От Горшка два вершка (джен)

Ну пропадать или не пропадать, а убедиться сначала надо. И Горшенёв старательно и аккуратно вытягивает из кармашка Андро и осторожно укладывает на свернутое в несколько раз полотенце. Благо тех по райдеру вокруг валялось несколько десятков. Если их все использовать, то выйдет, что группа напотела на целую бочку точно! Да, Миха чувствует, что вот-вот *бнется от всех этих треволнений, поэтому отвлекается на всякую фигню... Хотя не следовало. Надо как-то Князя реанимировать, ё-моё.

Тот хоть и бледный весь, как гриб-поганец, но совсем уж тряпочкой безвольной не выглядит. По крайней мере, Миха его не раздавил — внешне цел. Ни синячка... Хотя те надо с лупой высматривать, опять же, а заметные, считай, сразу хана, м-да. Но их нет — и это радует. Правда, всё это перекрывает то, что Андрей весь мокрый как лягух (может, сжарился?!) до нитки, лежит себе расслабленно с закрытыми глазами и на окрики не реагирует. И непонятно даже: живой или уже всё... Только был человек и нет его. Только видимость осталась, что ещё что-то исправить можно, ё-моё?!

Ну и чё теперь делать-то? Паника всё же прорывается, затапливая сознание. Руки опускаются, мысли перебивают одна другую. Дыхание проверить, или что? Миха вздрагивает. Наклоняется близко-близко, но, кроме собственного, рвано колотящегося сердца, ничего не слышит. Так, страх подстёгивает, и мозги со страшным выхлопом включаются. Просовывает мизинчик прямо к груди, когда замечает лёгкое движение — едва не обмирает от счастья.

Ну, вроде, дышит. Так что, слава Дагону, искусственное дыхание не пригодится. Да и возможно ли оно? Горшок вдруг очень чётко представил, как он пытается задуть в Князя немного воздуха, а тот вместо этого начинает напоминать рыбу Фугу. Потом в голову бьёт новая мысля — дыхание есть, и это хорошо! А сердце? Как его проверить... Хотя ежели б что с тем было, то и дыхание бы уже распрощалось... Нет, всё же хорошо... Пока хорошо, а может вот прям сейчас какой криз разовьётся, а?

Миха снова бледнеет, чувствуя, как вновь начинает бешено молотить сердце. Ну правда! А если реанимация какая? Это ж он только Андро переломает, бл*. Там не только рёбра, там и позвоночник крякнет от таких нагрузок. За выжить овощем Князь его не простит. Поэтому надо действовать быстрее. Как-то в чувство привести, да и узнать, что конкретно болит. От того и плясать.

Единственное, что приходит в голову — салфетку намочить, да лицо своему — да не важно кому, Андрею, блин — протереть. Пытается обмахнуть сет-листом, нагоняя хотя бы призрак прохлады, но в голову приходит другая мысль... Что такой вот порыв ветра того только ударить может, больше вреда, чем проку.

Раненным медведем мечется — аптечка, тут же должна быть аптечка, да? Не находит. Кто вообще так райдер составляет, а?!

Взгляд падает на какую-то цветочную хрень — не икебану, но корзину полную всего-всего: аромат от неё так и прёт. Ишь, удумали, такое панкам ставить... Хотя может это от предыдущих артистов осталось. Какой-нибудь Иванушка, бл*дь, оставил! Хотя это сейчас кстати.

Мишка его, запах этот, сладковато-приторный, резкий очень, заметил, как только переступил порог. Да не до выяснений было — а чего это хренебода тут делает... Вот и хорошо, что парни не выкинули, ё-моё. Побудет вместо нашатыря. Не долго думая, подлетает, срывает один из бутончиков да растирает между пальцами. Наверняка запах и под ногти вопьётся — и будут потом ржать, что от Горшков цветочками несёт — плевать. Лишь бы помогло!

Чередуя обтирания салфеточкой (хотя проще было бы всего Княже в неё завернуть, а то и вовсе вывернуть вазу с фруктами и устроить там бассейн, должна ж у них в мини-баре найтись просто холодная вода, а? Бежит к холодильничку — ага, держи карман шире: в том остужались пиво и водка... Вряд ли сейчас Андро будет водка не во вред!), подносит получившуюся остропахнущую массу вплотную к мелкому носу, молясь, чтоб хуже не стало. И к атаке на князевские органы чувств (сейчас понимает, в общем-то, что и жар, и звук, и вестибулярка в хлам из-за прыжков) не прибавилась атака запахом.

Но кто-то, видимо, решил над ним сжалиться — срабатывает: друже резко глаза открывает (в тех сильно-сильно зрачки расширены, так, что в бусинках этих почти не виден синий) и чихает. Громко для такого малявочки, аж всем телом сотрясаясь. И ещё, и ещё. Так что Горшок уже начинает опасаться — чихание-то дело опасное, могут сосуды лопнуть, тромб оторваться, и прочие, увы, реальные страшилки произойти... Но и не чихать, когда хочется, ещё опаснее.

Но Княже, вроде, ничего... Прекращает расчихиваться — может, тому причина, что цветочный мякиш он выкинул от греха подальше. А потом его явственно тянет блевать. Аж зеленеет, бледный. Ну, с этим-то уж Миха может помочь — уже почти не трясущимися руками, ухватив за плечи и бедро, тихонько переворачивает на бок, придерживает, давая возможность выплеснуть всё, подпирающее к горлу.

А подпёрло много. Мишке в очередной раз становится страшно. Они и ели-то дома только... В самолёте рейс короткий, а потом не до того было. А Княже всё рвёт и рвёт... Желчь, что ли? А ведь и не разглядишь. Наконец друже попускает. Горшок, чтобы не провоцировать новый приступ, бегом перекладывает его на другое полотенчико, старое выкидывая от греха подальше. На всякий случай он готов снова перевернуть, но тот едва заметно качает головой, без сил распластавшись по махровой ткани.

— Ну, ты как? — спрашивает после того, как Андрея совершенно точно закончило полоскать. До этого в горле ком стоял и всё обрывалось. Вина пришибала, выхода требуя. — Чё, поплохело? — сболтнул глупость, ещё сильнее себя кляня. — Прости, Андро, надо было вообще на стульчике сидеть и не рыпаться никуда. Дурак, расскакался!

— Нет, Мих, — слабо произносит Андрей, так, что приходится наклоняться. — Не помогло бы... Это всё шум, бл*дь. Звуки оглушили, вот как-то т... — он недоговаривает, снова зеленя. Мишка понятливо переворачивает. Вот те и точно! По крайней мере, на этот раз полоскало его недолго и немножко совсем. Но вину это не притупляет. Миха поджал уши. Вот же, блин!

— Такой звук, кажется, будто колонку проглотил... Думал, что совсем всё, с концами сейчас, — продолжил Князь, даже не делая попыток встать, бессильно откинувшись на придерживающие пальцы.

— Чем помочь? — спросил, сгорая от чувства вины, Миша. Вот же, бл*дство-то какое, ё-моё. Тут и их самих-то порой глушило, что, зря, что ли, в наушниках выступают... А здесь, тьфу, бл*!

В самом деле, своими глазами видел в самолёте, что хреноватенько Ушанчику его — закладывало сильнее, чем у полноростных человеков, знал ведь, что слух, видимо, стал очень чувствительный… И думал же уже в театре, чтоб замотать чем ушки… Ага, думал да не сделал. Забыл, ё-моё. Ну вот что за безответственность, а? Ладно, самому обычно на ура прокатывала рассеянность (хотя далеко и не всегда — сколько раз только с восстановлением паспорта бодался!), но тут!

Вот так вот: вынес мелкого туда, где для него по звуку, должно быть, вообще непереносимо… Хорошо, хоть очнулся и разговаривает, слышит его даже, значит, не угробил он перепонки до конца Князю — Мишку пробирает холодом.

Может ли звук убить? А повредить что-нибудь в голове? Наверняка может. Как теперь узнать, что Андрюха хоть и оживает помаленьку — вон, головёнку приподнимает уже — но в ближайшее время каких последствий для организма не наступит? Ну там, аневризма какая или иная бяка, а?! Вот же дурак… Опять ничего нормально сделать не смог!

— Да не знаю, — тем временем отвечает, морщась, Андрей. Ну да, нашёл кого спрашивать — тот сейчас едва ли лучше него соображает. Ладони Миши поползли к телефончику — гугл, помоги, а потом передумал. Ну вот что он там написать может, а?! Как помочь при атаке звуковой волной человеку? А человек этот что, под реактивный двигатель залез и выжил?!

— Ничего, наверное. Тут, типа, время лечит, — тихонько добавил Князь.

Угу. Время лечит… Не всегда и не всё лечит время. Дружбу их вот не вылечило. Два года, почитай, прошли... Что-то не фига — если б не случай этот, то и хрен б его так близко к телу допустили. Лечит, ага, как же, с*ка! Князя обратно в нормальный размер тоже вряд ли вернёт… Хотя, может у заклятия и есть срок годности — дня три, восемь, сто, сто восемь, год, бл*дь, тринадцать лет... Но, пожалуй, верить надо, что хотя бы с простой физиологией справится. И впредь, если, конечно, Андрей не потребует вернуть его жене, быть осторожнее и нежнее, ё-моё! И наушники ему справить, если не выйдет расколдовать быстро!

Поэтому приходится положиться на время, но и не только на него! Хоть что-то и такой дундук, как Горшок, может... Например, обеспечить Андрюхе покой, спокойную атмосферу, без подскакиваний и подёргиваний, ещё и громкость собственного голоса снизив до шепотка, а ещё напоить, наверное, водой…

С последнего пункта и начинает — откручивает крышку от минералки (пусть тёплая — лучше пива, пусть и холодного, для того, кому только что кишки полоскало), да и использует как большую даже не чашку или тарелку, а плошку какую… Или небольшое ведёрко — тут как посмотреть.

Впрочем, после выворачивания Андрею явно необходима вода-то, ибо кроме оглушения (ну а как ещё это назвать? Херакнуло, как есть херакнуло, но не камнем по голове, а звуком!) ещё и тепловой удар, скорее всего, схватил: было всё же слишком душно и жарко в кожанке.

В процессе, правда, облился слегка, пусть и придерживать Горшок помогал, но того всё ещё сильно вело... Да и заблевать немного умудрился и пропотел весь... Однако тут уже Миша может похвалить себя за предусмотрительность — одёжки заячьи он все с собой забрал. Короче, ладно, что взял, точно пачку платков носовых — по объему занятого в сумке места — тож самое.

Так что к моменту истечения обещанных парням тридцати минут (Не то чтоб он засекал, ё-моё, но Ренегат стукнул кулачищем по двери и объявил, что время истекло и что ежели сейчас Миха не отопрётся, он ту вынесет — ибо это ненормально и пугающе, а ещё они потные и злые и в холодильнике пиво заледенело! Последнее уже не Лось выдал, а, кажется, мечтающие добраться до холодильника парни) они более-менее справляются.

Потому-то Андрей, хоть и бледный ещё, но уже не выглядящий почти умирающим, да и явно чуть живее реагирующий (и, к слову, не сопротивляющийся возвращению в этот, наверняка лично для него отпечатавшийся кожаным мешком адский карман — может, на такое сил всё ещё не было, он еле как садиться только начал), надёжно помещён… обратно в карман. Да, именно так. Горшок и сам не в восторге.

Это решение, пожалуй, было самым непростым: даже опуская воспоминания недавние, всё равно не лучшее место, чтоб отдохнуть — всё ж там пропотело и вообще, баня та ещё. Но не в сумку же его, а? В лавине тряпок задохнётся. Нет, на время, наверное, можно, без перемещений, а так, на столе полежать чисто может и полезнее было б даже — мягко, воздуха больше и не влажно — только вот уже Горшку отделить-то себя от Андрея таким способом страшно.

Чувствует, что в этом случае будет сидеть как на иголках и поминутно заглядывать в сумку, охраняя ту от малейшего приближения парней, точно сторожевой пёс кость. А это уже совсем… Точно вызовет ненужные подозрения. Тех и так, поди, витало немало...

Им меньше всего нужно привлекать внимание — картинка распятого с помощью отчего-то обычного пластыря и обёрнутого проводочками и всего исколотого Андрея в какой-то типичной лаборатории (белые стены, металлические столы, куча приборов и так далее) в качестве подопытного и так постоянно мелькает перед глазами. Ну на фиг. Пусть уж лучше не так комфортно будет, зато безопаснее. Надежнее — Миша сам себе обещает, что больше так не оплошает. И вообще, вернутся — проследит, чтоб тот нормально отдохнул. А пока придётся потерпеть... Князю — парилку, ему — пинки от совести.

