Право на защиту. Гипотеза (гет)

8.

В профессии адвоката знать закон наизусть — далеко не главное. Главное — знать, где прочитать и у кого спросить.

Сейчас, правда, Гермионе совершенно не хотелось ничего читать и спрашивать. Дело подходило к вечеру, а во рту еще тыквенного семечка не было. Утренняя чашка кофе казалась событием столетней давности.

Собственно чувства голода Гермиона не испытывала очень давно. Видимо, организм понял, что на голод адвокату Грейнджер частенько бывает наплевать, поэтому напоминал о том, что нуждается в еде, радикальным способом: слабели ноги, начинали дрожать руки, и голова немного «плыла». Желудок же при этом не подавал никаких сигналов, успешно притворяясь, что ему и так неплохо.

Вот и теперь Гермиона есть совершенно не хотела. Но колени недвусмысленно подкашивались, а пальцы так и норовили разжаться и выронить портфель. Надо себя покормить. И почему зловредный организм не может функционировать, питаясь, к примеру, воздухом?

Ближе всего к госпиталю была пресловутая «Дырка». Туда Гермиона и поплелась — сил на аппарацию уже не оставалось. В баре оказалось немноголюдно и довольно тихо. Мельком глянув на меню, Гермиона забилась в дальний угол и привалилась к стене, ожидая Ханну и пытаясь определить, что же все-таки хочет съесть.

Она с ленивым удивлением осознала, что давно перестала получать удовольствие от еды. И была прямо-таки олицетворением буквального смысла поговорки: «Мы едим, чтобы жить, а не наоборот». В общем, повышенным аппетитом Гермиона не отличалась никогда. В детстве ела совсем плохо, и родители замучили ее наставлениями о регулярном и правильном питании и о том, в каком количестве человеку необходимы всякие жиры-белки-углеводы и прочие витамины. Как Гермиона мечтала в те времена, что вырастет, станет большой и самостоятельной, и тогда будет сама определять, что и когда ей есть!

Вот, выросла. Стала такой самостоятельной, что дальше некуда. Никто не контролирует, не заставляет есть суп, мыть руки и надевать теплый шарф… Какой ребенок не мечтает о том благословенном моменте, когда сможет избавиться от назойливой, по его мнению, и глупой родительской опеки? Гермиона приложила все силы, чтобы убедить окружающий мир: за ней не нужно присматривать и надзирать, она достаточно взрослая и сознательная особа, чтобы без посторонней помощи позаботиться о себе. Мир согласился без особых сопротивлений.

Некому беспокоиться, если Гермиона долго не возвращается домой, никто не волнуется, если она в одиночку где-то бродит по ночам. Никто не разбудит утром, если проспала, никто не попеняет за то, что не позавтракала, не заставляет одеваться потеплее. Некому сетовать, что она слишком много работает, и никто не погонит пинками спать, если она засиживается с документами до утра. И некому наругать за то, что умчалась на работу без завтрака и весь день не ела. Некому заботиться.

Хотела самостоятельности — получи и распишись.

Ханна подплыла степенно и величаво, как камбала в аквариуме.

— Гермиона… что-то ты неважно выглядишь. Тяжелый день?

— Не хуже любого другого. Еды дашь?

Ханна окинула Гермиону оценивающим взглядом:

— Судя по твоему виду, рацион питания у тебя трехразовый. Понедельник — среда — пятница. Так что никакого мяса тебе. Крем-суп?

— Пятница у меня разгрузочный день. Давай суп.

Ханна комплименты делать не умела, зато супы варила отменные. И не сватала всякую всячину из соображений продать, а каким-то чудным нюхом определяла, что подать на стол гостю. Правда, мнением гостя при этом она интересовалась редко, за что порой получала возмущенные письмена в жалобной книге.

— Попить, выпить?

— И того, и другого. И приговор.

Гермиона понимала, что предупредительность Ханны — ее профессиональная обязанность, но все равно было приятно. Может, тем Эббот и брала посетителей трактира, что умела дать иллюзию заботы и неравнодушия. Большинству людей в жизни приходится довольствоваться иллюзиями, чтобы не повеситься с тоски в ближайшем сортире. Как говорится, за неимением Поттера наказали Малфоя…

— Что-то тут сегодня нашему выпуску как медом намазано, — сообщила Ханна, ставя перед Гермионой тарелку. — С утра Гарри заходил, потом Невилл, Луна болталась, а в обед аж Малфой пожаловал с какой-то мамзелькой… Теперь еще и ты…

Гермиона не поняла, чем подавилась: то ли слюной от запаха супа, то ли удивлением от упоминания о Хорьке.

