Танцы до упаду (гет)

Джордж появляется посередине ночи, когда я заканчиваю разбирать последнюю стопку платежек. В рабочей комнате на втором этаже магазина грохочет музыкальное заклятие, исполняющее "Твой личный Джизус", и я пропускаю момент, когда открывается дверь и на пороге появляется брат. Просто в какой-то момент поворачиваюсь вправо, чтобы взять очередной документ, и вижу его угрюмую физиономию.

День я провел с родителями, которых совершенно раздавило все произошедшее. Ближе к вечеру мы попытались стукнуть в камин на Гриммо, но Гарри отвечал односложно и устало, не пригласив войти. Джинни даже мельком повидать не удалось. Впрочем, я все равно не знаю, что можно сказать ей в утешение, так что скорее рад этому.

Потом Гермиона отправилась кормить своего избалованного книззла, а я с горя решил поработать. Трагедии трагедиями, а накладные сами себя не разберут.

Гарри любит подшучивать над тем, что я стал похожим на братца Перси, однако, если честно, я всегда был таким. Да, в школе я не видел смысла напрягаться на Трансфигурации и Зельях, коль скоро не собирался становиться ученым или зельеваром. Мои амбиции даже в детстве не простирались дальше капитана квиддичной команды, и я до сих пор считаю, что был прав, предпочитая тратить время на развлечения вместо того, чтобы ваять километровые эссе о гоблинских войнах.

Я не могу удерживать в голове кучу задач одновременно, как Гермиона, и не способен так стремительно принимать решения, как это делает Гарри. Однако я ненавижу беспорядок, особенно тот, что грозит мне материальными потерями, и готов просидеть хоть десять часов подряд, выискивая несоответствия между накладными и платежками, точно так же, как могу провести сутки, сочиняя шахматные этюды.

Главное, чтобы я понимал, зачем все это делаю, и видел конкретный результат, потому что снейпово "закупорить Смерть и разлить по фиалам Любовь", по мне, звучит слишком романтично и отвлеченно, чтобы мотивировать кого-то, кроме восторженных девочек.

Увидев Джорджа, я вскакиваю, и стопки документов рядом с диваном от этого движения падают одна за другой, устилая ковер ровным слоем бумаг.

— Бестолочь, — говорит Джордж, плюхаясь на диван рядом со мной.

И качает головой так, будто это я сделал что-то неправильно. Например, явился среди ночи и напугал компаньона до полусмерти. Я достаю палочку, делаю ей короткий оборот против часовой стрелки и говорю:

— Undo.

Это новое заклятие, изобретенное Гермионой, которое она не показывала никому, кроме меня. Заклятие отменяет последнее действие, произведенное волшебником. Главная сложность — вовремя его произнести, потому что обычно понимаешь, где сделал ошибку, уже после того, как совершил кучу всяких других действий.

Слава Мерлину, на этот раз я успел вовремя. Секунда — и я опять сижу на диване, словно и не вскакивал с него, а все файлы ровненько громоздятся в стопках на полу. Джордж щурится и присвистывает.

— Впечатляюще.

Хлопаю в ладоши, и музыка выключается. Становится слышно, как потрескивает одинокое полено в камине.

Внезапно я физически ощущаю, насколько у меня омерзительное настроение.

Музыка как-то заглушала это понимание.

Спрашиваю Джорджа, где он, гремлин его забери, был последние три дня, когда мы слали ему сову за совой.

— В лаборатории, — несколько удивленно отвечает брат. — Ты же знаешь, когда идет эксперимент, мы не можем отвлекаться на почту. Я получил все твои письма только два часа назад. Что случилось? Уже выяснили, за каким чертом ты был нужен Малфою? Гарри с Джинни выздоровели? Что ты завелся, мама давно не мыла тебе рот с мылом?

— Тебе никто не сообщил, что случилось сегодня, — я перехожу на цензурное выражение своих мыслей, вспомнив, что действительно за всей этой сегодняшней неразберихой не успел написать брату полноценное письмо, а только прикрепил сове записку с вопиллером "Приезжай немедленно".

— И что случилось? — напрягается брат.

Я аккуратно отодвигаю пачки документов подальше от дивана. Не для того я разбирал их полночи, чтобы Джордж всё развалил.

— Джинни отравили.

Джордж поднимает брови.

