План Гермионы (гет)

Я понятия не имею, как могла решиться на такое. Все думают, что Гермиона Грейнджер правильная, а правильным девочкам такие мысли даже в голову не приходят. Ещё удивительно, как Гарри согласился на мою совершенно бессмысленную идею. «И вообще во всем виноват Рон!» — со злостью подумала я, ударив ладонью по туалетному столику, когда сидела в комнате одна. Два человека просто не шли из головы: Браун и её новый парень. Рон. Лаванда в это время, наверняка, находилась в гостиной в объятиях своего «Бон-Бончика», а Парвати делала домашнюю работу в обществе этих любовников. Как же мне хотелось ошибиться, но заливистый смех слышался даже через плотно закрытую дверь. Я перевела взгляд со своего отражения в зеркале на окно, пытаясь разобраться, что же послужило таким решающим фактором его выбора и чем я так отличаюсь от него. Ярко светило солнце, на небе ни облачка. И деревья Запретного леса мирно покачивались, сбрасывая осеннюю листву. Пейзаж всегда действовал успокаивающе, но видимо, не в этот раз.

Всю прошлую ночь я раздумывала над планом, который придумала из чувства, которое никогда не испытывала, которое в некотором плане даже немножко презирала, — ревности. А во время завтрака мне едва ли удалось, борясь со стыдом и смущением, рассказать Гарри про этот план и попросить его помочь мне. Он, услышав мою длинную речь, чуть не подавился тыквенным соком, взглянул на меня глазами, широко распахнутыми от удивления, и выдавил:

— Что ты хочешь сделать?

— Я хочу, чтобы все думали, что мы встречаемся. Чтобы Рон... ну... ревновал. Но это будет только игра, честно. Все будут думать, что мы вместе, а на самом деле ничего подобного не будет. Хорошо?

Записывая конспект под диктовку Биннса, я не могла перестать думать о том, как всё-таки было глупо предлагать такое Гарри, но одновременно была безумно благодарна ему за то, что он согласился. Не засмеял, не стал упрекать, сказал даже, это была неплохая идея, так как я, похоже, нравлюсь Рону. По крайней мере, нравилась раньше. Я тогда улыбнулась, приняв его слова за шутку, а сейчас серьезно задумалась над этим. Ведь на четвертом курсе на Святочном балу он вполне понятно показал, что недоволен тем, что я пошла с кем-то другим. Или злился, что я встречаюсь с соперником Гарри. Но ведь смысл Турнира — это дружба между чемпионами. Вот такая была отговорка — наверное, я так часто произносила её перед ним, чтобы посердить, ведь он сам был виноват, верно? Если нужно что-то — стоит не забывать о времени и торопиться взять. Не успел — пеняй на себя.

Мы с Гарри договорились обсудить все гостиной нашего факультета, но судя по приглушённым голосам, там было слишком много любопытных глаз. Поэтому мы остановились сразу за портретом Полной Дамы, вежливо поздоровавшейся с нами при входе. Мне стало как-то вновь неловко — а не использую ли я его? Надо было, наверно, честно спросить у него, не против ли он. Может, у него есть и свои планы на какую-нибудь девушку, а тут я со своим планом, который может ему всё испортить. С другой стороны, он бы в таком случае мягко бы мне отказал — так хотелось думать. Гарри посмотрел на меня:

— Так что мы должны будем делать?

— Ну, — замялась я, неуверенно поднимая на него взгляд. — Мы просто должны показать всем, что мы «встречаемся», — я пальцами изобразила кавычки. — Для начала покажем что-нибудь такое Лаванде и Парвати, они разнесут новость по всей школе за день или даже меньше. Но...

Гарри шикнул и оглянулся на проход со стороны гостиной. На фоне мирного перешёптывания студентов гулко послышались шаги, по крайней мере, двух человек, и весёлые смешки. Я прошептала:

— Лаванда и Парвати! Что же де... — я не успела договорить, как мой рот накрыли губы Гарри.

От удивления я даже не сразу сообразила, что можно и ответить. Руки Гарри ласково обвились вокруг моей талии, а мои переместились на его шею. Послышался удивленный возглас, и мы с Гарри тут же отскочили друг от друга.

— Вы... вы встречаетесь? — спросила Лаванда, моргая своими огромными голубыми глазами. Парвати недоуменно переводила взгляд с меня на Гарри. Я поспешно кивнула и обняла его за талию, набравшись уверенности и моля Мерлина, чтобы он не назвал бы потом за это сумасшедшей. Гарри скромно улыбнулся и приобнял меня в ответ.

— Ну, ладно, мы оставим вас наедине, — Браун уже ухмылялась в предвкушении, наверное, представляя, как расскажет всей школе о будоражащей новости. Они поспешно проскользнули за портрет, а мы с Гарри переглянулись и рассмеялись.

* * *

На следующий день во время завтрака все громко шептались у нас за спиной, косо глядя на нас с Гарри, спокойно и невозмутимо поедающих свой завтрак. Я подняла глаза и столкнулась с хмурым взглядом Рона. Интересно, он уже знал? Слышал? Мне представилось, как он лизался с Лавандой, и тут неожиданно она вспомнила про то, что видела в коридоре, и с горящими глазами сообщила ему, тут же вовлекая в новый поцелуй — он оттолкнул её и переспросил, она пожала плечами, и ему пришлось продолжать, видимо, уже без удовольствия. Или у него просто настроение было плохое, вот и смотрел так.

— Похоже, твой план срабатывает, — тихо ухмыльнулся Гарри. Я робко улыбнулась, глядя на свои пальцы, переплетающиеся с его.

Всю неделю мы с Гарри проводили свободное время вместе в гостиной Гриффиндора на виду у всех. Вместе делали домашние задания, вместе завтракали, обедали и ужинали, вместе писали конспекты на уроках и целовались на винтовой лестнице, ведущей в спальню мальчиков, желая друг другу спокойной ночи, пока проходящие мимо гриффиндорцы обменивались многозначительными взглядами и прятали улыбки.

Перед кабинетом трансфигурации собралась толпа студентов Слизерина и Гриффиндора. Мы с Гарри стояли у окна и разговаривали обо всем на свете, а напротив нас — Рон с повисшей на нем Лавандой. Взор его, однако, вперился в нас.

— Ох, я забыла пергамент и чернила! Сейчас вернусь.

Я дождалась кивка от Гарри и поспешила в башню Гриффиндора. Быстро схватив со своего стола несколько листов пергамента и баночку с чернилами, я снова спустилась на второй этаж. Чьи-то шаги. Я быстро обернулась и увидела Рона, после чего облегченно вздохнула. Времена были не самые радостные, и нужно было быть наготове всегда. Рон уже подошел ко мне вплотную, и через мгновенье я оказалась прижатой к холодной каменной стене. Что с ним творилось? Где знакомый мне достаточно спокойный и добродушный Уизли? Руки держали слишком крепко и даже грубо, взгляд горел огнём.

— Почему не я, Гермиона? Почему именно Гарри? Ты так пытаешься разрушить нашу дружбу?

Я попыталась вырваться, но Рон еще сильнее прижал меня. Спина заныла от впившихся в кожу неровностей на стене. Тут Рон издал какой-то гортанный звук и порывисто поцеловал меня. Не об этом ли я всегда мечтала? Нет. Нет-нет, не об этом. Мне было больно и неприятно, даже противно, дышать нечем. Руки его проскользнули под блузку. Я била Рона кулаками, но тот никак не реагировал. Я уже приготовилась двинуть коленом ему в пах, как тот упал наземь. Я обернулась и увидела Гарри, вытянувшим палочку. В глазах помутилось, и я почувствовала, как что-то скатилось по щеке. После первой слезы последовали вторая, третья... Только сейчас до меня дошло, что Уизли мог со мной сделать. Рон Уизли! Который раньше и мухи бы не обидел! Он довольно быстро пришел в сознание, а дальше всё, как в тумане. Осознала я всё только когда мы с Гарри уже молча шли по коридору. Мне все еще не верилось, что мой когда-то любимый Рон мог такое сотворить со мной. Я даже не знала, куда мы шли, Гарри сам вел меня явно не в кабинет трансфигурации. Почему он решил защитить меня? Хотя, думаю, он помог бы так любой своей подруге в такой ситуации.

Он остановился у дверей Больничного крыла.

— Со мной все в порядке, — пробормотала я. — Мы опаздываем на трансфигурацию, пошли.

— Трансфигурация? — недоуменно переспросил он. — Гермиона, ты еле стоишь на ногах. У тебя шок, тебе нужно отлежаться.

— Гарри, я отлежусь в своей комнате.

— Ладно, — неохотно выдавил он. — Но я тебя провожу.