— Который? — прокаркала она, откашливаясь.

— Кто?

— Малфой.

— Наш любимый. Слушай, — Ханна наклонилась и громко прошептала: — А правда, что у тебя с Хорьком после школы роман был?

Гермиона остолбенела:

— Чего-о?!

— О! И порозовела сразу! — торжествующе рассмеялась Ханна. — Да шучу я. Приятного аппетита.

Шуточки… Так и заикой впору остаться.

Гермиона с тревогой прислушалась к себе: почему так дергает при упоминании о Драко Малфое? Они не пересекались уже очень давно, ни по жизни, ни по работе: финансово-юридические дела Малфоев ведет Риверс, а в другие блудни хорячье семейство не лезет из чувства самосохранения.

Суп как-то почти незаметно сменился чашкой кофе. Гермиона учуяла запах коньяка и вопросительно воззрилась на Ханну. Та пожала плечами:

— Ты же просила и попить, и выпить. Получи и распишись. Десерт? Безе с йогуртовым кремом и вишнями под сахарной пудрой. Объедение.

— Ну, если объедение…

По нынешним временам пара дополнительных фунтов к попе не помешает. Стратегический, так сказать, запас на случай Третьей войны.

Узрев перед собой нескромных размеров тарелку с горой этого самого безе, высокохудожественно утопленного в креме и пересыпанного вишнями, Гермиона поняла, что запас будет солидный. Если доведется остаться без работы, голод не грозит однозначно.

— Женская ласка, — объявила Ханна.

А Гермиона на миг испугалась, что у нее все-таки отъехала крыша.

— Что-о? Что-что?

— Ласка, говорю, женская. Десерт так называется.

— Фантазия у тебя…

Ханна пожала плечами и удалилась к стойке, а Гермиона инквизиторски уставилась на десерт, как будто он должен был дать ей разгадку заданной Снейпом шарады. «Недостаток женской ласки»… На Ханну намек, что ли? Нет, теоретически, если бы Ханна продала кабак, она, вероятно, и мола бы наскрести те самые деньги. Но поскольку кабак на месте, и Ханна в нем по-прежнему заправляет, это не тот вариант.

Ну не сладкого же ему не хватает!

— И что ты на него так смотришь? — Ханна снова возникла перед столом, уперев руки в боки. — Это рецепт самой Дейзи Доддеридж. Между прочим, любимый десерт леди Малфой. Не хочешь же ты сказать, что для тебя он слишком калориен?

Теперь Гермиона вытаращилась на Ханну. Та обеспокоенно нахмурилась и потянулась пощупать ей лоб:

— Слышь, подруга, да ты здорова ли?

Гермиона невидяще отмахнулась:

— Здоровее видали, факт.

И что? Вот прям так припрется она в Малфой-мэнор и велит леди Малфой быстренько доложить, за какие заслуги Снейпу уплочено самым что ни на есть официальным образом? Не-не, к Малфоям выезд закладывать только на фестрале, да таком кривом, чтоб задом наперед собственный хвост видел… Мысли еще не было, но где-то под затылком почти ощутимо теплело понимание, что вот сейчас-сейчас озарит. Гермиона еще помедитировала над горой безе в ожидании просветления, но оно никак не наступало, а Ханна будто бы ненароком кружила и кружила вокруг стола, ревниво наблюдая за десертом — не иначе, тревожилась, что прокиснет.

Что ж, когда не работает голова, надо работать ногами — а там соображалка сама подтянется. Расплатившись по счету, Гермиона попросила завернуть «Ласку» с собой. Даже если не озарит, можно подогнать в качестве ништяка конвойным: мужики в Аврорате все без исключения сладкоежки, и умаслить любого из них шоколадкой проще, чем секретаршу — кофеем. А желудки у них вовсе не секретарские, так что даже если «Ласка» немного, что называется, задумается, понос им не грозит.

Легонько зачесалось предплечье. Гермиона раздраженно потерла шрамы под рукавом, соображая, как подобраться к леди Малфой. Вот хоть и правда топай в Мэнор и с порога заявляй: «А с хрена ли вы, леди, денег Снейпу отсыпали?» Тоже вариант, конечно. Глядишь, высокородная леди напрочь офигеет от такой постановки вопроса и с офигения все как на духу выложит. Почему бы в таком случае не уповать на то, что со Снейпа снимут обвинения и принесут свои извинения в торжественной обстановке?

