Спаси меня от души (джен)

Последняя пара для Миши оказалась практически бесполезной. Вводное занятие по физкультуре под преподаванием Арсения Романовича Федотова подразумевало полное неиспользование магии для сдачи стандартных нормативов физподготовки. Собственно, она мало чем отличалась от конфедеративной армейской, правда, с некоторыми допущениями, которые, скорее всего, были учтены не самим Федотовым. Это человек был уверенным сторонником здорового образа жизни, даже если порой его методы совершенно не следовали привычным идеалам зожников. Поначалу Мише казалось, что он был нормальным, так как для среднего роста иметь такое атлетически сложенное тело не каждому подвластно — каждая мышца выглядела гармонично и твёрдо, — но рьяные убеждения в исключительной правильности всяких упражнений выставляли Арсения Романовича не в лучшем свете.

Из-за него мужская часть группы выполняла те же отжимания, упражнения на пресс и подтягивания по несколько раз за полтора часа просто потому, что они что-то делали не так. Те, кто уже успел выдохнуться на первой с ним паре, были атакованы нравоучениями отбитого на голову преподавателя, не знающего ни границ дозволенного, ни вообще меры. Ему наверняка едва стукнуло тридцать пять, а так головой поехать — факт печальный. Тем не менее, Федотов частенько подавлял свой идеализм незначительной справедливостью, с натяжкой принимая и выполненные упражнения на уровне «выше среднего». Благодаря этому наиболее физически подкованные избавились от гнёта ещё в начале следующей пары, в частности, тот же Роберт, который на удивление был крайне хорош в спорте. Сколько Миша ни наблюдал за ним, всегда видел грамотное исполнение всех поставленных задач, неважно, каких, начиная с отжиманий и заканчивая бегом на скорость. По меркам Арсения Романовича, он был ближе всех к истинной правильности действий.

Но наблюдать за физкультурой было скучно. Миша ещё в первые полчаса понял, кто за кем будет в списке подготовленных, а уже в начале следующей пары все догадки были подтверждены. Парни были слишком предсказуемыми, словно они распушили свои перья с первых возможностей показать себя на деле. Кто-то, собственно, и пытался проявить себя, но не ради дальнейшего развития, а ради однокурсниц, которые занимались параллельно в одном спортивном зале. Как ни странно, но группа в полном составе выполняла упражнения, заданные Федотовым, но за результатами девушек следил его помощник, чьё имя Миша, к сожалению, не услышал. Хотя его можно было смело считать Федотовым-на-минималках.

А тут картина открывалась куда интереснее. Женская часть группы была более-менее ровной, не считая некоторых очевидных лидеров. Алиса вызывала у Миши улыбку каждый раз, когда она с завидным хладнокровием выполняла нормы мужчин, порой превосходя и Роберта. Её физическая подготовка была настолько высокой, что и помощник Федотова забеспокоился в своём следовании идеалам, ибо филигранность, на минуточку, первокурсницы завораживала и пугала одновременно. Тем не менее, особенно хороша Алиса была в гибкости и резкости своих движений. Как ни старайся, стать намного сильнее мужчины, который выполнял бы то же самое, невозможно. Разница полов, как-никак — против биологии не пойти, и Алиса это понимала. Следовательно, она ушла в сторону точности, гибкости и быстроты своих действий. Если била кулаком, то либо в чувствительные места, либо просто в неприятные. Если прыгала с места, то с упором на быстроту движения каждой части тела, чтобы не потерять свою силу. Если отжималась, то с таким ровным дыханием и непоколебимостью стойки, что тратилось куда меньше выносливости. В общем, сестра Миши была прекрасной в этом плане.

Она, завершив каждый свой выход почти всегда с первой попытки, подошла к Мише, который находился на одиночной скамье у выхода, и преспокойно села рядом.

— Первое занятие, вроде бы, но препод так заставляет пахать, будто мы на войну идём скоро.

— Тебе это не помеха, — заметил Миша.

— Тренировки в спецназе дали свои плоды, согласна. Но я говорю не о себе: некоторые из наших одногруппников совсем плохи.

Среди лидеров была Анастасия, в принципе делающая всё в пределах нормы — и не придраться. Тройку спортивных девушек замкнула неизвестная коротко стриженая одногруппница, которая почему-то злилась из-за своего положения. Пошатнулась гордость? Остальные же были максимально средненькими по показателям, где не было явного аутсайдера и четвёртого лидера. Но Миша видел, что у Ксюши был очень хороший потенциал.

— Интересно, кто из них… — задумался Миша.

Алиса знала, что конкретно он имел в виду. Среди студентов были крысы. Он всю эту пару пытался не уследить за успехами в физкультуре у студентов, а найти зацепки, выделяющие одного человека из общей массы. Каждая индивидуальная личность в группе имела определённый комплекс черт характера, имеющая также более сложные замашки, первопричины и реакции на те или иные ситуации. Злоба Ксюши была исключительно из-за собственной неудачи и вины себя; Анастасия была холодна потому, что была готова к такой паре изначально, поэтому без какого-либо интереса выполняла упражнения; веселье Роберта образовывалось любованием собой и своими успехами, а активное общение с Николаем — ярой потребностью подчинить легкомысленного сельчанина для личных целей; сам же Николай постоянно стремился проявлять инициативу в каждом упражнении и общении с одногруппниками только из-за дискомфорта, образованного из-за своих сельских корней — каждый человек обладал сложной «начинкой», которую разобрать было неимоверно трудно.

— Бесполезно, — махнула Алиса. — Тебе надо лично с каждым пообщаться, чтобы хотя бы понять лучше, чем сейчас. Агенты не такие простые, как ты считаешь.

— Кто-то из них поступил в академию только из-за меня, ещё заранее, значит, особенности карателей Бейкера можно отбросить. Если взять во внимание, что красные планировали в целом запустить агентурную сеть в академию — без моего влияния — то им нужен был кто-то сильный, способный вовлечься в студенческую жизнь наиболее глубоко. Но А-ранг чист, так как Анастасия слишком легко открыла себя, значит, под наблюдением Б-ранг. Возьмём основную причину — мое поступление — и отбросим на второй план потребность красных в агентурной сети. Мне важно знать причины поступления и дальнейшие цели. Какой бы искусной ни была ложь, шпионы Ордена, особенно такого молодого возраста, не могут грамотно скрыть от меня свои тайны.

— Ты слишком поверил в себя.

— Нет, мне даже сильно стараться не нужно. Красные не в курсе, что Ректор досконально изучил действия разведки Ордена и выявил некоторые ключевые особенности. Я их знаю, я их выписал…

— И какие?

— Я должен убедиться в их правильности лично.

— Неужели каратели так тебя беспокоят? Волнуешься за Браун, м? — с хитрой улыбкой надавила Алиса, вмиг вогнав братца в смущение.

— Не только! Но ты права в том, что каратели меня напрягают. Если я узнаю агента, то смогу влиять на информацию, поступающую к карателям. Но тут есть ещё одна проблема…

— Культисты.

— Да, точно. Я не могу сказать, как их вообще можно выявить. У меня нет таких знаний…

— Прожигать их шеи ради татуировки будет очень неудобно. Что ты предлагаешь?

— Я пока подумаю…

— Смотри мозг не взорви, умник.

— На выходных позвоню Терентьеву и Ректору. Сегодня как раз пятница, всё своевременно…

— Возвращаясь к твоей догадке о агентах, я понять не могу: на основании чего ты решил, что красным нужен именно сильный студент?

— Иерархия.

— А, ты про это…

— Чем сильнее будет студент, тем больше процессов будут крутиться вокруг него. Банды, преподаватели, ранги — это всё в какой-либо степени вовлекает человека в действо академии. Так больше возможностей погрузиться на тёмную сторону академии.

— Сложную задачку ты себе нашёл.

Миша понимал всю сложность, но был готов решить данный вопрос как можно быстрее. Пока не было никаких хороших зацепок, зато в голове давно сформировался конкретный алгоритм, который в теории обязан был вывести агента красных на чистую воду. Наблюдая за одногруппниками, он сам не заметил, как перестал в полной мере доверять им. Ни Ксюша, ни Пётр, ни Анастасия, ни Роберт больше не были теми, кому он мог бы хоть как-то раскрыться. Его сердце оказалось под замком, подтверждая слова Роберта в среду. И тем не менее, они его забавляли: оптимизм и активность Ксюши так сильно заражали остальных студентов, что, казалось, та же Тереза окончательно сдалась под давлением и стала совсем пассивной и невесёлой, будто её новая подруга была каким-то энергетическим вампиром. Собственно говоря, по такой причине Битрокс решила усесться рядом с Симоновыми, как только с натяжкой выполнила все упражнения.

— Как дела? — из приличия спросила Тереза, даже позабыв включить фирменное лицемерие.

— Более чем. А ты как? — Миша не мог не улыбаться.

— С самого утра Ксюша не отстаёт от меня… — пожаловалась она, болезненно мыча от усталости. — Я, конечно, хотела с ней подружиться, но как я могла ожидать, что она потащит меня по всей академии?! Особенно забавно: сказала, мол, пошли на последний этаж, там семикурсница такую историю расскажет, а потом решила пройтись в западный корпус за девочками из другой группы нашего курса, а затем, внимание, она захотела вдруг прогуляться до аудитории группы пятого корпуса на предпоследнем этаже восточного корпуса… А-а-а-а!

— Ну хоть не нас, — чуть ли не хором обрадовались Симоновы.

— Вы вроде сводные, а так похожи…

— Разве я похожа на это дупло, м? — издевалась Алиса, приобняв Мишу за плечо и прижав к себе. — Ни капельки ведь!

— Горилла… — простонал тот. — Я хотя бы прилежный.

— Да-да, мистер прилежность и чистота, наденешь костюм горничной для полноты картины?

— Я представила, — вдруг рассмеялась Тереза, атаковав беднягу со второго фронта. — Ушки ещё!

— Ага, и хвостик.

— Чтоб вас… — и тут Миша решил пойти подлым методом. — Ксюша-а-а-а!

А та сразу прибежала к нему, словно призыва и ждала. Оглядев каждого из участников разговора, Ксюша аж заискрилась от желания поболтать.

— Чего звал, Миша? О, дай угадаю! Тебя мучают девушки, зажали в бутерброд!

— Звучит пошло, — подметила Алиса с серьёзным лицом, параллельно больно потирая кулак о макушку брата.

— Ксюша, тут Алиса и Тереза хотели послушать какие-нибудь твои истории. Есть что на примете?