Да и сам Андрей почему-то, несмотря на явное фиаско со стороны Михи, по-прежнему, вроде бы, доверяет и полагается. И даже не протестует против очередного размещения в привычном месте. Горшок это все проговаривает, повторяя, что, если у того есть вариант лучше, пусть не молчит... Но тот лишь вяло дёргает плечами, а потом кивает. Мише хочется верить, что это не потому, что тот пока ещё слишком слаб для активных протестов и, вообще, телодвижений.

Так что спрятал и, напустив на себя грозный вид, чтоб поменьше желающих общаться было, наконец запускает парней... В самом-то деле, скоро уже и орги давить начнут, что уборщицы освобождения помещения ждут... Не люди те, что ли? Люди. Нельзя так — да и у них всё по времени. Прошли те времена, когда можно было спокойно разносить, правда, потом платить... Сейчас же чётко: во столько-то прибыли, во столько-то убыли, их, вообще-то, уже в другом месте ждут.

А дальше — изумительное на фиг дело — всё идёт как нельзя лучше: парни ведут себя как ни в чем не бывало, бегом бросились — кто переодеваться, кто к холодильнику, не засыпая его вопросами в духе, а что это сейчас было. Лишь Леонтьев осмотрел гримерку на наличие повреждений и, прежде чем осушить своё охлажденное, странно на него глянул...

А так всё нормально — пили, но даже меньше обычного отчего-то. Ну, все, кроме Захара, успевшего и до концерта, кажется, и вообще, конкретно так сегодня прибухнуть — ну хоть сет отыграл до конца и то хорошо. То, что сбивался — фигня: сегодня Мишка косячил раз в десять больше.

Но, вообще, Серёга конкретно так напрягает: пьяный он себя контролирует слабо — какие тут, блин, князья в сумках, а если б занесло его, да свалился на стол? Ну уж нет... С такими кадрами точно никак нельзя расслабляться. Вон, лезет с расспросами, философскими размышлениями, чуть ли не обниматься ( а вот это страшно и опасно — Михе даже приходится того отталкивать, ё-моё! Андро только под пресс осталось сегодня угодить, потому что через все остальное он уже, бедолага, прошёл!) наячивается. И, естественно, весьма так настойчиво на посошок перед вылетом сегодняшнему трезвеннику предлагает. Ибо: "Ну ты чё, Мих, смурной такой — давай напряжение снимать!" — ага, красавец просто... Горшку тоже, между прочим, хочется! Но нельзя, решительно нельзя — не хватало ещё Андрея пропить. Ну или выболтать спьяну. Про задавить, потерять и прочее молчал — это и лосю ясно.

— С этого дня сухой закон! — резко рявкает Миша, конкретно устав от себя отпихивать Захарова, тот, как знал, лапы именно к бочку, где Княже схоронился, тянул. — Задолбало! С вами точно завяжешь только в могиле! Кто выпьет на работе — получит п*зды и билет на свободу, — такое он тоже уже говорил... Раньше. Не единожды. Даже в те времена, когда Андро ещё с ними был. Продержались эти слова недолго. То одного, то другого подшофе ловил, а то и вовсе, с термоска-фляжки попивающих. А тяжело не пить, когда вокруг все не сдерживаются. В том числе и Князь, бл*дь. Противником-то алкоголя перед выступлениями тот, только от него свалив, стал... Ну, ещё на том Нашествии — последнем их — трезвый и злой был, да. Эх... Но сейчас-то ему долго и не надо. Насколько-то их хватит же! А там и он помрёт — творите, что хотите. Хоть бочку на сцену закатывайте.

Но само построение сорвавшейся с языка фразы и выставившиеся лица заставляют вспомнить и ещё один гадкий момент. М-да, проворачивается жизнь-то: назвать игру в группе работой — эк его протрепало. Ну а что, не правда, что ли?! Правда... Но обжигает не меньше от этого. Прям огорчает: музыка быть должна творчеством, потоком огня, стремлением унестись в космос к звёздам, а не коммерческой бытовухой и рутиной с условностями, на бумажках важных юридическим языком изложенными. Но, кажется, этот момент — превращение из творчества в работу, буйного пламени в запертую лампадку — он уже тоже в один момент безнадёжно прозевал. Может, поэтому и так отвратно теперь бытие.

— Себя тоже, в случае чего, на свободу отправишь? Ну, как снова развяжешь? — внезапно недовольно интересуется Пор, демонстративно пиво допивая. — Или только других касается? — ну да, раньше Миха так жёстко про до свидание не говорил. Другую мерзкую вещь выдумать предлагал Вахтанг ещё, кажется: мол, поймали тебя с крепче кефира чем — на штраф, рублем воспитывать... Но Горшок тогда заартачился, так, разговоры-уговоры водил, бычил и скандалил. А реального рычага не делал. Махарадзе на это головой качал. А сейчас вот тоже... Поверили разве ему мужики... Нет, конечно, ё-моё. А у него самого хватит реально духу угрозу воплотить? И этого Горшок тоже не знал...

— Всех! — Миша с трудом удерживается от желания закатить глаза, досадуя на дурацкие подъ*бные вопросы... Ну, выгонит он сам себя, куда остальные-то денутся? Будет ли Король и Шут без него? Отчего-то нарисовалась ситуевина, где Лось — главный в Короле и Шуте, платит и ему, и Андро авторские, а сам Горшок назвал своё проект Горшенёв, где последняя "в" прям как победа — V латиницей... И катает параллельно — тот же, м-да, материал... И что, пойдет на них, что ли, кто? Он-то других музыкантов найдет — и без лого Шута, и без названия. Он сам себе бренд, ё-моё!

Да, конечно, Миша думал, что парни продолжат выступать после его отъезда на поезде в вечность, но там была бы вынужденная необходимость, превратность судьбы, так сказать. И вообще, там его в конкурентах не было б! С другой стороны, это он сейчас бахвалится, а сам-то, как Андро б не смог. Привык он уже Королём Шутов быть и отказываться не собирался... Не знал бы, наверное, что и делал, коли Князь засучился бы и не дал ему катать под прежним флагом. А ведь мог по судам затаскать, крови попить... Почему-то понимает он это только сейчас. Когда начал фантазию разгонять... Ну не, ёлки!

Да и не смог бы, наверное, Горшок серьёзно выгнать за пьянки... Ну, скажем, того же Пора. Привык он к нему. Со школы вместе. Вот Балу... И то, жалел теперь. А Щиголева — нет, точно б не попросил... И вообще, не мог нормально представить себя отдельно от группы, которой отдал всё, всю жизнь почти… Не получается. Опять же, пару лет назад он и их с Андрюхой отдельно не представлял — а оно вон как получилось. Вот и оставалось досадовать на всех и вся, в том числе и на собственный несдержанный язык: сп*зданул — придётся отвечать, ё-моё.

— Ладно, парни, брейк, — влезает Лось ретивый, реально отложивший пиво и предупредительно на всех посмотревший. — Мих, мы поняли, ок. Здоровье тебе надо подправить. Поддержим — не алкоголики же мы какие.

Правда, то, как Сашка при этих словах поглядывает на Захара, делает последнюю фразу несколько угрожающей. Будто прям сейчас выгнать хочет, пользуясь моментом, м-да. Неизвестно, чем бы всё кончилось — полыхающее раздражение-то у Мишки никуда не исчезает, ведь он резко вспоминает и про козни-интриги, что тоже внесли свою лепту в превращение творчества в ремесло обычное... Однако в этот критичный момент на разгорающийся огонёк заглянула одна из девочек-организаторов:

— Михаил Юрьевич, — с порога затараторила она, явно стремясь поскорее покинуть весьма накалённую обстановочку, — там журналисты интересуются, не ответите ли вы на несколько вопросов.

— Скажи, сейчас буду, — Горшок, вообще-то, предпочёл бы дел с этой братией не иметь, но из двух зол выбирают меньшее — сейчас атмосфера в гримёрке напоминала грозовую тучу: вот-вот шибанет. А нести пургу он умеет профессионально. Как-нибудь отбрехается... Может, и не прознали ещё толком про Андро-то!

* * *

Держи карман шире! Вообще, и впрямь бы следовало... Так бы Княже хоть проветрился — но палевно, ё-моё... Особенно, когда тебя на камеру снимают, пусть и полупрофессиональную. Так что о своём поспешном, на эмоциях принятом решении покинуть теперь уже кажущуюся уютной гримёрку, Миша пожалел уже на третьем вопросе. Да, начали за здравие — бла-бла-бла, отличный концерт (а то, что фронтмен и басист косячили направо и налево опустим, да?), какие у вас творческие планы, собираетесь ли дальше идти по стезе театра или же в шапито завернёте, что там, мол, с Запашными у вас мутится... А кончили реально за упокой... Княжеский:

— Михаил, скажите, как вы можете прокомментировать слухи об исчезновении Андрея Князева? — и так улыбается ещё... у-у, змея юная! Жареного захотела!

А ведь ей вторят. Их там, увы, собралось — несколько изданий... Точно не из-за рядового, пусть и столичного концерта. Кровь почуяли — вот и приплыли. Да ё-моё, что ж вы так сразу-то лезете в душу? Хотя, когда было по-иному?

— А никак, — бросает делано равнодушно, надеясь, что от него отстанут. Если не уцепляться за брошенную кость — должно прокатить. Наверное. — Зачем мне комментировать слухи?

— Говорят, что всё серьёзно и полиция приняла заявление. Если не стали ждать трёх дней, значит, имеются основания! — вмешался уже парень. Горшок же поморщился, глядя на них с видом "и чё?", но отставать те не желали, эстафету подняла уже более старшая дамочка, в отличие от остальной полустажёрной молодежи:

— Вы долгое время вместе творили, неужели вам нечего сказать? — ну, вот что значит, акула, что ни одну звезду схряпала с хрустом... Ё-моё, сразу чувствуется вопрос с подвохом, загоняющий в патовую ситуацию. За все годы прожарки он научился чувствовать такие вопросы, а вот правильно выруливать из них — нет. Как и сдерживаться. Такие вот очень дрянные пироги... Беспомощно оглядывается — нет, спасать его и выруливать Лось ретивый не вышел. Блин, вот когда не надо — тот рад покрасоваться, а тут... Жопа, одним словом. И Андро, хоть и рядом, но его не спасёт, тему переключив грамотно на какие-то неведомые дали.

Миша лихорадочно размышляет, это, ё-моё, хлеще шахмат, которые никогда особо не любил — тут каждое слово может быть использовано как в суде сериальном против него. Это игра на чужом поле, где противник, заманивший в ловушку, чаще всего уже продумал всё на два, а то и три шага вперед. Всё, что не скажешь — вывернут, переврут и выставят на всеобщее обозрение. Ещё и картинку равнодушно-растерянную приложат.

Да к тому же есть и ещё один важный нюанс. Ага, тот самый, что помочь никак не может, скорее, наоборот, сильнее нервирует его наличие. В маленьком кармашке с очень чувствительными, пусть и пострадавшими ушками. Захочет — не сможет не услышать, блин. А ну как загонится опосля чем? Всё ж это только внешне Андро относительно спокоен и держится огурчиком (подвявшим, правда, сегодня!), но Миша-то понимает, что не может тот не переживать в своём состоянии. Да и прорывается это иногда, никуда от этого не деться. Маленьковость и беспомощность сложно игнорировать, как и явные неудобства и косяки самого Горшка. А сейчас выходит, что это стрёмное физическое состояние может дополнительно усилить впечатления от слов, которые Горшок никак не мог нормально подобрать.

— Думаю, это не моё дело, — всё ещё пытается уйти от ответа. В общем-то, уже сказанув, понимает, что дело — швах, вот так, с*ка, да: стараясь не дать повода прикопаться, закопал себя глубже некуда. Бл*дь, в конце концов надо научиться сначала в голове продумывать, что выдаёшь в эфир! Полезно во всех сферах, не только в общении с прессой острозубой и заточенной выуживать. Мишка-то имел в виду, что не его дело как-то додумывать и гадать, раз не фига неизвестно толком, куда там исчез Андрей, а подумают, скорее всего…

— Вы хотите сказать, что вас совсем не волнует это происшествие? Вас не интересует судьба Князя? — да, блин, именно так, как не надо, они и поняли. С*ки! А может быть, поняли всё правильно, но продолжают клевать специально, надеясь вывести на эмоции. Что ж, на эмоции уж точно вывели — злость и раздражение на всех, а главное, на самого себя, снова закипают внутри.

