Тень Тени (гет)

На чердаке родительского дома на сломанном, но отчего-то не выброшенном комоде пылился старенький видеомагнитофон, где еще до Хогвартса маленькая Гермиона любила смотреть мультфильмы. Улыбаясь детским воспоминаниям, она смахнула пыль и воткнула шнур в розетку. Экран телевизора засветился знакомым голубоватым светом, и вскоре там замелькали картины мрачного кабинета маггловской поликлиники. Маленький темноволосый мальчик в мешковатой одежде, которая явно была ему велика, вжимался в ветхое кресло, обхватив одной рукой острые коленки. Вторая рука была загипсована, а на выступающей на узком лице скуле виднелся почти сошедший синяк.

— Что случилось с твоей рукой, Северус? — раздался мягкий женский голос за кадром, должно быть, принадлежащий доктору.

— Ничего, — пискнул мальчишка и попытался поглубже втиснуться в кресло.

— Просто так не накладывают гипс, — спокойно заметила доктор.

— Я упал. — Мальчик густо покраснел и уткнулся длинным носом в колени, словно стараясь спрятаться от внимательного взгляда камеры.

— Тебя кто-то обидел? — осторожно расспрашивала доктор.

— Нет! — встревоженно вскинулся Северус, но тут же спрятал пылающее лицо обратно в колени. — Я сам виноват, ушел гулять вечером, хотя мама запретила, — пробубнил он почти неслышно, его голос звучал скорее обиженно, чем виновато.

Гермиона наблюдала за этой сценой со смесью жалости и недоумения. Мальчик на экране совсем не походил на энергичных, непослушных, жизнерадостных непосед, какими обычно бывают дети в его возрасте. Скорее, он напоминал тень, серую и мрачную, что жмется по углам и прячется от света. Трудно было найти хоть какое-то сходство между робким напуганным ребенком на экране и ее знакомым саркастичным профессором. И совершенно непонятно, зачем снимать на камеру обычный прием обычного пациента, которому, казалось, вовсе не нужен психиатр, скорее, немного родительской любви или внимания соцслужб.

Изображение на экране поплыло, потому что камера сместила ракурс и теперь была направлена на еще совсем молодую доктора Лоуренс.

— Пациент демонстрирует явные признаки домашнего насилия, — монотонно диктовала доктор заранее сделанные записи. — Мы наблюдаем страх и чувство вины, отсутствие попыток защититься или искать помощи. Одна из возможных причин раздвоения личности — слабохарактерность, неумение постоять за себя. Подсознательно пациент ищет того, кто стал бы для него защитником. В таких случаях зачастую второе «Я» бывает более уверенным в себе, даже агрессивным, что я и собираюсь показать.

— Северус, — обратилась доктор к сжавшемуся в комочек ребенку, вновь поворачивая камеру, — ты думаешь, отец правильно сделал, когда сломал тебе руку?

Гермиона собиралась возмутиться неделикатности доктора: «Как можно так обращаться с несчастным ребенком?!», но картинка на экране заставила ее замереть. Мальчик в кресле распрямился резко, как разжавшаяся пружина, и подскочил на ноги, стиснув кулачки и рассеяно озираясь по сторонам.

— А, опять ты! — заносчиво фыркнул он, словно впервые заметил сидящую напротив доктора. — И чего ты ко мне привязалась? — Он недовольно сжал губы и привычным для Гермионы жестом сложил руки на груди, хотя с гипсом это выглядело не слишком убедительно.

— Я хочу помочь! — словно оправдываясь и как-то неожиданно сдавленно ответила Лоуренс.

— Мне не нужна ничья помощь, разве не ясно? — презрительно процедил мальчишка сквозь кривые зубы.

— Северус, я же уже объясняла. Ты болен и если не станешь принимать лекарства, то тебе может стать хуже.

— Что ты вообще понимаешь? Ты обычная маггла. Я не такой, как ты, и не собираюсь глотать всякую дрянь, которую ты втюхиваешь моей матери. Скоро я поступлю в настоящую школу и там научусь сам делать себе настоящие лекарства, я уже читал об этом. Я смог бы и сейчас, но мне не достать ингредиенты, а мать отказывается идти на Косую аллею. Но ничего, осталось всего три года, и я свалю отсюда.

— Ты снова собираешься сбежать из дома, Северус? — обеспокоенно спросила доктор.

— Я никуда не сбегал. Я же уже объяснял: меня заберут в нормальную школу и мне не нужно будет больше жить с этим гадом.

— Ты говоришь о своем отце?

— Он мне не отец, разве неясно? Моим отцом не может быть какой-то жалкий маггл. Мой отец был волшебником, как я, но он погиб во время войны.

— Твой отец снова бил тебя? — словно не услышав последней фразы, продолжала расспрашивать Лоуренс. — Поэтому ты хочешь сбежать из дома?

— Он. Мне. Не отец. — зло выплюнул мальчик, распрямляя спину и вздергивая подбородок.