Перед носом возникла упаковка с «Женской лаской». На пакете решения вопроса, увы, не наблюдалось, а как было бы здорово. Думай, Грейнджер, думай. Если Нарцисса заплатила Снейпу, значит, было некое обязательство. Если отказаться от прошедшего времени… если учесть, что Снейп направил к ней за деньгами…

Шрамы зазудели сильнее. Похоже, леди Малфой должна бывшему преподавателю, как земля фермеру. А раз так… А раз так, то если Хогвартс не идет к Дамблдору, значит, «Акцио» было слабое.

Гермиона раскрыла пакет и бросила внутрь свою визитку, прямо в крем и вишни. Акцио у нас будет что надо, Стоунхендж с места сдвинет, если потребуется. Сено, говорите, к лошади не ходит? Все зависит от того, кто сено, а кто лошадь.

Рука перестала чесаться, как по команде. Исчезли усталость и сонливость, даже дышать стало легче. Гермиона расправила плечи и непроизвольно улыбнулась — так ей вдруг стало хорошо, радостно и уверенно. Вернулся боевой задор, в горле заклокотала веселая злость. Ничего-ничего, мы еще покувыркаемся!

Не чуя ног, Гермиона отправилась на выход, попутно озадачив Ханну просьбой отправить пакет в Малфой-Мэнор. Пока леди приходит к осознанию, что она ни разу ни в одном месте не сено, а нечто лошадиное в ней явно присутствует, можно вздохнуть и отгрести кое-какую мелочь. И о втором способе не забыть.

У Мартина из ушей шел пар. Буквально. Закопавшийся в грудах пергаментов парень этого не замечал, а Гермиона подавила смешок: месяца три назад она сама навесила на него это заклинание. Помнится, сильно тогда сердилась, обнаружив, что большую часть рабочего времени помощник лоботрясничает и пишет стихи, обильно используя рифмы типа «сонет — кастет» и «пистолет — патронов нет». В порыве праведного гнева махнула палочкой… и вот, стоило Мартину отвлечься от прямых служебных обязанностей, из ушей его начинали валить клубы дыма, как из носика кипящего чайника.

Вот паразит, обложился документами, типа работает. Ну-с, полюбопытствуем. «Акцио» было произнесено шепотом — не Стоунхендж, в конце концов, двигать! — и листок бодро упорхнул прямо в руки Гермионе, Мартин даже мяукнуть не успел.

— «Крепко связана система,

Очень прочно держат путы,

Паутину вместо дела

Вяжут своей слизью спруты», — прочитала она вслух.

Мартин покрылся пунцовыми пятнами, но горделиво вздернул голову. Гермиона запустила листок обратно:

— Это поэма об осьминогах?

Мартин вопросительно поднял брови.

— Ну, я сразу представила себе осьминогов, которые на дне морском сидят на камушках, плюются слизью и на спицах вяжут из этой слизи круглые паутины.

— Юмор у вас, — насупился парень.

— Юмор у меня английский. А знаешь, что делают благовоспитанные джентльмены, когда слышат шутку юмора?

Мартин снова поднял брови.

— Они сначала серьезно ее обдумывают. Потом учтиво кивают. И ни в коем случае не смеются.

Помощник изобразил лицом маловразумительную гримасу и отлевитировал Гермионе другой свиток пергамента:

— Вот. Пришло сегодня утром. Председатель сказал, это наш с вами любимый прикол, и велел развлекаться.

Трумэн? Прикол? Развлекаться? Дело пахнет Костеростом.

Не без внутреннего содрогания Гермиона развернула свиток. Спустя десять минут она начала хмыкать, а еще через пять — натурально похихикивать. Прикол оказался что надо и обещал отличное развлечение.

Компания «Магические технологии» наконец выгрызла себе участок под сооружение дополнительного портала в маггловский мир, получила все необходимые разрешения и согласования, разработала проектную документацию, утвердила ППР, приступила к расчистке территории… и обнаружила в третьем слое защиты старый магический портал. И не просто в третьем слое защиты, а прямо в канализационном коллекторе Сент-Панкраса. На счастье, коллектор давно не использовался, и был законсервирован, а вот с порталом возникла некоторая неясность. «МТ» честно направили запросы в архив Министерства Магии, в Отдел Тайн, и даже через свои каналы напрягли сведущих людей в маггловском Лондоне на предмет принадлежности портала. Все как один пожимали плечами и заявляли, что «Нимбус не мой».