— Всё, на х*й, допрос окончен, — махнув рукой, пока не перелились через край все чувства, уходит, а вслед ему доносятся призывы не бежать и ответить... Вот ведь, гады, как заворачивают: а не собирается ли группа Король и Шут, как-то помочь в поисках, всё-таки Князев — автор большей части их текстового материала. Охренели! Требуют на слухи официального заявления!

Довели, ей-богу, проклятые. И по фиг, что понапишут! И хуже писали. Ну, побудет он чёрствым эгоистом, которому на Княже плевать… Главное, сам Горшок знать будет, что не плевать. И Андрюха знает… Тут Мишка резко останавливается, точно на стену напарывается: а точно ли тот понял, как надо? Или, бл*дь, услышал и захотел услышать то же, что и пишущая братия?

К сожалению, времени проверить мелькнувшую догадку, да и хоть как-то проговорить-объясниться просто не хватает. Его уже сцапали за белы рученьки, держа в руках манатки и толкая в сторону автобуса.

— Мих, ну ты чего? Ехать же пора! — внезапно чуть ли не налетает Ренник.

Миша непонимающе уставился на него: это вообще какое-то бегство практически, никогда они концертную площадку с такой скоростью не покидали. Куда, на фиг? Он и так всех тем перерывом на реанимацию задержал... Всегда ж долго копались, а тут что — как пить запретил, так сразу резко все поспешили? Да ладно уж... Сегодня б допивали, на фиг. Все равно уже подналитые. Куда нестись?! И не то чтобы это не отвечало сейчас его, точнее, их с Андро планам — надо же найти поскорее гадину, но это всё неожиданно слишком.

— Сам же хотел, чтоб мы сразу же вернулись в Питер, — правильно считывает его взгляд Лось. — Настя аж в мыле вся бегала, чтоб билеты поменять. Забыл?

Ну да, ну да — теперь Миша смутно вспоминает, как в тот день, когда Андро уменьшился, он у Агаты препирался-торговался с Леотьевым, что нах ему этот концерт и вылет сдались. И да, они в итоге пришли к компромиссу: концерт состоится, Миша на нём будет, но вылетит позже и… Они должны сразу же вернуться назад.

Это было его, Михино, условие, которое теперь кажется чрезвычайно, бл*, несвоевременным и неуместным. Неудачным — во-первых, Андро сегодня уже испытал две перегрузки, как повлияет третья? Непонятно… И поговорить не успеют с Андреем. Эх, вот уж точно: знать бы где упасть… Но и отменять всё нельзя — парни его тогда просто живьём сожрут и правы будут: с такими-то отменами-заменами пляшущими по нескольку раз на дню... А если Князь не выдержит и помрёт? Мысль обжигает, но ведь и с гостишкой, и с билетами новыми не всё так просто... Сам-то он на нуле почти... Чтоб выкрутасы отмачивать. Вот же, бл*дь!

Так что ничего не попишешь — приходится молча хватать вещички у Лося, который разве что в спину не подбадривал, и нестись в аэропорт. Мишку успокаивает только то, что копошения в кармане он ощущает, значит, по крайней мере, физически с Андро всё более-менее, начал приходить в порядок.

Перед регистрацией, по счастью, не забывают — только засвеченных хомячков им и не хватало — проделывают тот же трюк: перебирается в туалете (а там не поговоришь — и так время вылета почти просрали — Сашка рвёт и мечет: в чистой зоне поссышь, мол, приходится, молча выворачиваться от лапы и бежать!) его мелкий в карман джинсов. Но делает это так… покорно и молчаливо, что у Мишки глаз дёргается — Андрей то ли чувствует себя всё ещё х*ёво.... То ли — и это не менее страшно — всё-таки загнался.

Последнее предположение подтверждает и то, что он никак не реагирует на редкие (в этакой-то суете, шуме, гаме) попытки Горшка хоть как-то коммуницировать. Игнор включил, похоже. Вот же дерьмо! И ведь разобраться прям сейчас с этим не может — нет ни места подходящего, ни времени. Почему всё так происходит, а? Когда есть и время, и возможность — у них — у Миши так точно — не получается нормально поговорить: без оров, споров и упрёков. А когда настроен и может без всего этого пообщаться и решить — тупо других ресурсов не хватает. Закон подлости, не иначе...

Уже в самолёте, потребовав в очередной раз плед под очумелые взгляды уже согруппников, не обращая на тех внимая, пытается хоть как-то прояснить ситуацию с Княже. Да и помочь Андрею надо — перегрузки опять же.

Сделать это сейчас, вообще-то, намного труднее — рядом с ним теперь сидит Сашка-Лосяшка (что за привычка сажать, точнее, заказывать места на членов группы рядом, а? Не, спору нет: раньше весьма неплохо летали, дружно, но сейчас-то... А, впрочем, нормально летали! Просто это у него сейчас брюзжание, как у старого вредного деда, от нервов идёт на всех). Хорошо хоть остальные по всему салону разбросаны — сказывается экстренная смена планов и билетов. Меньше глаз и ушей!

Но не попытаться хоть как-то помочь не может — наощупь осторожно просовывает лапу в карманчик, надеясь хотя бы драгоценные ушки защитить. И не удивляется совсем, когда руку его весьма однозначно отталкивают. Пусть и слабое касание, но посыл-то ясен.

Лезть дальше после столь недвусмысленных заявлений не решается. И так уже Андро как вещь, блин, какая, в сумку сверкать схваченная — не будет он делать что-то насильно. Даже во благо тому. Хотя сейчас, на взлёте хотя бы, может, и стоило бы. Но что-то ему кажется, что такие действия однозначно всё порушат. А Князь вполне и своими руками заткнуть уши способен... Не сильно это будет отличать от его касаний легких. Хотя утешает это и слабо. Точнее, совсем не.

Так и приходится оставить в покое, тревожно впитывая — есть шевеления или нет... Потому что если нет — плевать на Лося — вытащит! Слишком страшно потерять... А самолёт тем временем вовсю набирает высоту, и Мишка очень резко ощущает, как земля в буквальном смысле уходит из-под ног. Перехватывает дыхание. Привычно, в общем-то. Знакомая напасть, и средств от неё не так много... От первого он сам громко отказался, а второе обиделось, увы, крепко.

Чёрт, всё-таки надо было выпить немного перед полётом, всё легче было б. Как-нибудь уж до дома-то донёс бы свою драгоценность, слегка вмазавшись. Но ведь и речь его, громкая эта, и боялся же рядом с Андреем, чтоб чего не сотворить ненароком.

Мишка прикусывает губу — не паниковать, не паниковать, вероятность падения самолёта ниже, чем автомобильной аварии. Блин, вот ни хрена это так не работает! В аварии можно выжить, при авиакатастрофе — ни хрена! Да, он читал про разные счастливые случаи… Единичные, бл*ть! И то, что с его стороны глупо переживать — точно никак делу не помогает. Ну да, он не жилец, а парни? А Князь, которого тут быть не должно и который так и канет пропавшим без вести?!

Вот так, из-за бушующих в голове эмоций, кажется, перекрывающих напрочь все чувства и ощущения, не сразу понимает, что в кармашке призывно «стучат». Бл*дь! Снова суёт туда, практически шалея от паники, руку, даже не заботясь, как это выглядит в глазах окружающих… Но не вынимает наружу — не успевает, потому как что-то очень тёплое и мягкое прижимается к ладони, словно… обнимает.

И от этого объятия — а затем и чего-то вроде поглаживаний махонькими такими лапками (с ума сойти что за ощущения!) — теплота такая мощная (не жар, с*ка, а именно приятное и умиротворяющее чувство) прокатывается от руки по всему телу... Настолько прекративший дуться и пришедший на помощь, видимо, и тут Княже согревает и успокаивает, что понемногу возвращает и привычный ритм сердцу (а он и не заметил, когда оно сильно так, ё-моё, ускорилось). Вот ведь! У него теперь, кажется, завёлся... своеобразный фитнес-браслет!

— Мишк, — вклинивается в наступающий обалденными почти волнами комфорт Ренник... И, судя по обеспокоенной морде, не первый раз уже зовёт. — Ты чего? Плохо, что ли? Сердце? — он оглядывается в поисках стюардессы.

— Нормально всё, — почему-то шепотом отвечает Горшок, осторожно оборачивая ладошку вокруг Княже в ответ. — И с сердцем тоже.

И правда, очень важно, чтобы правильные и нужные люди находились рядом с сердцем, и тогда с тем всё будет хорошо... Теперь бы ещё и разобраться со всеми загонами, чтоб тепло это не уходило. Желательно, никогда... С болью думал Мишка о грядущей разлуке. Ведь не останется же Князь с ним после такого — не захочет! В ответ на, очевидно, снова застучавшее сердце ладошку легонько пнули, а затем загладили пуще прежнего... Мишка снова устыдился — ну не будет он, да, пугать больше. Постарается.

* * *

Вот уж воистину — теперь можно было прочувствовать в полной мере смысл поговорки — дома поговорим. И да, именно в таком строгом стиле. И нет — не от супруги... Хотя Андро он знает дольше Ольги. И влияния тот, даже в таком миниатюрном виде, на него имеет... Как обычно, больше, чем кто-либо.

Признаться, за эти два года он успел отвыкнуть от этого ощущения. Оказывается, не доставало. Нет-нет и ощущалась нехватка чего-то важного, почти фантомная боль, как при ампутации. Только вот Князя от него не отрезали, нет — тот сам катапультировался. Пугающе резко и болезненно. А вот сейчас взял и прирос обратно. Только вот швы болели и грозились в любой момент разойтись. И от этого было страшно. Очень. И так уже накосячил... Ему очень повезёт, если тот немедленно не потребует вернуть его Агате.

Оттого-то Мишка невольно чувствовал, что у него снова трясутся руки (вот только не сейчас — вдруг уронит? Но от мыслей этих тремор усиливался!), когда аккуратно вытаскивал своего минипута и усаживал на кухонный стол. Обошлось — не выронил... Другое дело, что дружочек про него подумал — возможно, что допился Миха до трясучки... Уже и по-трезвяку. Плохо. И так уже подозревает его в проблемах по здоровью.

Выглядел, кстати, Андро вполне уже ожившим. Горшок чуть выдохнул. Видимо, перелёт последний не сильно добавил к уже имеющемуся за этот день урону. Наоборот, даже очухался как будто — и не бледный, и бодрый. Ну, хоть с этим повезло! Но вот поговорить — надо, потому что не просто же так Андрюха загнался... До отталкивания его лапы на взлёте — самому плохо, но, упрямый, от помощи отказался... Правда, мимо его беды не прошёл. Кардиограф на минималках, блин — Андрограф!

Явно, что сп*зданутое журналистам задело. Решил, поди, что Миха продолжает свою линию: Трансильвания отвратительна, Князев ему никто, звать его никак... Вот же ж! А ведь вписывается в предыдущую риторику! Так, ё-моё, надо собраться с коками и объяснить, что, блин, не так всё, совсем не так!

Легко сказать — сложно сделать, бл*дь. Горшку очень страшно было открыть рот... Вдруг опять что-то не то вырвется?! Но если не делать ничего, то будет ещё хуже. Ибо хоть и вытащил он Княже уже несколько минут как, а вот голоса его так и не услышал — это пугало... Единственное, что ещё хоть как-то менталку удерживало — поглаживания эти, в самолете, внушали надежду: несмотря на все загоны Андрей его сможет выслушать и, что самое важное, может и понять, и поверить. И по фиг, что сейчас Князев старается не смотреть даже на него. Повернулся жопой и насупленно делает вид, что изучает узор на скатерти.

— Андрей! — наконец, собирается и произносит, стараясь вложить в голос как можно больше убедительности. Правда, получается, скорее, грозно и злобно. Мелкий его аж сжимается, но морду к нему не поворачивает. Вот же жопа! Нет, так совсем не годится — он не запугивать ведь собрался (реально же, ё-моё, Княже сейчас полностью зависит от него — и вот так окрикивать, тем более, когда сам и накосячил — это жесть!), а объяснять.

— Андрюш, — уже тише произносит, весь стушевавшись. Ну не умел Горшок извиняться. Совсем.

От такого обращения необычного Князев наконец-то на него внимание обращает. Разворачивается, кисло вздыхая.

— Ты ж не обиделся? — и всё-таки, понимаешь ли, топ глупых фраз принадлежит сегодня Мишке Горшку! Интересно, есть ли рекорд мировой по неловким, странным и глупым измышлениям, вырвавшимся на волю из тесной черепной коробки? Если есть, то по количеству уж наверняка побил за последние два дня. Хотя он и по жизни... Но не будем об этом сейчас, ё-моё!

