Друг из будущего (джен)

— В основе всего лежит понятие магии как принципиально новой материи, которая распространяется не только вокруг нас, но и течет в наших сосудах. Магия — это кровь волшебника, то, с чем он рождается, это его гены, все его существо. Для магглов эти неведомые гены — лишь призрачная надежда на еще одну попытку объяснить необъяснимое, но даже если их теория окажется неверной, они правильно уяснят лишь одну вещь — все они одинаковы в общем и абсолютно различны в деталях. Для волшебников важно понимать, что они — не принципиально новая нация, полностью отличная от магглов, но помимо качественно нового изменения в ментальной области — а ведь магию мы контролируем ничем иным, кроме как сознанием — они все еще сохраняют те же особенности организма, что и магглы. Несмотря на главенствующую теорию о том, что волшебники появились раньше магглов, всегда следует правильно различать основу и то, что было создано. У магглов есть понятия генетической изменчивости, ведь если они меняются с веками в плане строения тела и жизненно важных функций, то обязательно должно быть то, что меняется в них самих. Это неведомое, что, изменяясь, влияет уже многие тысячелетия на развитие организмов, они и назвали генами. Отныне любое отклонение от нормы, будь то физические уродства, болезни, приводящие к инвалидности, они бросались связывать именно с этими генами. Проводя параллель, можно предположить, что магия для волшебника является той же основой, матрицей, что и гены для обычных людей. Значит, в магии тоже возможны сбои, в результате которых происходит качественное изменение организма. Кто-нибудь может привести пример того, о чем я говорю?

В кабинете Защиты от Темных Искусств царил сумрак. Огромный кабинет пережил стольких преподавателей, что больше не считал нужным слушаться нового хозяина и послушно подчинятся попыткам навести порядок. В массивных и плотных шторах, похоже, все еще жили пикси, оставшиеся со времен Локхарта. На любые попытки распахнуть шторы они отзывались злобным смехом и постукивали синими коготками из-за края шторы, поэтому в кабинете всегда горело только естественное пламя. Подобный сумрак действовал на многих студентов усыпляюще, вне зависимости от количества пройденного семестра. Даже если это было первое занятие с первым же преподавателем, который выглядел так же чудно, как и предыдущие.

Так и сейчас многие студенты сидели с отрешенным видом, не понимая, чего хочет от них новый чудаковатый и потрепанный учитель, и думали больше о том, как не зевнуть. В основном это были слизеринцы, но и среди гриффиндорцев находились особенно утомленные студенты. Горели глаза жаждой знаний лишь у Гермионы. Казалось, ничего не изменилось с прошлого года.

Разве что в этот раз Гермиона не знала, что ответить.

Постепенно класс просыпался, разбуженный тревожной тишиной, усиленно моргал и, наконец, переводил взгляд на преподавателя. Профессор стоял, прислонившись к массивному учительскому столу, и с выражением легкого сочувствия смотрел на каждого, кто сбрасывал сонное оцепенение. Это отлично действовало на студентов Слизерина — они чувствовали себя в высшей мере неловко, не понимая, почему такой изможденный старый человек, как профессор Люпин, смотрит с жалостью на них, выходцев знаменитых волшебных семей. Они принялись оглядываться на молчащего Драко Малфоя, в этом году залившего жиденькие волосы еще большим количеством геля. Но и Малфой молчал, сохраняя выражение такого же легкого презрения. Тишина становилась громче, но Гарри, сидевший позади Дина, все еще не чувствовал ее. Теперь он оставался единственным «спящим» на этом занятии.

— Гарри, может, ты смог бы ответить? — несмотря на то, что профессор говорил тихо, Гарри подпрыгнул на месте и поймал съехавшие очки. Он и сам не смог бы объяснить, что захватило его мысли настолько, что он пропустил почти пятнадцать минут лекции.

— Я, эээ... — неуверенно начал он, оглядываясь в поисках поддержки. Рон строил ему какие-то удивительные рожи, отвернувшись от Люпина, но тот, видимо, все равно знал о попытках Уизли подсказать. — Простите, я, кажется, задумался.

— Ведь ты учился в обычной школе, верно? — предположил Люпин. Теперь тишина в классе стала напряженной и носила вполне читаемый адресной характер — она обращалась к Гарри.