Но Нимбус Нимбусом, а сроки сроками и контракты контрактами. «МТ» вызвали из Министерства специально сертифицированного эксперта, который полдня ковырялся в коллекторе, а когда вылез и проблевался, выдал заключение о полной непригодности портала к использованию и разрушении соединительных лучей. Повесив заключение в офисе в рамочку, маготехнологи с энтузиазмом вылущили ровно тот кусок портала, который им мешал, а армированные трубки, защищавшие места прохождения соединительных лучей, недолго думая, складировали в уголке стройплощадки.

И только вот произошла закладка первого уровня портала, и началась собственно магическая его обработка, к руководству «МТ» заявился собственной персоной Рэнди Риверс, представляющий сиятельное семейство Малфой, и, размахивая свидетельствами о собственности, стал требовать возврата старого коллектора «взад как было». Был закономерно послан туда, куда не дойти босиком.

Вот тут-то Гермиона и начала хихикать. Потому что Рэнди не придумал ничего умнее, чем обратиться в Визенгамот с иском об обязании восстановления вылущенного портала. А Фэарли Дарк, глава «МТ»-шников, не придумал ничего лучше, чем обратиться к Трумэну за адвокатской помощью. Ну и Трумэн, чтобы не нарушать сложившуюся тенденцию, не придумал ничего удачнее, чем передать дело адвокату Грейнджер. Вот тебе и конфликт интересов во всю голову. Отказаться бы, но как? Куда деть принцип равноправия сторон, принцип состязательности, куда деть право на квалифицированную юридическую помощь? Как, наконец, обойтись с правилами адвокатской этики?

А еще интересный вопрос: как быть с профессиональной самостоятельностью адвоката? Гермиона Грейнджер поручения не принимала, его принял председатель. И делегировал исполнение. Попробуй отказаться от того, чего не принимал — раз, попробуй отказаться от прямого веления председателя — два. Попробуй не замесить Рэнди в процессе и потом не разругаться с ним вдрызг на веки вечные, при этом соблюдая все интересы доверителя.

Можно даже не пробовать, ибо бесполезно. И выход в этой ситуации только один — расслабиться и получить удовольствие. Например, выиграть дело, натянув Малфою нос на непечатное место и доказав, наконец, Рэнди, что судебник из него никакой. Остальное пусть отгребает Председатель.

Гермиона сложила пергамент самолетиком и запустила его в помощника:

— Собирай досье.

Мартин шутливо козырнул, развернул самолетик и помчался за совой, отправлять «МТ»-шникам запрос на предоставление документации.

А адвокат Грейнджер уставилась в пространство незряче и озадаченно: ей предстоял второй способ.

Интриганом надо родиться, и те, кто ими рождаются, попадают отнюдь не в Гриффиндор. А уж если ты попал в Гриффиндор, то нечего и пытаться интриговать, выйдет нелепо и в лучшем случае бесполезно. Надо просто съездить по харе интригану и не заморачиваться.

По этим соображениям Гермиона Грейнджер решила не заморачиваться на второй способ. Чтобы съездить по харе, вполне достаточно первого.

Робин был у себя и зеленый. Этакого нежно-зеленого цвета, который колористы именуют цветом затылка больного гоблина. Да, собственно, и лицо у десятого адвоката Гильдии выглядело столь неважно, что больше походило на затылок.

— Возьмешь парочку дел? — не поднимая глаз, заявил он, не дав Гермионе и рта раскрыть. — Тут твое любимое, взыскание долгов и раздел имущества. Как думаешь, Ди Трой потянет защиту по обвинению в незаконном производстве Амортенции? А то Великий и Ужасный распишет Эйдли или Дугласу, запорют же…

Гермиона опешила. Так, что даже подсела к столу МакЛейна, отодвинула стопку папок и попыталась поймать взгляд коллеги:

— То есть?

— Есть у меня нечего, а вот выпить… — Робин ухнул под стол, покряхтел там и выволок… прозрачную канистру с невнятной бордово-коричневой жидкостью.

— Это что?

— Это виски, Грейнджер.

А, ну понятно, Робин просто напился. Напился и теперь переживает приступ пьяной депрессии и отсутствия юриспруденции в себе.

— Поздравляю, ты уже на рабочем месте начал квасить? А если запалят?

МакЛейн задумчиво покачал канистру:

— Ну вот ты запалила?

— Да!

— И что?

И то, что на пьяного адвоката академический знак его реагировал весьма специфическим образом. Сиреной вроде пожарной. Тоже затея Великого и Ужасного, которому в свое время втемяшилось, что его подчиненные стремительно приближаются к коллективному слабоумию на почве хронического алкоголизма.

