Извращенный... отшельница (гет)

Джирайя, Тсунаде и Орочимару сидели в кабинете у Хокаге.

— Я пригласил вас вот по какому поводу, — Хирузен вынырнул с какими-то документами. — Для вас троих есть задание.

— И для меня? — уточнила Джи.

— Разумеется, — кивнул старик. (Тсунаде вместе с «родственницей» слегка поплохело.) — Джирайя, если тебе нравится быть женщиной, — продолжил он, как ни в чем не бывало, — то я вовсе не против. — При этом глаза учителя как-то коварненько так сверкнули. — Если это не мешает делу, конечно. — Он подошел вплотную к Джи, положил ей руки на плечи и начал трясти: — Перевоплощайся-ка ты обратно, хватит дурить!

— Не надо, — предупредила Тсунаде.

— Не надо, — взмолилась Джи.

— Боюсь, что надо, — Хокаге продолжал трясти ее за плечи.

— Нет…

— Я не… — пробормотала Джи.

И тут ее стошнило прямо на мантию Хокаге.

— Я предупреждала, — заметила Тсунаде. — Не может он обратно…

— Что с ним? — насторожился Хирузен, обеспокоено глядя на держащуюся за живот Джирайю.

— Токсикоз, — пояснила Тсунаде.

— Что?!

— Вы ведь помните то условие на свитке с техникой? — спросила Тсунаде.

— Так это ты ее «позаимствовала», — Хирузен не спрашивал, он утверждал.

— Да ладно вам, учитель… — сникла та.

— Ладно, — согласился тот, — что с вами поделаешь. — Он обратился к Джи: — Как тебя угораздило? — И, глядя на нее, сам же ответил: — Хотя, зная тебя, и понятно, как…

Тут уж о деле для его команды Хирузену пришлось временно забыть. Он подошел к Тсунаде и заговорщически пошептал ей на ухо:

— А кто отец?

Тсунаде молча указала пальчиком на Орочимару. Брови Хирузена уползли под шляпу Хокаге.

— Дорогие мои ученики, — вздохнул сенсей, — вы меня в могилу сведете!

(Судя по выражению лица Орочимару, тот был полностью согласен с учителем и даже был готов посодействовать.)

Джи сидела злая и красная. Она просто не могла сдержаться:

— Ты… Ты знал, что это я все это время! И ты… Да ты что…

— Я ничего, — сделал совершенно непричастный к чему-либо вид Хирузен.

— Он что? — переспросили Тсунаде и Орочимару одновременно.

— Ничего, — пробубнила Джи и совсем покраснела не то от смущения, не то оттого, что ей было сейчас жутко душно из-за прилива. Она чуть было не проговорилась при товарищах.

Решено было оставить Тсунаде присматривать за беременной «родственницей» (ведь случай и правда особый), а на выполнение задания отправить будущего счастливого отца. Хирузен пытался назначить ему помощников, но Орочимару настоял на том, что один прекрасно справится с таким «пустяковым поручением», как он сам выразился.

* * *

Тсунаде уже смирилась с фактом, что ей придется нянчиться с «родственницей» до конца срока, в лучшем случае, а то еще и заниматься потом ее младенцем, если тот, конечно, выживет (кто знает, случай-то особый). Ей надо было быть готовой к тому, чтобы постоянно сдерживать себя и не повышать голос на беременную женщину, а зная себя и Джирайю, она понимала, насколько это будет непросто. Всего бы этого не случилось, если бы не эта проклятая техника! Если бы она ее тогда не нашла… Если бы они тогда так не напились… Если бы… Да что уж теперь! Тсунаде была так расстроена, что чуть было не решила бросить пить совсем (и даже по праздникам), но вовремя одумалась.

Поначалу все шло весьма неплохо. Джи чувствовала себя вполне прилично, занималась мелкими делами по хозяйству и продолжала свои графоманские изыски. Она даже охотно помогала Тсунаде с кое-какой бумажной работой и ни на что не жаловалась.

Все изменилось в тот самый день, когда Джи однажды, проспав полдня, никак не могла встать, а встав, оказалась в крайне дурном настроении. Так продолжалось целую неделю. Тсунаде, конечно, понимала, что это вполне нормальное явление, но женская вариация Джирайи, которая все время то сердится, то рыдает, была выше ее сил. А впереди еще около семи месяцев и еще неизвестно, как все сложится потом. Она уже было отчаялась развеселить «родственницу», как, весьма кстати, к ним пожаловали гости.

