Друг из будущего (джен)

— Северус, какой приятный сюрприз, — ничуть не обескуражено поприветствовал его Ремус. — Мы сейчас как раз пытались преуспеть в защите от дементоров. Может быть, ты хотел бы к нам присоединиться? — он старательно закрывал собой проем двери.

Гарри лихорадочно думал. В его представлении у них было время хотя бы до завтрашнего дня, чтобы обсудить то, что происходит. На этот раз у Гарри не было сомнений, что его мнение обязательно выслушают, потому что дело касалось его самого — Ремус ни за что не утаил бы от него ничего настолько важного. Он не понимал всего, что означал бы поступок Ремуса, не особенно вникал в опасность идеи оставить Блэка здесь, но его желание было простым. Он только хотел услышать, что его крестный, может быть, был осужден ни за что, и что среди всей ненормальности, что окружала Гарри, у него мог бы оказаться нормальный крестный отец. Хотя и сейчас он вряд ли был нормальным, учитывая его положение, но ведь это не имело никакого значения, если бы он относился к Гарри с таким же участием и такой же заботой к Гарри. Если Ремус не мог представить, чтобы Сириус предал его родителей, то Гарри, даже пообещав себе судить здраво и исключительно по собственным домыслам, не мог не проигнорировать мнение его лучшего друга. Так что да, он хотел, чтобы Блэк остался здесь. Но Снейп, несмотря на разумные доводы о проникновении Сириуса в школу, явно не собирался мириться с самим существованием Сириуса Блэка из-за того случая со встречей Ремуса-оборотня (о которой Гарри тоже горел желанием все узнать), и он угрожал их возможности выяснить правду из первых рук.

— Не заговаривай мне зубы, Люпин, и отойди, пока я не заявил о твоем намеренном участии, — прошипел Снейп, крепко сжимая в руках палочку.

— Я даже не пытался, Северус, — поднял руки, сдаваясь, Люпин. — Но я в самом деле не понимаю, с чего ты решил, будто Сириус Блэк у меня в гостях.

Гарри ничего не понимал. В его мыслях царил невероятный бардак оттого, что за этот учебный год он уже узнал о себе и волшебном мире больше, чем за все предыдущие года. Он ставил это в заслугу Ремусу, а на директора был в обиде за то, что тот держал его в неведении мало последних двух лет, так и все одиннадцать лет его жизни у Дурслей. Он знал, что Гарри живет в чулане, и не сделал ничего вместе с этим, тогда Ремус, как Гарри нравилось думать, узнав об этом, разнес бы дом его дяди и тети до основания в одно из полнолуний. Гарри, забыв о происходящем, даже улыбнулся, представив страх Петунии и Вернона, и еще этого жирдяя Дадли. Сейчас Ремус поставил себя против установленных директором и всем волшебным миром правил, укрывая у себя преступника, и это было тем, что Гарри должен был не одобрять. Наверное, директор тоже счел это плохим поступком, если бы узнал. Но с другой стороны, если они просто поговорят с Блэком, а потом уже может отдадут его сами, никакого вреда не будет. Ведь почему директору можно было не говорить ему о его родителях практически ничего почти два года, то почему нельзя Гарри выпросить себе неделю знакомства с крестным отцом?

— Заткнись, Люпин, пока не поздно, — прорычал Снейп, шурша пергаментом. — Узнаешь? Теперь я понимаю, почему ни один из вас, любимчиков МакГонагалл, никогда не попадался. Неразумно было с вашей стороны оставлять ее в замке, а тем более — отдавать Поттеру.

— Карта Мародеров, — уже совсем другим тоном произнес Ремус. — Что ж, Северус, видит бог, я не хотел бы этого делать, но ты не оставил мне другого выбора, — и он просто отошел в сторону.

Гарри уже поднял палочку. Он знал, что ему за нападение на профессора достанется меньше, чем любому из взрослых, а заставить Снейпа заткнуться без заклинания в столь короткие сроки не представлялось возможным.

Секундой спустя в ошарашенного Снейпа, собиравшегося произнести «Ты не посмеешь...», полетел яркий желтый луч ступефая, и он упал на спину, так и оставшись обездвиженным. Но вопреки представлениям Гарри, луч был ярче и сильнее. Догадка осенила его, и он вопросительно обернулся, чтобы посмотреть на Тонкс. Она держала палочку так, словно не верила, что сама отправила это заклинание в профессора Хогвартса. Потом она подняла голову и встретила взгляд Гарри, тут же определившись.

