Война без победителей (гет)

При свете дня сомкнувшаяся скорлупа похожа на бескрайнюю равнину с редкими волнами-рябью. Нежаркое июньское солнце светит с ярко-голубого неба на эту серую гладь. Кажется, что кто-то бросил недорисованный компьютерный пейзаж на полпути и половину экрана еще предстоит заполнить.

Кривясь, Инесса рассматривает неестественную серость, сходящуюся с правильной летней синевой. На самом краю копошатся фигуры. Она оглядывается на лагерь — пестрое на сером. Беглецы заканчивают разбивать палатки, возятся, устраиваются поудобней, натягивают тенты между летунами. Кто-то подключает походные грили к энергоблокам кораблей, кто-то переругивается. Позади, насколько хватает взгляда, тянется однообразная пугающая пестрота. Петрушевский старался не зря — к бегству они оказались готовы. Было ли это тем, к чему действительно стоило готовиться?

Буря пока приближается. Алай, Сиверец и еще кто-то из бывшей экспертной команды настроены серьезно, но сейчас их больше интересует неожиданное открытие.

Оглянувшись на свой летун — их с Яном жилище — Инесса направляется к тем, кто мельтешит там, вдали.

Поле деятельности видно издалека. Темнеет несколько металлических контейнеров или канистр. Остро пахнет бензином и отчего-то мочой. Инесса приподнимает брови и впервые задумывается, что, наверное, зря притащилась. Десяток экспертов, возящихся с зажигательным устройством, заметно конфузятся. Ян тоже с ними. Посмеивается.

— Эксперимент в разгаре. Вход воспрещен.

— Орафанн, не мешайте, я все скажу вечером, — один из экспертов разгибается, и она узнает в нем Петрушевского. Машинально смотрит на то, над чем он наклонялся. Ничего особенного. Бензиновая лужа. Вон та черная яма чуть поодаль интереснее. И серые волокна там не серые, а скорее…

— Я сейчас, — говорит Ян и, взяв Инессу за локоть, отводит в сторону. — Возвращайся к летуну. Мы почти прорубили незакрывающийся лаз под скорлупу.

— Бензином?

Инессу трудно выгнать, если ее любопытство уже пробудилось.

— От бензина толку чуть. Волокна размягчаются только при реакции с человеческой ДНК. Кровью, слюной, мочой и любыми другими физиологическими жидкостями.

Инесса украдкой оглядывается на Петрушевского и прячется за Яна, чтобы скрыть веселье.

— А просто потрогать, подержать руку — не вариант?

— Не вариант. Оно реагирует только на жидкости. Или хочешь поучаствовать?

Она давится смехом. А, черт! Стоаранский вирус продолжает издеваться над своими жертвами. Он явно не лишен злобного юмора.

— Пробовали поджигать горючим — не помогает. Надо сначала размягчить, потом облить бензином, после этого она прогорает, — продолжает Ян. — Два резервуара из биотуалетов уже вылили, если будешь и дальше здесь топтаться, притащи нам еще парочку… Ты что, подумала, мы отливаем сюда по очереди?

Именно это она и подумала… Ах да, биотуалеты. Петрушевский позаботился и о них. Хочешь — перерабатывай отходы в воду для технических нужд, хочешь — используй для прорубания хода вниз… Или промывания хода?

Инесса в последний раз фыркает и уходит.

* * *

— Как мы и надеялись, скорлупа не занимает все пространство под поверхностью. Она довольно тонкая. Условия внизу… нет, жить постоянно там нельзя. Все опутали отдельные пряди, к тому же воздух переполнен летающими клубами волокон. Но совершать длительные вылазки можно, если использовать респираторы. Поэтому мы начнем немедленно…

Петрушевский вздыхает, отводя ото рта мегафон. Инесса скептически щурится.

— Выходит, спешить теперь некуда, — в лениво-зловещем голосе, перебивающем глухую решительную речь Петрушевского, с трудом узнаются знакомые интонации Алая. — Если бы вы тогда выделили хоть пару отрядов, мы могли бы уже найти архивы. Этой скорлупы могло и не быть. Не объясните, чем вы думали, господин главнокомандующий?