— Слышь, что ты…

— О да! — Сахарову было уже не остановить. — Так, я сегодня узнала, что наша заведующая библиотекой имеет любовника…

Миша поймал момент и смог ускользнуть от девушек подальше. Алиса, конечно, пыталась также увильнуть от разговора, но резко прижатая к плечу ладонь Ксюши на миг даже испугала её. И правда, улыбка Сахаровой была до жути доброжелательной и весёлой. Слишком… Так или иначе, Миша наконец смог уединиться, пока проверка способностей студентов не закончилось. Федотову было плевать на инвалида — по крайней мере, сейчас — но не из-за самого факта недуга Миши. Как ни странно, Арсений Романович даже не обратил внимание на ногу парня, будто вошёл в положение и принял условия, которые перед ним стояли. Отчасти Миша был благодарен ему за такую солидарность, поэтому он со спокойным расположением духа решил выйти в туалет. Подошёл к дверям зала, дёрнул за ручку, открыл и увидел Романского, стоящего плотно к двери с очень грозным, ленивым и твёрдым, как камень, выражением лица. Естественно, Миша чуть не упал в обморок от испуга, едва не споткнувшись и не свалившись назад. А тот только расхохотался.

— Ты словно сессию увидел в расписании! — говорил Андрей Павлович, стукнув журналом по лбу застывшего Миши. — Дай пройти, а потом можешь сходить к психологу, раз боишься меня.

— В-вы просто… вы просто… Нельзя же так! — негодовал Миша, при этом впуская Романского внутрь.

— Мне можно.

Только он вошёл в зал, как за ним вырос другой преподаватель в халате, со смазливым личиком, который сразу помахал Мише со странной улыбкой на лице. В отличие от коллеги, он остался стоять в проходе.

— Привет-привет, Михаил, — любезно поприветствовал его он, сунув руки в карманы. — Если ты не помнишь, представлюсь повторно: Алексей Николаевич Устюгов, куратор тридцать пятой группы факультета магии поддержки, я присутствовал на ваших первых тренировочных боях.

— А, точно, — нет, Миша не вспомнил, ибо так подробно об этом не указывал. — Простите за грубость, Алексей Николаевич.

— Пацаны и пацанессы! — громко звал своих птенчиков Романский, хлопая ладонью по журналу. — Срочно в строй! Марш-марш!

— Ах ты ублюдок! — вспылил Федотов. — У меня занятие, усёк, придурок? Вали отсюда нахер, пока я тебе руку не сломал!

— Приказ ректора, — тот сунул в руки физруку листочек бумаги. — Отдай дань традициям и заглохни, голова уже болит.

Федотов, быстро прочитав документ, никак не мог более препятствовать куратору группы, потому все студенты, включая и Мишу, встали по стойке смирно перед белой линией. Встали, правда, вразнобой — не по росту, не по алфавитному порядку, не по полу — отчего физрук залился ужасающим гневом, который он на данный момент никак не мог испустить. Чистый надутый шарик, готовящийся вот-вот лопнуть — а Романскому так понравилась его реакция, что он не захотел ничего менять, пытаясь вывести идеалиста напрочь. Тем не менее, Андрей Павлович внимательно осмотрел своих птенчиков, одобрительно закивал, мысленно пересчитав, а затем почему-то решил растянуть спину с блаженными стонами.

— Чёрт возьми, вы почему занимаетесь в другом здании, а? — скорее ругался Романский, вздыхая. — Блин.

— Так, а где ещё? — не понял один из студентов.

— Вообще не выходить из здания! Я задолбался идти к вам.

— Нам очень стыдно, — сказал Роберт, театрально прижав ладонь к своей груди. — Конкретно мне совестно.

— Ага, а теперь не выкобенивайся. В общем, у меня крайне важная для вас новость, но я хочу зайди издалека… — но Романский ненадолго замолк, опустил плечи, а затем почесал пальцами переносицу. — Как лень вам рассказывать… Так, кто шарит за традиции академии?

Андрей Павлович дождался именно поднятия руки Терезы.

— Вот ты и будешь рассказывать.

— А что рассказывать-то?..

— Расскажи своим одногруппникам про академические спецзадания.

— А, ну это я знаю…

— Тогда выйди ко мне и начинай, — сквозь зевок попросил Романский.

Похоже, он совсем недавно спал, так как вёл себя так странно. Тем не менее, Битрокс послушно вышла из строя и встала по левое плечо от куратора. Внимание публики её немного смутило, однако рассказывать она начала вполне понятно и громко:

— Если коротко, то с самого основания академии студенты, помимо основной учёбы, могут получить так называемые академические спецзадания, сформированные и утверждённые лично ректором. Они наивысшего приоритета, так что вся учёба откладывается ради выполнения этого спецзадания, а противиться им студентам категорически запрещено…

Симонов вспомнил как раз строку в договоре, говорящую о незамедлительности выполнения таких заданий даже в ущерб свободного времени.

— Ректор может поставить самые разные спецзадания, которые будут иметь свои условия, промежуток времени и необходимые цели достижения планируемого результата. От их выполнения зависят вообще успехи обучения, так как за выполнение начисляются очки, а также составляются рекомендации для будущих практик. Невыполнение же принесёт столько трудностей, что легче будет отчислиться…

— То есть нам надо выполнить спецзадание за заданное время? Так, что ли? — спросил Николай. — В учебное время, надеюсь?

— Спецзадание забирает также и свободное время без исключений, будь то выходной или праздничный день.

— Гадство… — ругнулся Коля. — Плакала моя прогулка…

— В принципе, основную суть вам Тереза рассказала. Теперь я могу приступить к озвучиванию самого спецзадания… — Романский достал из журнала несколько листов документа, скреплённые скрепкой. Но как только он увидел содержимое, словно сам не читал, то сразу обленился: — как много букв… Так, Тереза, раз ты тут, то прочитай, пожалуйста.

Битрокс собиралась уходить, но всё равно была рада остаться и лично зачитать спецзадание, считая это каким-то престижным делом. Пробежав листок глазами, она ахнула:

— Что?!

— Не томи! — крикнул кто-то из строя.

— Да, не томи!

— Так, хорошо. «Начиная с 08.12.50 студенты 20ГБМ должны скооперироваться со студентами 35ГМП для формирования команд по структуре: «боевой маг-маг поддержки» (далее — дуэт). Дуэты сформированы и утверждены заранее, состав фиксирован и безапелляционен. 09.12.50 все дуэты должны быть уже сформированы и готовы к выполнению условий. Список представлен ниже…»

— Цыц, не читай пока.

— Ого! — Тереза была ошарашена.

— Я сказал не читай!

— Сами виноваты!

— К чёрту… Пропусти список и продолжи.

— Поняла… «Данные дуэты с 08.12.50 до 12.12.50 00:00 должны выполнять ряд условий, чтобы соответствовать следующему планируемого результату: полная адаптация, командная координация и потенциальное взаимопонимание дуэта. Помимо проверки соответствия условиям контрольная комиссия также проведёт экзаменационное практическое занятие, где будут проверены на практике дуэты и их способность совместно противостоять опасностям». Ого, — Тереза готова была ещё «огокать» несколько раз, но документы были отобраны Романским.

— Остальное, так и быть, я сам расскажу. Я озвучу ваши дуэты, затем условия, а потом поясню вам всю дичь, которую вы услышали… А пока марш в душ! Приведите себя в порядок, и через десять минут я жду вас всех в зале! Быстро-быстро-быстро! — Андрей Павлович тут же посмотрел на Терезу испепеляющим взглядом. — Только попробуй рассказать, что там за команды. Вот тебе задание на выдержку. Нарушишь — будешь убирать нашу аудиторию.

— Да я бы никогда…

— Иди мыться, по́том воняешь.

Воняла ли Тереза потом или нет — не так важно, в любом случае куратор загнал её в рамки, и она теперь точно не могла нарушить правила. На самом деле, подобная игра на интерес была более чем нервирующей. Романский решил рассказать им о спецзадании перед душем, потом остановился на интересном и выгнал всех мучиться под струями воды, словно хотел раззадорить или просто побесить студентов. Единственный, кто остался — это, конечно, Миша. Романский хотел было выгнать и его, но в итоге одарил лишь раздражённым стоном

— Ты ещё… Миша, может, для профилактики тоже в душ сходишь?

— Нет, зачем? — корча из себя дурачка, невинно спросил Миша. — Я утром душ принял.

— Вдруг жарко стало…

— На улице холодно, в зале хорошо-о-о…

— Ой да иди ты.

— Что ж, тогда больше париться не стоит, — заявил вдруг Устюгов, широко распахнув вторую дверь зала. — Девочки! Вперёд!

В зал чуть ли не ровным строем вошли они. Двадцать странных девиц-магов, одетые в магическую униформу в виде длинных плащей белого и серебристого цветов, больших шляп и странных амулетов-дисков на шеях. Их посохи с колокольчиками и левитирующими зелёными сферами внутри были слишком идентичны друг другу, однако качество отдельно взятого катализатора был в разы выше даже посоха профессионального боевого мага. Разной расы, разной комплектации, но с одним взглядом — тех людей, которые скорее готовы убивать, чем помогать. На миг показалось, что их зелёные глаза даже светились…

— Полный комплект, — проговорил Романский. — В первый день к нам пришли всего пятнадцать студенток, но теперь их все… Как я не люблю магов поддержки!

— Да не, нормальные… — попытался скорее доказать себе Миша, внимательно рассматривая будущих напарниц группы. — Просто особенные…

Навскидку из их компашки где-то шестьдесят процентов составляли эльфийки, остальные же расы, будь то феи или зверолюди, имели слишком непредсказуемые черты образов. Например, миниатюрная девушка под сто сорок сантиметров с вроде бы детским личиком стояла, словно ждала в подворотне очередного ботаника, которого можно ограбить, а зверодевушка с кошачьими ушками и пушистым хвостом имела прямой, но глупый и частично психованный взгляд, словно над её мозгом хорошенько так поработали… В общем, коллеги скорее удручали, чем обнадёживали.

— Чего это мы смотрим, м? — вдруг обратилась к Мише самая крайняя эльфийка. — Похотливые желания удовлетворяешь?

Сто пятьдесят — сто шестьдесят сантиметров чистой опасности издевательств и гнилых шуток — вот кто это была. С виду крайне милая девица — её волнистые золотистые волосы по шею чего только стоили — смотрела на парня так невинно-язвительно, что ему становилось не по себе. Круглое личико скрывало в себе нечто не подвластное внимательности Миши, а большие зелёные глаза вынуждали задумываться о своих ошибках в жизни, причём исключительно ради самобичевания. Тем не менее, девушка искусственно соблюдала выражение лица на уровне «я совсем ещё ничего не понимаю» и «я знаю все твои грязные делишки», что отлично дополняло её образ.