— Насмерть?

— Она потеряла магию.

Мы были полными идиотами, когда решили не держать в офисе спиртное. Вместо Огденского, которого жаждет моя глотка, приходится заваривать чай. Сую в холодные руки брата чашку, отпиваю из своей и начинаю рассказывать все по порядку.

— Так Гарри тоже отравился, но на него яд не подействовал? — уточняет Джордж.

— На Гарри ничто и никогда не действует так, как на нормальных волшебников. К тому же ничего неясно, может быть, они получили разную дозу, или это были два разных случая. Они оба потеряли сознание в клубе, но Гарри проспался и стал как новенький, а Джин...

— У-гум, — говорит брат. — Странная история.

— Мы не сумели выяснить, что это был за яд. Гермиона читала, что от молока баньши бывают галлюцинации...

— Не галлюцинации, а видения будущего, — поправляет Джордж. — Все несчастий, грозящих в будущем. Вряд ли их отравили молоком баньши. Оно немногим дешевле слез феникса.

— Если бы феникс Дамблдора был жив, можно было бы спасти Джинни, — говорю я.

Джордж пожимает плечами.

— Бедная сестренка.

Его слова выражают сочувствие, но голос спокоен. После смерти Фреда что-то в Джордже испортилось, словно застопорился механизм, делающий человека человеком. Мне кажется, что ему приходится конструировать для себя братские отношения по памяти, и что на самом деле ему абсолютно плевать, жив я или умер — так же, как и все остальные члены нашей семьи. Единственный человек, еще способный вызвать в Джордже настоящий отклик — Анжелина, и то потому, что ее любил Фред. Анжелина, летающая сейчас с "Гарпиями", наверное, даже не подозревает об этом.

— Печально, — произносит Джордж, выслушав мой рассказ до конца. — А остальные дела у нас как?

Вот видите? Что-то в нем сломалось безнадежно. Разве нормальный брат будет думать о делах, услышав такие новости о младшей сестренке?

— Сгорел склад в Крайстбридже, но заказчик успел принять товар, и по условиям поставки проблема не наша, — отвечаю я. — Отдел импорт-экспорта снова зарубил нашу заявку на экспорт модифицированной партии мыльных пузырей в маггловскую Британию.

Это было ожидаемо. Только такой зомби, каким стал Джордж, может рваться на маггловский рынок с магическими товарами и надеяться, что ему это позволят. Хотя я тоже на какой-то момент предался мечтаниям. Объем магического и маггловского рынка несравним. На одних мыльных пузырях наш бизнес мог бы вырасти в тысячи раз, согласись "импорт-экспорт" пойти на риск.

— Идиоты, — говорит Джордж. — Консервативные придурки. Благодаря такому подходу через пятьдесят лет магический бизнес окончательно деградирует. Будем продавать друг другу заговоренные башмаки да сувенирные орешки с платьями. Окей, мне пора возвращаться.

— Стой ты, — я хватаю его за полу мантии. — Ты должен остаться до утра и повидаться с родителями! Я не могу утешать их в одиночку. Перси спрятался в Министерстве, у Чарли сложные роды в заповеднике, а Биллу удается вырваться от гоблинов не больше, чем на час в день.

— Ронни, — усмехается брат, доставая из кармана какую-то ракушку, — мама с папой — взрослые люди. Они переживут.

Он вынимает из другого кармана часы, и, не отводя от них взгляда, начинает давать указания:

— Узнай, как Джинни себя чувствует, и напиши мне подробно. Брось заниматься этим пожаром, раз убытки все равно не на нас, лучше займись журналистами, понял? Нельзя, чтобы имя Умников Уизли связывали с чем-то печальным, тем более — со сквибами. Мы — магазин приколов, мы несем людям радость. Для бизнеса будет лучше, если в газетах напишут о трагедии в семье Поттера, а не Уизли. Проследи за этим.

Я так зверею от этой речи, что не нахожусь с ответом и вскакиваю, чтобы встряхнуть бесчувственную скотину за шиворот. В этот момент ракушка, оказавшаяся портключом, срабатывает, и брат пропадает из вида во взметнувшейся на мгновение черной воронке.

Со злости я пинаю ближайшую ко мне папку бумаг и мрачно наблюдаю, как документы разлетаются по комнате. Потом валюсь на диван и гашу свет.