Я кивнула, соглашаясь. Действительно, было бы лучше, если бы он меня проводил. Без сил я опустилась прямо на диван в гостиной, а Гарри сходил к себе за успокаивающим бальзамом с эффектом снотворного. Но он мне, видимо, уже не потребовался, так как я почувствовала, что проваливаюсь в чёрную бездну сновидений. Выбраться оттуда мне удалось нескоро — я даже не знала, сколько часов прошло, но слава Мерлину, студентов в гостиной пока не было. Разлепив веки, я заметила рядом макушку Гарри и ласково пробежалась пальцами по его растрёпанным волосам.

Спустя месяц.

Наши с Гарри «отношения» продолжались размеренно и достаточно спокойно, студенты и друзья уже приняли это и поутихли. Единственное — мы с Гарри начали совсем немного, но ссориться. Из-за мелочей, впрочем. Разумеется, начались головные боли и не очень заметный спад оценок — для него, возможно, не слишком-то и важно, но для меня — да. Вот уже неделю мы не разговаривали из-за какой-то очередной глупости, а я каждую ночь плакала в подушку, едва ли подавляя всхлипы, хоть их бы и так не услышал никто, а утром просыпаюсь с опухшими от слез глазами и тёмными тенями под ними. Не знаю, почему так сильно на меня всё это действовало. С другой стороны, Гарри — мой друг, и любые с ним разногласия уже меня огорчали.

В последнее время я мало времени проводила в Большом зале, равно как и в этот раз: сил уже не было смотреть на лижущихся Уизли и Браун. Даже противно. Может, он назло мне стал делать это прилюдно, может, хочет вызвать ревность. Только я отчего-то уже не горела таким явным желанием в такие моменты стукнуть Лаванду по голове чем-нибудь тяжёлым. Не знаю даже, отчего всё поменялось. Выйдя в коридор, я тут же почувствовала, как чья-то рука ухватила меня за локоть, и я оказалась в темном чулане для метел и прочих принадлежностей. Я уже обдумывала план бегства на случай, если незнакомец — какой-нибудь агрессивный слизеринец или все тот же пресловутый Рональд, неизвестно как обогнавший меня и оказавшийся здесь. Но знакомый голос шёпотом объявил:

— Люмос! — на кончике палочки появился небольшой огонек света, который озарил лицо Гарри.

— Гарри, что случилось? Я жутко перепугалась, зачем надо было тащить в этот чулан? — возмущенно пролепетала я.

Гарри в ответ лишь улыбнулся:

— Если бы я заговорил с тобой в коридоре, ты бы наверняка не стала меня слушать.

— О чем ты хочешь поговорить со мной? Я опаздываю на нумерологию, — добавила я, смотря прямо в сияющие глаза друга.

Мне вдруг показалось, что в чулане стало невыносимо жарко, и я стянула школьную мантию, неловко поморщившись, надеясь, что Гарри не подумает обо мне ничего плохого или неправильного.

— Гермиона, прости меня. Я тебе тогда глупость наболтал, я не хотел, чтобы ты обижалась, правда. Ты же знаешь меня, могу такое наговорить, а потом всегда жалею. Гермиона, пожалуйста, извини, я...

На меня вдруг нахлынуло какое-то непреодолимое умиление, и я не дала ему договорить, крепко поцеловав его. Гарри сначала остолбенел, а потом будто бы расслабился, прижал меня к себе, обнимая за талию. Мои руки скользили по его спине, потом переместились на грудь, прошлись по рельефному прессу и спустились ниже. Ладошкой я почувствовала что-то твёрдое, а Гарри отчего-то напрягся. Гормоны взыграли? Сквозь поцелуй я почувствовала, как он улыбнулся, и в ту секунду его напор стал сильнее, он прижал меня к стене своим телом и приподнял за ягодицы, я инстинктивно обвила его талию ногами. Тёплые пальцы забрались мне под юбку, но я распахнула глаза и опустилась на пол, отстранившись.

— Извини, я опаздываю, — я виновато посмотрела на него, поправляя сбившуюся рубашку и факультетский галстук.

Гарри неохотно кивнул, и я поспешно вышла из чулана. В коридоре было пусто, уроки уже начались. Секунду спустя вышел Гарри и, поцеловав меня в щеку на прощание (этот поцелуй превратился в нашу привычку, если не сказать традицию), пошел по направлению к лестницам. А я пошла в противоположную сторону, размышляя о произошедшем перемирии. «Видимо, я еще не готова, — думала я, хмурясь. — А может, это после случая с Роном? Или... Место неподходящее. Не хочу, чтобы всё случилось именно так». Может, я и была немного старомодной в своём мировоззрении, но мне всё равно хотелось, чтобы первый раз был особенным. И каморка для мётел была явно не тем местом. И... Гарри?

* * *

Я сидела в комнате мальчиков за письменным столом Гарри. Теперь я всегда делала уроки там, а не в шумной гостиной, где надо притворяться, что любишь своего лучшего друга, тем более Рон теперь был старостой и не жил здесь. На кровати лежал Гарри и рассматривал Карту мародеров.

— Эй, Гермиона! — позвал он меня.

— М? — я не отрывала взгляда от практически дописанного сочинения по маггловедению.

Гарри с кряхтением поднялся, подошел ко мне и сунул мне в руки карту. Я непонимающе взглянула сначала на Поттера, но он пальцем указал на нарисованные шаги с надписью «Драко Малфой», которые двигалась по направлению к восьмому этажу, потом по нему — всё дальше и дальше. Шаги остановились и... исчезли. Так с пергамента удаляют случайную кляксу. Я нахмурила брови.

— Видишь, он исчез, — промолвил Гарри, внимательно глядя на мое лицо, когда я, уставившись на карту, усердно пыталась хоть что-то понять. — Я, наверное, прослежу за ним, — кивнул он.

Я резко обернулась к нему.

— Проследишь? — недоуменно переспросила я. — Гарри, что значит «прослежу»? Ты совсем с ума сошёл?

— А что? Гермиона, он Пожиратель смерти, и...

— Мерлин, Гарри! — перебила я его. — Ты до сих пор уверен в том, что Малфой — Пожиратель? Только вот дело в том, что у тебя нет никаких доказательств. Абсолютно никаких.

— Какие доказательства, Гермиона? — его голос потихоньку повышался. — Яснее ясного, что это правда! Почему вы с Роном не верите мне? Я всего лишь выслежу его, определю место, где он исчезает, и все! С этим всё кончится!

— Гарри, у меня есть смутное предположение, что это ловушка, — начиная немножко выходить из себя, попробовала втолковать я ему.

— Ловушка? — повторил он с саркастическими нотками в голосе.

— Да, Волан-де-Морта, — вздохнула я.

Гарри вдруг гневно воскликнул:

— Что вы все прицепились со своими подозрениями?! Я что, маленький ребенок?! Сначала Дамблдор, теперь ты! Ну, и кто следующий?

Я, разозлившись, крикнула:

— Да я же просто хочу помочь тебе! Как ты этого не понимаешь?!

— Не нужна мне твоя помощь!

Хлоп!

На щеке Поттера остался ярко-красный след от моей руки. Я... я, наверное, даже не хотела его бить, это получилось чисто случайно. Внутренний голос тут же громко сообщил о желании броситься ему на шею, погладить ушибленное место и попросить прощения. Только искорка гордости пересилила, к тому же он сам первый начал, да и повышать голос было ни к чему... Зрачки его изумрудных глаз расширились, но в них уже не было той злости, что сверкала там мгновенье назад. Я замерла на месте, ожидая еще более сильного гнева друга, но он неожиданно тихо и достаточно спокойно сказал:

— Уходи.

— Гарри, я...

— Уходи, — уже более настойчиво повторил он.

В глазах защипало, и, моргнув, я ощутила, что ресницы уже влажные от слёз. Я молча развернулась и ушла прочь, зачем-то нарочно громко хлопнув деревянной дверью.

«Черт», — это было первой моей мыслью, когда я очнулась и увидела усердно кем-то когда-то выбеленный потолок Больничного крыла.

Вокруг витал запах различных зелий и медикаментов. Никогда его не любила, учитывая то, сколько времени я проводила в зубоврачебном кресле родителей с самого детства. Только здесь этот запах был несколько иным.

Последнее, что я помнила — это Хогсмид, снег на земле и крышах домиков, красочные витрины магазинов, толпы учеников и какая-то пустота внутри.

Я слишком резко повернула голову, что вызвало мое судорожное «ох!» и гулкую боль в голове. На деревянной прикроватной тумбочке лежал сверток. Я уже потянулась к нему, намереваясь открыть, как услышала:

— Хорошо, мадам Помфри, я прослежу, — я узнала голос Рона.

Вскоре и он сам возник в моем поле зрения: широко улыбнулся, увидев, что я пришла в себя, и уселся на стул. С чего бы такая радость? Мы же, насколько мне помнилось, не слишком-то тепло расстались в последний раз и с тех пор толком не разговаривали.

