Cassiopeia (гет)

Я жду. Не знаю, чего, наверное, чего-то безумного — ведь это первый мой разговор с Хозяином. Теперь, как и другие, я должна буду называть так Того-Чьё-Имя-Не-Говорят. И от этого ещё страшнее, ещё больше хочется исчезнуть, пропасть с лица земли или просто не показываться ему на глаза.

Драко дрожит. Он выглядит хрупким. Более хрупким, чем в школе. И эти минуты для него намного опаснее, чем игра в квиддич в самую скверную погоду.

— Приятно снова встретиться, Драко, — спокойно сказал Тёмный Лорд. Он стоит около зажжённого камина и будто поглощает всё его тепло. Холодно. Я, то ли от страха, то ли от холода, дрожу точно так же, как и Малфой. Мы всего лишь два слабых подростка. Против Того-Кого-Нельзя-Называть мы как слабый летний ветерок против осеннего урагана, который сметает всё на своём пути.

— Я тоже, — голос Драко дрогнул, — тоже рад.

Тёмный Лорд усмехнулся, обнажая белоснежные зубы. Он чувствует наш страх. Может, с помощью загадочной легилименции, о которой нам так мало рассказывали в школе, а может просто на инстинктивном уровне — как хищник ощущает страх загнанной жертвы.

— Юная Кассиопея, — наконец-то прозвучало моё имя. Я, сглотнув, подняла доселе опущенную голову.

— Милорд, — прошептала я. Говорить громко почему-то совершено не хотелось, словно бы сейчас я находилась в церкви, а не в столовой Малфой-Мэнора.

— Сложно подчиняться, не так ли? — спросил будто бы у себя Волдеморт. Я так и не поняла, к кому он обращался — ко мне или к Драко, который всё так же продолжал стоять в стороне.

А страх холодной змейкой проникал всё глубже и глубже в душу, надёжно поселяясь там, создавая своё гнездо в сердце, чтобы при удачном случае шевелиться, напоминая о себе.

— Я уже знаю о задании, — наконец-то сказал Драко, бросая на меня нервные взгляды. Слизеринский мальчик боится, что я узнаю его тайну? То, о чём они говорили с Беллатрисой наедине? Из-за задания он тогда пролил столько слёз?

За окном начался дождь. Крупные капли бились в стекло, будто пытались пробраться внутрь тёплого дома, но безнадёжно разбивались на кучи брызг и стекали вниз, в неизвестность. Было настолько темно, что я почти не видела зелёные макушки ближайших деревьев; да и не зелёными они сейчас казались — скорее, почти чёрными.

— Готов ли ты к нему? — насмешливо спросил Тёмный Лорд, всматриваясь в лицо слизеринца, чьи заострённые черты странно размылись при свете пламени. — Или так соскучился по отцу, что готов занять соседнюю камеру в Азкабане? Говорят, они не очень. Но знаешь, похвально. Такая преданность…

Драко будто получил пощёчину: он уже не в первый раз вздрогнул, а лицо его покрылось ярко-красными пятнами, отчётливо видными на бледной коже.

— Я не собираюсь, — он почти кричал, — совершать ошибку! Есть план, всё продумано… Я исправлю всё.

Он замолчал, и мне показалось, что в воздухе зависло непроизнесённое «должен». Но Волдеморт лишь усмехнулся шире — как старый учитель своим ученикам, чьи ошибки его больше умиляют, чем сердят.

— Думаю, ты всё же не справишься, — покачал головой Тёмный Лорд, — у тебя не хватит сил. Но другого варианта нет. Ты должен убить Дамблдора. Тебе всё понятно?

— Да, — обречённо прошептал Драко. Его плечи поникли, а пальцы перестали нервно теребить край рукава. Он принял свою судьбу.

Наверное, в тот момент я должна была убежать. Открыть дверь и скрыться где-то в темноте, в лесу, пытаясь забыть страшные слова. Убить Дамблдора. Навсегда в моей голове сохранились тёплые воспоминания о первом дне в Хогвартсе. О шляпе и Макгонагалл, что внесла её в Большой зал. И добром старике, что внушал доверие, что заботился и думал про каждого ученика в школе, обещая им защиту. Разве Драко, каким бы он ни был, сможет убить директора?

А потом, словно отталкивая тепло, пришло воспоминание об отказе. Он обещал. Говорил, что у меня получится остаться на лето в школе, вдалеке от маггловского мира. Разве сложно было? Ведь в школе всегда, при любой опасности, остаются несколько учителей и домовики. Мог ли Дамблдор оставить меня в школе? Или просто он избавился от лишней обузы, от обычного подростка, которого никто и никогда не назовёт избранным.