— Когда я была совсем маленькой, я спросила маму, почему ко мне не приезжают бабушка и дедушка. Мы жили на маггловской улице, и у меня было очень много знакомых детей по соседству, с которыми мы играли. Иногда несколько из них пропадало на несколько дней, говоря, что к ним приезжают дедушка с бабушкой. Меня спрашивали постоянно, где они, а я не знала. Я подошла к маме и спросила, разве они не любят меня, раз не навещают. Мама сказала, что моя бабушка живет очень далеко, и она уже в преклонном возрасте, и потому не сможет приехать к нам — она жила в Австралии и была мамой моего папы. Его отец погиб на маггловской войне, не успев даже увидеть сына, а отчим погиб от болезни до того, как родилась я. Тогда я спросила — ведь мама и папа должны быть и у тебя, мама. И она отвела взгляд и сказала, чтобы я пошла поиграла с друзьями. Когда мне было восемь лет, мама рассказала мне сказку на ночь, но не о волшебной принцессе, не ту, что рассказывала всегда. Она начала с девушки-ведьмы, которая однажды перешла границы своего волшебного мира, несмотря на все предостережения своей матери и своих двух сестер, Нарциссы и Беллатрисы. Она рассказала, что девушка была напугана и почти попала в неприятности, когда ее спас ее собственный принц. Она вышла за него замуж, несмотря на то, что принц не владел магией и даже никогда не слышал о ней. Она вышла замуж, потому что полюбила его безо всякого волшебства, несмотря на то, что он не хотел ей верить. Семья отреклась от нее, узнав, что она перешла границу волшебного мира, и наказала ей навсегда оставаться в чужом мире. Ей не нужно было рассказывать сказку до конца, чтобы я поняла. Я плакала всю ночь, понимая, что у мамы теперь никого не осталось.

Но тем же летом к нам в дверь постучался семнадцатилетний юноша, уже взрослый человек для тогдашней меня. Он сказал, что его зовут Сириусом Блэком, и что он всегда хоте познакомиться со своей кузиной и племянницей. Он побывал у нас в гостях всего неделю, но после этого мама казалась гораздо счастливее, чем была. Сириус был тем, кто спас ее от ощущения одиночества во всем мире. Он был единственным, кто признал ее своим родственником. Да и мне впервые за все лето не было скучно. Другие дети быстро поняли, что я не такая, как они — я только узнала тогда о своих способностях, — неловко закончила она свой рассказ.

Пока она рассказывала, а Гарри увлеченно слушал — он заметил за собой новую слабость к любым историям о тех, кого он знает — Ремус успел затащить Северуса в кабинет, удостоверившись, что никто не заметил произошедшего. Теперь профессор зельеварения оставался без сознания от действия двойного заклинания и сильного удара от падения с высоты собственного роста, да еще и тщательно привязанным к стулу.

— Я думал, с этим мы покончили еще на седьмом курсе, — вздохнул он, разглядывая связанного Снейпа. — Будем надеяться, он не сказал директору, куда и зачем собрался идти. Хотя он предпочел бы разобраться с Сириусом сам, прежде чем сдать его аврорам. Каждому из нас Сириус приходится точно не знакомым, потому мы совершаем все это. Но я хотел бы еще раз спросить вас, согласны ли вы обманывать едва ли не весь волшебный мир, чтобы первыми узнать правду того, кто довольно близок к вам?

— Весь волшебный мир, кажется, и так мне задолжал, неделю я мог бы выторговать, — проговорил Гарри, осознавая серьезность момента. Связанный Снейп ему нравился не больше остальных, тем более что в последнее время он был к нему несколько добрее обычного, но, черт возьми, почему он явился так не вовремя и почему забрал эту карту? Тут Гарри чувствовал свою вину. Если бы он не уронил палочку, он бы успел стереть изображение. Но тогда он не узнал бы секрета Ремуса. Но ведь Ремус все равно рассказал бы ему о происходящем?

— Я должна ему за маму, — пожала плечами Тонкс. — Во всяком случае, моя мама сделала бы именно так, я в этом уверена.

— Тогда нам пора подумать, как привести его в чувство, — кивнул Ремус. — Раз в нашем распоряжении нет согласных талантливых зельеваров. Гарри, не мог бы ты принести мне из ящика стола склянки с зельями...

* * *

— Мы не можем его разбудить, — озвучил всем понятный факт Гарри, опустившись на кровать рядом с бессознательным крестным. Страх и сомнение исчезли, и сейчас перед ним был просто бессознательный человек, такой же опасный, как морковка в саду Уизли.

Сириус не реагировал ни на простое прикосновение, ни на боль, ни на похлопывание по щекам — несмотря на то, что Ремус стоял в стороне и постоянно напоминал им про магическую кому. Общими усилиями они смогли отмыть и привести в порядок Блэка. Теперь в первую очередь в глаза бросалось то, насколько он был изможден и худ.

— Несмотря на то, что совершил человек, вряд ли это было бы для него стоящим наказанием, — Гарри показал на впалые щеки и выступившие скулы. — Он выглядит, как скелет.

— Гарри, обычной мерой наказания для подобного преступления — убийства волшебника на глазах у магглов и повреждения их этим же заклинанием — является поцелуй Дементора, и это хуже, чем смерть, — тихо ответил ему Ремус, сев в изножье кровати. Тонкс спала на диване в кабинете, отойдя поменять воду в тазу и присев, чтобы отдохнуть. Люпин накрыл ее пледом и выключил свет.

