Яблочный зефир (гет)

Лучи заливали комнату, и Грейнджер довольно, словно объевшийся сметаны кот, улыбнулась и, радостно взвизгнув, с разбегу прыгнула на кровать, с удовольствием утопая в красной перине.

Так она и лежала — считала пылинки, кружащие в лучах солнца и чуть ли не мурчала себе под нос от счастья, блаженно проводя рукой про широкой кровати.

Хогвартс.

Ей, почему-то, вдруг стало так спокойно, словно на душу высыпали несколько тонн сахарной пудры, приправив всё это дело маленькими и нежными кусочками тающего зефира.

Её комната располагалась в самом низу башни Гриффиндора, где она, несомненно, будет время от времени наслаждаться полнейшим одиночеством и приятнейшим обществом книг, которые Гермиона любовно упаковала в один из чемоданов.

Грейнджер задрала повыше голову и, чихнув от количества парящей пыли, хотела уже вставать, дабы привести в порядок себя и комнату, как дверь с легким скрипом отворилась и на пороге появился именно он.

Ему стало как-то совсем по-детски любопытно, и он, спустившись по винтовой лестнице вниз, оказался возле слегка приоткрытой двери и, не удержавшись, Уизли заглянул внутрь.

Он услышал счастливый девичий визг, скрип кровати и тишину, которая окутала его загадкой и жгучим интересом.

А потом он зажёгся присущим ему мальчишеским задором и сделал шаг в залитую солнцем комнату, где на явно большой для неё кровати, утопая в подушках, лежала Гермиона.

Солнце бликами играло с её волосами, окрашивая их в рыжеватые оттенки, которые, стоило ему обратить на них взгляд, вызвали чужеродную, совершенно странную мысль в голове.

«Почти Уизли».

Он отогнал эти соблазнительно-неправильные мысли и, выдавая одну их своих лучших улыбок, как можно тише подошел к ничего не подозревающей Грейнджер, которая была явно чем-то увлечена, но стоило ему шагнуть еще ближе, как два тёмных озера — плавленный, жгучий шоколад — удивлённо посмотрели на него, раз за разом хлопая до неприличия пушистыми ресницами.

— Ты, — почти что жалобно поскулила она, снова падая на подушку. — Уйди, прошу. В последнее время некоторые из семейства Уизли особенно сильно капают мне на нервы.

— Да, мой братец явно не подарок, — он спокойно пожал плечами, обходя кровать.

Теперь он смотрел на неё сверху вниз.

Взгляд скользнул по покусанным — явно от волнения — губам, редким, почти что незаметным веснушкам и снова вернулся к изначальной точке — припухлым губам, которые ему вдруг чертовски захотелось снова попробовать.

Гермиона вдруг зажмурилась — он улыбнулся — и слегка приоткрыла правый глаз, похоже, надеясь, что он исчезнет, как один из растворяющихся в утренних лучах солнца сон.

— О, дорогая, я все ещё никуда не исчез.

Она отвернулась, и молочный шоколад рассыпался по подушке. Он незаметно пропустил вьющиеся волосы сквозь пальцы.

— М-да, знаешь, я рассчитывал на более тёплый приём, — он присел на кровать, проводя рукой по ровной спине, и задержался на девичьей талии, так и оставив там почему-то совершенно отказывающуюся слушаться руку. — Ты слишком холодна для влюблённой в меня по уши.

Она резко повернулась и, внимательно всматриваясь в голубые, искрящиеся глаза, на долю секунды замерла, цепляясь взглядом за две голубые искры.

Он смотрел по-другому.

Без насмешки и сарказма, изрядно приправленных долей порой действительно жестокого издевательства.

Он словно впитывал её.

Гермиона только слегка приоткрыла рот, готовясь сказать — как обычно в его присутствии — какую-то глупость, как Уизли опустил тёплую ладонь ниже — она с сожалением почувствовала холод на талии — и завершил своё путешествие на её ягодице, слегка, почти мимолетно сжимая.

Грейнджер вспыхнула.

Особо грубое ругательство уже было готово сорваться с её губ, как Уизли, слегка наклонил голову в бок, словно бросая ей вызов, проговорил:

— Я думал, влюблённые готовы на всё.

И она приняла правила игры.

Только кивнула, резко поднимаясь, хватаясь за воротник его рубашки, и припала губами к его рту, даря этому чёртовому, несносному мальчишке самый развратный поцелуй в своей жизни.

Удивление от поистине не грейнджеровского поступка сменилось костром, который она так неумело разожгла где-то внутри, воспламеняясь с такой силой, словно у него в груди разлили канистру бензина и подожгли. Он повалил её обратно на кровать, нависая сверху и упиваясь ощущением власти, когда его ладонь в очередной раз поползла исследовать её тело вверх, на что Гермиона что-то тихо хныкнула ему в рот, с силой цепляясь за его напрягшуюся спину.

Он улыбнулся сквозь поцелуй и, надеясь, что после этого она не выставит его за дверь, протолкнул язык внутрь, тут же встречая её, который она — Мерлин, так неумело — попыталась втянуть в их игру, и у него просто напросто снесло крышу.

Она так сильно раззадорила его, что он, рискуя, забрался рукой ей под юбку, прикасаясь ладонью к внутренней поверхности бедра и, обезумев, легко и почти невесомо провёл пальцами по самому горячему месту — после сердца, разумеется, — тут же услышав удивленный, придавленный стон.

Взять её прямо здесь и сейчас казалось безумно заманчивой идеей, и он уже всерьёз собирался забыть и игру и ожидающего его наверху брата, как чёртовка-заучка до крови прикусила его нижнюю губу, ослабив его защиту, и, как ошпаренная, подскочила с кровати, поспешно поправляя задравшуюся юбку.

С этими близнецами её юбка постоянно находится не в том положении, — отстранённо подумала Гермиона, тут же напуская на себя крайне незаинтересованный вид.

— Твой брат, — наигранно-жалобно простонала Грейнджер, — я не могу...

— Ты предлагаешь позвать ещё и его? — агрессивно ответил он, пытаясь скрыть жгучее разочарование.

— Я пытаюсь поступать правильно.

— О, с каких это пор стонать подо мной стало правильным поступком?

— С тех самых, когда я поняла, что люблю.

Она была смущена — он кристально это видел. Но вот говорила ли она правду... Этот вопрос все еще ставил его в острый и такой не правильный тупик.

— Мне... — она запнулась, тщательнее подбирая слова, — Тот факт, что вы играете со мной в тот момент, когда моё сердце просто разрывается, причиняет мне боль.

Геримона развернулась и, споткнувшись о лежавшую на полу книгу, покинула комнату, осторожно закрыв за собой дверь.

Браво, — подумал он, поворачиваясь на живот на удобной кровати.

Он откровенно сомневался в её любви и сейчас, когда в нос остро ударил запах яблочного зефира, со стопроцентной уверенностью решил вывести Гермиону на чистую воду.

Чего бы это ему не стоило.

Где-то в глубине души он искренне, пока сам того не подозревая, надеялся, что она говорила правду.

За окном, купаясь в солнечных лучах, прощебетала птица.