— Тебе так кажется? Приношу свои извинения, в моих мыслях и не было ничего подо…

— Так говорил один педофил на публичном слушании двадцать седьмого июня тысяча девятьсот сорок второго года, — вдруг сказала эльфийка, задумчиво прижав палец к нижней губе. — Забавное совпадение, не так ли?

На лбу Миши, кажется, набухла венка. Остальные маги поддержки либо посмеивались, либо тихо перешёптывались.

— Интересные у тебя познания…

— Всё ради защиты моего прекрасного тела. Кто знает, на что способны хромые фетишисты вроде тебя.

— Ниафель! — Устюгов не готов был долго слушать её возгласы. — Опять ты за своё?

— Ну что случилось, господин? Я не виновата, что спецзадание такую угрозу создаёт!

— Или ты и есть угроза, — издевательски подметила та маленькая фея-стерва, поглаживая посох.

— Я угроза? Если я угроза, то ты бедствие с мусорным запашком…

— Да я тебе твоим посохом так расширю ды…

— Я сказал, хватит! — крикнул Устюгов, но после закашлял с непривычки.

— Их можно в окопы врага кидать, чтобы задизморалить до массового самоубийства… — прокомментировал Андрей Павлович, вздыхая.

— Так всегда… — с огорчением сказал Алексей Николаевич. — Но даже выпуск сорок девятого года и близко не стоит с этим курсом… А это лишь второй курс!

Миша смотрел на Ниафель с явным желанием не видеть её больше. Терпимости никакой не хватит, чтобы относиться к ней так спокойно и уважительно. Миша, как бы ни старался быть благосклонным, не мог больше не смотреть на неё предвзято. К счастью, эльфийка одарила его только своим взглядом, но затем в зал начали приходить одногруппники в академической форме. Первыми вышли несколько парней во главе с Робертом, который, собственно, сразу встал рядом с Мишей и заинтересованно оглядел девушек.

— Дайте нам нервишек побольше… — высказался он, параллельно убирая всё ещё влажные волосы в хвост.

— Милые же, — не понимал незнакомый одногруппник.

— Милые-милые, только потом не беги от психоза.

Когда народ потихоньку собирался, Роберт пытался разговорить Мишу, однако у него получилось это только с помощи Ксюши, которая даже немного переборщила и ввергла Мишу в травматический транс, вызванный передозом информации. На кой ему было знать, как правильно вязать свитер — неизвестно, но прикол в том, что это как раз чума не уберёт. А надо бы… Так или иначе, разговор убил время, пока из душа не вышли все двадцать студентов, пускай и с опозданием некоторых девушек. Десять минут Романского означали для них двадцать минут только душа, а потом ещё десять чисто на сушку волос. Не учёл он, видимо, привычки женского пола, отчего Миша призадумался, а есть ли у него кто-то на личном фронте. Негоже ведь так ошибаться! Миша, например, даже в дневнике выделил примерное количество время, уходящее на те или иные дела Алисы. Какой бы типа такой серьёзной она не старалась быть, всё равно оставалась девушкой с характерными замашками.

Теперь двадцать боевых магов смотрели на двадцать магов поддержки, глаза в глаза, будто скоро начнётся битва стенку-на-стенку. Но началось кое-что похоже, а именно: внезапный прилив активности у Романского:

— Так, леди и джентльмены! — начал он, стоя между студентами. — Спецзадание впервые скооперирует вас вместе на целые три дня! Это, конечно, повод для начала, там, дружбы или ещё чего-то, но советую полностью отдаться соблюдению условий, иначе каюк вам если не от комиссии, так от меня. Да, вас, дамы, также касается. В общем, самое время теперь озвучить дуэты… — и тут Романскому стало неимоверно лень. — Тяжко…

— Дай я, — перехватил документ Устюгов. — Итак…

Начали звучать самые разные дуэты, но, мягко говоря, Миша не мог толком даже определить, что из себя представляли те или иные пары. Имена магов поддержки ни о чём не говорили, а запоминать их не было ни желания, ни потребности — это своеобразная экономия памяти, скорее, включающаяся автоматически. Так или иначе, по просьбе преподавателей пары встали рядом друг с другом, некоторые из которых даже попытались познакомиться или поговорить. Время шло, люди уходили, а Мишу всё не вызывали. Странно: Алису-то давно назвали, говоря о том, что расположение фамилий сделано не по алфавиту, но по какому принципу — точно не понять. Имена продолжали чеканить по залу, студенты выходить, постепенно уменьшая несортированные группы до нескольких человек. И только тогда Миша заподозрил неладное, так как Ниафель также ещё не вызвали.

«Только не это…» — запаниковал он, скрещивая пальцы в надежде.

— Симонов Михаил и Ниафель! — объявил Устюгов.

Оба синхронно цокнули, явно не в восторге от компании. Спорить было бесполезно, потому новоиспечённый дуэт встал напротив друг друга, почти вплотную. Эльфийка корчила из себя чистейшую, наклоняя голову набок в непонимании, пока Миша всячески пытался сохранять вежливость, аккуратно и любезно улыбаясь.

— Давай тогда знакомиться, — начал он как джентльмен. — Я Михаил. А ты?

Это банальная норма приличия, даже если имя и так знал, но он чувствовал, что ему будет тяжко даже таким образом разговаривать с ней.

— Свезло же мне с инвалидом связаться… — Ниафель не думала убирать своё лицо безгреховной девы, хотя вела себя театрально. — За что мне такое проклятие? Я ведь жила, верой и правдой служа своему делу! А тут… беда.

— Может, назовёшься? — Симонов держался как мог.

— Услышь же моё имя, бес! Я Ниафель, та, которую ты не заслуживаешь!

— Рад знакомству… наверное.

— А я как не рада.

Театр, к счастью, закончился довольно быстро — и благодаря Романскому, который громко похлопал в ладони, дабы привлечь внимание.

— Отлично! — преподаватель почему-то ненадолго задумался, но потом высказал странную мысль: — Я, конечно, вам сочувствую, но мне кажется, что такие дуэты будут самыми крепкими…

— Так же думаешь? — согласился Устюгов. — Перспективы большие.

«Интересно, почему они так решили, — не понимал Миша. — Нет не единого доказательства такого мнения. Быть не может, чтобы лучшим дуэтом был бы только с ней!»

— Поживём — увидим. Раз все распределены, то теперь стоит реализовать первое условие…

По сигналу Романского Алексей Николаевич откуда-то из-под халата достал квадратный сиреневый кристалл размером с ладонь, а после, весело улыбнувшись, проговорил несколько слов:

— Свяжи их крепкими узами!

Момент — и на животе Миши материализовалось что-то вроде каната, светящиеся сиреневым, если не чисто фиолетовым, который тут же затянулся на туловище, а затем протянулся от пупка «щупальцем» прямо к Ниафель, также заключённую в странный узел верёвки. Едва они коснулись друг друга, как монолитно скрепились вместе, а затем быстро растворились в пространстве. Симонов краем глаза заметил, что подобные сплетения происходили со всеми парами. Хватило на это всего десять секунд.

— Первое условие, милые мои, — с воодушевлением начал пояснять Андрей Павлович, дразняще поглаживая куб-кристалл, будто питомца, — это полный запрет отдаляться от партнёра более чем на пять метров. Прямо говоря, использованное на вас заклинание прикрепило вас намертво друг к другу и не может быть снята до конца спецзадания. Пять метров, представляете?

— Что за дебилизм? — выругался один из студентов. — Это слишком мало!

— Таково условие… А вообще, кто тебя научил такие слова говорить, а, грубиян? Устроить занятие правильного общения? У нас высшее учебное заведение, так что прихлопни варежку, матерщинник! Не будь дебилом!

— Вы же только что повторили моё слово…

— Против меня ваши правила не действуют, — пафосно-горделиво заметил Романский, разглаживая свои волосы.

— Да нет, в уставе прописано, — сказала Тереза.

— Минус сто очков!

— За что?!

— Не умничать!

— Вопрос, — подняла руку Ксюша. Она стояла прямо за спиной Миши. — Если мы должны быть вместе три дня, то где нам ночевать? Домой уже не пойти, общежитие занято… тогда где?

— Для спецзаданий есть отдельное здание, — отвечала за него Тереза. — Многофункциональный жилой дом, где всё необходимое есть.

— Плюс сто очков! У каждого дуэта своя комната.

— Вам ведь лень рассказывать, да?..

— Ещё вопрос, — не унималась Сахарова. — Если мы будем ночевать в комнате дуэтом, то мне становится не по себе. Если девочки могут спать вместе без проблем, то мальчик и девочка в одной комнате…

— Ты что, маленькая для этого? — Романский наверняка делал акцент на том, чего боялась Ксюша.

А она, в свою очередь, сразу покраснела, только увидев хитрое весёлое выражение лица куратора.

— Ой-ёй-ёй, о чём ты думаешь, Ксения…

— Нет, правда, — поддержала её девушка с короткими волосами, — это рискованно и неприлично.

— Не переживайте, — попытался успокоить группу Устюгов, подняв немного руку, мол, клялся. — Всякая угроза поползновений интимного характера учтена. Узы читают ваши эмоции и передают в этот куб. Наши маги кристаллов настроили передачу так, что любое колебание маны в эмоциональном и чувственном плане, которое завязано на интиме, фиксируется без задержки.

— Короче, секс, лапание, принуждение — всё это не скрыть от куба. Так что хер вам, а не шалости. Взрослые люди — вот и терпите, как взрослые цивилизованные девственники.

— Как усложнили… — правильно заметила эльфийка-напарница Ксюши.

Миша почему-то отметил, что данный куб никак не сможет прочитать у него чувства и эмоции, так как маны-то никакой нет.

— Также мы делаем экспертизу после спецзадания на предмет половых связей. И если кто-то посмеет нарушить личное пространство партнёра, то сразу будет отчислен, а затем осужден по уголовной статье за изнасилование. Усекли?

— Так что не смей ко мне лезть, — вдруг сказала Ниафель. — Фетишист.

— Да почему я фетишист?

— Все инвалиды фетишисты, — обыденно заключила та, невинно-наигранно посмотрев на партнёра. — Около пятидесяти пяти процентов всех убийц с физическими проблемами страдали аморальными или мерзкими фетишами по типу футфетиша, гуро и так далее…

— Тебя кто учил читать статистику и делать по ней выводы?