В Хогвартсе давно был дан отбой, и во всех окнах уже медленно гас свет свечей. Ремус попытался отправить их еще два часа назад, но Гарри воспротивился и упомянул свой единственный козырь: больше он не позволит держать его в неведении. И несмотря на все обещания Ремуса оповестить его сразу же, как — если — вдруг Сириус очнется, Гарри ограничился лишь тем, что их могли раскрыть в любой момент.

— Что такое... поцелуй дементора? — нахмурился Гарри, поняв лишь только то, что это звучит очень противно.

— Это когда дементору позволяют высосать душу человека целиком, и он не умирает, а продолжает существовать, но уже как овощ, без единого намека на личность, — Гарри пересел поближе к нему, чтобы тому не приходилось говорить громко. — Если они снова найдут Сириуса, то без лишних сомнений применят его. В прошлый раз Сириуса спас только всеобщий переполох и огромное количество арестованных Пожирателей. Эта мера была придумана именно для них. Сириус же был аврором и лишь после нескольких судов объявлен Пожирателем. Тогда уже никого не казнили, чтобы было, чем закрепить огромное количество дементоров вдали от волшебников. Нужны были живые заключенные, и Азкабан получил их. Вместе с Сириусом.

— Значит, это от нас зависит, будет ли Сириус существовать? — спросил Гарри, вздрогнув, едва он представил картину подобного наказания. — Но ведь только первобытные люди считали верным принцип «человек за человека», нам рассказывали в школе.

— В какой-то мере это именно нам решать, и ты уже знаешь, что мы не сможем решить, даже если он окажется виноват, — Ремус устало склонился, опершись локтями о колени и все еще сжимая в руках полотенце. — Я не могу послать на подобную смерть дорогого мне человека, даже если все вокруг говорят мне, что он сделал тоже самое для дорогих мне и ему самому людей.

— Я не понимаю, Ремус, — признался в тишине шепотом Гарри. — И не знаю, кому верить и что делать. Обычно мне все объясняет Гермиона, но я не хочу, чтобы она и Рон знали, что происходит, и были соучастниками, — иногда, когда Дурсли уезжали на пару часов, Гарри пробирался к телевизору и смотрел все, что шло днем — по большей части, расследования и детективы.

— Я тоже мало что понимаю, Гарри, — Ремус обнял мальчика. — Но иногда прежде, чем идти дальше, нужно остаться и переждать, сохранить все так, как есть, и может быть, тогда проступят детали, которые поставили бы тебя под угрозу в будущем, — увидев непонимающий взгляд мальчика, он вздохнул и объяснил. — Нам нужно переждать и сохранить все так, как есть, то, что мы уже сделали, в секрете, и может быть, мы получим нужные ответы, которые спасут нас в будущем.

— Но как скоро директор узнает? — несмотря на грозящую со всех сторон опасность — со стороны директора, со стороны Министерства и авроров, со стороны самого Блэка, хоть он и не выглядел полным сил, Гарри было довольно спокойно сидеть так в темноте рядом с Ремусом. Он чувствовал себя в безопасности и был очень благодарен за это Люпину. — Ведь домовики, портреты, и он же директор все-таки, а замок живет своей жизнью...

— Наверное, историю Хогвартса кроме меня и твоей подруги никто и не открывал, — улыбнулся Ремус, разлохматив его волосы. — В мою комнату запрещено являться домовикам, потому что оборотни плохо переносят эльфов, здесь нет портретов и иных предметов со своим характером, которые я отлично различаю, кроме того, мне были отданы комнаты в новой, отремонтированной части замка, пострадавшей после сильнейшей грозы во время сражения Дамблдора и Грин-де-Вальда, в которой нет тех древних следящих чар, накопленных столетиями. Все еще есть возможность, что директор как-нибудь узнает о моих секретах, но мне нравится думать, что пока он обеспокоен другими проблемами.

— Директор бы поступил справедливо, — задумчиво предположил Гарри.

— Директор бы сделал то, что требовало бы его положение, Гарри, — мягко возразил ему Ремус. — Я оставлю тебя, если хочешь побыть здесь.

Гарри кивнул прежде, чем подумал.