— Ты как? — просто спросил он.

— Голова болит, — еле выговорила я.

Рон понимающе кивнул, взял с тумбочки сверток и собственноручно открыл его. У меня в ногах вывалились куча сладостей из «Сладкого королевства» и бутылка сливочного пива из «Трех метел», чудом не разбившаяся от падения с такой высоты на жёсткий матрац. И я отчего-то улыбнулась, посмотрев на Рона.

— Спасибо, Рон, — он в ответ смущенно улыбнулся.

Рон... А ведь все из-за него и началось. Из-за него у меня появилась глупейшая идея, из-за него нам с Гарри пришлось притворяться и целоваться, где только можно. Из-за него в туалете шептались про «грязнокровку Грейнджер» и «избранного Гарри». Из-за него начались мелкие ссоры, которые привели к этому обмороку, случившемся в Хогсмиде. Из-за него я ходила мрачнее тучи вот уже полмесяца, из-за него у меня еще больше снизились оценки. «А ведь я всё ещё люблю его... Но почему так плохо после ссоры с Гарри? Почему случился обморок? Стресс? Но в силу чего? В силу ссоры? Но ведь я люблю Рона, зачем так переживать из-за Гарри? Столько вопросов и ни одного ответа, — рассерженно думала я, глядя, как Рон перебирает сладости и кладет их на тумбочку. — Да, я люблю Рона! И больше никого. Ведь из-за него ко мне пришла мысль вызвать его ревность».

— Я порвал с Лавандой, — вдруг проговорил он, не поднимая на меня глаз и теребя в руках какой-то фантик.

Я повернула к нему голову, даже не поморщившись от повторной боли в голове.

— Что? Почему? — недоуменно спросила я. Я ведь уже и не надеялась. Все внутри торжествовало. Наверное... Ну, мне так казалось. Я села на постели, Рон придвинул стул ближе и сказал:

— Ну, я ее и не любил, — я нахмурилась и спустила ноги на пол. — Гермиона, ты... ты, прости меня, ладно? За то, что случилось тогда, полтора месяца назад. Я просто разозлился, и ты же знаешь, каким злым я бываю. Гермиона, правда, прости, — я молча смотрела на него, пока он пунцово краснел до ушей. Я его уже давно простила и поняла. Но стало только еще приятнее на душе, когда он сам извинялся передо мной. И тут пришло такое же непонятное чувство, которое я испытала полмесяца назад, в чулане для метел. Какая-то необъяснимая сила потянула меня к Рону, я осторожно положила руки ему на шею, внимательно вгляделась в его лицо и поцеловала. Рон запнулся на полуслове но тут же опомнился и крепко прижал меня к себе, целуя в ответ. Его руки опустились на мои бёдра, он поднял меня и усадил к себе на колени. Он с каким-то непонятным звуком отстранился и приник губами к моей шее. На миг я замерла, впервые, наверное, ощущая такую эйфорию от простого поцелуя в шею. Он снова перешел к моим губам. Я виновато ответила, но секундой позже приоткрыла глаза и замерла, глядя через плечо Рона. У дверей лазарета стоял Гарри с похожим свертком в руках, что принес Рон. Уизли, поняв, что я не отвечаю на поцелуй, отстранился и взглянул на меня. Я слезла с его колен и подошла на шаг к Гарри. Он тут же отошел на точно такое же расстояние. Я сглотнула комок в горле и произнесла охрипшим голосом:

— Гарри, я... — он поднял руку, прося меня замолчать.

Рон поднялся вслед за мной и встал позади. Хотел защитить? Гарри сам защищал меня от него не так давно.

— Это тебе, — процедил он, протягивая сверток, который отличался от вскрытого только голубой ленточкой. Я взяла сверток дрожащими руками и снова попыталась извиниться:

— Гарри, прости, просто...

— Гермиона, хватит извиняться, — произнес он абсолютно спокойным голосом, отчего мне по непонятной причине становилось еще хуже.

— Я... ладно, я, наверное, это... пожалуй, пойду, — как нельзя кстати раздался сзади голос Рона. У дверей он кивнул мне и вышел.

— Ну, и что это было? Он снова пытался тебя изнасиловать? — саркастично произнес Гарри, прищурив глаза. Я опустила голову, давя слезы, которые уже готовы были вырваться наружу. — Или ты его?

От такого заявления я резко подняла на него взгляд:

— Что?! Как ты смеешь такое говорить? — всё начало расплываться. Я снова плакала, снова не могла ничего объяснить себе. И тут мне вспомнилось, почему я поцеловала Рона. — Ты просто мерзкий ублюдок! — после этих слов я расширила глаза, поняв, что именно сказала из-за элементарно глупой злости.

— Ну, хорошо, — сказал он, недобро прищурившись. — И знаешь, ты же добилась своего, Рон теперь твой, — опять небольшая, но понятная доля сарказма звучала в его словах.

Он стремительно повернулся и вышел, хлопнув дверью. Секунду я стояла, не двигаясь, а потом одумалась и понеслась к дверям, за ним. «Гарри, Гарри, Гарри», — стучало в голове. Я взялась за бронзовую ручку двери и остановилась. Хотелось открыть дверь, но вместе с этим во мне поднялась волна возмущения и обиды, которая желала и требовала, чтобы я немедленно отпустила ручку и легла в постель. Видимо, это была гордость. Странно, чувство, присущее слизеринцам, а не таким, как я. Хотя я давно уже перестала узнавать саму себя за всеми этими действиями и манипуляциями. Я попятилась от двери и коснулась пальцем нижней губы, которую совсем недавно жадно целовал Рон. «И все же, поцелуи с Гарри были во сто раз лучше, чем с Роном», — пронеслось в голове, пока я ложилась в постель. Осознав, о чём именно подумала, я резко вскочила на постели и в ужасе распахнула глаза.

«Нет, я не смогу», — вновь прозвенело в голове, и я отпустила деревянную ручку двери. Уже десять минут я хваталась за эту трижды проклятую мной ручку и отпускала, не в силах выйти из собственной комнаты, в которой провела не один день, наружу, наконец-таки поговорить с Гарри. И, надо признать, я боялась, да. Я боялась снова увидеть в глазах цвета замутнённых изумрудов Гарри то равнодушие, с которым он смотрел на меня тогда в лазарете.

На столе лежало недописанное письмо родителям, а рядом перо, которое уже изрядно потрепалось от многократного использования в любом случае — на уроках, для писем, для маленьких рисуночков на полях тетрадей. На Рождественские каникулы я планировала поехать к семье, но решила, что не буду пугать их своим отрешенным видом, не особо надеясь, что можно будет к тому моменту что-либо исправить.

Всё то время, что я просидела в нашей девчачьей спальне, я размышляла о недавно произошедшем и проклинала свою дурацкую гордость, которая не дала тогда пойти за Гарри и извиниться. Кто знает, а что если бы он простил меня? Хотя... я даже себе не могла объяснить, с чего я должна извиняться. Причины всегда должны быть, а я на этот раз их и вовсе не видела. За эти несколько дней я жутко похудела и, смотря в зеркало по утрам, видела только какого-то зомби. Никогда не думала, что Гермиону Грейнджер сломят какие-то размышления и переживания.

Я ещё не поговорила ни с Гарри, ни с Роном. Всё продумав, я начала склоняться к тому, что, возможно, я разлюбила Рона. И сразу после этого заплакала, понимая, какой дурой была.

И самое ужасное — никто так и не поинтересовался, не умерла ли я тут.

* * *

И все же я вышла из комнаты, только ради того, чтобы поесть, ведь желудок без устали напоминал о себе громким урчанием. Все-таки несколько дней провести в комнате, глядя в одну точку, и почти не есть — это тяжеловато даже для меня.

Я осторожно брела по коридорам, спускаясь на кухню. Дойдя до натюрморта с фруктами, я пощекотала грушу и потянула дверь на себя. Как только я вошла в огромное помещение, небольшая кучка эльфов-домовиков примчалась ко мне, до невозможности преданно глядя огромными круглыми глазами.

— Мисс желает поужинать? — пролепетал один из них, самый высокий.

— Да, можно чаю? С пирожными?

Эльфы кивнули и унеслись, взяв подносы.

Я присела за обеденный стол, и тут же низенький эльф с серо-зелеными глазами поставил поднос передо мной. Взяв тарелку с шоколадным пирожным, я откусила кусочек, подумав, что это самое вкусное, что мне когда-либо приходилось пробовать. Наверное, сказался четырехдневный голод.

