями. Хаффлпафф – Земля, Равенкло – Воздух, Слизерин – Вода и Гриффиндор – Огонь. Нет точных сведений, но утверждают, что Основатели вложили свои силы в украшения, кольца и кулоны, и было сделано пророчество, что однажды два самоцвета столкнутся, и наступит либо мир, либо хаос».

Два камня – не может ли это означать, что речь в очередном пророчестве идёт о нём и Вольдеморте? И вновь он был поставлен перед фактом, что на его плечи взвален груз спасения мира, как на героя из американских комиксов. Но это были не яркие картинки в тонкой книжечке, это была реальность, жестокая и пугающая своей неизвестностью. В шестнадцать лет сложно осознать, что в твоих руках находится судьба всего магического мира.

Остальные гриффиндорцы не разделяли рвение Гарри в учёбе и были заняты только тем, чтобы найти себе партнёрш для бала. Гарри вполуха за завтраком слушал разговоры одноклассников о том, что Дин и Симус идут на бал с сёстрами Патил, и что даже Невилл смог найти себе партнёршу в лице хаффлпаффки Сьюзен Боунс. Рон сиял, как начищенный пятак, потому что шёл на бал вместе с красивой ученицей Равенкло Мэнди Броклхёрст.

— Гарри, приятель, а ты уже пригласил кого-нибудь? – Рон подтолкнул Гарри в плечо. Тот пожал плечами и отрицательно помотал головой.

— Да ты с ума сошёл! – воскликнул Симус. – Бал ведь уже завтра! А без партнёрши не пускают...

Гарри хотел сказать, что ему глубоко начхать на весь этот бал. «Разве что я пошел бы с Гермионой», – тут же мысленно вздохнул он. И тут как тут подошедшая Гермиона тронула его за плечо.

— Гарри, я у тебя хотела спросить...

Гарри показалось, будто все окружающие предметы расплываются и теряются из вида, становясь нечеткими, будто с него сняли очки, а видит он только Гермиону и её блестящие карамельно-карие глаза. Голоса сидящих рядом друзей заглушились стуком его собственного сердца, отдававшимся в ушах.

— Гермиона, ты не пойдёшь со мной на бал? – выпалил Гарри, решив руководствоваться предыдущим опытом.

Гермиона, которую Гарри перебил своим неожиданным предложением, осеклась. В её глазах, как показалось Гарри, промелькнуло выражение восторга, и её губы изогнулись в непонятной улыбке.

— Да, – лаконично ответила она и, ещё раз улыбнувшись, выпорхнула из зала, будто на крыльях, совершенно забыв, что собиралась о чем-то спросить. Проводив её долгим взглядом, Гарри снова повернулся к друзьям. На лице Рона застыло выражение насмешливого удивления, поэтому Гарри метнул на него взгляд, так и говоривший: «Один вопрос – и тебе несдобровать!»

* * *

Всё это Гарри вспоминал, в который раз придирчиво оглядывая себя в зеркало. Поход в Хогсмид накануне завершился покупкой новой парадной мантии цвета бутылочного стекла (по словам хозяйки магазинчика, этот цвет очень выгодно подчёркивал цвет глаз Гарри). Сейчас Гарри подумал, что он такой тощий, что может запросто быть ходячим пособием по изучению строения скелета: рёбра выпирают, щёки ввалились, ноги похожи на ходули... «От хорошей жизни таким не станешь», – мрачно подумал Гарри и ещё раз попытался привести в относительный порядок свои непослушные черные волосы, но в этом сражении он потерпел поражение. Гарри махнул рукой и принял решение оставить всё, как есть, поправил очки на носу и вышел из комнаты.

Часы в гостиной показывали почти восемь, а в самой комнате было пусто. Гарри глубоко вздохнул, как пловец перед стартом.

— Ты уже собрался? – послышался голос Гермионы.

Гарри обернулся и не смог сдержать восхищённого выдоха. Гермиона никогда особенно не заботилась о своей внешности: она не была похожа на Лаванду или Парвати, вечно болтающих о новых косметических зельях или одежде и постоянно крутящихся перед зеркалом. Гермиону интересовали учёба и книги. Но сегодня она изменилась. Её глаза, прежде не знавшие макияжа, казалось, стали ещё больше, губы слегка блестели, а на густых каштановых волосах, непривычно послушным водопадом струящихся по спине, мерцали отблески пылающего огня в камине. Гарри осознал, что откровенно пялится на неё и смутился.

— О, да, да. Пойдём? – он подошёл к Гермионе и, вспомнив немногочисленные увиденные у Дурслей фильмы, галантно предложил Гермионе взять его под руку. Они вышли из гостиной и спустились к входу в Большой зал. Войдя внутрь, они поразились тому, как великолепно его украсили. По всему залу тут и там стояли громадные тыквы, выращенные Хагридом, свечи отбрасывали причудливые тени на полу и стенах, и их приглушённый свет был идеальным для создания загадочной атмосферы Дня Всех Святых. Четыре огромных стола на время бала убрали, а по периметру зала стояли небольшие столики. На сцене выступала популярная группа, названия которой Гарри не знал, но музыка нежной волной окутывала его, а голоса солистов были подобны пению сирен и эльфов.