— Я уверена, что ты относишься к этой половине. Выводы сами напрашиваются.

— Так, ладно! — продолжил Романский. — Раз мы распределились, то марш за мной. Я покажу вам ваш новый дом на эти три дня.

* * *

Павлу сегодня повезло: его отпустили с работы без каких-либо помех, приняв день рождения младшего брата как здравую причину. Оно и понятно почему: полезнее него никого в отделе связей с общественностью нет, особенно в период, когда конфедеративное правительство испытывало нехватку кадров. Начальник отдела лично распорядился, чтобы его отпустить, ведь надо же как-то радовать и мотивировать своих подопечных? Так вот Паша освободился от работы и уже шёл по тротуару прямо к своему дому. Жилищные апартаменты престижного для среднего класса района ещё долго смущали молодого сотрудника, однако он гордился достижением в виде покупки квартиры в таком месте. Не простой квартиры! Целые хоромы! Так ему казалось, ибо для него иметь в распоряжении четыре комнаты, просторную кухню, огромную гостиную и идеальную ванную с туалетом было чем-то максимально удивительным даже спустя полугода жизни в новом жилище.

Отдавая дань уважения, Павел сразу заселил в квартиру всю свою семью, начиная с родителей и заканчивая младшими братом и сестрой, которые совершенно недавно переступили новый этап жизни и пошли в первый класс. Счастью не было предела, как и легкой зависти, что его родственникам досталась богатая хорошая школа, а не сельское убожество, где был лишь один нормальный учитель на пятнадцать ужасных. Печальный опыт, конечно, оттого было завидно и радостно одновременно. А сегодня совсем-совсем особенный день: младшему брату Коле исполнялось восемь лет! В столь знаменательный день Паша прикупил ему небольшой пакет сладостей — особенно леденцы, которые так сильно любил братик — бисквитный торт и тайный подарок, некогда слишком желанный Коле. Всё было готово, чтобы радовать именинника, даже погода решила сегодня немного добавить свою лепту в праздничный день в виде небольшого снега, приятно опадающего хлопьями на хорошо очищенный тротуар. До дома оставалось всего пятьдесят метров, вокруг почти никого не было из людей, невольно напоминая Павлу, насколько порой тоскливо живётся младшим в свободное время. Не было ни детей хороших — остальные просто относились к семьям богачей, потому разбалованный нрав сильно отдалял детишек от знакомства — ни нормальных детских заведений. Апартаменты построили не так давно, едва-едва доделали всю инфраструктуру, но привлечь юридические лица обживать местечко либо не пригласили, либо не уговорили. Никто не хотел нести на себе ответственность обеспечивать богачей и просто состоятельных людей, хоть это и выгодно, а опытные игроки бизнеса ещё не пришли. Все развлечения младших легли на плечи старших. День рождения Коли был одним из способов привнести в жизнь детей что-то интересное и весёлое.

Пока Паша рассуждал о недостаточном заселении, по крайней мере, его улицы, то чуть случайно не прошёл мимо нужного дома, а когда понял, чуть не поскользнулся из-за резкой остановки на тонкой пелене снега. Еле устояв, он небрежно вошёл внутрь здания, где его встречала бдительная и очень общительная девушка-вахтёрша, больше похожую по классу на администратора элитной гостиницы. С ней всегда можно было поболтать, поделиться своими тайнами ради совета и не получить упрёка или недовольства. Сейчас Катя стояла на ресепшене и смотрела куда-то вперёд к выходу, хотя обычно сразу штатно приветствовала гостя громким звучным: «Добро пожаловать в жилой комплекс «Никифора»!» Это удивило Павла.

— Добрый день, Катюша, — обратился к ней Паша, подходя к ресепшену. — Что с тобой?

Её взгляд устремился на него, но реакция оставалась запоздалой и крайне пассивной. Внешне она была здоровой — она почти не болела, как сама говорила — но поведение точно не являлось нормой не то что для неё, вообще для нормального человека.

— Всё нормально, — сухо ответила та, кивая. — Отдохнуть надо.

— Переработала? — забеспокоился он. — Может, вызовешь подмену? Или мне лучше врачу звякнуть?

— Я сама. Иди.

Павел предположил, что она просто не в настроении, причём настолько, что не может грамотно выполнять свою работу. Он не стал её беспокоить, потому пошёл дальше, мысленно надеясь, что Кате скоро полегчает. Обычно под её руководством проходили многие процессы обслуживания здания — уборщицы пахали идеально, вода и отопление никогда не выключались, а электричество тем более — поэтому для Паши увидеть девушку не в настроении хоть день было более логичным и ожидаемым явлением, чем если бы она совсем-совсем не менялась в поведении.

Пройдя длинный светлый коридор, он поднялся по лестнице и почему-то начал переживать. Самое волнительное — это поздравлять и дарить подарок имениннику, ибо смущение часто брало вверх над ним, тем самым создавая такие смешные ситуации, что плакать от стыда хотелось.

— Нет, на этот раз всё должно пройти нормально… — заверил себя Паша и миновал лестницу.

Второй этаж, дальняя дверь коридора — вот и квартира. Он спешно, но с волнением провернул два оборота ключа, а затем, отворив дверь, чуть не споткнулся о порог, однако вошёл — и отлично. Его никто не встретил, хотя он слышал оживлённые голоса в гостиной.

— Я дома, — оповестил свою родню Павел, сославшись на то, что они не услышали. — Где наш лучший младший братик на свете?

— А ты зайди и узнаешь! — с добрым смешком выкрикнула мама.

Никто из семьи не закрывал дверь прихожей, но сейчас словно был особенный случай. Как и день. Как и весь этот момент. Неужели сюрприз не для Коли, а для него? Разувшись, Паша решил начать корчить из себя дурачка, мол, не догадался, поэтому с непонимающим выражением лица вошёл в гостиную с пакетами наперевес. Гостиная хоть и была большая, но обилие всякой мебели несколько стесняло. Большой диван, несколько кресел, куча открытых шкафов, немало купленных отцов электроприборов — вот и теснота в двадцати восьми квадратных метрах. За диванами и креслами сидело всё семейство, весело попивая горячий напиток из кружек в компании незнакомых людей: троих мужчин в чёрных деловых костюмах, сидящих в окружении родственников Павла как влитые. Он нигде их не видел ранее, но мама смотрела на него так, словно представлять никого не нужно.

— А вот и наш коллега, — сквозь улыбку начал самый симпатичный, аккуратный и вежливый незнакомец, вставая с дивана. — Что ж, Павел Родионович, мы так и не смогли нормально поговорить на работе. Твои гостеприимные родители оставили такой приятный осадок! Не знал, что ты живёшь в такой гармонии и счастье.

— Кто вы?.. — не понимал Павел.

— Ты разве его не узнаешь? — не понимала мама. — Он же с тобой работает! Верно?

— Да, но он пока не осознаёт нашу близость, потерпите.

— Пашка не знает, что вы, дядя, его коллега? — с любопытством спросила младшая сестрёнка, разрисовывающая животных на листочке.

В мгновении ока второй мужчина, так и не вставая, окутал свои пальцы прозрачными, но слабенько святящиеся голубыми нитями. Какие манипуляции с ними надо было провернуть, не понять, но в конечном итоге незнакомец запросто опутал каждого члена семьи таким мотком нитей, что их полностью парализовало. Те, не понимая, пытались что-то сделать, помешать, но было слишком поздно — все оказались связаны. Не успел Паша осознать, как к нему подошёл третий мужчина и, не обращая внимания на жалкое сопротивление парня, ударил в живот, а затем по ногам, дабы сразу повалить. Из упавшего пакета вывалились и раскатились по полу леденцы, один из которых вскоре решил поднять первый мужчина.

— Коля любит леденцы, — сказал он, одобрительно кивая. Однако затем с отвращением отшвырнул леденец в сторону. — Ел бы сладкое, поддержал бы вкусы твоего младшего братика, и мы вместе на пару пососали бы эти леденцы. Или полизали? Как правильно?

— Лучше говорить просто «поели бы леденцы», — ответил незнакомец с нитями. — Так не ошибётесь

— Ошибки делают нас лучше, милый мой. Даже лингвистические, — он дал сигнал схватившему Пашу мужчине, а затем сделал пару шагов в сторону дверей комнат, рядом с которыми висели несколько семейных фото.

Самый мускулистый незнакомец без проблем поднял борющиеся с ним Пашу, протащил к центру комнаты, отшвырнул столик в сторону, как пылинку, а потом поставил пленника на колени. Мужчина с нитями окутал также и Пашу, когда поднимался с места.

— Что вам надо?! — спрашивал Паша, чуть ли не рыча от переживаний за испуганных родственников. — Ограбление?!

— Ограбление? Как ты пришёл к такому выводу? Мне не похожи на грабителей, — говоря, первый незнакомец ходил вдоль комнат и тщательно рассматривал фотографии. — Сплошная идиллия… Идеальный пример счастливой семьи в глазах нашего государства. Тебе невероятно везёт! Интересно, можно ли украсть счастье?

Младшие начали плакать, боясь даже смотреть на мнимых гостей. Это вывело Пашу из себя:

— Отпустите их! Если вам нужен я, то не трогайте остальных! Я обещаю, они ничего не скажут о вас. Только не трогайте их…

— Разве они невинные? Нет, как раз прямые участники, — он вернулся к Павлу, посмотрел на него, а после обратился к мускулистому товарищу: — Сожги уже это заклинание, пожалуйста.

Мужчина коснулся пальцами его шеи и коротко опалил кожу огненной вспышкой. Тогда-то всё встало на свои места, ведь на месте некогда чистого места теперь виднелась татуировка солнца со спиралью внутри.

— Раз ты уже догадался, то тянуть более незачем, — первый незнакомец присел на корточки перед ним со спокойной улыбкой на лице. — Ответишь на пару вопросов?

Павел молчал, смотря в глаза с ярым гневом. Всё вскрылось наружу, так что прикрываться за исключительно мирными людьми было невозможно. Но Паша непоколебимо не поддавался на угрозы.

— Что ж, ожидаемо, — поднявшись, он подошёл к матери Павла. — Я сначала считал, что твоя идеальная семья — фальшь, но ты меня поразил! Зачем тебе, молодому госслужащему с хорошими родными людьми, переходить черту дозволенного и примыкать к культистам? Впрочем, мне неинтересны твои мотивы. Какими бы они ни были, они тебя не смогут оправдать.