— С чего бы мне обижаться, — усмехается тяжело друг... А друг ли? Разве поступают так с друзьями, а, Миха Горшок? Хватают в карман и тащат по своим делам, оставляя в уязвимом состоянии. И то, что Князь сегодня не пропал — это слепая удача, а не Мишкина заслуга. Да и друзья не бегут от тебя, если всё хорошо. И друг поймёт правильно, а не превратно, как Андро, что выдал: — Я ж тебя не интересую.

Миша мысленно застонал: ну вот, именно то, чего больше всего и опасался, случилось. Надежда, бессердечная с*ка, махнула хвостиком! Всё-таки придётся как-то Князю втолковать, что не прав тот, ё-моё! Хотя что-то внутри било и сучило лапками, что не прав тут лишь он сам, и не наезжать надо, а терпеливо всё объяснить — и что нужен, и что настолько интересует, что и сказать страшно.

Блин, да что с Андреем такое-то?! Ну как можно не понять, что это было исключительно конспирации ради сп*здануто, что не имеет он ничего такого в виду! Раньше как-то сам допетривал, дополнял мысли и выстраивал их в правильном и логичном порядке. Очень часто не только Горшехранителем, но и Горшепереводчиком служил. Неужели это из-за размера поломалась функция? Или их длительный... Миха вздохнул, сжимая кулаки, выбирая менее гадкое слово, а то, с*ка, не находилось... перерыв в общении и дружбе что порушил? Если так — можно ли обратно собрать, склеить? Или все осколки в крошки — только на калейдоскоп и годятся. Калейдоскоп ужасов.

Ладно, потом поймёт. Сейчас надо прояснить ситуацию, чтоб не оседала горьким осадком в душе. Чтоб Андрей снова к нему жопой не повернулся, после того, как всё в душе разбередил.

— Стал бы я всё это делать, способы искать всё исправить, — Мишка говорит, как ему кажется, вполне обоснованно, — если бы мне было всё равно? Было б всё равно, Агате отнёс бы в тот же вечер! Сдал бы, ё-моё, с рук на руки! — а самого в душе трясёт... Для Князя, наверное, так было бы лучше. Возможно, Горшок эгоист. Прихватизировал и... Но ему точно не всё равно!

— А кто тебя знает, — выдаёт уж совсем невероятное Андро, спокойным таким голосочком протягивает. — Может, это всё показуха, а я тебе нужен, только чтоб на привязи сидеть, да текста писать. Не об этом ли ты мечтал, а, друже?

— Чё? — Миша окончательно потерял и дар речи, и ход мыслей мелкого. Мечтал же, чтоб другом снова назвал... Но не в таком контексте и не с тем выражением!

А уж обвинения... Было б смешно, не верь, похоже, Князь в них. Перед глазами внезапно пронесся миниатюрный компактный дуб — да-да, тот самый, из Лукоморья, другого поэта Сергеевича, видимо — по цепи которого туда-сюда шастал не котяра сказочный, а Андрейка. Вот же! Глаз упёрся в пластиковый цветок (кто вообще дома держит таких уродцев? С декоративной целью? Хотя... У него б другой точно сдох... А так, дерево... Оля, помнится, восторгалась, что денежное!) — вот на то цепь намотать и Князя посадить!

— Ты охренел, блин, — вот реально, обидно аж! Будто он и в самом деле такое способен проделать. Да Горшку от одной только привидевшейся картины дурно стало! Но больше досадно, что Князев вообще мог об этом подумать, ёлки! Как у него мозги повернулись? Каким злодеем его вообразил? Или... в глазах того... так и есть? Сердце упало.

— А что мне думать? — возмущенно пищит Андрей. Именно что пищит, да. Только слова от этого менее страшными не становятся. Ударами молотка о гвозди в руки забиваются. — Скажешь, не было этого и в нашу бытность... — Князь запинается, но выдыхает с махонькой грудной клетки натужное безликое, попросту ужасное слово... — коллегами? Не хотел бы, чтоб я только пописывал стишки, какие тебе нужно, да не отсвечивал, скромно отираясь за сценой?

— Нет! — с совершенно рухнувшим куда-то глубоко в пропасть сердцем возражает Мишка. Хорошо, что Андро сейчас не в его кармане — почувствовал бы снова, да и опять масочку натянул... Участия, бл*дь! Не это ему сейчас нужно и не утешение из жалости — прояснить надо. Очень. А пока только и выходит, что лгать во спасение, ё-моё, неизвестно только, есть ли что ещё там спасать, а? Внутри всё болезненно от лжи этой ноет. Кое в чём прав Княже... Случалось ведь, да! Может, не думал прям так, но показывал ясно, кто номер один! В груди раскаленным железом всплывают слова: Король и Шут — это я... Произносил ли он их где-то на интервью? Горшенёв мотает головой... Не помнит. Мысли путаются, предают, башка трещит. А ведь Андрей продолжает забивать гвозди.

— И микрофон не отбирал? — нехорошо прищуривается Князев. — Который и так приглушённый был! В интервью не обс*рал, концерты не срывал?

М-да, вот ведь, крепко же его зацепило. Всё припомнил... Ничего не забыл. И не забывал никогда, похоже. Давно мучился, жил с болью... Как только терпел все эти годы его такого рассякого, а? Внезапно руки опустились. Больно. Очень больно осознавать, что к текущему состоянию они не за два года пришли. Мишка почувствовал, как уши запылали. Вместе с лицом и шеей.

— Андро, — зовёт тихо-тихо, понимая, что сам он, может, и всё — сбитый лётчик, но вот Князю дальше жить как-то надо. И нельзя, чтоб тот такое вот надумал. Жутко не хочется с таким грузом уходить. — Княже… — голос сел, Миха тупо помолчал, а потом, видя, что тот не спешит отворачиваться и притворяться варежкой, а молча смотрит... Тогда чуточку воспрял духом:

— Ну, придурком бываю. Творил всякое, о многом жалею, вот правда! — с жаром добавляет. — Ну, блин, не всегда могу и сдержаться, не всегда могу придумать, что журналистам сказануть. Получается как-то криво. Иногда и вовсе косо, будто облодбанным в писсуар попасть пытался! Ну, ё-моё, Князь... — снова прервался Горшенёв, чувствуя, как срывает напрочь дыхание. А потом рвано продолжил, решая, что исповедываться так исповедываться, что уж. Может, священника тот играть и отказался, но хоть сейчас выслушает! — Я дурак, но не злодей! И ты мне нужен... И сейчас, и всегда был. Но не против твоей воли, понимаешь, да? Хочешь, хоть сейчас тебя жене верну? Мне больно будет, но если тебе так спокойнее... — Миха замолчал, внутренне сгорая от ужаса, что сейчас именно этого Андро и затребует. Поэтому прибавил, понимая, что шанса другого может и не быть: — Я ж только хотел, чтоб не прикапывались, чтоб тебя не выдать. Ну не имел в виду, что по фиг. Правда. Простишь придурка?

Князь долго молчит. Настолько, что Горшку становится невыносимо, но сказать что-то ещё он не может. Тело налилось свинцом, жар пожирал... Плохо ему — а как будет, когда Андрей в очередной раз изгонит его из своей жизни? Но вместо этого тот, очень тихо проговорив что-то похожее на «мой придурок» — Миша не уверен, его слух не столь сейчас чувствителен, как у Княже — слегка улыбается. И Мишку немного отпускает — может, их ниточка не порвалась и даже, скорее всего, не истончилась сейчас, а, напротив, укрепилась. Ведь не воспользовался же предложением. Значит, хоть немного, но доверяет, даёт шанс. И Горшенёв будет совсем уж полным кретином, если и его просрёт.

— Так, ну что, с утра первым делом по таборам?! — почти весело вопрошает. Ну а что откладывать-то? Вдруг цыганка убежит... В другой город, ну или измерение, ё-моё. Князь-то, вроде, очухался.

Заметно просветлевший Андрей теперь уже не слегка усмехается:

— Найдём ведьму, — вторит ему. А Миха в очередной раз душит пугающие его самого мысли, что он сам-то не очень хочет, чтоб та находилась... Вот прям завтра. Нет, Князя ему, конечно, жаль — это ппц, какой-то... И Агатку, и Надежду Васильевну, но какая-то эгоистичная его часть вцепилась лапками и кричит: "Мой, не пущу!"

* * *

Угу, найти ведьму — как два пальца... Тьфу, не при маленьких ушках сказано будет, ё-моё! Короче, свежо предание. А исполнение… Потратив следующие три дня (не один, не два — три! Тут уже и Миха, чувствуя настроение Андрея, занервничал... А ну как сиганёт с дивана, а? Сам-то он что на месте того делал бы? Тело прошило дрожью — то-то же, блин!) на поиски чёртовой цыганки, пришлось с горечью констатировать: проклятая ведьма словно растворилась в серой мостовой Петербурга. Сквозь землю провалилась.

О такой дамочке не только не знает никто из цыган — а они реально обошли все поселения в Питере и под Питером, ну, крупные, ё-моё — но и принимают их розыскные мероприятия за розыгрыш какой-то. И относятся соответственно, блин. С усмешкой. Типа, а снежного человека не теряли?

Так, план А (и это не Анархия, увы) с треском провалился, плана Б (на ум просилось только Бухнуть, бл*!), как выяснилось, и не было толком. При ближайшем рассмотрении все эти давешние размышления — походить по колдунам-гадалкам — оказались слишком непродуманными, ё-моё... И нет, дело не в том, что часть души Горшка противилась скорейшему увеличению Князя, нет, понимаете ли, от них вреда может быть больше, чем пользы. Да и всей этой шушеры слишком много, пока откопают хотя бы один-единственный бриллиант — кучу времени угрохают. Шлака слишком уж до фига — кажется, ударь киркой, тот тебя и завалит. Так что Миша пребывает в растерянности: куда дальше бежать, за что хвататься и как при этом самого себя не испугаться...

Правда, как вскоре выяснилось, другого плана нет только у него — у Андро имеется. И он его очень активно продавливает, пусть и вес физический у того сейчас, хорошо, если с полбанки пива, но вот морально... давлеет! А именно — давит на гнилуху, как только он умеет, заставляя пойти к врачу и заняться здоровьем. И нет — к жене не собирается, отмахивается, что пугать её будет. И вообще, мол, если ничего не выйдет и таким останусь навсегда — той хоть проще будет зажить нормально. А то что он может... Муженёк-с-пальчик... Весь!

— Ты пойми, Мишка! — активно жестикулирует этот субъект за едой, размахивая крошечной вилочкой. Ну, хоть где-то проявил сообразительность Мишка, догадался, что раз у этих зайцев куча предметов обихода есть всяческих, то и посудка тоже должна иметься.

Вот и совершил набег на магазин игрушек, весьма успешно кстати, так, что Андрюха обзавёлся ещё одёжкой (всё тех же яркий расцветок "вырви глаз", но других и не делали, видать! Ну, хоть шорты, там штаны, а не юбка, далёкая от образа горца!), столовыми приборами, и на время прихватизировал домик и мебель этой же кукольно-заячьей семейки, так что в целом почти с удобствами жил — правда, ванну ему Мишка сам делал — тарелку с водой наливал — тот в ней и плавал, ё-моё, и вообще, вылезать порой долго отказывался, так что Горшок вился рядышком беспокойно... Смотрел, чтоб не потонул! Впрочем, кто за кем ещё смотрел — этот карманный кардиограф сейчас вовсю вещал:

— Ну, вот случись что с тобой, как я буду, а? Даже если тебе чувств моих не жаль, пожалей хотя б эту маленькую и беззащитную тушку! — ага, Миха закатил глаза. Не такая уж и беззащитная! Вон зубы точно острые... Хоть угрозу давешнюю и не воплотил, но щёлкал только так. — Она даже в таком микроварианте хочет жить и жизнью наслаждаться. А если с тобой что случиться… — Князев отчего-то медлит, а потом выдаёт: — Жизнью я уж точно наслаждаться не смогу!

Вот ни хрена себе признания... Мишка шумно сглатывает свой кусок яичницы (что умеет готовить, то и делает, бл*! Благо Князь не жалуется, правда, порой Горшку становится стыдно и он делает набеги на полки с детским питанием — и вообще, пох, как это выглядит. Ладно, сам Миха, а вот мелкому, ну, Андро, то бишь, питаться надо нормально! Правда, тому много и не надо, половины ложки за глаза хватает — так что невольно и сам Горшок стал питаться... как малыш, ё-моё! Но под одобрительный, с*ка, взгляд этих синих бусинок!), а ведь звучит болезненно весьма... Уязвленно.