Гермиона отошла к Джинни, с которой крепко подружилась за последнее время, а Гарри заметил в толпе огненно-рыжую шевелюру Рона, с невероятной скоростью приближающуюся к нему.

— Она меня отшила, представляешь?! – заявил он. – Сказала, что её пригласил другой, и она не смогла отказаться!

Гарри понял, что Рон говорит о Мэнди, и попытался ободрить друга.

— Да не расстраивайся ты так, Рон...

— Легко говорить! – перебил его Рон. – Я теперь буду, как дурак, без партнёрши!

— Кто это тут без партнёрши? – поинтересовалась подошедшая к ним Джинни. Рон отвёл взгляд. Джинни хихикнула. – Бедный Рон... нужно срочно найти тебе пару!

— У меня такое ощущение, что все уже заняты, – мрачно ответил гриффиндорец.

— Приве-е-ет! – послышался за спиной Рона мечтательный голос Луны Лавгуд.

Джинни приветливо кивнула.

— Луна, а ты что, одна?

Луна пожала плечами и улыбнулась.

— Я пришла вместе с одним хаффлпаффцем, чтобы только пустили.

— Ой, как хорошо! – с хитрой улыбкой обрадовалась Джинни и многозначительно взглянула на Рона. Тот покраснел, как варёный рак, и ещё раз взглянул на Луну. Сегодня она соизволила хорошенько причесаться и (очевидно, не без помощи Джинни) теперь её длинные светлые волосы были уложены в незамысловатую, но аккуратную причёску. А мантия цвета индиго прекрасно подходила к её синим глазам.

— Ну, мы пойдём, – с такой же хитрой улыбкой, как у Джинни, сказала Гермиона и увела Гарри за собой.

Они сели за один из столиков. Повисло неловкое молчание. Гарри был занят тем, что боролся с искушением вновь взглянуть на Гермиону, что могло повлечь за собой не совсем адекватные последствия. «Мы с ней пришли, как друзья, – твердил Гарри сам себе. – Только как друзья». Прошло несколько минут, показавшихся Гарри вечностью, пока он не решился:

— Герм, ты... э-э... не хочешь потанцевать?

Гарри не знал, правильно ли он поступает, ведь в танцах он разбирался также как Невилл в Зельеделии. Но в этот момент его даже не заботило то, что он может оттоптать партнерше ноги. Гермиона загадочно улыбнулась, и они прошли в центр танцплощадки, где уже кружились другие пары. Гарри нерешительно положил руки на талию Гермионы, и они начали. Хотя со стороны, наверное, это с трудом можно было назвать танцем. Его спина была прямой, будто в неё вбили кусок фанеры, а между ними было, по крайней мере, пара футов. Руки Гермионы на его плечах, казалось, опаляли кожу через ткань мантии. Гарри вдруг почувствовал себя ужасно неловко.

— Я заранее извиняюсь.

Гермиона вскинула голову:

— За что?

— За то, что наступлю тебе на ноги.

Гермиона улыбнулась.

— Извинения принимаются.

— Я вообще плохо танцую... – Гарри опустил взгляд.

— Это неважно, Гарри, – эти простые слова заставили его на мгновение поверить в то, что он готов записаться в балетную школу, лишь бы снова увидеть этот блеск в глазах Гермионы. Он улыбнулся в ответ... и тут же не удержал равновесия и почти врезался в нее – кто-то толкнул его в спину. Гарри обернулся и увидел Симуса.

— Оп-с, прошу прощения, – произнёс тот с хитрым блеском в глазах и подмигнул Гарри. Когда юноша повернулся обратно к Гермионе, её лицо теперь оказалось намного ближе. В глазах девушки отражались огоньки горящих свечей, делая их ещё больше. Сердце Гарри заколотилось, как птица в клетке, от корней волос и до самых пяток разлилось приятное тепло, а в животе, казалось, поселился рой крошечных мотыльков. Её приоткрытые, манящие губы были близко, так близко...

Внезапно все свечи в зале потухли. Музыка оборвалась, и послышались сотни недовольных возгласов. И посреди шума появилось нечто, заставившее Гермиону вскрикнуть от ужаса и схватить Гарри за руку. Над недавно танцующими парами в воздухе навис ужасный череп с вылезающей из него змеёй, окруженным призрачным зеленоватым светом. Смертный Знак. Гарри почувствовал резкую, обжигающую боль в шраме и инстинктивно схватился за лоб. Ему показалось, будто черные глазные впадины просверлили его взглядом насквозь. Боль стала нестерпимой, будто ко лбу приложили раскаленное железо, а Зал прорезал зловещий, пугающий и шипящий голос. Голос самого Лорда Вольдеморта:

— Охота началась!

Смертный Знак исчез, будто его и не было, а свечи одновременно вспыхнули, заставив всех собравшихся прищуриться и прикрыть глаза от резкого света. И тут всех будто прорвало – каждый счёл своим долгом высказать своё мнение о произошедшем. Поднявшийся в зале гул смог успокоить только Дамблдор.