* * *

Наевшись и от души поблагодарив эльфов — всё-таки это ужасно — эксплуатировать их труд, — я шла по коридору седьмого этажа. Дойдя до поворота, который вел к портрету Полной дамы, я замерла на месте, словно оступившись. Рон. Прижимающий к гранитной стене Лаванду. Руки сжались в кулаки, а в голове гремело: «Как? Как?»

Я кашлянула, показав им, что всё видела и стою рядом. Рон тут же отшатнулся от Браун, обернулся в мою сторону и неловко прикрыл глаза, что-то пробормотав.

— Гермиона, ты не так поняла... — начал, было, он, но я презрительно сощурилась и бросила:

— Да пошел ты!

Да, и Гермиона Грейнджер может ругаться, если очень захочется или очень понадобится. Я обернулась и быстрым шагом пошла в обратную сторону, слыша бесполезные окрики Рона. Завернув за угол, я прислонилась к стене и спустилась по ней на пол, чувствуя солоноватый привкус на губах. Сколько же можно? Неужели все девушки так много слёз проливают из-за парней? Тогда почему я оказалась в их числе, я же не такая. Тем более Рон... я же уже всё решила на его счёт. Тогда почему? Тут я услышала чьи-то шаги. Рон? Не должен, вроде бы. Замолкнув, я попыталась вытереть слёзы, но не успела. Из-за поворота появился Гарри. Только его не хватало...

— Гермиона? — спросил он.

Я не заметила в его тоне ни участливости, ни заботы, как когда-то — только равнодушие.

— Что тебе? — я уже устала от всего этого. Вокруг одно равнодушие...

— Да так, — пожал он плечами. — Пол холодный, — бросил он мне, не оборачиваясь и скрываясь за углом.

— Гарри, — всхлипнув, позвала я, движимая каким-то порывом.

Он неспешно повернулся, а я не смогла вымолвить ни слова — то ли от переполнявшего меня волнения, то ли от непонятной пустоты в голове.

— Рон снова что-то сделал? — спросил он, поднимая брови. Я удивилась его проницательности и только кивнула. — И что же?

— Он снова с Лавандой, — тихо, будто неохотно проговорила я.

— Ну, и чего ты от меня хочешь? Мне врезать ему?

— Нет, я... — я подняла на него взгляд, не зная, что сказать.

Гарри наклонил голову, требуя продолжения, вот только на лице не выражалось и интереса, ни беспокойства. Когда всё так изменилось? Хотя чего мне спрашивать, будто я не знаю. Я, наверное, сама виновата. Но почему он тогда со мной не разговаривает, так холодно ко мне относится? Мы начали всё это для того, чтобы я осталась с Роном. Хотя я удивлялась себе, как я могла хотеть этого — ведь, несмотря ни на что, он всё-таки был с Браун, и этого мне не забыть. Из-за чего тогда Гарри сердится? Может... может, он что-то чувствует ко мне?

Тут я разозлилась. На себя, на Гарри, на Рона, на Лаванду. На весь мир.

«Он до сих пор злится на меня... Кто просил меня целовать этого треклятого Рона? Он же не любит меня, он любит эту мерзкую Лаванду». А я? А я люблю Гарри.

Рождественские каникулы закончились, и снова воцарилась та суетливая атмосфера, которая обычно царила в Хогвартсе. Школьники эмоционально делились впечатлениями об отдыхе. Когда я начала завтракать, кто-то подсел рядом. Я подняла голову и с огромнейшим удивлением увидела Гарри, который как-то даже виновато смотрел на меня. Мне стало капельку легче, ведь не было больше прежнего равнодушия.

— Гермиона, прости меня, — выпалил он. Я порядком удивилась, так как совсем недавно он и не подавал виду, что хочет извиниться. — Вышло как-то глупо, я не знаю, что на меня нашло, наверное, нервное. Просто знай, я не хотел.

С минуту я молчала, глядя на его выжидающее выражение лица — порядком забавное, кстати. В горле в тот же момент пересохло, все слова почему-то вылетели из головы, и я просто обняла его, вложив в это объятие всю искренность, на которую была вообще способна. И не смогла сдержать радостной улыбки. Всё по-прежнему, всё как раньше. Всё хорошо.

* * *

— Ты будешь сахарные перья? — прокричал Гарри из толпы учеников в Сладком королевстве.

— Да-да, буду, — ответила я, поднимаясь на носочки, пытаясь хоть краешком глаза увидеть его черные вихры. Но вокруг вертелось столько людей, что я не разглядела Гарри и вышла из кондитерской, намереваясь подождать его здесь, подальше от шумных голосов и восклицаний маленьких третьекурсников, впервые оказавшихся в сказочной деревне. Снежинки падали на ресницы и сразу же таяли, превращаясь в капельки воды. Дверь с характерным звонком растворилась, и оказавшийся рядом Гарри протянул пакет сладостей. Я взяла его, благодарно улыбнувшись. Мы пошли дальше по деревне — сегодня был выходной, Хогсмид, и мы пошли вместе, как друзья. На нас оглядывались однокурсники, только недавно узнав, что мы помирились. Но друзья всё ещё, верно, думали, что мы встречаемся. Ко мне уже однажды подходила Лаванда во время перемены перед уроком Трансфигурации. Она взволнованно спросила у меня, выпучив глаза:

— Вы с Гарри помирились? — позади неё стоял Рон, неловко покачиваясь с пятки на носок и не глядя в нашу сторону. Браун коснулась моего плеча, и я снова перевела на неё взгляд. — Так да или нет? — повторила она.

— А тебе есть разница? — мне было неприятно, что люди обсуждают наши с Гарри отношения, хоть ради этого я и придумала план. Лаванда молчала, словно в рот воды набрала. Я закатила глаза и ушла, слегка задев её плечом. Вообще-то я не хотела её толкать, это была случайность, но эта случайность всё же немножко подняла мне настроение. После этого случая она ещё ни разу не подошла ко мне, хотя я и слышала их с Парвати шепотки в гостиной вечером обо мне и о нас с Гарри.

Снег хрустел под двумя парами ног, обутыми в тёплые сапоги. Мы уже успели зайти в любимые Три метлы, где согрелись и попили сливочного пива. Теперь мы просто шли, даже не зная, куда — гуляли в молчании, думая о своём. Но это было не неловким молчанием, это была мирная тишина. До самого вечера мы спокойно бродили по деревушке. Я думала о своих чувствах к рядом идущему человеку. «Я что, влюбилась? Да нет... нет. Он же мой лучший друг, я не могла. Всё, Гермиона, прекрати. Ты не влюбилась... Ведь так? Но в своих мыслях я не раз говорила, что люблю...»

— Гермиона, — позвал Гарри, махая рукой перед моим лицом.

— А? — я посмотрела на него, а он указал рукой на Хогвартс.

Я даже и не заметила, как быстро мы оказались рядом с замком.

— Мы пришли, — словно подтверждая, сказал Гарри, взяв меня за руку, одетую в смешную вязаную голубую варежку с помпончиками, и повел меня к школе.

* * *

— Гермиона, Гермиона!

Я бежала. Бежала быстро по тёмной улице, бежала от кого-то.

— Гермиона, Гермиона!

Я свернула в переулок, тревожно оглядываясь назад, но увидела лишь мрак ночи. Пробежав метров пять, я упёрлась в тупик и, резко остановившись, в отчаянии осмотрелась по сторонам. Позади послышались чьи-то торопливые шаги — такие же, как мои.

— Гермиона, — позвал знакомый голос. Обернувшись, я рассмотрела рыжие волосы и почувствовала, как Рон взял меня за руку. Почему-то я была сильно напугана тем, что он все-таки догнал меня. — Гермиона, — как-то отстраненно произнес он и исчез. Просто взял и исчез. А на его месте появился Гарри, так же державший меня за руку, как и Уизли секунду назад.

— Гермиона, не надо было тебе влюбляться в меня, — сказал он с виноватой улыбкой на лице. Я расширила глаза от ещё большего испуга.

Я открыла глаза и резко вскочила на кровати. Точнее, я думала, что это кровать. Видимо, я уснула на диване в гостиной. Я помнила только то, что не могла уснуть и спустилась вниз. Сев и потерев пальцами виски, я увидела книгу, лежащую на полу, которую, скорее всего, читала перед тем, как уснуть.

— Ты проснулась?

Я резко обернулась, крик застрял в горле от страха. На полу сидел Гарри, облокотившись спиной к креслу.

— Ох, Гарри. Не смей больше так пугать меня.

Я села рядом с ним и увидела в его руках бутылку. Вряд ли в ней было сливочное пиво.

— Гарри, что это? — спросила я, подозрительно глядя на бутылку.

Он обернулся и каким-то отрешенным взглядом посмотрел на меня.

— Огневиски, — спокойно ответил он.

— Гарри, что-то случилось?

«С чего бы это ему пить? Не может он так переживать только из-за глупого задания Дамблдора, которое тот ему дал».