— Да, но я не понимаю, причем тут... — вновь попытался ответить Гарри. Он предпочел бы не вспоминать среднюю школу и своего кузена, и сейчас ему это с успехом удалось. Он предпочел думать над тем, как профессор узнал об этом.

— Тогда ты должен понимать лучше остальных, почему для примера магических мутаций я предпринял попытку объяснить концепцию неволшебных. Может, ты сможешь объяснить, почему я сделал именно так и какой пример я хотел бы услышать?

Наконец профессор отошел от стола и миновал первые парты, чтобы встать прямо перед ним. Теперь у Гарри не было шанса посмотреть на кого-либо в стороне, даже Гермиона — он мог видеть ее пышную прическу из-за локтя Люпина — не могла усидеть на месте и постоянно вертелась. Так что нет, даже если бы он смог незаметно услышать ответ от нее, она его не знала. Пришлось лихорадочно думать. Тишина затягивалась, а выражение лица профессора не менялось. На его месте Снейп не прождал и секунды, поэтому вряд ли этот учитель стал бы одним из самых жутких. Возможно, не очень приятных, хотя и не в стремлении запугать студентов или показать им, как мало они знают. Таких просто еще не было в Хогвартсе.

— Никто точно не знает, что такое магия, поэтому нельзя сказать, как связаны изменения волшебников с ней? — неуверенно предположил Гарри, стискивая в руке мокрое перо. Ему редко когда удавалось давать правильные ответы на занятиях. — В качестве изменений самих волшебников можно, наверное, привести в пример вейл или оборотоней, ведь они те же волшебники, но с измененным свойством организма. В древние времена заклинания использовались и придумывались наугад, в один из моментов, когда магия была неустойчива, она вроде как обратила заклинание на самого волшебника и закрепила в нем, вроде приворотного заклинания у вейл или какого-нибудь превращающего у оборотней. Потом это заклинание избрало путь передачи, в зависимости от того, на что действовало. Превращающее, возможно, меняет кровь, поэтому для превращения в оборотня нужно быть укушенным, а у вейл оно меняет внешность, потому оно скорее передается по наследству, чем через кровь. Ну, как болезни у магглов.

Он, нахмурившись, смотрел на профессора Люпина, пытаясь определить по нему, правильно ли он ответил — самому ему казалось, что он сморозил редкостную глупость — но, наконец, он кивнул, и Гарри смог выдохнуть.

— Пять баллов Гриффиндору за отличное предположение, — гриффиндорцы мгновенно заулыбались, тогда как шайка Малфоя мгновенно изменилась в лице, несколько запоздало вслед за самим Драко, вновь смотревшим на Гарри, как на своего личного врага. — Несмотря на то, что волшебных созданий мы будем проходить во втором семестре, это лучший пример, который можно было привести, — он развернулся и на этот раз сел за свой стол. Гарри успел поймать полный удивления и обиды взгляд Гермионы, пожал плечами, мол, так получилось, и увернулся от тычка Рона, который тоже не вполне понимал, как его друг только что выбился в лидеры на этом предмете.

— Я несколько удивлен тем, что вы ничего не записываете, однако раз это было вступительное слово, это недоразумение мы пропустим. В конце года вас ожидает экзамен, во время которого я могу попросить вас не только продемонстрировать определенные навыки, но и спросить, насколько вы понимаете, что именно позволяет вам использовать их и против чего конкретно. Я знаю, многие предпочитают просто слушать, надеясь, что одного раза им будет достаточно, однако количество предметов на третьем курсе резко отличается от предыдущего, и каждый увеличивает объем вдвое, так что ваша память будет просто неспособна запомнить все и сразу, — студенты удивленно посмотрели на перья на своих столах и тяжело вздохнули, окуная их в чернильницы. — Сегодня будет исключительно теоретическое вводное занятие, а потому я хотел бы побеседовать с вами, а не обучать вас.

Непонимающий гул в момент возрос. Хватило того, что профессора Люпина нельзя было отнести к определенным категориям учителей и сказать точно, каким он будет, нельзя было предугадать его слабости к определенному факультету — несмотря на отличный ответ Гарри, секундой спустя Люпин наградил теми же пятью очками Миллисенту, которая низким голосом рассказала о русалках и заклинании превращения.