— Тише! – произнёс он негромко, но твёрдо. – Прошу всех сохранять спокойствие! В Хогвартс уже направлены авроры, а пока они не прибудут, никто не должен выходить из Зала. Палочку каждого из вас проверят специальным заклинанием...

Дальнейшие слова Дамблдора не были услышаны ни Гарри, ни Гермионой.

— Гарри, всё это значит, что в Хогвартсе шпион Вольдеморта! Ты понимаешь? – голос ее дрожал от волнения.

Юноша устало прикрыл глаза.

— Гермиона... как же мне всё это надоело... – он выпустил ее руку и исчез в толпе хогвартских учеников.

А через полчаса после прибытия авроров, выяснилось, что ни из одной волшебной палочки не было сотворено заклинание «Morsmordre». Никто не смог объяснить, каким же образом Смертный Знак появился над головами сотен учеников.

* * *

Раннее утро застало Гарри в библиотеке. Не совсем типично для него, конечно, но это было единственным местом, где он мог побыть в одиночестве. Вряд ли кто-то будет отвлекать его от созерцания окрестностей Хогвартса в семь утра у библиотечного окна.

— Гарри? Ты здесь?

Ну, или будет...

Юноша обернулся и увидел взволнованную и бледную Гермиону. Он попытался улыбнуться.

— Сегодня это самое тихое место.

Она присела рядом и положила руку ему на плечо.

— Как ты? После вчерашнего...

Гарри перевёл взгляд за окно.

— Я больше не могу так. Ты же всё слышала: «Охота началась!» Теперь это не призрачная угроза, маячившая где-то за горизонтом, Гермиона, война объявлена открыто… – он умолк.

— Я так и не рассказал тебе о Румынии, – продолжил Гарри после паузы. – А теперь слушай.

Гермиона внимательно выслушала его рассказ о видении в Пентаграмме.

– Я узнал, что я не один, а часть какого-то плана, который набросал кто-то свыше, что должен найти остальных и выполнить свое предназначение. И я рад, что теперь не просто пешка в чьей-то игре, но не могу видеть, как вокруг гибнут люди. Вольдеморт не остановится. Когда появился этот череп, мне показалось, будто он пронзил меня насквозь своим взглядом, как кинжалом, а его слова были предназначены только мне. Это предупреждение, Герми. Я не хочу, чтобы дорогие мне люди пострадали. Только не ты, – последние слова сорвались с его губ непроизвольно, и Гарри прикусил язык.

— Гарри, – Гермиона придвинулась ближе и взяла его за руку, – ты не должен сдаваться. У нас есть надежда. Она есть у меня. У меня есть ты.

Её близость опьяняла. Из её приоткрытых губ вырывалось нежное взволнованное дыхание, карие глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц смотрели на него с решительностью и нежностью, буквально умоляя не падать духом. Она подняла руку и легко погладила его по щеке, будто бабочка коснулась своим невесомым крылом. Гарри прикрыл глаза, наслаждаясь этим ощущением, заставляющим кровь быстрее бежать по жилам. Все мысли в голове смешались, превратившись в хаотичный водоворот, среди которого появился яркий болид, слепящий и заставляющий каждую клеточку его тела вспыхнуть огнём.

— Гарри... – она чуть слышно выдохнула его имя. Он приоткрыл веки и встретился взглядом с блестящими глазами Гермионы. Гарри растворился в омутах сладкой карамели и преодолел последние дюймы, разделяющие их, накрыв её губы своими. Последнее, что он увидел перед тем, как ресницы снова сомкнулись, – это искорки радости, запрыгавшие в глазах Гермионы. Поцелуй не был похож на тот, короткий и мокрый, которым он обменялся с Чоу в прошлом году: этот подарил Гарри тысячу звездочек, вспыхнувших перед закрытыми глазами – каждая из них была ярче, чем звезда Сириус. Вновь проснувшиеся в животе мотыльки своими крыльями заставили его почувствовать необъяснимую лёгкость в груди, заставляющую забыть обо всех проблемах и заботах. Весь мир растворился в призрачной дымке, остались лишь он и Гермиона.

Когда им пришлось прервать поцелуй, дабы он не стал последним из-за удушья, Гарри долго не решался открыть глаз. Он боялся того, что может увидеть. Испуг, гнев, неловкость... Но когда его веки, наконец, распахнулись, то перед собой он увидел ласковую улыбку и сияющие глаза. Крошечная слезинка дрожала на кончиках ресниц Гермионы. Гарри выдавил:

— Ты плачешь?

— Глупенький... – прошептала Гермиона, запуская руку в его волосы, как всегда упрямо торчащие во все стороны. – Я так люблю тебя, Гарри.

В этот момент за окном в воздухе закружились первые снежинки. Они медленно опускались и сразу же таяли, прикоснувшись ко всё ещё тёплой земле. Но двое сидящих в библиотеке не замечали этого. Всего три слова, только три... они сделали Гарри Поттера самым счастливым человеком на всём белом свете. Он мог лишь прошептать в ответ: «И я люблю тебя» – и вновь погрузиться в омут тепла, подаренный ему губами его возлюбленной.