Значит, правду сказал. И это, чёрт побери, приятно очень. Приятно, когда за тебя волнуются. И нет — сейчас он будет в это верить, потому что именно этого и хочет всё его измученное существо — это не манипуляция, не попытки заставить плясать под Княжескую дудку (Фавн, бл*!), не желание прогнуть…

Нет, чует он, что это искреннее беспокойство, неподдельное. К тому же — он ведь так Агате чудушко это и не сдал, значит, если помрёт, Князь вполне может и сгинуть в этом большом и ныне враждебном для него мире. Увы, блин. Оттого-то и сопротивляться такому аргументу Мишка не в силах, потому и послушно идёт на приём к кардиологу, для начала.

Пусть будет так, ё-моё! Если Андро так спокойнее будет, даже если и услышит, насколько отличается действительность от представленного специально для него варианта «с сердцем небольшие проблемки». Может, перестанет упрямиться и надумает жене показаться, ё-моё... Хоть и тогда, наверное, его быстро сердцем даванёт. Эх.

Да, блин, идёт. Естественно, с Андро в кармане. Страшно — капец, но деваться-то особо некуда. Альтернатива ему не нравится ещё больше. С одной стороны — очень страшно, что вот так помрёт, а тот пропадёт, с другой — отказаться от Князя добровольно... сил нет. Вот и потопал. А ещё, пока мелкий у себя в домике дрыхал, отработал падение, так, чтоб ни в коем случае не завалиться на заветный кармашек... А то бывали у него до этого вырубоны, что ещё раз ратовало за то, чтоб отдать уже дружочка его жене... Признаваться самому себе даже в этом погано, но Миха не хотел этого делать. Вот совсем. Потому и делал хоть что-то для безопасности — вот учения эти своей тушке проводил, синяков набил, конечно, но, вроде как, та уяснила как надо группироваться. И не стал особо кочевряжиться, сдался врачикам.

Правда, не до конца: ведь, как и ожидалось, там его загоняют на обследование и анализы, настоятельно рекомендуя ложиться срочно в больничку, учитывая результаты-то прошлых. От чего Миша открещивается наотрез, соглашаясь только на дневной стационар. Во-первых, не хотелось совсем — ему от самого этого места дурно делалось, а во-вторых, ну куда он с малявкой туда, а? Князь хоть и сучил лапами недовольно в кармашке, но и его удалось убедить, что Горшку там будет невыносимо круглые сутки-то.

Помогло, пожалуй, только то, что не сильно анализы ухудшились — ещё поживёт, ё-моё! И это было очень хорошо — не жизнь, в смысле, хотя с Князем и она не таким уж грузом отдавала, а то, что есть время дела в порядок доприводить, и можно обойтись малой кровью в виде вот этого кратковременного пребывания дневного в больничке.

Ну как, вот скажите, как можно в больничку переселяться на постоянку, когда Андро надо помогать, а? И он даже не столько про бытовуху какую — её худо-бедно можно было и в палате наладить, наверное. Но ведь надо думать, как всё вернуть на круги своя, а то и так уже всё затянулось... Настолько, что совсем уж никуда не годится — девчонок князевских жаль, самого Андро тоже... Даже эгоистичные мысли Мишку уже почти на этом фоне не посещают.

Так что да — пора возвращать всё. Точнее, не прям всё, а только рост Князю — Мишка продолжает верить, что они смогут поговорить, блин, нормально (хотя это и сейчас провернуть можно, но ему отчего-то очень страшно, а ведь сейчас-то как раз Андро и некуда деться... Хотя, может, это и останавливает. Он считает честным дать ему возможность "куда-то деться"), и не разойдутся после снятия этого заклятия или порчи. Или хрен знает чего.

Потому что с фоткой Андро он заглянул-таки к парочке «экстрасенсов»: результат, конечно, не впечатлил — некоторые, видимо, узнавшие Князя, долдонили о пропаже, дальней дорогё… И ведь все, желая срубить потом ещё бабла — а с мёртвым особо не забалуешь, в один голос твердили, что жив, а дальше версии расходились, начиная от «памяти нет у него» до «в казённом доме, больнице, без сознания и документов», кто-то расходился в фантазии до уточнения «лицо обезображено, не опознать». М-да, версии, конечно, рабочие... Наверное, не знай он правды — прислушался бы даже, ага.

Андрей же, всё это время находившийся в кармашке, беззвучно трясся от смеха (Миха понимал только по внутренней вибрации — легче, чем телефон, но заметной), а самому Мише отчего-то дико хотелось особо ярко фантазирующим чернокнижникам головы пооткусывать. Ибо наживаться на чужой беде — это прям дно, ё-моё.

Вот так и пролетела ещё неделя — утром, а иногда и вечером, ёлки, забег по врачам и высиживание положенных часов на всяких процедурах, после обеда, в перерывах между больничкой приснопамятной, лихорадочные попытки хоть что-то сделать. Ещё пришлось и таблетки пить, да — навыписывали кучу. Кажется, только ими и питался, ё-моё. Андро настоял — теперь у него, как у деда старого в кармане ещё и таблетница валялась с кучей мелких отсеков — менюшка на сегодня, ага.

Красную таблетку — до еды, не разжевывая, синюю — после, наоборот, разжевывая. А желтую — между, запивая. Белую вообще под язык когда-то там.

И Мишка честно бы их благополучно про*бал, скорее всего, не то что не хотел пить из упрямства какого.

А просто бы забыл, запутался во всей этой радуге медикаментозной. Но теперь у него был персональный надзиратель, зудевший об этих таблетках. Даже уговоривший поставить таймер и строго следивший, чтоб всё было выпито в срок. Захочешь — не забудешь. По рёбрам Княже пинал весьма ощутимо...

Вообще-то, дел была куча и кроме непосредственно главной проблемы: например, выстроить концертный график. Ибо жизнь-то продолжалась, а взять паузу и только лечиться, как предлагал Князь, он позволить себе не мог. Деньги — презренные бумажки, но без них фигово. Да и не полечишься опять же, да. Развод требовал денег, своих девчонок всё равно надо было содержать, парням что-то тоже есть надо... И это он молчал про то, что без выступлений не будет и отчислений князевским девчонкам. Нет, Андро он прямо так не сказал, сослался на то, что помрёт без сцены быстрее...

Так что да, надо было составить, учитывая и интересное состояние Княже, и собственное здоровье. И это оставляло Мишку в раздраконенных чувствах: в конце-то концов он не планировал переживать девятнадцатое… А тут уже не только пришлось жить дальше, но и планировать деятельность на осень-зиму. А надо же проблему Андрея решать! Какие на фиг концерты! Тем более, что на последнем он его чуть не лишился, оглушив звуком так, что удивительно, как тот ему это всё простил, дураку-обормоту... И не потребовал отдать Агате.

В этом смысле очень кстати пришлась категоричная рекомендация врачей о снижении нагрузки.

Так и объявил парням — сам бы хотел, други, да врачи настаивают на время споловинить выступления. Друзья-музыканты поудивлялись его внезапному послушанию и смирению с медицинскими вердиктами, но даже, кажется, обрадовались. Тут-то у Миши и возникло чувство какое-то тёплое: не совсем, видно, им всё равно. К тому же Лось ему долго потом затирал, что доходы сильно не должны упасть. Мол-де — снижение предложение с учетом, наоборот, увеличенного спроса из-за ситуации с Андро, приведёт к тому, что орги предлагают площадки побольше. Из-за упоминания ситуации с Князем Миха едва не вызверился, но потом передумал... А чего хорохориться-то? Если всё так и есть. Деньги лишними никому не будут, увы. К тому же сам Князь по этому поводу молчал... Что, впрочем, тоже напрягало.

А не только будущие концерты волновали — ещё одним фактором стресса стал надвигающийся выезд на очередной фест, запланированный, бл*ть, о котором Горшок совсем позабыл… Напомнил Ренник, позвонив с вопросом, собирается ли он почтить их своим присутствием на репе. Крылья, блин. На который они уже и заявлены были, и отменить — никак совсем. Вот же ж! Учитывая полное фиаско с предыдущим концертом, Мише с Андреем нужно было серьёзно подумать, как обезопасить чуткий слух мелкого. Потому что речи о том, чтоб оставить его в гримёрке не было. Ну не мог Горшок чисто физически.

— Интересно, нет ли наушников каких, типа, как на барби? — умученно спросил Миша в ночь перед вылетом. — Какие-нибудь меховые, а? Может, шапку тебе завтра с утра метнёмся купим? Вдруг есть?

— Даже если они и есть, — вздохнул Князев, — это явно просто пластиковая загогулина, похожая по форме. Миш, никто не будет делать настоящие наушники для куклы. Как и шапка — это просто кусок искусственного меха, в котором я либо утону, либо спекусь, как поросёнок в рукаве! Да и куда метаться — вылет рано, всё закрыто.

— Это да, — Миша нахмурился, почесывая затылок. — Значит, будем сами ваять.

— Из говна и палок? — фирменно выгнул бровь Андро. — Ты это, учти, я жить ещё хочу! Обоняние у меня тоже чуткое!

— Зачем такие сложности… — прищурился Горшок, понимая, что сейчас ему пригодится вся мелкая моторика, какую он только сможет у себя наскрести. — Вата и бинт наше спасение!

— И твои очумелые ручки, — хмыкнул Князь, но спорить не стал, милостиво отдавшись эксперименту.

И работа закипела — требовалось же не с бухты-барахты, а с примеркой, чтоб рассчитать всё! И даже с испытанием звука в колонке... А то обидно было б все намотать и не просто оглушить Андро, но ещё и зажарить-задушить его почём зря! Так что побыли они оба в новых ролях — тестировщика и горе-учёного.

— М-да, — протянул Миша, оглядывая дело рук своих и понимая, что лучше не сделает, хоть тресни, — ну, вообще-то, получилось вполне неплохо… И функционально главное, работает же, да? А красота... Ну, Князь... Ты ж уже женат, ё-моё... — шутка вышла кривая, а Горшок продолжил зарываться, бормоча: — И даже не так дурен!

— Очень! — буркнул Андрей, удручённо пялясь в зеркало, к которому его поднёс Мишка. — Как мальчик-зайчик из "Ну, Погоди!", а ты на Волка похож... Ну что, давай фото на память — приз за лучший косплей наш!

— Да ну, иди ты, — уши у Михи покраснели. — Какие заяц и волк, ё-моё! Ещё скажи, кот и мышь, ты что так, что ли, себя у меня ощущаешь, а? — против воли вырвалось. Ну а правда, обидно как-то... Что он тут со всей душой... А Княже его всё ещё, оказывается, боится и не доверяет. Ну вот как так-то?

— Не кипятись, — Андрей примирительно потрепал его по ладони. — Я лишь о внешнем сходстве говорю, а ты опять загнался. Эх, Мишка, Мишка... — он печально посмотрел на него, а потом снова озорно улыбнулся. — Ладно, невелика проблема — побуду зайчиком...

— Можем по-другому завязать! — с готовность отреагировал Горшок. — Вниз концами — и делов-то... — но, заметив всё понурое лицо Князя, тоже сник.

И в самом деле, методом проб и ошибок выяснили, что бинт надежно фиксирует вату на голове… И звуки глушит, да. Однако вот привязать его можно было лишь концами кверху — и тогда Андрюха становился премилым зайчиком с ушками, либо под подбородком — и привет, не менее милая бабулька. Видимо, обе перспективы его не особо устраивали.

— Главное, функциональность! — радостно возвестил Миша, пытаясь хоть как-то обстановку разрядить. Нет, ну в самом деле, после того, как в Москве чуть не помер от ужаса, доставая тряпочку-Андро, то хочет или не хочет, а этот упрямый покосплеит персонажа какой-то странной сказки. Хотя лучше бы добровольно... В свете мелькнувшего "как мышь в твоих руках", давить даже во благо и спасение будет ужасно. — И потом, всё равно никто, кроме меня, не увидит… Да и не привыкать тебе в платочек-то обряжаться. Этакий сценический образ. Ну чё ты... Вон, при травме головы примерно такой же чепчик соображают!

— Угу, точно, зовите меня баба Аня! — Князь хоть и не выглядел слишком уж довольным таким положением дел, но дальше спорить не спешил. И даже в глазах промелькнула, кажется, легкая улыбка — вот уж в этом не мог быть совсем уверен Горшок: слишком уж мелкие были для считывания правильной эмоции. — Или Бывалый, — решил повспоминать он кино.

— Балбес! — закатил глаза Мишка, довольный тем, что, вроде как, всё в шутку ушло.

— Балбес у нас ты, — серьёзно ответил Князь, а не желавший провоцировать и дальше Горшок спорить не стал. Это ли не взрослый поступок, а?