Незнакомец приблизился к пленным детишкам, которые всё не умолкали. Он взял шестилетнюю девочку за подбородок, ласково поглаживая по щеке большим пальцем.

— Милая младшая сестра… Золотце!

— О-отстань от неё! — сквозь слёзы вдруг сказал Коля, периодически агрессивно хлюпая носом. — Не трогай…

— Хороший правильный братик, — продолжил мужчина. — Любящая мать, — но затем голос погрубел, говоря следующие слова с заметным недовольством: — Гордящийся тобой отец. Даже отец в твоей семье идеальный. Удивительно. Я завидую! Нет, правда, всё тут прекрасно! И знаешь, что? Я дам тебе хорошую возможность спасти своё счастье, предоставив лёгкий выбор. Просто прими то или иное решение из предложенных. Советую слушать внимательно! Ты отвечаешь на мои вопросы и спасаешь семью либо же не помогаешь мне выяснить полезную информацию и обрекаешь своих родных на мучения. Выбор прост, верно? Подумай, подумай, я не тороплю!

— Помогите! — вдруг закричала мама.

Очевидно, она надеялась на реакцию соседей, когда рвала глотку, но никто из пришедших даже не шелохнулся в беспокойстве. Им словно были безразличны крики женщины, особенно самому главному, что делало её попытки совсем уж тщетными. Все ждали ответа Павла, который пытался держаться самым верным культистом из всех, но по одним лишь бегающим глазам стало понятно, что выдержка у него была совсем жалкой. Прошла целая минута, затем другая, третья, четвёртая. Когда секунды уже достигали пятой, голос у матери Павла начал срываться. Терпения у незнакомцев было не занимать, однако более ждать первый из них не хотел.

— Если ты не отвечаешь мне, то ты не знаешь, что выбрать. Я прав? С одной стороны, твоя семейка заслуживает большего, но с другой стоят интересы Культа. Неужели простой выбор для тебя оказался непосильным? Ох, я надеялся, что ты семьянин!

Разочаровано поцокав, незнакомец вынул из кармана складной ножик. Он позволил Паше осмотреть его вдоль-поперёк, презентуя его так, будто готов был продать по выгодной цене. Обычный зелёный ножик, причём, кажется, не самый дорогой. Тем не менее, вынув лезвие, мужчина без сомнения порезал свой указательный палец.

— Я давал тебе шанс сохранить прежний порядок вещей, но ты глупый и эгоистичный, раз ставишь свои интересы выше защиты семьи, — и тут он коварно улыбнулся.

В подтверждение этой улыбки мужчина вытянул к матери Павла руку указательным пальцем вперёд, на котором стекающая кровь заискрила чем-то голубым, а затем резко затвердела, разрослась и вылетела длинным красным колом к своей жертве. Прямое попадание через глаз в мозг означало быструю мучительную смерть. За маленький промежуток агонии женщина несколько раз дёрнулась, промычала, а затем захрипела и окончательно расслабилась, сползая, как шашлык, с насаженного кола на спинку дивана. Под крики детей и ругательства отца семейства незнакомец вернул агрегатное состояние крови обратно в жидкое, которая тут же обрызгала одежду убитой жертвы. Паникующий Павел не сказал и слова, но держаться было крайне трудно.

— Ну так что? Выбор остаётся за тобой, — сказал вновь незнакомец, как бы невзначай погладив рыдающую девочку. — Она ведь ещё не пошла в первый класс, не поступила в колледж или университет, не вышла замуж, не завела детей… Ей столько всего предстоит. Очень жаль, если эгоистичный старший братик выберет Культ, а не вас. Да, конфетка?

Гнетущая безвыходность сводила с ума каждого, кроме главного и его мускулистого товарища, в то время как третий агрессор метался между чувством вины за несправедливую жестокость и хладнокровным принятием целесообразности подобных действий. Павел это увидел, но как надавить, он не знал. В теории если и можно было уговорить сомневающегося незнакомца, то на практике при существующих условиях не было практически никаких средств, способные столкнуть его исключительно в сторону той самой справедливости за мучеников. Более того, авторитет первого незнакомца был куда серьёзнее, чем казалось изначально. Это не простой командир или лидер, а самый настоящий кукловод-вдохновитель, за которым готовы идти. Понять не трудно: даже запутанный мужчина с нитями больше подавлялся, чем готовился противиться методике главного.

— Прости, но долго ждать я не хочу, — начал тот, лаконично намекая поглаживанием головы младшей сестры, кто станет следующей жертвой. — Культ или семья, Павел? Культ или семья?! — он начал повышать голос. — Куча фанатичных идеалистов или счастливые близкие родственники?! Вера или счастье? Ну же, выбирай, или я отниму у тебя всё, чего ты добился!

Замечая медлительные раздумья Павла, которые ещё сильнее затормаживались самой накалённой обстановкой, первый незнакомец не выдержал и потому сделал надрез на своём пальце вдоль всей фаланги, стекающая кровь быстро преобразовалась в тонкий твёрдый кол. Острие могло достигнуть мозга девочки через нос за несколько секунд, если не за одну, и Павел выкрикнул свой окончательный ответ:

— Я всё расскажу!

— Правда? — усмехался мужчина, держа острие кола в ноздре испуганной, но оцепеневшей девочки. — Выбрал семью? Или ты попытался меня остановить? Задержать время?

— Я правда всё расскажу… я-я выбрал семью, — Павел подавлено опустил голову, поджимая губы.

— Ну хорошо, — незнакомец снова присел на корточки перед ним. — Первый вопрос. Где прячут Сюзанну?

— С-Сюзанну?.. — Павел посмотрел в его жестокие глаза и почему-то быстро замолк. Нет, не из-за незнания, что было понятно сразу.

— Я пытаюсь избежать лишних жертв, разве по мне не видно? Твоя слепая вера в Культ не позволяет понять это? Или мне показать, что значит не делать выбор? Ты ведь ответил, а я не люблю обман. Не разочаровывай меня, пожалуйста.

— Н-не знаю…

— Павел.

— Я не обманываю! Местонахождение Сюзанны знают лишь высшие верующие, а я ещё далёк до хранения таких тайн…

— Как жаль. Неужели мы ошиблись в тебе?

— Н-нет! Я знаю одного человека из высших. Е-его зовут Мелвин Джонсон.

— Очень хорошо. Следующий вопрос. Есть кто-нибудь из фанатиков, кто учится в академии? Скажем, недавно поступил на первый курс?

— Да, есть, несколько в разных группах, но о них знает лишь Джонсон.

— А среди преподавателей?

— Да, тоже…

— Ничего о них сказать не можешь?

— Я… — Павел пытался ухватиться за любую соломинку. — Возможно, скажу. Одному из верующих нет тридцати. А ещё он профессор.

— Он?

— Или она… я не знаю. Только Джонсон занимается подобным, я исполнитель, грубо говоря...

— Видишь? Ты выбрал счастье! — незнакомец встал, кивнул мускулистому товарищу, а затем улыбнулся младшим. — Он спас вас, милашки.

— И это всё?.. — не понял Павел.

Пока мускулистый что-то искал в своём портфеле, главный многозначительно хмыкнул, а затем пожал плечами.

— А что ты ещё можешь нам рассказать, чего не знаем мы? Нам достаточно было узнать имя шишки покрупнее, а на этом всё. Ты ведь не понял ещё? Петли, — он начал водить пальцем по шее, показывая узел, — на всех вас давно надеты петли. Нам осталось лишь их затянуть, чтобы обезглавить ваш омерзительный Культ в столице раз и навсегда.

— Всё готово, — вдруг сказал мускулистый незнакомец.

К сожалению, Павел не видел, что конкретно он делал за спиной.

— Что ж, теперь нам надо прощаться, — хлопнув в ладоши, решил главный. — Рад был провести с вами время.

— В-вы нас отпускаете? — понадеялся Павел.

— Можно сказать и так.

Самый молодой мужчина вынул складной нож и беспрепятственно разрезал нити у своих рук, хотя раньше казалось, что их так просто разрезать не получится из-за ужасающей крепости материала. Действительно, по воле мысли. Так или иначе, он оставил сидеть выживших членов семьи связанными, пока вся троица просто начала одеваться в коридоре.

— Так вы нас отпускаете? — паниковал Павел, ползком приближаясь к коридору.

— Я давал тебе выбор, помнишь? Ты выбрал счастье, свою семью. Я его сохранил до тех пор, пока ты дышишь, — было последними словами незнакомца перед тем, как выйти из квартиры.

Пугающие слова застопорили Пашу, пока он пытался осознать конкретный их смысл. Посмотрев на своих родственников, он совсем запутался, однако его отец крайне испуганно заметил:

— Тот большой ублюдок что-то положил на комод…

Паша перевёл взгляд на злосчастную мебель, где среди недавно связанных матерью шерстяных носков и фотографий его выпуска лежали несколько треугольников оранжевого и красного оттенков, переливаясь внутри монолитной структуры как пламя… И тут всё встало на свои места.

Тем временем Бейкер вместе со своими подчинёнными стоял на противоположной апартаментам стороне дороги и смотрел на время наручных часов. Отчитывая секунду за секундой, офицер дождался половины четвёртого, чтобы потом отдать короткий приказ:

— Спалить.

Мускулистый мужчина сразу щёлкнул пальцами, что впоследствии вызвал резкий всплеск огня у объекта. Это был даже не взрыв, а безумный огонь, который своей силой, некогда сжатой в кристаллах, вытеснил воздух внутри квартиры, который и выбил окна, и даже спровоцировал кое-какие лёгкие повреждения. Тем не менее, начавшийся пожар охватил всё пространство, затянув жертв на сторону мучений и криков. Действительно, слышались детские агонические крики, постепенно заглушающаемые рёвом пламени. Когда каратели уже уходили с улицы, огонь начал распространяться по самим апартаментам.

— Та милая леди нас не запомнила? — спросил того Бейкер, идя между подопечными.

— Нет, сэр, заклинание контроля сделало своё дело, — по привычке мускулистый мужчина достал пачку сигарет, сунул одну промеж губ и уже готовился зажечь её своей «каплей» огня на пальце. — Там не останется никаких следов.

— Милый мой Дегтярёв, я ценю твоё первоклассное исполнение поставленных задач, но я начинаю злиться, когда ты забываешь мои просьбы, — Бейкер отобрал его сигарету и показательно смял, рассыпав табак по снегу. — При мне не курить.

— Простите, совсем забыл.