— Да так, ничего особенного. Просто вспомнил Сириуса, — неохотно произнес он.

А я так и застыла от удивления. Я и забыла совсем о крёстном Гарри, который ведь не так и давно погиб — вспоминала, конечно, но время брало своё. Мне вдруг стало стыдно оттого, что почти не думала об этом всё это время, особенно о том, каково сейчас Гарри. У него ведь тоже полно проблем, не только у меня. Я эгоистка.

— Гарри, мне...

— Не надо, Гермиона, не надо, — прервал он меня и приобнял меня, положив голову на плечо. Я ласково погладила его по голове, понимая, что на самом деле совершенно не представляю, каково Гарри. Он уже стольких потерял. Если быть честной, я бы на его месте давно сломалась. А Гарри... он сильный. Он не сломался, он выдержал.

— А знаешь, я бы мог жить с ним, — вдруг произнес он приглушенным голосом. — С Сириусом. Я даже не представляю, какой тогда была бы моя жизнь. Я, наверное, был бы счастливым. А Сириус бы не держал диету, как Дадли, и не был заядлым чистюлей, как тетя Петунья. А еще Сириус любил бы меня. Любил, как родного сына. Гермиона, неужели я так и буду терять людей с каждым годом? Неужели жизнь построена лишь на череде постоянных смертей?

Я промолчала, не зная, что сказать. Впервые я видела Гарри таким. Таким потерянным. Впервые не могла подобрать нужных слов поддержки. Он поднял голову, красными глазами глядя на меня. Я лишь крепко обняла его. Он в ответ обнял меня холодными руками, прикоснувшись к участку спины, который был открытым. Вдоль позвоночника тут же побежали мурашки.

— Гарри, пойдем спать, — предприняла я попытку успокоить его.

Но получилось неважно. Я аккуратно взяла из его рук бутылку и оставила на журнальном столике. Мы осторожно встали и пошли к комнатам. Около лестниц мы попрощались, а я всё пыталась повнимательнее заглянуть в его глаза, увидеть, как дрогнут губы, как заляжет между бровей складка. Он ушёл, пошатываясь, а я глядела ему вслед, искренне жалея этого человека, которого так потрепала судьба. Рука потянулась к плечу, и я нащупала влажную ткань кофты. Кажется, я никогда не видела, чтобы Гарри плакал...

­— Гермиона.

Я подняла глаза с книги и увидела жадный, даже голодный интерес на лице Парвати и Лаванды, которые уселись на мою кровать.

— Да? — я уже поняла, о чём они хотят спросить. Они успели надоесть своим нездоровым любопытством. Я бы могла указать им на свою личную жизнь, но сейчас у меня было хорошее настроение, которое не испортят даже они.

— Когда намечается Рождественский вечер у Слизнорта? — спросила Лаванда.

— Завтра, — буркнула я и снова уткнулась в книгу, тем самым показывая, что не собираюсь отвечать на следующие вопросы.

— Завтра? А с кем ты пойдешь? — видимо, они не понимают таких намеков.

Я мысленно закатила глаза и ответила:

— Я еще не решила.

— Не решила? — они произнесли это таким тоном, словно я кого-то убила. — Но, Гермиона, вечер уже завтра!

— И? У меня есть ещё целый день, — ухмыльнулась я их удивлению. Лаванда снова округлила глаза, а Парвати хмурила брови, явно не понимая меня. Решив, что здесь мне не дадут почитать, да и мне нужно было ещё закончить длинное сочинение по маггловедению на несколько свитков, я поднялась с кровати.

— Ты куда? — спросила Парвати.

— В туалет.

Нет, разумеется, я собиралась не в туалет, а в библиотеку. Место, где всегда было так спокойно. Библиотеку посещало немного учеников, поэтому мне так нравилось это место. Спустившись в гостиную, некоторые всё ещё смотрели на меня во все глаза. Многие уже смирились с нашим с Гарри примирением, но некоторые до сих пор удивлялись. Открыв большие дубовые двери библиотеки, я пошла к своему любимому месту в углу у окна. Обычно там всегда было свободно, но сегодня здесь сидел Гарри, подперев голову рукой. Я невольно улыбнулась, заметив, как лохматые волосы друга стоят торчком, что делало его слегка забавным. Я присела рядом и раскрыла свиток, вытащив из сумки чернильницу и орлиное перо. Гарри вздрогнул, резко сменив скучающее выражение лица и обернувшись ко мне, и облегченно улыбнулся.

— Привет, — сказал он, снова взглянул на сочинение в пол листа и откинулся на спинку стула, поправив очки, чуть сползшие на нос.

— Привет, — ответила я, начиная писать. — Что ты здесь делаешь?

— Да Слизнорт задал сочинение в три свитка о свойствах безоара, — он закатил глаза и вновь страдальчески взглянул на свиток.

Ему, наверное, нужна была помощь. Он ведь не просил обычно, когда сам мог сделать. Только тогда, когда действительно требовалось.

— Эм, помочь?

— Тебе не сложно?

Я улыбнулась и покачала головой, придвинув сочинение к себе. Пока я проверяла, Гарри говорил о каникулах, проведенных в Норе. Незаметно он перешёл на тему вечера у Слизнорта.

— Гермиона, а ты уже решила, с кем пойдешь? — вдруг прозвучал вопрос.

— Нет, я даже не думала об этом, — ответила я, закончив писать. Отложив своё сочинение и вернув Гарри его, я встала, чтобы расставить книги по местам. — А ты?

— Нет.

Расставив книги, я повернулась к нему. Позади я заметила Ромильду Вейн, четверокурсницу с Гриффиндора — кажется, это она болтала в туалете про любовное зелье, которое подсунет Избранному. Ромильда смотрела на Гарри каким-то странным взглядом. Прищурив глаза, я сказала:

— Гарри, сзади тебя сидит девочка с четвертого курса Гриффиндора, Ромильда Вейн, — Гарри медленно обернулся. — Она влюблена в тебя. И хочет подсунуть тебе любовное зелье. Я слышала, как она говорила об этом в туалете с подругами.

Гарри поднял брови.

— Правда?

Возмутившись, я ответила:

— Гарри! Ты интересен ей только потому, что она считает тебя Избранным!

Гарри улыбнулся:

— Так я и есть Избранный.

Разозлившись, я ударила его по голове свитком пергамента, который держала в руке. Гарри поморщился и произнес:

— Ладно, извини.

Мы вышли из библиотеки, идя по уже темным коридорам, хоть на часах и было всего восемь вечера.

— Гермиона, слушай, а ты не думала, чтобы нам пойти вместе на этот вечер? Ну, как друзья?

Действительно, это ведь неплохая мысль. И почему она пришла не мне в голову?

— Я как-то и не думала об этом. Но неплохо придумано, и правда.

Мы остановились у портрета Полной Дамы, произнесли пароль и вошли внутрь.

* * *

— Ну, с кем же ты идешь?

Я в очередной раз закатила глаза на десятый вопрос Лаванды. Я решила им ничего не говорить, ведь тогда я избавлюсь от охов и ахов, от их дурацких шуточек и перешептываний прямо передо мной. Но я пригласила их сюда, чтобы они помогли мне нормально собраться.

Я промолчала и продолжила поправлять прическу.

Честно говоря, я волновалась. Даже не знаю, почему. Просто волновалась и всё. Может, причина в Гарри. Я все еще не разобралась с чувствами к нему. Я просто ещё не поняла, что происходит сейчас. А что тут понимать? Чёртово кувыркание в животе непонятно чего, сердце стучит, как бешеное, когда он совсем уж рядом. К примеру, Лаванда и Парвати сразу же вынесли бы приговор: «Ты же влюбилась!» А мне сил не хватает вынести себе такой же. Мы же друзья, в конце концов! Как я могу так испортить нашу шестилетнюю дружбу? Никак, вот именно. Поэтому я ему ничего не скажу, тем более, мы только-только помирились.

— Ладно, девочки, я пойду, — бросила я им через плечо, выходя из комнаты. — Спасибо вам.

Спустившись в холл, я увидела Гарри, он стоял спиной ко мне. Волосы кое-как были приглажены, на нем была новенькая, неизвестно откуда взявшаяся, черная парадная мантия. Вдохнув, я подошла к нему.

— Привет.

Он повернулся ко мне и улыбнулся

Гарри взял меня под руку, и мы пошли к кабинету Слизнорта. Войдя, я сразу поняла, что помещение было заколдовано, не могли столько человек вместиться в его не такой уж и большой кабинет. Группки волшебников в различных нарядах громко переговаривались, низкие эльфы-домовики несли подносы с бокалами и закусками, стайка девочек в пестрых платьях искоса поглядывали на двух мужчин, один из них выглядел как-то нездорово.