На самом деле, Мишка мог собой почти гордиться — в этот раз он предусмотрел всё! И футболку с карманами, чтоб спокойно пройти зону досмотра, и наушники-чепчик, и не прыгал-скакал, как привык, помнил о том, как эти скачки наверняка отдаются... К тому же — врачи тоже не рекомендовали. У парней вопросов не было, какая муха его покусала. Знали уже, что больничная. Что исчезновение Князя ещё отозвалось — и решил-де Горшочек набраться ответственности и всех тянуть! Вслух при нём не говорили — и на том спасибо... Бухали или нет — неизвестно. Голова другим была занята, хотя Лось ходил и к Захару принюхивался... Но тот тоже не дурак — пока, вроде, держался и не пил.

В общем, справились — отпрыгали сет, благо тот короче концерта обычного. Хотя, конечно, было жарко и душно, и Андрюха после немного смахивал на варёного рака, но, по счастью, пребывал в сознании и даже вполне бодрый. У Мишки были подозрения, что тот ему подпевал, но шансов услышать и проверить догадку не было... Косвенно та подтверждалась чуть хрипловатым голосом. Горшок помнил про связки... Но спросить прямо не решился. Боялся спугнуть эту, казалось, удачу. Если после всего — пусть и неслышно — подпевает, да и на одной сцене — это ли не знак добрый, а? Вот и был Миха во вполне благостном состоянии духа. Даже журналистам отвечал вполне сдержанно, не попадаясь в ловушки.

А ведь к этому времени слухи об исчезновении Андрея уже перестали быть слухами. Официально подтвердил Махарадзе с разрешения Агаты. Собственно, это была ещё одна проблема — нет, не журналюги, тут Миша решил быть относительно честным и говорил, что волнуется и всё такое, что верит в возвращение… в конце-то концов какая разница, кто и что подумает и соотнесёт? Главное, чтоб его минипут не загнался снова, ё-моё. Забывать о тонкой душевной организации было нельзя. Правда, игнорировать вопросы — а не сами ли вы и пустили Андрея на фарш — было нелегко. Благо сам виновник пинал по рёбрам — и это отрезвляло.

Проблема была в группе Андрея, которая лишилась и основателя, и вокалиста, и текстовика, и композитора. Короче, ядра. А ни одна звезда-планета без ядра сиять не может, да что там — просто жизнь поддерживать.

И если бы хоть примерно знать, сколько продлится эта маленькая проблема у Андрея… Так ведь неизвестно. Миша знал, что и Княже это понимает, пусть ни один из них не говорит об этом. И оба они понимают, что это может быть навсегда. Но эта тема также старательно умалчивается. Хотя и не перестает от этого быть менее острой. Скорее, наоборот, чем дольше откладывают, тем, наверное, паршивее будет потом, но пока сил на этот разговор нет. Может, оттого, что они оба — не Балбес, и Бывалый, а просто Трусы.

Засунули голову в песочек, не замечая подслеповато, как ладно наточенный топор висит над ними на трухлявой верёвке. Потому и чудо, что уже после возвращения с Крыльев, приехав домой, Миша всё ж насмелился поднять-таки этот сложный вопрос. И то, только лишь потому, что мыслишка одна залетела в голову. Удачная, как он наивно полагал.

— Андрей, — осторожно спросил, мысленно прикидывая, как далеко тот находится от края и успокоился, решив, что точно поймает, ежели чего, — ты не думал, что делать с группой?

Князев и не думал куда-то бежать. Лишь задумчиво откинулся на спинку стула — да-да, именно на него. Вот насколько труднее было бы без этой кукольной мебели для зайцев. Так что теперь они весьма комфортно для всех участников ели: игрушечные (но вполне добротные, кстати, для такого рода вещи-то) стол и стул для мини-Андро стояли на обычном обеденном для большого панка, так что можно было спокойно и есть, и разговаривать. Правда, сейчас он дождался, когда тот доест. Ибо не знал, сумеет ли провести прием Геймлиха на таком крохе.

Между делом-то Мишка снова порадовался, что сообразил и набор мелкой посудки прикупил, как раз по размеру — и такое ведь есть, оказывается! Даже крошечные ложки, вилки и ножи имелись. Ну, ножи-то можно было сразу выбрасывать, как и вилки — абсолютно тупая фигня, муляж, естественно. Хотя одна его часть и радовалась слегка... Не убьётся ненароком хоть.

А вот ложки в приеме пищи весьма и весьма помогали. Да и сам Андро как-то приободрился с улучшением условий быта за счёт зайцев и всех этих покупочек. Благо Сашка про семейку и все прилагающееся к ней и не вспоминала. У неё новые кумиры были — в прошлый раз, когда Оля смилостивилась, дочка показывала ему коллекцию пони. Так что на прибамбасы к ним он и собирался негласно обменять обустроенную заячью нору.

Вот игрушкам — по фиг, дочке тоже — интерес утрачен, а Князю и есть можно нормально, и пить. И спать на неплохой такой кроватке, можно даже представить, что настоящей. Ну, Мишка, конечно, наверняка не знал, но это уж точно лучше коробки с ватой. Да и Андрей говорил, что удобно и отлично спится. Может, просто ныть не хотел... Кто знает. В "голову" его по-прежнему до конца не пускали.

— А что делать с группой? — переспросил, наконец, Княже, пытаясь, как ни в чем не бывало, занять руки тем, что Миха называл "микрорисование": на стол лёг самый маленький, какой можно было придумать, блокнот, а роль писчего средства выполнял грифель без карандаша — тот смотрелся в руках у Андрея этакой малярной кистью, но худо-бедно тот что-то старательно вырисовывал на этом огромном для себя полотне. — У меня как будто есть масса вариантов и возможностей, — ну вот, раздражение всё же проникло в голос.

— Ну, Андро, может и мало их, но есть же, — Миша постарался говорить как можно увереннее. Важно было идею свою донести... Чтоб понял как надо, а не опять превратно.

— Да какие? — Андрей отложил грифель с явным раздражением. История умалчивает, как сильно тот марался после такого вот "рисования". И да, у Горшка появилась новая компетенция — он стирать научился... Ибо маме в стирку кукольную одежку не подкинешь незаметно. — Группа развалится в ближайшее время, если не вернусь. И это факт. Так что нечего мне решать, понимаешь?

— Блин, Андрюх, нельзя так. — Горшок аж на ноги вскочил. — Это ж твоё детище, твоё творчество. Надо за него бороться! Надо его сохранить, слышишь?!

Хотел было добавить, что и заработок — ну, чтоб подстегнуть там — ведь о девчонках своих Андрей тоже крепко беспокоился, и то, что Мишка и заезжал к ним — не только к Агатке с Алисой, но и к Аленке с Дианой, и к Надежде Васильевне, и звонил, чем помочь спрашивал — всего этого явно было мало.

Естественно, не мог не думать о своей семье Андрюха. Те, к слову, странно смотрели на суетящегося Горшка, очень аккуратно с ним разговаривали. Но поганой метлой не гнали и помощь принимали. Ну, может, он не совсем уж урод в глазах близких Княже-то? Вроде, и сам тот так не считает... Не считает же, а?

Но не сказал ничего об этом — и так ведь переживает. Да и, если честно, умудрился тайком от Андрея (а это было очень сложно, учитывая, что тот всегда рядом и всё практически слышит — ну кроме случаев, когда в чепчике-звукоглушителе сидит или в домике кукольном обретается), увеличить размер авторских отчислений — деньги им точно понадобятся. Да и Алиска болезненная… Разные там врачи нужны да реабилитации… Раньше как-то ему в голову не приходило, как друже выкручивается… М-да, оставалось только надеяться, что не слишком поздно понимание и осознавание припечатало.

— Кто бы говорил, — Андрей тоже вскочил, да так неосторожно, что с легким грохотом обрушил стол и блокнот. — Не ты ли пытался утопить, а? Что ж сейчас не радуешься? Получил ведь, что хотел! Я у тебя в кармане — сижу, не рыпаюсь... От безделья скоро стухну, потому тебе и заставлять меня писать не надо — так всё сделаю, с радостью, бл*дь!

— То раньше было. — не стал отрицать Миша, как бы ни было больно это всё произносить. — Сейчас всё поменялось, ё-моё! И никогда не хотел заставлять! Просто желал, чтоб рядом был! Но мне надо, чтоб и тебе при этом паршиво не было, понимаешь, бл*?

— Дело только в размере? — Андрей нахмурился, в лице что-то совсем уж болезненное промелькнуло. — Неужели ты поменял своё отношение только из-за какой-то надуманной жалости, что-то типа, маленьких, а ещё сирых и убогих, не обижают. А не произойди всё это, Мих, стал бы ты так же говорить, а? Потому что впечатление другое было... Что ты именно что заставить страдать, а потом вернуться, прижав рублём, пытался!

— Стал бы! — рявкнул Миша. — Может, и пытался в начале! Потому что мне, бл*дь, невыносимо было, только ты этого не понимаешь. Тебе нормально без меня было, ты освободился и радовался! А мне х*ево было. Очень. Но всё равно я тебе зла никогда не хотел. Я хотел, чтоб нам обоим хорошо снова стало. Ну, как раньше. Думал, что ты ошибаешься, сам не ведаешь, чё творишь. Сейчас понял, что ошибся я, вот слышишь, да, ё-моё! Признаю! И да — стал бы, если б страх свой победил, потому что, блин…

Он запнулся — смелости дожать до конца всё же не хватало, но потом как-то сумел и нашёл в себе силы произнести самое страшное:

— Мне, блин, не хватает тебя, понимаешь? — хрипло начал раскручивать этот ужасный узел внутри. — Нашего… — снова запнулся, не понимая, как лучше сказать, но понадеялся, что Андро поймёт. — Всего нашего не хватает. Но тот путь, что я избрал — только хуже делал и от этой цели... отодвигал лишь. В итоге психовал, злился на тебя, на себя... Особенно на тебя. Я идиот, да, два года почти потратил на то, чтоб вот это в голове докрутить. И пока крутил, перевернул, блин, всё, почти что порвал заскоками своими, обидой продиктованными. Тебя, блин, да — топил…

Андрей молчал, весь как-то сжавшись, словно ёжик. И это очень, бл*ха, напрягало. Молчит, а почему? Боится его? Или сказать нечего? Или боится ЗА него? Тоже мог быть такой вариант — решил перестать нагнетать обстановку, чтоб не провоцировать его болезнь. Слышал ведь всё. Потому и сжался, блин, что понял, как опасно наступил.

— Андро, — негромко произнёс, не зная, что тут можно и сказать, но что-то точно надо было. Потому что сам тот молчание прерыватьнамерен не был, а у Горшенёва тоже... идей никаких. Мишка понимал, что с этим надо что-то делать, а то опять ничего не исправит, только хуже сделает. И без того тошно было,от количество косяков и осознания, что на месте топчутся — только вот его Князь, сам того не зная, на этом свете держал. Настала и его очередь, а если слов нет, то был и другой способ.

Потому-то, немного преодолевая себя — неожиданно появившуюся робость, осторожно погладил своего мелкого по головёнке. Тот не отстранился — уже хорошо, может, в самом деле шансы есть у них. Хотя, конечно, хотелось бы Мише услышать, что он тоже нужен Андрею, что о здоровье его тот заботится не по давней привычке и не потому, что жалко, а оттого, что тоже скучал! Но сейчас главное не его хотелки, а вопросы насущные, для Князева важные, поэтому, протянув ладошку, на которую тот перебрался, не заупрямился — что тоже хорошо, продолжил, установив таким образом более плотный контакт и заодно уверившись, что друже ниоткуда пока не спрыгнет:

— Андрей, я ж не просто так интересуюсь, не чтоб ткнуть в больное место, не из любопытства. У меня план есть…

— Какой? — не выдержал всё же Князь, прервав молчанку.

— Ну, помнишь, я как-то за Лёху пел разок? — издалека начал Миша, очень сильно надеясь, то Андро хотя бы просто выслушает. — Вот я и подумал, почему бы мне временно, ну, пока ты не вернёшься, не поработать на две группы. Буду и там, и там: график концертный как-нибудь организуем… Чтоб не пересекались! Программу из твоих песен вместе мне накидаем — чё скажешь, то и выучу... Покошмарю снова Каспера, то-то он удивится.

Горшок договаривал и уже видел, что нет, не прокатило. Андрей уставился на него во все глаза — реально, кажется, бусинки раза в два больше стали, а брови вразлёт пустились. Кажется, это предложение — "поработать за него" — лишило дружочка дара речи. Оно и понятно, вообще-то... Собственный график Миха обрезал, чтоб лечиться. А тут такой ход конём. Тут не только сам Князь в шоке был бы — все... Зарывать-зарывать, а потом самому эти песни и петь, да и с теми, кого обозначил в интервью, как подобранных незнамо где. Молчание затягивалось. Кажется, Горшенёв начал ненавидеть тишину.