Он был довольно высоким для своего возраста, когда не сутулился и не втискивался в кресло. Его кулаки то сжимались, то разжимались, на худом лице застыла гримаса злости. Длинные черные волосы потрескивали от статического электричества, иногда по ним пробегали синие искорки, а мешковатый плащ, висевший до сих пор бесформенной тряпкой на худеньких плечах, развевался в порывах несуществующего ветра. Кажется, доктор вскрикнула от неожиданности, и Гермиона могла ее понять. Этот ребенок выглядел действительно устрашающе и зловеще, особенно для женщины, ничего не знающей о магии и мире волшебников.

— Плевать я хотел на Тобиаса, — довольный произведенным эффектом, заговорил Северус. — Я могу легко справиться с сотней таких, как он.

Тонкие губы мальчика сложились в кривую самодовольную усмешку, он бросил неодобрительный взгляд прямо на камеру и картинка на экране погасла.

Гермиона поежилась, пытаясь поплотнее закутаться в одеяло. В комнате вдруг стало холодно и мрачно, словно сюда влетела стая дементоров и вытянула из окружающего пространства все тепло и радость. Зубы отчаянно стучали, а мысли сбивались и путались, цепляясь одна за другую.

Как бы ужасно и невероятно ни было то, что она только что увидела, это все объясняло. Не только торговлю темными артефактами и допросы под веритасерумом, а феномен мистического и загадочного Северуса Снейпа в целом. Похоже, у тени есть еще одна тень...

— Вот тебе и решение головоломки, — словно пробуя свой голос, в сгустившейся тишине произнесла Гермиона. Прозвучало глухо и безжизненно.

Просто чтобы чем-то занять себя, Гермиона принялась листать взятые из отцовской библиотеки книги по психиатрии. Конечно, маггловская медицина не объясняла многих особенностей болезней волшебников, но кое-что можно было найти и там.

Человек с диссоциативным расстройством идентичности живет в двух разных измерениях, общается с разными людьми, совершает разные поступки. Например, робкий и застенчивый человек неожиданно начинает вести себя эпатажно и неординарно, привлекать к себе внимание и радоваться, если ему это удается. Человек может делать вещи, которые обычно были ему абсолютно не свойственны, которые он не одобрял или осуждал.

Это легко объясняло загадку, как мальчик, выросший среди магглов и друживший с магглорожденной девочкой, оказался в рядах Пожирателей смерти. Или как Пожиратель смерти и верный слуга Волдеморта, передавший пророчество, в одно мгновение раскаялся и перешел на противоположную сторону.

Как один и тот же человек мог быть героем и совершать ужасные вещи? Как одному человеку удавалось убедительно изображать верность двум сильнейшим магам и легилиментам? На все вопросы разом нашелся простой и очевидный ответ — все это время было два совершенно разных человека, и неизвестно, находились ли они когда-нибудь целиком и полностью на одной стороне.

Две отдельные личности, имеющие не так много общего, помимо общего тела, разделенные болезнью, помноженной на природные способности к окклюменции, которая сделала барьер между двумя Снейпами еще прочнее. Неудивительно, что легилименция здесь бессильна. И допрос под веритасерумом не заставит человека сказать то, чего он сам не знает. Точнее, не знает та его половина, которая находится в сознании.

Все это казалось логичным, но настолько невероятным. Гермиона уже чувствовала, как усиливается головная боль, но продолжала методично листать страницы, не разбирая ни строчки.

«Я» и второе «Я» человека никак не могут договориться, в результате чего у него возникает душевное беспокойство, нарушается сон, могут появиться головные боли.

Снейп с его вечными бессонницами и мигренями был наглядной иллюстрацией книжного описания. Никто так усердно не патрулировал ночные коридоры Хогвартса, даже Филч, и никто не был так же далек от состояния душевного покоя.

Учебник Принца-полукровки мог бы натолкнуть на разгадку, если бы она в то время была способна трезво оценить увиденное. Записанные поверх оригинальных рецептов правки, словно ученик не мог выделить время, чтобы переписать свои догадки на пергамент и не портить книгу. Возможно, он не знал, когда на его месте окажется другой, потому записывал идеи на чем придется. Пометки на полях: «Для врагов» или «Просто суй им в глотку безоар» — такое не нужно записывать для самого себя, ты и так будешь помнить, для чего служит изобретенное тобой заклинание. Если только не приходится предостерегать другого себя.

Открытие Гермионы легко объясняло не только прошлое, но и все, что происходило со Снейпом сейчас. Почему он с трудом узнал ее на улице, после того как страстно целовал всего неделю назад. Почему милый, открытый Северус, так привязанный к своей новой мирной спокойной жизни, занимался нелегальной торговлей запрещенными товарами, и почему на него охотилась банда убийц.

Это объясняло все, кроме болезненной тяжести в груди, стоило только вспомнить о темноволосом мальчике, вжавшемся в кресло, или о теплых, пахнущих ромашкой губах Северуса.