Дай и Гай Майто интересовались, почему Джи не приходит больше на тренировки. Та пояснила, что в положении и что ей сейчас ужасно грустно и одиноко, ведь отец ребенка даже ни разу ее не навестил с тех самых пор…

Вошедшая в комнату Тсунаде, которая принесла гостям угощение, с удивлением наблюдала, как Джи и Дай с Гаем дружно рыдают в обнимку. «Заразное настроение», — подумала она.

* * *

Время шло. С Джирайей, как это ни странно, все было в полном порядке. Тсунаде даже отметила, что у него немного восстановилась циркуляция чакры. Не смотря на это, Сенджу доставала его с медицинскими обследованиями, хоть тот и здоров был как два быка, так как случай был особый.

— Ну давай хотя бы померяем давление, — уговаривала Тсунаде.

— Не хочу! — капризничала Джи.

— А чего же ты тогда хочешь?

— Хочу мороженное! С сыром, перцем и чесноком!

(Именно тогда у Тсунаде впервые зародились мысли о том, что заводить собственных детей она явно не хочет.)

* * *

Шел четвертый месяц беременности, миновал токсикоз. Теперь Джирайе со смехом вспоминалось то, как от его последствий еще дважды страдала мантия Хокаге, а также любимая одежа Орочимару, не говоря уже о том, сколько раз доставалось Тсунаде, которая не раз уже могла бы за это прибить, но проявляла понимание к положению беременной женщины.

— Ребенок скоро толкаться начнет, так что не пугайся, — сказала Тсунаде, вываливая на стол кучу книжек. — Вот, это тебе полезно будет почитать. Вот эти про беременность, эти по уходу за младенцем, эти про питание в период грудного вскармливания… В общем, как раз то, что тебе нужно.

У Джи было странное чувство, будто жизнь, наконец, наладилась, что лучше, чем сейчас уже не будет. Она чувствовала себя хорошо, стала спокойной и задумчивой, все более чаще погруженной в себя. Теперь она жила не просто так, а ей было для кого жить. Все вокруг наполнялось совершенно иным смыслом, вкусом, цветом, запахами… Это был период, когда Тсунаде получила долгожданную передышку.

* * *

Из одной книги, из тех, что на изучение начинающей матери притащила Тсунаде, Джи вычитала, что середина беременности — лучшее время для укрепления связей в семье и для налаживания отношений с отцом ребенка. А также то, что в этот период умеренные интимные отношения полезны для физического и эмоционального состояния матери. Так что вопреки логике и в угоду инстинктам Джи начала все чаще думать о своих отношениях с Орочимару, которых, по сути, никогда и не было. Для нашего эро-саннина это было своего рода наказанием судьбы: быть в положении, пропустив в начале все самое приятное. Однако, как ни старался наш извращенец, он так и не мог представить даже женский вариант себя в объятиях этого Змея.

Орочимару же сближаться со своей беременной женщиной что-то совсем не торопился. Возможно это как-то было связано с тем, что та его сама пару раз выгнала, будучи не в настроении. Но ведь он должен же понимать, что в ее положении такое часто бывает!

Однако и в положении наша красотка без внимания не оставалась. Учитель время от времени приходил ее навещать и даже изъявлял готовность усыновить ее ребенка, если Орочимару от него откажется. Господа Майто часто навещали Джи и всячески старались потакать капризам беременной. Тсунаде дала им ответственное задание сопровождать Джи на прогулки, что те выполняли с огромным удовольствием. Надо ли говорить о том, что вскоре по всей Конохе поползли слухи, что Дай снова женился, а у Гая скоро будет братик или сестричка?

Что же касается Сакумо Хатаке, который так понравился нашей красотке, то от него не было ни слуху, ни духу. Поначалу та на него очень сердилась, а потом «по секрету» узнала от учителя, что его послали на весьма долгосрочную и сложную миссию, связанную с конфликтной ситуацией в Суне (соседи последнее время проявляли все большую враждебность, переходящую в открытые боевые действия), после чего начала за него волноваться. Тсунаде, сердито зыркнув на учителя, высказала ему все, что думает на сей счет (насчет того, что мог бы и без подробностей) и принялась успокаивать подругу.