Он проводил взглядом Ремуса, оставившего дверь в кабинет открытой, и снова сел на колени перед кроватью, чтобы видеть лицо Блэка. Ремус, как понял Гарри, не всегда участвовал во всем, что придумывали Джеймс и Сириус, потому немногое мог рассказать о последних курсах. Он сказал, что его назначили старостой на седьмом курсе, потому он стал проводить с друзьями меньше времени, пока исполнял обязанности и дежурил в коридорах. Тем не менее, это новое положение стало новым вызовом Джеймсу и Сириусу, и порой им удавалось одурачить дежурившего в коридоре Ремуса. Хотя таких выходок было совсем мало — они были заняты подготовкой к экзаменам и свиданиями, о которых Гарри было неинтересно слушать, а Ремус и не рассказывал, потому все полученные истории сводились к младшим курсам. Но чем больше Гарри слушал, тем больше ему хотелось узнать о том, как Лили Эванс и Джеймс Поттер стали его родителями и как они жили, когда он был совсем маленьким. Когда Гарри спросил об этом Ремуса, он с сожалением рассказал ему, что в отличие от своих друзей, ему, как зарегестрированному оборотню, можно было даже не пытаться получить дальнейшее образование и найти работу, потому он попробовал вернуться в стаю. Каждый раз, когда Люпин касался этой темы, он заметно мрачнел и отказывался рассказывать дальше. Поэтому Гарри сворачивал все свои вопросы и уходил подумать над сказанным. Даже ему самому начинало казаться, что его вопросам не будет конца, но он легко находил этому объяснение — никто никогда и не позволял ему задавать столько вопросов. Кроме того, он все еще не решался рассказать Ремусу о том, как он жил у Дурслей, чтобы тот не почувствовал себя еще более виноватым. Они так и не поговорили о том, что его оборотень не причинил ему никакого вреда.

Чем больше он разглядывал бессознательного беглеца, тем больше рождалось вопросов к нему. Почему он предал его родителей? Почему он стал Пожирателем, если такие же Пожиратели убили его родного брата? Почему он общался с его родителями целый год после выпуска и даже был шафером, неужели Джеймс не заметил перемены в нем? Почему, если он даже сбежал из дома — это была любимая история Гарри, когда он представлял, какое это приключение — добраться до дома лучшего друга и провести с ним все лето — из-за разговоров о чистоте крови, он все равно встал на сторону Темного Лорда? Это все было настолько нелогичным. И он все-таки пришел не за Гарри, в этом мальчик теперь был уверен.

Он осторожно поднял руку и положил ее на кровать рядом с рукой Блэка. Помедлив, он все-таки взял его за руку, прогоняя ощущение, как будто он держит мертвеца. Забинтованная ладонь была больше, чем ладонь Гарри, так что он просто положил свою ладонь в его и подумал, что так он делает из-за того Сириуса Блэка, что когда-то согласился стать его крестным отцом. Теперь Гарри не мог сказать, что он был один в целом мире — в конце концов, у него теперь был Ремус, но даже сейчас мальчик понимал, что Люпин отдалился от его родителей в последний год, несмотря на то, что присутствовал в день его рождения в доме его родителей. Он помнил те фотографии. Он нашел их в альбоме, спрятанными за одной карточкой, где Лили держит маленького черноволосого малыша. Видимо, альбом был слишком маленьким для такого количества фотографий. Он нашел их только в этом году, решив вытащить карточку улыбающейся и счастливой...мамы. Тогда на кровать упали еще несколько. На одной из них стояли все четверо вокруг маленькой кроватки с волшебными игрушками над ней — и его мама с завязанным наспех хвостом медных волос, очень усталая на вид, и его отец, счастливо обнимавший его. Со стороны Лили стоял Ремус, сложив руки за спиной — шрамы на его лице выглядели ярче, чем сейчас, а со стороны отца — Сириус Блэк, выглядевший так, как будто он едва сдерживает широченную улыбку. Он то и дело похлопывал Джеймса по плечу и смотрел на кроватку. На следующий снова был Сириус — даже если бы Гарри нашел фотографии в начале года, он не узнал бы этого человека — обнимавший Лили и одевающий ей свою черную строгую шляпу, которую, наверное, тогда обязаны были носить авроры. Лили смеялась и отпихивала его. И на последней был его отец, в сумраке комнаты возвращавший спящего Гарри обратно в колыбель.

И теперь за свою ошибку, как думал сам Ремус, он старался быть ближе к Гарри, но что-то все равно стояло между ними. Ремус думал, что это его вина — он побоялся взять ответственность за ребенка, а Гарри абсолютно не видел в этом никакой проблемы. Ему казалось, что Ремус слишком взрослый и слишком серьезный, чтобы стать ему настоящим другом. Тем не менее, Гарри очень тепло относился к нему и безгранично доверял.

Сейчас он определенно сжимал руку его крестного отца, который когда-то был как родной брат его отцу.

Он поднял взгляд на лицо Блэка. И тут же едва не отпрянул — с исхудалого лица на него смотрели внимательные синие глаза. Гарри медленно, не отнимая руки, поднялся с колен. Взгляд проследил за ним, с каждой секундой проясняясь. В целом, несмотря на то, что Гарри до сих пор не видел сумасшедших, он не был похож на того, кто в любую секунду готов достать нож и прикончить любого, кто окажется рядом.

— Гарри, — наконец шепотом позвал его ослабевший узник Азкабана и попытался сжать его руку, но тут же поморщился.