— А, Гарри Поттер! — откуда ни возьмись появился Слизнорт и улыбнулся нам. — Мисс Грейнджер, чудесно выглядите!

— Благодарю, сэр, — ответила я.

— Я тут хочу познакомить вас кое с кем, не возражаете? — он, не дождавшись ответа, увел нас с Гарри за собой в гущу людей.

Он познакомил нас с Элдредом Уорплом, автором книги «Братья по крови: моя жизнь среди вампиров», с его другом Сангвини, самым настоящим вампиром, на которого глазели эти самые девочки. Уорпл начал болтать о какой-то биографии, когда Гарри потащил меня дальше.

* * *

Ведуньи пели уже девятую песню, когда мне всё это порядком надоело. Весь этот праздник, бывшие ученики Слизнорта, подходящие каждые пять минут и спрашивающие, кто я такая, а затем делающие большие глаза, когда узнают о моём происхождении, а ещё раздражал Кормак Маклаген, который не отводил от меня глаз и гадко ухмылялся. Я встала и отправилась на поиски Гарри, которого снова уволок за собой Слизнорт с намерением познакомить с Гвеног Джонс, капитаном женской квиддичной команды, название которой я забыла. Совсем скоро я его нашла, увлеченно разговаривающим с этой самой Гвеног.

— Извините, что прерываю ваш разговор, но мне нужно поговорить с Гарри, — я вежливо улыбнулась Гвеног, касаясь плеча Гарри.

— Да, конечно. Я скоро вернусь, — пообещал он женщине. Та кивнула, попивая из бокала янтарную жидкость. — Что-то случилось?

— Да нет, я просто ухожу. Ты со мной?

— О, да, конечно.

Я нахмурилась: минуту назад по нему было видно, что он хочет продолжить разговор, вероятно, о квиддиче.

— Точно? Вы, вроде, вполне мило общались, — спросила я с незаметной долей сарказма, непонятно откуда взявшейся.

— Да, ничего, мы с ней обсудили всё, что мне было нужно.

Не дав привести ещё какие-нибудь аргументы, он пошел по коридору, заставляя меня автоматически идти за ним. Остановившись у лестницы, я легонько потянула его за рукав:

— Гарри, может, в Выручай-комнату? Лаванда с Парвати сейчас в моей комнате и ждут подробностей вечера, а я слишком устала, чтобы объясняться перед ними.

Гарри как-то странно взглянул на меня и кивнул. Мы поднялись на восьмой этаж и вошли в Выручай-комнату, загадав место, в котором можно отдохнуть. Комната приняла вид обыкновенной гостиной, разве что в другой части комнаты стояла огромная кровать. Взглянув на неё, я почувствовала, как кровь приливает к щекам, и поскорее отвела взгляд. Мы сели на диван, который стоял напротив горящего камина, отчего в комнате разливалось тепло.

— А где же книги? — я недоуменно перевела взгляд с картины, висевшей над камином, на Гарри. — Ну, мне показалось, это ты загадала комнату, — и многозначительно посмотрел в угол комнаты. Покраснев, я возмущенно запричитала:

— Что? Гарри! — заметив, что тот еле сдерживает смех, я разозлилась ещё сильнее и стукнула его кулаком в предплечье, из-за чего Гарри прямо-таки пробило на безостановочный смех, который был таким заразительным, что настиг и меня. Я представила, как странно мы выглядим со стороны: сидим в сантиметре друг от друга и хохочем без остановки, вытирая выступившие слёзы. Отсмеявшись, я каким-то затравленным взглядом посмотрела на него. Невольно, абсолютно. Он, заметив мой взгляд, посерьезнел и также смотрел на меня. Пока не случилось это...

Наши тела сплелись, руки обнимали всё, что было возможно, а губы совершали какие-то немыслимые движения. Его руки с каждой секундой всё крепче и крепче прижимали меня к себе за талию. А я водила руками по его спине и шее, изгибаясь под напором. Я запустила одну руку в его волосы, после чего Гарри негромко простонал что-то невнятное и опустил губы вниз, к шее. Чуть раскрыв глаза от удивления, я снова закрыла их, запрокидывая голову.

«Нельзя, Гермиона, нельзя!»

«А к черту! И пусть! Ведь самое главное — это здесь и сейчас!»

« Завтра ты точно пожалеешь об этом».

«Почему? Ведь здесь только мы!»

«Гермиона, ты разрушаешь вашу дружбу!»

Я распахнула глаза и отпрянула от него.

— Мм? — Гарри еще не отошёл от произошедшего, а я встала с дивана. — Что случилось, Гермиона? — спросил он, держа меня за руку. Я легонько вырвала руку и ответила:

— Гарри, я не могу, — вышло жалобно, хотя я собиралась сказать это твердо и уверенно. Гарри нахмурился, а я отходила от него, говоря: — Извини, мне надо идти. Прости.

Я вышла и прислонилась мокрой от пота спиной к холодной дубовой двери. Прикрыв глаза, я выдохнула и пошла к башне Гриффиндора, ругая себя за то, что позволила себе такое. А ведь когда-то я была сильной и была способна сдерживать свои эмоции...

Прозвенел колокол.

— Пожалуйста, запишите домашнее задание! — повысила голос профессор Макгонагалл, обращаясь к ученикам, которые уже повскакали с мест, собирая сумки. — Вам нужно будет потренироваться с чарами и законспектировать все то, о чём говорилось на уроке!

Ученики пропустили слова мимо ушей, переговариваясь друг с другом. Я поднялась с места, записав, разумеется, домашнее задание, и вышла из класса. Чем мне не нравилась школа, так это жуткий шум и гам — своих мыслей порой не услышишь. Это был последний урок, и я направлялась в башню Гриффиндора, намереваясь отдохнуть после тяжелого учебного дня и ответить на вчерашнее письмо от родителей, ведь до него никак руки не доходили.

— Гермиона! — я остановилась, обернулась и увидела бегущего ко мне Рона. Догнав меня, он остановился передо мной, прерывисто выдыхая. — Гермиона, мы можем поговорить?

Я слегка удивилась. Мы с Роном не общались уже достаточно долго после того случая, произошедшего перед Рождественскими каникулами.

— Ну да, — спокойно проговорила я, нахмурив брови.

Рон вдохнул побольше воздуха, глядя куда угодно, но только не на меня.

— Гермиона, я... ты прости меня, ладно? За всё, что я сделал в этом году. Правда, прости. Я... я скучаю по нашему общению. Мы ведь всё время были вместе, а теперь всё так изменилось. Мы же вроде как всегда втроём, Золотое Трио и тому подобное.

Я не могла сдвинуться с места, прислушиваясь к своим чувствам. Раньше, возможно, я бы радовалась, как ребенок конфете, а сейчас... Сейчас как-то всё равно, но не совсем. Осталась доля радости оттого, что мы снова будем дружить, разговаривать, как прежде. Как было всегда. Я, Рон и Гарри. Хотя нет, кажется, уже без Гарри. Он мне и слова не сказал за сегодняшнее утро. Он что, расстроился после вчерашнего? Мерлин, ну конечно, он расстроился. Ты же практически водишь его за нос, хоть и без плохих намерений. Но это же так подло по отношению к нему. Что я за дура? Раньше я никогда бы так и не поступила — более того, не подумала бы поступить. Определенно, нам надо поговорить. Но сначала нужно разобраться с Уизли, который в данный момент стоял и ждал моего ответа, нервно заламывая пальцы.

— Рон, я... — я не знала, что сказать. Я только сейчас поняла, что я не знаю, что делать. Прощать его или нет? Хотя, что тут думать? Ведь сейчас я его не люблю, и мне абсолютно все равно, с кем он встречается. Когда я успела так поменять о нём своё мнение? Неужели только из-за одной Лаванды? Или же это случилось ещё в начале года, в пустом коридоре, где меня спас Гарри? — Да, я прощаю тебя.

Рон облегченно выдохнул и широко улыбнулся.

— Гермиона, я... Спасибо тебе, — и улыбнулся еще шире.

Всё-таки хорошо мириться с друзьями, и на душе становится легко и тепло.

* * *

Вечером я, сидя за письмом для родителей, услышала стук. Подняв голову, я отчего-то вздрогнула от испуга: за окном сидела большая сипуха с письмом в лапке. Я открыла окно и впустила сову, которая влетела в комнату, выронив письмо на пол, и начала кружить по комнате. Сипуха была, в принципе, самая обыкновенная. Без какой-либо запоминающейся окраски и каких-то особенных черт. Только совершенно мне не знакомая. Подняв и вскрыв письмо, я начала читать маленькую записку от Парвати. Она приглашала меня к себе. Зачем это? Им что-то нужно от меня? Наверняка, да. Не приглашают же они просто поболтать — это не в их духе. Сипуха уже давно улетела, видимо, не нуждаясь в ответе. Или бесплатной печеньке. Я вышла из своей комнаты и спустилась в комнату девочек шестого курса. Открыв дверь, я не успела моргнуть, как услышала громкое восклицание однокурсниц:

— Гермиона! Заходи скорее!