— Стоило ли так поступать? — опять вернулся к этому вопросу Кондратьев. — Вы же обещали…

— Запоминай, милый мой Валентин Ильич. Говори так, чтобы объект верил твоим словам, но старайся не лгать: легко попасться. Утаённые подробности или двоякая правда делает твои слова более чем уверенными.

— Всё равно ложь, — заметил Дегтярёв. — Просто хитрая.

— Ничуть не хитрая, сама обычная, распространённая. Однако так легче держать объект в рамках, где ты сам не будешь противоречить себе. Я, например, врать толком не умею, поэтому прибегаю к такой методике.

— Я считаю это слишком жестоким, это просто…

— Птенчик ты ещё, Валя, — усмехнулся Дегтярёв. — Ты ещё кадетом должен был отбросить свою человечность.

— Не человечность, — поправил его Бейкер. — Он должен был тогда понять, что удел карателя — это уничтожать беспристрастно и эффективно. Валентин Ильич, если ты решил стать карателем, то рано или поздно поймёшь, что твоя гуманность не нужна. А если не поймёшь, то ты сам себя и уничтожишь, бегая между нормами морали и правым делом, — затем он глянул на часы. — Итак… Время.

Далее Валентин Ильич только и видел, как его командир отчитывал секунды, а затем минуты, таким образом сверяясь с действующим планом действий. Он был сравним с часовой башней, чьи колокола звоном отдавались каждый раз, когда наступал нужный момент. Три часа сорок минут — в соседнем районе раздался сильнейший взрыв, знаменующий ликвидацию группы фанатиков-госслужащих в ресторане. Три часа сорок пять минут — по плану каратели на другом конце города уже отравили фанатиков из гильдии. Сорок шесть минут — смерть наркобарона через «случайное» столкновение его машины с грузовиком. Сорок восемь минут — уничтожение самой крупной цели, а именно советника председателя КСК. И, наконец, пятьдесят минут четвёртого — уничтожение крупного организатора волонтёрской группы.

— Осталось получить отчёты, — кивнул Александр, улыбнувшись. — Вот весело будет.

— Реакция конфедератов будет быстрой, — сказал Кондратьев.

— И хорошо, нам же на руку. Пускай оставшиеся верные председателю пытаются урегулировать ситуацию, пока фанатики вновь зарываются в норы. Приведём их всех в движение — всплывёт ещё больше интересной информации.

— Чо там по агентурной сети в академии, Валя? — поинтересовался Дегтярёв, харкнув по привычке, что вызвало молчаливое раздражение командира.

— Жду результата. Я активизировал всех агентов, остаётся лишь следить за изменениями.

— Ценность… — задумался Бейкер. — Я его видел пару раз. Забавный мальчик, добрый, но при этом в полной мере осознающий свою важность для нас, потому не противится нашей методике. Мне нравятся его противоречия. Не одобряет, но не сопротивляется. Что же с ним выйдет в итоге? Хотел бы увидеть расцвет Царства…

* * *

Ответственные за уничтожение организатора волонтёрской группы так и не отчитались. Перевалило уже за шесть часов вечера, но никаких активностей со стороны карателей и даже непосредственно организатора не прослеживалось, что могло говорить о довольно неблагоприятных последствиях, которые могли повлиять на успехи всей операции. Цель никогда особо не светилась у собственного дома, потому было принято решение ликвидировать её прямо на рабочем месте — в офисе волонтёрской группы, находящиеся в бедном бизнес-комплексе в гуще прочих арендуемых зданий на краю делового района. Под вечер было тихо, лишь редкие машины гудели и тарахтели под окнами бетонного четырёхэтажного стражника натурального лабиринта из переулков, которые были излюбленным местом для бездомных, несмотря на всю принадлежность окружавших зданий. Да, деловой район скорее казался опасным, точнее, непривлекательным, имея жуткую репутацию случайных убийств и грабежей. Только низкая арендная плата и стабильное электричество с отоплением и водой привлекали разнообразные организации к «заселению» офисных помещений. По соседству с теми же волонтёрами целые здания забрали компании, которые не раз были привлечены к судебным разбирательствам по поводу законности их деятельности. В общем говоря, далеко не престижное место, где можно прикупить офис для нужд организации.

На третьем этаже в основном коридоре ещё был включён свет, хотя время работы группы как раз должно было закончиться на пятом часу. Так как кроме них, собственно, никто и не держал этаж, видеть светящиеся окна с улицы было крайне странно и подозрительно, при том, что само помещение было тёмным, как надо.

«Возможно, забыли выключить», — можно было подумать.

Однако не всё так просто. Грязь на стенах длинного коридора сильно въелась в зелёную штукатурку, некоторые трубочные лампы с кристаллической крошкой противно мигали скорее по причине плохой проводки, а линолеумный пол был забит разным хламом вроде использованных рулонов бумаги для плакатов на разные мероприятия, в которых участвовали волонтёры. Творческие активные люди никогда бы не ждали гостей прямо в собственном офисе, чтобы содержать помещение в чистоте. Арендатору без разницы, а им — это только свобода деятельности, не ограничивая себя всякими невесёлыми уборками. Но к ним пришёл некто, кого ждать точно никогда не приходилось.

Медленно шагая к двери офиса, Парсифаль только своим присутствием заставлял лампы мигать сильнее, даже те, что изначально были в хорошем состоянии. Апостол был как раз тем святым, на которого магия как-то могла реагировать. Собственно, любое присутствие Парсифаля сопровождалось нестабильностью в работе всей электроники в округе. Так или иначе, он, тяжело и прерывисто выдыхая спёртый тёмный воздух, приблизился к двери, посмотрел на ручку и ненадолго застыл, будто бы вспоминая, как вообще можно открывать дверь. На самом деле, апостол чувствовал кого-то за ламинированной преградой, но пытался вспомнить, кто конкретно мог там скрываться.

— Я… — мыслил вслух Парсифаль. — Я ищу. Кого?.. Я ищу отца. Сюзанна. Её отец. Да…

Апостол сразу дёрнул за ручку и толкнул дверь вовнутрь. Тёмное помещение ничуть не пугало его, хотя отсутствие освещения было обусловлено лопнувшими лампами. Даже при всей темноте он видел, какой здесь случился погром: основной большой стол, за которыми делали всю творческую работу, был разломан на несколько частей; многие шкафы, тумбочки и стеллажи стояли не месте, но просто лишились полок, отчего все вещи просто валялись на полу; дверь в другую, боковую комнату сорвали с петель и отшвырнули в сторону — очевидные следы борьбы. Вскоре Парсифаль, когда начал обходить разломанный стол, заметил тело. Мужчина стоял на коленях и упирался лицом в сканер невысокой панфиловки, держась в таком положении из-за проткнувшей насквозь его спину ножки от стула, которая зацепилась за устройство. Занимательно, что панфиловка беспорядочно копировала лицо мужчины и печатала получившиеся отсканированные фотографии на бумагу, тихо гудя и шелестя новыми экземплярами.

Но он был пришедший — это стало понятно по пальто и мокрым подошвам ботинок. Парсифаль вдруг услышал странные шлепки и тихие рыки, доносящиеся из подсобки. Тогда-то апостол медленно, но стремительно подошёл к проходу и аккуратно заглянул туда. Он мог видеть в темноте гораздо лучше человеческого взгляда, потому не заметить эту картину он не мог. Большой набухший мышцами в нескольких местах порабощённый яростно насиловал всё ещё живого мужчину, держа свою жертву в полусогнутом состоянии. Каждое проникновение сопровождалось дрожью жертвы, ведь на более красочную реакцию бедняга уже был не способен. Более того, насильник ему намеренно вывернул руки, больно сжал торс чуть ли не до перелома позвоночника, а затем, насилуя, наполнял тело мужчины едкой жидкостью, которая, скорее всего, выжигала кишечник и проникала из-за позы дальше в органы. Рядом с ними висел также живой мужчина в пальто, которому раздробили ноги и пригвоздили железной трубой к платяному шкафу, заставляя лицезреть подобное действо с первых рядов, хотя, судя по заплывшему взгляду, стало понятно, что из-за потери крови и боли он мог вот-вот либо потерять сознание, либо вовсе умереть.

— Ты, — сказал Парсифаль, войдя в комнату. — Ты. Ты тот отец. Отец Сюзанны.

Порабощённый остановился, едва услышав имя. Он повернул голову в его сторону и глянул пожелтевшими глазами на апостола. Его лицо было обезображено несколькими носами, которые срослись воедино, но расползались по щекам к подбородку, как подтаявшее мороженое. Принюхиваясь, он вмиг разочаровался в запахе и продолжил двигать бедрами, уже разрывая задний проход своей жертвы.

— Ты чувствуешь её. Её запах. Ты чувствуешь запах. Слышишь запах… Ощущаешь запах.

Порабощённый вновь остановился. Он не понимал, что имел в виду Парсифаль, потому ждал дальнейших слов апостола.

— Но ты не понимаешь. Не знаешь. Не можешь определить, где она. Запах… разделился. Рассеялся.

Порабощённый освободил жертву и просто оставил его с поднятыми кверху бедрами, а сам встал на ноги и полностью повернулся к апостолу.

— Сю-ю-юза-а-анна… — простонал гигант, принюхавшись ещё раз. — Где…

— Он, — указывая на жертву гиганта, говорил апостол, — касался… касался её. Взял часть запаха. Да?

— Сюза-а-а…

— Ты запутался. Заблудился. Я помогу тебе, — Парсифаль медленно подошёл к нему.

Не обращая внимание, что с полового органа порабощённого стекала едкая белая жидкость, апостол протянул к его носам левую руку. Момент — и пальцы засветились ярким светом, ненадолго освещая его искорёженное лицо. Управляемые струйки святой воды окутали ноздри, а затем проникли внутрь, пока сам гигант смотрел ровно в глазницы короны Парсифаля и смиренно ждал. Он принимал это без капли сопротивления, хотя, очевидно, было больно и неприятно, видимо, надеясь на какую-либо помощь со стороны апостола. И гигант его получил. Когда святая вода вернулась к пальцам Парсифаля, носы начали чувствовать запах гораздо острее и более чётко.

— Тебе надо искать. Всё равно искать. Но так легче. Взамен… — апостол провёл пальцами правой руки по груди порабощённого. — Ты приведёшь меня к ней.

На груди остался чёрный маслянистый след.

— Сюза-а-а-анна? — он поднял голову и принюхался. — Где ты?..

