План Гермионы (гет)

Прозвенел колокол.

— Пожалуйста, запишите домашнее задание! — повысила голос профессор Макгонагалл, обращаясь к ученикам, которые уже повскакали с мест, собирая сумки. — Вам нужно будет потренироваться с чарами и законспектировать все то, о чём говорилось на уроке!

Ученики пропустили слова мимо ушей, переговариваясь друг с другом. Я поднялась с места, записав, разумеется, домашнее задание, и вышла из класса. Чем мне не нравилась школа, так это жуткий шум и гам — своих мыслей порой не услышишь. Это был последний урок, и я направлялась в башню Гриффиндора, намереваясь отдохнуть после тяжелого учебного дня и ответить на вчерашнее письмо от родителей, ведь до него никак руки не доходили.

— Гермиона! — я остановилась, обернулась и увидела бегущего ко мне Рона. Догнав меня, он остановился передо мной, прерывисто выдыхая. — Гермиона, мы можем поговорить?

Я слегка удивилась. Мы с Роном не общались уже достаточно долго после того случая, произошедшего перед Рождественскими каникулами.

— Ну да, — спокойно проговорила я, нахмурив брови.

Рон вдохнул побольше воздуха, глядя куда угодно, но только не на меня.

— Гермиона, я... ты прости меня, ладно? За всё, что я сделал в этом году. Правда, прости. Я... я скучаю по нашему общению. Мы ведь всё время были вместе, а теперь всё так изменилось. Мы же вроде как всегда втроём, Золотое Трио и тому подобное.

Я не могла сдвинуться с места, прислушиваясь к своим чувствам. Раньше, возможно, я бы радовалась, как ребенок конфете, а сейчас... Сейчас как-то всё равно, но не совсем. Осталась доля радости оттого, что мы снова будем дружить, разговаривать, как прежде. Как было всегда. Я, Рон и Гарри. Хотя нет, кажется, уже без Гарри. Он мне и слова не сказал за сегодняшнее утро. Он что, расстроился после вчерашнего? Мерлин, ну конечно, он расстроился. Ты же практически водишь его за нос, хоть и без плохих намерений. Но это же так подло по отношению к нему. Что я за дура? Раньше я никогда бы так и не поступила — более того, не подумала бы поступить. Определенно, нам надо поговорить. Но сначала нужно разобраться с Уизли, который в данный момент стоял и ждал моего ответа, нервно заламывая пальцы.

— Рон, я... — я не знала, что сказать. Я только сейчас поняла, что я не знаю, что делать. Прощать его или нет? Хотя, что тут думать? Ведь сейчас я его не люблю, и мне абсолютно все равно, с кем он встречается. Когда я успела так поменять о нём своё мнение? Неужели только из-за одной Лаванды? Или же это случилось ещё в начале года, в пустом коридоре, где меня спас Гарри? — Да, я прощаю тебя.

Рон облегченно выдохнул и широко улыбнулся.

— Гермиона, я... Спасибо тебе, — и улыбнулся еще шире.

Всё-таки хорошо мириться с друзьями, и на душе становится легко и тепло.

* * *

Вечером я, сидя за письмом для родителей, услышала стук. Подняв голову, я отчего-то вздрогнула от испуга: за окном сидела большая сипуха с письмом в лапке. Я открыла окно и впустила сову, которая влетела в комнату, выронив письмо на пол, и начала кружить по комнате. Сипуха была, в принципе, самая обыкновенная. Без какой-либо запоминающейся окраски и каких-то особенных черт. Только совершенно мне не знакомая. Подняв и вскрыв письмо, я начала читать маленькую записку от Парвати. Она приглашала меня к себе. Зачем это? Им что-то нужно от меня? Наверняка, да. Не приглашают же они просто поболтать — это не в их духе. Сипуха уже давно улетела, видимо, не нуждаясь в ответе. Или бесплатной печеньке. Я вышла из своей комнаты и спустилась в комнату девочек шестого курса. Открыв дверь, я не успела моргнуть, как услышала громкое восклицание однокурсниц:

— Гермиона! Заходи скорее!

Я села на бывшую мою кровать, а девочки сели рядом, прикрыв алый полог.

— Что-то случилось? — я удивилась их настойчивости, раньше не замечая такого внимания по отношению ко мне.

— Да нет, ничего. Мы просто хотели с тобой поговорить, как в старые времена.

«Которых не было», — хотела я добавить, но сдержалась. А Лаванда начала щебетать о сегодняшнем дне, о том, как она соскучилась по мне, а Парвати поддакивала. Я почти не слушала их и не понимала, зачем они меня позвали, ведь они разговаривали практически друг с другом. Может, нужно помочь с уроками? Не спорю, сложно, да мне, в общем-то, и не жалко, раз они сами не могут справиться.