Я села на бывшую мою кровать, а девочки сели рядом, прикрыв алый полог.

— Что-то случилось? — я удивилась их настойчивости, раньше не замечая такого внимания по отношению ко мне.

— Да нет, ничего. Мы просто хотели с тобой поговорить, как в старые времена.

«Которых не было», — хотела я добавить, но сдержалась. А Лаванда начала щебетать о сегодняшнем дне, о том, как она соскучилась по мне, а Парвати поддакивала. Я почти не слушала их и не понимала, зачем они меня позвали, ведь они разговаривали практически друг с другом. Может, нужно помочь с уроками? Не спорю, сложно, да мне, в общем-то, и не жалко, раз они сами не могут справиться.

Вдруг Лаванда взяла стакан с тыквенным соком и протянула мне:

— Хочешь? — во рту действительно пересохло, я взяла стакан и выпила до дна.

— Какой вкусный, — сок был какой-то необыкновенно вкусный, обычно такой не подавали в Большом зале. — Спасибо.

* * *

— Я, кажется, его люблю, — пропела я и хихикнула.

Однокурсницы округлили глаза и принялись восклицать:

— Правда?

— Ты не шутишь? Прямо действительно любишь?

Я кивнула. За окном дул сильный ветер, нагоняя на небо чёрный цвет, а внутри было совсем наоборот. Тепло и свободно, уютно и хорошо. Абсолютно никаких проблем. Да и какие проблемы вообще могли быть? Мы молодые, должны брать от жизни всё. Я встала, пошатываясь, и направилась к выходу.

— Гермиона, ты куда?

— В туалет, — ответила я заплетающимся языком и вышла из комнаты.

Кое-как спустившись с лестницы, я увидела мужской силуэт, сидящий на диване. Приглядевшись, я подумала, что это Рон, и почему-то мне захотелось уйти. Но потом я заметила черные лохматые вихры, и губы невольно растянулись в улыбке.

— Гарри, — позвала я.

Поттер обернулся, лицо его чуть вытянулось от удивления, а его красивые зелёные глаза ярко блестели, отражая свет огня в камине. Какие же у него красивые глаза...

— Гермиона, ты почему не спишь?

— Не спится, — зачем-то соврала я. — А ты?

— Тоже, — он слегка улыбнулся и хлопнул по дивану. — Садись.

Я с необъяснимым удовольствием села... возможно даже, слишком близко. Почему? Из-за странного тыквенного сока или чего-то ещё? Гарри опустил глаза вниз, смотря на несуществующее между нами расстояние, и немного напрягся.

— Как дела? — спросил он.

Я снова улыбнулась и ответила:

— Просто прекрасно, — и снова заплетающийся язык. — Чудесно. Восхитительно. Отлично. Хорошо. Правда-правда.

Гарри поднял брови:

— Гермиона, ты, что, пьяная? — удивленно спросил он.

А я кивнула, из-за чего глаза его расширились. Его прекрасные зеленые глаза. Сколько раз я уже сказала про глаза? Неважно, оттого, что я столько о них думаю, безобразнее они явно не становятся, да и почему мне нельзя думать, о чём хочется? Мне можно, вот и думаю. Никаких запретов...

Я, сама не сумев объяснить себе, зачем, потянулась к нему и поцеловала. Гарри отреагировал только спустя секунду и тут же привлек меня к себе, крепко обнимая за талию. В участке рёбер, только внутри, тут же подул уже привычный ветерок, он обхватил меня за ноги и посадил к себе на колени так, что мои ноги обняли его за бедра. Гарри стал целовать мои скулы, и я снова почувствовала то окрыление, которое почувствовала вчера. Мои пальцы принялись расстегивать пуговицы на его рубашке, вскоре она полетела на пол. Гостиная? Ну и что. Пора было открывать для себя новые горизонты, не так ли? Тем более мы оба — достаточно взрослые люди, а если и не считать это аргументом, то можно было привести в пример причин подростковые гормоны. Я провела руками по его телу, накаченному от регулярных занятий квиддичем, и почувствовала, как Гарри снимает с меня вязаную кофту. На секунду смутившись своего оголенного тела, я тут же отмела эти мысли прочь. Чего мне беспокоиться? Это же Гарри. Тот Гарри, что всегда рядом, что знает каждую чёрточку, каждую мысль. Застёжка бюстгальтера расстегнулась, и он полетел на пол за ненадобностью, как и вся остальная одежда. Гарри вдруг гортанно застонал и повалил меня на диван, целуя шею и опускаясь всё ниже и ниже. А я не слышала своих мыслей сквозь наше прерывистое дыхание и громкий стук моего сердца.

— Гермиона, — сбивчиво произнес Гарри. — Гермиона, я так не могу.

И встал с меня. А в голове всё ещё было пусто, до меня не сразу дошло, что он сказал. Только потом, как сквозь туман.

— Что?

— Гермиона, ты сейчас не в том состоянии, я не могу так поступить с тобой, ты же не соображаешь, что делаешь. А завтра будешь жалеть.

И ушёл, пробормотав что-то вроде извинения. Я встала, только теперь ощущая на задворках разума стыд, поспешно оделась и поднялась к себе, смаргивая слёзы.

— Ох.

Тупая боль в голове. И отяжелевшие веки. Как будто ночью довелось поспать всего пару минут. Я, держась за голову, аккуратно встала — каждое движение отдавалось тяжелым ударом в голове, пульсацией в висках и во всём теле. Мельком взглянув на часы, я вскочила, как ужаленная. 8:50, всего ничего до начала уроков — минут десять. Вбежав в ванную, я начала собираться так быстро, как могла. Но тут я удивилась отражению в зеркале, у которого были красные опухшие глаза. Я ведь не плакала вчера. Или плакала? Вчерашние события вылетели из головы, я помнила только бессмысленный бред, который несла Лаванда с Парвати.

Пока я шла, точнее бежала к классу зельеварения, пыталась вспомнить, что делала вчера вечером, почему же глаза заплаканные, почему как-то плохо непонятно отчего. С характерным грохотом распахнув тяжелую каменную дверь, я пролепетала:

— Профессор Слизнорт, извините за опоздание, можно войти?

Ученики повернули головы в мою сторону. Я прошлась взглядом по удивленным лицам однокурсников, которые не помнили в своей жизни такого случая, чтобы Гермиона Грейнджер опоздала на урок. Остановилась я на лице Гарри и тут же вздрогнула: воспоминания хлынули в мозг, отчего голова будто отяжелела. Еле дойдя до своего места на ватных ногах, я села, будто издалека услышав разрешение Слизнорта. Моля Мерлина, чтобы Гарри не смотрел в мою сторону, я медленно обернулась на него. И тут же отвернулась. Он смотрел на меня каким-то совершенно странным взглядом. Я ощутила, как щёки наливаются кровью, вспомнив то, что сделала вчера. Если бы Гарри не остановился, мы бы... Мерлин, как теперь стыдно смотреть в его сторону. Весь урок я просидела, спиной чувствуя его взгляд — он прожигал, упрекал, стыдил.

Прозвенел звонок, и я еле поборола желание пулей выскочить из кабинета, не вынося этого изучающего взгляда за спиной. Собрав вещи в сумку, я быстрыми шагами вышла, борясь с желанием обернуться. Ведь от этого, наверняка, хуже было бы не только мне.

* * *

«Всё. Спокойно. Гермиона, просто не смотри в его сторону, иначе сгоришь со стыда. Успокойся».

Поправив съехавший набок факультетский галстук и оттянув вниз блузку, я вышла из туалета, направляясь в кабинет трансфигурации. В коридорах было непривычно тихо. Посмотрев на наручные часы, я округлила глаза и бросилась к лестницам. Когда успел прозвенеть звонок и почему я его не услышала? Почему день начался так плохо, ведь второй раз подряд опоздать просто непозволительно.

Я бежала, уже размышляя, что скажет МакГонагалл, ведь я уже, как ей, верно, известно, и как я уже много раз повторила, не в первый раз опаздываю. Завернув за угол, я больно столкнулась с кем-то. Сумка соскользнула с плеча и со стуком упала на каменный пол. Я подняла взгляд, и тогда ноги будто приросли к полу. Мерлин, почему именно ему надо было наткнуться именно на меня? Гарри неловко бормотал слова извинения, ещё не понимая, кто стоит напротив. Когда и он поднял взгляд, тоже замер, так и не закрыв рот. Мы так и стояли, глядя друг на друга, не в силах вымолвить хоть слово извинения.