— Я...сейчас, только... позову, — сбивчиво пробормотал Гарри и отнял руку, увидев, как Сириус попытался поднять свою, чтобы не вернуть его назад. Гарри со всех ног бросился в кабинет, но Ремуса там не было. Разбуженная шумом Нимфадора непонимающе смотрела на него, протирая глаза.

— Где Ремус? — только и спросил мальчик, задыхаясь.

— Что-то случилось? — Ремус вошел в кабинет, тут же оставляя на тумбочке поднос с едой и закрывая за собой дверь.

— Он... он очнулся.

* * *

Гарри как на иголках сидел на диване рядом с Тонкс и не мог удержать себя в спокойствии. Он постукивал пальцами по колену, то сползал, то снова садился ровно, пока Тонкс это наконец не надоело.

— Гарри, не ерзай, прошу тебя, — она бросила в него подушку, снова ложась на диване. — Все равно Ремус от этого быстрее не выйдет.

— Почему ты совсем не волнуешься? — тут же спросил ее Гарри. — Ведь от того, что он скажет, будет зависеть его судьба. Да и наша, наверное, тоже.

— Потому что все, что я могла сделать не так, я уже сделала, — Тонкс со стоном натянула плед на голову. — Мама всегда говорила, что мне, в отличие от остальных людей, лучше сперва сделать, а думать уже потом. Но так и не получается.

— Ты какой-то неправильный аврор, — покачал головой Гарри.

— Можешь вырасти, стать аврором и показать мне, как надо, — она обидчиво пихнула его в бок и наконец скинула одеяло. — Я тоже переживаю, — она показала на Снейпа под воздействием сонных чар, — в основном из-за него. Мы не можем долго удерживать его в таком состоянии. Потребовались и мои, и Ремуса силы, чтобы он все-таки заснул. Он настолько же вредный, насколько сильный. Или, может, наоборот, — она пожала плечами. — Ему ведь так неудобно.

— Сам виноват, — буркнул Гарри, поглядывая на Снейпа. По его представлениям, Снейп был создан только для того, чтобы раз за разом вмешиваться в его дела. О том, что эти дела после этого становились лучше, он как-то забыл.

В этот момент открылась дверь в спальню, и Гарри тут же подскочил. Ремус покачал головой, сказав, что Сириус слишком слаб, чтобы что-то ему рассказывать, но пропустил мальчика к Сириусу. Тот уже полусидел на кровати, прижав ладони к глазам, и тяжело дышал.

— У него нет магии, для любого волшебника это тяжелейший шок, даже если он временно ей не пользуется, — пояснил он обеспокоенному взгляду Гарри. — Я не должен был бы пускать тебя сюда, пока не выяснил все, но похоже, что ты каким-то образом привел его в сознание. Меня он узнал с большим трудом, — он говорил шепотом, но судя по взгляду Сириуса, опустившего руки на кровать, тот все слышал. — Просто держись на расстоянии, хорошо? — сказал он совсем тихо Гарри и вышел, снова оставив дверь открытой. — Я принесу поесть.

Гарри кивнул и сделал два шага к кровати. С минуту он изучал Блэка, а тот — его, после чего он вздохнул и сел на самый краешек кровати, там, где веревки , связывающие запястья Сириуса, должны были обязательно остановить его.

— Ты очень вырос, Гарри, — голос узника был хриплым, как если бы он очень долго болел ангиной. — Но ты очень похож на Джеймса. Тебя так легко узнать, — он склонил голову. — Ты знаешь, кто я, — вздохнул он после внимательного изучения выражения лица Гарри. Каждое слово давалось ему с трудом, но он не обращал на это никакого внимания. — Наверное, тебе говорит об этом каждый, — при этих словах его глаза вспыхнули яростью. — Все они понятия не имеют, что я испытал, — неожиданно громким голосом добавил он. — И не знают, что я никогда не причинил бы тебе вред.

— И моим родителям? — совсем тихо спросил его Гарри, отчаянно желая заплакать, хотя он не плакал уже несколько лет.

— Никому, — почти прорычал Сириус, но заметив, что пугает мальчика, вздохнул и взял себя в руки. — Я ведь твой крестный отец, Гарри.

— Ремус сказал мне, — кивнул Гарри, и сдерживать слезы становилось труднее.

— Ремус так и не верит мне, — Сириус попытался выпрямиться, но тут же согнулся, держась за живот. — Так и не верит после тех судов.

— После каких судов? — нахмурился Гарри. Ведь Ремус говорил, что его не было и близко к центру Британии, когда все это случилось.

— Он был в зале, когда меня судили. Все два раза. Он не поверил мне, — с досадой пояснил Сириус, не смотря на Гарри. — Все тринадцать лет я думал о том, почему он, черт возьми, не поверил мне, — он снова закрыл ладонями лицо. — Где я, Гарри?

— В Хогвартсе, в спальне Ремуса, — Гарри посмотрел на темный потолок, надеясь, что это поможет удержать слезы. Он чувствовал боль Сириуса слишком сильно, и неважно, был он виновен или не был, Гарри не хотел знать об этом. Уже не хотел. Тем более что Ремус, похоже, соврал ему.