Апостол подошёл к живому пригвождённому магу. Он смотрел на его мучения и агонию, но никакого сожаления с его стороны не следовало. Наоборот, Парсифаль с характерным хрустом вытянул правую руку и прижал ладонь ко лбу мужчины. Чёрная плотная жидкость начала впитываться в кожу, причём так легко, словно никакой плотности и не было. В конечном итоге мужчина через некоторое время начал заливаться маслянистой субстанцией, буквально захлёбываясь ею со всех щелей. Она реками текла изо рта, глаз, носа, ушей, даже со стороны паха и ягодиц, разрывая всяческую щель до небывалых размеров. Не прошло и десяти секунд, как забитый жидкостью человек скончался, а его кожа почти полностью почернела.

— Каратель?.. — задал себе вопрос Парсифаль. — Опасные. Враги. Должны… Обязаны скоро прийти.

И правда, вскоре в коридоре послышались несколько пар шагов. Парсифаль обернулся на порабощённого и тут же приказал:

— Беги.

А тот сразу послушался: прыгнул в окно и без проблем приземлился с третьего этажа, тут же побежав прочь. Сам Парсифаль вышел в основную комнату и встал у окна, смиренно ожидая новых гостей. Каратели, только услышав звуки разбитого стекла, сразу ворвались в офис и увидели апостола.

— Культ? — прошептал себе под нос один из них.

Они были готовы начать битву.

* * *

Студентов заселили не в сарай, как думалось Мише, а в нечто сродни презентабельному отелю, где каждая комната не уступала по престижу номерам для богатеев. Конечно, никакого шика там не было, но самое прекрасное было как раз-таки в удобстве и качестве исполнения даже простого интерьера. Внутренний перфекционист затрепетал: всё стояло на месте как влитое! Две кровати, расстояние между которыми — в лучшем случае три метра, были застелены так, словно их подготовили для рекламы постельного белья или мебели, но особенно понравился зелёный плед, который, кажется, весил чуть ли не пять, если не более, килограмм — в нём захотелось утонуть. Ниафель, кстати, разделяла восторг Миши, но изо всех сил пыталась не показывать этого чувства. Однако эльфийка прошла вглубь комнаты и с радостью уселась на свою кровать слева, пока «коллега» внимательно изучал остальное. Окно между кроватями несколько выбивалось из гармонии «всего-типа-на-месте», ибо металлическая обтянутая плотная белой тканью ширма стояла как раз между кроватями, служа разделителем личного пространства жильцов. Сейчас она была сложена.

Ниафель и Миша не разговаривали. Он боялся заводить хоть какую-то тему из-за возможных упрёков и издевательств, а она банально не хотела. Или хотела, просто не знала, как поддержать. Он смело считал, что эльфийка так себя защищала, путём оскорблений и издевательств отгораживая от себя всяческих незнакомцев. Вспоминая ту фею, Миша предположил, что такое поведение направлено на всех. Новоиспечённый партнёр для спецзадания так удручал, что Миша в результате решил проверить ящички прикроватной тумбочки, стоящей у «ног» кровати. Как ни странно, но там лежали пустой дневник и пара карандашей.

— Вещи завезли… — случайно проговорил свою мысль вслух тот, одобрительно закивав.

Он осмотрел свой шкаф, где также на вешалках висела спортивная форма, зимняя академическая одежда и ещё несколько вещичек на личные нужды по типу трусов. После же хотел сходить в ванную комнату, которые выделялись на каждый дуэт по отдельности, но появившиеся верёвка остановила его и немного дёрнула назад к эльфийке.

— Так ты ещё с деменцией? — сказала эльфийка, спокойно разлёгшись в верхней одежде на кровати. Хоть обувь сняла. — Не дальше пяти метров, напоминаю.

— Помню я, — вздохнул он. — Почему меня дёрнуло, а не тебя? Ты ведь легче меня.

— Это не простое заклинание скрепления. Высшее качество — тебе не понять. Кто отходит от заявленного расстояния — тот и должен вернуться в пределы. Алексей Николаевич мастер в этом.

— Заклинания… Не понимаю я их.

Миша только сейчас заметил, что комната была довольно большой, в меру, конечно, но с заметным уютом.

— Боевые маги всегда такие тупые? Если для вас заклинания — это лишь способ прибить противника кристаллической магией, то для нас — сложнейшая наука, благодаря которой вы, бестолочи, сможете выжить. А вообще, и боевые маги должны владеть сложными заклинаниями, но тут мне не повезло.

— И чем помогают маги поддержки? — провоцировал её Миша, скрестив руки на груди, когда уселся на кровать.

— Как минимум, исцеление, — махнула рукой эльфийка, уже считая это за доказательство. — Без меня, дурачок, ты быстро иссохнешь, как лужа в пустыне.

«С исцелением я лучше справлюсь, зазнайка», — пробурчал Миша про себя.

— И ты умеешь исцелять? До какой степени?

— Прости, аутизм не лечу. А так переломы, режущие раны, синяки и так далее. Это умею.

— А яд выводить?

— Ты дурак? — она аж поднялась с лежащего положения в сидячее. — Это уровень пятого курса.

— Вот оно что… — с весёлой улыбкой кивнул Миша.

— Ты что, не признаёшь мои способности?

— Я их ещё не видел. Увижу — сформирую мнение.

— Готовься ахать. Я, между прочим, третья в группе по таланту.

— То есть не первая, да?

— Ну не раскрывать же свои способности так вот сразу, — парировала Ниафель и пафосно напялила на голову шляпу. — Поступательно. Ты вот сразу хвастаться силой начал. Показушник?

— Я сам не хотел, — признался Миша. — Но неважно. Это так плохо?

— Не люблю хвастунов, — нервно заявила та, а затем прервала разговор.

Миша пытался её вывести из равновесия, но такие лёгкие приёмы для неё оказались мелочью. Но он никак не ожидал, что Ниафель не понравится сам факт хвастовства Миши, словно для неё это чуть ли не ужасный поступок. Так в комнате нависла угнетающая тишина. Эльфийке-то было без разницы — она решила полазить по своим тумбочкам и шкафам — а Мише было не по себе. Он не верил, что мог бы с ней поладить. К большому счастью, тишина быстро разбавилась самой лучшей девушкой на свете. В комнату без стука ворвалась Ксюша, гордо распахнула двери и заявила:

— Нашла банду!

Ниафель чуть не подпрыгнула от такого вторжения, но случайно споткнулась о кровать и плюхнулась на неё. Ксюша тем временем по-солдатски комично прошагала к одногруппнику и оценивающе осмотрела всю комнату. В её компании была девушка-эльфийка среднего роста, имеющая необычные яркие бирюзовые волосы, что не шли к её лицу: оно было тихое и слегка застенчивое.

— Миша, — говорила Ксюша, схватив того за плечи. — Я нашла тебя с первого раза! Я молодец?

— З-запишись в следопыты…

«Как неловко! Слишком близко!»

— Это значит «молодец», поняла. О! А это твоя пара? Как милая, увувуву! — Ксюша аж заискрилась от умиления. — Как тебя зовут?

— Милая? Протри глаза, ты… — но её прервала та же Ксюша.

Она тотчас подавила закрытость эльфийки и начала расспрашивать буквально обо всём, причём иногда рассказывая о Мише, насколько он там прилежный, вежливый, добрый и вообще джентльмен. Новый пиар-агент Миши так поразил Ниафель, что она ушла в транс от обилия информации. Он её понимал, ещё как понимал.

— А как тебя зовут? — Миша решил поговорить с партнёром Ксюши.

Её зелёные глаза не горели дружелюбием, но никакого отвращения или отстранённости к Мише в них не прослеживались. Кажется, бирюзововолосая эльфийка была даже вежливой, ибо ответила она на вопрос крайне любезно:

— Здравствуй, меня зовут Руети, но можешь просто Ру. Рада знакомству с тобой.

— Михаил, можно Миша.

— Я помню тебя. А-ранг, верно? Ты хорошо показал себя в тот день, я впечатлена.

— О-о-о-о-о-о, — Ксюша активизировалась, посчитав в их разговоре задатки чего-то большего. — Это я удачно пришла.

— Для тебя и «спасибо» будет знаком романтики, жвачка розовая? — не поняла Ниафель, отталкивая от себя прилипшую в объятия Ксюшу. — Отцепись!

— Хотела бы, чтобы я тебя отпустила — сразу бы воспрепятствовала, но тебе ведь понравились мои обнимашки!

— Она ведь даже тебя не знает… — Миша даже пожалел её.

— Я к незнакомцам так не лезу, а, ну и к малознакомым. Но! Тут я не выдержала… Погодите… — теперь Ксюша точно посмотрела на Мишу. — Тоже хочешь?

— Нет!

— Она и меня обняла при первом знакомстве, — с огорчением добавила Ру, скорее принимая такую особенность партнёра. — Но признаю: так нежно меня ещё не обнимали.

— А то, я в этом мастер, — с гордостью сказала Ксюша, наконец отстав от Ниафель. — Осталось найти Алисочку…

— Зачем? — не понимал Миша.

— Как зачем? Обнять!

— Лучше не стоит… Врежет.

— Любовь не бывает без жертв, — с поднятым большим пальцем вверх заявила та. — Сегодняшний вечер станет вечером обнимашек.

— Что с тобой? Заболела? — заподозрил Миша, на всякий случай отодвигаясь ближе к подушке.

— Я? Нет, почему? Просто очень-очень рада. Всей группой в одном здании живём. Как же круто, по-молодёжному! А ещё я хочу за это время помимо спецзадания сблизиться со всеми здесь людьми. Даже с Андреем Павловичем! Кстати, где он?..

— Я бы на его месте сбежала… — сказала Ниафель, до сих пор чувствуя себя неловко.

— Не сбежит. Мы эксперты искать людей, да, Рути?

— Рути? — та аж выпучила глаза. — М-может, Руети?..

— Рути.

— Руе…

— Рути.

— Рути так Рути, — Ру почему-то смутилась.

— Кстати, — вновь переключилась Ксюша, бегая по темам, как призывник по медкабинетам, — вы слышали, что для спецзадания привлекли офицера Ордена Красного Креста? Говорят, красивая, но жуткая женщина!

— В чём же проявляется моя жуть? — вдруг раздался знакомый женский голос со стороны двери.

Александра Попадюк собственной персоной заявилась к Мише, солдатской ровной походкой войдя в комнату, предварительно постучав по открыто двери.

— Простите, — застыдилась Ксюша. — Я не знаю. Вот…

— Тогда не следуйте слухам, если не видели меня своими глазами, — офицер то ли отчитала её, то ли в шутку сказала умную мысль — в любом случае, особый акцент на этом она не делала. Вместо этого она подошла к Мише: — Мы вновь встретились.