Первым очнулся Гарри:

— Я прошу у тебя прощения, — и смущенно опустил глаза.

Я кивнула, прекрасно зная, что он не увидел этого. Я не могла ни слова сказать из-за тугого комка в горле, потому что знала, что не он сейчас должен каяться. Мне не хватило силы воли, не хватило мужества. Я подняла сумку и уже сделала шаг, собираясь обогнуть его и пойти дальше, не оборачиваясь, как он придержал меня за локоть и взглянул прямо в глаза:

— Прости.

И я поняла, что было за этим «прости». Он словно извинялся за ту ночь. Извинялся за то, что позволил мне. Извинялся за то, что позволил себе.

Я снова кивнула, поднимая взгляд с его губ на глаза цвета светлых изумрудов. И мысленно убивая себя за то, что смотрю туда, куда не надо. Он медленно отпустил мой локоть, а я так же медленно пошла дальше, совершенно забыв о трансфигурации. Уже на следующем повороте, я обернулась. Гарри стоял на месте, запустив руку в волосы.

* * *

Я уже полчаса пыталась прочитать одну-единственную строчку, сидя в пустой библиотеке. Буквы разбегались, слова не складывались в предложения. Мадам Пинс сидела у входа, читая какой-то фолиант. А я сидела в самом конце огромного помещения, пытаясь не закрыть глаза. Надо было прочесть материал, чтобы подготовиться к завтрашнему уроку травологии. Наконец, кое-как дочитав учебник, я встала, потирая слипающиеся глаза, и остановилась у очередного книжного шкафа, заметив спящего человека, сложившего руки на столе. Определенно, это был парень и гриффиндорец, судя по красно-золотому галстуку, свисавшему с шеи. Я слегка потрясла его за плечо, отчего гриффиндорец промычал что-то невразумительное и приподнял голову, поправляя сбившиеся набок очки. Это был Гарри. «Да ты самая везучая девушка на свете, Грейнджер!» Тихо чертыхнувшись, я произнесла:

— Эм... Я... Гарри, ты... ты уснул здесь, а библиотека скоро закрывается.

Гарри недоуменно посмотрел на меня, явно ещё не проснувшись и не поняв смысла моих слов. Вскоре в глазах его прояснилось, и он поспешно встал, собирая учебники.

— Ох, спасибо. Ну ладно, я пойду.

Расставив учебники по местам, он взял сумку за ремешок и ушёл, слегка задев меня плечом. Случайно? Или нет?

«Гермиона, разберись с ним. Разберись с собой. Ты же любишь его. Ты что, собираешься скрывать это от него вечность? А вдруг сейчас и надо сказать? Вдруг сейчас самое время? Ну и пусть, что дружбы не останется, зато ты теперь не будешь мучиться неизвестностью. А если это не взаимно? Мы, получается, прекратим дружить. Мерлин, что делать?»

Поддавшись какому-то неизвестному порыву, я громко окликнула его и подбежала к нему. В конце концов, и глупцу понятно, что пора бы действовать.

— Гарри! — он остановился, и теперь мы стояли на расстоянии вытянутой руки. — Гарри, мне нужно сказать тебе кое-что.

Он удивлённо приподнял брови, я сглотнула, чувствуя, как желудок переворачивается от страха. В который раз вдохнув в лёгкие побольше воздуха, я сказала:

— Я, кажется, люблю тебя. Нет... Нет, не кажется. Я люблю тебя.

И мысленно чуть не убила себя, ведь слова прозвучали так глупо, хотя в голове они звучали так убедительно. Но сказанного не вернешь, а жаль, потому что она тут же пожалела о своих словах. Взглянув на Гарри, стало еще хуже: он удивленно распахнул глаза, не шевелясь. «Ты все испортила, Гермиона».

И вдруг в глазах его мелькнул какой-то странный огонек:

— Мерлин, Гермиона, как это случилось, черт побери? — я вздрогнула от его тона. — Мы же... Это же было игрой!

Последняя фраза стала жестоким ударом ниже пояса. Он считал всё это неправдой.

— Гермиона, прости, но... — он развел руками, словно говоря: «Это не взаимно. Ничего не поделаешь». — Я не люблю тебя. Я люблю тебя, как сестру, но ничего больше.

И тогда он отвернулся и ушёл. А у меня в голове набатом стучали эти слова: «Я не люблю тебя. Это было игрой. Игрой. Не люблю». И опять слезы, катящиеся по щекам, оставляя после себя мокрые дорожки.

Как сквозь вату я услышала просьбу мадам Пинс выйти из библиотеки, еле переставляя ноги, дошла до своей спальни. Легла, даже не раздеваясь: не было сил что-либо делать. И тут же уснула, ведь меньше всего хотелось думать и копаться в себе. А снился мне сегодняшний вечер, словно назло заставляя переживать это заново.

Утром, когда я спустилась в Большой зал, его не было. И на тех немногих уроках, что он не пропустил, садился настолько далеко от меня, насколько мог. А я просто с ума сходила от этого, непроизвольно вспоминая его слова: «Я не люблю тебя»...

— На самом деле, я даже не подозревал, что она так себя поведёт, понимаешь? Наша Гермиона, наверное, слишком заигралась. Но, честно признаюсь, это было весело, — усмехнулся Гарри.

— Подожди. Я не понял. Ты любишь её? Или любил, хотя бы?

— Нет. Нет, конечно. Мне правда не думалось, что всё это так далеко зайдёт.

— Мне кажется, всё должно было закончиться совсем по-другому!

Гарри оглянулся и рассмеялся. Малышка Лили сидела на полу в своём очаровательном кукольном платьице, обиженно надув пухлые губки. Он подхватил её, усадил к себе на колени и поцеловал в носик. Альбус сидел рядом с отцом и внимательно слушал его, то и дело поправляя вечно лохматые волосы. Джеймс улыбнулся, погладил сестру по голове и заметил, что сказки для неё всегда должны заканчиваться хорошо.

— А что же плохого в моей сказке? Просто она действительно происходила, вот и всё, — хмыкнул Гарри.

— К тому же все и так счастливы, — задумчиво проговорил Альбус, растягиваясь на полу. — Да, пап?

Тот вздохнул, прикрывая глаза и предаваясь воспоминаниям. Сколько слов было про то, что они с Гермионой хорошая пара, что у них светлое совместное будущее, а уж про статьи Скитер и вовсе стоило промолчать. Как громко возмущались особо увлечённые зрители их спектакля, что когда-то выдуманная игра на самом деле давно переросла в настоящие чувства. Он сам никогда не спрашивал себя, правильно ли поступил, сказал ли то, что нужно, потому что точно знал и не жалел. Ему помнилось, как Гермиона шугалась его поначалу — не оттого, что обижалась, а оттого, что боялась. Он поймал её одним вечером в коридоре и обнял, шепнув, что всё хорошо. Раньше ему не приходилось чувствовать себя старше, но происшествие её так подкосило, что она стала больше похожа на неопытную третьекурсницу.

— А как потом она с Роном общалась? — поинтересовался Джеймс, беря Лили на руки.

— Да. Только уже не так, как прежде. Он помнил её игру, она помнила его непостоянность. Поэтому он сейчас и женат на Лаванде, — пояснил Гарри. — Мне его немного жаль, если честно.

— Тётя Лаванда милая! — возмутилась Лили.

— Она милая, когда приносит тебе сладости. А когда она болтает без перерыва несколько часов совершенно не о чём — увольте, не могу сказать ничего хорошего, — вновь подал голос Альбус.

С кухни послышался звон разбитой посуды.

— Что случилось, милая? — крикнул Гарри. — Не думал, что ты когда-нибудь разучишься маггловским штучкам и будешь ронять всё подряд. А ведь отличница была.

— Сейчас сам пойдёшь готовить! — послышалось сердитое в ответ.

— Молчу-молчу! Если что, в помощницы тебе Лили отправим.

Малышка фыркнула и спрятала личико на груди у брата, но потом не удержалась и спросила:

— А что же Гермиона?

Гарри улыбнулся, мельком взглянув на совместную колдографию Золотого Трио с первого курса, поудобнее устроился в кресле.

— Вышла замуж. Уехала. Мне кажется, никто не мог составить ей лучшую партию, чем Стивен.

— Что за Стивен? — недовольно потребовала она.

— Я не знаю, она только рассказывала, что встретила его в маггловском университете.

Гарри вспоминал свадьбу, на которой бывшая сокурсница светилась изнутри и не могла перестать улыбаться. Белоснежное платье, красивая причёска, блестящие украшения. Он смотрел на неё в тот момент и вспоминал все минуты, проведённые вместе с ней. Хорошее, всё-таки, было время.

— И жили все долго и счастливо, — подвёл итог Джеймс, ласково глядя на сонную сестрёнку.