Вдруг Лаванда взяла стакан с тыквенным соком и протянула мне:

— Хочешь? — во рту действительно пересохло, я взяла стакан и выпила до дна.

— Какой вкусный, — сок был какой-то необыкновенно вкусный, обычно такой не подавали в Большом зале. — Спасибо.

* * *

— Я, кажется, его люблю, — пропела я и хихикнула.

Однокурсницы округлили глаза и принялись восклицать:

— Правда?

— Ты не шутишь? Прямо действительно любишь?

Я кивнула. За окном дул сильный ветер, нагоняя на небо чёрный цвет, а внутри было совсем наоборот. Тепло и свободно, уютно и хорошо. Абсолютно никаких проблем. Да и какие проблемы вообще могли быть? Мы молодые, должны брать от жизни всё. Я встала, пошатываясь, и направилась к выходу.

— Гермиона, ты куда?

— В туалет, — ответила я заплетающимся языком и вышла из комнаты.

Кое-как спустившись с лестницы, я увидела мужской силуэт, сидящий на диване. Приглядевшись, я подумала, что это Рон, и почему-то мне захотелось уйти. Но потом я заметила черные лохматые вихры, и губы невольно растянулись в улыбке.

— Гарри, — позвала я.

Поттер обернулся, лицо его чуть вытянулось от удивления, а его красивые зелёные глаза ярко блестели, отражая свет огня в камине. Какие же у него красивые глаза...

— Гермиона, ты почему не спишь?

— Не спится, — зачем-то соврала я. — А ты?

— Тоже, — он слегка улыбнулся и хлопнул по дивану. — Садись.

Я с необъяснимым удовольствием села... возможно даже, слишком близко. Почему? Из-за странного тыквенного сока или чего-то ещё? Гарри опустил глаза вниз, смотря на несуществующее между нами расстояние, и немного напрягся.

— Как дела? — спросил он.

Я снова улыбнулась и ответила:

— Просто прекрасно, — и снова заплетающийся язык. — Чудесно. Восхитительно. Отлично. Хорошо. Правда-правда.

Гарри поднял брови:

— Гермиона, ты, что, пьяная? — удивленно спросил он.

А я кивнула, из-за чего глаза его расширились. Его прекрасные зеленые глаза. Сколько раз я уже сказала про глаза? Неважно, оттого, что я столько о них думаю, безобразнее они явно не становятся, да и почему мне нельзя думать, о чём хочется? Мне можно, вот и думаю. Никаких запретов...

Я, сама не сумев объяснить себе, зачем, потянулась к нему и поцеловала. Гарри отреагировал только спустя секунду и тут же привлек меня к себе, крепко обнимая за талию. В участке рёбер, только внутри, тут же подул уже привычный ветерок, он обхватил меня за ноги и посадил к себе на колени так, что мои ноги обняли его за бедра. Гарри стал целовать мои скулы, и я снова почувствовала то окрыление, которое почувствовала вчера. Мои пальцы принялись расстегивать пуговицы на его рубашке, вскоре она полетела на пол. Гостиная? Ну и что. Пора было открывать для себя новые горизонты, не так ли? Тем более мы оба — достаточно взрослые люди, а если и не считать это аргументом, то можно было привести в пример причин подростковые гормоны. Я провела руками по его телу, накаченному от регулярных занятий квиддичем, и почувствовала, как Гарри снимает с меня вязаную кофту. На секунду смутившись своего оголенного тела, я тут же отмела эти мысли прочь. Чего мне беспокоиться? Это же Гарри. Тот Гарри, что всегда рядом, что знает каждую чёрточку, каждую мысль. Застёжка бюстгальтера расстегнулась, и он полетел на пол за ненадобностью, как и вся остальная одежда. Гарри вдруг гортанно застонал и повалил меня на диван, целуя шею и опускаясь всё ниже и ниже. А я не слышала своих мыслей сквозь наше прерывистое дыхание и громкий стук моего сердца.

— Гермиона, — сбивчиво произнес Гарри. — Гермиона, я так не могу.

И встал с меня. А в голове всё ещё было пусто, до меня не сразу дошло, что он сказал. Только потом, как сквозь туман.

— Что?

— Гермиона, ты сейчас не в том состоянии, я не могу так поступить с тобой, ты же не соображаешь, что делаешь. А завтра будешь жалеть.

И ушёл, пробормотав что-то вроде извинения. Я встала, только теперь ощущая на задворках разума стыд, поспешно оделась и поднялась к себе, смаргивая слёзы.