— Заклинания, изменяющие самого волшебника, вы будете изучать на пятом курсе, но я хотел бы, чтобы вы знали, что заклинания превращения — это общее название класса заклинаний. В одном случае вы можете частично превратить определенную часть тела, полностью — если более половины тела изменено. К заклинаниям превращения относятся способности метаморфов — ведь мы уже обсудили, что в определенных случаях использование заклинания в определенном состоянии вашей магии способно закрепить это заклинание в вас самих. Анимагия, медицинские заклинания, связанные с первой помощью при потере определенного процента тканей тела и многие другие.

Тишина в классе сменилась постоянным легким гулом: где-то позади Гарри Крэбб и Гойл радовались тому, что знали одно из произнесенных слов, и попеременно тормошили Малфоя, чтобы рассказать ему об этом, Лаванда Браун и Парвати Патил сбоку шепотом рассказывали о том, что в каталогах волшебной моды снимаются исключительно модели со способностями метаморфов, а впереди Гермиона сосредоточенно скрипела пером, записывая высказанные примеры. Как только она дописала последнее слово, ее рука тут же взметнулась в воздух.

— Да, Гермиона, — обратился к ней Люпин, подперев щеку рукой. — Если ты хочешь спросить об анимагии, то я бы посоветовал вам всем спросить об этом профессора МакГонагалл ввиду ее близкого знакомства с этим заклинанием.

Гермиона тут же опустила руку, записав и это. Рон хмыкнул, заметив это, и снова пихнул Гарри. Невилл, сидящий между Гермионой и Гарри, отпихивался от Дина, который тоже горел желанием рассказать ему о том, что в квиддич, в свою очередь, не берут метаморфов, потому что изменение внешности дает преимущества при игре, а это запрещено правилами. Такая болтовня продолжалась почти пять минут, студенты говорили все громче и громче, вовлекая в беседу все новые парты и ряды, пока Люпин продолжал сидеть и смотреть на них.

— Минус два очка каждому из факультетов, — едва слышно объявил он, и в мгновенной — снова новой — тишине можно было услышать, пожалуй, даже то, как упали два изумруда и два рубина на первом этаже. — Я ничего не имею против обсуждений, но только тогда, когда они касаются заданного вопроса. У нас осталось еще двадцать минут до конца занятия, и я хотел бы затронуть еще одно интересное свойство магии, которое поможет нам в дальнейшем понять основы любого защитного заклинания. Если кто-то может предположить, я был бы рад выслушать.

— Магия является сугубо индивидуальной характеристикой каждого волшебника, она является неиссякаемым источником сил и основой для конституции волшебного мира, определяя взаимоотношения между волшебниками, магия имеет стихийную природу, что доказано стихийными вспышками проявления магии у маленьких детей, магия изменяет свойства предметов и в то же время она не создает что-то из ничего, и последним свойством по международному сокращенному определению является способность изменять пространство и время, что является высшей ступенью в изучении колдовства, — быстро проговорила Гермиона, сразу же подскочив со своего места.

— Прекрасные знания, но ваша поднятая рука гарантирует равную возможность ответа и для других студентов, что является проявлением вашего к ним уважения, — улыбнулся ей Люпин, без лишнего сожаления наблюдая, как девочка краснеет и немедленно садится обратно на стул, опуская взгляд. — Магия, в самом деле, может изменять и пространство, и время. Каждую секунду окружающее нас пространство практически бурлит различной стихийной магией, которая сама по себе очень слаба. В нашем мире нигде нельзя найти абсолютной пустоты, кроме магически зачарованных мест, конечно, потому любое заклинание, которое вы хотите сотворить, имеет определенное усилие, которое нужно будет приложить. От этого зависит и то, что волшебники вынуждены пользоваться волшебными палочками — точное определение сил воздействия вашим заклинанием и будет характеристикой его точного выполнения. Чем лучше вы представляете, сколько сил нужно вложить, чтобы ваша магия оказалась втиснутой в окружающее пространство, тем большее ее количество туда попадет. Для этого необходимо чувствовать состояние окружающего вас пространства. На первых курсах ваши заклинания практически не влияют на окружающее вас пространство, а если влияют, то сравнительно недолгое время. Ваша будущая работа будет зависеть от того, насколько долгосрочные заклинания различной природы вы сможете накладывать, неважно, на других волшебников или на живые предметы. Этим основам вас научат на Чарах, и этим же мы займемся во время изучения защитных заклинаний. Остается лишь одно, что мы еще не обсудили — время. Если бы волшебников возраста от тридцати лет и старше спросили, какое самое раннее знаменательное событие они хотели бы изменить, воспользовавшись неожиданной возможностью изменить прошлое без изменения нынешнего, что бы они сказали?