— Но что... — начал Сириус, но тут же замолчал. Теперь он дышал ровнее и выглядел не таким бледным, как несколько минут назад. — Он устроился преподавателем, чтобы защищать тебя от меня.

— Но он сказал... — тут же собирался возразить Гарри, и в ту же секунду Люпин сильно сжал его плечо.

— Достаточно, Гарри, я позову тебя, — и он хотел проводить Гарри обратно в кабинет. Но мальчик в ту же секунду вырвался и решился на самый отчаянный поступок. Он увернулся от рук Ремуса и бросился к кровати, чтобы обнять с усталым удивлением разглядывавшего их Сириуса. Он считал секунды, гадая, что же сделает этот человек, и почувствовал огромную волну облегчения, когда понял, что Блэк обнимает его в ответ.

— Спасибо, Гарри, — шепнул ему крестный, отпуская его. — Нам правда нужно поговорить.

Гарри кивнул и выбежал в кабинет, снова увернувшись от Ремуса. Только так он мог бы разобраться в том, что происходит, и он в самом деле разобрался.

— Что-то случилось, Гарри? — обеспокоенно спросила его Тонкс, тут же поднимаясь с дивана.

Гарри покачал головой и только тогда понял, что по его щекам текут горячие слезы.

* * *

— Я думаю, теперь нам нужно послушать всем, — снова открыл дверь Ремус, и на этот раз Тонкс пошла вместе с ними. Гарри сел на кровать, Тонкс осталась стоять, а Ремус опустился в кресло у двери, чтобы услышать, если бы его побеспокоили в столь поздний час. Гарри забыл и о директоре, и о спящем на трансфигурированном диване Снейпе, и о всех тех, кто был против того, что происходило. Он приготовился слушать, подтянув колени к груди. Сириус кивнул Нимфадоре, как если бы не был удивлен, что она находится здесь и отставил стакан с соком. Тонкс не ответила ему, но ее щеки горели от страстного желания что-нибудь сделать, только чтобы нарушить ощущение неправильности происходящего.

— О том, что приближается война, знал каждый волшебник, — вздохнув, начал Сириус. — Мы учились на последних курсах, когда начали происходить первые стычки между волшебниками, чьими родителями были магглы, и волшебниками чистой крови. Возможно, это было связано с кризисом в волшебном мире, который напрямую зависел от кризиса в маггловском. Волшебники чистой крови были уверены, что все проблемы волшебной экономики и неразберихи в волшебном Министерстве происходят от тех, кто был связан с магглами. Никому еще не удавалось как следует понять, чем же на самом деле отличаются и те, и другие волшебники, потому как только возникла неустойчивая ситуация, обе стороны принялись обвинять друг друга. Когда учишься в Хогвартсе, особенно не задумываешься над тем, в какой мир ты вскоре выйдешь. Все мы думали о будущем, но пока можно было поболеть за команду факультета или поучаствовать в дуэлях между свиданиями, нам было незачем интересоваться далекими проблемами волшебного мира, — Сириус посмотрел сначала на задумчивого Ремуса, а затем обратился к Гарри. — Твои дедушка и бабушка, Гарри, жили в одном из самых престижных волшебных районов, где никогда не случалось подобных столкновений. Мои же родители же, несмотря на выраженную позицию по отношению к «грязнокровным», как они их называли, не стремились принять участие в столкновениях, — Тонкс все-таки села рядом с Гарри на кровать, неосознанно сжимая кулаки. — Все это было на уровне недовольства хотя бы новым законом о запрете полетов на метле над маггловскими территориями ниже десяти метров. Все это прошло бы незаметно для волшебного мира, как и все остальное, и может быть, мир никогда бы не узнал о Волшебной войне, если бы не человек, который этого хотел. Он собирал сторонников уже десяток лет, путешествуя по стране и познавая Темные Искусства, и когда он снова вернулся в Лондон, в семидесятых годах, его армия насчитывала сотни единиц — это были отчаянные головорезы-волшебники, волшебные существа, урезанные волшебниками в правах, те существа, которые были слишком тупы, чтобы понять, что они были вытеснены обществом, но слишком злые, чтобы не участвовать в войне. Он сдерживал их, но они же были на его стороне и уже жаждали крови. То и дело в разных районах волшебной Британии происходили стычки, и люди начали гибнуть. Впервые прозвучали непростительные, впервые Аврорат вынужден был объявить о дополнительном наборе. Мы читали об этом из газет и иногда обсуждали, ночами, как было бы здорово темный уголок за уголком обшаривать города в поисках преступников. Тогда мы с твоим отцом решили, что мы станем аврорами, — снова обратился он к Гарри. У мальчика сложилось впечатление, что весь рассказ посвящен лишь ему. — Нам прекрасно удавались заклинания, и мы думали, что мы сможем все. Проблема была в том, что среди наших противников к тому времени, как мы закончили проходить ускоренный курс обучения, стали чистокровные волшебники, с палочкой защищавшие свои убеждения. В чистокровных семьях очень, очень берегут свои магические секреты, и потому в тебя в любой момент могут полететь заклинания, о которых ты не слышал. Мы сидели ночами после дежурств в домике в Годриковой Впадине и придумывали способы, схемы, как можно было непосредственно под самым огнем различить направленность и силу заклинания, а так же его диапазон поражения и воздействия на человеческий организм. Когда в столкновениях стало гибнуть все больше людей, а на улицы вышли существа, гораздо более опасные, чем изучающие Темную магию волшебники, тогда впервые заговорили о войне. Тогда еще никто не знал, есть ли связь между столкновениями. Тогда Волан-де-Морт сидел тихо. О его существовании практически никто не знал в волшебном Лондоне.