По толпе проносится неясный ропот. Непонятно, склонны они поддержать Алая или Петрушевского. Не хватало здесь только мятежа, думает Инесса. Потом успевает еще подумать, что сама в таком случае приняла бы сторону действующего командира, потому что для свар сейчас крайне неподходящий момент. Приняла бы, если бы не…

Ян наверняка поддержит своих. Именно с экспертной группы начинается бунт. На месте Петрушевского она бы отнеслась к этому серьезнее, но с советами к нему не пойдет.

— Позже, Алай, — отмахивается Петрушевский спокойно, но безапелляционно. — Итак. Первую вылазку совершит группа офицеров охраны…

Вот знала ведь она, что от разведки не отвертеться. И кого еще отправлять в потенциально опасную зону, как не тех, кто изначально не подходил для Города Будущего, потому что не мог принести потомства? Со своей мечтой возродить человечество Петрушевский весьма предсказуем.

— Ольгер, возглавите группу. Алай, полетите с ними, коль скоро это вы потеряли Блазовского. Заодно найдете останки. Орафанн, у вас есть истребитель, кажется? Отлично. Альцев, подойдите ко мне, есть пара вопросов. Вылет завтра утром.

Солнце еще изливается потоками пронзительно-дневного света. Разбавленное золото похоже на яблочный компот с примесью жженого сахара. Оно тоже подпалено по краю — самую малость. И беспечно тлеет, чтобы через несколько часов сгинуть в пожарном зареве. Первый вечер после окончательного падения Земли.

Или все это — еще не конец?

— Давай я полечу с тобой. Или вообще вместо тебя, — говорит Ян, наблюдая через входной люк, как Инесса швыряет в сумку рассыпанные по кабине пожитки, которые он в спешке забросил туда ночью. Она выдергивает из-за сиденья свернутый брезент.

— Это что — палатка? Раскладывай, она пригодится. Черт, а я-то надеялась, можно будет раскрутить сиденье, разложить и спать в кабине. Не нужно лететь вместо меня. Нет смысла. Волокна затвердели, сейчас там не опасно. И с нами будет Альцев.

Альцев — глава патологоанатомического отделения медцентра. Точнее, когда-то был им. Имел определенное влияние, мог поставить на место Алая с его бунтом… раньше. Вряд ли разошедшиеся эксперты сейчас хоть во что-то его ставят. Инесса бы о нем и не вспомнила, не назначь Петрушевский его в разведгруппу.

— Похоже на зимний поход, — вдруг говорит Ян. — Только тепло. Ходила когда-нибудь в лыжные походы?

Инесса озадаченно смотрит на тошнотворную серость, высунувшись из люка в крыше. Надо же, какие мирные у Яна ассоциации. В отличие от нее.

— Никогда не видела смысла в походах, — отвечает она, впрочем, скорее заинтересованно, чем равнодушно. — Особенно в бесцельных. Все эти красоты природы…

— Сплошная ледяная корка после оттепели — не сказал бы, что очень красиво, — он облокачивается на истребитель, разглядывая Инессу с легким прищуром. — Она такая же, как эта скорлупа. Разве что посветлее и блестит на солнце. И небо бледнее. По ней идешь — и теряешься в пространстве, не помогают никакие навигаторы. Кругом только небо… и эта гадость поблескивает. И снега на ней почти нет. На лыжах не пройдешь, пешком тем более. Хочется прикончить того придурка, который подбил нас на вылазку, а он и сам уже готовенький, вот-вот свалится… Ругнешься и тащишься дальше по навигатору. Пейзаж — один в один, — совершенно прозаически заканчивает Ян. Инесса хохочет.

— Так это был не прилив романтических воспоминаний? Жаль. Я бы послушала.

— В другой раз, — хмыкает Ян, наклоняется к сумке и выуживает респиратор. — Лучше положи его в карман, а то забудешь.

* * *

Яркие лучи шарят в темноте, вырывая из нее фантасмагорические очертания. Инесса забывает о том, что опасалась сюда лететь. Любопытство сильнее. Она всегда была любопытной не в меру…

Десяток истребителей рассеиваются под непроницаемым куполом скорлупы и осторожно снижаются, включив прожекторы. Вверху остается крошечный проход. Вскоре он теряется в черноте. Через него, должно быть, сейчас заглядывают в эту утробу те, кто остался снаружи.

Интересно, почему скорлупа образовалась так высоко над землей?