Гермиона мгновенно подняла руку, снова подпрыгнув, но на этот раз она сдержала знания, рвущиеся наружу. На ее удивление, позади нее поднял пухлую ладонь Невилл, а за ним и Симус Финниган.

— Ты ведь сын мракоборцев, верно, Невилл? — Люпин кивнул ему, изучая его все тем же сочувствующим взглядом.

— Восхождение Того-Кого-Нельзя-Называть, — заикаясь, тихо проговорил Невилл, и теперь настало время пугающей тишины. Он не вставал, а ответил с места, чтобы затем закрыть лицо ладонями и скрыть выражение гнева, которое никто и никогда не видел на его лице.

— Верно, миллионы жизней можно было бы спасти, сколько душ излечить от травмы потерь, если бы изменить один факт рождения Волан-де-морта, — Люпин подождал, пока студенты успокоят свое возмущение и страх перед этим именем. Гарри снова посмотрел на профессора с нескрываемым удивлением, отвлекшись от изучения обложки учебника. Он не мог сосредоточиться. — Именно поэтому изучение изменения магией времени должно закончиться ничем. Если бы мы могли знать и рассчитывать, сколько возможных судеб отведено каждому человеку, сколько он мог бы принести пользы и сколько вреда, решать, кому жить, а кому нет... Рано или поздно мы бы истребили сами себя, потому что то, что хорошо влияет на историю одних, обязательно плохо скажется на других. Волшебники не могут получить власть над историей до тех пор, пока историю творят другие волшебники, иначе начнется хаос и потеряется равноправие. Но если бы — и только если бы — волшебники знали, что в этот момент история действительно пошла не по тому пути, если бы у нас были доказательства того, что до того момента события свершались в другом направлении, тогда можно было попробовать сделать хоть что-то. Другое дело, если изменив прошлое, мы меняем настоящее — а это обязательное условие воздействия магии на время — мы меняем его так, что сами не сможем оказаться в том месте и в той возможности, которая позволила нам изменить прошлое, то прошлое не поменяется, и тогда трудно сказать, к чему приведет этот тупик. Мы никогда не узнаем, пришел бы кто-нибудь на смену Волан-де-Морту, более сильный и более темный, и никогда не сможем с точностью сказать, что такого человека никогда не существовало бы. Потому что для каждого человека возможности определенного развития судьбы определяет огромное количество факторов, от него не зависящих, и если эти факторы потребовали рождение такого человека, то они заменили бы его другим и третьим, потому что в этой Вселенной не может быть пустоты.

* * *

— Гарри, откуда ты знаешь про вейл и оборотней? — казалось, что Гермиона копила этот вопрос весь урок, и теперь ее любопытство прорвалось, как только раздался звон об окончании урока. — Ведь это будет только в конце курса, а то и вовсе на следующем, это совсем другой уровень знаний волшебных основ!

— Я много читал летом, — пожал плечами Гарри, запихивая учебник в сумку. — В этом учебнике интересно описано много всякой нечисти, о которой мы даже не знаем. А она ведь вполне может обитать и в нашем замке. Как раз в таких замках и обитает, кстати говоря.

— Что вы думаете об этом? — Рон кивнул в сторону уходящего в свой маленький кабинет в конце класса Люпина. Светлая мантия профессора давно поблекла и даже в свете факелов выглядела старательно починенной. — Он конечно не Снейп, но я не очень понял, что он хотел сказать.

— Ничего такого, чего нам бы не говорили на каждом занятии, Рон, — возмущенно продолжила Гермиона. — Возможно, ему не хватает организации представления материала, как у профессора МакГонагалл...