* * *

Итак, Белый Клык долго отсутствовал в деревне, так как был занят на важной долгосрочной миссии. Дело было непростым, обстановка в мире шиноби (уже в который раз) изрядно и бесповоротно накалялась. Увидев Джи по дороге к дому, он озадаченно уставился на ее живот, понимая, что явно что-то пропустил и что его явно и безнадежно опередили. (Конечно Какаши никогда не заявлял, что хочет братика или сестренку, но жизнь — дело такое…) На душе и так всю дорогу скребли кошки: во время миссии ему пришлось убить молодую чету кукловодов из деревни Песка, чьи техники и марионетки доставили коноховцам немало проблем, а потом, из донесения шпиона, он узнал, что у них остался сынишка примерно одного возраста с Какаши. Так что Белый Клык чувствовал себя теперь последней сволочью, а тут еще и это. Надо было срочно отвлечься от грустных мыслей и разведать обстановку, а главное, узнать, кто отец и в каких они с госпожой Джи отношениях.

Надо ли говорить о том, что ему тут же насплетничали, что отец Дай и у Гая скоро будет братик или сестричка?

Сакумо, конечно, был рад за приятеля, но решил разобраться во всем до конца. Он отправился прямиком к Даю, чтобы выяснить все как есть.

Дая он застал за весьма нетипичным занятием: тот пытался старыми (и явно ржавыми и тупыми) садовыми ножницами подравнять кусты на участке у своего дома. Поскольку Гай усердно ему помогал, то у несчастных кустов просто не было шанса уцелеть.

Узнав, в чем дело, Дай был весьма польщен тем, что все думают, будто это его ребенок. Он был так рад, что чуть не уронил себе ножницы на ногу. Он порадовался еще немного, а потом, грустно вздохнув, поведал приятелю печальную историю о том, как подлый отец ребенка воспользовался наивностью несчастной госпожи Джи и бросил ее одну в положении. А еще он очень сожалел о том, что это не его ребенок, а милая Джи не его жена.

И тут Сакумо предложил революционный план, весьма простой и очевидный: они, выбрав подходящее время, оба идут к госпоже Джи и предлагают ей руку и сердце с последующим усыновлением ее ребенка. И пусть она выберет лучшего.

У Дая отвисла челюсть. Ему такое почему-то совершенно не пришло в голову.

* * *

В это время наша милая Джи с Тсунаде полдничали в гостиной и рассуждали на волнующую их тему: «А что будет после рождения малыша?»

— Слушай, — спросила Тсунаде, — а что если после родов ты все равно не сможешь превратиться обратно? Да и ребенку мать, по идее, нужнее. Ты, конечно, думал об этом?

— Угу.

— И?

— А знаешь, мне и так неплохо.

«Ему все нипочем», — подумала Тсунаде.

— Может, у тебя материнские инстинкты уже прорезались? — поинтересовалась она. Джи лишь неопределенно пожала плечами.

Джирайя не знал, что такое материнские инстинкты и с чем их едят, но даже он начал замечать за собой некоторые особенности. В частности, он стал более внимателен к окружающим, их чувствам и переживаниям. Тем более, что думать о чужих проблемах ему сейчас было гораздо приятнее, нежели о своих. Это помогало ему отвлечься от грустных мыслей о своей неустроенной семье и совершенно непонятных отношениях с отцом ребенка. Орочимару «свою женщину», правда, навещал, но далеко не каждый день, да и ей самой, откровенно говоря, видеть этого скользкого гада не хотелось.

Но вот однажды, когда будущий счастливый отец, сделав одолжение, соизволил зайти, Джи, повинуясь своему часто меняющемуся настроению, решила предпринять решительные меры. Она проводила гостя в дом, подальше от входной двери (чтоб сбежать не мог) и тут же перешла в наступление, припирая «суженого» животом, который уже успел достаточно округлиться. С заявлением: «Сделал ребенка — неси ответственность!» она бросилась ему на шею с требованием немедленно утешить ее и приласкать.

Орочимару понимал, что от беременной женщины, а тем более, от бывшего товарища Джирайи в виде беременной женщины можно ожидать всяких выходок, но к такому явно был не готов. В принципе, ему было не жалко и даже интересно. Он обнял «свою женщину» и погладил по всем доступным местам, попутно отмечая, как изменился запах его сокомандника.