В один из таких вечеров после дежурств спустя год после выпуска в ваш дом пришел Дамблдор, застав нас всех вместе, как раз тогда, когда ты вернулся от своих, — уточнил Сириус, добившись того, что Ремус наконец посмотрел на него.— Он рассказал нам о Темном Волшебнике, который объединил всех самых опасных существ, чтобы разрушить волшебный мир и построить свой, новый, в котором не будет места грязным по крови волшебникам. Он рассказал, что грядут темные времена, и что любая помощь обязательно пригодиться в этой войне. Он предложил вступить нам в Орден Феникса — организацию под его началом, которая не просто оберегала жителей от самих существ, но искала способы остановить самого Темного Лорда. Мы согласились, все четверо — Джеймс, Лили, я и Ремус, слабо тогда понимая, что от нас требуется.

На следующий день Волан-де-Морт впервые заговорил. Он выступил прямо в центре Лютного переулка, собрав вокруг себя практически всех, кто не боялся Темной магии. Его речь никогда не освещалась ни в одной газете, чтобы она не привлекла еще больше его сторонников, но Дамблдор передал нам ее смысл. Темный Лорд призывал бороться за него и обещал, что волшебный мир навеки приобретет стабильность и спокойствие. Это было так необходимо в тот момент, когда никто из волшебников не знал, как удержать все их общество на плаву. Условие было лишь одно — уничтожить всех, в ком текла кровь магглов больше, чем наполовину. Если сначала его выступления носили характер туманного обвинения волшебников грязной крови, и к нему прислушивались, как к любому политическому деятелю, то к концу его агитации улицы были буквально утоплены в крови. Он говорил, когда шла война. Он говорил, и все больше и больше волшебников вступало в его ряды. Он не чурался волшебников грязной крови, если они обладали чем-то, что было ему нужно. Он принимал в ряды и тех, кто в страхе бежал к нему, и делал из них чернорабочих. Он убивал их за малейшее непослушание, но они все равно шли к нему. Потому что больше не было выбора. Так его агитация перешла в постепенный захват власти. Недалек был миг, когда он захватил бы Министерство Магии, и никакой Орден не смог остановить бы его. Мы пытались говорить об этом Дамблдору, и в один день он позвал меня и Джеймса, чтобы поручить нам миссию. Он упомянул, что необходимо найти способ прервать путь Темного Лорда еще в самом начале, не затрагивая историю. Это казалось безнадежным делом, но он подбодрил нас и сказал, что мы сможем найти способ сделать это. И мы устранились от битв и прогнозов тактики.