— Ну, что скажешь? — нервно спросил Мишка, когда обстановка стала совсем уж невыносимой. Вот Князев сидел на жопе и с приоткрытым ртом смотрел на него, а потом как встрепенулся...

— Чё я скажу?! — внезапно заорал Андрей, вскакивая на ладошке, так что Горшку многого стоило рефлекторно не сжать его. — Ты совсем охренел, так, что ли? Какое попеть за меня?! Ты Лёху разово подменил, и то, он прилетел к концу!

Сердце у Мишки забилось часто-часто: ну вот, опять что-то не так понял. Решил, что ли, что Миха под шумок решил группу отжать? Вот уж, бл*дь, конечно! Мало ему было одной... Две захапал. И репертуар тоже. А вот, может, за него так вгрызся, а? Типа, всё своё пою сам. Горшок задумался. А сам он как бы реагировал? Ну, ежели б в самом деле помер, то и нормально бы, а вот если нет... Даже и не знал Горшенёв.

— Ты убиться решил? — меж тем продолжал пищать на ладони, разоряясь, его... просто его! — Ты как такую нагрузку вытянешь? Две группы! Мих, ты чё?! Тебя врачи положить хотели!

И Андрей резко и нервно заходил по ладони, а Мишка на всякий случай подставил вторую — мало ли, чтобы в запале не слетел. Вообще, надо бы его поставить на более широкую поверхность, чтоб шансов с высоты на стол *бнуться меньше было, но страшно было даже пошевелиться. Вроде, тот не за репертуар переживал... А за него?

— Ну, раньше и почище была нагрузка, — проворчал смущённо. От сердца немного отлегло: не в том дело, что понял Андро всё снова превратно, а просто волнуется и переживает за него. — Справлялся же… Да и тут можно и не так много концертов делать... Ну там, раза три в месяц. Люди, наверное, поддержать захотят, и, может, этого хватит, чтоб музыканты твои с концами не разбежались!

— Не в предынфарктном состоянии! — обрубил Андрей, хватая его за большой палец. — Тебе его никто не снимал, между прочим. И то, что ты концерты сократил да таблетки пить начал, пока лишь оттягивает тебя от края, бл*дь. Но он всё ещё рядом — ты не в порядке — и это видно! А музыканты... Ну пусть бегут, — он махнул рукой, отцепляясь. — Новых найду, если вернусь, — глухо ответил, а Михе совсем не по себе от такого его вида стало. Дело Андро разваливалось на глазах, а тот и сделать не мог ничего.

Что до состояния Горшка... И это правда ведь. Ломка не ломка, а состояние его, по-прежнему, оставалось далёким от нормального. И жар, и больная голова, и мерзкое чувство в носоглотке сохранялись — такое себе удовольствие петь в нос, ага. Может, лишь чуточку стало легче, когда стал пить лекарства, фиг его знает почему. Зато, после начала приёма таблеток, добавились тошнота и периодически неприятнейший горький привкус во рту. Некоторые из них, таблеток, вообще глотать-то тяжело было — огромные, комом в горле вставали.

И ладно, ком! Совершенно непонятно было, какого хрена привкус-то возникает. Ладно бы, после заглатывания таблетки, так нет же! Совершенно рандомно возникал и так же внезапно проходил. Были и другие ощущения, странные и пугающие — будто жар то сползал, то снова наплывал... Без видимой причины. Иногда ещё отчего-то влажно становилось. Порой он какие-то голоса даже слышал. Весьма знакомые. Отчего-то Агаты и Князя, который рядом и с закрытым ртом обретался. Андрею он, правда, про это не говорил — переволнуется ещё мелкий, что зря пугать. Правда, пометку себе Мишка сделал, что мозги всё же начали разлагаться, раз так зло шутят.

— Ну, Андрей, — всё равно пробует уговорить. — Пойми ж, это шанс. Я же искренне помочь хочу. Не буду я упахиваться! Всего три концерта в месяц!

— Не такой ценой, — Князь остановился резко, словно на стенку наткнулся. — Не ценой твоей жизни, понял? Всё, закрыли тему, — и тот спрыгнул с ладошки... у Михи чуть внутри всё не оборвалось, но, оказалось, там до стола было совсем близко — и этот мелкий... всё рассчитал. Приземлился и потопал к столику, поднимать бумагу и грифель.

Ну закрыли, так закрыли — чего пугать-то? Мишка вздохнул. Но попытки уговорить прекратил, а то мало ли, что ещё выкинет. В конце концов может они какой-то другой выход найдут. Желательно, конечно, поскорее, но как уж получится. А для Андрея этот пунктик явно болезненный, не стоит волновать.

* * *

А выход, зараза, не находится. Ну такой, нормальный, а не через окно, ё-моё. И это заставляет нервничать — и весьма сильно. Миша не понимает, что там происходит в голове у Андрея и как он может держаться относительно спокойно. Потому что будь он на его месте — точно бы бегал по стенам. Или кругами, как сумасшедшая белка. Есть же у тех специальные карусельки, понимаешь ли...

Вот и было страшно, что, может, это у Андрюхи так стресс выражается? Ну, в отрешенном спокойствии и, якобы, смирении. Ну, типа, всё копится, копится, а потом — раз, и выльется. Во что-то совершенно нехорошее. Воображение отчего-то подкинуло Княже, пыхтящего с грифелем и намалевывающего предсмертную записку... Сердце куда-то на хрен упало.

Нет, такая реакция — это ненормально. И если помочь ему вырасти Горшок не может, то уж хоть выговориться помочь в состоянии... Наверное. Ну вот надо что-то с этим делать — но Миша не знает что. Да и как помочь, когда у самого в душе всё накапливается, накапливается, а подступиться, памятуя о предыдущем разговоре, очень страшно. К тому же становится ведь только хуже — по большому-то счёту.

С каждым днём, когда всё яснее проявляется знание, что они это — маленьковость Андро — никак исправить не могут. И без того небогатые варианты у них кончились. Осталось, бл*дь, только смириться и прожить так остаток жизни. И это пздц какой-то. Миху оторопь брала. Это у него с двух сторон свеча сгорела, а Князь вполне мог до старости в таком состоянии, блин, протянуть...

Ну вот каково Андрею об этом думать? Боится и представить. У того-то, вообще, дальнейшая жизнь должна представляться сплошным адом: в вечной (ну тут Горшок себе польстил — от силы пару лет, наверное, потом точно надо передавать кому-то, а то сгубит не только себя!) зависимости от Мишки, с невозможностью увидеться с родными…

Хотя, конечно, если дальше так пойдёт, они, наверняка, хотя бы с мамой смогут как-то организовать всё? Да и с Агатой… Не сдадут же его близкие на опыты? Не сдадут, правда, дочки могут проболтаться, но мало ли что дети болтают, да?

Но и для них же это огромный стресс. Тут, наверное, не знаешь, что хуже — не знать, что случилось, или жить с осознанием, что вот какая-то такая магическая хрень произошла и сын, муж и отец теперь мальчик-с-пальчик. Прекрасно просто... Был человек, стал почти букашка. С той же, блин, личностью, прежним характером и стержнем...

Хотя сам Мишка, наверное, предпочёл бы поделиться этим с родными… Ну вот чтоб мама не ревела хотя бы, да. А вот отцу... Поди, и в этом бы случае нахмурился и заявил, что сам виноват, бестолочь. Нет, подумал бы хорошо. Страшно это. Лёхе можно показаться — тот нормально б отнесся, плечами пожал, вероятно, да и дальше своими делами заниматься отправился... Сашке... Ага, гляди, милая, какой папка стал — размером с зайца, пупса ли какого. Ну хоть так поиграть выйдет, м-да. Сложный вопрос, короче.

Но вот тут почти наверняка был уверен, что семья Князя с его, кхм, размером примирилась бы, и им было бы главное знать, что живой и соображает, руки-ноги работают. В любой форме.

Однако сам Андрей так, похоже, не считает. Несколько раз дал понять, что не собирается раскрываться родным. Это-то и пугало. Случись что с Михой — ну вот чё будет-то? С другой стороны, в последнее время уже не столь категоричен был. Допустил оговорку, что ПОКА не собирается.

Видимо, всё же пока на что-то надеется, и попросту жалеет их психику. Горшок уж точно уверен, что это решение — плохое, потому что никаких подвижек не видать, ё-моё, но… Это решение Андрея, он не имеет права настаивать и переубеждать. Тот и так уже чуть ли не вещью себя ощущает, что тоже понятно по некоторым печальным оговоркам, потому-то и нельзя отнимать у него способность решения принимать.

А у самого Горшка всё продолжает в душе нагнетаться. Как нарыв — вот-вот прорвёт и весь гной наружу хлынет. Переживал за Андро, а у самого... Вулканище, не меньше. Такие вот дела.

И прорывает же — аккурат на днюху. Ибо это лишний повод вспомнить, как ты стар, ага. Новый год и днюха — прям самые опасные даты... Много суицидов и прочего дерьма. Вот и у него выкипело, будто молоко убежавшее — только с большим масштабом. Так всё достало.

Он, вообще-то, не планировал доживать до сорокета. А теперь, посмотрите-ка, дожил, и даже, видимо, придётся жить дальше, сцепив зубы, глотать таблеточки, терпеть уколы и слушать врачей. Хотя б пока Андро помогаешь... И его тоже слушать, когда он напоминает — выпить колеса очередные или поесть банально. Кто кому ещё помогает, бл*!

Так что — тут он усмехается мысленно — возможно, что и очень долго жить придётся. Не месяц, не два... Может, выдержит организм и поболе пары лет — никто таких прогнозов не даёт ведь. Есть ведь вариант, что сляжет... Или мозги окончательно у виска ладонью помашут. Но даже если и повезёт, что со всем этим делать — не представляет. Ведь, по сути, Мишка бесполезен и в дружбе (х*евый друг, кто спорить-то будет, а?), и в творчестве неписец наступил (сказать по правде — тот уже второй год мучает, а вот последние недели он и не пробовал, может, и вышло б что — Горшок не знает), и помочь толком Андро не может, наоборот, тот с ним нянчится по сути. Прекрасно. И чему тут радоваться? Жизни такой никчёмной, а? С постоянным риском в овощ превратиться, да и друга, возможно, физически раздавить в момент превращения кареты в горшок тыквенный, бл*.

Вдобавок все, как нарочно, — бесят! Сперва Олька накануне позвонила, так и так, мол, на развод подала, так что жди, почти бывший. Ну он, конечно, сам же ей предлагал, да. Но всё равно неприятно. Хотя и не с руки ему, чтоб в доме, рядом с ним и Андро кто-то ещё тёрся на постоянной основе...

Горшок на минуточку представил, как мирится с женой и она с девчонками возвращается… М-да, либо тогда придётся секретом делиться — что опасно, да и детям не следует вообще этого знать (в какие живые игрушки без Пьер Ришаров батенька играет), либо жить в постоянном напряге, что Андрея увидят (или заиграют, на хрен!) или его самого сумасшедшим выставят — ну а как же: разговаривать постоянно с кем-то невидимым, игрушки таскать у дочек…

Да и потом, лишние люди рядом — больше риск элементарно Андро травмировать, столкнуть, сплюснуть, раздавить и так далее (остановись, воображение, ты ужасно! И так кошмары снятся, бл*!).

Нет, никаких перемирий и триумфальных возвращений блудного муженька! Но это всё равно как-то больно бьёт. Всё ж по девчонкам своим он скучает, теперь ещё реже видеть будет… Если Ольга вообще не запретит с таким неблагонадёжным элементом, как он, общаться. А она ведь может! И поводов более чем достаточно. Эх, ситуевина. С другой стороны — он же, вроде как, наоборот, сейчас для всех за ум вязлся. Лечится. На концертах тихонько у микрофона стоит... В группе сухой закон ввёл — может и не сочтёт столь хреново действующим на детей элементом.

Ладно, Оля — спасибо, что прям к днюхе подгадала, чтоб больнее уколоть подарочком... Так ещё и эти все звонят. Друзья-приятели. Нет, в другой день, наверное, было бы даже приятно. Но не сегодня, когда поздравляют (с чем? Что пока не скопытился? Не пропал, как Андро?), желают, бл*ть, чтоб всё стояло прямо и долго и вообще, творческих успехов.