Так вот, сирена МакЛейна молчала. Лежала на столе и молчала сиротливо, как пришибленный тапком жучок-светлячок.

Робин еще раз качнул канистрой:

— Хочешь?

— Нет.

— А будешь?

Паленый виски. Теплый. Из канистры. На работе. С МакЛейном, которого только что собиралась капитально унасекомить.

Гермиона вздохнула и вытряхнула из малахитового стаканчика карандаши:

— Буду.

Виски — или то, что Робин таковым назвал, — она, впрочем, только нюхнула. Тем более, что МакЛейн пил не чокаясь.

Спустя три понюшки Гермиона все-таки спросила:

— Почему?

Робин покивал, показывая, что ждал вопроса.

— Я больше не знаю, за что. Понимаешь?

Гермиона не поняла.

— В нашей профессии всегда нужно знать, ради чего ты все это делаешь. Не за гонорар, не потому что работа такая, а вот ради чего. Слишком многого она требует, профессия эта наша, чтобы делать… делать чтобы делать. Вот я и не знаю больше.

Профессиональное выгорание. Не плавали, слава Мерлину, но знаем.

— А насчет той подставы… Ты прости меня, Грейнджер, но иначе было нельзя. Понимаешь?

Разумеется, она опять не поняла.

— Потом поймешь. Видишь, право на защиту… это наше право. Как-то все чудовищно извратилось и перевернулось… Так вот я этого права больше за собой не чувствую. У меня больше нет права на защиту, потому что я не знаю, во имя чего все это. Защитить людей от их глупости, жадности и подлости мы не можем. А от остального и защищать не нужно, каждый собирает только свои камни. Все мы глупы, жадны и подлы, Грейнджер. Тут адвокаты бессильны.

Робин хлопнул еще стакан и окончательно помутнел глазами.

— Ты дела-то возьмешь?

Выйдя от МакЛейна, Гермиона не очень поняла, почему ей так тяжело. То ли папки увесистые, то ли камень на сердце. Вот и стало в Гильдии на одного адвоката меньше. Робин не вернется, сгорел дотла. А ведь звездой адвокатуры никогда не был, и не сказать чтобы ярче других горел на работе.

Видать, у каждого свой предел прочности. И кто-то просто сдается, а кому-то надо непременно найти оправдание собственной слабости. При этом хорошо придуманное оправдание возводит слабость в степень героизма.

Во имя чего, надо же. Высокую цель ему подавай, мировую справедливость, не иначе, и чтоб все какали бабочками. Нельзя мечтать о бабочках, когда твое дело — дерьмо разгребать. Адвокат, в сущности, тот же золотарь. Хороший адвокат — микробина, перерабатывающая дерьмо в удобрение. Так вот, если ты копаешься в дерьме, изволь не блевать, а если все же блюешь — не начинай копаться. И не ной, что манжеты запачканы. Дело делай! Делай, раз взялся! Не получается? Так это ты убогий, а не дело твое бесцельное и бесполезное.

Гермиона бросила папки на стол Мартина и в изнеможении упала в кресло. От нанюханного псевдо-виски моментально разболелась голова. А может, просто эта голова не привыкла решать вопросы мировой справедливости и философствовать на предмет смысла бытия. Может, Робин и прав — как знать… Все мы копаемся в грязи, но некоторые из нас смотрят на звезды. Только где же те семь слонов, что до этих звезд долетят?

Впрочем, рожденные ползать летать не должны. Тоска по высокой цели — все равно что жизнь с оглядкой на загробный мир. Страданием и бессилием создаются мечты об иных мирах и бытиях. Усталостью, желающей одним скачком прыгнуть в иной, благостный и благодатный мир небытия, усталостью, не желающей больше хотеть, создаются мечты о звездах. Страдание, усталость и болезная слабость — вот все, чему обязаны появлением любые наши высокие мечты.

Чтобы быть адвокатом, нужно иметь теплые ноги и холодную голову. Теплые ноги, крепко стоящие на земле, и холодный ум, который так легок, что дотягивается до звезд.

Повеяло слабой морозной свежестью, как от молодого, едва легшего снежка. Гермиона открыла глаза, — и когда только закрыть успела? — поморгала, прогоняя невесть откуда взявшийся образ Нарциссы Малфой. Образ не прогнался.