— А поцеловать? — дула губки Джи.

— Уверен? — уточнил Орочимару, высовывая свой неправдоподобно длинный язык.

— Забудь, — скривилась та, а самой в голову лезли странные мысли насчет того, что такому языку можно найти разные интересные применения.

Тут домой воротилась Тсунаде.

— Что за шум? — поинтересовалась она.

— Она ко мне пристает, — наябедничал Орочимару.

— Что, требует выполнения супружеских обязанностей? — хохотнула Сенджу.

— Ему слабо, — подначила Джи, — а то еще переломится.

— Все они такие! — хором заявили дамы.

— Зайду лучше в другой раз, — подвел итог Орочимару и смылся.

— Вот все они такие…

* * *

В другой раз, когда Орочимару все-таки зашел, в гостиной у Тсунаде собралась целая компания. Там были и учитель, и те двое, что ухлестывали за «его женщиной». А один еще и сына с собой притащил. Мальчишка с восторгом приложил ухо к животу Джирайи и слушал, как ворочается ребенок.

Едва успел Орочимару сказать приветствие, которое было адресовано преимущественно учителю, так как остальных присутствующих, а особенно «тех двоих ухажеров» он особо в расчет не принимал, — Тсунаде и Джирайя уже давно привыкли к этим его странностям, — как тут же был схвачен под белы рученьки и усажен между ухажерами. Те на него как-то странно смотрели. Первым начал Дай:

— Я понимаю, приятель, — при этом слове Орочимару слегка передернуло, — что ты волнуешься! Еще бы, стать отцом — это такая ответственность! Но надо быть мужчиной и отвечать за свои поступки!

— Если Орочимару-сан не собирается оформлять отношения с Джи-сан и признавать своего ребенка, — спокойно продолжил Белый Клык, — то любой из нас готов сделать это вместо него.

— Я же, в свою очередь, — добавил учитель, — готов взять ребенка под опеку.

— У тебя своих двое, — заметили Дай и Сакумо.

— Как там, кстати, младшенький?

— Асума все буянит, никакого сладу с ним нет, — вздохнул Хирузен. — А вчера так вообще стащил мою трубку и пытался курить.

— Может, их с Какаши в одну команду после Академии? — предложил Клык.

— Ха, — хохотнул Хирузен, — он уже нашел себе «команду». Они с дочкой нашего начальника по гражданской обороне не расстаются. Любовь, понимаешь.

— Это в семь лет-то? — заулыбались окружающие.

— Весь в меня, — не без гордости сказал Хирузен.

— Но мы отвлеклись, — все дружно посмотрели на Орочимару.

— Приятель, я тоже ужасно волновался, когда должен был родиться Гай! Но потом все эти волнения и нелепые сомнения проходят. Это все наносное, поверь мне. Не отказывай себе в таком счастье, ощути радость отцовства! — наседал Дай на саннина.

— Эй, пап, ты вообще за кого? — Гай одернул папулю за рукав, тот спохватился вспомнив, что хотел сказать совсем не это.

Все снова посмотрели на Орочимару.

— Нам нужно время, — развел тот руками, — у нас несколько непростые отношения.

— Это уж точно, — буркнула себе под нос Тсунаде. Хирузен изобразил легкий кашель.

— Я думаю, нам надо подождать, когда родится ребенок, а там видно будет, — с этими словами Орочимару вежливо откланялся и, все не поняли толком как, быстро улетучился восвояси.

И снова Орочимару ушел от ответа.

* * *

Последнее время Джи мало что волновало. Она полностью переключилась на творчество. Она читала в одной из книжек, что у беременных часто появляется тяга к творчеству и вообще ко всему прекрасному. Она и до этого не сильно-то была обделена писательскими талантами, а тут ее как прорвало. Такого бешеного прилива вдохновения наш саннин отродясь не испытывал. Работе только мешала одна маленькая загвоздка: Джи постоянно хотелось в туалет, а это сильно отвлекало от процесса написания ее нового шедевра.

Помучавшись так какое-то время, наша находчивая передвинула столик поближе к уборной, а то и подумывала, чтобы пристроить его там, но стол, как назло, не пролез. Жалобы Джи на то, что она постоянно «бегает» поднадоели Тсунаде и та подкинула ей идею писать (то есть работать), сидя верхом на ночной вазе, но та вполне серьезно заметила, что сидя на горшке работать неудобно. Идею про подгузники она отвергла также, заметив, что Тсунаде над ней издевается.