— Или он просто поставил тебя на место, — скопировав интонацию подруги, передразнил Рон.

— ... Я к тому, что каждый новый предмет обязательно начинается с того, откуда берет свое начало — с магии. Не считая маггловедения и остальных предметов, каждый требует своего понимания магии, и в Защите очень важно... — не обращая внимания на Рона, продолжала рассказывать Гермиона.

— В Защите вас уже двое, поэтому важно просчитывать не только свое влияние на стихийную магию, но и чужое, поэтому Защита как таковая — очень сложный предмет вероятности, — легко закончил Гарри, широко улыбаясь кипевшей Гермионе, пока Рон давился смехом.

— Гарри, ты обсудил с Дамблдором то, что произошло летом? Ты же знаешь, нельзя оставлять это просто так, ведь вспышки стихийной магии — очень непредсказуемая вещь у таких сильных магов, как ты, — легко переключилась девочка на другую тему. Они быстро шагали по коридору в сторону Большой лестницы, как можно быстрее стараясь добраться до Обеденного зала.

— Но ведь никто не может предсказать, как эмоции повлияют на твою магию, и в следующий раз от твоего гнева может разнести целый квартал! Вряд ли ты можешь продолжать жить со своими родственниками, Гарри, — укоризненно продолжала нагнетать атмосферу Гермиона, когда Гарри отмахнулся от нее.

— Может все-таки о Люпине? Серьезно, вы же слышали его домашнее задание, да его не списать, точно вам говорю! — возмущенно проговорил Рон. Они спускались по лестнице втроем, что всегда причиняло неудобства, потому что летающие пролеты были рассчитаны на двух поднимающихся и двух спускающихся, поэтому Рону всегда приходилось лавировать между встречными студентами.

— У Рончика нет своей головы, как трудно Рончику жить, — хором протянули близнецы, как из воздуха возникнув за их спинами.

— Вы его вообще видели? — возмущенно отмахнулся от Фреда младший брат и ускорился, чтобы идти перед Гарри и Гермионой.

— Вчера на уроке были и даже сделали домашнее задание, — все так же хором ответили Уизли-старшие и дали друг другу пять громким хлопком прямо над ухом у Гермионы.

— Вы, вчера и сделали домашнее задание в одном предложении невозможно, — уже не так уверенно пробормотал Рон, первым проходя в коридор, ведущий ко входу с внутреннего двора. — Как можно описать то, что ты обычно делаешь, не задумываясь?

— Он застал нас после занятия, когда мы пытались наложить заклинание Временной Чихочесотки на Сопливого Колина, — начал Фред.

— Прямо из-за угла возник! — взмахнул руками Джордж.

— Прямо как Снейп, вот уж конкуренция Летучей Мыши, видели, как Снейп на него на первом Обеде смотрел? Ууу, мурашки по коже, — закончил Фред.

— Что еще за временная Чихочесотка? — спросила Гермиона, не замечая сигналов Рона не спрашивать об этом.

— Это сложное заклинание, которое мы изобрели летом, Рончик после этого неделю в кровати с температурой лежал, а мы неделю ему прислуживали, после чего у Рончика случился повторный случай тогда, когда нас не было рядом абсолютно случайно! Но, несмотря на тяжкий труд лакеев, мы благодарны за открытие интересного побочного действия, — близнецы махнули стоящей у двери в Большой Зал Анджелине Джонсон и быстро договорили. — Он попросил нас в качестве домашнего задания рассказать, как мы создали это заклинание и как, по-нашему, оно действует. Короче, со всем этим пространством у нас, оказывается отлично разбирается Алисия, так что мы не испытали никаких сложностей. Бывайте, малышня!

— Как будто я у них крыска подопытная, и почему они никогда не трогают Джинни! — тут же возмутился Рон, первым не замечая толпы у входа в Большой Зал и со всей силы влетая в какого-то рослого когтевранца. — Прости.

— Интересно, что-то случилось? — Гермиона пропихивалась сквозь толпу студентов всех возрастов и всех факультетов в природном своем любопытстве.