Образ сделал пару шагов. Образ покопался в сумочке, вынул оттуда перепачканный красным бумажный прямоугольничек. Образ протянул бумажку Гермионе и спросил:

— Сколько?

Леди Малфой явно старалась выглядеть решительно и делово, но голос подвел. Да и прическа тоже: высокая укладка, как будто тронутые сединой волосы вздыбились от ужаса и обреченности. Нарцисса была похожа на кошку, которая забралась от собачьей своры на высокое дерево и теперь мучительно соображает, как спуститься обратно.

— А лимит? — сипло от неожиданности брякнула Гермиона.

Нарцисса быстро села, как упала.

— Все, что угодно.

Брррр, упаси Мерлин. Когда тебе предлагают все, что угодно, значит, от тебя требуют чудес. А на чудеса нынче не сезон.

— Я скромна, — Гермиона демонстративно махнула палочкой, заглушающее заклинание Нарцисса должна опознать. — Проф… мистер Снейп направил меня к вам, дав понять, что вы можете помочь с залогом.

Кажется, Нарцисса немного расслабилась:

— Сколько?

— Не знаю. Много. Сумму определяет суд.

— Я предоставлю любую сумму.

— От своего имени?

Леди Малфой уловила прозвучавшее в голосе Гермионы сомнение и иронически усмехнулась:

— Моему имени уже ничто не страшно.

Ну что ж, с Мерлиновой помощью технический вопрос вроде решен.

Гермиона положила перед Нарциссой лист пергамента и перо:

— Пишите. «В Коллегию по уголовным делам Визенгамота, дело номер один тринадцать тринадцать ноль семь, судья Э. Колдуэлл»…

Нарцисса прилежно и беспрекословно написала под диктовку заявление о намерении предоставить залог в требуемой сумме, бросила на стол перо и явно собралась на выход.

— Это не все.

Да, тогда она точно расслабилась, потому что вот теперь напряглась. А когда увидела перед носом выписку по счету Снейпа, стала как струна — тронь, и зазвенит.

— Что за договор?

— Это частное дело, — и впрямь сказала, как прозвенела.

— У вас больше нет частных дел в этом деле. Не скажете мне — скажете Визенгамоту. Или Аврорату, как пойдет. Этот документ есть в материалах дела, и, судя по всему, совпадает датой с предполагаемым временем совершения преступления. Вы уверены, что обвинение в соучастии в шпионаже не повредит вашему имени?

Нарцисса молча звенела.

— Решать, конечно, вам. Но я вас заранее предупреждаю, что мистер Риверс — отличный специалист по корпоративному праву, однако квалификация по особо тяжким уголовным делам у него отсутствует.

О том, что у нее самой таковая квалификация не присутствует, Гермиона благоразумно умолчала.

— Несколько лет назад, — с усилием вымолвила Нарцисса, — Севе… мистер Снейп оказал мне одну услугу. Очень важную услугу. И теперь я обязана помочь ему, чем только смогу.

Начинается. Хочу ли я, могу ли я… Все готовы всем помогать, только в рамках своих «могу-не могу». А от нее, от Гермионы, требуют сделать все, а не только то, что она может. Милейшие люди.

— Договор есть?

Нарцисса воззрилась на нее, как на идиотку.

— Разумеется, есть. Но… в объективной форме его не существует.

Да, Грейнджер. Леди Малфой и впрямь держит тебя за идиотку. Иначе получается, что Нарцисса сама клиническая дура — а это маловероятно.

— Давайте, я вам расскажу, что существует в объективной форме. Существует мистер Северус Снейп, обвиняемый в шпионаже и государственной измене. Существует выписка по счету обвиняемого, в которой фигурирует крупная сумма, полученная от леди Малфой. И существует, помимо всего прочего, леди Малфой, которая перечислила крупную сумму на счет, который принадлежит Северусу Снейпу, который обвиняется в шпионаже и государственной измене. А вот дементоров, кстати, в объективной форме не существует, и тем не менее какие результаты.

Если Нарцисса и обиделась, то не показала виду. Если испугалась, то Гермиона этого не заметила. Улыбка на губах леди Малфой была немного грустной и удивительно дружеской, почти теплой.

— Мисс Грейнджер, — Нарцисса внезапно накрыла ее руку своей затянутой в перчатку рукой и слегка сжала. — Вы стали таким высококлассным адвокатом, что забыли о том, что когда-то были высококлассной волшебницей.

И леди Малфой встала и ушла, а адвокат Грейнджер осталась в кабинете и не понимала — то ли ее оплевали, то ли вдохновили.