— Сначала попробуем найти транспортник Ходера, там был Блазовский, — командует Ольгер в переговорник. — Запрашиваю координаты… Высылаю координаты.

Истребители летят на запад. Инесса любит эту легкость, с которой парит в воздухе пустой, не нагруженный бомбами и ничем не заряженный кораблик. Прожектор помогает найти дорогу между хитросплетениями огромных прядей. Те, что потоньше, истребитель переламывает, сталкиваясь с ними на полном ходу. Но если врезаться в пучок толще пары волосков… Радует хотя бы, что они способны ломаться в принципе.

Даже когда они вот так торчат, прошивая пространство сверху донизу под разными углами, в городе все равно можно жить. Так кажется.

Подумаешь, потрескались дома… Расходящиеся стены намертво сцементированы волокнами. И темнота — не такая уж проблема, если есть способ проделывать дыры в скорлупе. За отходами дело не станет, со временем можно и вовсе очистить участок неба над городом. Клубы, правда, летают. Как они могут убивать, Инесса уже знает. Но гореть они могут еще лучше…

—Вижу его, — без энтузиазма говорит Алай. — Разрешите высадку?

— Попробуем. Надеть респираторы! — отвечает Ольгер.

Истребители приземляются у маловразумительной темной груды. В ней с трудом узнается что-то, что некогда способно было тоже держаться в воздухе.

Инесса выбирается из люка без страха. Летающие волокна не способны впиваться в плоть. Они скользят мимо, касаются незащищенного лба — такие шелковистые и безобидные…

— Почему здесь так холодно? — слышится приглушенный респиратором голос Анджея. Того тоже выслали в эту вылазку. Отряд отбросов.

— Может, скорлупа не пропускает тепло, — обывательским тоном предполагает Алай и подходит к транспортнику, который лежит на боку. Кто-то прыгает обратно в истребитель и разворачивает его так, чтобы луч прожектора захватывал весь рухнувший корабль. Потоки света пересекаются под разными углами, задевая рассеянными краями обломки стен и застывшие пряди волокон. Опять обломки…

— Может? Чем вы занимались целый месяц? — брезгливо интересуется Ольгер. — Исследованием?

— Исследованием, — желчно отвечает Алай. И, пока остальные только примериваются, находит дверцу транспортника. Она пронзена свернутой крючком прядью. Еще одной.

Анджей и полузнакомый офицер из бывшего южного сектора начинают помогать. Прядь держится мертвой хваткой, прочнее стальной. Ее пытаются поджечь. Без толку. Переломить, даже прострелить из бортового лазера — никакого эффекта. Инесса наблюдает за этими манипуляциями. Кажется невероятным, что такая крепкая нить размягчается и плывет от любого плевка… и что клочья этих же волокон так хорошо прогорают в воздухе, оторванные от основной массы.

А транспортник почти цел, не считая того, что сильно помят…

— Что, нравится, тварь? — злобно спрашивает Алай. Инесса не сразу понимает, что он обращается к волокнам. Выходит, не одной ей их свойства казались насмешкой. — Ладно, черт с тобой.

И он начинает расстегивать брюки. Ольгер издает непонятный звук и замолкает, так ничего и не сказав.

Инесса тактично отворачивается. А здесь и вправду холодно. Она одета в летнюю военную форму со склада. Ледяной воздух неуютно обнимает все тело. Даже если скорлупа не пропускает тепло, не могло все остыть так быстро, не…

Она вздрагивает, поняв, что ей это напоминает. Тюрьму. Стоаранский плен.

— Есть! — доносится возглас Анджея. — Эй, Орафанн, ты там заснула? Иди сюда, держи дверь!

Инесса бросается на зов. Алай уже внутри транспортника, обугленные куски пряди рассыпались по земле, и без того устеленной осколками камня.

Алай присвечивает фонарем. Все предсказуемо. Транспортник лежит на боку. То, что не было привинчено к полу, разбросано кругом. В коридорах пусто. В пассажирском отсеке — какие-то трубки, блестящие детали, одноразовые простыни и целые клубки волокон…

— Это здесь был Блазовский? — прерывает молчание Ольгер. — Он что же, пришел в себя и успел… Черт возьми!

В этом нехитром возгласе до того бесконечное испуганное потрясение, что Инесса вздрагивает. Чего еще они не видели?