— Как будто мало нам этих противных дементоров на входе! — жаловалась второкурсница своей подружке с Хаффлпаффа, когда Золотая Троица проходила мимо них. — Эй, Гарри, говорят, ты встретился с одним, неужели сразу в обморок? — наивно спросила она. Слизеринцы загоготали, а Пэнси бездарно изобразила обморок. Подошедший секунду спустя Малфой, не слышавший, что происходило, скривился, наблюдая за ее попытками, и затем посмотрел на Поттера, впервые промолчав.

— Что, Малфой, заболел чем? — выкрикнул Рон, не дожидаясь, пока на него нападут первым. Но вопреки всем законам предыдущих лет Драко лишь наградил его уничтожающим взглядом и махнул своим последователям, чтобы шли за ним. Младшекурсники, спотыкаясь, расступались перед ним. — Не понял, что это с ним? Папа говорил, его папаша в Министерстве едва ли не заставляет министра таскать ему чай, а он ни разу не сказал об этом.

— Может быть, он наконец-то перерос бессмысленные драки и столкновения, — пожала плечами Гермиона. — Что думаешь об этом, Гарри?

— Думать не хочу, какая мерзость укусила Малфоя и что с ним после этого стало, — честно признался он, бесцельно шаря взглядом по толпе студентов. Они пробрались до первого стола, но увидеть, что происходит, все еще не могли. Вокруг галдели и переглядывались, а стоящие самыми первыми молчали и не сообщали остальным о том, что происходит.

Неожиданно двери, обычно открытые наполовину, с ужасным скрежетом распахнулись. Студенты замолчали, оборачиваясь. Спотыкающиеся первокурсники были вытащены с мгновенно образовавшегося прохода старшими учениками, шикнувшими на них. Старшекурсники непонимающе хмурились, но появившиеся люди не пугали их так, как остальных. И лишь единицы знали, что за люди в черных мантиях шли строем мимо них.

— Мракоборцы, — прошептал Рон, когда высокие мужчины в странных одеждах и удивительно длинных плотных мантиях шли мимо них. Они видели темнокожего мужчину, идущего рядом с молоденькой девушкой с фиолетовыми волосами, единственные из шеренги мрачных людей, кто с интересом смотрел на удивленных детей. Молоденькая девушка подмигнула Гарри и тут же отвернулась, с невероятной быстротой вернув себе похоронное выражение лица.

— Кто? — одними губами спросил Гарри, провожая взглядом наиболее рослых мужчин, способных убить не только палочкой, но и собственными руками. Каждый из них был вдвое выше даже третьекурсника, а встречающиеся женщины, на удивление молодые, на их фоне не казались добрее. Но их было меньше, чем мужчин разной национальности.

— Они ловили Пожирателей Смерти двенадцать лет назад, их тогда очень много полегло, когда они пытались остановить Сам-Знаешь-Кого, сейчас они вылавливают оставшихся, но вообще они те, кого вызывают в особенно чрезвычайных ситуациях, когда нужно успокоить разбушевавшихся опасных волшебных созданий или затеять мини-войну. Они всегда на передовой, всегда обеспечивают безопасность на мероприятиях и всякое такое, — восхищенно пробормотал Рон. — Папа рассказывает, что они никогда не сидят в Минестерстве, всегда на вызовах, возвращаются потрепанными, в крови и иногда с жертвами. Опасная работенка, — и Гарри, и Гермиона слушали его, не отрывая взгляда от дюжины тренированных взрослых бойцов. Они прошли к выделенному для них специальному столу, накрытому черной скатертью с тонким золотым узором, и заняли свои места. Хаффлпаффцы зашумели, возмущенные тем, что у них отняли половину стола, но спешить занимать оставшиеся места не собирались. Все ждали появления директора, и МакГоннагалл, пробиравшаяся через возросшую толпу, не могла решить неожиданную случайность. Следом за профессором трансфигурации вышагивал Снейп, а за ним левитировал сам себя Флитвик, предпочтя пролететь над толпой. Появление мракоборцев стало сюрпризом и для профессоров. Было слышно, как Снейп с нечитаемым выражением лица обратился к МакГоннагалл, и та раздраженно отмахнулась, первой направившись к темнокожему мужчине, который, видимо, был за главного. Она задала ему вопрос, и разговор, длившийся пять минут, нельзя было услышать с такого расстояния, хотя каждый из студентов горел желанием первым все узнать.