Однако, несмотря на все неудобства и то, что к этому времени Джи уже порядком растолстела, она, как никогда, ощущала себя прекрасной. Она заливалась здоровым румянцем и словно бы вся светилась изнутри. На заявление Тсунаде, что это все гормоны и хорошее питание, она заявила, чтобы та не портила ей всю патетику. А еще у нее увеличилась в размерах грудь, так что, несмотря на пузо, Джи чувствовала себя неотразимой. Правда грудь побаливала, да и ноги слегка отекли, но это уже мелочи. А еще ей уже не терпелось поскорее увидеть своего малыша.

* * *

Под конец срока, когда Джи уже еле ползала вразвалку, периоды беспробудного сна стали сменяться периодами бешеной активности, во время которых, как выразилась Тсунаде, у нее просыпался инстинкт «гнездования». Проще говоря, Джи все чаще загоралась желанием подготовить все для ребеночка, создать уют… То есть Тсунаде пришлось смириться с тем, что в ее доме будет детская и, мало того, так еще и устраивать ее будет Джирайя. Она бы предпочла взять эту заботу на себя, снизив при этом риск разгрома своего жилища.

К счастью, что для Тсунаде было даже несколько неожиданно, помогать в этом нелегком деле взялся ее жених Дан. Он терпеливо выслушивал все капризы беременной Джи о том, что «это не подойдет», «этот цвет мне не нравится» и прочие, с одной стороны, и заявления Тсунаде навроде: «Этого я вам не позволю», «Это красить вы не будете» — с другой. Он потрясающе и без лишнего шума умел находить между ними компромисс.

Видя, как ловко жених управляется с оборудованием детской, Тсунаде начала было подумывать, что насчет нежелания иметь детей она несколько поторопилась.

Старания Дана дали весьма отличный результат: счастливая Джи крутилась в будущей комнате своего малыша и была всем довольна.

— Слушай, Тсунаде, может, и мы своих заведем? — промурлыкал он на ушко невесте, глядя на радостную будущую мамашу, поправляющую полог у детской кроватки.

— О… Ты же хотел стать Хокаге?

— А разве одно другому мешает?

— Ну глядя на учителя, — рассмеялась Тсунаде, — понимаешь, что совмещать отцовство и пост Хокаге — не лучшая идея.

— Может, ты и права, — согласился Дан.

* * *

Саннин сидел, думая о том, что малышу нужно выбрать какое-нибудь подходящее имя и задумчиво макал в варенье селедку с куском лука. Тсунаде почти целый день не было дома: после того, как с долгосрочной боевой практики, как это часто называли в Конохе, вернулся ее жених Дан, она вспомнила о том, что у нее, собственно, тоже есть личная жизнь. Впрочем, Джирайка была за нее только рада. «Родственница» все-таки.

Время шло, Джи продолжала страдать от эпизодических смен настроения. Последнее время она так устала, оттого, что глаза все время были на мокром месте, ее так сильно утомляло общение с окружающими, что она практически полностью ушла в себя и все чаще сосредотачивалась на движениях ребенка и своих ощущениях и витала где-то в облаках. А еще она стала такой милой и заботливой, что Тсунаде это стало уже не на шутку раздражать, особенно когда Джи приносила ей зачем-то чай и пыталась насильно в нее влить.

«Интересно, — думала Джи уже который раз, — это будет мальчик или девочка?»

Она уже погрузилась в сладкие грезы, представляя, как будет выглядеть ее ребеночек и на кого он будет похож. В этот момент в гости зашел наш счастливый отец.

— Не часто вы к нам, — заметила Джи.

— Извини, много дел.

— Тебе твои темные делишки важнее нас! — надулась будущая мать и зашмыгала носиком.

— Ну-ну, — заворковал Орочимару, — теперь я полностью ваш. Он подошел и нежно обнял ее сзади, поглаживая круглый живот. Джи разомлела.

— У меня срок скоро, — сказала она. — Сейчас модно, когда отец присутствует при родах. Как тебе идея?

— Отлично, — расплылся в улыбке Орочимару. — Просто отлично, — он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею.

Последнее, что помнила Джи, как что-то болезненно кольнуло в районе сонной артерии.