Анджей вдруг начинает кашлять и выскакивает прочь. Подняв брови, Инесса подходит к тому, что свалено в бесформенную кучу посреди отсека.

— Блазовский, — с нескрываемым бешенством говорит Алай. — Вот они, все наши знания и разгадки. Вот они…

Луч фонаря упирается прямо в кучу. Выхватывает сначала один ком, похожий на гигантский клубень, потом другой…Щелкнув, реальность сводит их воедино.

Инесса различает пять пузырей разного размера; плотную складку, изгиб, воскового цвета клочья, залатанные участками волокон. Потом — темные листы… нет, не листы, они изогнутые, как огромные половинки ореховой скорлупы… опять скорлупы…

Раздвоенные с одного конца, с характерным изгибом. Не хватает только клешней и пары вспомогательных щупалец. И зеленой мертвечьей слизи…

Вот слизь. С другой стороны. Там, где пузырчатые комья растеклись подплавленной лужей.

— Твою мать.

Инесса резко переводит взгляд в пол. К горлу неожиданно подступает тошнота.

Да, это Блазовский. Его труп, гротескно раздувшийся до полной потери сходства с человеческим телом. С полопавшейся кожей, из-под которой проглядывают вездесущие волокна. И если они заполняют все внутри, пожрав людскую плоть и превратив в материал для новых прядей, то непонятно, почему половина отсека залита зеленоватой жижей, которую ни с чем не спутаешь.

Так умирают стоаране. Умирали стоаране. Теряли форму и мгновенно разлагались, превращаясь в зловонные лужи.

— Я не понимаю… — безнадежно шепчет Алай после долгой паузы. — Я ничего не понимаю… Волокна превращают людей в стоаран? Или только трупы? Или волокна — побочный эффект, а виноваты вирусы? Или здесь просто издох приблудный стоаранин, а мы бьемся головой о стену…

Он без всякой брезгливости подходит ближе и садится на корточки. Бестрепетно изучает обезображенную плоть, смешанную с волокнами и жижей.

— Как, черт возьми. — Он уже даже не спрашивает. — Как.

Дверца открыта. Она недалеко, в паре поворотов по перевернутому вверх дном коридору. Звуки снаружи доносятся четко.

Кто-то стонет.

— Что еще? — спрашивает Ольгер, подняв брови. Словно это не вылазка на зараженную территорию, а светский прием, на который вторгаются незваные гости.

Стонут на улице. И, кажется, чуть выше уровня земли.

— А мы так и не нашли никого, кто жил здесь раньше, — задумчиво комментирует Альцев. — Это же сколько народу осталось под скорлупой…

— И каждый, надо понимать, умер так, как Блазовский, — полуутвердительно добавляет Алай, все еще не отходя от уродливых останков. — Сюда нужно привести остальных. Может, хоть так мы получим ответы…

Он вскакивает и бросается наружу. Туда, откуда доносился голос.

Инесса смотрит по сторонам, снова оказавшись на холодном сквозняке. Что это за район? Темнота и лианы из волокон искажают картины реальности. Она не сразу узнает одну из окраинных улочек Смитвилла. Южная окраина. Это здесь упал транспортник Ходера с Блазовским на борту…

А клиника, разрушенная в войну и кое-как восстановленная еще местными, находится ближе к центру.

Разведчики вертят головами. Ищут источник звука. Дома щерятся на них зубами выбитых окон. Из распяленных квадратных пастей свисают пряди волокон, похожие на непрожеванную вермишель.

— Как Ходера сюда занесло? — спрашивает Инесса. — Почему он полетел на юг? Откуда наползали волокна?

— Я говорил ему лететь на запад, — смотрит на нее Алай. — И сам сопровождал на запад над скорлупой… думал, что сопровождаю. А действительно. Я-то еще удивлялся, почему не вижу его транспортник в просветах…

— Значит, он специально летел не в ту сторону, где был выход? — уточняет Ольгер. — И что его заставило?

— Я бы решил, что он не сориентировался, если бы не навигатор, — кривится Варгол, еще один офицер. — Ладно, не до расследований. Здесь кто-то стонал или мне померещилось?

— Стонали, точно, — Анджей отворачивается от транспортника. — Сверку по секторам делали? Может, кто-то не успел улететь?

— Некоторые не успели, это я и без сверки знаю, — отмахивается Ольгер. — Пошли. Поищем.