Гарри, Рон и Гермиона неожиданно оказались за спиной у Снейпа, и теперь боялись пошевелиться, лишь бы он не заметил их. Сзади так же через толпу пробирался Люпин, постоянно извиняясь перед теми, кого отодвигал со своего пути. Снейп обернулся на него, скривившись на секунду, и затем снова обратил внимание на невозмутимо обедающих мракоборцев.

— Что-то случилось? — спросил он у Снейпа, не замечая его недовольства.

— Твой дружок, похоже, едет сюда, — прошипел он, и тут же замолчал, когда Люпин, сузив глаза, кивнул на сжавшуюся за спиной Снейпа Золотую Троицу. — Что вы тут делаете? — зарычал он на Гарри. Как и годы до того, Гарри не мог справиться с ужасом, который наводил на него Снейп, что бы он ни делал. Вот и сейчас он знал, что любой его ответ поведет за собой волну гнева, потому он просто махнул на толпу позади себя, мол, догадайтесь сами. На удивление Снейп, пышущий раздражением, отвернулся и не сказал ни слова. Попытку Люпина спросить еще раз пресек пылающим взглядом, и профессор Защиты обратился к подходящей МакГонагалл.

— Похоже, что нам придется принять этих гостей до тех пор, пока они не выяснят, правда ли то, что Сириуса видели в наших краях, — сказала она тихо, не обращая внимания на студентов. И, правда, большинство из них было занято обсуждением неведомых мракоборцев. Те из учеников, кто хоть что-то знал, снова и снова рассказывали удивленным незнайкам, кто же это такие.

— Так быстро, — едва слышно пробормотал Люпин, поглядывая на Мракоборцев. — Еще что-то, что нам нужно знать?

— Они будут присутствовать на каждом занятии, — Гарри не разобрал слов, — и они не знают точно, — снова неразборчиво, — и не знают, когда.

— Надеюсь, они проследят и за преподавателями, — четко проговорил Снейп, не отрывая взгляда от изменившегося в лице Люпина.

— Я принес клятву Дамблдору, и я не собираюсь повторять это же для тебя, — неожиданно взорвался Люпин, без лишних усилий копируя снейповский тон. Это еще больше разозлило профессора зельеварения. Он мгновенно вывернул кисть Снейпа, когда тот порывался схватить его за руку, и Снейп, не издав не звука, мгновенно побелел. — Это не твое дело, Северус.

Каждый из невольных слушателей не мог оторвать взгляда от Люпина, боясь, что их обнаружат в ту же секунду, как они пошевелятся. Подслушивание в Хогвартсе наказывалось так же, как опоздание и нарушение правил, а никому не хотелось терять лишние баллы. Кроме того, новый профессор все еще оставался загадкой для большинства студентов, и теперь они усиленно наблюдали за ним. Теперь и позади Гарри навострили уши и мгновенно отвели взгляд от профессоров, чтобы узнать как можно больше и не попасться.

— И где, черт возьми, Дамблдор? — спросил Снейп.

— Возможно, мракоборцы пришли по приказу министра, и директор разговаривает с ним прямо сейчас. Нам нужно успокоить детей и рассадить их по местам, тем более что следующий урок придется отменить из-за вероятного преподавательского совета, — вступил в разговор плывущий над головами студентов Флитвик. Его жизнерадостное заявление было услышано всеми студентами без исключения, и удивление толпы сменилось радостью.

— Что происходит, Гарри? — к Золотой троице пробились Джинни и Невилл, и этим же вопросом они выдали профессорам местонахождение Поттера. Все три профессора мгновенно развернулись к нему: МакГоннагалл с досадой, Люпин с непонятной радостью, а Снейп как и всегда, с ненавистью.

— Вам следует пройти на свои места, если вы не хотите заработать отработку на первом же занятии по зельеварению за опоздание с обеда, Поттер, — сообщил ему Снейп, и Гарри счел за благо пройти к своему месту за столом. Постепенно за ним потянулись все студенты, оживленно переговариваясь и радуясь неожиданному повороту событий и встряске обычной рутины школьных дней. Год только начинался, а уже, казалось, все будет не так, как прежде.