Симонов посмотрел в её глаза с очевидным недовольством. Всё абстрагирование от политической жизни только что ушло в мусорку, и теперь Александра открыто показывала всем остальным, что Миша имел чёткие связи с красными. Это, конечно, было и так очевидно, но так явно он не хотел показывать.

— Вы знакомы? — поинтересовалась Ксюша. — Ого.

— Мы? Не скажу. Знаем имена друг друга, а на этом всё.

— Так ты с красными связался? — агрессивным тоном спросила Ниафель. — Хорошая крыша.

— Крыша? Я не…

— М, эльфы… — цокнула затем Попадюк, даже не смотря на них. — Ничего нового. Равенство же.

— Что ты имеешь в виду, шрамированная стерва?

Провокация со стороны Александры было куда успешнее, но дело, очевидно, было в принадлежности офицера к нелюбимым Ниафель красным. Занимательно, что Ру не выдавала никаких чувств по отношению к ней, хотя — Миша заметил — изо всех сил старалась подавить внутри себя раздражение.

— До сих пор обидно за Пепельные пустоши? Наша политика удручает?

— Это геноцид, — отрезала Ниафель, встав с кровати и гневно засматриваясь в глаза Александры. — Бесчеловечное истребление.

— Никакого истребления никогда не было. Пустоши ведь не зря называют также Дикими пустошами. Ваша неорганизованность и первобытная агрессия вызывают много проблем у конфедерации. Наш Орден делает всё, чтобы урегулировать ситуацию в пустошах и принести на земли мир и спокойствие.

— Карателей также свободно отправляете? Ради кровавого мира? Сплошное лицемерие.

— Хватит политики, — внезапно прервала тему Александра, отвернувшись от неё. — Мы в академии. Не нарушай правила.

— Я не закончила…

— Не создавай себе проблемы, — после же офицер обратилась к Мише: — Сегодня на Рапировском шоссе подают вкусные воздушные пончики. Сходим туда как-нибудь?

Если для Ксюши это было чуть ли не вызовом на свидание, то для Миши — зашифрованным сообщением о том, что в ближайшее время надо совершить точечный удар по противнику, то есть в пределах спецзадания необходимо найти культистов и ликвидировать. Собственно, Попадюк прибыла сюда по такой же причине, призывая Мишу к активным действиям. За столь короткое время тому следовало убить одногруппника, причём так, чтобы на него не попали никакие подозрения.

«Не бывать спокойной жизни», — подумал Миша и тягостно вздохнул.

* * *

Парсифаля направленным сгустком огня вышвырнули через окно на улицу, хоть он толком никак не сопротивлялся. Так, собственно, и свалился на снег, ударился о землю, но даже не пискнул от полученного урона. Его железная невозмутимость не являлась терпением и выдержкой какого-нибудь воина, готового перенести всякое повреждение на себе ради концентрации на бое. Дело в том, что апостол совершенно не чувствовал боли, оттого свободно разлёгся на снегу звёздочкой и смиренно ожидал новой атаки, не беспокоясь о последствиях. Дегтярёв тормозить не стал: выпрыгнул из окна и без сомнения налетел на Парсифаля, держа кулаки вместе и окутывая их ужасающе плотным огнём. Как только до поверхности оставалась пара метров, он дал реактивную кристаллическую тягу на ноги, сделал виртуозное сальто и подобным образом ударил заряжённой атакой по лежащему противнику. От вспыхнувшего пожарища снег вокруг быстро растопился, а асфальт даже потрескался, опалившись до такой степени, что стал мягким, как слоёный торт.

— Получай, тварь, за моих товарищей! — рявкнул Дегтярёв, не желая дожидаться рассеивания пламени и огня.

Каратель наоборот решил усилить поток огня, словно бы показывая ему всю свою адскую ярость. Однако сколько бы жар ни длился, Дегтярёв так и не коснулся Парсифаля, а понял это неимоверно поздно: лишь после окончания собственного слепого гнева. Только тогда он заметил, что апостол преспокойно стоял в десяти метрах от него и безэмоционально глядел на получившийся спектакль, как эдакий заскучавший зритель, которому подобная экспрессия не понравилась. Это взбесило карателя донельзя.

— Шутки шутишь вздумал? Весело тебе, да? — негодовал он, угрожающе опалив свои пальцы-«спички». — Я расплавлю твою корону, тварь.

— Прошу, успокойся, — раздался голос Кондратьева.

Валентин Ильич элегантно приземлился рядом с товарищем, воспользовавшись нитями, как удобным канатом. Его взволнованное лицо давало понять: он опасался апостола, видимо, понимая, что враг был далеко не простым.

— Ему нельзя дать уйти, — продолжал гнуть свою линию Дегтярёв, — мы обязаны его убить до тех пор, пока нас не обнаружили.

— Кто ты такой? — а вот Кондратьев захотел поговорить с ним.

Апостол лишь слегка наклонил голову набок, не воспринимая никакие действия карателей всерьёз. Он показательно отвернулся от них и направился по переулку подальше от буйных оппонентов. Естественно, это не устроило Дегтярёва, который на реактивной тяге рванул к нему и кулаком попытался зарядить прямо в затылок ужасающим пламенем. Однако он увидел перед собой лишь чёрный-чёрный дым, который быстро отлетел в противоположную от рывка карателя в сторону, а затем вновь материализовался в апостола. Так Парсифаль оказался прямо за спиной агрессивного врага, уже протягивая к нему правую руку.

Крепчайшие нити хлыстом отгородили того от попыток коснуться Дегтярёва, заставляя сделать пару шагов подальше, а затем проскользили по земле — при этом разворошив снег — чётко по направлению к Парсифалю. Они прошли мимо него из-за треклятого дыма, создающуюся даже быстрее скорости движения нитей. Так вот просто апостол сменил агрегатное состояние с одного на другое, совершенно не чувствуя дискомфорта. Когда неясное чудище посмотрело своими пустыми глазницами короны, Валентин Ильич почему-то замер от страха. Оказывается, то самое уклонение от нитей — лишь игра. Или издёвка — как посмотреть.

— Да кто ты такой? — паниковал Кондратьев, сглатывая накопившуюся слюну.

Дегтярёв пошёл ещё дальше: он вынул из кармашек треугольные кристаллы и бесцеремонно швырнул под ноги врага. Так и не отойдя, он щелчком пальцев выпустил всю энергию огня из кристаллов. Огненный всплеск бухнул на всю округу, яростными языками начав очернять стены зданий, выбивать окна и растапливать снег, одним только жаром создавая неимоверную угрозу жизни даже для самого Дегтярёва, имеющего превосходную сопротивляемость к собственному огню. Внезапно черный дым взлетел ввысь, перенося весь урон, сформировал кое-какие формы огромной птицы-вестницы смерти и с завидной скоростью направился к Кондратьеву.

Валентин Ильич понимал, что не успел бы блокировать такое пикирование. Заклинание оборонного типа — не его конёк, а нити не способны создать что-то довольно большое по площади. Тот максимум, который он имел, был недостаточен. Кажется, в тот момент парень даже смирился с тем, что чёрная птица его поглотит, разорвёт или безболезненно остановит сердце — неважно, результат в любом случае был наиболее ожидаемым. Но она пролетела мимо него, как подобает дыму, и просто зависла за спиной Кондратьева. Апостол снова обрёл свою твёрдую форму. Как раз к этому моменту времени огонь начал рассеиваться, а из него вышел раздражённый Дегтярёв.

— Для него мы лишь помеха. Так ты думаешь, а? — не унимался он, подкидывая и ловя пару кристаллов-треугольников. — Ты явно нас недооцениваешь.

— Помолчи, — уже умолял его Кондратьев, смотря в пустые глазницы апостола. — Кто ты?

Парсифаль, посмотрев в сторону третьего этажа, медленно — дабы не испугать — поднял левую руку и сжал кулак, который сразу засветился ярким светом. Карателям аж пришлось отворачиваться, чтобы просто не ослепнуть, однако совсем скоро всё прекратилось. Конечно же, апостола и след простыл.

— Убью! — рычал Дегтярёв, чуть ли не швырнув кристаллы на землю. — Позор!

— Что он… — Валентин Ильич решил глянуть на третий этаж.

И не прогадал. Из разбитого окна вылез их товарищ, что был в подсобке, и, держась за раму, посмотрел забитыми жидкостью глазами на них с таким гневом, что, казалось, его убили они, а не кто-либо другой. Оживший мертвец пытался что-то сказать, рявкнуть, простонать — вообще издать звук, но вместо этого изо рта начала течь субстанция, очерняя и так чёрный из-за кожи подбородок. Кондратьев столько оттенков цвета не знал до сего момента, пока не увидел воочию. Тем не менее, наличие функционирующего мертвеца было фактом не из приятных. Вскоре он оттолкнулся руками от рамы и начал падать на Дегтярёва, в воздухе создавая между пальцами железные иглы. Уклониться от атаки калеки не представляло сложности, но видение магии убитого товарища сильно сыграло на морали, отчего мертвец воспользовался случаем и выпустил пару-тройку игл в увернувшегося Дегтярёва. Несколько из них вошли в плечо, а остальные улетели в молоко благодаря его реакции. Валентин Ильич окутал нитями руки мертвеца и свободно откинул в стену здания, впечатав лицом в бетон так сильно, что послышался звучный хруст черепа. В результате мертвец свалился рядом, не подавая больше никаких признаков жизни.

— Да что за чертовщина тут происходит? — кряхтел Дегтярёв. — Это Культ? Откуда у них такой сильный…

— Не думаю, что Культ, — почему-то решил Кондратьев. — Но всё возможно.

— Мы все в жопе, да?

Мертвец забурчал и задвигался. Это вынудило Дегтярёва запустить сферу огня в недавнего товарища, дабы окончательно сжечь беднягу и избавить от страданий.

— Только тёмные маги могут воскрешать мёртвых, — не понимал Дегтярёв. — Но даже крутой тёмный маг не может так себя вести в бою… Некромант, да еще неуязвимый. Это бог?

— Может, он не маг. Мои нити блокируют ману врага, каким бы сильным он ни был. В какой-то степени да заблокирует. Но он не получил никаких проблем. Более того, мои нити даже не коснулись его… Это точно не маг.

— Неужели порабощённый?

— Осмотрим квартиру и избавимся от следов, пока не поздно. Необходимо доложить в срочном порядке командиру.