Инесса встряхивает мигающий фонарь.

В руинах квартир стоит кромешная темнота. Пряди-лианы переплетаются причудливыми узлами и петлями. Она идет, разглядывая их почти равнодушно, и рассеянно думает, что вряд ли смерть застала замешкавшихся прямо в квартирах. Сигнал слышали все. Не могли же они продолжать спокойно спать…

Очередная темная глыба в очередной комнате с проломом вместо двери в стене. Это кровать, оказывается. Инесса без интереса скользит по ней взглядам, мимолетно удивляясь лишь тому, какие фестоны наросли по бокам.

Потом замечает, что на кровати кто-то есть.

Или что-то.

Если вспомнить останки Блазовского.

Она направляет на это непонятное что-то луч фонаря. Да. Так и есть. Еще одно бесформенное тело.

Раздутая нога, расплывшееся желе рук. Вторая нога так и осталась худой, почти костлявой. Скользит яркий луч, и Инесса видит уже набившие оскомину волокна. Это не людская плоть. Это все те же волокна, которые приняли ее форму.

Луч переползает на лицо. Точнее, то, что должно быть лицом.

Один глаз вытек. Второй медленно закрывается.

И открывается.

Рта нет. Стонать это существо явно не могло. Однако оно живет. Агонизирует или доживает, но…

И вот теперь становится страшно.

Шагнув к двери, Инесса достает переговорник.

* * *

Проходит полчаса. Или час. Проходит, проползает, пролетает в вихре однообразных гротескно-уродливых картин, издавая едкую кислую вонь.

Очень знакомую вонь.

— Их полно, — констатирует Ольгер, когда экспедиция вновь встречается у истребителей.

— Они, видно, прятались в горах, — заявляет Альцев. — Оттуда двигались к городу. Непонятно только, почему остановились на полпути.

— Может, их как раз накрыло… — неуверенно предполагает Анджей, оглядываясь на восточные районы.

Инессы там не было. Но ей уже успели рассказать, что на спуске с гор, на подступах к Смитвиллу нашли целую груду изуродованных, но еще живых тел. Они живы, но их так и называют — телами. Потому что они все равно испустят дух до истечения суток. И потому, что никто даже не пытается их спасти.

Этот вариант уже отбросили.

— Черт, жаль, что нет ни одной рабочей системы жизнеобеспечения, — сказал тогда Алай. — Может, если препарировать хоть одного живьем, мы бы выяснили больше…

…— Или это связано, — говорит вдруг Инесса. — Почему это не может быть связано? Вы заметили, какой здесь холод? На стоаранский похож. А эти… люди превратились в нежизнеспособные гибриды со стоаранами. Блазовский так точно. Куски панцирей… Вы видели куски панцирей? Если все исходит от вируса, то он мог и заставить вырожденцев ползти к городу, как только образовался купол. Под куполом начинает формироваться стоаранский климат…

Группа замолкает. Алай задумчиво барабанит пальцами по чьему-то истребителю.

— Хотите сказать, вирус превращает Землю в Стоар, а землян в стоаран? — нетерпеливо уточняет Ольгер. — Почему только сейчас?

— Инкубационный период, — вмешивается Алай. — Вирусы могли быть разными. Тот, из-за которого все перебили друг друга, и этот могут не пересекаться ни в чем, кроме общей природы. В них может быть заложена разная информация. Куча всего может быть… — он умолкает. В темноте, скрытое от света фонарей, его лицо белеет смутным пятном, на котором невозможно прочесть ничего. — Значит, так. Мы потеряли много времени, но зато мы теперь знаем, в каком направлении искать. Я или заставлю Петрушевского уступить, или погибну. Можете пристрелить меня прямо здесь, Ольгер. Это предупреждение. Рано или поздно остальные тоже начнут задавать вопросы.

Ольгер буравит глазами его непроницаемую маску. Инесса не может разобрать, что они оба там видят — в той темноте, которая скрывает взгляды.

— Вы опоздали. Петрушевский сам начал задавать вопросы, — наконец говорит Ольгер. — Полагаю, поиск ответов теперь станет нашей главной задачей… Да, еще одно. Как по-вашему, если поджечь все клочья в воздухе, мы его очистим? Или скорее спровоцируем скорлупу?

Клочья лениво и бесцельно кружатся в потоках света прожекторов.