Мы провели в поисках долгие десять месяцев. Это были утомительные месяцы для меня, Джеймса... и Лили. Когда мы пропадали в архивах и библиотеках, когда возвращались в ваш дом поздно ночью, в один такой день она сказала Джеймсу, что он станет отцом. Это были счастливейшие месяцы для твоих родителей, и самые темные — для всех остальных волшебников. Мы ничего не слышали о происходящем, потому что Дамблдор попросил нас как можно плотнее подойти к решению этого вопроса. И вот однажды нам показалось, что мы знаем, как можно остановить Волан-де-Морта на заре его славы. Мы принесли директору все наши разработки спустя четыре месяца после твоего рождения. Директор забрал их, поблагодарив нас, и снова отправил нас сражаться. Он забросил нас в самое пекло, в те районы Лондона, в которых давно не осталось обычных волшебников. Каждый день становилось все труднее оберегать районы вокруг Министерства. С каждым днем на аврорах появлялось все больше шрамов. Нервы сдавали, и любого, кто был заподозрен в симпатии к Темному Лорду, неважно, была ли у них Метка или нет — те, кто поклонялся Лорду, не всегда были достойны стать его представителями и получить это уродливое клеймо — тут же подвергали тем же Непростительным. Мы никогда не прибегали к ним, но те, кто работал с нами, уже не понимали разницы. Многие из них потеряли родных, близких — в битвах, в нападениях. Алису Лонгботтом и ее мужа схватили практически за две недели до того, как все это неожиданно прекратилось, и пытали до потери сознания. Многие мракоборцы вышли из строя за тот год. Дамблдор говорил с каждым из нас много раз, выспрашивая всю информацию, что нам удалось выбить из поклоняющихся Лорду. В один из таких разговоров он сообщил, что стал свидетелем некоего предсказания, которое, возможно, будет угрожать семье Поттеров. Я не знал, сказал ли он об этом еще кому-то, но мне этого было достаточно. Он рассказал, что позаботился обо всех, кто знал, где живут твои родители. Что я стал Хранителем Тайны их местоположения. Спустя еще неделю, когда я едва не оказался в руках Пожирателей, и твой отец с трудом вытащил меня, получив длиннющий шрам на плече, я снова говорил с Дамблдором. Я убеждал его, что если Темному Лорду будет нужна семья Поттеров из-за какого-то предсказания — тогда это казалось очень неважным, какое-то предсказание, но любая опасность заставляла оставаться в напряжении — рано или поздно в пылу битвы они схватят меня и смогут добиться раскрытия Тайны. Даже если бы я сопротивлялся. Дамблдор предложил передать эту Тайну, и так хранителем стал наш последний друг, Питер Петтигрю. Он казался подозрительно храбрым, вызвавшись хранить ее, и это почему-то не показалось мне странным. Петтигрю всегда был трусом, но в такое время любой трус должен был стыдиться себя и стараться помочь, если мог. Тем же вечером я летел из Аврората, чтобы навестить вас и обсудить это странное предсказание и секреты директора с Джеймсом, но когда я оказался перед вашим домом... Вместо дома были лишь догорающие доски под обвалившейся крышей. Мне нужно было всего несколько секунд, чтобы понять, что Питер предал нас всех, и я полетел по его следу. Я нашел его в маггловском городке, на оживленной улице. Я кричал на него, стараясь понять, почему он предал своих друзей, которые всегда были добры к нему, несмотря на его противный крысиный характер, а он только усмехался. Он закатал рукав мантии, и я увидел Метку. Этого было достаточно, чтобы я направил на него волшебную палочку, однако трус опередил меня. Он отрезал себе палец и с яркой вспышкой исчез. Я даже не понял, что произошло. Я не мог осознать, что ни моих лучших друзей, ни их сына — как я думал — больше нет, и что виноват в этом крысеныш, который подстроил собственную смерть. Я понял все за решеткой. Но было слишком поздно, — закончил он в полнейшей тишине.

— Зачем ты бежал именно сюда? — спросил его ничуть не смягчившийся Ремус. Тогда как Гарри снова пытался незаметно вытереть слезы, а Тонкс ободряюще приобнимала его за плечи, он поднялся с кресла и смотрел на Сириуса все с тем же выражением вины и убийственной серьезности.

— Потому что эта чертова крыса здесь, — снова вспыхнули гневом глаза Сириуса. — Министр приезжал в Азкабан летом и притащил газету, в которой говорилось о семье, выигравшей какую-то поездку. Я увидел на плече мальчика крысеныша с одним отсутствующим пальцем и понял, где этот трус скрывался все время.

— Это же Короста, крыса Рона, — понял Гарри. — Но она пропала сразу же, как мы сюда приехали.

— Он испугался, знал, что я приду за ним, — Сириус с сожалением добавил. — Мне жаль, что я напугал твоего друга. Но он предал Лили и Джеймса, подставил их под удар, бросил за решетку меня и оставил погибать там, осознавая, что ты остался сиротой, — он с осуждением бросил взгляд на Ремуса.

— Почему я должен тебе верить? — спросил вновь Ремус, и Гарри тоже разозлился на него — неужели он не чувствует, что Сириус говорит правду.

— Мне так противно говорить это, но он прав, Люпин, — Гарри и Тонкс тут же развернулись к нему лицом, с ужасом понимая, что Снейп каким-то образом развязал сам себя и сбросил чары. Ремус же едва ли обратил на него внимание.

— Здравствуй, Нюнчик, — усмехнулся Сириус. — Доволен, да? Я тринадцать лет не видел света, а ты, похоже, преуспеваешь, — он кивнул на дорогую мантию профессора. — Но я в общем-то не в обиде. Зато мне есть, кем дорожить, — он подарил Гарри теплый взгляд.

— Заткнись, Блэк, — посоветовал ему Северус, наставляя на него палочку. — Я, к сожалению, пропустил почти весь твой увлекательный рассказ, но если ваша карта не врет, то человек по имени Питер Петтигрю действительно есть в замке. Я отлично помню его крысячью морду. Он всегда добивал меня, считая, что так выглядит круче и наравне со всеми вами, — он перевел уничтожительный взгляд с Сириуса на Ремуса.

— Если Петтигрю прямо сейчас находится в замке, живой и здоровый, — проговорил Ремус, смотря в окно, — то это значит, что Сириус и в самом деле невиновен, — он посмотрел на засиявшего Блэка. — Но как это доказать?