Невыносимо хочется послать именно на то, что стоит, но вынужденно цедит слова благодарности сквозь зубы. И от них-то можно отмазаться, что, мол, настроения отметить нет, сухой закон, лекарства с алкашкой нельзя и вообще, хочется помедитировать, ё-моё (кажется, последнюю фразу, особенно Реннику, не стоило говорить — тот, похоже, офигел от стоящих рядом «Горшок» и «медитация», аж замолк минут на пять, дышал как-то возбуждённо только в трубку). А вот родителей не пошлёшь — мама настойчиво зазывает если не сегодня, то хотя бы завтра в гости наведаться, посидеть по-семейному. И вообще, они там все за него волнуются, ага. Про развод прознали — не иначе... Бл*! Будут мозги поласкать. Ещё и грозится сама приехать, всех родных захватить, а это ещё хуже. Только так и выбивает обещание наведаться завтра.

Бесит всё, бесят все! Ну, кроме Андрея — тот вполне нормально поздравляет с этим чудесным днём, преподнося ему открыточку — пусть в графике, грифелем намазюканную, зато классную, забавную такую, без какого-то контекста лишнего. Поздравляет, короче, и с подарком и со стишком коротким. Почему-то у него у единственного получается нормально это сделать, так, чтобы не раздражало, а наоборот, улыбка лёгкая пришла.

Года два тот его его не поздравлял, ё-моё... И нынче б не поздравил, если б не цыганка, м-да. Лежал б Миха сейчас пеплом где-то осевшим, а остальные бы поминали его... Неожиданно стало очень грустно. Да уж... И всё-таки сейчас он жив и даже вот с днюхой от Андро поздравление принял, с замиранием легким сердца. Потому что приятно, блин. И открытка эта, и слова и объятие это, снова доставшееся его большому пальцу. Колдун просто этот Князь. А сам ведь смурной какой-то. Грустный и печальный, хоть и пытается лыбу натянуть да бодрячком общаться. И это добавляет в кипящий котел эмоций.

Так что то, что Мишка продержался трезвым и злым почти до вечера — уже говорит о величайшем терпении. Но вечером всё ж срывает крышечку. В жопу колёса! По фиг на печёнку, на сердце, на мозги... Те у него на годы вперёд проспиртованы, как экспонаты в Кунсткамере прям. И этого не изменить, поздно пить Боржоми!

До такой степени становится невыносимым всё — бессилье давящее, какая-то жалость к себе, к Андро, злость на всю эту ситуацию, что не выдерживает, метнувшись до ближайшего магаза, покупает бутылку водки. По х*й на всё. Ему нужно сбросить напряжение, да. Одна ж, а не батарея целая, как раньше.

Князь, естественно активно протестует против таких средств, ЗОЖник х*ев, блин, сперва в магазине неистово пинается, а потом и дома, как его хмуро Горшок на стол высадил, да приготовился разлить себе и ему вон в чашечку кукольную — отметит, так скажем, в компании старого друга:

— Миш, не стоит, — увещевает, вот уж реально, как ангелочек такой сидит, правда не на плече, а на столе, куда Миха его и приземлил. — Ты совсем с ума сошел?! Ты таблетки пьёшь, они с алкашкой не совместимы! Поплохеет!

— По фиг! — У него уже реально всё горит, ему прям необходимо справиться хоть как-то. Потушить пожар... Правда, спиртом огонь тушить идея, прямо скажем... А ну в топку! Пусть горит всё! Главное, чтоб не так больно стало. Может, огонь, наоборот, очистит. — И не несовместимы, а всего лишь не рекомендованы, — приподнял он палец. — Ты, если хочешь, можешь не пить... Мне больше достанется, — кивнул он на накапанную для Андро чашку.

— Нельзя, Мишка, — Андрей уже явно паникует: по столу бегает, пытается взгляд его поймать. И по фиг ему на беленькую... Видно, действительно, может не пить. И нормально ему. Хотя ситуация швах — тому полезно напиться и забыться. Может, вообще, ежели б оба дошли до кондиции — снова понимание б обрели... Ну, старое, а?

— Не переживай, с тобой ничего не случится! Я Агате сообщение наберу, с таймером, если помру, оно отправится — не пропадёшь... — огрызается Горшенёв. Однако глаза отводит — стыдно как-то. Но его несёт. А ещё страшно, что чудушко это свалится случайно, потому рычит неосторожно: — А будешь мельтешить — посажу… в коробку, блин!

— Нет, ты точно дурак, — Андро, кажется, не реагирует никак на угрозу запереть в коробке, всё также на глаза лезет, да за пальцы ухватить пытается. — Я не за себя же! Нет! За тебя, дурака, боюсь. Хочешь, запирай, хочешь, на цепь сажай — не перестану мельтешить и говорить, блин! Ты себя убьёшь! Не пей, Мих, прошу по-человечески! А если хочешь, чтоб заткнулся, то тебе меня привязать и кляп воткнуть придётся, понял, да? — видимо, тот не верил в реальность такого сценария. Зря.

Потому что Миша задумывается — в конце концов может и правда — в коробку? Ту в другую комнату — и слышно не будет. И Княже в безопасности, не свалится ненароком. Там дырки навинтить, воды поставить... Но что-то не даёт. Это немногим лучше кляпа и привязывания, в такую вот темницу сажать. Совсем не может он так с Андро поступить. И так уже всю жизнь задвигал так или иначе. В прямом смысле с глаз убрать — совсем уж паршиво.

— Миш, не надо, пожалуйста, давай поговорим, блин, раз тебе хреново! О чём хочешь! Только не пей, — продолжает пытаться достучаться до него Андрей, ухватывая всё-таки его за мизинчик, отчего Горшок заметил, как минипут его дрожит слегка. — Услышь же меня, блин, не за себя волнуюсь, за тебя. Потому что ты мне нужен, не как средство для поиска выхода из этой ситуации. Как человек! Как друг! Мишк, опомнись, я больше не хочу тебя терять! — тянет и тянет за пальчик, и дрожь не проходит...

Это больно, это режет — столько искреннего отчаяния слышится в голосе Князя. И Мишка верит — верит всему, что он говорит. Может, и правда, не стоит пить… А поговорить уже нормально. Без всего напускного. Без риска, что Гоблин вырвется... И пойдёт ломать хоть немного отстроенное с огромным трудом.

— Ладно, блин, — выливает бутылку в раковину, — твоя взяла.

Он ворчит, конечно, но на душе неожиданно теплеет. И напряжение как-то само спадает от осознания, что да, нужен, блин, он Андро, а не просто жалко дурака ему — почему-то тот сейчас очень чётко считывается.

И ведь тоненькая пока что ниточка доверия укрепляется — теперь Мишка уже почти уверен, что даже когда Андрюха вернётся в полноразмерное своё обличье, они смогут поговорить. Не беспокоятся так за тех, кто тебе безразличен. Да и, если так подумать, все поступки ранее мелкого Андро тоже можно так же трактовать. Как заботу и волнение о друге.

И опять он за слово это зацепился... И в приливе храбрости спрашивает:

— Княже, мы же друзья? Ну это... Мир у нас, да? — голос отчего-то осип.

— Мир, — отвечает тот, с некоторым опозданием прибавляя заветное: — друг.

А затем всё завертелось со скоростью "вертолётов" после хорошей пьянки. Мишка не успевает понять, что случилось — происходит всё в один момент, внезапно и резко увеличивается (да-да, бл*дь, хлеще, чем тесто на дрожжах или молоко из кастрюли убегает!) Андрей, ломая при этом на хрен кухонный стол, на котором стоял, блин, да не удержался — плюхнулся.

Не было ни грома, ни молнии, ни других спецэффектов, как в сказках. Просто — раз, и взлохмаченный, слегка обросший Андрей уже растерянно сидит, потирая бока, посреди кухни. Ага, голый — функции увеличения на одежду, очевидно, не распространяются.

— И что мы, бл*дь, хозяевам скажем, — ошеломленно произносит, протягивая Князю сорванную единым махом штору. Конечно, чего он там не видел, но замотанный в эту, хоть и неслабо просвечивающуюся, но какую-никакую ткань, Андрей выглядит не так беззащитно. Да и вообще, бзик образовался с того самого первого кукольного пришествия — укрыть, защитить... Сейчас вот мог, хоть как-то. — Что на стол упал метеорит, что ли? Или, кхм, большое животное? Кабан забежал, да?

— Тебя только это, нах, волнует?! — Княже почему-то начинает ржать, заражая своим, чуть нервным смехом. — А как мне объяснить родным, друзьям и всем заинтересованным, включая ментов и их собак, где я две недели провёл, совсем не волнует? И как это ты ко всему причастным оказался, а?

— Да всё за*бись будет, — махнул рукой Мишка, уже тоже гогоча в полный голос — Скажем, что инопланетяне выкрали и потом вернули. Вот. Ко мне, блин! Вот так стол и поломался... А чё — бывают же случаи загадочные и наукой необъяснимые! Пусть докажут, что это не так, а?

— Ага, и меня с ног до головы на предмет чипов проверят... А и правда... Пускай, — тоже машет рукой Андрей, счастливо улыбаясь. Вернулся и на том — спасибо, блин. Всего-то пара недель прошла.

Вот самый лучший, блин, подарок! Князь счастливый — сияет, как начищенный пятачок... И Мише хорошо. Пожалуй — мелькает мысль — ради этого ощущения и стоит в этой жизни задержаться. Да и чувствовать себя он стал внезапно гораздо лучше. Жар, с которым он уже сросся, кажется, отступает, голова уже не так болит, и…

Свои ощущения Мишка не успевает понять до конца — он внезапно резко открывает глаза и обнаруживает, что смотрит прямо в лицо Агаты (Когда успела добраться? Он что, в обморок свалился, а? Наоборот же, похорошело ему, блин!), слишком большое лицо. Как и всё вокруг... Охренеть!

Снова лежит — оглядывается, насколько позволяет неожиданно слабое-слабое, неповоротливое тело, и с трудом в полутёмной комнате узнает кабинет Андрея.

Неожиданно прошибает страшная мысль. Сон? Это был сон? Видимо... Почему-то, несмотря на гудящую голову, совершенно точно уверен в реальности происходящего здесь и сейчас.

И рад этому — здесь Андрею не придётся переживать весь этот пздц с уменьшением и возвращением с объяснениями. А ему и так нормально, ё-моё. Сбитый лётчик, помним, да? Впрочем, здесь он тоже не чувствует себя хорошо — слабость распластывает, страшно хочется пить… Вспыхивает воспоминание — они вернулись из больницы и Горшочку как-то неважнецки стало, видимо, схватил вирусняк какой... Стало быть, не его организма срок вышел, а просто не повезло. Простуда иль грипп какой такие глюки подослали красочные с маленькими Князьями... Реалистичные! Но... Андрей, где Андрей?

Кажется, именно это он и произносит пересохшими непослушными губами, потому что Нигровская мягко наклоняется к нему, стараясь дышать в сторонку, доставая какую-то мелкую чашечку — кукольная, вспомнил — покупал же Княже...

— Андрей заснул, Миш, — тихонько говорит, поддерживая головёнку и помогая напиться. Не вода — что-то ягодное, что ли. Морс? Мишка хмыкает... Отпаивали, видать, его... Может и периодическая горечь оттуда ж? Микстуру какую отмеряли капельками, м-м. Как сумели-то, блин!

— Вот он, рядом, — кивает Агата в сторону после того, как он осушает чашечку.

Горшенёв с трудом поворачивает голову и замечает на диванчике прикорнувшего Княже (полноразмер, слава Ктулху, отчего-то в башке мелькает мысль, что Нигровская бы с греха пропала, возясь с двумя спальчиками. Хотя, наверное, тогда они смогли бы организовать первый в мире мини-панк-рок-дуэт, бл*!). Выглядит всё так, будто прилёг на пять минут, но удрыхся, а кто-то (и Миша догадывается, кто) закрыл одеялком. Он переводит взгляд на Агату. Та мягко улыбается ему — ну вот, теперь и она знает про него. Что же такого случилось, что Андрей ей всё рассказал, а? Неужели так сильно заболел он, а тому страшно не справиться стало, а? Думать об этом, как и, впрочем, о чём-то ещё всё же пока тяжеловато — глаза слипаются, голова тяжелая.

— Поспи Миш, — правильно всё понимает Агата, пальчиком подоткнув на нём, видимо, одеяло кукольное, м-да, тихонько приговаривая: — Всё хорошо, всё теперь будет хорошо.

И Миша почему-то ей верит — очень убедительно звучит. И по-доброму, хотя должна злиться бы, наверное. И на него, и на мужа, что притащил не котенка какого или щенка помойного, а маленького, но человека ведь, блин, в дом без спросу... Додумать эту мысль не успевает: голова куда-то отъезжает — проваливается в сон. На этот раз без сновидений.