— Тогда, полагаю, тебе пора покинуть комнату. Ты здесь лишний, — подарил временную свободу Волдеморт, указывая Драко на дверь, за которой, скорее всего, его ждала мать. Моя меня так никогда ждать не будет. И никогда так не ждала.

Дверь тихо захлопнулась. Волдеморт, не оборачиваясь и продолжая смотреть в окно, задумчиво начал:

— Драко имеет своё задание, — Тот-Кого-Нельзя-Называть посмотрел на дверь, за которой только что скрылся парень, — теперь ты получишь собственное.

Я промолчала, не зная, что сказать. В это время меня больше волновала мысль, что сейчас я нахожусь в одной комнате с тем, чьё имя в наше время ассоциируется со злом. Отказаться от задания нельзя, а ведь интуиция мне подсказывает, что это задание будет посложнее домашки по трансфигурации.

— Итак. Ты убьёшь Гарри Поттера.

И, словно подтверждая слова Тёмного Лорда, за окном прогремел гром, мощно и оглушительно, заставляя закрыть уши руками. Не люблю дождь с детства — из-за плохой погоды мне приходилось целый день сидеть в доме, в компании матери. Но сейчас простые, тихо произнесённые слова напугали меня намного больше.

— Гарри... Поттера? — запинаясь, спросила я, будто не расслышав.

— Не заставляй меня жалеть о проявленной к тебе милости, — с угрозой прошипел Волдеморт, и под его взглядом у меня всё внутри судорожно сжалось. Нагайна в его ногах, чувствуя недовольство хозяина, пошевелилась, поднимая свою голову в мою сторону. — Я помог тебе не по доброте душевной.

Да. Но он помог, в отличие от других. Однако... Макгонагалл, Флитвик, Дамблдор — разве не они защищали меня с самого детства? Но ведь эти люди отвернулись тогда, когда мне нужна была их помощь. Неужели я о многом просила? Просто остаться на лето в школе — кому бы там могла помешать тихая, скромная девчонка? Но нет, несмотря на то, что они знали о моей обстановке дома, всё равно выставили меня за ворота. Им было просто всё равно. А Тёмный Лорд — пришёл с визитом, предлагая реальную помощь взамен за выполнимую услугу.

«Кассиопея, очнись! Речь идёт об убийстве!» — орал мне внутренний голос. Но в противовес ему подсознание осветило вспышкой воспоминания о не таком уж давнем: моя мать, стоя на коленях, молится, будто в припадке, просит Бога спасти её от меня.

Так ради кого я должна бороться? Ради Дамблдора с его пустыми обещаниями и словами про добрых магглов, которых мы, волшебники, должны уважать? Так и оставаться на стороне тех, кто оставил меня, поступать правильно и благородно, подставляться ради людей, которые отказали мне даже в незначительной просьбе? Или пойти на сторону Того-Кого-Не-Называют: сильного и независимого. С каждым днём ряды его армии пополняются, а значит, шансы на победы увеличиваются. Не зря я была рейвенкловкой — зачастую мы думаем не сердцем, а головой, высчитывая выгоду из положения. Так и теперь я приму решение в пользу обеспечения безопасности для собственной жизни.

— Я должна сделать это в школе? — мне пришлось облизать пересохшие от волнения губы.

— А ты знаешь, где его дом и как туда можно попасть? — саркастично рассмеялся Волдеморт, а потом, задумавшись, ответил: — Ты должна сделать это перед убийством Дамблдора. Он должен знать, что его драгоценный воспитанник, его надежда, — мёртв. Я хочу раздавить его и морально и физически. Уничтожить всё, на что наделся этот «гений» современности.

Волдеморт говорил с такой чистой ненавистью, что становилось больно — эта ненависть, словно ядовитый газ, переносилась по воздуху, мешая дышать. Я должна буду опередить Драко и совершить убийство первой. Два человека против всей школы — разве это звучит не гордо? Нет, только жалко, страшно и безнадёжно.

— И этот недоумок, Малфой, не должен ничего знать. Как и другие, — Тёмный Лорд внушительно посмотрел мне в глаза и, добившись моего запоздалого робкого кивка, сделал несколько шагов вперёд, отчего его чёрная мантия заколыхалась, будто бы от лёгкого ветерка. — Всё делаешь тайно, — добавил он, смотря сверху вниз. — Ведь тебе не хочется повторить судьбу отца Драко?

— Нет, — тихо, но твёрдо сказала я, отчаянно желая отвести взгляд и вместе с тем необъяснимо страшась этого, — не хочется.